Другим животным, необходимым для проведения религиозных обрядов, как почти повсюду в Океании, оказалась свинья. Во время некоторых ритуалов в жертву приносились десятки поросят. Поэтому одной из важнейших повинностей простого народа была «свиная подать». Верующие должны были преподносить храмам множество поросят. Вот почему к гавайским храмовым постройкам примыкают сооружения, которые трудно назвать священными даже при очень богатой фантазии, – свиные хлевы.
   Останки принесенных в хеиау жертв – свиней, а иногда и людей – складывались в «ритуальные ямы».
   Святилище Вааула было построено в то время, когда в гавайском обществе началось расслоение, поэтому на территории надворья обозначены участки, выделенные для определенных социальных групп: «Всяк сверчок знай свой шесток». Если гавайские хеиау и обносились стеной, то только для того, чтобы отделить алии, имевших право во время обрядов находиться внутри святилища, от простых верующих.
   Многие гавайские хеиау, сооруженные по подобию святилища Вааула, нередко украшались деревянными или каменными столбами. Деревянные колонны покрывались оболочкой, сделанной из лыка, которое здесь называют тапа. Само собой разумеется, что в гавайских святилищах стояли деревянные или каменные изображения богов. В настоящее время их можно увидеть в другом священном месте Большого острова – Хонаунау, потому что там в отличие от Вааула главный храм и остальные святилища уже реставрированы.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ У ЮЖНОГО МЫСА

   Полинезийские святилища верующие считали высочайшей ценностью на земле, подношением богам. Одна из дарованных богам святынь лежит в руинах к западу от святилища Вааула, на самой южной оконечности архипелага, а в наши дни, когда Гавайи стали пятидесятым штатом США, – на самой южной точке североамериканской федерации. По-гавайски Южный мыс – Калаэ. Дорога в эту часть Большого острова, которую называют «страна Кау», тянется вдоль бесконечных лавовых полей, а затем, за сонным маленьким городком Ваиохину, поворачивает к самой южной точке Гавайев.
   Мой путь закончился на Южном мысе, у возвышающегося на скале маяка. Здесь все было так же, как и на западной оконечности Европы – на мысе, расположенном чуть севернее столицы Португалии Лиссабона. Как и там, здесь лишь завывает ветер, а под ногами рокочет никогда не смолкающий прибой. Я стоял в полном одиночестве возле высокого маяка (он работает автоматически) и сожалел о том, что овеянные романтикой смотрители маяков тоже отошли в прошлое. Тут, на всеми покинутом в наши дни Южном мысе, находилось знаменитое святилище Калалеа, от которого остались лишь жалкие развалины. Однако до сих пор рыбаки приплывают сюда, чтобы возложить к развалинам храма приношения. Они верят, что это принесет им удачу.
   Поблизости от разрушенного гавайского святилища в скалу Южного мыса вбито восемьдесят каменных кругов: прибывавшие на Гавайи из Центральной Полинезии мореплаватели привязывали к ним свои двойные суда.
   Именно здесь, у Южного мыса, заканчивались полные приключений морские путешествия полинезийцев, переплывавших Тихий океан. Отсюда начиналось следующее, не менее величественное и не менее увлекательное приключение – заселение Гавайских островов. Об этом свидетельствуют археологические находки из пещеры Ваиакухини и из так называемых «Песчаных дюн». Сами по себе эти места для туристов большого интереса не представляют.
   В Гонолулу, в музее Бишоп, я увидел сотни костяных рыбацких крючков и тысячи пилочек, изготовленных из иголок морских ежей или из кораллов (этими своеобразными напильниками рыбаки затачивали крючки), и много базальтовых ножей и другие примитивные каменные орудия. Раскопки велись археологами во главе с профессором Кеннетом Эмори.
   Обнаружено первое поселение. Оно находилось в «Песчаных дюнах». Его обитатели – первые «собственно гавайцы» – сняли верхний песчаный слой, устлали землю коралловым покрытием и построили крайне примитивные хижины с овальным или круглым основанием.
   Несколько позже была заселена пещера Ваиакухини. Благодаря тому, что в этих местах люди жили на протяжении многих веков, здесь образовался культурный слой толщиной около четырех метров, состоящий из различных орудий, остатков пищи и золы. Эти открытия, первые, в истории археологических исследований Гавайских островов, позволили Кеннету Эмори и его коллегам проследить этапы древнейшей истории освоения архипелага. С помощью радиоуглеродного метода была сделана попытка определить время заселения архипелага. Открытия на Южном мысе свидетельствуют о том, что в самые древние времена культура здешних обитателей была сходна с культурой жителей островов Центральной Полинезии.
   Конечно, трудно сказать, что собой представляли эти первые люди на архипелаге. Мы не знаем также, были ли они теми загадочными менехуне или прямыми предшественниками сегодняшних полинезийских обитателей островов Центральной Полинезии. Однако в любом случае первые люди появились на Гавайских островах более тысячелетия назад, то есть значительно раньше, чем еще совсем недавно предполагали исследователи, руководствуясь гавайскими генеалогическими преданиями.
   Тем не менее родословные заслуживают пристального внимания каждого, кто хочет знать древнюю полинезийскую историю Гавайев. Первым белым, изучавшим историю архипелага, был Абрахам Форнандер, занимавший должность королевского судьи на Гавайях. Он жил здесь в 70-х годах прошлого столетия. Форнандер имел возможность познакомиться с родословными множества семей местных вождей. Самая древняя генеалогия, естественно, была у рода Объединителя Гавайского архипелага – первого общегавайского короля Камеамеа I. В его родословной прослежено девяносто девять поколений! Я попытался вообразить себе эту родственную цепь и стал с трудом припоминать своего прапрадедушку или прадедушку. Где уж тут добраться до девяносто девятого колена!
   Судья Форнандер разделил столь длинную историю этого рода на пять эпох. В первую вошли пращуры короля, жившие еще на Таити, во вторую – восемь поколений, в третью – всего четыре. Первые три эпохи – период, во время которого не было войн, не происходило никаких драматических событий. Долгий четвертый период, насчитывающий пятьдесят семь поколений, принес с собой немало нового. Одной из наиболее важных перемен было появление самостоятельных правителей – настоящих владык отдельных островов.
   На Большом острове первым правителем стал могущественный Калануиха, который долгое время властвовал также и над соседними островами Мауи, Молокан и даже пытался захватить Оаху. Его честолюбивые планы подчинить себе весь архипелаг были сорваны защитниками острова Кауаи. Там он потерпел поражение и даже на какое-то время попал к островитянам в плен. Позднее его освободили, и он вернулся на Большой остров, жители которого хранили ему верность.
   В XV веке, во времена одного из потомков Калаиуихи – вождя Уми, Большой остров был разделен на шесть областей. Это деление сохранилось до сих пор: Кау, на территории которой находится Южный мыс, Пуна, Хило, Кохалу, Кону и Хамакуу.
   Знаменитый вождь Уми в историю Большого острова вошел как покровитель слабых, правитель, который сумел сохранить в своих владениях мир и покой. После его смерти начались усобицы между властелином Большого острова и его «вассалами» – правителями каждой из шести провинций. Лишь через несколько десятков поколений снова удалось сосредоточить власть в руках одного правителя, причем уже не над одним островом, а над всем архипелагом. Ее за хватил представитель рода, который гордится самой, длинной генеалогией, – первый общегавайский король Камеамеа I.
   В истории Гавайских островов меня интересовал период, начавшийся первым плаванием безвестных путешественников, следы которых найдены на Южном мысе, и окончившийся знаменитой экспедицией жреца Паао. В одной из родословных, рассказывающей о мореплавателе Невалани, прибывшем с Таити, насчитывается тридцать четыре поколения. В ней повествуется и о роде Пуна, представители которого жили на Таити и островах Кука. В другой генеалогии таитянского рода Нема можно проследить тридцать одно поколение. Еще одна родословная рассказывает о таитянском роде Нанамуа и великом вожде Моикехе, плавание которого также закончилось на Южном мысе. Впрочем, другое сказание в отличие от сложившейся традиции утверждает, что он пристал к берегу в заливе Хило.
   В гавайском фольклоре об экспедиции Моикехе упоминается довольно часто. Он отправился в путь по причине, которая наряду е мотивами экспедиций Хаваиилоу и Паао является для гавайцев одной из самых понятных и исторически оправданных. Дело в том, что Моикехе у себя на родине влюбился. Его очаровала Луукиа – как утверждает легенда, женщина необыкновенной красоты. Она была женой Олопана, брата Моикехе. Вскоре Моикехе удалось с помощью подарков добиться благосклонности прекрасной свояченицы. С нашей точки зрения, такой поступок достоин осуждения, однако гавайцы, руководствующиеся широко распространенным обычаем пуналуа, о котором, кстати, писал Ф. Энгельс в своем замечательном труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства», считали такую любовь вполне естественной. На архипелаге по обоюдному согласию двое мужчин могли любить одну женщину и даже жить с ней вместе.
   Гармонические отношения, установившиеся в этом групповом браке, и особенно все возрастающая привязанность Луукиа к Моикехе не давали спать еще одному человеку, желавшему принять участие в этой любовной игре, некоему Тахитану, притязания которого Луукиа когда-то отвергла. Несостоявшийся претендент при каждом удобном случае нашептывал Луукиа, что ее любовник дарит свою любовь также и другим женщинам.
   Со временем Луукиа поверила злым наветам Тахитану и вскоре совсем отказалась от любовных встреч с Моикехе. Для того чтобы любимый не смог поколебать ее решения, она попросила «сшить» ей юбку из сети, которую никто бы не смог расплести или стянуть е тела. Эти сложные узелки, называемые «целомудрие Луукиа», помогли Луукиа избежать домогательств Моикехе. В наши дни ими завязывают свои сети гавайские рыбаки.
   Луукиа оставалась непреклонной. В отчаянии, что потерял любовь Луукиа, Моикехе решился на поступок, который и в наши дни не назовешь необычным. Он решил покинуть остров Таити и вместе со своей семьей отправился к островам, о которых так много слышал, – к Гавайскому архипелагу, расположенному где-то на севере Тихого океана.
   Путь судну Моикехе прокладывал выдающийся мореход и прекрасный сказитель Камахуалела. Судно, управляемое опытной рукой, без труда преодолело четыре тысячи километров океанских просторов и присоединилось к другим двойным судам, которые перевозили с Таити на Гавайи полинезийских переселенцев.
   Наконец перед глазами Моикехе предстала острая оконечность Южного мыса, а затем на горизонте показались очертания Большого острова. И Камахуалела, который привел судно к Гавайям, встал и громко запел длинную песню, начинавшуюся словами древнего сказания; «Эй, Гавайи, единая страна, единый народ!»

ПЕРЕЕЗД В КАИЛУА

   Если на карте Полинезия напоминает огромный треугольник, то Большой остров, крупнейшее звено гавайской цепи, похож на другую геометрическую фигуру – ромб. Городок Хило расположен на восточной оконечности ромба. Я собрался в Каилуа (она станет базой для моих дальнейших поездок по Гавайям). Я выбрал дорогу № 19 – путь, которым еще ни разу не пользовался. Шоссе проходит по северному побережью Большого острова, через одну из шести земель – Хамакуу. С самого начала пути меня окружал живописный ландшафт. Вдоль шоссе, словно жемчужины на нитке, «нанизаны» разные достопримечательности.
   Первая из них расположена примерно в тридцати километрах северо-западнее Хило. Это Акака – водопады высотой сто сорок метров, самые красивые низвергающиеся реки на архипелаге. С мелодией водопадов сливается пение красных птиц, населяющих окрестные леса.
   Вдоволь налюбовавшись «Радужными водопадами» – они особенно красивы, когда сквозь кроны деревьев пробиваются солнечные лучи, – я снова свернул на старую дорогу. Она шла вдоль берега океана. По обочинам возвышались пальмы и другие экзотические деревья, виднелись обширные плантации сахарного тростника. Дорога вела к городку Лаупахоэхоэ, который буквально «плывет» в волнах океана.
   Однажды взмахом руки богиня Пеле создала в голубых водах океана крошечный полуостров, на котором расположился городок Лаупахоэхоэ. Здесь можно увидеть последствия не только вулканической деятельности, но и разрушительной работы волн смерти, которые часто угрожают прибрежным строениям Большого острова. Уже после второй мировой войны одна из волн цунами неожиданно обрушилась на Лаупахоэхоэ и унесла с собой в океан часть здания небольшой местной школы вместе с учениками, преподавателями и школьным сторожем. Все они погибли. Жители Лаупахоэхоэ не стали отстраивать школу заново. Оставшиеся руины – безмолвное напоминание о страшной угрозе цунами.
   Покинув сонный, тихий Лаупахоэхоэ, я отправился во второй по величине городок Большого острова – Хонокаа. Здесь перерабатывают сахарный тростник и макадамовые орехи.
   Магазинчик, где продается этот дар гавайской природы, зазывает к себе туристов. Я тоже купил несколько пакетиков, как мне объяснили, «самых вкусных в мире орешков». Затем я продолжил свой путь вдоль берега океана по узенькой проселочной дороге – единственному пути, ведущему в изолированный мир фантастической долины Ваипио, где еще несколько десятилетий назад проживало более семи тысяч чистокровных гавайцев.
   Я петлял вдоль длинных оврагов, а порой и пересекал их. Остались позади деревеньки Капулена и Кукухаэле. Наконец дорога привела в глубокую долину Ваипио. Длина этого каньона – около десяти километров. В наши дни всю пригодную для обработки землю занимают поля таро. Раньше полинезийцы выращивали здесь также бананы, а в прудах разводили пресноводную рыбу.
   Гавайцы застроили долину Ваипио многочисленными (сейчас уже почти полностью разрушенными) святилищами. В одном из святилищ гавайский властитель принес в жертву богу, который был его «хранителем», восемьдесят своих подданных.
   Покинув мертвые святилища долины Ваипио, я снова возвратился в Хонокаа и через городок Камуэла направился к западному побережью Большого острова. Обширная земля Кона когда-то гордилась лучшими гавайскими святилищами, в которых «жили» полинезийские боги. Поэтому в своих заметках я назвал эту область «Страной богов» в отличие от следующей, шестой земли Большого острова – Кохалу, которую отметил про себя как «Страну вождей».
   Прежде чем побывать в «Стране вождей», я решил посетить «Страну богов». Сердцем этой обширной территории, ограниченной с запада стокилометровым отрезком океанского побережья, а с востока отрогами вулкана Мауна-Лоа, является Каилуа. Как и во многих подобных поселениях Коны, здесь когда-то было большое святилище Ауэна.
   Мне удалось обнаружить руины хеиау Ауэны, расположенного на черных скалах залива Камакахону. Жрецов я здесь уже не увидел. Вместо них сюда приходят гавайцы, чтобы потанцевать у развалин храма. На этом когда-то священном месте они демонстрируют туристам, осматривающим руины, отнюдь не священные танцы. Туристов здесь много. Пожалуй, эта часть Коны привлекает к себе путешественников больше любой другой области Большого острова. Они живут в отелях, построенных на единственной здешней улице Алии Драйв, которая тянется все дальше к югу – к заливам Кахулуи, Холуалоа, а теперь подбирается и к далекому Кеахоу.
   Все отели на Алии Драйв – «Шератон Кона», «Кеахоу Серф Рисот» и особенно «Кинг Камеамеа» – действительно великолепны. Один из них построен прямо над заливом, из окон другого можно подолгу созерцать просторы океана. Я же любил смотреть на океан, не затрачивая на это своих скудных средств, с того места, где полинезийцы молились своим богам, – с северной оконечности набережной Каилуа, повисшей над заливом Камакахону.
   Этот залив – царство истинных хозяев здешних мест – рыбаков, ежедневно собирающих дань в водах самого щедрого участка океана. И хотя океан весьма милостив к рыбакам, они заботятся о том, чтобы море не оскудело ни завтра, ни послезавтра, и поэтому привязывают к мачтам своих суденышек яркие листья растения ти.
   По утрам я видел листья на мачтах, вечерами убеждался в том, что традиционные украшения действительно дают желаемый результат. Хороший улов всегда вызывает законную гордость у тех, кто его привозит. Стоящие на берегу узнают о нем задолго до того, как нос суденышка коснется земли: об улове сообщают флажки, которыми расцвечены возвращающиеся рыбацкие лодки.
   Голубые марлины – царский улов – попадались мне здесь довольно часто. Рыбаки прямо на берегу взвешивали стокилограммовые туши и цепляли их на крючки своеобразной «рыбьей виселицы». Рыбаки-спортсмены, съезжающиеся сюда из всех уголков земного шара на охоту за голубым марлином, фотографируются рядом со своей добычей – гигантскими рыбинами. Ежегодно в Каилуа, в августе, проводится первенство мира по ловле голубых марлинов.
   Гигантские рыбины – лишь один из мировых уникумов небольшой Каилуа, сердца гавайской земли Кона. Как ни странно, в «Стране богов» растет, как утверждают местные жители, лучший в мире кофе. Рядом с обеими дорогами – той, что привела меня с севера, и той, которая уводит из Каилуа на юг земли Кона, – лежат кофейные плантации. Местные жители занялись выращиванием кофейных деревьев сравнительно недавно – с 30-х годов нашего столетия. Несмотря на это, уже сейчас здесь собирают самые высокие в мире урожаи кофе, выше, чем в Бразилии, Колумбии или Коста-Рике.
   Принято считать, что местный кофе хотя и самый вкусный в мире, однако и очень дорогой, поэтому его смешивают с другими, более дешевыми сортами, после чего гавайский кофе приобретает неповторимый аромат. Урожай в окрестностях Каилуа собирают осенью, когда плоды кофейных деревьев становятся темно-красными. Из-за цвета эти плоды иногда называют черешнями. Кофе высушивают, обрабатывают и размалывают на одном из местных предприятий (например, на «Сансет кофи коопирейтив мил»), после чего он поступает в продажу.
   Не успел я появиться на улице Алии Драйв в Каилуа, как ко мне бросились уличные лоточники, предлагая пакетик настоящего гавайского кофе. Пакетик стоил очень дорого, но удивляться тут было нечему: ведь в нем находился лучший в мире кофе.
   Кофе я так и не купил, но утверждение местных жителей, что голубые марлины здесь самые крупные, а кофе самый вкусный в мире, запомнил. Они упорно убеждали меня и в том, что в Каилуа самый лучший микроклимат на всем Гавайском архипелаге и самая лучшая в мире погода, ведь температура никогда не падает ниже пятнадцати градусов по Цельсию и не поднимается выше двадцати семи. Температура морской воды постоянна. В Каилуа можно купаться круглый год.
   Поездки на склоны вулкана Мауна-Лоа позволяют в зимние месяцы насладиться катанием на горных лыжах – уникальная возможность в тропическом и субтропическом поясах. В один и тот же день здесь можно размяться на горнолыжных трассах, а потом искупаться в водах океана. Кроме самого лучшего в мире кофе, самого приятного климата и самых больших голубых марлинов, Каилуа, да и вся земля Кона, ничем не славится. Правда, если не считать развалин многочисленных гавайских святилищ хеиау, в которых «жили» полинезийские боги. Ведь до того как земля Кона стала страной великолепной природы, лучшего кофе и рыб-великанов, она была страной полинезийских богов.

КАК СКРЫТЬСЯ, ГДЕ СКРЫТЬСЯ

   Миновав кофейные плантации, я подъехал к святилищу, которое на земле полинезийских богов было, бесспорно, наиболее почитаемой, самой главной святыней. Это единственная на всем архипелаге достопримечательность, полностью реставрированная под бдительным присмотром специалистов. Странное, почти таинственное место, где как бы сохранились первоначальные, полинезийские, «доевропейские» Гавайи. Оно находится недалеко от центра кофейного производства – поселения Каилуа.
   Кругом деревянные идолы – изображения гавайских богов. Священный религиозный центр с трех сторон окружают остатки мощной стены высотой три и шириной пять метров, построенной вождем Кеавекуикекао. Во многих местах – своеобразные флажки, сделанные из полинезийской материи капа[3]. За стенами укрывалось не только святилище Алеалеа, одно из тех, которых я немало уже видел и наверняка еще не раз увижу во время путешествия по Гавайям. Священное могущество Хонаунау было поставлено на службу не только и не столько богам острова, сколько людям, обитателям архипелага. Это святилище – надежное убежище для каждого гавайца.
   Дело в том, что в прежние времена на архипелаге существовал социальный институт, называемый пуухонуа – «убежище». Настоящее укрытие, «спасательный круг» для каждого, кому угрожала непосредственная опасность.
   В прежние времена гавайца могли убить, если он оказывался воином армии, проигравшей сражение. Захваченные в плен воины часто приносились в жертву богу войны Ку[4]. Происходило это в святилищах, сооруженных в честь гавайского Марса. В лучшем случае пленник терял не жизнь, а лишь собственную свободу, на вечные времена становясь рабом неумолимого победителя.
   Полинезиец погибал и в мирное время, если нару шал одно из многочисленных табу – по-гавайски капу. Полинезийская система запретов и предостережений регулировала всю жизнь гавайского общества. Чтобы эта система нормально функционировала, тех, кто нарушал капу, следовало карать. Так как гавайцы не знали тюрем, нарушителей капу убивали.
   Многие из строгих капу были связаны с религией. Однако укрыться в пуухонуа мог и тот, кто даже в моих глазах был преступником, не заслуживавшим никакого снисхождения, например, убийца или вор. Их тоже принимали к себе здешние убежища. На каждом из Гавайских островов имелась по крайней мере одна такая обитель для преступников. Распоряжались здесь гавайские жрецы. Приютам безопасности и неприкосновенности покровительствовали сами боги. Тому, кто успевал укрыться в подобных убежищах, не грозила никакая опасность. Ни один из вождей, даже самых высших, самых могущественных, ни один предводитель огромной армии – ни разу история архипелага действительно не зафиксировала ни одного подобного случая – не отважился вступить в пуухонуа, защищаемое самими богами.
   С трех сторон святилище было окружено мощной стеной, а вход охранял морской залив, который и в наши дни кишит акулами. Так что попасть в здешнее убежище было не совсем просто.
   Под стенами святилища, на берегу залива, беглецов и солдат побежденной армии подстерегали воины-победители. Если кому-то удавалось пройти незамеченным мимо постов, переплыть залив с акулами и избежать остальных ловушек, то его наверняка охраняли сами боги. Таких людей жрецы пуухонуа Хонаунау приветливо и гостеприимно встречали. В течение всего времени пребывания в убежище они предоставляли этим людям кров и пищу. В то же время беглеца, если так можно сказать, «перевоспитывали», готовили к возвращению в общество, к той жизни, которая наступит, когда он покинет пуухонуа.
   Жрецы «очищали от грехов» путем сложных ритуалов, притом не только тех, кто святотатственно нарушил капу, но и обыкновенных убийц и грабителей. После того как преступник с помощью ритуалов избавлялся от вины, он мог вернуться к людям. Теперь никто и никогда до самой смерти не мог подвергнуть его наказанию за преступление, от которого он уже очистился.
   Точно так же избегали страшной участи и побежденные воины, если им удавалось укрыться в пуухонуа. Проведя несколько дней в этом священном месте, они покидали его невредимыми. Вместе с ними без всякого страха уходили прятавшиеся в убежище во время войн их жены и дети.
   Конец войны всегда сопровождался своеобразным исходом гавайцев из мест убежищ. Бывшие воины побежденной армии, их жены и дети, старики и все, кто прятался за мощными стенами пуухонуа Хонаунау, покидали этот приют спокойствия, единственный безопасный оазис в мире, где царит злоба, насилие и смерть. В последний раз они принимали участие в прощальных ритуалах, последний раз вглядывались в лица богов, последний раз видели многочисленные белые флажки капу, развеваемые морским бризом! Затем, радостные и счастливые, покидали они эти прочное убежище с надеждой на мир, потому что всюду на нашей планете, мир лучше войны, уносящей и радость, и счастье, и надежды.

НА БЕРЕГУ ЗАЛИВА КЕАЛАКЕКУА

   Неподалеку от Хонаунау, где во время продолжающегося четыре месяца праздника Макаики гавайцы пели, танцевали, развлекались, участвовали в спортивных состязаниях в честь бога плодородия Лоно, я увидел «следы» «живого» бога, который якобы однажды вернулся на свои острова в тот день, когда на архипелаг вступил первый неполинезиец.