На Моту Нуи хопу ожидали прилета черных ласточек. В один из дней их «присылал» бог Меке Меке (Маке Маке). Резкие крики ласточек были слышны издалека, так что не приходилось опасаться, что кто-то пропустит прилет птиц.
Черные ласточки в свое первое посещение гостят на Моту Нуи недолго. За это время они оставляют на утесах зеленого островка всего несколько яичек. Как только птицы поднимаются в воздух, хопу бросаются на поиски. Тот счастливец, кто находит яичко первым, взбегает на самую вершину островка, криком и жестами сообщая о победе своему господину. Затем он осторожно обмывает яичко в морской воде, кладет в корзинку, которую привязывает лентой к голове, и возвращается в Оронго. Там он торжественно передает яичко тому, кого боги избрали Человеком-птицей нынешнего года, и получает свою награду.
С этой минуты все внимание сосредоточено на новом Тангата Maнy. Прежде всего Человек-птица принимает имя, данное ему иви атуа. Им теперь будет называться и весь год его правления. Таким образом рапануйцы вели счет годам по именам Тангата Maнy.
Потом Человека-птицу брили; собственную шевелюру с этого момента ему заменял ритуальный парик из женских волос. Лицо его жрецы натирали красной и черной красками, а на спину прикрепляли деревянную птицу. Правую руку Тангата Maнy, которая первой коснулась «священного» яичка, обматывали тканью из коры дерева излюбленного островитянами, красного цвета. Затем Человек-птица, которого с этого момента и в течение всего года соплеменники будут считать чуть ли не живым божеством, вел за собой торжественную процессию по Дороге ао из Оронго обратно в Матавери. В долине в честь нового Человека-птицы начинались шумные танцы. Много дней продолжались празднества у рапануйцев. Наконец наступало «отрезвление». И тогда полубог-получеловек Тангата Maнy удалялся в Орхито, на склоны вулкана Рано Рараку, где специально для него строили хижину.
С этой минуты на Тангата Maнy распространялись многочисленные табу. Он не имел права ни с кем встречаться, не мог видеть даже собственную жену. Только один жрец время от времени посещал его. Существовало и много других запретов. Человек-птица не имел, например, права купаться, чтобы не смыть «священной» красно-черной краски с лица.
Яичко, найденное хопу для своего господина, в течение целого года висело на крыше хижины Человека-птицы, завернутое в красную ткань. Этому яичку оказывались всяческие почести, его считали чуть ли не живым существом.
Хижину с яичком, где жил Человек-птица, рапануйцы обходили с величайшим почтением. Кроме почестей и восхищения, Тангата Maнy после того, как проходило время обременительных табу, приобретал многочисленные выгоды. Отрывочные и не очень достоверные сведения, полученные еще в прошлом веке, свидетельствуют о том, что все Тангата Maнy беззастенчиво присваивали имущество других жителей острова Пасхи и своей «божественной», властью буквально терроризировали соплеменников.
Привилегии Людей-птиц сохранялись за ними до самой смерти. И даже после нее. Недалеко от «резиденции» Тангата Maнy – Орхии я видел развалины святилища, где хоронили только таких людей. В похоронах каждого Человека-птицы принимали участие все Тангата Maнy.
В честь птиц – особенно черных ласточек – и бога Меке Меке проводились и другие торжества. В этих празднествах, которые проходили тоже здесь, в Оронго, участвовали и дети. С белыми кругами на ягодицах, белыми дисками на крестцах и деревянными украшениями на лопатках, они поднимались на вершину Рано Као, сопровождаемые устроителями детских ритуалов.
Каждый ребенок – участник ритуала должен был исполнить танец или песню перед домом Таура Ренга, довольно большим строением, где помещалась скульптура Хоа Хака Наиа Иа. Кто бывал в Лондоне, тот мог увидеть в Британском музее эту скульптуру, которая играла очень важную роль в детских ритуалах. В 1869 году ее доставил в Лондон экипаж фрегата «Топаз». Это изваяние взрослого мужчины, на спине которого изображены два Человека-птицы, ритуальные весла ао, вагине и диск, назначение которого трудно понять.
Девочки и мальчики, принимавшие участие в ритуальном обряде, становились «птичьи дети».
Этот церемониал, проводившийся каждый декабрь, готовил детей к участию в будущем, самом главном празднестве рапануйцев – выборе Человека-птицы, ради которого я и поднялся сюда, на вершину Рано Као, в этот удивительный город.
ВУЛКАН ВЕЛИКАНОВ
В «ПЕЩЕРЕ БЕЛЫХ ДЕВ»
Черные ласточки в свое первое посещение гостят на Моту Нуи недолго. За это время они оставляют на утесах зеленого островка всего несколько яичек. Как только птицы поднимаются в воздух, хопу бросаются на поиски. Тот счастливец, кто находит яичко первым, взбегает на самую вершину островка, криком и жестами сообщая о победе своему господину. Затем он осторожно обмывает яичко в морской воде, кладет в корзинку, которую привязывает лентой к голове, и возвращается в Оронго. Там он торжественно передает яичко тому, кого боги избрали Человеком-птицей нынешнего года, и получает свою награду.
С этой минуты все внимание сосредоточено на новом Тангата Maнy. Прежде всего Человек-птица принимает имя, данное ему иви атуа. Им теперь будет называться и весь год его правления. Таким образом рапануйцы вели счет годам по именам Тангата Maнy.
Потом Человека-птицу брили; собственную шевелюру с этого момента ему заменял ритуальный парик из женских волос. Лицо его жрецы натирали красной и черной красками, а на спину прикрепляли деревянную птицу. Правую руку Тангата Maнy, которая первой коснулась «священного» яичка, обматывали тканью из коры дерева излюбленного островитянами, красного цвета. Затем Человек-птица, которого с этого момента и в течение всего года соплеменники будут считать чуть ли не живым божеством, вел за собой торжественную процессию по Дороге ао из Оронго обратно в Матавери. В долине в честь нового Человека-птицы начинались шумные танцы. Много дней продолжались празднества у рапануйцев. Наконец наступало «отрезвление». И тогда полубог-получеловек Тангата Maнy удалялся в Орхито, на склоны вулкана Рано Рараку, где специально для него строили хижину.
С этой минуты на Тангата Maнy распространялись многочисленные табу. Он не имел права ни с кем встречаться, не мог видеть даже собственную жену. Только один жрец время от времени посещал его. Существовало и много других запретов. Человек-птица не имел, например, права купаться, чтобы не смыть «священной» красно-черной краски с лица.
Яичко, найденное хопу для своего господина, в течение целого года висело на крыше хижины Человека-птицы, завернутое в красную ткань. Этому яичку оказывались всяческие почести, его считали чуть ли не живым существом.
Хижину с яичком, где жил Человек-птица, рапануйцы обходили с величайшим почтением. Кроме почестей и восхищения, Тангата Maнy после того, как проходило время обременительных табу, приобретал многочисленные выгоды. Отрывочные и не очень достоверные сведения, полученные еще в прошлом веке, свидетельствуют о том, что все Тангата Maнy беззастенчиво присваивали имущество других жителей острова Пасхи и своей «божественной», властью буквально терроризировали соплеменников.
Привилегии Людей-птиц сохранялись за ними до самой смерти. И даже после нее. Недалеко от «резиденции» Тангата Maнy – Орхии я видел развалины святилища, где хоронили только таких людей. В похоронах каждого Человека-птицы принимали участие все Тангата Maнy.
В честь птиц – особенно черных ласточек – и бога Меке Меке проводились и другие торжества. В этих празднествах, которые проходили тоже здесь, в Оронго, участвовали и дети. С белыми кругами на ягодицах, белыми дисками на крестцах и деревянными украшениями на лопатках, они поднимались на вершину Рано Као, сопровождаемые устроителями детских ритуалов.
Каждый ребенок – участник ритуала должен был исполнить танец или песню перед домом Таура Ренга, довольно большим строением, где помещалась скульптура Хоа Хака Наиа Иа. Кто бывал в Лондоне, тот мог увидеть в Британском музее эту скульптуру, которая играла очень важную роль в детских ритуалах. В 1869 году ее доставил в Лондон экипаж фрегата «Топаз». Это изваяние взрослого мужчины, на спине которого изображены два Человека-птицы, ритуальные весла ао, вагине и диск, назначение которого трудно понять.
Девочки и мальчики, принимавшие участие в ритуальном обряде, становились «птичьи дети».
Этот церемониал, проводившийся каждый декабрь, готовил детей к участию в будущем, самом главном празднестве рапануйцев – выборе Человека-птицы, ради которого я и поднялся сюда, на вершину Рано Као, в этот удивительный город.
ВУЛКАН ВЕЛИКАНОВ
На остроге Пасхи есть немало мест, представляющих огромный интерес. О посещении одного из них, Рано Рараку, я стал думать с того самого момента, когда начал готовиться к первой поездке в Полинезию.
Ради одного этого кратера, одного этого потухшего вулкана с его иссеченными ветром, разрушенными склонами стоило проехать тысячи и тысячи трудных километров.
Рано Рараку внешне похож на вулкан Рано Као, на вершине которого расположен город Людей-птиц. Большинство посетителей приближаются к подножию кратера с южной стороны. Эта юго-западная часть острова Пасхи сравнительно мало холмиста. Поэтому Рано Рараку я увидел издалека. Он поднимается на каких-нибудь полтораста метров над окружающей равниной. Кратер его заполнила вода, образовав изумительное по красоте озеро, на котором растет тростник. Его высоко ценят островитяне.
Склоны кратера поросли мягким травяным ковром, напоминающим альпийские луга. Первоначальная форма кратера была не такой, как она представляется сейчас. Дело в том, что на юго-восточном склоне Рано Рараку тысячи каменотесов добывали огромные глыбы, из которых прямо здесь создавали знаменитые статуи острова Пасхи – моаи.
Бесчисленные статуи до сих пор покоятся на «обнаженном теле» вулкана. Одни почти готовы: у них закончены лица и тело; другие представляют собой неотесанные блоки, которых почти не коснулся каменный топор. Создается впечатление, что работа была здесь прервана внезапно. Как будто все рапануйские скульпторы разом заявили: «Хватит, кончай работу». Незаконченные скульптуры и орудия труда до сих пор лежат в каменоломнях. Рано Рараку напомнил мне огромный американский завод, где я случайно оказался свидетелем забастовки.
Под скальными карьерами Рано Рараку, ниже по склону, у самого подножия сопки, стоят, словно немые стражники столь же безмолвных «мастерских» древних каменотесов, шеренги удивительных изваяний. Они видны издалека, напоминая гигантские грибы, которые росли в голой пустыне, достигнув небывалой высоты, а потом окаменели. У меня было такое впечатление, словно я попал в какой-то сказочный мир. И когда делаешь первые шаги по склонам вулкана Рано Рараку, то невольно начинаешь думать, что на острове Пасхи, как это утверждают фантасты, действительно все возможно.
Огромные великаны, спокойствие которых никем не нарушается, кажутся куда более мудрыми, чем ты сам, чем все мы, куда-то торопящиеся, ищущие и так ничего не находящие. Моаи стоят, гаи о чем не спрашивая. Они видели все. Никто и ничто их не интересует. Они стоят, все познав и просто существуя. Стоят со дня сотворения мира. А ты, человек, если хочешь силой в ласки познать истину, пробуй сам! Мы же не откроем тебе тайны. Взгляни в наши лица. Наши уста молчат, наши губы сомкнуты. Наши глаза слепы. Взгляни в наши лица!
Я послушался и взглянул. И о том немногом, что я прочитал в глазах этих немых, слепых и самоуверенных масок, хочу теперь вам рассказать.
Первый вопрос, который задают исследователи: сколько всего здесь скульптур? На Рапануи их более семисот. Тут же, вокруг меня, прямо на склонах Рано Рараку высится, выпячивая грудь, около ста пятидесяти изваяний. Примерно столько же лежит в каменоломнях.
С самого начала мне показалось, что лица этих великанов, как и их тела, совершенно одинаковы. Они напомнили мне давнюю поездку в Китай. Тогда я был еще ребенком и мне казалось, что все китайцы на одно лицо, похожи друг на друга как две капли воды. Но как антропологи изучают черепа людей, так и археологи сравнивают черты этих скульптур. В отличие от детских впечатлений первое мое наблюдение здесь оказалось правильным. Статуи действительно абсолютно схожи друг с другом. Меняются лишь их размеры. Надо сказать, что мастера не всем частям тела уделяли одинаковое внимание. Наиболее тщательно они вытесывали уши и руки. Каждый палец и даже ноготь отделаны с исключительным старанием.
Обращают на себя внимание лица моаи, их длинные, узкие головы, причем сразу же поражает отсутствие глаз. Зато очень выразительны брови. Нос вытянут. Рот небольшой, тонкие губы сомкнуты. Подбородок почти прямой, шея сливается с туловищем.
По грудь, а иногда и по пояс рапануйские скульптуры ушли в землю. Ног у них нет. Тело моаи кончается под свисающим животом, перепоясанным широкой лентой – единственным элементом одежды, изваянным на статуях. Кстати, одежда ли это? Вполне возможно, что пояс имел лишь ритуальное значение, как, например, «ярмо» у древних мексиканских индейцев.
Самое большое число стоящих статуй сохранилось в юго-восточной части внешнего склона Рано Рараку. С внутренней его стороны, словно в карауле, стоит еще двадцать один моаи. Часть статуй тщательно промерил один из участников норвежской археологической экспедиции – Арно Скельсвельд. Так, моаи с порядковым номером «400» (все статуи пронумеровал и занес в каталог последний неофициальный «король» острова Пасхи патер Себастьян Энглерт, проживший на Рапануи около сорока лет) достигает в высоту шести метров, в плечах – трех, длина лица равна двум метрам семидесяти семи сантиметрам, ширина – метру семидесяти пяти сантиметрам. Эта четырехсотая скульптура дает понятие о средней величине изваяний. Но она отнюдь не самая высокая и не самая крупная.
Скельсвельду и его помощникам удалось под наносами щебня найти несколько моаи, о которых не знали ни патер Энглерт, ни островитяне. Вновь открытые скульптуры ничем не отличаются от других каменных идолов Рано Рараку.
Однажды заступ рабочего экспедиции на Западном, канапском, как его называют островитяне, склоне вулкана натолкнулся на странную коленопреклоненную фигуру. Эта статуя не только позой, но и всем своим видом отличалась от остальных изваяний. Голова ее имеет правильную форму, рот в отличие от других моаи приоткрыт, подбородок прекрасно вылеплен, его обрамляет великолепная борода. И – трудно поверить своим глазам – у нее короткие, совершенно нормальные уши и есть даже ноги с четко обозначенными ступнями.
Коленопреклоненный бородатый мужчина с короткими ушами и открытым ртом – это не единственное неожиданное открытие, сделанное группой Скельсвельда под поверхностным слоем Рано Рараку. Когда археологи освободили от земли тело скульптуры номер «263», зарытой по самую шею, они обнаружили интересный фриз, изображающий лодку с тремя мачтами и восемью парусами. На борту парусника высечены фигуры двадцати восьми членов его экипажа. Длина всего фриза – сто тридцать сантиметров.
После тщательного осмотра фигур на канапской стороне я вернулся к юго-западному склону вулкана, чтобы осмотреть каменоломни. Их в Рано Рараку несколько. Одни лишь намечены, из других выбраны тысячи кубометров камня. Длина самой большой каменоломни – сорок, ширина – десять, а глубина – девять метров. По расчетам Арно Скельсвельда, островитяне добыли в одном лишь этом карьере три тысячи кубометров камня.
Сто шестьдесят шесть каменных скульптур до сих пор лежат в карьерах. Они брошены на разных, стадиях обработки. Впечатление от этих лежащих колоссов, как это ни странно, даже сильнее чем при виде стоящих изваяний.
Прежде чем начать тщательный осмотр лежащих статуй, я познакомился с материалом, из которого они сделаны. Это не типичный темный лавовый камень, который разлился, словно воды черной реки, по большей части острова Пасхи. В вулканических каменоломнях рапануйцы добывали туф, так как весь Рано Рараку состоит из спрессованной вулканической пыли желтоватого цвета.
В ней встречаются частицы более твердых пород, поэтому материал, из которого вытесаны рапануйские статуи, напоминает однотонную ткань с вплетенной в нее яркой нитью. Первые посетители острова Пасхи даже считали, что моаи сделаны из смеси камня и глины.
Камень с Рано Рараку отличается красивым цветом, но главное преимущество туфа в том, что он легко подвергается обработке.
Я вспоминаю о посещении столицы Армении Еревана. Прелесть этого города, построенного, точнее, вытесанного из цветного туфа, свидетельствует о том, что возможности использования этого камня очень широки.
Рапануйцы обрабатывали свои статуи в основном примитивными каменными долотами и топорами без топорища, которые они называли токи. В большинстве своем токи сами не были тщательно обработаны. Каменотес пользовался ими в том виде, в котором нашел. Как только токи затуплялось, ваятель его выбрасывал. Точили лишь самые удобные из них, к которым изготовляли топорища.
В каменоломнях Рано Рараку эти инструменты разбросаны повсюду вокруг полуобработанных каменных блоков. Поскольку там осталось более ста шестидесяти незаконченных моаи, можно восстановить все стадии трудового процесса каменотёсов из Рапануи. Сначала они очищали поверхность скалы, затем высекали из нее блок требуемой величины. С обеих сторон блока прокладывали узкие проходы. Кроме того, каждый каменотес рядом с будущей статуей выдалбливал небольшую нишу, в которой работал. По числу этих углублений можно определить, сколько мастеров трудилось над созданием той или иной скульптуры.
Мы имеем возможность проследить и за ходом работ. Рапануйцы всегда сначала высекали верхнюю часть головы, начиная с носа и лба. Потом все внимание переключалось на уши, а также руки, которые складывались на длинном животе скульптуры. Наконец, каменотесы эту вполне законченную спереди и с боков фигуру начинали подкапывать, пока не оставался узенький каменный перешеек, соединяющий ее со скалой.
Затем начиналось самое сложное – статую надо было в целости и сохранности перетащить из каменоломни по крутому склону к подножию Рано Рараку. Как древние мастера спускали многотонные каменные колоссы вниз со скалы, до сих пор точно неизвестно. Вероятнее всего, они волокли их каким-то своим, особым способом.
Задача была действительно невероятно сложной. Одна из скульптур, по которым я ползал в каменоломнях, достигает, например, высоты двадцати одного метра, то есть примерно шестиэтажного дома. Весит она около ста тридцати тонн. Длина одного лишь лица равна девяти с четвертью метра.
Таких огромных моаи среди стоящих фигур Рано Рараку, а также среди тех, что впоследствии «разошлись» по острову, я не встречал. И глядя на Ко Тето Кана – так называют эту скульптуру островитяне, – я подумал: а может быть, эти самые большие идолы так и должны были здесь остаться, навечно соединенные тонкой пуповиной с материнским камнем? Ведь подобные скальные галереи встречаются и в других местах.
Мне вообще кажется странным, что Ко Тето Кана и других таких же гигантских идолов рапануйские мастера ваяли прямо в каменоломнях. Логичнее было бы вытесать каменный блок здесь, а художественную обработку проводить уже на месте установки скульптуры. Ведь Роден или Микеланджело не создавали свои произведения в мраморных карьерах. Но, судя по всему, рапануйцы придерживались иной точки зрения.
Во всяком случае, кажется совершенно невероятным тот факт, что жители острова Пасхи умели доставлять своих идолов к подножию вулкана без единого повреждения. Но и на этом «путешествие» статуи, как правило, не заканчивалось. За исключением тех изваяний, которые оставались на склонах вулкана, все остальные скульптуры древние мастера располагали затем по всему острову. Стоит пройти хотя бы километр по Рапануи, и наверняка встретишь какую-нибудь скульптуру.
Способ доставки каменных великанов в самые отдаленные уголки острова не менее загадочен, чем спуск скульптур к подножию вулкана. Всего на Рапануи, кроме Рано Рараку, стоит или, точнее, стояло четыреста статуй.
Естественно, что все исследователи тщательно выспрашивали современных жителей острова Пасхи о том, как были развезены скульптуры по Рапануи. Ответы всегда оставались одинаковыми: они шли сами! Они направлялись туда, где должны были находиться и сами становились на священные места!
Всегда во время подобных расспросов – а мои встречи на острове Пасхи не были в этом отношении исключением – я стараюсь уяснить способ мышления своих собеседников. Это единственная возможность понять человека, который живет в мире иных представлений. Поэтому я не возражал островитянам: пусть статуи и шли сами. Но при этом высказывал сомнение: ведь моаи – это мертвые камни, всего лишь обломки скал и ничего более; кто дал им силу, кто приказал двигаться по дорогам Рапануи?
И на этот вопрос у современных жителей острова всегда готов ответ: иви атуа – жрецы – приводили в те времена моаи в движение. И статуи целыми днями шли раскачивающейся походкой к своей цели. Лишь с наступлением ночи иви атуа останавливали их и молились. А утром живые люди и их каменные спутники вновь продолжали свой нелегкий путь.
Кто знаком со сказаниями древней Полинезии, тот знает, что здешних великанов в движение могли привести местные жрецы, обладавшие «сверхъестественной силой, незнакомой простым смертным». Полинезийцы – и не только на острове Пасхи – обозначали ее словом «мана». Маной обладали рапануйские короли и другие арики, Человек-птица и, видимо, жрецы иви атуа.
А так как с помощью маны на острове Пасхи можно объяснить все, я больше ни о чем не спрашиваю своих собеседников, стараясь восстановить в памяти обрывки технических знаний и самостоятельно найти объяснение тому, как «двигались» статуи по острову. Даже подобный мне дилетант знает, что для их перемещения требуются по меньшей мере веревки и катки. И тут сразу же возникает новый вопрос. Деревьев на Рапануи почти нет. Единственное дерево на острове – торо миро. Но его древесина недостаточно тверда. (Здесь, правда, следует оговорить, что шведский ученый профессор Скоттсбергер, первый, кто серьезно занимался изучением флоры острова Пасхи, полагает, будто совсем недавно на Рапануи росли и другие породы деревьев.)
Что же касается веревок или канатов, то их и сегодня рапануйцы плетут из лыка хау хау. Если в древние времена они знали веревку и если здесь росли деревья (возможно, использовался также и плавник, который время от времени выбрасывает на берега Рапануи Тихий океан), то доставку статуй уже можно как-то объяснить.
Так как я не верю в сверхъестественные силы, ману как возможный способ транспортировки приходится исключить. Остаются другие решения. Древние мастера могли, например, перемещать скульптуры на деревянных катках. Могли также переносить их на гигантских носилках, как это делалось, правда, со значительно меньшими статуями, на Маркизских островах. Епископ Жоссан, в епархию которого входил остров Пасхи, высказал еще одну идею: древние рапануйцы перетаскивали моаи с помощью круглых камней.
Главный-информатор последней крупной экспедиции на остров Пасхи, возглавляемой Туром Хейердалом, Атан, считал, что его предки перевозили моаи на специальных волокушах, похожих по форме на греческую букву ипсилон (ε). Атан даже построил такую волокушу. А веревки сплел из лыка хау хау. В эти канаты впряглись около ста пятидесяти островитян и сравнительно легко перевезли скульптуру, весившую десять тонн, на довольно большое расстояние.
«Способ Атана» – перемещение идолов на волокушах – как-то не вяжется с представлениями островитян о том, что скульптуры «шагали». Однако рапануйские волокуши вполне могли быть использованы для доставки изваяний. Тем более что в этой работе принимал участие весь род, для которого великан из Рано Рараку был предназначен.
Не вызывает сомнения, что для островитян участие в доставке «своего моаи» не было неприятной, изнурительной или напрасной работой. Как раз наоборот – они восторженно приветствовали скульптуру как священный дар, сопровождая ее передвижение песнями и танцами, чтобы новая моаи охраняла их род, защищала родную землю.
Ради одного этого кратера, одного этого потухшего вулкана с его иссеченными ветром, разрушенными склонами стоило проехать тысячи и тысячи трудных километров.
Рано Рараку внешне похож на вулкан Рано Као, на вершине которого расположен город Людей-птиц. Большинство посетителей приближаются к подножию кратера с южной стороны. Эта юго-западная часть острова Пасхи сравнительно мало холмиста. Поэтому Рано Рараку я увидел издалека. Он поднимается на каких-нибудь полтораста метров над окружающей равниной. Кратер его заполнила вода, образовав изумительное по красоте озеро, на котором растет тростник. Его высоко ценят островитяне.
Склоны кратера поросли мягким травяным ковром, напоминающим альпийские луга. Первоначальная форма кратера была не такой, как она представляется сейчас. Дело в том, что на юго-восточном склоне Рано Рараку тысячи каменотесов добывали огромные глыбы, из которых прямо здесь создавали знаменитые статуи острова Пасхи – моаи.
Бесчисленные статуи до сих пор покоятся на «обнаженном теле» вулкана. Одни почти готовы: у них закончены лица и тело; другие представляют собой неотесанные блоки, которых почти не коснулся каменный топор. Создается впечатление, что работа была здесь прервана внезапно. Как будто все рапануйские скульпторы разом заявили: «Хватит, кончай работу». Незаконченные скульптуры и орудия труда до сих пор лежат в каменоломнях. Рано Рараку напомнил мне огромный американский завод, где я случайно оказался свидетелем забастовки.
Под скальными карьерами Рано Рараку, ниже по склону, у самого подножия сопки, стоят, словно немые стражники столь же безмолвных «мастерских» древних каменотесов, шеренги удивительных изваяний. Они видны издалека, напоминая гигантские грибы, которые росли в голой пустыне, достигнув небывалой высоты, а потом окаменели. У меня было такое впечатление, словно я попал в какой-то сказочный мир. И когда делаешь первые шаги по склонам вулкана Рано Рараку, то невольно начинаешь думать, что на острове Пасхи, как это утверждают фантасты, действительно все возможно.
Огромные великаны, спокойствие которых никем не нарушается, кажутся куда более мудрыми, чем ты сам, чем все мы, куда-то торопящиеся, ищущие и так ничего не находящие. Моаи стоят, гаи о чем не спрашивая. Они видели все. Никто и ничто их не интересует. Они стоят, все познав и просто существуя. Стоят со дня сотворения мира. А ты, человек, если хочешь силой в ласки познать истину, пробуй сам! Мы же не откроем тебе тайны. Взгляни в наши лица. Наши уста молчат, наши губы сомкнуты. Наши глаза слепы. Взгляни в наши лица!
Я послушался и взглянул. И о том немногом, что я прочитал в глазах этих немых, слепых и самоуверенных масок, хочу теперь вам рассказать.
Первый вопрос, который задают исследователи: сколько всего здесь скульптур? На Рапануи их более семисот. Тут же, вокруг меня, прямо на склонах Рано Рараку высится, выпячивая грудь, около ста пятидесяти изваяний. Примерно столько же лежит в каменоломнях.
С самого начала мне показалось, что лица этих великанов, как и их тела, совершенно одинаковы. Они напомнили мне давнюю поездку в Китай. Тогда я был еще ребенком и мне казалось, что все китайцы на одно лицо, похожи друг на друга как две капли воды. Но как антропологи изучают черепа людей, так и археологи сравнивают черты этих скульптур. В отличие от детских впечатлений первое мое наблюдение здесь оказалось правильным. Статуи действительно абсолютно схожи друг с другом. Меняются лишь их размеры. Надо сказать, что мастера не всем частям тела уделяли одинаковое внимание. Наиболее тщательно они вытесывали уши и руки. Каждый палец и даже ноготь отделаны с исключительным старанием.
Обращают на себя внимание лица моаи, их длинные, узкие головы, причем сразу же поражает отсутствие глаз. Зато очень выразительны брови. Нос вытянут. Рот небольшой, тонкие губы сомкнуты. Подбородок почти прямой, шея сливается с туловищем.
По грудь, а иногда и по пояс рапануйские скульптуры ушли в землю. Ног у них нет. Тело моаи кончается под свисающим животом, перепоясанным широкой лентой – единственным элементом одежды, изваянным на статуях. Кстати, одежда ли это? Вполне возможно, что пояс имел лишь ритуальное значение, как, например, «ярмо» у древних мексиканских индейцев.
Самое большое число стоящих статуй сохранилось в юго-восточной части внешнего склона Рано Рараку. С внутренней его стороны, словно в карауле, стоит еще двадцать один моаи. Часть статуй тщательно промерил один из участников норвежской археологической экспедиции – Арно Скельсвельд. Так, моаи с порядковым номером «400» (все статуи пронумеровал и занес в каталог последний неофициальный «король» острова Пасхи патер Себастьян Энглерт, проживший на Рапануи около сорока лет) достигает в высоту шести метров, в плечах – трех, длина лица равна двум метрам семидесяти семи сантиметрам, ширина – метру семидесяти пяти сантиметрам. Эта четырехсотая скульптура дает понятие о средней величине изваяний. Но она отнюдь не самая высокая и не самая крупная.
Скельсвельду и его помощникам удалось под наносами щебня найти несколько моаи, о которых не знали ни патер Энглерт, ни островитяне. Вновь открытые скульптуры ничем не отличаются от других каменных идолов Рано Рараку.
Однажды заступ рабочего экспедиции на Западном, канапском, как его называют островитяне, склоне вулкана натолкнулся на странную коленопреклоненную фигуру. Эта статуя не только позой, но и всем своим видом отличалась от остальных изваяний. Голова ее имеет правильную форму, рот в отличие от других моаи приоткрыт, подбородок прекрасно вылеплен, его обрамляет великолепная борода. И – трудно поверить своим глазам – у нее короткие, совершенно нормальные уши и есть даже ноги с четко обозначенными ступнями.
Коленопреклоненный бородатый мужчина с короткими ушами и открытым ртом – это не единственное неожиданное открытие, сделанное группой Скельсвельда под поверхностным слоем Рано Рараку. Когда археологи освободили от земли тело скульптуры номер «263», зарытой по самую шею, они обнаружили интересный фриз, изображающий лодку с тремя мачтами и восемью парусами. На борту парусника высечены фигуры двадцати восьми членов его экипажа. Длина всего фриза – сто тридцать сантиметров.
После тщательного осмотра фигур на канапской стороне я вернулся к юго-западному склону вулкана, чтобы осмотреть каменоломни. Их в Рано Рараку несколько. Одни лишь намечены, из других выбраны тысячи кубометров камня. Длина самой большой каменоломни – сорок, ширина – десять, а глубина – девять метров. По расчетам Арно Скельсвельда, островитяне добыли в одном лишь этом карьере три тысячи кубометров камня.
Сто шестьдесят шесть каменных скульптур до сих пор лежат в карьерах. Они брошены на разных, стадиях обработки. Впечатление от этих лежащих колоссов, как это ни странно, даже сильнее чем при виде стоящих изваяний.
Прежде чем начать тщательный осмотр лежащих статуй, я познакомился с материалом, из которого они сделаны. Это не типичный темный лавовый камень, который разлился, словно воды черной реки, по большей части острова Пасхи. В вулканических каменоломнях рапануйцы добывали туф, так как весь Рано Рараку состоит из спрессованной вулканической пыли желтоватого цвета.
В ней встречаются частицы более твердых пород, поэтому материал, из которого вытесаны рапануйские статуи, напоминает однотонную ткань с вплетенной в нее яркой нитью. Первые посетители острова Пасхи даже считали, что моаи сделаны из смеси камня и глины.
Камень с Рано Рараку отличается красивым цветом, но главное преимущество туфа в том, что он легко подвергается обработке.
Я вспоминаю о посещении столицы Армении Еревана. Прелесть этого города, построенного, точнее, вытесанного из цветного туфа, свидетельствует о том, что возможности использования этого камня очень широки.
Рапануйцы обрабатывали свои статуи в основном примитивными каменными долотами и топорами без топорища, которые они называли токи. В большинстве своем токи сами не были тщательно обработаны. Каменотес пользовался ими в том виде, в котором нашел. Как только токи затуплялось, ваятель его выбрасывал. Точили лишь самые удобные из них, к которым изготовляли топорища.
В каменоломнях Рано Рараку эти инструменты разбросаны повсюду вокруг полуобработанных каменных блоков. Поскольку там осталось более ста шестидесяти незаконченных моаи, можно восстановить все стадии трудового процесса каменотёсов из Рапануи. Сначала они очищали поверхность скалы, затем высекали из нее блок требуемой величины. С обеих сторон блока прокладывали узкие проходы. Кроме того, каждый каменотес рядом с будущей статуей выдалбливал небольшую нишу, в которой работал. По числу этих углублений можно определить, сколько мастеров трудилось над созданием той или иной скульптуры.
Мы имеем возможность проследить и за ходом работ. Рапануйцы всегда сначала высекали верхнюю часть головы, начиная с носа и лба. Потом все внимание переключалось на уши, а также руки, которые складывались на длинном животе скульптуры. Наконец, каменотесы эту вполне законченную спереди и с боков фигуру начинали подкапывать, пока не оставался узенький каменный перешеек, соединяющий ее со скалой.
Затем начиналось самое сложное – статую надо было в целости и сохранности перетащить из каменоломни по крутому склону к подножию Рано Рараку. Как древние мастера спускали многотонные каменные колоссы вниз со скалы, до сих пор точно неизвестно. Вероятнее всего, они волокли их каким-то своим, особым способом.
Задача была действительно невероятно сложной. Одна из скульптур, по которым я ползал в каменоломнях, достигает, например, высоты двадцати одного метра, то есть примерно шестиэтажного дома. Весит она около ста тридцати тонн. Длина одного лишь лица равна девяти с четвертью метра.
Таких огромных моаи среди стоящих фигур Рано Рараку, а также среди тех, что впоследствии «разошлись» по острову, я не встречал. И глядя на Ко Тето Кана – так называют эту скульптуру островитяне, – я подумал: а может быть, эти самые большие идолы так и должны были здесь остаться, навечно соединенные тонкой пуповиной с материнским камнем? Ведь подобные скальные галереи встречаются и в других местах.
Мне вообще кажется странным, что Ко Тето Кана и других таких же гигантских идолов рапануйские мастера ваяли прямо в каменоломнях. Логичнее было бы вытесать каменный блок здесь, а художественную обработку проводить уже на месте установки скульптуры. Ведь Роден или Микеланджело не создавали свои произведения в мраморных карьерах. Но, судя по всему, рапануйцы придерживались иной точки зрения.
Во всяком случае, кажется совершенно невероятным тот факт, что жители острова Пасхи умели доставлять своих идолов к подножию вулкана без единого повреждения. Но и на этом «путешествие» статуи, как правило, не заканчивалось. За исключением тех изваяний, которые оставались на склонах вулкана, все остальные скульптуры древние мастера располагали затем по всему острову. Стоит пройти хотя бы километр по Рапануи, и наверняка встретишь какую-нибудь скульптуру.
Способ доставки каменных великанов в самые отдаленные уголки острова не менее загадочен, чем спуск скульптур к подножию вулкана. Всего на Рапануи, кроме Рано Рараку, стоит или, точнее, стояло четыреста статуй.
Естественно, что все исследователи тщательно выспрашивали современных жителей острова Пасхи о том, как были развезены скульптуры по Рапануи. Ответы всегда оставались одинаковыми: они шли сами! Они направлялись туда, где должны были находиться и сами становились на священные места!
Всегда во время подобных расспросов – а мои встречи на острове Пасхи не были в этом отношении исключением – я стараюсь уяснить способ мышления своих собеседников. Это единственная возможность понять человека, который живет в мире иных представлений. Поэтому я не возражал островитянам: пусть статуи и шли сами. Но при этом высказывал сомнение: ведь моаи – это мертвые камни, всего лишь обломки скал и ничего более; кто дал им силу, кто приказал двигаться по дорогам Рапануи?
И на этот вопрос у современных жителей острова всегда готов ответ: иви атуа – жрецы – приводили в те времена моаи в движение. И статуи целыми днями шли раскачивающейся походкой к своей цели. Лишь с наступлением ночи иви атуа останавливали их и молились. А утром живые люди и их каменные спутники вновь продолжали свой нелегкий путь.
Кто знаком со сказаниями древней Полинезии, тот знает, что здешних великанов в движение могли привести местные жрецы, обладавшие «сверхъестественной силой, незнакомой простым смертным». Полинезийцы – и не только на острове Пасхи – обозначали ее словом «мана». Маной обладали рапануйские короли и другие арики, Человек-птица и, видимо, жрецы иви атуа.
А так как с помощью маны на острове Пасхи можно объяснить все, я больше ни о чем не спрашиваю своих собеседников, стараясь восстановить в памяти обрывки технических знаний и самостоятельно найти объяснение тому, как «двигались» статуи по острову. Даже подобный мне дилетант знает, что для их перемещения требуются по меньшей мере веревки и катки. И тут сразу же возникает новый вопрос. Деревьев на Рапануи почти нет. Единственное дерево на острове – торо миро. Но его древесина недостаточно тверда. (Здесь, правда, следует оговорить, что шведский ученый профессор Скоттсбергер, первый, кто серьезно занимался изучением флоры острова Пасхи, полагает, будто совсем недавно на Рапануи росли и другие породы деревьев.)
Что же касается веревок или канатов, то их и сегодня рапануйцы плетут из лыка хау хау. Если в древние времена они знали веревку и если здесь росли деревья (возможно, использовался также и плавник, который время от времени выбрасывает на берега Рапануи Тихий океан), то доставку статуй уже можно как-то объяснить.
Так как я не верю в сверхъестественные силы, ману как возможный способ транспортировки приходится исключить. Остаются другие решения. Древние мастера могли, например, перемещать скульптуры на деревянных катках. Могли также переносить их на гигантских носилках, как это делалось, правда, со значительно меньшими статуями, на Маркизских островах. Епископ Жоссан, в епархию которого входил остров Пасхи, высказал еще одну идею: древние рапануйцы перетаскивали моаи с помощью круглых камней.
Главный-информатор последней крупной экспедиции на остров Пасхи, возглавляемой Туром Хейердалом, Атан, считал, что его предки перевозили моаи на специальных волокушах, похожих по форме на греческую букву ипсилон (ε). Атан даже построил такую волокушу. А веревки сплел из лыка хау хау. В эти канаты впряглись около ста пятидесяти островитян и сравнительно легко перевезли скульптуру, весившую десять тонн, на довольно большое расстояние.
«Способ Атана» – перемещение идолов на волокушах – как-то не вяжется с представлениями островитян о том, что скульптуры «шагали». Однако рапануйские волокуши вполне могли быть использованы для доставки изваяний. Тем более что в этой работе принимал участие весь род, для которого великан из Рано Рараку был предназначен.
Не вызывает сомнения, что для островитян участие в доставке «своего моаи» не было неприятной, изнурительной или напрасной работой. Как раз наоборот – они восторженно приветствовали скульптуру как священный дар, сопровождая ее передвижение песнями и танцами, чтобы новая моаи охраняла их род, защищала родную землю.
В «ПЕЩЕРЕ БЕЛЫХ ДЕВ»
Я обошел весь Рапануи вдоль и поперек. От живописной Анакены на севере до вымершего побережья вокруг аху Винапу на юге, от скалистых вершин Рано Као на западе до кратера Маунга Тоа Тоа на востоке. С севера на юг и с запада на восток исходил я остров Пасхи. И все же мне не хотелось отсюда уезжать.
Разве на поверхности Рапануи уже не осталось для меня ничего интересного, ни одной тайны, которую предстоит разгадать этнографу, стремящемуся познать этот остров?
На поверхности, пожалуй, действительно ничего нового уже не найдешь. Но зато многое сохранилось в недрах острова. Ведь территория Рапануи – это почти не покрытые растительностью, унылые плоские равнины. Зато его недра, как бы пробуравленные бесчисленными пещерами, намного живописнее. Благодаря активной вулканической деятельности на этом богатом сопками острове возникли настоящие подземные соборы, соседствующие с небольшими готическими «часовенками». И если житель острова хотел укрыться сам либо скрыть свое богатство, то он, естественно, приходил сюда, в катакомбы, И если я или какой-нибудь другой исследователь захочет найти клады, то розыски их придется вести именно здесь, в подземных галереях острова Пасхи.
Первое, что следует искать, – это особые, «говорящие дощечки», деревянные таблички, на которых рапануйцы записывали свои религиозные тексты странным письмом, которое они называли кохау ронго-ронго.
Пока что на острове Пасхи обнаружена двадцать одна такая табличка. Следовательно, где-то здесь, под моими ногами, под ногами тех, кто ежедневно проходит по пыльным дорогам, лежит клад, стоимость которого не измеряется никакими деньгами. Клад этот поистине бесценен. Он представляет собой важнейшую часть самой большой библиотеки острова Пасхи, содержавшей несколько сотен «говорящих дощечек». Эта богатейшая коллекция принадлежала королю Нга Ара. Его похоронили на трех лучших табличках. Таким образом, они уже потеряны для науки. Еще около десяти или пятнадцати табличек сын короля раздал самым лучшим певцам и декламаторам. Часть их приобрел новый вождь Каимокои; впоследствии они были уничтожены в межплеменных войнах. Но что же случилось с основной частью библиотеки? После смерти короля о ее сохранности стал заботиться верный слуга Нга Ара – Пито. Пито умер, и библиотека перешла в собственность его родственника Маураты, которого позже работорговцы отвезли на острова, расположенные невдалеке от побережья Перу, где добывали селитру. Накануне вынужденного отъезда с Рапануи Маурата передал библиотеку короля своему родственнику Таке.
Таке был жив еще в начале нашего века. О том, что он хранит в какой-то пещере драгоценный клад, знало немало островитян. Однако где именно? Об этом Таке умолчал. И тайну хранилища не раскрыл даже на смертном одре.
Я совершенно не рассчитывал, что мне удастся найти знаменитую библиотеку великого короля. И все же я хочу побывать в катакомбах Рапануи, потому что там можно познакомиться с новыми интересными фактами из истории жителей острова Пасхи. Эти пещеры использовались рапануйцами с того момента, когда корабль первооткрывателя острова – короля Хоту Матуа вошел в залив Анакена.
Пещеры служили островитянам надежным убежищем. Поэтому прежде всего здесь попадаются остатки трапез бывших «квартиросъемщиков» подземных «домов» – рыбьи и птичьи кости, а также обломки рыбацких инструментов – костяные крючки и обсидиановые наконечники острог.
Ничего более интересного – например, керамики – в пещерах нет. Меня удивляло, что люди, которые создавали огромные статуи, украшавшие пещеры, и имели свою письменность, не знали гончарного дела, несмотря на то что глины на острове было в избытке. Нет здесь и никаких металлических предметов, потому что о металлах на Рапануи не имели понятия.
Подземелья служили не только живым, но и мертвым. Умерших хоронили в фамильных пещерах, заворачивая их в полинезийскую ткань из лыка. Стены погребальных пещер украшались рисунками и рельефами, выбитыми прямо на скале.
На островке Моту Нуи, на «священной земле», где хопу искали яйца черных ласточек, сохранились пещеры, в которых временно хоронили людей, «завоевавших» титул Человека-птицы. Потом их переносили в большое аху на склоне Рано Рараку.
Раньше рапануйцы вообще хоронили своих покойников в глубоких пещерах. Но затем пришли миссионеры и потребовали, чтобы жители острова Пасхи, как истинные христиане, захоронения производили на кладбище около единственной на острове деревеньки Ханга Роа. Однако местные жители, особенно старики, всячески старались сохранить свою древнюю веру и обычаи, свою собственную религию. Поэтому те, кто считал, что час разлуки с этим миром уже настает, тайно уходили в пещеры. И здесь в буквальном смысле слова хоронили себя, покорно ожидая прихода смерти. Последнего старика, умершего подобным образом, звали Те Аве.
Разве на поверхности Рапануи уже не осталось для меня ничего интересного, ни одной тайны, которую предстоит разгадать этнографу, стремящемуся познать этот остров?
На поверхности, пожалуй, действительно ничего нового уже не найдешь. Но зато многое сохранилось в недрах острова. Ведь территория Рапануи – это почти не покрытые растительностью, унылые плоские равнины. Зато его недра, как бы пробуравленные бесчисленными пещерами, намного живописнее. Благодаря активной вулканической деятельности на этом богатом сопками острове возникли настоящие подземные соборы, соседствующие с небольшими готическими «часовенками». И если житель острова хотел укрыться сам либо скрыть свое богатство, то он, естественно, приходил сюда, в катакомбы, И если я или какой-нибудь другой исследователь захочет найти клады, то розыски их придется вести именно здесь, в подземных галереях острова Пасхи.
Первое, что следует искать, – это особые, «говорящие дощечки», деревянные таблички, на которых рапануйцы записывали свои религиозные тексты странным письмом, которое они называли кохау ронго-ронго.
Пока что на острове Пасхи обнаружена двадцать одна такая табличка. Следовательно, где-то здесь, под моими ногами, под ногами тех, кто ежедневно проходит по пыльным дорогам, лежит клад, стоимость которого не измеряется никакими деньгами. Клад этот поистине бесценен. Он представляет собой важнейшую часть самой большой библиотеки острова Пасхи, содержавшей несколько сотен «говорящих дощечек». Эта богатейшая коллекция принадлежала королю Нга Ара. Его похоронили на трех лучших табличках. Таким образом, они уже потеряны для науки. Еще около десяти или пятнадцати табличек сын короля раздал самым лучшим певцам и декламаторам. Часть их приобрел новый вождь Каимокои; впоследствии они были уничтожены в межплеменных войнах. Но что же случилось с основной частью библиотеки? После смерти короля о ее сохранности стал заботиться верный слуга Нга Ара – Пито. Пито умер, и библиотека перешла в собственность его родственника Маураты, которого позже работорговцы отвезли на острова, расположенные невдалеке от побережья Перу, где добывали селитру. Накануне вынужденного отъезда с Рапануи Маурата передал библиотеку короля своему родственнику Таке.
Таке был жив еще в начале нашего века. О том, что он хранит в какой-то пещере драгоценный клад, знало немало островитян. Однако где именно? Об этом Таке умолчал. И тайну хранилища не раскрыл даже на смертном одре.
Я совершенно не рассчитывал, что мне удастся найти знаменитую библиотеку великого короля. И все же я хочу побывать в катакомбах Рапануи, потому что там можно познакомиться с новыми интересными фактами из истории жителей острова Пасхи. Эти пещеры использовались рапануйцами с того момента, когда корабль первооткрывателя острова – короля Хоту Матуа вошел в залив Анакена.
Пещеры служили островитянам надежным убежищем. Поэтому прежде всего здесь попадаются остатки трапез бывших «квартиросъемщиков» подземных «домов» – рыбьи и птичьи кости, а также обломки рыбацких инструментов – костяные крючки и обсидиановые наконечники острог.
Ничего более интересного – например, керамики – в пещерах нет. Меня удивляло, что люди, которые создавали огромные статуи, украшавшие пещеры, и имели свою письменность, не знали гончарного дела, несмотря на то что глины на острове было в избытке. Нет здесь и никаких металлических предметов, потому что о металлах на Рапануи не имели понятия.
Подземелья служили не только живым, но и мертвым. Умерших хоронили в фамильных пещерах, заворачивая их в полинезийскую ткань из лыка. Стены погребальных пещер украшались рисунками и рельефами, выбитыми прямо на скале.
На островке Моту Нуи, на «священной земле», где хопу искали яйца черных ласточек, сохранились пещеры, в которых временно хоронили людей, «завоевавших» титул Человека-птицы. Потом их переносили в большое аху на склоне Рано Рараку.
Раньше рапануйцы вообще хоронили своих покойников в глубоких пещерах. Но затем пришли миссионеры и потребовали, чтобы жители острова Пасхи, как истинные христиане, захоронения производили на кладбище около единственной на острове деревеньки Ханга Роа. Однако местные жители, особенно старики, всячески старались сохранить свою древнюю веру и обычаи, свою собственную религию. Поэтому те, кто считал, что час разлуки с этим миром уже настает, тайно уходили в пещеры. И здесь в буквальном смысле слова хоронили себя, покорно ожидая прихода смерти. Последнего старика, умершего подобным образом, звали Те Аве.