Стоппард Том. Аркадия

   Бернард (оценивающе). Здорово сказано. (Ханна смотрит на него в ожидании подвоха, но он дает серьезную профессиональную оценку.) Выдержит любую критику.
   Ханна. Спасибо.
   Бернард. Только канавки мне по душе. А ты, похоже, любишь живые изгороди.
   Ханна. Я не люблю сентиментальности.
   Бернард. Понятно. И это искренне? По-моему, к геометрии сада ты относишься вполне сентиментально. Но про отшельника выстроено славно. Гений в пейзаже.
   Ханна (довольная). Книга так и называется.
   Бернард. Естественно.
   Ханна (уже не столь довольная). Почему "естественно"?
   Бернард. Естественно, потому что кем он, собственно, был, пока не стал символом? Кем был гений вне пейзажа?
   Ханна. Не знаю.
   Бернард. Вот видишь!
   Ханна. То есть пока не знаю.
   Бернард. И не узнаешь. Что они сделали с его бумагами? Павлини что-нибудь пишет?
   Ханна. Устроили большой костер.
   Бернард. Вот-вот!..
   Ханна. Я еще не просмотрела "садовые книги" леди Крум.
   Бернард. Расходные записи или дневники?
   Ханна. Там всего понемножку. Пробелов тоже хватает, но период более или менее вырисовывается.
   Бернард. В самом деле? А на Байрона ты нигде не натыкалась? Это я так, из праздного любопытства...
   Ханна. В библиотеке есть первое издание "Чайльд-Гарольда" и, по-моему, "Английские барды".
   Бернард. С дарственной надписью?
   Ханна. Нет.
   Бернард. А в письмах он не всплывает?
   Ханна. С какой стати? В его письмах Крумы тоже не плавают.
   Бернард (безразлично). И то правда. Но Ньюстед отсюда не так уж далеко. Слушай, ты не против, если я немножко покопаюсь? Разумеется, только в бумагах, которые ты уже отработала.
   Ханна что-то заподозрила.
   Ханна. Так кто тебя интересует, Байрон или Чейтер?
   В боковую дверь входит Хлоя. Она без обуви, в одних чулках. Несет целую охапку одинаковых с виду гроссбухов в кожаных переплетах. Она зашла за своими туфлями.
   Хлоя. Простите... Я на минутку... В буфетной есть чай... Только из кружек, ничего?
   Бернард. Благодарю вас.
   Хлоя. Ханна вам покажет.
   Бернард. Позвольте, помогу...
   Хлоя. Нет-нет, я справлюсь... (Бернард открывает дл нее другую боковую дверь.) Вот, решила спрятать охотничьи книги, а то Валентайн хватится, а их нет. Спасибо.
   Бернард закрывает дверь.
   Бернард. Какая милая девочка.
   Ханна. Гм...
   Бернард. Что, в самом деле?
   Ханна. Что - "в самом деле"?
   Дверь снова приоткрывается, показывается голова Хлои.
   Хлоя. Забыла сказать... Мистер Солоуэй, не волнуйтесь, если отец разворчится насчет вашей машины. У него бзик... (Вспоминает, что обещала держать фамилию Бернарда в тайне.) Э... Ну как?.. Сюрприз удался? Вы еще не сказали?! Ой, простите!!! Хотите чаю?.. Извините, если подвела... (Исчезает в полнейшем замешательстве. Дверь закрывается. Пауза.)
   Ханна. Ты - полное говно.
   Направляется к двери.
   Бернард. Дело в том, что Байрон связан с этим местом напрямую!
   Ханна останавливается и поворачивается к Бернарду.
   Ханна. А мне-то что?
   Бернард. Не верю, будто тебе наплевать. Вот увидишь, у байроноведов дружки в ширинках застрянут!
   Ханна (выдержав паузу). Почему это?
   Бернард. Потому что мы будем сотрудничать.
   Ханна. На какую тему?
   Бернард. Сядь, объясню.
   Ханна. Я лучше постою.
   Бернард. Этот экземпляр "Ложа Эроса" принадлежал лорду Байрону.
   Ханна. Он принадлежал Септимусу Ходжу.
   Бернард. Да, вначале. Но когда в 1816 году Байрон покидал Англию навсегда и его библиотека распродавалась за долги, с аукциона в числе других пошла и эта книга. В Британской библиотеке есть каталог той распродажи. "Ложе" шло под номером 74-А, купил его книготорговец и издатель Джон Солоуэй. Адрес магазина - Опера-корт на Пэлл-Мэлл. Восприемником дела стала фирма "Солоуэй и Мэтлок". Нынешний Солоуэй - мой двоюродный брат. (Умолкает. После некоторых колебаний Ханна присаживается к столу.) Вот послушай, как развивался сюжет. В 1939 году книги перевезли в Кент, в загородный дом семейства Солоуэй. В сорок пятом вернули в Лондон. А коробку с книгами начала XIX века позабыли, и она валялась в подвале, пока строители туннеля под Ла-Маншем не потребовали продать им дом со всеми угодьями, поскольку там пролегала трасса. Тогда и обнаружили "Ложе" вместе с аукционной биркой 1816 года. Могу показать ксерокопию.
   Достает из портфеля листок и передает Ханне. Та внимательно рассматривает.
   Ханна. Хорошо. Допустим. Книга принадлежала Байрону.
   Бернард. В ней подчеркнуты некоторые строфы. (Ханна берет книгу в руки, листает.) И все они, и только они, - нет, нет, смотри на меня, а не в книгу! все подчеркнутые строфы приводятся дословно, то есть цитируются в рецензии на "Ложе Эроса", которая вышла 30 апрел 1809 года в "Забавах Пиккадилли". И в первых же строках рецензент напоминает читателям свой отзыв об "Индианке" предыдущей книге того же автора.
   Ханна. Рецензентом наверняка был Ходж. "Моему щедрому другу Септимусу Ходжу, который всегда готов отдать все лучшее, - от автора".
   Бернард. В том-то и штука! Рецензент из "Пиккадилли" высмеял обе книги!
   Ханна (помолчав). А по стилю-то тянет на Байрона?
   Бернард (доставая из портфеля еще две ксерокопии). Рука Байрона! Еще более по-байроновски, чем рецензия на Вордсворта, которую Байрон уж точно написал, правда, годом раньше!
   Ханна просматривает статьи.
   Ханна. Ясно. Что ж, поздравляю. Очень возможно. Две доселе неизвестные рецензии молодого Байрона. Какая находка!
   Бернард. Это еще не все. В книге, благодаря застежкам, сохранились три документа. (Достает из портфеля пакет, вынимает три бумажки. Это подлинники. Он зачитывает их поочередно.) "Сэр, нам необходимо уладить дело, не терпящее отлагательства. Жду вас в оружейной комнате. Э.Чейтер, эсквайр". "Муж послал в город за пистолетами. Отрицайте то, чего нельзя доказать, - во имя Любови. Я сегодн у себя, к столу не выйду". Без подписи. "Сидли-парк, 11 апрел 1809 года. Сэр, вы лжец и развратник! Вы оклеветали меня в прессе и покусились на мою честь! Извольте дать мне сатисфакцию - как мужчине и поэту. Э.Чейтер, эсквайр".
   Пауза.
   Ханна. Великолепно. Но неубедительно. Книга заведомо попадет к Байрону только через семь лет. Она не связывает его непосредственно с Чейтером или поместьем Сидли-парк. Или с Ходжем. Более того, в письмах Байрона нет ни намека на скандальчик. А он бы вряд ли стал держать язык за зубами.
   Бернард. Скандальчик?
   Ханна. Ну конечно. Он бы выставил Чейтера на посмешище.
   Бернард. "Скандальчик"! "Посмешище!" (Смолкает и выдерживает эффектную паузу.) Он убил Чейтера.
   Ханна (громко и пренебрежительно фыркает). Ты подумай!
   Бернард. Чейтеру был тридцать один год. Автор двух книг. И вдруг, с апрел 1809 года, - как отрезало. После "Ложа" - ни строчки. А Байрон... Байрон как раз тогда, в марте, опубликовал сатиру "Английские барды и шотландские обозреватели". Он известен, он обрел имя. И вдруг - срывается в Лисабон на первом попавшемся корабле и проводит за границей два года. Ханна! Нас ждет слава! В крумовских бумагах наверняка найдется что-нибудь, какая-то зацепка...
   Ханна. Ничего нет, я смотрела.
   Бернард. Но ты искала не это. И не жди ясных как дважды два дневниковых записей. "Лорд Байрон был очень весел за завтраком..."
   Ханна. И все же его присутствие вряд ли могло остаться никем и нигде не упомянутым. Я же таких свидетельств не встречала. Думаю, он тут никогда не был.
   Бернард. Спорить не стану. Но позволь мне все же покопаться в документах.
   Ханна. Нам будет слишком тесно.
   Бернард. Милая девочка, знаю толк в научных изысканиях, я умею...
   Ханна. Я не милая и не девочка. Если наткнусь на след Байрона, Чейтера или Ходжа - дам знать. Солоуэю, в Сассекс.
   Пауза. Она встает.
   Бернард. Спасибо. И прости за эту нелепую шутку с фамилией.
   Ханна. Ничего, переживем.
   Бернард. Кстати, где учился Ходж?
   Ханна. В Тринити.
   Бернард. В Тринити-колледже?!
   Ханна. Да. (После некоторых колебаний.) Да. Там же, где Байрон.
   Бернард. А родился он когда?
   Ханна. За пару лет до Байрона. В тот год ему было года двадцать два.
   Бернард. Так они учились в Кембридже в одно время?!
   Ханна (устало). Да, Бернард. И, без сомнения, выступали за одну команду, когда Харроу играл с Итоном в крикет.
   Бернард подходит к ней вплотную.
   Бернард (спокойным, ровным голосом). Ты хочешь сказать, Септимус Ходж учился с Байроном и в школе?
   Ханна (немного смущенно). Да... возможно... так и было...
   Бернард. Ну ты даешь! Телка ты телка...
   Невыразимо счастливый, Бернард обнимает Ханну и громко чмокает ее в щеку. В этот момент входит Хлоя.
   Хлоя. Ой... э... я решила сама принести вам чаю. (В руках у нее подносик с двумя кружками.)
   Бернард. Мне надо заняться машиной.
   Ханна. Хочешь спрятать ее от графа?
   Бернард. Спрятать? Да я ее продам! Есть в поселке какая-нибудь гостиница? Кабак, куда пускают постояльцев? (Поворачивается спиной к женщинам, так как намерен пройти через сад.) Ну, ты ведь рада, что я здесь? (Выходит.)
   Хлоя. Он сказал, что знает тебя...
   Ханна. Ты что-то путаешь.
   Хлоя. Вернее, не так. Он сказал, что хочет сделать тебе сюрприз. Это, конечно, не одно и то же... Зато сексуальная энергия в нем так и кипит.
   Ханна. Что?
   Хлоя. Смотри, какой шаг упругий! Верный признак. Хочешь, приглашу его на танцульки? Для тебя, а?
   Ханна. Куда? Ни в коем случае!
   Хлоя. Или сама пригласи, так даже лучше. Пусть приходит как твой партнер.
   Ханна. Перестань. За чай спасибо.
   Хлоя. Если он тебе не нужен, сама займусь. Он женат?
   Ханна. Поняти не имею. Разве у тебя мало скаковых жеребцов?
   Хлоя. Ханна, я же для тебя стараюсь.
   Ханна. Поверь, это уже не так насущно.
   Хлоя. Но тебе нужен партнер для танцев. А он классический вариант - фат и щеголь.
   Ханна. Я не желаю расфуфыриваться для танцев, и партнер мне не нужен, а Солоуэй - и подавно. Я вообще не танцую.
   Хлоя. Ну чего ты сразу в бутылку лезешь? Сама же с ним целовалась!
   Ханна. Это он меня целовал. От избытка научного энтузиазма.
   Хлоя. Ладно. Не упрекай меня потом, у тебя были все возможности. Зато мой гениальный братец вздохнет спокойно. Он ведь в тебя влюблен, знаешь?
   Ханна (сердито). Это шутка!
   Хлоя. Только не для него.
   Ханна. Не глупи! Это и шуткой-то не назовешь. Мы просто дурачимся...
   Из сада появляется Гас - по обыкновению молчаливый, стеснительный.
   Хлоя. Привет, Гас, что там у тебя?
   В руке у него яблоко - только что сорванное, с парой зеленых листочков. Он протягивает яблоко Ханне.
   Ханна (удивленно). Ой!.. Спасибо!
   Хлоя (выходя). Ну, что я говорила?
   Хло закрывает за собой дверь.
   Ханна. Спасибо. Господи... Спасибо...
   Сцена третья
   Комната для учебных занятий. Следующее утро. В комнате: Томасина на своем месте за столом; Септимус с только что полученным письмом в руках; Джелаби - в ожидании ответа на доставленное им письмо.
   Перед Септимусом раскрыто "Ложе Эроса"; рядом - исписанные листы. Папка с его бумагами тоже на столе. Плавт (черепашка) удерживает листы своим весом чтобы не разлетелись. Кроме того, на столе появилось яблоко, по всем признакам - из предыдущей сцены.
   Септимус (не отрывая глаз от письма). Почему вы остановились?
   Томасина переводит с листа отрывок из латинского текста. Это дается ей с некоторым трудом.
   Томасина. Solio insessa... in igne... восседавшая на троне... в огне... и еще на корабле... sedebat regina... сидела королева...
   Септимус. Ответа не будет, Джелаби. Спасибо. (Складывает письмо и засовывает его между страниц "Ложа Эроса").
   Джелаби. Я так и передам, сэр.
   Томасина. ... ветер, благоухавший сладко... purpureis velis... от, или посредством, или с помощью, или благодаря пурпурным парусам.
   Септимус (обращаясь к Джелаби). Чуть позже я попрошу вас отправить кое-что по почте.
   Джелаби. К вашим услугам, сэр.
   Томасина. ...был подобен... чему-то... от, или посредством, или с помощью, или благодаря любовникам - о Септимус! - musica tibiarum imperabat... музыкой... звуками свирелей командовал...
   Септимус. Лучше "правил".
   Томасина. Серебряными веслами. Нет. Серебряные весла... волновали океан... точно... словно... будто... любовные касания.
   Септимус. Очень хорошо.
   Берет в руки яблоко. Отрывает листья и черенок, кладет на стол. Отрезает кусочек карманным ножом, жует, отрезает другой кусочек и предлагает Плавту.
   Томасина. Regina reclinabat... королева... отклонилась... practer descriptionem... неописуемо... в золотом шатре... словно Венера или даже...
   Септимус. Побольше поэзии! Побольше поэзии!
   Томасина. Откуда взять поэзию, если ее нет в латыни.
   Септимус. Н-да, беспощадный вы критик.
   Томасина. Это королева Дидона?
   Септимус. Нет.
   Томасина. А какой поэт это написал?
   Септимус. Вы с ним хорошо знакомы.
   Томасина. Я? Знакома?
   Септимус. Не римлянин.
   Томасина. Господин Чейтер?
   Септимус. Перевод ваш действительно смахивает на вирши Чейтера.
   Септимус берет перо и продолжает писать.
   Томасина. А, знаю, это твой друг Байрон!
   Септимус. Лорд Байрон, с вашего разрешения.
   Томасина. Маменька в него влюблена.
   Септимус (поглощен своим занятием). Да. Что? Ерунда.
   Томасина. Не ерунда. Я видела их вместе в бельведере. (Септимус замирает, не дописав слово. Поднимает наконец глаза на Томасину.) Лорд Байрон читал ей из своей сатиры, а маменька смеялась, наклонив голову самым обольстительным образом.
   Септимус. Она просто не поняла сатиру и смеялась из вежливости. Чтобы не обидеть гостя.
   Томасина. Конечно, она сердита на папу за эту затею с парком... Но это не причина для такой вежливости. И из спальни спустилась сегодня чуть не спозаранку. Лорд Байрон был очень весел за завтраком. И о тебе отзывался с почтением.
   Септимус. Да ну?
   Томасина. Он считает, что ты большой острослов. Пересказал - почти наизусть - твою статью... забыла, в каком журнале... про книжку, которая называется "Индианка", а ты обозвал ее "Индейкой" и написал, что даже собака такой пищей побрезгует.
   Септимус. Ах, вот оно что! Господин Чейтер, вероятно, тоже выходил к завтраку?
   Томасина. Разумеется. Он не лежебока. Не то что некоторые.
   Септимус. Ну, ему же не надо готовить для вас задания по латыни, исправлять математику... (Вытаскивает из-под Плавта тетрадь с домашним заданием Томасины и кидает ей через стол.)
   Томасина. Исправлять? А что там неправильно? (Заглядывает в тетрадь.) Пять с минусом? Фи! За что минус?
   Септимус. За то, что сделано больше, чем задано.
   Томасина. Ты не оценил мое открытие?
   Септимус. Вымысел, пускай и научный, - еще не открытие.
   Томасина. А насмешка - еще не опровержение. (Септимус складывает письмо, растапливает воск, запечатывает письмо, надписывает адрес.) Ты на меня дуешься, оттого что маменька привечает твоего друга. Ну и пусть! Пусть хоть сбегут отсюда за тридевять земель! Им все равно не остановить прогресс науки. Я считаю, что сделала изумительное открытие. Сам посуди! Каждую неделю я, по твоему заданию, строю графики уравнений, точка за точкой: откладываем x, откладываем y, на пересечении получаем... И каждый раз получаем какую-нибудь простенькую геометрическую фигуру, словно мир состоит из одних только дуг и углов. Но, Септимус! Если есть кривая, похожа на колокол, должна быть и кривая, похожая на колокольчик! На одуванчик! На розу! Септимус, что говорит наука? Можно числами выразить природу?
   Септимус. Можно.
   Томасина. Почему тогда твои уравнения описывают только то, что человек делает своими руками?
   Септимус. Не знаю.
   Томасина. Если б Создатель следовал твоей логике, он сотворил бы... не живой сад, а разве что садовую беседку.
   Септимус. Господни уравнения уводят в беспредельность, в иные миры. Нам не дано их постичь.
   Томасина. Просто ты слаб! Духом и сердцем! Да, мы действительно сидим в центре лабиринта. Но мы должны найти выход. Начнем с чего-нибудь простенького. (Берет со стола листок от яблока.) Я изображу этот листок графически, выведу уравнение... И ты, наставник Томасины Каверли, прославишься в веках, а о лорде Байроне никто и не вспомнит.
   Септимус заканчивает манипуляции с письмом. Кладет его в карман.
   Септимус (строго). Вернемся к Клеопатре.
   Томасина. Так это Клеопатра?! Ненавижу!
   Септимус. Ненавидите? Почему?
   Томасина. Она оболванила женщин! Из-за нее на уме у всех одна любовь. Новая любовь, далекая любовь, утраченная любовь... Второй такой провокаторши ни в литературе, ни в истории не сыскать! Не успевает римский генерал бросить якорь под ее окнами, как целая империя летит в тартарары. Империю попросту сдают в заклад - за ненадобностью. Будь на ее месте королева Елизавета, она бы сумела повернуть историю по-другому. Мы любовались бы сейчас пирамидами Рима и великим сфинксом Вероны...
   Септимус. Боже упаси.
   Томасина. Но не тут-то было! Эта египетская дурочка заключает врага в карнальное объятие, а он сжигает дотла великую Александрийскую библиотеку и даже штраф не платит за невозвращенные книги. Септимус! Как? Как пережить такую утрату?! Сгорели все греческие трагедии и комедии! Не меньше двухсот пьес Эсхила, Софокла, Еврипида; тысячи стихотворений; личная библиотека Аристотеля, которую привезли в Египет предки этой идиотки! Да как же нам утешиться в своей скорби?
   Септимус. Очень просто. Чем подсчитывать убытки, прикинем лучше, что осталось в целости и сохранности. Семь пьес Эсхила, семь - Софокла, девятнадцать - Еврипида. Миледи! Об остальных и горевать не стоит, они нужны вам не больше пряжки, которая оторвалась от вашей туфельки в раннем детстве, не больше, чем этот учебник, который наверняка потеряется к вашей глубокой старости. Мы подбираем и, одновременно, роняем. Мы - путники, которые должны удерживать весь свой скарб в руках. Выроним - подберут те, кто идет следом. Наш путь долог, а жизнь коротка. Мы умираем в дороге. И на этой дороге скапливается весь скарб человечества. Ничто не пропадает бесследно. Все потерянные пьесы Софокла обнаружатся - до последнего слова. Или будут написаны заново, на другом языке. Люди снова откроют древние способы исцеления недугов. Настанет час и для математических открытий, тех, которые лишь померещились гениям - сверкнули и скрылись во тьме веков. Надеюсь, миледи, вы не считаете, что, сгори все наследие Архимеда в Александрийской библиотеке, мы бы сейчас не имели... да хоть штопора для бутылок? У меня, кстати, нет ни малейших сомнений, что усовершенствованная паровая машина, которая приводит в такой экстаз господина Ноукса, была впервые начерчена на папирусе. И пар, и медные сплавы были изобретены не в Глазго. Так на чем мы остановились? Позвольте... Попробую-ка я сделать для вас вольный перевод. Когда мы учились в Харроу, вольные переводы давались мне даже лучше, чем лорду Байрону. (Забирает у нее листок, внимательно изучает текст, раздумывает над парой латинских фраз и начинает.) Итак: "Корабль, где восседала королева, подобен был... златому трону и сиял... на водах жарких, знойных, точно пламя..." - Так-так, что здесь? - "А... пурпур парусов под сладким ветром дышал и волновался, точно грудь..."
   Томасина (сообразив, что ее провели, приходит в бешенство). Обманщик!
   Септимус (невозмутимо). "И слаженно серебряные весла..."
   Томасина. Обманщик!
   Септимус. "...под звуки флейты били по воде, пеня ее, дразня и возбуждая".
   Томасина (вскочив). Обманщик! Обманщик! Обманщик!
   Септимус (уже без всяких запинок, с невероятной легкостью).
   Сама же королева так прекрасна
   была, что не сказать словами.
   Под сенью томной возлежа...
   Томасина. Чтоб ты сдох!
   Томасина в слезах убегает в сад. В дверях она чуть не сталкивается с Брайсом. Скрывается из виду. Брайс входит в комнату.
   Брайс. Бог мой, старина, что ты ей такого сказал?
   Септимус. Сказал? А что я ей сказал?
   Брайс. Ходж!
   Септимус выглядывает за дверь, слегка озабоченный поведением Томасины, и видит Чейтера. Тот ищет, за что бы спрятаться.
   Септимус. Чейтер! Мой любезный друг! Не прячьтесь! Входите, сэр! Смелее!
   Оробевший Чейтер позволяет втянуть себя в комнату. Брайс пыжится как индюк, то есть держится с большим достоинством.
   Чейтер. Капитан Брайс оказал мне честь... то есть... сэр... все, что вы имеете сказать мне, сэр... адресуйте капитану Брайсу.
   Септимус. Занятно. (Обращается к Брайсу.) Ваша жена вчера не появлялась, сэр. Надеюсь, она не больна?
   Брайс. Моя жена? У меня нет жены. Какого черта?! Что ты имеешь в виду?
   Септимус начинает было отвечать, но затем озадаченно замолкает. Поворачивается к Чейтеру.
   Септимус. Не понимаю вашего уговора, Чейтер. А к кому я должен адресоваться, когда хочу обратиться к капитану Брайсу?
   Брайс. Берегись, Ходж! Не увиливай!
   Септимус (Чейтеру). Кстати, Чейтер... (Осекшись, поворачивается к Брайсу и продолжает.) Кстати, Чейтер, у меня для вас потрясающая новость. Кто-то повадился писать письма от вашего имени. Совершенно дикие и невразумительные. Последнее получил полчаса назад.
   Брайс (сердито). Ходж! Позаботься о своей чести! Не способен обсуждать дело, не ерничая, - назови своего секунданта, и он будет представлять теб сообразно достоинству дворянина. Уж, наверно, твой друг Байрон окажет тебе эту услугу.
   Септимусу надоело дурачиться.
   Септимус. Да, он окажет мне эту услугу. (Настроение Септимуса изменилось, он поворачивается к Чейтеру.) Сэр, сожалею, я нанес вам незаслуженную обиду. Вы - не подлец и не поэт. Вы - хороший, честный малый.
   Чейтер (радостно). О! Вот это другой разговор! (Внезапно его охватывает сомнение.) Он что - извиняется?
   Брайс. А как же ущерб, нанесенный его супружескому праву через отверстие между...
   Чейтер. Фу-у!
   Брайс. Через госпожу Чейтер. Ладно, мое дело - сторона.
   Их прерывает появившаяся из сада леди Крум.
   Леди Крум. О! На ловца и зверь бежит! Господин Чейтер, ликуйте! Лорд Байрон просит вашу новую книгу. Он жаждет ее прочитать и намерен включить ваше имя во второе издание "Английских бардов и шотландских обозревателей".
   Чейтер. Миледи, "Английские барды" - это пасквиль, напраслина, которую лорд Байрон возводит на тех, чья поэзия чище, выше и лучше его собственной. Значит, он намерен оскорбить и меня?
   Леди Крум. Ну разумеется. Не так уж плохо быть оскорбленным в компании Роджерса, Мура и Вордсворта. Или вы предпочитаете остаться в тени? А-а! Вот она! "Ложе Эроса"! (Она высмотрела на столе книгу, принадлежащую Септимусу.)
   Септимус. Это моя книга, мадам.
   Леди Крум. Тем лучше. На то и друзья, чтобы брать у них книги взаймы.
   Между страниц "Ложа Эроса" к этому времени уже находятся три письма, не видные благодаря большому формату и застежкам.
   Господин Ходж, ваш друг притворяется, будто хочет нас покинуть. Отговорите его! Я и слышать не желаю об отъезде лорда Байрона! Он, видите ли, спешит в Фалмут на мальтийский пакетбот. В мыслях его только Лисабон и Лесбос, в сумках - одни пистолеты, и я тщетно твержу, что зате его безумна. Вся Европа в огне наполеоновских войн; самые привлекательные развалины дворцов и крепостей закрыты для посетителей; дороги забиты войсками на марше; в гостиницах квартирует солдатня, а главное - мода на безбожное республиканство еще не прошла, еще не сменилась естественным образом на свою полную противоположность. Он утверждает: его цель - поэзия. Но из пистолетов не целятся в поэзию. Разве что - в поэтов. Господин Ходж! Приказываю вам забрать у него пистолеты. Он не должен подвергаться опасности. Он сам признался, что его хромота - следствие неудачного обращения с оружием в детстве. Что это за шум?
   Шум - это звуки музыки, доносящиеся из соседней комнаты. Играют громко и плохо. Начался этот "шум" вскоре после ухода Томасины.
   Септимус. Это новое фортепиано, мадам. Мы взялись за музыку совсем недавно.
   Леди Крум. Так ограничьте ваши усилия той частью инструмента, котора звучит "пиано". А когда чему-нибудь научитесь, можно приниматься и за "форте".
   С книгой в руках леди Крум выплывает обратно в сад.
   Брайс. Вот! Это ли не глас Божий?!
   Чейтер (с благоговейным трепетом). Отобрать у лорда Байрона пистолеты!
   Брайс. Сэр, вы слышали господина Чейтера? Что вы ему ответите?
   Септимус, глядевший вслед леди Крум, поворачивается.
   Септимус. Отвечу, что убью его. Он мне надоел.
   Чейтер (вздрогнув). Что?
   Брайс (с воодушевлением). О!
   Септимус. Да-да, Чейтер, черт вас побери! Овидий остался бы законотворцем, а Вергилий - землепашцем, знай они, сколь беспредельно глупой и напыщенной будет любовь ваших придурковатых сатиров и тупоумных нимф. Я к вашим услугам. Считайте, что пол-унции металла уже у вас в башке. Сойдемся за лодочным павильоном на рассвете - скажем, в пять часов. Мои лучшие пожелания госпоже Чейтер. За ее благополучие можете не беспокоиться, она ни в чем не будет нуждаться, пока у капитана Брайса звенят в кармане монеты. Он сам ей пообещал.