Стоун Ирвинг. Происхождение

   - На свадьбу мы, конечно, пойдем, - решила Эмма. - Они не должны знать о наших сомнениях.
   - Бедная Сюзан, останется совсем одна в Маунте, - пожалел сестру Чарлз.
   - Мы пригласим ее в Даун-Хаус, пусть живет с нами, - сказала Эмма.
   Наблюдение за усиками лазящих растений стало любимым занятием Чарлза. С волнением следил он, как Аросупасеае, выпустив свои усики длиной восемнадцать дюймов, настойчиво искал какую-нибудь опору, а найдя, лез вверх; это лазанье было результатом кругового движения верхушки растения. Чарлз обнаружил, что, прикоснувшись карандашом к двум веточкам одного усика, можно придать им любую форму. Он уже подробно изучил движения плюща пятилистного и теперь то и дело писал Гукеру, прося прислать ему вьющиеся растения с усиками какого-нибудь особенного, необычного строения.
   Когда у него самого не хватало сил писать, он диктовал Эмме или дочерям. Отдыхал он по вечерам; растянувшись в шезлонге у пианино, слушал, как Эмма играет его любимые отрывки из опер. Ему никогда не надоедал Гендель. Днем он читал лондонскую "Тайме", которая часто приводила его в ярость, поддерживая Юг в Гражданской войне в Америке и тем самым защищая рабство.
   - "Тайме" становится все ужасней, - говорил он детям. - Мама хочет, чтобы я ее больше не читал. А я ей ответил, что на такой героизм способны только женщины. Отказаться от "кровавой старушки" "Тайме", как ее называл Коббет, все равно что отказаться от мяса, вина и свежего воздуха.
   В начале сентября он на полтора месяца поехал в Мал-верн для водолечения. Никакой пользы оно не принесло. Чарлз проболел до конца года; в 1864 году легче не стало; он сильно недомогал до самой середины апреля. "Куда, - спрашивал он себя, - уходят недели, месяцы? Я с содроганием думаю о страшной потере времени, когда на руках столько неоконченных дел. У меня такое чувство, что я никогда не поправлюсь. Жизнь моя окончена так рано, в пятьдесят пять лет".
   Проснувшись 13 апреля после крепкого, здорового сна, он почувствовал себя так хорошо, что сразу же после завтрака сел писать свою книгу "О движении и повадках лазящих растений". Здоровье вернулось к нему, и после четырех месяцев упорного труда монография была закончена. Долгие месяцы уныния, когда Чарлз не мог взять в руки пера, сменились радостным оживлением.
   - Какое было удовольствие писать эти сто восемнадцать страниц, сказал он Эмме. - Вот если бы все мои книги было так приятно писать!
   - Это вполне возможно. Надо только писать о любимом предмете.
   Линнеевское общество опубликовало его исследование в своем "Вестнике", а также напечатало его в виде монографии и пустило ее в продажу по цене четыре шиллинга за экземпляр. Чарлз заказал еще двести экземпляров, чтобы разослать своим корреспондентам во многие страны мира. "Лазящие растения" были приняты с большим одобрением читающей публикой. Для натуралистов эта его книга стала еще одним источником знания и вдохновения.
   Теперь, когда он вновь мог сам писать свои письма, он возобновил переписку с друзьями, живущими в Лондоне. Вышла третьим изданием книга Лайеля "Древность человека". Его избрали президентом Британской ассоциации и дали титул баронета. Будучи в Берлине, Лайель познакомился с английской принцессой крови, вышедшей замуж за кронпринца Пруссии; принцесса сказала ему, что "Происхождение видов" Дарвина нанесло такой удар старым воззрениям, от которого они вряд ли оправятся. Чарлз честно признался Лайелю: "У меня в крови чисто английское преклонение перед титулами".
   Большой успех имела книга Томаса Гексли "О положении человека в ряду органических существ", которая тут же вышла вторым изданием. Гексли жаловался Чарлзу: "Я должен был бы работать как лошадь, вернее как вол. Я погряз среди неоконченных дел. Просыпаюсь утром и слышу, как будто кто-то шепчет мне на ухо: "А" не сделано, "Б" не сделано, "В" не сделано, "Г" не сделано". Я чувствую себя как человек, дом которого осажден кредиторами".
   Чарлз был счастлив, что его молодой друг Гексли рядом.
   - Скажите мне, что вы сейчас делаете?
   - Редактирую лекции о строении черепа позвоночных, собираюсь послать их в "Медикал тайме". Переписываю лекции по начальной физиологии, думаю над курсом из двадцати четырех лекций, который прочитаю весной о млекопитающих в Королевском хирургическом колледже. Работаю над учебником по сравнительной анатомии, будь он неладен, я уже семь лет корплю над ним. И наконец меня всюду казнят - публично и в частных домах. Казнят за то, что я, как теперь принято говорить, "дарвинист".
   - В другой раз будете более осмотрительны в выборе единомышленников, рассмеялся Чарлз.
   Уоллес по-прежнему жил вместе с сестрой на скромный доход от двух опубликованных книг и от статей, которые время от времени появлялись в разных научных журналах. За годы жизни в заморских странах он собрал огромный материал; исследовав его и опубликовав результаты, он стал одним из ведущих натуралистов страны. Его попытка обзавестись семьей кончилась неудачно.
   За время очередного приступа болезни Чарлз решил отпустить бороду. И в этом весьма преуспел, чего нельзя было сказать о других его начинаниях. Борода выросла на славу, пышная, с красивой проседью, окладистая. Под густыми, кустистыми бровями его карие глаза казались еще глубже. Однажды за столом он с гордостью спросил Эмму и детей:
   - Не правда ли, у меня вид, как у священника?
   - Тебя будут звать епископом Кембриджа, - ответила Генриетта, - как Уилберфорса - епископом Оксфорда.
   - Но "скользким" Чарлзом я никогда не буду.
   Он стал представлять время в виде интервалов. Длинные интервалы. Короткие интервалы. Интервалы благотворные и плодотворные. Интервалы бездеятельные. Время было застывшим паковым льдом Северного полюса. Время было ледяным полем, трескающимся, тающим, движущимся то медленно, то быстрее и быстрее, В процесс подбора и обработки материалов о различных человеческих расах, древних и настоящих, мысль его совершила скачок, изменивший и его самого. Он подошел к осознанию того, что самым мощным средством изменения человеческих рас является половой отбор. Он записал: "Я могу доказать, что у разных народов разное представление о красоте. У дикарей самых красивых женщин выбирают самые сильные мужчины, и у них бывает самое многочисленное потомство".
   - Вот где самый страшный грех! - проворчал он про себя. - Если я разовью эту идею полового отбора, то приведу в ярость громадное большинство нашего общества, для которого страшное слово "пол" - табу, его не встретишь даже в самых неприличных романах. Этим я стократ умножу свои преступления.
   Дарвин получил по почте копию статьи Алфреда Уоллеса "Развитие человеческих рас под действием закона естественного отбора", опубликованной в "Антропологическом обозрении". Просматривая статью, он не испытывал того беспокойства о приоритете, которое почувствовал много лет назад, читая первую работу Уоллеса о естественном отборе. На этот раз он ощутил разочарование и расстроился не меньше, чем от работы Лайеля. Уоллес писал: "Человек в самом деле является особым существом, он не подвержен действию великих законов, неукоснительно изменяющих все другие живые существа... Человек не только свободен от произвола естественного отбора, но сам присвоил себе эту прерогативу природы, результат действия которой был заметен повсюду до появления человека..."
   Неужели Уоллес может всерьез так считать? Ведь он еще молод и не отличается консервативностью мышления...
   Чарлз был очень признателен сыну Уильяму, пригласившему в гости братьев; ведь ему самому так хотелось, чтобы все дети жили в дружбе и согласии. Вторым своим сыном, девятнадцатилетним Джорджем, Чарлз тоже был доволен: тот успешно сдал первый экзамен на степень бакалавра в Кембриджском университете. Джордж определенно имел способности к математике, и он вознамерился добиться поощрительной стипендии.
   Шестнадцатилетний Френсис решил стать врачом - пойти по стопам деда и прадеда. Из всех пятерых мальчиков у него одного были художественные наклонности. Он любил музыку, учился играть на флейте, гобое, фаготе; писал недурные стихи и рисовал забавные карикатуры. Его отличало обаяние и колкое остроумие, хотя временами на него-нападала меланхолия. Он больше своих братьев интересовался занятиями отца; по его просьбе Чарлз научил его работать с микроскопом и производить перекрестное опыление. Френсис читал книги отца, а если чего-нибудь в них по молодости не понимал, приставал к отцу с расспросами. Четырнадцатилетний Ленард всерьез занялся фотографией. Он фотографировал отца, и снимки так ему удались, что Чарлз разослал их своим друзьям. Самый младший сын Чарлза Горас, которому исполнилось тринадцать лет, ходил в школу и поэтому жил вдали от дома. Учился он превосходно.
   Младшей дочери Дарвинов Элизабет было семнадцать лет. Она была неказистой полной девушкой. Хотя она сильно уступала Генриетте в сообразительности, но зато отличалась большей чуткостью. В практических делах она была довольно беспомощна. Джорджу так и не удалось втолковать ей, что такое пять процентов, однако в людях она разбиралась лучше, чем Генриетта. К болезням она всегда относилась с недоверием и без всякого стеснения давала это понять. Частенько Генриетта своим поведением напоминала сестре, что она старше и сильнее ее, однако Дарви-нам случалось убедиться в том, что в некоторых вопросах Элизабет проявляет большую проницательность.
   Генриетте исполнился двадцать один год. Чтобы подчеркнуть свою самостоятельность, она стала читать книги Томаса Гексли и высказывать о них суждения. Теперь она сама ездила в гости к Эразму, Веджвудам и Лэнгтонам, которые жили в Уилтшире.
   Дети решили, что они уже не маленькие и поэтому будут звать родителей не "папа" и "мама", а "отец" и "мать". Но Чарлз об этом и слышать не хотел.
   - Уж лучше зовите меня "Пёс", - заявил он.
   Прозвища прилипают. Уильям, которого в детстве звали Вилли, требовал, чтобы его теперь называли полным именем, и добился-таки своего. Генриетта так и осталась Этти, Элизабет стала Бесси, Френсис - Фрэнком, а Ленард превратился в Ленни. Но Джорджа и Гораса переименовать было не так-то просто.
   Когда решался вопрос о присуждении очередной медали
   Копли, Чарлзу было предложено направить в Королевское общество дополнительные материалы, но он отказался.
   - Хватит с меня этой мороки, - сказал он. Однако Хью Фальконер, который путешествовал по
   Европе, написал в Королевское общество обстоятельное письмо, в котором выдвигал Чарлза кандидатом на эту медаль. В письме содержалось такое признание: "Я считаю, что мистер Дарвин не только один из наиболее выдающихся натуралистов современности, но что впоследствии он будет признан одним из величайших натуралистов всех времен и народов... И наконец, великий труд мистера Дарвина "Происхождение видов путем естественного отбора". Прежние трактовки этой серьезной и загадочной темы отличались таким легкомыслием или нелепостью, что создалось впечатление, будто она вообще не может стать объектом философского исследования. Посвятив двадцать лет пристальному изучению этого вопроса, мистер Дарвин опубликовал свои выводы. Достаточно отметить, что они привлекли к себе внимание всего цивилизованного человечества. Трудно себе представить, что один человек мог с успехом справиться с проблемой такого огромного масштаба, решение которой сопряжено со столькими трудностями".
   Благодаря этому и другим письмам Чарлз получил медаль.
   На церемонии вручения он решил не присутствовать: кое-кто из старейших членов Королевского общества противился присуждению этой медали Дарвину, и Чарлз решил поберечь нервы. Лайель вызвался произнести речь после торжественного обеда, Чарлз с радостью согласился. Однако на церемонии вручения чуть не разразился скандал. Об этом рассказал Чарлзу Джозеф Гукер:
   - В своей речи президент Общества Эдвард Сэбин сказал, что, присуждая вам эту медаль, члены Общества "умышленно не принимали во внимание" "Происхождение видов". Тогда Гексли встал и потребовал объяснений. Он попросил огласить протокол, и оказалось, что "Происхождение" там, конечно, упоминалось. Лайель попытался хоть как-то спасти "Происхождение" от посягательств Сэбина и объявил, что целиком согласен с вашей книгой. Он сказал: "Происхождение" заставило меня отречься от прежних убеждений, однако где искать новые, я пока не знаю". Он прислал вам записку: "Надеюсь, теперь вы довольны мной".
   - Сэбин обещал внести поправки в свою речь, когда ее будут публиковать?
   - Да вроде намекнул.
   Но Сэбин не внес никаких поправок. В опубликованной речи президента Сэбина, говорилось: "Обсуждая заслуги кандидата, все члены Общества умышленно не принимали во внимание "Происхождение видов".
   Из-за этой подтасовки Чарлз не испытал такой уж радости от получения медали.
   - Сэбин просто-напросто пытался умиротворить старейших членов Общества, которые голосовали против твоей кандидатуры, - успокаивала его Эмма. - Ведь одна из задач президента - предотвращать раздоры.
   - Это что же, любой ценой? - гневно возразил Чарлз. - Умышленно подделывая протоколы? Это уже называется склокой.
   Кое-кто из его коллег прислал ему поздравления, которые, как он выразился, были для него "как бальзам на душу".
   - Надо же, кто-то еще помнит такую старую загнанную клячу, как я, удивлялся он.
   Эмма уже привыкла к его обычной манере уничижать себя.
   - Старая? Загнанная? - переспросила она. - Да ведь у тебя на столе столько бумаг, что на полдюжины книг хватит.
   - Да-да, ты права, - вздохнул Чарлз. - Я, по всей вероятности, буду жить вечно.
   Он не ожидал, что присуждение ему медали Копли вызовет новую волну нападок. Однако недруги вдруг разразились статьями, проповедями и даже книгами. Благодаря той же медали и новым нападкам о "Происхождении видов" заговорили там, где прежде об этой книге никто и не слышал. Чарлз просто не мог этого понять. Было похоже, что в конце концов и новый взрыв негодования мог оказаться ему на руку.
   Генриетта пристрастилась к чтению научных трудов. Как только в Даун-Хаус попадали работы Гексли, Гукера и Уоллеса, она тут же прочитывала их и даже высказывала свое мнение относительно их стиля. Особенно это забавляло Гексли. Прочтя его "Лекции об элементах сравнительной анатомии", Генриетта сказала ему"
   - Написали бы вы книгу.
   - Я только что написал толстенную книгу о черепе, мисс Этти.
   - Разве это книга? Я про такую книгу, которую можно прочесть. Вы можете написать какой-нибудь популярный трактат по зоологии?
   - Но.миссЭтти, моя последняя книга - действительно книга. Господи ты боже мой! Или ваша милость считает ее брошюрой?
   - Да, просто монографией.
   Чарлз, сидевший неподалеку, заметил:
   - По-моему, популярные трактаты дают науке не меньше, чем исследовательские работы.
   - Я недавно закончил цикл лекций для рабочих о разных расах. Это будет как раз такая книга, о которой говорит мисс Этти.
   Многие из коллег Чарлза не дожили до конца 1865 года. В конце января, возвращаясь из Европы, умер Хью Фаль-конер - умер через три месяца после того, как Чарлз его стараниями получил медаль Копли. В июне после сердечного приступа скончался добрый сосед Чарлза сэр Джон Леббок. В августе умер сэр Уильям Гукер. 30 апреля вице-адмирал Роберт Фицрой перерезал себе горло.
   Самоубийство Фицроя опечалило Чарлза больше всего:
   - У меня в голове не укладывается, как этот щеголь, бывший в моем представлении идеальным капитаном, мог наложить на себя руки, - услышала Эмма, как Чарлз рассуждал вслух. - И все-таки я часто за него боялся. Его дядя, лорд Кесльри, покончил с собой примерно в этом же возрасте. Эта мысль не давала Фицрою покоя даже в юности.
   Все объяснилось после похорон. Фицрой начисто разорился. Чтобы оплатить его долги, была устроена подписка. Фицрой болел, переутомился; работа в Метеорологическом бюро ему опротивела, нагоняла на него тоску. Но хуже всего было то, что самый значительный его труд со времени возвращения "Бигля" в 1836 году оказался никому не нужен. Изучая собранные им метеорологические карты, он пришел к выводу, что погоду можно предсказывать. Но лондонская "Тайме" попросту высмеяла этот "бессвязный лепет". Предположение Фицроя разгромили, жестоко раскритиковали и предали забвению. И при всем том он остался одним из самых упорных и неугомонных гонителей Чарлза.
   - Бедняга Фицрой, пришлось-таки и ему хлебнуть горечи, которая по его милости досталась и на мою долю, - сказал Чарлз. - Нет, я вовсе не рад, что одним противником стало меньше, - добавил он, словно отвечая на свой собственный вопрос. - Я помню о его дружбе, о том, как он помогал мне в исследованиях во время славного плавания на "Бигле". Тогда он был мне другом, и в моей памяти он навсегда им и останется.
   Чарлз не умел предугадывать, когда его посетят новые мысли, однако подготавливать их возникновение и развитие ему определенно удавалось. Прежде чем написать "Изменение домашних животных и культурных растений", он несколько лет изучал изменение почек и семян, наследственность, атавизмы, наиболее и наименее благоприятные условия размножения. У него появилась страсть связывать в единую систему собранные факты с помощью какой-нибудь гипотезы. Теперь он загорелся идеей пангенезиса, пытаясь объяснить им явление наследственности: каждая клеточка организма, по его мнению, воспроизводится, отделяя от себя мельчайшие крупинки и передавая их зародышу или почке, из которых развивается затем новый организм.
   Изложив на тридцати страницах идею пангенезиса, Дарвин отправился в Лондон побеседовать с Гексли и дать ему прочитать написанное.
   - Это будет при вашей занятости огромным для меня одолжением. Пангенезис - грубая и скороспелая теория, но она была для меня большим облегчением, я "навесил" на нее множество фактов.
   Гексли согласился прочитать.
   - Великолепно! - воскликнул Чарлз. - Могу сказать, что я действительно герой - не колеблясь, подставил себя под обстрел вашей убийственной критики.
   По мнению Гексли, создавая эту гипотезу, Чарлз находился под большим влиянием французских натуралистов Бюффона и Бонне.
   - Я не оспариваю ваше суждение, - разочарованно проговорил Чарлз. Попытаюсь уговорить себя не публиковать эту работу. Конечно, все это слишком умозрительно. И все-таки мне кажется, что подобную точку зрения просто необходимо принять.
   - У меня в мыслях не было отговаривать вас от опубликования ваших взглядов, - Гексли пытался загладить неловкость. - Я не могу взять на себя такую ответственность. Представьте, что спустя полвека кто-нибудь будет перебирать ваши бумаги и, наткнувшись на эту рукопись о пангенезисе, воскликнет: "Вот какое замечательное произведение, а этот осел Гексли отговаривал Дарвина опубликовать его". Публикуйте свои взгляды, но не в виде окончательных теорий, а как гипотетические предположения, основанные на единственном имеющемся в нашем распоряжении факте. Не давайте филистерам в руки против себя оружие.
   Чарлз почитал Бюффона и Бонне, увидел, что они стоят на иных позициях. Но он отдал должное их теоретическим поискам в пространном примечании.
   Эмма, также как и дети, считала, что главная черта в характере Чарлза - нетерпимость к жестокости. В семьях Дарвинов и Веджвудов всегда осуждалось рабство. В 1863 году лондонские газеты перепечатали "Манифест об освобождении рабов" Авраама Линкольна - Дарвины радовались безмерно. А как стало легко на душе, когда 14 апреля 1865 года в Америке закончилась Гражданская война: девятого числа в Апоматоксе генерал Грант принял капитуляцию войск генерала Ли. Впрочем, в "Таймсе" чаще появлялись гнетущие и безотрадные известия. Эмма умоляла его не читать "Тайме", и Чарлз в конце концов внял ее уговорам.
   Вторую половину дня Чарлз занимался главным образом тем, что просматривал старые научные журналы, читая и конспектируя статьи для своего труда "Изменение домашних животных и культурных растений". Час в день он уделял верховой езде. И всегда старался разнообразить занятия.
   Семейная жизнь Кэтти с преподобным Чарлзом Лэнгто-ном сложилась удачно. Правда, Кэтти часто хворала, и довольно тяжело. Но когда в Маунте слегла Сюзан, Кэтти вернулась и стала ухаживать за сестрой. Сюзан поправилась, а Кэтти сама слегла и уже больше не поднялась с постели, тихо во сне угасла. Чарлз очень горевал о младшей сестре. Внешне они были похожи и дружили, когда Чарлз жил дома.
   - Еще раз попробую уговорить Сюзан переехать жить к нам, - сказал он Эмме. - С тобой ей будет хорошо.
   Чарлз с головой ушел в работу. Кабинет, бывший столь часто полем брани, стал теперь тихим прибежищем. Активная работа поддерживала бодрость духа. Размышляя о половом отборе, Чарлз заметил: на бабочках особенно хорошо видно, что красивая окраска располагается на тех частях тела, которые особенно бросаются в глаза. Самцы имеют более яркую окраску, чем самки, особенно пестрая окраска у них на внутренней стороне крылышек. Вспомнилась птица-фрегат, живущая на Галапагосских островах; в брачный сезон их видимо-невидимо на побережье и возле болот; самец облачается на это время в ярко-оранжевый или огненно-красный воротник и, важно надувшись, расхаживает туда и сюда, привлекая своим видом самочек.
   Сходное явление Чарлз обнаружил и у цветов, которые своей яркой окраской привлекают насекомых для опыления. Он вступил в переписку с двумя профессорами ботаники - один из Фрайбурга, другой из Мюнхена, - обсуждая с ними мудрость природы, проявляющуюся в изменчивости функций органов, в красивом наряде цветов, яркой окраске ягод.
   Эти последние наблюдения ему хотелось увязать со своей теорией естественного отбора. Увлекшись работой, он забросил все хозяйственные дела, так что Эмма даже однажды спросила:
   - Может, я буду теперь вести все хозяйственные записи? Я не против.
   Чарлз любил вести запись домашних расходов и доходов, но теперь ему была дорога каждая минута. Пришло письмо от Джона Мэррея, он готовил четвертое издание "Происхождения видов". Исправления, уточнения - как все это сейчас докучало Чарлзу. Правда, тираж предполагался большой - тысяча двести пятьдесят экземпляров, это сулило приличный гонорар в двести тридцать восемь фунтов стерлингов.
   - Будет что записать в графе доходов, - улыбнулся он Эмме.
   Одновременно он проверял, исправлял, дополнял рукопись "Изменения". Набралась уж& тысяча страниц, но он медлил с заключительной главой, пока рукопись не отослана в типографию. Работа продвигалась успешно, это благотворно сказывалось и на здоровье. В середине апреля он даже предложил Эмме съездить в Лондон к Эразму, который давно их приглашал. Эмма обрадовалась. Она уже не помнила, когда была в театре, на концерте. В поездку взяли с собой и дочерей.
   Работа двигалась быстро, но и лето 1866 года не стояло на месте. Однажды, вернувшись с прогулки в экипаже, Эмма воскликнула:
   - А я уже почти забыла, как приятно дышать свежим воздухом!
   - Я тоже, - отозвался Чарлз. - Но мне грех жаловаться.
   Главы "Изменения" принимают постепенно законченный вид. Друзьям Гексли и Карлейлю - начинают воздавать почести в Эдинбургском университете. Уоллес скоро женится на восемнадцатилетней Энни Миттен, дочери знакомого ботаника. Жених, правда, на двадцать пять лет старше, но сил и мужественности ему не занимать: наверное, их семейный союз окажется удачным. У Лайеля выходит уже десятое издание "Основ"; для научной книги неслыханное чудо. Он дополняет ее все новым материалом. Гукер после смерти отца стал директором Ботанического сада. Он сделает его богаче и разнообразнее, все будет вестись по-научному. Он говорит, что часов шесть в день проводит на воздухе.
   На лето сыновья съехались домой, а в сентябре Френсис поедет учиться в Тринити-колледж. Мальчишки резвились, как щенята, и Чарлз с ними. Генриетта побывала на юге Франции. Она с упоением рассказывала о Сен-Жане, "маленькой бухте, расцвеченной желтыми и красными треугольными парусами". Элизабет уже девятнадцать, и она начинает самостоятельную жизнь. Она часто читала отцу нашумевшие книги, будь то роман Чарлза Кингсли, сочинение Джордж Элиот о временах английской Реформации или роман Шарлотты Йонг "Голубь в орлином гнезде".
   Осенью, когда работа над рукописью "Изменения" подходила к концу, Чарлз решил, что необходимо добавить главу о происхождении человека, может быть самую важную и принципиальную. Она логически завершит книгу, без нее рукопись ощущается неполной. Он должен вписать последние страницы в работу, которую не удалось довести до конца Лайелю.
   - Тогда не придется писать отдельный фолиант о человеке. Можно будет ограничиться одной главой. И тогда я свободный человек.
   Сестра его Сюзан часто болела. Она всю жизнь прожила в Маунте, отказывалась от приглашений Чарлза, Эммы и других родственников, не желая покидать отчий дом. В октябре, шестидесяти трех лет от роду, она умерла. Похоронили ее в Шрусбери. Каролине и Эразму Чарлз сказал:
   - Я, кажется, догадываюсь, почему Сюзан не покидала Маунт, хотя последние годы жила там в одиночестве ив одиночестве умерла. Она боялась порвется ниточка, связывающая ее с отцом. А она больше всех на свете любила его. Потому и замуж не вышла.
   - Я это чувствовала, - сказала Каролина.
   Чарлз получил отчет о распродаже имущества усадьбы Маунт - деньги выручили немалые. Домашняя утварь, мебель, книги, фортепьяно, добротная голубая карета от лондонского мастера с упряжью и "багажной корзиной наверху", фаэтон доктора Дарвина "на самых лучших рессорах, обитый коричневой тканью", "модный четырехколесный экипаж, почти что новый...". Чарлз закрыл глаза и увидел отца, возвращающегося домой после долгого дня работы.