Стоун Ирвинг. Происхождение

   В июле один немецкий издатель попросил Дарвина "написать историю развития его ума и характера и рассказать немного о своей жизни". Это было интересное предложение; до сих пор еще никто никогда не просил его написать автобиографию.
   - Эту рукопись ты оставишь своим внукам, - предложила Эмма.
   - Да, прекрасная мысль. Особенно потому, что ее исполнение оторвет меня - пусть ненадолго - от микроскопа. Я едва жив.
   - Почему бы нам не поехать в Суррей? Генслей и Фэнни несколько раз предлагали нам пожить в их летнем домике.
   - Прекрасно. Я буду там писать и надуваться от гордости, как голубь-дутыш.
   В Суррее ему работалось легко, без натуги; писал он по утрам, после обеда отправлялся на прогулку. Он рассказал о своем детстве в Маунте, об отце, докторе Роберте Дарвине, о семи годах в Шрусберской школе, о трех с половиной годах в колледже Христа, о пятилетнем плавании на корабле "Бигль"...
   "У меня привычки педанта, - писал он, - и это очень помогает в работе... Поскольку мне не надо было зарабатывать на хлеб насущный, у меня всегда был досуг, свободное время. Даже мое слабое здоровье, хотя оно и похитило несколько лет жизни, ограждало меня от светских развлечений и забав...
   ... Мои успехи в науке, каковыми бы их ни считать, объясняются, насколько я могу судить, сложными и разнообразными свойствами моего ума и определенными условиями. Самые важные мои свойства - любовь к науке, безграничное терпение, благодаря которому я мог долго размышлять над одним и тем же предметом, упорство в накапливании и объяснении фактов, изобретательность и здравый смысл. То, что я с моими скромными способностями, по-видимому, оказал существенное влияние на убеждения ученых в некоторых важных областях, поистине для меня удивительно".
   В начале августа вернулись домой; и Чарлз уже дома закончил автобиографию. Получилось около ста страниц. Чарлз дал рукопись Эмме. Она читала ее на веранде. Окончив читать, сказала:
   - Это интересно. Другим будет еще интереснее. А этот издатель из Германии действительно хочет напечатать ее?
   - Мне кажется, не надо ее публиковать. Пусть возьмут отдельные куски. Но в целом это - небольшой рассказ о моей жизни для внуков, как ты и говорила. Дети про меня знают все.
   Джозеф Гукер стал ухаживать за Гайесинт Саймондс, дочерью известного геолога, и сделал ей предложение. Она была намного моложе Гукера, среди ученых пользовалась большим уважением. Гайесинт согласилась стать женой Гукера. Дарвины были счастливы за него; он больше не будет одинок, а за детьми теперь будет присматривать заботливый женский глаз!
   Когда Эми подошло время рожать, она спросила Френсиса, не может ли она вернуться на время родов к себе домой в Северный Уэльс.
   - Я знаю, Френсис, что значит для отца твоя помощь. Оставайся дома, я поеду одна. Я ведь буду там со своими родителями, у нас есть домашний доктор. Будь за меня спокоен.
   Френсис не соглашался. Он хотел ехать с ней. Если придется ждать, он может и вернуться домой, убедившись, что оставляет ее в надежных руках. Но Эми уверяла его, что легко перенесет путешествие. И в конце концов Френсис уступил, хотя на сердце у него щемило. Эми поехала одна. Вскоре в Даун-Хаус пришло письмо, которое потрясло всех. Эми умерла при родах, никаких подробностей в письме не было. Младенец же - у Эми родился мальчик - был жив и здоров.
   Убитый горем и мучимый угрызениями совести, Френсис немедленно отправился в Уэльс за сыном. Смерть Эми глубоко ранила Эмму; она стала всего бояться, в душе поселилась тревога. Френсис замкнулся в себе. Но мальчик, его назвали Бернард, приносил огромную радость и утешение. Эмма наняла ему кормилицу, взяв на себя все остальные заботы матери. Ей пришлось ограничить круг своей деятельности, но она не жаловалась.
   Книга "Действие самоопыления и перекрестного опыления в растительном царстве" увидела свет в декабре. Уильям Тизелтон-Дайер, помощник Гукера в Кью, опубликовал в журнале "Природа" прекрасную статью, посвященную книге Дарвина; статья послужила как бы благословением: до ее появления было продано уже тысяча пятьсот, а после статьи книга пошла нарасхват.
   12 декабря Чарлз отпраздновал свое шестидесятивосьмилетие. Его борода стала длинной и совсем белой. Он убедил Эмму не праздновать день рождения. Но почитатели в Германии и Голландии решили по-своему. И Чарлз получил два великолепных альбома, в каждый были вклеены фотографии ученых: в один немецких, в другой - голландских, под каждой фотографией - несколько благодарственных слов и подпись. Чарлз был глубоко тронут; очевидно, альбомы готовились не один месяц. Он ответил ученым двух стран: "... я думаю, что у каждого ученого бывают порой минуты депрессии, когда ему кажется, что жизнь его прожита зря и что его труды не заслуживают затраченных усилий; так вот, всю остальную жизнь, когда мне будет нужна поддержка, я взгляну на фотографии моих выдающихся коллег и вспомню их добрые слова, сказанные в день моего рождения. А когда я умру, эти альбомы перейдут к моим детям как самое дорогое сокровище".
   Когда Чарлз получил очередное почетное звание за научные труды, Френсис спросил его:
   - Отец, сколько таких званий ты уже получил?
   - Не знаю, Френк. Никогда не считал.
   - А хочешь, я сосчитаю?
   - Если это доставит тебе удовольствие.
   Френсис сосчитал, что отец был почетным членом семидесяти пяти зарубежных академий и университетов; пожалуй, больше почестей, чем он, заслужил только сэр Исаак Ньютон, который тоже окончил Кембриджский университет и был там профессором с 1669 по 1701 год.
   Через неделю после дня рождения Чарлз получил уведомление из Даунского клуба друзей, в котором он был бессменным казначеем двадцать семь лет, о том, что члены клуба постановили клуб распустить, а находившиеся в казне деньги в сумме тысяча сто пятьдесят фунтов стерлингов разделить между собой. На это были две причины: боязнь, что английское правительство объединит все клубы в один, а значит, объединит и все фонды. И во-вторых, все члены клуба стали уже состоятельными людьми и нужда в таком клубе как будто отпала. Чарлз сурово, по-отечески, отчитал своих собратьев по клубу: "Уверяю вас, что все слухи касательно объединения клубов и создания единого фонда не имеют под собой никакой почвы. Я консультировался со служащим, которому нет никакой корысти обманывать вас; он подсчитал, что можно пустить на дивиденды около тысячи пятисот фунтов стерлингов, а около тысячи фунтов сохранить. Ни один здравомыслящий человек не станет сомневаться, что полученная сумма как раз та, которая может понадобиться для похорон или на лечение. Поэтому я надеюсь, что вы позволите мне самым серьезным образом просить вас не распускать клуб не только ради ваших жен и детей, но и ради вас самих. Я надеюсь, вы понимаете, что я не руководствуюсь неблагородными побуждениями, высказывая вам это свое мнение..."
   Члены клуба вняли его совету.
   Джозеф Гукер стал сэром Джозефом Гукером. Он чувствовал себя очень неловко оттого, что в рыцарское достоинство возвели не Чарлза, а его, хотя он на восемь лет моложе и, по его мнению, внес в науку и сокровищницу знаний гораздо меньший вклад, чем его друг и учитель.
   Ученые коллеги Дарвина были потрясены, возмущены, оскорблены тем, что Чарлза Дарвина обошли. Была организована мощная кампания, требующая восстановления справедливости; участникам кампании не ответили "нет", их просто игнорировали. По-видимому, ни правительство, ни двор не желали связываться с церковниками.
   - Меня это нисколько не трогает, - сказал Чарлз своим друзьям, - мои сочинения - вот МОЙ рыцарское достоинство.
   И он не кривил душой.
   Дочь Гукера Хэрриет вышла замуж за Уильяма Тизел-тона-Дайера, ставшего таким образом членом большой ботанической семьи Гукеров - Генсло. А через пять дней после свадьбы сэр Джозеф уехал в Соединенные Штаты по приглашению профессора Хейдена, главы американского Общества топографических и геологических исследований; ему предстояло принять участие в естественно-геологической экспедиции, участником которой был также Аса Грей; экспедиция должна была пройти по штатам Колорадо, Юта, Невада, Калифорния и закончить работу в Сан-Франциско. В задачу сэра Джозефа входило составить описание флоры, особенно лесов - их характер и размещение. V
   - Я почти ему завидую, - сказала Эмма. - Оказывается, что уже все, включая наших мальчишек, побывали в Америке. А мы - нет.
   - Если ты найдешь перешеек, соединяющий два континента, я, так и быть, повезу тебя в Америку. А ведь, между прочим, и у нас в Англии есть одно из чудес света. Не съездить ли нам в Стоунхендж?
   В Стоунхендж отправились вместе с Джорджем. Джордж, по профессии математик, показал им, что расположение камней, возможно, не случайно, его могли использовать для наблюдения за небесными объектами. "
   В разговоре с Горасом Чарлз на один из его вопросов ответил:
   - Я часто задумываюсь над тем, что делает человека открывателем неизвестного. Это сложный вопрос. Многие очень умные люди, гораздо умнее открывателей, никогда ничего не могли открыть. Я вижу объяснение в следующем: открывает тот, кто постоянно доискивается до причин или до смысла всего происходящего. Для этого нужно иметь острый глаз наблюдателя и знать по возможности все об исследуемом предмете.
   Вернувшись из Америки, Гукер сказал Чарлзу:
   - Сотни людей в Америке спрашивали о вас, так что примите через меня привет от американского народа.
   Чарлз работал как одержимый.
   На очереди была книга о различных формах цветов и растений одного вида. Фактически она уже существовала в отдельных записях, оставалось только собрать их в книгу. Вместе с Френсисом они очень быстро подготовили рукопись и сдали ее в печать 9 июля 1877 года. Чарлз посвятил книгу Асе Грею, который собирал статьи о Чарлзе, помещенные в американских журналах. Джон Мэррей выпустил только тысяча двести пятьдесят экземпляров книги, но их тут же расхватали те, кто любил тщательную и точную методу описаний Чарлза.
   - За работой я горю как в огне.
   Это означало также, что он и чувствовал себя прекрасно. Энергия била в нем ключом, он даже написал статью о поведении младенцев, используя свои записи об Уильяме; статья вышла в "Майнде" и привлекла внимание публики.
   У него появился новый предмет исследования; он говорил, что это, по всей вероятности, его последний научный интерес. Он очень увлекся им, отчасти потому, что у других этот предмет вызывал отвращение. На этот раз Чарлз занялся червями!
   Вернувшись из плавания на корабле "Бигль", он не раз задумывался над жизнью этих пресмыкающихся. Как-то он гостил в Мэр-Холле у дяди Джоза, и дядя Джоз показал ему, сколько земли нанесли на его газоны черви. Спустя год Чарлз написал и прочитал в Геологическом обществе доклад, в котором утверждал, что дай земляным червям время, и они похоронят под слоем почвы все, что находится на поверхности земли. Двадцать лет никто не вспоминал об этом сообщении, только однажды в "Гарденерс кроникл" появилась статья, опровергающая точку зрения Чарлза. И он тогда же решил, что придет время, и он ответит своему критику.
   И вот время пришло.
   Много месяцев изучал Дарвин анатомию, повадки и работу земляных червей. В его кабинете повсюду стояли горшки с землей.
   - Я хочу выяснить, - сказал он Френсису, - в какой степени они действуют сознательно, есть ли в их действиях проявления разума. Мне тем более это интересно, что, насколько я знаю, очень мало ученых занималось до сих пор такими низко организованными животными.
   - Многие считают, - пожал плечами Френсис, - что черви годятся только для насадки на крючок.
   - Это неправильно. Черви принимают участие в формировании гумуса верхнего слоя почвы в странах с влажным климатом.
   - А для чего нужен гумус? И как черви формируют его?
   - Ты видел маленькие земляные холмики - их бывает везде очень много? Эти холмики нарыты червями.
   - А что еще мы должны узнать о них? - спросил Френсис, тон его говорил, что он отнюдь не уверен, что черви - достойный объект исследования для такого ученого, как Дарвин, магистра гуманитарных наук, члена Королевского общества.
   - Все: их строение, их чувства, железы внутренней секреции, повадки, разум, что они едят, как переваривают пищу, как роют свои ходы, как подрывают крупные камни и погребают их под слоем земли, вес земли, которую они выносят на поверхность...
   Френсис свистнул.
   - Опять за микроскоп! Меньше всего я ожидал, что буду резать червей, как ты резал усоногих рачков.
   - Черви играют куда большую роль в истории земли, чем ты думаешь. Археологи должны быть им благодарны за то, что они сохраняют на протяжении необозримо долгого времени под своими холмиками предметы, не поддающиеся гниению, причем сохраняют так же успешно, как мы с помощью лопат и заступов.
   Эмма была удивлена гораздо меньше, чем Френсис.
   - Всюду, где есть жизнь, отец устремляет свой ум исследователя, сказала она ему,
   Генриетте Эмма написала:
   "... Отец был очень счастлив, найдя в земле два старых камня. Он нанял человека, который роет для него червей. Сн хочет понять, как черви постепенно подрывают камни, а потом погребают их под слоем земли. Пойду отнесу ему зонтик".
   Прогуливаясь по соседнему полю, которое он знал как свои пять пальцев, Чарлз обнаружил, что все камни на нем, благодаря земляным червям, каждый год уходят в землю на четверть дюйма. Более трудная задача - выяснить, сколько земли выносит на поверхность один червь. Вскоре удалось установить, что на меловых холмах вблизи Дауна черви поднимают на поверхность восемнадцать тонн земли ежегодно!
   Все эти годы Чарлз был вполне доволен своим кабинетом, хотя иногда и приходилось набросить на плечи плед - окна были слишком близко к рабочему месту; и вот наконец в его кабинете негде повернуться: весь он забит книгами, картотеками, инструментами, глобусами, чучелами, стены увешаны фотографиями, портретами, картами. И Чарлз решил выстроить себе новый большой кабинет за гостиной. Он выбрал проект подешевле, сам наблюдал за строительством; пришлось перестроить также крыльцо, входную дверь и сени.
   К осени 1877 года все содержимое старого кабинета было размещено в новом. Нашлось место для кушетки, на которую можно было прилечь, появилось глубокое кожаное кресло, длинный широкий стол, на котором лежали рукописи, книги, статьи, письма, бумага, чернильница с ручками. Его стул, как всегда, стоял в углу у большого окна с широким подоконником, на нем - книги и журналы. Он попросил местного плотника приделать к ножкам стула колесики, чтобы разъезжать в нем по всему кабинету.
   Однако переезд в новый кабинет не решил проблемы; полгода спустя новый кабинет стал таким же тесным. Увидев, как полки набиты книгами, Эмма сказала:
   - Да, природа не любит пустоты.
   Как-то Чарлз, одетый в свой длинный плащ, бродил один по окрестным полям. Задумавшись, остановился и долго стоял, не шелохнувшись, так что белки решили, это дерево, и запрыгали по его ногам и спине. Жесткошерстный
   фокстерьер Полли, которого Генриетта, переезжая в Лондон, оставила в Даун-Хаусе, чуть не лишился от такой наглости собачьих чувств. Он знал, что Чарлз - большой пес. К нему очень хорошо прыгать на колени, когда можно, конечно, и дремать на них.
   Чарлз был находкой для карикатуристов. Журналы "Лондон-скетч-бук", "Панч", "Хорнет" то и дело помещали на него карикатуры скорее веселые, чем злые. Его голова, лицо, длинная белая борода изображались очень похоже, тело же было обезьянье, волосатое, а на ногах когти.
   Старший сын Уильям объявил о своей помолвке с американкой Сарой Седжвик.
   - Я очень, очень этому рад, - сказал Чарлз. - Уильяму тридцать восемь лет, и я уж думал, что он останется холостяком.
   Уильям, живший в Саутгемптоне, упал с лошади. Доктор Эндрю Кларк высказал предположение о возможном сотрясении мозга. Горас, которому было уже двадцать шесть лет, ухаживал за братом и исполнял роль секретаря, отвечая на деловые письма. Почти одновременно Ленард, строивший форты для Британской империи, упал на теннисном корте и так сильно расшиб коленку, что несколько дней пролежал в постели. За Ленардом ухаживала Элизабет. В Лондоне заболел Личфилд, Генриетта ухаживала за своим мужем так же заботливо и преданно, как мать за отцом. Эмма хвалила Генриетту.
   - Ничто так не сближает, как болезни, - сказала она. Но самое большое переживание выпало на долю Эммы.
   Многие годы у нее были самые лучшие отношения с местным священником. Вместе с преподобным мистером Инне-сом они занимались всевозможными приходскими делами, местной школой, помогали беднякам; с преподобным Генри Пауэлом, сменившим мистера Иннеса, она тоже ладила. Но с последним священником - преподобным Джорджем Финденом она никак не могла найти общего языка. Он был тори и выступал против всего, что всегда отстаивали Веджвуды и Дарвины. На все приходские дела в Дауне у них с Финденом были противоположные точки зрения. Они так ссорились на местных собраниях, что Эмма перестала их посещать. И вот на днях преподобный Фин-ден совершил вопиющую бестактность. Читая в воскресенье утреннюю проповедь, он позволил себе напасть на Дарвина и его сочинения в присутствии Эммы и Элизабет.
   Услыхав слова священника, обе женщины поднялись со своей фамильной скамьи и удалились из церкви. Эмма всю дорогу домой не находила слов от возмущения. Распахнув дверь в новый кабинет мужа, она воскликнула:
   - Нет, он непроходимый болван! Ноги моей больше не будет в даунской церкви. В то воскресенье я пойду за две мили в Кестон и помолюсь в кестонской церкви.
   Разобравшись, в чем дело, Чарлз сказал:
   - Я провожу тебя. Ну а как же быть зимой? В дождь и грязь туда трудно добираться. Ты ведь не захочешь, чтобы наш кучер возил нас и в воскресные дни?
   Эмма опять возмутилась:
   - Если я не могу в воскресенье пройти в непогоду две мили, то какая же я добрая христианка!
   Чарлз обнял жену.
   - Ты не только добрая христианка, - сказал он, утешая ее, - ты святая мученица. Я так и вижу тебя на арене Колизея в Риме, ты отгоняешь нападающих на тебя львов и кричишь императору, что он подлый язычник.
   Немного успокоившись, Эмма поцеловала его в щеку и сказала:
   - Ну почему именно нам из всей Англии достался этот ханжа?
   Чарлз усмехнулся. Его жена Эмма была такой же рьяной христианкой, как и преподобный Финден; и вот она сражается с ним в защиту своего мужа-вероотступника.
   Эмма так никогда и не примирилась с тем, что муж ее не был возведен в рыцарское достоинство. Кембриджский университет объявил, что Дарвину присуждена степень доктора юридических наук, высшая ученая степень, которую университет мог присвоить. Церемония вручения диплома состоялась 17 ноября в Сенатском зале университета (степень магистра университет присвоил Чарлзу сорок лет назад). Чарлз согласился поехать на церемонию.
   Семейство остановилось в гостинице "Бул". На другой день Эмма, Элизабет, Ленард и Горас вошли в сенат через боковую дверь. Зал сената представлял собой удивительное зрелище. Галереи по обеим сторонам были переполнены, в партере яблоку негде было упасть, студенты стояли на подоконниках, висели на статуях.
   Время от времени там и здесь слышался смех... Когда вошел Дарвин в красной мантии, шум поднялся невообразимый. Дарвин улыбнулся и стал ждать появления вице-канцлера. Вдруг откуда-то сверху на веревках, идущих от галереи, спустилась навстречу Дарвину большая игрушечная обезьяна. Веселье поднялось неописуемое - кембриджские студенты радовались шутке, которую они приготовили для Дарвина.
   Наконец появился вице-канцлер в красной мантии, отороченной белым мехом; начались поклоны и рукопожатия, затем Чарлза проводили по проходу между рядами два жезлоносца. Оратор на трибуне прочитал скучнейшую речь на латыни, студенты, согласно традиции, прерывали его одобрительными возгласами. Затем Дарвин с сопровождающими лицами подошел к вице-канцлеру. Против правил, он не встал на колени. Наконец церемония была окончена, все подходили к Дарвину и пожимали ему РУКУ
   В честь Дарвина было устроено много обедов и встреч. Чарлз побывал в своих старых комнатах, где он жил, учась в колледже, - отдал дань сентиментальным воспоминаниям. Показал детям цветущий Ботанический сад, который заложил Джон Генсло, прогулялся по городу с дипломом доктора в кармане своей шелковой мантии.
   В тот же вечер Томас Гексли произнес речь, посвященную Дарвину, в Кембриджском философском обществе. "Замкнулся круг", - подумалось Дарвину. Это было то самое общество, которое в 1835 году опубликовало отрывки из его писем Джону Генсло, написанных на борту корабля "Бигль", с комментариями Адама Седжвика.
   Сэр Джозеф Гукер удивил всех: его молодая жена родила ему сына. Томас Гексли не удивил никого, обрушив на мир целую лавину лекций, монографий и книг, и в конце концов тоже, как и Дарвин, получил степень доктора юридических наук.
   Этой зимой Чарлз с Френсисом месяц работали в новом кабинете, стараясь доказать, что спячка растений нужна для того, чтобы листья меньше страдали от радиации. Весной он поехал в Лондон повидать доктора Эндрю Кларка по поводу частых головокружений. Доктор Кларк посадил его на сухую диету и отказался от гонорара. Не взял он денег и посетив Чарлза в Даун-Хаусе, чем поставил Чарлза в затруднительное положение: неудобно было приглашать врача, который не берет платы.
   Уильям продолжал заниматься общественной помощью беднякам в Саутгемптоне; при его активном участии была организована профессиональная школа, где преподавались такие разные предметы, как живопись и химия. Когда он приехал в Даун-Хаус повидать родителей, Чарлз сказал сыну:
   - Не попробуешь ли ты уговорить доктора Кларка брать хотя бы символический гонорар? Так мне будет легче.
   Уильям попробовал. Доктор Кларк даже рассердился.
   - Даун-Хаус - это Мекка для всего ученого мира. Так вы полагаете, что за привилегию посещать Мекку я должен получать деньги?
   Годовалый сын Френсиса Бернард, веселый живой мальчик с ясными глазами, радовал всю семью. И все-таки Эмма требовала, чтобы Чарлз почаще устраивал себе каникулы. Побывали в прелестном озерном крае в Камбрии, где бродили по крутым, обрывистым скалам. Чарлз, даже жалуясь, говорил с восторгом об этом красивейшем месте Англии.
   Он написал Алфреду Уоллесу: "Чувствую себя сносно, хотя все время такое ощущение, что не живу, а умираю. Тем не менее продолжаю исследовать психологию растений; я знаю, что сразу же умру, если перестану работать..."
   Алфреда Уоллеса постоянно преследовало безденежье. Его единственным источником дохода, на который он кормил все растущую семью, были книги и статьи для журналов, за которые очень мало платили. Он понимал, особенно после того как женился, что ему необходимо найти постоянную работу. Он уже обращался в Королевское геологическое общество с просьбой дать ему оплачиваемую должность помощника секретаря. Но на эту должность назначили его друга и товарища по путешествиям Генри Бейтса. Он просил место директора музея в Бетнал Грин и управляющего в Энтинг-форест. Всюду ему было отказано, эта третья неудача совсем выбила его из колеи; он не видел будущего для своей семьи. Чарлз поехал в Лондон и пригласил друзей на обед в дом дяди Эразма.
   - Ничего больше не остается, - сказал он, обращаясь к Гукеру и Гексли, - мы должны выхлопотать правительственную пенсию для Уоллеса. Это замечательный ученый, мы должны ему помочь.
   Разработали план действий. Сначала Чарлз написал несколько писем в разные инстанции. Хлопотали целый год, просили, уговаривали и наконец убедили правительство выплачивать Уоллесу пожизненную пенсию в двести фунтов стерлингов в год.
   Времена года в 1878 году точно с ума сошли. В июне разразилась тропическая гроза с градом. Градины были такие крупные, что Дарвины боялись за стеклянную крышу веранды. Теперь, в октябре, намного раньше срока выпал снег на еще не опавшие листья. Под тяжестью снега у многих деревьев в саду обломились ветви.
   Вдруг непредвиденная радость - письмо от некоего мистера Антони Рича из Гина, графство Уортинг. Мистер Рич писал, что они с сестрой последние представители семьи и при таких обстоятельствах "должны помнить о тех, чьи таланты приносят наибольшую пользу человечеству". Поэтому они оставили почти все свое состояние Чарлзу Дарвину. Это были акции домостроительной компании в Корнхилле, которые приносили тысячу фунтов в год.
   Чарлз хотел было отказаться от наследства. Но ни в ком не нашел поддержки - ни в Эмме, ни в детях, ни в друзьях. Все они, в том числе Личфилд, Гукер, Гексли, Уоллес, в один голос заявили: "Примите эти деньги! Пусть эта тысяча фунтов пойдет через Королевское общество молодому натуралисту, который нуждается в помощи. Этим вы подадите прекрасный пример. Возможно, и другие люди будут оставлять часть своего состояния натуралистам и ученым обществам. Такого ведь раньше никогда не было".
   И он получил это наследство.
   Туринское научное общество присудило Дарвину Брес-совскую премию, он получил положенные ему сто фунтов стерлингов и отправил Неапольской зоологической станции письмо, в котором писал, что если станции понадобится аппаратура стоимостью приблизительно сто фунтов стерлингов, то пусть ему позволят за нее заплатить.
   За несколько дней до своего семидесятилетия Чарлз вошел к себе в кабинет и остолбенел, увидев на столе роскошную меховую шубу. Следом за ним вошли сыновья и Элизабет и хором воскликнули: