Конечно, вполне возможно, учитывая кошмарную погоду и рождественский настрой пассажиров, что ее внезапно освободившееся место будет отдано кому-то другому. В этом случае, рассуждала она, в роскошный салон первого класса попадет кто-то из ожидающих своего рейса представителей элиты, а не какой-нибудь непритязательный случайный путешественник из толпы.
Для Джейса не имело значения, выходцем из какого класса окажется его сосед по путешествию. Он не относился к числу снобов в социальном, экономическом или интеллектуальном плане. Так почему тогда он летал первым классом? Потому что имел деньги? Отчасти и поэтому, ибо у Джейса Коултона деньги имелись.
Алексис предполагала, что Джейсу хотелось не роскоши, а пространства — простора для его длинных, беспокойных ног и рук и, что еще важнее, уединения, которое он так ценил.
Салон международного первого класса был настолько просторен, что можно было не разговаривать с соседом, если тебе этого не хочется. Джейс определенно не станет разговаривать. Джейс Коултон не любитель праздной болтовни, и всякие назойливые откровения его раздражают. Уединение было для Джейса на первом месте. Одиночество. И это гарантировал первый класс, билеты на который покупали одинаково настроенные элитные пассажиры.
А что, если ей самой подобрать Джейсу компаньона по путешествию, чужака в этом храме для избранных, дикаря, который не имеет представления о правилах первого класса?.. Она вполне может это сделать. И сделает. В конце концов, это ведь ее билет, разве не так? Полностью ею оплаченный к тому же. Она имеет полное право отдать его кому захочет. Конечно, тут возможна некоторая волокита — вероятно, придется дополнительно заплатить за то, что билет будет перерегистрирован на другое имя. Ну и что? Зато это будет тот еще рождественский сюрприз для Джейса!
Итак, посмотрим…
Алексис было подумала о том, чтобы поместить на место 2В младенца, который своим криком отравит Джейсу все путешествие до Лондона. Однако дети летят с родителями, вполне возможно, с любящей матерью, а ведь она играла героинь, уважающих материнство.
Ей нужен был кто-то такой, кто стал бы приставать к Джейсу и требовать от него ответа. Кто это может быть? Женщина. Но такая, которая отличалась бы от того типа, который привлекателен для Джейса и способен подвигнуть его на ту единственную вещь, от которой он получал удовольствие, — секс.
В течение довольно-таки короткого времени Алексис была женщиной его типа. Отталкиваясь от этого стандарта, она должна была выбрать тип прямо противоположный — женщину, которая была тощей и постной там, где Алексис была пышной и веселой; бесполой, в то время как Алексис была аппетитно-женственной; лишенной уверенности в себе, без блеска и стиля.
Да вот же она! Впрочем, в первый момент Алексис подумала, что создание, сидящее, скрестив ноги, у дальнего простенка между окнами, это скорее он, а не она. Бледное и костлявое, убитое горем существо, менее двадцати лет от роду.
Однако, приглядевшись повнимательнее, Алексис пришла к выводу, что это был отнюдь не подросток и не мальчик. Далее она обнаружила, что женщина сама разглядывает ее, как будто смотрит телевизор, во всяком случае, ничего невежливого в этом разглядывании нет.
Когда Алексис двинулась в сторону своей ошалевшей от неожиданности поклонницы, она ощутила знакомый трепет, прилив адреналина, который сопровождал каждый ее выход на сцену. Ее аудитория уже была захвачена в плен. Но еще оставались некоторые проблемы, необходимость воплотить сценарий, который она сама же и напишет.
Проблем не будет, обещал прибывающий адреналин.
Сколько раз Алексис Аллен приказывала — не случайно ей иногда хотелось быть директором студии — идиоту писателю сделать ее роль более интересной и интригующей!
Глава 2
Глава 3
Для Джейса не имело значения, выходцем из какого класса окажется его сосед по путешествию. Он не относился к числу снобов в социальном, экономическом или интеллектуальном плане. Так почему тогда он летал первым классом? Потому что имел деньги? Отчасти и поэтому, ибо у Джейса Коултона деньги имелись.
Алексис предполагала, что Джейсу хотелось не роскоши, а пространства — простора для его длинных, беспокойных ног и рук и, что еще важнее, уединения, которое он так ценил.
Салон международного первого класса был настолько просторен, что можно было не разговаривать с соседом, если тебе этого не хочется. Джейс определенно не станет разговаривать. Джейс Коултон не любитель праздной болтовни, и всякие назойливые откровения его раздражают. Уединение было для Джейса на первом месте. Одиночество. И это гарантировал первый класс, билеты на который покупали одинаково настроенные элитные пассажиры.
А что, если ей самой подобрать Джейсу компаньона по путешествию, чужака в этом храме для избранных, дикаря, который не имеет представления о правилах первого класса?.. Она вполне может это сделать. И сделает. В конце концов, это ведь ее билет, разве не так? Полностью ею оплаченный к тому же. Она имеет полное право отдать его кому захочет. Конечно, тут возможна некоторая волокита — вероятно, придется дополнительно заплатить за то, что билет будет перерегистрирован на другое имя. Ну и что? Зато это будет тот еще рождественский сюрприз для Джейса!
Итак, посмотрим…
Алексис было подумала о том, чтобы поместить на место 2В младенца, который своим криком отравит Джейсу все путешествие до Лондона. Однако дети летят с родителями, вполне возможно, с любящей матерью, а ведь она играла героинь, уважающих материнство.
Ей нужен был кто-то такой, кто стал бы приставать к Джейсу и требовать от него ответа. Кто это может быть? Женщина. Но такая, которая отличалась бы от того типа, который привлекателен для Джейса и способен подвигнуть его на ту единственную вещь, от которой он получал удовольствие, — секс.
В течение довольно-таки короткого времени Алексис была женщиной его типа. Отталкиваясь от этого стандарта, она должна была выбрать тип прямо противоположный — женщину, которая была тощей и постной там, где Алексис была пышной и веселой; бесполой, в то время как Алексис была аппетитно-женственной; лишенной уверенности в себе, без блеска и стиля.
Да вот же она! Впрочем, в первый момент Алексис подумала, что создание, сидящее, скрестив ноги, у дальнего простенка между окнами, это скорее он, а не она. Бледное и костлявое, убитое горем существо, менее двадцати лет от роду.
Однако, приглядевшись повнимательнее, Алексис пришла к выводу, что это был отнюдь не подросток и не мальчик. Далее она обнаружила, что женщина сама разглядывает ее, как будто смотрит телевизор, во всяком случае, ничего невежливого в этом разглядывании нет.
Когда Алексис двинулась в сторону своей ошалевшей от неожиданности поклонницы, она ощутила знакомый трепет, прилив адреналина, который сопровождал каждый ее выход на сцену. Ее аудитория уже была захвачена в плен. Но еще оставались некоторые проблемы, необходимость воплотить сценарий, который она сама же и напишет.
Проблем не будет, обещал прибывающий адреналин.
Сколько раз Алексис Аллен приказывала — не случайно ей иногда хотелось быть директором студии — идиоту писателю сделать ее роль более интересной и интригующей!
Глава 2
Уверенность Алексис в том, что она нашла самую подходящую неподходящую компаньонку для Джейса, возрастала по мере того, как она подходила к простенку, — и внезапно испарилась, когда она приблизилась к женщине. Алексис увидела лежащего на коленях женщины тряпичного кролика, насколько ей удалось разглядеть, затрепанного и старого; некогда желтая шкурка его давно свалялась и сделалась серой.
Может, юноша-женщина умственно неполноценна? Тогда это явно не подойдет.
Однако женщина была достаточно разумной для того, чтобы осознать, что Алексис направляется к ней, и достаточно вежливой, чтобы сделать попытку встать, взяв при этом в руку тряпичного кролика.
— Не вставайте! — махнула ей Алексис и опустилась на колени, попутно окинув оценивающим взглядом одежду женщины — она была чистая, хорошо на ней сидела и, похоже, новая. Брюки на незнакомке были черные, свитер — бежевого цвета, а широкий блузон — серебристо-серым. Зимнее пальто было черное, шерстяное, достаточно модного покроя.
И вообще выглядела она строгой и бесполой. К тому же еще и бесцветной, если бы не ярко-голубой рюкзак, стоящий рядом на полу.
Хотя была еще одна цветная деталь, поняла Алексис, когда посмотрела в глаза женщины. Они были лавандовые — оттенок весьма необычный, и в них не было того восторга, который Алексис привыкла видеть у своих поклонников.
— Привет. Меня зовут Алексис.
— Алексис Аллен. Да. Я знаю. Я восхищаюсь вашим талантом.
Голос был негромкий, зрелый. Женственный! Алексис предпочла бы более резкий и скрипучий, чтобы он как следует помучил Джейса на его пути до Хитроу. Но она успокоила себя тем, что лицо этой женщины было так невыразительно, так не похоже на ее лицо, что этого будет вполне достаточно.
Это было лицо без всякого макияжа, обрамленное короткими черными волосами, худое и очень бледное. Правда, призналась себе Алексис, эти удивительные глаза, прозрачная кожа, форма скул делали его необычным и даже красивым. Но не хватало обаяния.
— Спасибо, — поблагодарила Алексис за комплимент. — А как вас зовут?
— Джулия Хейли.
Нет, решила Алексис, умственно неполноценной ее не назовешь. И сумасшедшей — тоже. Просто странная, просто чудаковатая, просто с чудинкой. Замечательно! Если, конечно, не… Фарфоровая кожа над выдающимися скулами была такой гладкой, без морщин, что Алексис испытала потребность задать еще один вопрос:
— Могу я спросить, сколько вам лет?
— Двадцать восемь.
Двадцать восемь против тридцати шести лет Джейса. Подходит отлично! Если в истощенном теле Джулии имелось хоть чуть-чуть женских гормонов, она произведет сильное впечатление на Джейса. Причем сразу. Немедленно.
Истощенное тело. Алексис поразмышляла над этим словом. Сама она не была истощенной. Или излишне худой. Она была пышной, сексуальной, сочной, а Джулия — что ж, слово «истощенная» определенно ей подходит. А в чем причина столь чрезмерной худобы? Если тут замешана патология, то это может быть отсутствие аппетита, анорексия, решила Алексис.
— У меня проблема, Джулия. Точнее, проблема у моего друга. И мне нужна ваша помощь.
— Буду рада помочь.
Алексис была застигнута врасплох такой уверенностью, как будто Джулия не сомневалась, что способна помочь в любом деле, словно сочувствие и сопереживание — это то, что она делает лучше всех. Однако Алексис точно знала: Джейс люто ненавидит бесполых, влюбленных в него женщин, уверенных в том, что он в них нуждается.
Блестяще, восхитилась Алексис, видя, что развитие сценария идет по нужному руслу.
— Моего друга зовут Джейс, — доверительным шепотом сообщила она. — Он не просто мой друг. Он мой жених. Наша помолвка состоялась втайне от всех. Джейс чрезвычайно любит уединение. Мы оба любим. Мы планировали объявить о нашей свадьбе, лишь когда это станет свершившимся фактом. Она должна была состояться вчера вечером. — Красивое лицо Алексис приняло задумчивое выражение, красноречиво свидетельствующее о том, как она представляет себе эту феерию из шелка и атласа, каковой должна была стать ее свадьба. — А сегодня мы должны были лететь в Лондон и провести Рождество и медовый месяц в отеле «Иден-Найтсбридж».
— «Иден-Найтсбридж»?
— Возможно, вы не слышали о таком. Это совсем новый отель. Но отель потрясающий! Идеальный для медового месяца. Если молодожены пожелают выйти из своих брачных апартаментов, чего мы не собирались делать, совсем рядом Гайд-парк, а также Мейфэр и Найтсбридж, а в роскошный универмаг «Кентерфилдз» можно попасть не выходя на улицу, по застекленной галерее для гостей отеля.
— «Кентерфилдз»… — словно эхо повторила Джулия, а точнее, пробормотала название универмага, и по ее виду можно было сделать вывод, что она в этот момент находится где-то очень далеко. Где именно? Мысленно делает фантастические покупки? Добавляет к своим вещам еще некоторое количество предметов приглушенно-серых тонов?
Как бы там ни было, Алексис нужно было, чтобы она вернулась к реальности и к настоящему моменту.
— Вы путешествуете одна, Джулия?
— Что? Ах да. Одна.
— Вас кто-то встречает в Лондоне?
— Нет.
— Нет? — переспросила Алексис, изобразив такое удивление, что оно, по ее мнению, заслуживало приза «Эмми». Ну конечно, это странное бесполое создание никто и не собирался встречать. — Что ж, тогда… Не будет ли большой дерзостью с моей стороны попросить вас присмотреть за Джейсом, когда вы прилетите в Лондон? Но я хотела бы также попросить вас присмотреть за ним и во время полета.
— Присмотреть за ним? Он болен?
— Нет. — «Всего лишь неизлечимо надменен». — Когда вы увидите его, вы решите, что позаботиться нужно в первую очередь обо мне. Однако именно я отменила нашу свадьбу. Все произошло так быстро… Слишком быстро… Я была ошеломлена и даже слегка напугана, когда поняла, как странно я любима, ценима и обожаема таким человеком, как Джейс.
Произнесенный на одном дыхании монолог Алексис был адресован ее изысканно наманикюренным рукам. При этом сужающиеся к концам пальцы ее правой руки коснулись безымянного пальца левой, как бы привлекая внимание к изумительному бриллианту — подарку мужчины, который так ее обожал и ценил.
Завершив монолог, Алексис подняла глаза и встретилась с удивленным взглядом лавандовых глаз. Джулия Хейли не понимала, а возможно, не верила, что можно любить слишком сильно. И не было ли в ее взгляде некоего неодобрения?
Впрочем, не важно. В конце концов, Алексис требовалось сочувствие не к ней, а к Джейсу — человеку, которого, по понятиям Джулии, серьезно обидели.
— Поймите меня. Возможно, я недостойна Джейса. И наверное, чем больше я буду рассказывать вам о нем, тем больше вы утвердитесь в этой мысли. Но он заслуживает счастья. Он заслуживает того, чтобы прожить жизнь с женщиной, которую любит, каковой, к худу или к добру, являюсь я. Позвольте мне рассказать о нем, ладно? И тогда вы поймете всю глубину его страсти.
Алексис сделала паузу, чтобы собраться, дать возможность новой порции адреналина поступить в кровь, ибо теперь начиналась настоящая актерская игра, требовался настоящий талант, чтобы превратить негодяя с холодным сердцем в человека привлекательного и достойного сочувствия.
Впрочем, теоретически Джейс был человеком необыкновенным.
— Джейс — травмохирург, — начала Алексис. — Лучший из лучших. Однако несмотря на свою высочайшую хирургическую квалификацию, Джейс Коултон большую часть времени тратит на оказание скорой помощи, вместо того чтобы проводить его в операционной. Он любит находиться на передовой, так сказать, в окопах, встречать больных и искалеченных в самый первый, критический, момент, когда от того, что он сделает или не сделает, зависит их жизнь.
Конечно, Джейс не делился с ней столь интимными мыслями, но, вероятно, это было именно так. Источником информации Алексис была медсестра «Скорой помощи», работавшая вместе с Джейсом. Она сделала подобный вывод, основываясь не на исходящих от него признаниях, а на основе личных наблюдений.
— Джейс работает в мемориальном травматологическом центре «Грейс» — главном травматологическом центре Чикаго и, вероятно, даже всего Среднего Запада. Джейс сам создал его. Он им владеет, управляет, уверенно и бескомпромиссно ведет этот корабль, не считаясь со временем. Он отрабатывает в окопах такое же количество часов, как и другие доктора, это не менее восьмидесяти часов в неделю, и, кроме того, занимается управленческой и административной работой. Хотя он вообще мог бы ничего не делать. За исключением одного — тратить деньги.
Джейс Коултон был не просто богатый травмохирург. Он жил вообще в другой вселенной, в царстве ошеломляющего богатства.
Травмохирург, который способен превращать в золото все, к чему прикасается. Так охарактеризовал Джейса биржевой маклер, которого он быстро уволил. Но, по мнению личного биржевого маклера Алексис, это было поразительно верно.
Алексис могла бы распространяться о размерах состояния Джейса и дальше, если бы Джулия проявила хоть малейшую заинтересованность. Но судя по всему, больше всего на нее произвело впечатление его отношение к тяжелобольным.
— Для Джейса главное не деньги, — втолковывала ей Алексис. — Он их раздает. Сорит ими. И вы должны понять, что деньги Джейса для меня ничего не значат. Для меня имеет значение лишь он сам. Только он. Вы должны сесть в самолет, Джулия, и помочь ему. Я боюсь, что если он отправится на войну, то он…
— На войну?
— Да. Ему недостаточно было создать лучший травматологический центр в Чикаго и посвятить своему детищу всю жизнь. Джейс стремится сделать еще больше. Поэтому он ездит по охваченным войной странам, чтобы оказывать помощь как военным, так и гражданским лицам. Он поставил себе эту цель до того, как мы встретились и полюбили друг друга. Поэтому хотя мы должны были обвенчаться вчера вечером и провести неделю медового месяца в Лондоне, нам пришлось бы пробыть в разлуке с кануна Нового года до Дня святого Валентина. Женаты, но в разлуке. Все, о чем я просила его три недели назад, — это перенести нашу свадьбу до его возвращения четырнадцатого февраля. Это время, сказала я ему, я хочу использовать для того, чтобы подготовиться к монументальным переменам в жизни, когда я стану его женой. Джейс был таким спокойным, когда я высказала эту просьбу, как если бы это было вполне разумное предложение.
— Но он был обижен.
— Возможно. Могу допустить. Но обида была скрыта под покровом тихой ярости. Он спокойно и холодно заявил, что мы можем отложить свадьбу до его возвращения. Затем вчера вечером, спустя три недели, он оставил послание на моем автоответчике. Он собирается в Лондон, как было запланировано, скучает и любит меня, и не могу ли я провести Рождество с ним, чтобы он не оставался один? Мой билет первого класса на место рядом с ним будет ожидать меня в кассе. Должно быть, я принимала душ и готовилась к выходу, когда Джейс мне позвонил. Я обнаружила его сообщение лишь после полуночи, когда вернулась домой. Я побросала кое-какую одежду и свадебное платье в чемодан, рисуя себе сцены рождественской свадьбы в Лондоне.
Алексис артистично нахмурилась, как бы предупреждая, что ее фантазиям не суждено было сбыться.
— Этим утром, когда я уже собиралась занять место рядом с ним, я поняла: что-то случилось. Голос, когда он наконец заговорил, показался мне каким-то загробным. «Так что с Грантом?» — спросил он.
— С Грантом?
— Ну да, вы ведь знаете Гранта Роджерса? Он играет Йена в «Городе ветров». Грант и я были близки в течение почти шести месяцев, пока я не встретила Джейса. До Джейса это казалось серьезным. В случае с Джейсом была любовь с первого взгляда. Я была очарована, опьянена им. Ни до кого другого мне не было дела. Стыдно признаться, но мой разрыв с Грантом произошел не слишком красиво. Естественно, Грант страдал, когда я его покинула. Но в последние несколько недель мы снова сделались друзьями. А накануне своей свадьбы я была так расстроена, что позвонила Гранту. Понимаете, мне нужен был друг. Я скучала по Джейсу, любила Джейса и была очень напугана тем, что все испортила, попросив его об отсрочке. Грант пригласил меня в ресторан, и то ли он хотел поддержать меня, чтобы я не поскользнулась на льду, то ли успокоить, но так или иначе он дотронулся до меня. Совершенно невинное прикосновение было ложно истолковано Джейсом, когда он, ослепленный своим высокомерием, увидел это. Оказывается, он за мной следил.
— Высокомерием?
— Крайним высокомерием. Запомните, Джулия, доктор Джейс Коултон весьма высокомерный мужчина. У меня такое ощущение, что до меня ни одна женщина не сказала ему «нет». Или хотя бы «может быть». Джейс высокомерен и горд. И не без оснований. И в это утро, когда Джейс приветствовал меня враждебным вопросом о Гранте, моей первой реакцией был гнев. Ярость. Но затем я посмотрела на него, посмотрела внимательно. Очевидно, Джейс не спал всю ночь, хотя голос его был холоден как лед… Возможно, в эти бессонные часы он пил… и будет продолжать пить до Лондона.
На самом деле Алексис отлично знала, что его ледяной тон был вызван яростью, которую он испытывал в тот момент. Если даже Джейс Коултон когда-либо и пил, Алексис об этом ничего не знала.
Джейс никогда не пил. По крайней мере до настоящего времени. Однако, рассуждала Алексис, если он и захочет вдруг напиться, то, учитывая последние события, самое подходящее время для этого — рейс до Лондона. Она способна вообразить эту сцену — наверняка он получит удовольствие. Чувственный мужчина. Чувственное удовольствие. Наслаждение от пьянства в одиночестве.
— Джейс уязвлен, Джулия. Он подавлен и угнетен. Это настолько не похоже на него, что приводит меня в ужас. Я пыталась объяснить ему, почему я встречалась вчера с Грантом, говорила, что причина в том, что я отчаянно скучала по нему. Но Джейс не желал слушать. Он сделал вывод, что я из-за Гранта отложила нашу свадьбу и все это время с ним встречаюсь. Джейс очень страдает, и я не знаю, как ему помочь. Он мне просто не позволяет этого. Он не хочет, чтобы я даже находилась рядом с ним сейчас. — Поколебавшись, Алексис торопливо зашептала: — Джейс говорил мне, что он любит меня больше жизни. Нет, я не могу поверить, что он покончит с собой. Не могу. Но ему надо с кем-то поговорить, Джулия. Очень-очень надо! Ему надо поговорить с вами.
Алексис ожидала увидеть тень колебаний и сомнений в своих силах на этом тонком бледном лице. Как эта похожая на мальчика женщина с чумазым, затрепанным кроликом может помочь надменному чувственному мужчине, который потрясен потерей такой женщины, как Алексис?
Но не было и тени сомнения на ее фарфоровом лице, были одни лишь устремленные на Алексис лавандовые глаза, как будто Джулии Хейли и впрямь было по силам поговорить с Джейсом и успокоить его.
— Однако когда вы начнете с ним разговор, Джулия, вы не должны позволить ему понять, что разговаривали со мной.
— Не должна?
— Нет, — как можно спокойнее подтвердила Алексис, пугаясь возможной угрозы того, что Джулия вдруг вознамерится рассказать Джейсу всю правду и ничего, кроме правды. Правды, которая на самом деле будет сплошной ложью. — Он не поверит, что я люблю его, и откажется говорить на эту тему, если вы начнете, и все будет испорчено. Речь идет о нем — замечательном человеке, который попал под эмоциональный пресс в канун Рождества. Вы должны остаться незнакомкой, Джулия, для вас обоих, случайной пассажиркой, которой посчастливилось заполучить свободное место. О'кей?
— О'кей. Я постараюсь ему помочь.
— Чудесно! Спасибо вам. Вы когда-либо летали первым классом?
— Нет.
— Понимаете, там такая роскошь, так просторно. Никто из других пассажиров не сможет подслушать вашу беседу, что бы там Джейс ни говорил и как бы ни злился. Впрочем, он не станет злиться. Он всегда держит себя в руках. Только очень важно, чтобы вы не заговорили с ним до того момента, как самолет окажется в воздухе. Нельзя, чтобы Джейс сошел с самолета и погнал машину по ледяным улицам в таком эмоциональном состоянии, в каком он сейчас находится.
Когда серьезный взгляд Джулии подтвердил, что она понимает предостережение Алексис, та взглянула в ту сторону, где шла посадка. Время еще было, и очень скоро Джейс окажется в ловушке, которую готовит для него это неземное создание, настраивающее себя уже сейчас на беседу с ним на всем пути до Лондона.
— Я уверена, Джулия, вы читали в журналах об исповедях и признаниях, которые происходят в самолетах. Возможно, вы видели это в телеспектаклях. Интимнейшие подробности доверяются абсолютно незнакомым людям, пока они находятся в воздухе. Никто не знает причины этого феномена, хотя теорий на этот счет много. Тем не менее это реальность, и реальность приятная. Происходит какое-то очищение. Я сама испытывала подобное не один раз. Но как только самолет возвращается на твердую землю, чары мгновенно рассеиваются. Вы испытываете полное разочарование в соседе. В другой обстановке вы не перемолвились бы с ним и словом. А вы уже поделились секретами, и единственное желание у вас — побыстрее сойти с самолета и оказаться от него как можно дальше. Конечно, я никогда не имела удовольствия, даже счастья, сидеть рядом с таким потрясающим мужчиной, как Джейс. Да и с самим Джейсом. Это должно было быть наше первое совместное воздушное путешествие. Неужели он способен еще больше потрясти на высоте тридцати пяти тысяч миль над землей? Трудно себе это представить. Но вам, Джулия, выпадает шанс это выяснить. И это будет легко сделать. Я обещаю вам. Да, поначалу может показаться, что Джейс не хочет разговаривать. Но вы не сдавайтесь! Он предельно вежлив. И для него будет облегчением поговорить. Правда. Он страшно одинок. И чувствует себя глубоко обиженным. Так как, Джулия? Если вы способны удержать его от пьянства и не дать ему допиться до чертиков на пути в Лондон, то…
Может, юноша-женщина умственно неполноценна? Тогда это явно не подойдет.
Однако женщина была достаточно разумной для того, чтобы осознать, что Алексис направляется к ней, и достаточно вежливой, чтобы сделать попытку встать, взяв при этом в руку тряпичного кролика.
— Не вставайте! — махнула ей Алексис и опустилась на колени, попутно окинув оценивающим взглядом одежду женщины — она была чистая, хорошо на ней сидела и, похоже, новая. Брюки на незнакомке были черные, свитер — бежевого цвета, а широкий блузон — серебристо-серым. Зимнее пальто было черное, шерстяное, достаточно модного покроя.
И вообще выглядела она строгой и бесполой. К тому же еще и бесцветной, если бы не ярко-голубой рюкзак, стоящий рядом на полу.
Хотя была еще одна цветная деталь, поняла Алексис, когда посмотрела в глаза женщины. Они были лавандовые — оттенок весьма необычный, и в них не было того восторга, который Алексис привыкла видеть у своих поклонников.
— Привет. Меня зовут Алексис.
— Алексис Аллен. Да. Я знаю. Я восхищаюсь вашим талантом.
Голос был негромкий, зрелый. Женственный! Алексис предпочла бы более резкий и скрипучий, чтобы он как следует помучил Джейса на его пути до Хитроу. Но она успокоила себя тем, что лицо этой женщины было так невыразительно, так не похоже на ее лицо, что этого будет вполне достаточно.
Это было лицо без всякого макияжа, обрамленное короткими черными волосами, худое и очень бледное. Правда, призналась себе Алексис, эти удивительные глаза, прозрачная кожа, форма скул делали его необычным и даже красивым. Но не хватало обаяния.
— Спасибо, — поблагодарила Алексис за комплимент. — А как вас зовут?
— Джулия Хейли.
Нет, решила Алексис, умственно неполноценной ее не назовешь. И сумасшедшей — тоже. Просто странная, просто чудаковатая, просто с чудинкой. Замечательно! Если, конечно, не… Фарфоровая кожа над выдающимися скулами была такой гладкой, без морщин, что Алексис испытала потребность задать еще один вопрос:
— Могу я спросить, сколько вам лет?
— Двадцать восемь.
Двадцать восемь против тридцати шести лет Джейса. Подходит отлично! Если в истощенном теле Джулии имелось хоть чуть-чуть женских гормонов, она произведет сильное впечатление на Джейса. Причем сразу. Немедленно.
Истощенное тело. Алексис поразмышляла над этим словом. Сама она не была истощенной. Или излишне худой. Она была пышной, сексуальной, сочной, а Джулия — что ж, слово «истощенная» определенно ей подходит. А в чем причина столь чрезмерной худобы? Если тут замешана патология, то это может быть отсутствие аппетита, анорексия, решила Алексис.
— У меня проблема, Джулия. Точнее, проблема у моего друга. И мне нужна ваша помощь.
— Буду рада помочь.
Алексис была застигнута врасплох такой уверенностью, как будто Джулия не сомневалась, что способна помочь в любом деле, словно сочувствие и сопереживание — это то, что она делает лучше всех. Однако Алексис точно знала: Джейс люто ненавидит бесполых, влюбленных в него женщин, уверенных в том, что он в них нуждается.
Блестяще, восхитилась Алексис, видя, что развитие сценария идет по нужному руслу.
— Моего друга зовут Джейс, — доверительным шепотом сообщила она. — Он не просто мой друг. Он мой жених. Наша помолвка состоялась втайне от всех. Джейс чрезвычайно любит уединение. Мы оба любим. Мы планировали объявить о нашей свадьбе, лишь когда это станет свершившимся фактом. Она должна была состояться вчера вечером. — Красивое лицо Алексис приняло задумчивое выражение, красноречиво свидетельствующее о том, как она представляет себе эту феерию из шелка и атласа, каковой должна была стать ее свадьба. — А сегодня мы должны были лететь в Лондон и провести Рождество и медовый месяц в отеле «Иден-Найтсбридж».
— «Иден-Найтсбридж»?
— Возможно, вы не слышали о таком. Это совсем новый отель. Но отель потрясающий! Идеальный для медового месяца. Если молодожены пожелают выйти из своих брачных апартаментов, чего мы не собирались делать, совсем рядом Гайд-парк, а также Мейфэр и Найтсбридж, а в роскошный универмаг «Кентерфилдз» можно попасть не выходя на улицу, по застекленной галерее для гостей отеля.
— «Кентерфилдз»… — словно эхо повторила Джулия, а точнее, пробормотала название универмага, и по ее виду можно было сделать вывод, что она в этот момент находится где-то очень далеко. Где именно? Мысленно делает фантастические покупки? Добавляет к своим вещам еще некоторое количество предметов приглушенно-серых тонов?
Как бы там ни было, Алексис нужно было, чтобы она вернулась к реальности и к настоящему моменту.
— Вы путешествуете одна, Джулия?
— Что? Ах да. Одна.
— Вас кто-то встречает в Лондоне?
— Нет.
— Нет? — переспросила Алексис, изобразив такое удивление, что оно, по ее мнению, заслуживало приза «Эмми». Ну конечно, это странное бесполое создание никто и не собирался встречать. — Что ж, тогда… Не будет ли большой дерзостью с моей стороны попросить вас присмотреть за Джейсом, когда вы прилетите в Лондон? Но я хотела бы также попросить вас присмотреть за ним и во время полета.
— Присмотреть за ним? Он болен?
— Нет. — «Всего лишь неизлечимо надменен». — Когда вы увидите его, вы решите, что позаботиться нужно в первую очередь обо мне. Однако именно я отменила нашу свадьбу. Все произошло так быстро… Слишком быстро… Я была ошеломлена и даже слегка напугана, когда поняла, как странно я любима, ценима и обожаема таким человеком, как Джейс.
Произнесенный на одном дыхании монолог Алексис был адресован ее изысканно наманикюренным рукам. При этом сужающиеся к концам пальцы ее правой руки коснулись безымянного пальца левой, как бы привлекая внимание к изумительному бриллианту — подарку мужчины, который так ее обожал и ценил.
Завершив монолог, Алексис подняла глаза и встретилась с удивленным взглядом лавандовых глаз. Джулия Хейли не понимала, а возможно, не верила, что можно любить слишком сильно. И не было ли в ее взгляде некоего неодобрения?
Впрочем, не важно. В конце концов, Алексис требовалось сочувствие не к ней, а к Джейсу — человеку, которого, по понятиям Джулии, серьезно обидели.
— Поймите меня. Возможно, я недостойна Джейса. И наверное, чем больше я буду рассказывать вам о нем, тем больше вы утвердитесь в этой мысли. Но он заслуживает счастья. Он заслуживает того, чтобы прожить жизнь с женщиной, которую любит, каковой, к худу или к добру, являюсь я. Позвольте мне рассказать о нем, ладно? И тогда вы поймете всю глубину его страсти.
Алексис сделала паузу, чтобы собраться, дать возможность новой порции адреналина поступить в кровь, ибо теперь начиналась настоящая актерская игра, требовался настоящий талант, чтобы превратить негодяя с холодным сердцем в человека привлекательного и достойного сочувствия.
Впрочем, теоретически Джейс был человеком необыкновенным.
— Джейс — травмохирург, — начала Алексис. — Лучший из лучших. Однако несмотря на свою высочайшую хирургическую квалификацию, Джейс Коултон большую часть времени тратит на оказание скорой помощи, вместо того чтобы проводить его в операционной. Он любит находиться на передовой, так сказать, в окопах, встречать больных и искалеченных в самый первый, критический, момент, когда от того, что он сделает или не сделает, зависит их жизнь.
Конечно, Джейс не делился с ней столь интимными мыслями, но, вероятно, это было именно так. Источником информации Алексис была медсестра «Скорой помощи», работавшая вместе с Джейсом. Она сделала подобный вывод, основываясь не на исходящих от него признаниях, а на основе личных наблюдений.
— Джейс работает в мемориальном травматологическом центре «Грейс» — главном травматологическом центре Чикаго и, вероятно, даже всего Среднего Запада. Джейс сам создал его. Он им владеет, управляет, уверенно и бескомпромиссно ведет этот корабль, не считаясь со временем. Он отрабатывает в окопах такое же количество часов, как и другие доктора, это не менее восьмидесяти часов в неделю, и, кроме того, занимается управленческой и административной работой. Хотя он вообще мог бы ничего не делать. За исключением одного — тратить деньги.
Джейс Коултон был не просто богатый травмохирург. Он жил вообще в другой вселенной, в царстве ошеломляющего богатства.
Травмохирург, который способен превращать в золото все, к чему прикасается. Так охарактеризовал Джейса биржевой маклер, которого он быстро уволил. Но, по мнению личного биржевого маклера Алексис, это было поразительно верно.
Алексис могла бы распространяться о размерах состояния Джейса и дальше, если бы Джулия проявила хоть малейшую заинтересованность. Но судя по всему, больше всего на нее произвело впечатление его отношение к тяжелобольным.
— Для Джейса главное не деньги, — втолковывала ей Алексис. — Он их раздает. Сорит ими. И вы должны понять, что деньги Джейса для меня ничего не значат. Для меня имеет значение лишь он сам. Только он. Вы должны сесть в самолет, Джулия, и помочь ему. Я боюсь, что если он отправится на войну, то он…
— На войну?
— Да. Ему недостаточно было создать лучший травматологический центр в Чикаго и посвятить своему детищу всю жизнь. Джейс стремится сделать еще больше. Поэтому он ездит по охваченным войной странам, чтобы оказывать помощь как военным, так и гражданским лицам. Он поставил себе эту цель до того, как мы встретились и полюбили друг друга. Поэтому хотя мы должны были обвенчаться вчера вечером и провести неделю медового месяца в Лондоне, нам пришлось бы пробыть в разлуке с кануна Нового года до Дня святого Валентина. Женаты, но в разлуке. Все, о чем я просила его три недели назад, — это перенести нашу свадьбу до его возвращения четырнадцатого февраля. Это время, сказала я ему, я хочу использовать для того, чтобы подготовиться к монументальным переменам в жизни, когда я стану его женой. Джейс был таким спокойным, когда я высказала эту просьбу, как если бы это было вполне разумное предложение.
— Но он был обижен.
— Возможно. Могу допустить. Но обида была скрыта под покровом тихой ярости. Он спокойно и холодно заявил, что мы можем отложить свадьбу до его возвращения. Затем вчера вечером, спустя три недели, он оставил послание на моем автоответчике. Он собирается в Лондон, как было запланировано, скучает и любит меня, и не могу ли я провести Рождество с ним, чтобы он не оставался один? Мой билет первого класса на место рядом с ним будет ожидать меня в кассе. Должно быть, я принимала душ и готовилась к выходу, когда Джейс мне позвонил. Я обнаружила его сообщение лишь после полуночи, когда вернулась домой. Я побросала кое-какую одежду и свадебное платье в чемодан, рисуя себе сцены рождественской свадьбы в Лондоне.
Алексис артистично нахмурилась, как бы предупреждая, что ее фантазиям не суждено было сбыться.
— Этим утром, когда я уже собиралась занять место рядом с ним, я поняла: что-то случилось. Голос, когда он наконец заговорил, показался мне каким-то загробным. «Так что с Грантом?» — спросил он.
— С Грантом?
— Ну да, вы ведь знаете Гранта Роджерса? Он играет Йена в «Городе ветров». Грант и я были близки в течение почти шести месяцев, пока я не встретила Джейса. До Джейса это казалось серьезным. В случае с Джейсом была любовь с первого взгляда. Я была очарована, опьянена им. Ни до кого другого мне не было дела. Стыдно признаться, но мой разрыв с Грантом произошел не слишком красиво. Естественно, Грант страдал, когда я его покинула. Но в последние несколько недель мы снова сделались друзьями. А накануне своей свадьбы я была так расстроена, что позвонила Гранту. Понимаете, мне нужен был друг. Я скучала по Джейсу, любила Джейса и была очень напугана тем, что все испортила, попросив его об отсрочке. Грант пригласил меня в ресторан, и то ли он хотел поддержать меня, чтобы я не поскользнулась на льду, то ли успокоить, но так или иначе он дотронулся до меня. Совершенно невинное прикосновение было ложно истолковано Джейсом, когда он, ослепленный своим высокомерием, увидел это. Оказывается, он за мной следил.
— Высокомерием?
— Крайним высокомерием. Запомните, Джулия, доктор Джейс Коултон весьма высокомерный мужчина. У меня такое ощущение, что до меня ни одна женщина не сказала ему «нет». Или хотя бы «может быть». Джейс высокомерен и горд. И не без оснований. И в это утро, когда Джейс приветствовал меня враждебным вопросом о Гранте, моей первой реакцией был гнев. Ярость. Но затем я посмотрела на него, посмотрела внимательно. Очевидно, Джейс не спал всю ночь, хотя голос его был холоден как лед… Возможно, в эти бессонные часы он пил… и будет продолжать пить до Лондона.
На самом деле Алексис отлично знала, что его ледяной тон был вызван яростью, которую он испытывал в тот момент. Если даже Джейс Коултон когда-либо и пил, Алексис об этом ничего не знала.
Джейс никогда не пил. По крайней мере до настоящего времени. Однако, рассуждала Алексис, если он и захочет вдруг напиться, то, учитывая последние события, самое подходящее время для этого — рейс до Лондона. Она способна вообразить эту сцену — наверняка он получит удовольствие. Чувственный мужчина. Чувственное удовольствие. Наслаждение от пьянства в одиночестве.
— Джейс уязвлен, Джулия. Он подавлен и угнетен. Это настолько не похоже на него, что приводит меня в ужас. Я пыталась объяснить ему, почему я встречалась вчера с Грантом, говорила, что причина в том, что я отчаянно скучала по нему. Но Джейс не желал слушать. Он сделал вывод, что я из-за Гранта отложила нашу свадьбу и все это время с ним встречаюсь. Джейс очень страдает, и я не знаю, как ему помочь. Он мне просто не позволяет этого. Он не хочет, чтобы я даже находилась рядом с ним сейчас. — Поколебавшись, Алексис торопливо зашептала: — Джейс говорил мне, что он любит меня больше жизни. Нет, я не могу поверить, что он покончит с собой. Не могу. Но ему надо с кем-то поговорить, Джулия. Очень-очень надо! Ему надо поговорить с вами.
Алексис ожидала увидеть тень колебаний и сомнений в своих силах на этом тонком бледном лице. Как эта похожая на мальчика женщина с чумазым, затрепанным кроликом может помочь надменному чувственному мужчине, который потрясен потерей такой женщины, как Алексис?
Но не было и тени сомнения на ее фарфоровом лице, были одни лишь устремленные на Алексис лавандовые глаза, как будто Джулии Хейли и впрямь было по силам поговорить с Джейсом и успокоить его.
— Однако когда вы начнете с ним разговор, Джулия, вы не должны позволить ему понять, что разговаривали со мной.
— Не должна?
— Нет, — как можно спокойнее подтвердила Алексис, пугаясь возможной угрозы того, что Джулия вдруг вознамерится рассказать Джейсу всю правду и ничего, кроме правды. Правды, которая на самом деле будет сплошной ложью. — Он не поверит, что я люблю его, и откажется говорить на эту тему, если вы начнете, и все будет испорчено. Речь идет о нем — замечательном человеке, который попал под эмоциональный пресс в канун Рождества. Вы должны остаться незнакомкой, Джулия, для вас обоих, случайной пассажиркой, которой посчастливилось заполучить свободное место. О'кей?
— О'кей. Я постараюсь ему помочь.
— Чудесно! Спасибо вам. Вы когда-либо летали первым классом?
— Нет.
— Понимаете, там такая роскошь, так просторно. Никто из других пассажиров не сможет подслушать вашу беседу, что бы там Джейс ни говорил и как бы ни злился. Впрочем, он не станет злиться. Он всегда держит себя в руках. Только очень важно, чтобы вы не заговорили с ним до того момента, как самолет окажется в воздухе. Нельзя, чтобы Джейс сошел с самолета и погнал машину по ледяным улицам в таком эмоциональном состоянии, в каком он сейчас находится.
Когда серьезный взгляд Джулии подтвердил, что она понимает предостережение Алексис, та взглянула в ту сторону, где шла посадка. Время еще было, и очень скоро Джейс окажется в ловушке, которую готовит для него это неземное создание, настраивающее себя уже сейчас на беседу с ним на всем пути до Лондона.
— Я уверена, Джулия, вы читали в журналах об исповедях и признаниях, которые происходят в самолетах. Возможно, вы видели это в телеспектаклях. Интимнейшие подробности доверяются абсолютно незнакомым людям, пока они находятся в воздухе. Никто не знает причины этого феномена, хотя теорий на этот счет много. Тем не менее это реальность, и реальность приятная. Происходит какое-то очищение. Я сама испытывала подобное не один раз. Но как только самолет возвращается на твердую землю, чары мгновенно рассеиваются. Вы испытываете полное разочарование в соседе. В другой обстановке вы не перемолвились бы с ним и словом. А вы уже поделились секретами, и единственное желание у вас — побыстрее сойти с самолета и оказаться от него как можно дальше. Конечно, я никогда не имела удовольствия, даже счастья, сидеть рядом с таким потрясающим мужчиной, как Джейс. Да и с самим Джейсом. Это должно было быть наше первое совместное воздушное путешествие. Неужели он способен еще больше потрясти на высоте тридцати пяти тысяч миль над землей? Трудно себе это представить. Но вам, Джулия, выпадает шанс это выяснить. И это будет легко сделать. Я обещаю вам. Да, поначалу может показаться, что Джейс не хочет разговаривать. Но вы не сдавайтесь! Он предельно вежлив. И для него будет облегчением поговорить. Правда. Он страшно одинок. И чувствует себя глубоко обиженным. Так как, Джулия? Если вы способны удержать его от пьянства и не дать ему допиться до чертиков на пути в Лондон, то…
Глава 3
Джейс Коултон сидел у иллюминатора и смотрел на легкий снегопад.
Видел ли он красоту снегопада? Именно об этом подумала Джулия, садясь в кресло рядом с ним. Или он так ослеплен обидой, что не замечает ничего?
Этого Джулия не могла знать. Она даже не могла видеть его лица, хотя бы в профиль. Тем не менее и совершенно внезапно Джейс Коултон предстал перед ней как реальный человек, как мужчина, которого любила Алексис Аллен, который, по заявлению Алексис, любил ее и которого, по мнению Джулии, она предала.
У него были черные, как ночь, волосы и точно такого же цвета брюки. Если он и носил галстук, то сейчас он был снят, а рукава белоснежной рубашки закатаны. Он походил на жениха, который наконец расслабился, когда свадебные празднества остались позади, а впереди его ожидал медовый месяц.
Однако Джейс Коултон провел ночь, занимаясь выслеживанием, а не справляя свадьбу и затем пьянствуя до зари, хотя, как ей сказала Алексис, он разговаривал с ней загробным, но не дрожащим голосом.
Вообще в этом человеке не было заметно даже следов какой-то расхристанности.
Судя по его силуэту, он был сдержан и собран. И внимательно следил за ней, несмотря на то что не отрывал взгляда от падающих за окном снежинок.
Он уже понял, решила Джулия, что рядом села не Алексис. Он видел ее отражение в стекле — да, в стекле, и в то же время Джейс Коултон видел ее как бы в снежном зеркале.
И она тоже как бы видела его в кристаллическом зеркале.
А что Джулия видела в его глазах, в которых поблескивали маленькие призмочки льда? Огонь, ясный и зеленый. А вовсе не умирающий. Но испытывал ли он раздражение? Разочарование? Наконец, хотел ли он, чтобы Алексис вернулась к нему?
Нет, подумала Джулия. Этот черноволосый незнакомец, о котором она знала так мало, скорее выглядел удовлетворенным, но отнюдь не разочарованным. Испытывающим облегчение.
— Вам нужно уложить это и приготовиться к взлету.
Голос стюарда оторвал Джулию от снежного зеркала. Голос был приятный, в нем не чувствовалось какого-либо пренебрежения к голубому рюкзаку Джулии.
— Я положу это под сиденье.
— Хорошо. Могу я повесить ваше пальто?
Джулия носила зимнее пальто с того момента, как покинула Канзас. И все время мерзла, несмотря на теплую шерсть.
Но сейчас она больше не ощущала озноба. Она согрелась от взгляда этих выражающих облегчение — и приветствующих? — ясных зеленых глаз.
— Да, — пробормотала она. — Пожалуйста.
Когда стюард удалился с ее пальто, Джулия засунула рюкзак под сиденье. Места там было много, так что ни одна часть рюкзака не помялась. Это было важно, потому что сверху лежал самый драгоценный предмет. Конечно, он мог бы пролежать на своем хлопковом брюшке весь полет.
Но в рюкзаке было темно, как в гробу, и еще перед началом путешествия Джулия решила позволить себе маленькую слабость.
Любимый маленький кролик был оставлен ей на попечение умирающей девочкой. Последнее желание. Последний подарок. Если бы Уинни была жива, Флоппи лежал бы у нее на коленях, она прижимала бы его к груди и он не был бы частью груза.
Флоппи был живым существом.
Флоппи выжил.
И Флоппи полетит в Лондон так, как он летел из Канзас-Сити в О'Хэйр. На коленях у Джулии.
Джулия расстегнула пряжку рюкзака, которая была затянута не туго, сунула руку внутрь. Звоночек, запрятанный в тряпичном коротком хвостике Флоппи, молчал. Однако он звякнул, когда она вытащила Флоппи из рюкзака, затем звякнул второй раз, когда Джулия закрепляла на себе ремень сиденья, и, наконец, в третий раз, когда она положила Флоппи себе на колени.
Именно третий звонок привлек внимание Джейса Коултона. Оторвавшись от созерцания снежных хлопьев, он повернулся к ней. К Флоппи.
Видел ли он красоту снегопада? Именно об этом подумала Джулия, садясь в кресло рядом с ним. Или он так ослеплен обидой, что не замечает ничего?
Этого Джулия не могла знать. Она даже не могла видеть его лица, хотя бы в профиль. Тем не менее и совершенно внезапно Джейс Коултон предстал перед ней как реальный человек, как мужчина, которого любила Алексис Аллен, который, по заявлению Алексис, любил ее и которого, по мнению Джулии, она предала.
У него были черные, как ночь, волосы и точно такого же цвета брюки. Если он и носил галстук, то сейчас он был снят, а рукава белоснежной рубашки закатаны. Он походил на жениха, который наконец расслабился, когда свадебные празднества остались позади, а впереди его ожидал медовый месяц.
Однако Джейс Коултон провел ночь, занимаясь выслеживанием, а не справляя свадьбу и затем пьянствуя до зари, хотя, как ей сказала Алексис, он разговаривал с ней загробным, но не дрожащим голосом.
Вообще в этом человеке не было заметно даже следов какой-то расхристанности.
Судя по его силуэту, он был сдержан и собран. И внимательно следил за ней, несмотря на то что не отрывал взгляда от падающих за окном снежинок.
Он уже понял, решила Джулия, что рядом села не Алексис. Он видел ее отражение в стекле — да, в стекле, и в то же время Джейс Коултон видел ее как бы в снежном зеркале.
И она тоже как бы видела его в кристаллическом зеркале.
А что Джулия видела в его глазах, в которых поблескивали маленькие призмочки льда? Огонь, ясный и зеленый. А вовсе не умирающий. Но испытывал ли он раздражение? Разочарование? Наконец, хотел ли он, чтобы Алексис вернулась к нему?
Нет, подумала Джулия. Этот черноволосый незнакомец, о котором она знала так мало, скорее выглядел удовлетворенным, но отнюдь не разочарованным. Испытывающим облегчение.
— Вам нужно уложить это и приготовиться к взлету.
Голос стюарда оторвал Джулию от снежного зеркала. Голос был приятный, в нем не чувствовалось какого-либо пренебрежения к голубому рюкзаку Джулии.
— Я положу это под сиденье.
— Хорошо. Могу я повесить ваше пальто?
Джулия носила зимнее пальто с того момента, как покинула Канзас. И все время мерзла, несмотря на теплую шерсть.
Но сейчас она больше не ощущала озноба. Она согрелась от взгляда этих выражающих облегчение — и приветствующих? — ясных зеленых глаз.
— Да, — пробормотала она. — Пожалуйста.
Когда стюард удалился с ее пальто, Джулия засунула рюкзак под сиденье. Места там было много, так что ни одна часть рюкзака не помялась. Это было важно, потому что сверху лежал самый драгоценный предмет. Конечно, он мог бы пролежать на своем хлопковом брюшке весь полет.
Но в рюкзаке было темно, как в гробу, и еще перед началом путешествия Джулия решила позволить себе маленькую слабость.
Любимый маленький кролик был оставлен ей на попечение умирающей девочкой. Последнее желание. Последний подарок. Если бы Уинни была жива, Флоппи лежал бы у нее на коленях, она прижимала бы его к груди и он не был бы частью груза.
Флоппи был живым существом.
Флоппи выжил.
И Флоппи полетит в Лондон так, как он летел из Канзас-Сити в О'Хэйр. На коленях у Джулии.
Джулия расстегнула пряжку рюкзака, которая была затянута не туго, сунула руку внутрь. Звоночек, запрятанный в тряпичном коротком хвостике Флоппи, молчал. Однако он звякнул, когда она вытащила Флоппи из рюкзака, затем звякнул второй раз, когда Джулия закрепляла на себе ремень сиденья, и, наконец, в третий раз, когда она положила Флоппи себе на колени.
Именно третий звонок привлек внимание Джейса Коултона. Оторвавшись от созерцания снежных хлопьев, он повернулся к ней. К Флоппи.