Пэтси первой посмотрела наверх. Ричард схватил ее за руки и потянул к вершине. Он был уверен, что Грем и Табби следуют за ними. Он вытащил Пэтси на дорогу и убедившись, что она в безопасности, сказал:
   – Ждите здесь.
   Он повернулся, чтобы помочь Грему. Взглянув на Кенделл-Пойнт сверху, он увидел, что большая часть мыса откололась и упала в Лонг-Айленд-Саунд. Ричард торопливо сбежал по склону и наткнулся на Табби Смитфилда, который практически тащил Грема на себе. Ричард взял старика под руку с другой стороны, и они бесцеремонно поволокли его наверх.
   – Тысяча благодарностей, – задыхаясь, повторял Грем.
   Они присоединились к Пэтси, и все вместе следили за тем, как исчезал Кенделл-Пойнт. Землю разрывали все новые трещины. Огромные валуны, из-за которых появился Дракон, с грохотом упали в воду. Стволы безумно раскачивающихся сосен трещали; при очередном толчке они исчезли, провалившись в глубокую расщелину. Скелет Гидеона Винтера содрогался на склоне холма – руки и ноги двигались, как живые. Вот он на мгновение задержался на обрыве и через секунду скатился в воду. Рухнувшая вслед за ним скала навсегда погребла его под своими обломками.
   Трещина в земле углублялась и постепенно приближалась к ним. Они торопливо отбежали к дальнему повороту дороги.
   – Господи! – Табби махнул в сторону длинного белого здания, стоявшего в начале Кенделл-Пойнт.
   Трещина с нарастающей скоростью захватывала все большее пространство, еще немного, и она подберется к дому.
   Густая пыль заволокла задний двор – с шумом и треском рухнула стена дома. Сам дом слегка накренился вперед, потом вбок – раздался скрежет ломающихся труб, грохот кирпичей, скрип досок. Из распахнувшихся настежь дверей выбежали три молодые женщины и четверо или пятеро мужчин.
   Двое из них держали в руках пивные бутылки. Маленькая испуганная компания добежала до середины дороги и замерла, наблюдая за тем, как рушится дом.
   Упавшие стены открыли для обозрения паркетный пол и изогнутую стойку бара из полированного дерева. В одной из комнат верхнего этажа из стороны в сторону раскачивался желтый абажур – как будто им играл шаловливый ребенок.
   Потом дом заскрипел, и сотни деревянных досок выскочили из пазов; строение рухнуло и пропало в поглотившем его разломе.
   Избежавшие гибели люди обернулись к четырем друзьям.
   Одна из женщин и двое мужчин двинулись по направлению к ним. В первый раз Табби, Пэтси, Ричард и Грем увидели на лицах то удивление и восхищение, которое позже стало для них привычным.
   – Господи! – Один из мужчин повернулся.
   Маленькие домишки, что стояли неподалеку от белого здания, подпрыгивали, словно заводные игрушки. От них отваливались куски крыш и стен. Расширяющийся разлом, в котором исчез белый дом, подталкивал их к полоске песка, которая когда-то была пляжем, а потом дальше в воду.
   С другого края Кенделл-Пойнт, от Гринбанка и Маунтавеню, донеслись звуки, которые свидетельствовали о том, что еще несколько домов встретили преждевременную гибель. Камни, дерево, стекло – все скрипело и скрежетало, распадалось и ломалось. Болты и скрепы, рассчитанные на сотню лет, выпадали и лопались. Трещала мебель, бился кафель, изгибалось железо, разбивался фарфор.
   И вдруг все прекратилось. Настала блаженная тишина, нарушаемая только шорохом набегающих на песок волн.
   Несколько камней скатилось по склону.
   Группа из бара откровенно восторженно разглядывала Ричарда и с благоговением смотрела на Пэтси.
   – Ну что ж, пошли домой, – сказал Грем.
   Табби спросил у него, не разрушен ли и Гринбанк.
   – Скоро узнаем. Давайте держаться вместе, когда будем проходить мимо тех людей.
   Они втроем окружили Пэтси и двинулись вперед. Никто даже не попытался с ними заговорить, но они ощутили смущение, охватившее компанию из бара.
   Когда с левой стороны склона на дорогу вышел Бобо Фарнсворт, они остановились.

7

   Бобо замер в шести футах от дороги. Голубая форма заляпана грязью, одна из брючин промокла и прилипла к ноге.
   Он казался немного смущенным, как будто был не совсем уверен в том, можно ли подойти к этой четверке. Бобо взглянул на Пэтси, потом на Ричарда, потом опять на Пэтси.
   – Я хотел увидеть вас, – наконец проговорил он.
   Неуверенность, написанная на его лице, странным образом сочеталась со страдальческим выражением. Он опять внимательно посмотрел на Пэтси Макклауд и, словно извиняясь, подошел поближе.
   – Что случилось, Бобо? – спросил Ричард.
   Стоящие перед молчаливым Бобо люди хотели одного: чтобы он поскорее объяснился и ушел. Каждый из них искренне любил этого высокого полицейского и в другое время был бы рад его компании. Но только не сейчас, когда, изможденные, взволнованные, они спешили уединиться после пережитых на Кенделл-Пойнт событий: так обособлены и замкнуты бывают влюбленные. Бобо Фарнсворт вторгался сейчас в чужой мир. Пэтси, Грем, Ричард и Табби мечтали поскорее собраться в одной комнате и покрепче запереть за собой дверь.
   – У меня закончился бензин, а сейчас его не найти во всем городе… Машина осталась довольно далеко отсюда, но я подумал, что смогу добраться пешком. Я бежал с середины Маунт-авеню и весь путь через Хиллхэвен, чтобы попасть сюда. – Он вновь бросил взгляд на Пэтси. – Не спрашивайте меня как, но я знал, что вы все придете сюда.., и подумал, что должен быть с вами… – Неожиданно он прижал ладони к глазам. – Я думаю, что Ронни умирает. Может быть, она уже мертва. Вчера вечером я знал, что она почти умерла. – Бобо отнял руки от лица. – Сегодня утром она сказала, чтобы я ушел. Она не хочет, чтобы я оставался с ней.
   Полицейский стал внимательно рассматривать гравий на дороге, пытаясь скрыть страдальческое выражение лица.
   – Я боюсь возвращаться к ней. Я не выдержу, если приду и застану ее мертвой.
   – Я думаю, вы обнаружите, что ей легче, – успокоил его Грем. – Я уверен в этом. И я думаю, что она будет рада видеть вас.
   Это оказалось верным на пятьдесят процентов.
   – Вы так думаете? – переспросил Бобо.
   – Я же сказал вам.
   Полицейский кивнул. И очень серьезно проговорил:
   – Спасибо вам. Спасибо за все, я имею в виду.
   Никто из них не отвечал. Бобо немного отступил и предложил:
   – Что ж, я думаю, мы вернемся обратно вместе.
   – Если вы не против, – вежливо ответил Ричард.
   В молчании они дошли до Маунт-авеню. Бобо все время шагал быстрее, он несколько раз оборачивался и останавливался, поджидая четверку.
   – Вы можете идти вперед, Бобо, – предложил Грем, – мы понимаем, что вам не терпится вернуться к Ронни.
   – Нет, я лучше пойду с вами, – спокойно ответил Бобо.
   К тому времени, когда они добрались до хиллхэвенского пляжа, Ричард практически нес Табби на руках. Грем и Пэтси, поддерживая друг друга под руки, с целеустремленностью автоматов шагали по Бич-трэйл. Никто из них даже не пытался отвечать на робкие попытки Бобо завести разговор.
   "Скоро мы доберемся, Пэтси", – один только раз произнес Грем. "Конечно", – вступил в разговор Фарнсворт. Наконец они подошли к патрульной машине Бобо, что стояла под деревьями на обочине дороги.
   – Чертова коробка, – Бобо с силой хлопнул по крыше автомобиля.
   Они прошагали в молчании еще двадцать ярдов, и Бобо воскликнул:
   – Господи! Взгляните, что делается!
   Дом Монти Смитфилда обрушился, образовав зияющую брешь в пейзаже. Из разбитых труб хлестала вода, торчали бетонные сваи фундамента. В воздухе висело густое, словно дым, облако пыли.
   – Господи! – повторил Бобо. – Страшный дом. Похоже, что он ушел под воду. Видимо, это землетрясение разрушило его. – Он шагнул на траву, что тянулась до самого забора. – Надеюсь, что другие дома не пострадали.
   – Думаю, этот будет единственным, – произнес Грем.
   – Я действительно должен посмотреть, что там происходит. Может быть, кому-нибудь нужна помощь. – Бобо колебался, ему явно не хотелось покидать их. – Вы все пойдете домой, да?
   – Абсолютно точно, – заверил его Грем.
   Им оставалось пройти совсем небольшое расстояние до конца Бич-трэйл.
   – Почему вы считаете, что разрушен только этот дом? – неожиданно спросил Бобо.
   – До свидания, Бобо. Ты хороший парень. Все будет в порядке. – Грем не мог сейчас отвечать на вопросы.
   – Я видел вас.., я видел вас на Кенделл-Пойнт, – Бобо замер; похоже, что он с первой минуты встречи собирался сказать именно это.
   Даже Пэтси и Табби сейчас смотрели на него.
   – Я стоял так высоко, что видел все, что происходило на дне долины. Вы сражались с кем-то? Что это было?
   – А что вы видели? – задал вопрос Ричард; Грем, Пэтси и Табби инстинктивно придвинулись к Альби.
   – Как будто какое-то животное… Огромное.., и.., мне показалось.., но у него было человеческое лицо?!
   – Я бы и сам хотел знать это, – мягко сказал Ричард, – честное слово, Бобо, я бы и сам хотел знать это.
   Бобо помолчал, а затем неуверенно произнес:
   – Я думаю, мне надо проверить, что осталось от этого дома. – Он направился к забору, – Позаботьтесь о леди.
   – До встречи, – откликнулся Грем.
   Они не видели, что Бобо долго смотрел им вслед, до тех пор, пока они не свернули с Бич-трэйл.
***
   Грем толкнул дверь, и они прошли внутрь. Пэтси с трудом держалась на ногах, голова ее поникла, и она извиняющимся тоном прошептала:
   – Простите. У меня просто нет сил. Абсолютно нет сил.
   Ричард и Табби столкнулись в узком проходе между книжными шкафами, одновременно бросившись к ней на помощь.
   Но Грем успел первым: он взял ее под руку и провел в гостиную.
   – Я просто хочу немного полежать, – сказала Пэтси.
   Грем помог ей сесть на диван. Глаза Пэтси мгновенно закрылись. Грем осторожно уложил ее и накрыл теплым пледом. Даже во сне лицо Пэтси оставалось напряженным: резко выдавались скулы, оно казалось изможденным.
   – Ты можешь пока отдохнуть, Табби. Она проспит несколько часов и никуда сейчас не уйдет, – сказал Грем и позвал Табби и Ричарда в комнату.
   – Я тоже. – Табби неуверенно прошел к столику, на котором стояла пишущая машинка, замер возле него на несколько секунд, но, передумав, вернулся к изголовью дивана.
   Ричард тоже не мог заставить себя отойти от Пэтси, он внимательно смотрел на нее, стоя около кресла Грема.
   – Вы, ребята, похожи на львов, которые мечутся по библиотеке. Сделайте мне одолжение и присядьте. Никто никуда ведь сейчас не собирается идти. Я согласен с Табби, – произнес Грем.
   – Хорошо. – Ричард опустился в кожаное кресло.
   Табби сел на корточки рядом с диваном – он находился так близко от нее, что мог в любой момент дотронуться до ее волос.
   – Я собираюсь немного выпить. И тоже пойду прилягу.
   Я чувствую себя так, будто не спал три дня подряд. Но я рассчитываю на то, что вы оба останетесь здесь, пока мы не разработаем дальнейший план действий.
   – Я не хочу никаких планов, – проговорил Ричард.
   – Договорились, – Грем улыбался. – Здесь полно комнат… В тех, что наверху, за последние пятнадцать лет я не был ни разу. Что ж, я рад.
   – И я остаюсь здесь? – взволнованно спросил Табби.
   – Если ты попытаешься куда-нибудь уйти, я просто посажу тебя на цепь около моего стола, – пригрозил Грем. – Хорошо. Значит, мы договорились. Кто еще хочет выпить?
   У меня есть немного того джина, который так любит Пэтси.
   Втроем они одновременно посмотрели на Пэтси, спокойно спящую под пледом.
   – С удовольствием, – согласился Ричард.
   – Я тоже хочу немного, пожалуйста, – попросил Табби.
   – Сегодня можно все. – Грем медленно вышел на кухню и начал колоть лед в стаканы.
   Табби вспомнил Беркли Вудхауз, которая колола лед о раковину в кухне "Четырех Очагов"; мальчик покрепче обхватил колени руками и затих.
   – Ричард?
   – Да?
   – Мы правда останемся здесь на какое-то время?
   – Да.
   – Все вместе?
   – Все вместе.
   – Знаешь, а мне никуда и не хочется сейчас идти.
   – Я понимаю. Мы все чувствуем это, Табби.
   – Думаешь, этот полицейский Бобо действительно видел зверя с человеческим лицом?
   Ричард откинулся на спинку стула.
   – Мы можем провести весь остаток жизни, обсуждая происшедшее на Кенделл-Пойнт. Сейчас еще рано, Табби.
   Я даже не знаю, что и подумать.
   Грем пришел из кухни с тремя стаканами, наполненными льдом и светлой жидкостью.
   – Да, Табби, пожалуй, и вправду рановато. Я долил в твой стакан немного воды.
   Он поставил стаканы на столик.
   – Я сейчас вернусь. Пока я смелый, я должен сделать кое-что еще.
   Табби глотнул джин и скривился.
   – Ричард, тебе это правда нравится?
   – Отличный джин.
   На лестнице раздавались медленные шаги Грема.
   – Куда он пошел?
   – Спросим, когда он вернется.
   – Я думаю, что никогда не смогу оставить Пэтси, – сказал мальчик.
   – Да, а я, по-моему, никогда не смогу подняться с этого кресла.
   Грем спустился по лестнице, неся в руках довольно толстую стопку исписанной бумаги высотой дюймов в восемь.
   Через несколько мгновений Табби и Ричард увидели, как он бросил все эти листы в высокое пластиковое мусорное ведро.
   На лице Грема читалось облегчение, когда он уселся за стол и отпил из стакана.
   – Великолепно, – он посмотрел на стакан, потом на Пэтси, – только что я обрел свободу. Я столько времени потратил на эту книгу, что не заметил, как год назад она умерла. Я просто продолжал работать по инерции. Сейчас мне даже не хочется на нее смотреть.
   – Вы выкинули книгу? – изумленно переспросил Табби.
   – Я написал уже тринадцать книг, – спокойно ответил Грем, – и когда-нибудь напишу четырнадцатую. – Он с удовольствием отхлебнул новую порцию джина. – По-моему, сейчас я не хочу ничего, кроме как помогать вам заботиться о Пэтси.
   Они надолго замолчали – тишина тянулась, тянулась и с каждой секундой наполнялась их мыслями и чувствами. Они трое разглядывали спокойно дремлющую под пледом женщину.
   Табби уткнул голову в колени: у него задрожал подбородок и увлажнились глаза.
   – Все в порядке, – сказал Грем, – все уже прошло.
   Табби поднял голову и вновь посмотрел на Пэтси.
   – Она… – голос его сорвался, – она… – он не мог говорить.
   – Я понимаю, она вышла за нас замуж, – произнес Ричард.
   Табби порывисто вскочил и поцеловал Пэтси в щеку.
   Ричард поставил стакан на столик, поднялся и, обойдя диван, прижал губы к ее лбу. Грем подошел к Пэтси и поцеловал ее куда-то над левой бровью. Это походило на ритуал и, казалось, означало что-то очень важное и серьезное. Они безмолвно стояли над спящей женщиной.
   Грем вздохнул и подошел к стулу, что стоял рядом с пишущей машинкой. Табби опять уселся у изголовья дивана.
   Ричард вытянулся в старом потертом кресле. Они не разговаривали. Грем допил джин; теперь он чувствовал, как болит грудь, как гудят ноги. Никогда за многие годы работы (он вспомнил о листах бумаги, что валялись в мусорном вед ре) он не ощущал себя таким уставшим, но он никогда и не бывал так счастлив. Каждый из них, сидевших в полумраке гостиной, светился от радости и удовлетворения – светился, точно меч в руках Ричарда на Кенделл-Пойнт. Интересно, как это место и они сами смотрелись со стороны? Но сейчас, в эти секунды, это не имело значения. Он никогда еще не был так счастлив: казалось, он перенесся в загадочное королевство – яркий, солнечный мир, где играют боги.
   Глаза оставались открытыми, но Грем чуть не уронил стакан.
   Ричард и Табби давно заснули. Грем поднялся со стула, отнес стаканы на кухню и вытащил из мусорного ведра часть рукописи. А потом поднялся по лестнице. Внизу, в гостиной, раздавалось сонное, спокойное дыхание его утомленных и счастливых друзей.

После луны

   После того как поднялась луна и все встало на место, Хэмпстед довольно долго приходил в себя, выбираясь из лихорадки и бреда; видения, возникающие за открывающимися дверями домов, в глубине кладовок и на улицах города, возвращались обратно в сознание жителей. Хэмпстед понемногу оживал и присоединялся к окружающему миру, а мир не просто был готов принять его обратно – он обрушил на город свое настойчивое и назойливое внимание. Хэмпстед, как всякий, кто перенес тяжелую болезнь, был бледным и худым, но голос города уже был нормальным. Заселялись и оживали кварталы, отовсюду стекались сюда репортеры, писатели, операторы кинохроники.
   Практически каждый житель давал интервью или позировал журналистам для фотохроники, и четверо живущих в доме Грема Вильямса не составляли исключения. В это время, когда жизнь скорее имитировала нормальность, чем была таковой, Пэтси, Ричард, старик и мальчик пришли к выводу: то, что происходит с ними сейчас, не менее странно, чем то, что случилось раньше.
   Ричард назвал это "звездной болезнью". Чаще все протекало спокойно и пассивно: если Ричард стоял на углу Мэйн-стрит и ждал, когда сменится свет на светофоре, то стоящие неподалеку люди вдруг оборачивались и подходили к нему.
   В зависимости от характера они смотрели на него или восхищенно, или спокойно; они хотели заговорить с ним, но не решались. Да они наверняка и сами не знали, что хотели ему сказать. Многие потом долго шли за ним следом по Маунт-авеню.
   Однажды, когда Пэтси делала покупки в полупустом супермаркете Гринблата, какая-то пожилая дама, чьи запястья увешивали тяжелые золотые браслеты, несколько раз погладила ее по руке, ощупывая при этом ее кофту. Другая молодая женщина бросилась обнимать Табби на городской стоянке машин возле небоскреба Анхальта. "Я начинаю понимать Фрэнка Синатру", – сказал как-то Ричард, но на самом деле он понимал, что просто многие люди обладают частицей способностей Пэтси и Табби, по крайней мере той их частью, что позволяла разглядеть особую просветленность четырех людей.
   Но друзьям это очень не нравилось. Они нуждались только друг в друге. Стоило выйти за порог дома, как перед ними возникала личность или с карандашом и блокнотом, или с камерой и микрофоном и начинала задавать вопросы; самая большая трудность состояла в том, чтобы ответы не походили на ответы безнадежно психически больных людей. Они не могли себе позволить обсуждать то, что в действительности их волновало: Гидеона Винтера и страшные события, которые им довелось пережить. Похоже, что всех остальных беспокоила только юридическая ответственность корпорации "Телпро", реакция Министерства безопасности и тому подобное. Но ни Ричард, ни трое его друзей не собирались углубляться в эти темы.
***
   – Я считаю, что город понемногу приходит в себя, – ответил Ричард на вопрос Си-Би-Эс. – Странно, но большинство были так заняты делами, что просто не помнят, что происходило здесь этим летом.
   – Я боюсь, что так сосредоточилась на личных проблемах, что попросту не заметила прошедшего лета, – сообщила "Ньюсуик" Пэтси. – Я не собираюсь возбуждать судебное дело.
   – Мы неплохо провели время летом, – делился впечатлениями с Эн-Би-Си Грем, – но нас чертовски плохо снабжали этим (би-и-и-п) бензином.
   – В этом году было лето? – спросил Табби у "Айвитнес ньюс".
   Через неделю вопросов и интервью стало меньше, а через две недели они превратились в обычных заурядных жителей и были очень этому рады.
   Поезда опять останавливались на станциях Хиллхэвена, Гринбанка и Хэмпстеда. Супермаркет Гринблата и другие пополнились свежими продуктами, как только на товарных складах убедились, что Хэмпстед более не представляет угрозы их трейлерам. На третьей неделе сентября были застеклены все окна на Мэйн-стрит. А через неделю после того, как Грем и Ричард отремонтировали полуразвалившуюся дверную раму в кухне, Грем заметил сидящего на дереве воробья. Еще через несколько дней после этого птицы вернулись в Хэмпстед: галки, кардиналы, скворцы, зяблики, дрозды и солидные серые вороны.
   Однажды утром Грем и Пэтси, прогуливаясь вдоль берега, повстречали Эвелин Хугхарт; она вышла из машины, и Грем окликнул ее:
   – Привет, Эви, приятно опять видеть тебя.
   Она посмотрела на часы, потом на него и произнесла:
   – Правда? – И пошла по направлению к своему дому.
   – Теперь я знаю, что все вернулось на свои места, – проговорил Грем.
   Чарли Антолини вызвал маляров и вынес из дома всю разукрашенную им мебель: телевизор, два дивана, стулья, огромный обеденный стол – все светилось ярко-розовым светом. Но вид этой веселой мебели вызвал у Грема воспоминания, связанные с прошедшим летом. Он вспомнил запах, который ударил ему в лицо, когда он перевернул тело Норма Хугхарта; вновь ощутил солоноватый привкус слез на щеках Пэтси, когда он поцеловал ее. Через двадцать минут гудвилльский грузовик увез мебель.
   Иногда опечатки в "Хэмпстедской газете" навевали на Грема воспоминания о прошедших днях, днях, когда рухнули и превратились в ничто все правила и устои человеческой жизни, но опечаток теперь было не больше, чем всегда.
   Единственным отличием сентябрьских номеров "Газеты" от майских или апрельских было отсутствие колонки слухов и новостей: Сара Спрай не была великим журналистом, но оказалось, что она незаменима.
***
   Через пять недель после той ночи, когда Грем поднялся по лестнице, оставив в гостиной спящих друзей, Ричард и Табби перешли улицу и подошли к дому Альби. Им пришлось отколоться от компании, о чем они, понимая необходимость этого шага, тем не менее глубоко сожалели. Увы, дом Грема никак не мог вместить четырех взрослых обитателей. Летом в комнатах верхнего этажа можно было изжариться, а зимой – превратиться в ледышку. Пэтси спала на диване в гостиной, а Табби ночевал на полу маленькой обшарпанной комнатушки при кухне. Грему явно недоставало привычного уединения. Ричарда же волновала заброшенность собственного дома: он хотел либо поселиться в нем, либо продать. Неодолимая потребность все время находиться в обществе друг друга заметно уменьшилась. Мир людей, реальная каждодневная жизнь настойчиво звали к себе, и понемногу они начинали откликаться. Табби снова пошел в школу – Ричарду хотелось, чтобы у мальчика были нормальные, удобные условия для домашних занятий. Сам Ричард мечтал о регулярной работе, он просто не мог взваливать все на Джона Рема. Быть может, Грем иногда слишком много командовал, быть может, сам Ричард бывал иногда нетерпелив. Отцы. Дети.
   Старик, собственно, никогда и не думал, что Ричард продаст свой дом, поэтому он совершенно не удивился, когда тот сообщил, что намерен сохранить его.
   – Ты собираешься усыновить Табби? – спросил Вильяме.
   – Мне бы очень хотелось. – Впервые Ричард сознательно понял это.
   – Правильно, – кивнул Грем.
   А вот о Пэтси он его так и не спросил. Они все очень любили ее, но эта любовь таинственным образом исключала всякие физические проявления. То, что сделала для них Пэтси на Кенделл-Пойнт, закрыло этот вопрос навсегда.
   Как нередко бывает в жизни маленьких городков, обитатели двух домов часто обедали вместе, вместе гуляли, вместе смеялись во время вечерних коктейлей и даже порой вместе ходили в кино. Ричард не обнаружил никаких препятствий к усыновлению Табби и в конце октября занялся юридическими формальностями. Грем и Пэтси отлично ладили друг с другом как отец с дочерью.
   Но неожиданно Грем заметил, что они поменялись ролями. Теперь не он заботился о Пэтси, а, наоборот, Пэтси нежила, охраняла, почти что нянчила его. Это приводило Грема в ужасное смущение: ему совершенно не хотелось очутиться в таком положении. Так же как и Ричард, он мечтал о возвращении к работе. И тут Пэтси приняла свое собственное решение.
***
   Перед Рождеством Грем и Ричард распивали коктейли в гостиной Грема. Единственным напоминанием о Рождестве была стоящая на книжной полке искусственная елка. Грем теперь жил один. Надо сказать, что он испытывал определенное (тайное) удовольствие от того, что самая любимая на свете женщина больше не заставляет его каждое утро завтракать. Ричард тоже был один. Табби упросил его разрешить ему вместе с семьей школьного приятеля отправиться на неделю в Аспин. Так что они праздновали Рождество в обществе друг друга. Ричард поджарил утку и принес две бутылки отличного вина.
   – Эй, дружище, – запротестовал Грем, – я ведь экс-алкоголик. Целую бутылку мне уже не осилить.
   Он тщательно принарядился к празднику: откопал на чердаке зеленый бархатный смокинг с черными атласными лацканами, одел ярко-синюю, тщательно выглаженную рубашку с золотистыми пуговицами и вязаный полосатый галстук; с черных туфель он даже не потрудился смахнуть пыль.
   – Тогда кончайте глотать джин, – посоветовал, улыбаясь, Ричард.
   – Я специально хранил его для такого случая, – с притворной обидой заявил Грем.
   На какое-то мгновение к ним как бы присоединилась Пэтси – так живо их шутливая перебранка воскресила воспоминания о ней.
   Грем прервал молчание:
   – Что слышно у Табби?
   – Он звонит каждый день; я говорил с ним как раз перед тем, как прийти сюда. Он отлично проводит время. Я очень скучаю без него, но рад, что разрешил ему эту поездку.
   Они опять замолчали, и каждый знал, о чем думает другой, – о Пэтси.
   – Грем, – наконец сказал Ричард, – я до сих пор не понимаю, что же все-таки случилось. Я думал, что со временем смогу разобраться во всем этом лучше. Мне кажется, что, может быть, мы недооценили роль "Телпро" во всем, что происходило.
   – Что ж, – задумчиво произнес Грем, – "Телпро" действительно сыграла свою роль. Но я думаю, что Гидеон Винтер уцепился за нее из-за названия этого вещества – ДРК.