— Ты, что ли? — быстро отстучала я по клавиатуре.
   — Ну а кто же, — тут же пришел ответ.
   — Слушай, а чего у тебя такой ник?Wasserfall— это же водопад на немецком?
   — Леди еще и лингвист?JПросто красиво. Ладно, давай ближе к делу. Ты скольких укусила?
   — Нисколько.
   — Да быть такого не может.
   — Но тем не менее.
   — Да ты не стесняйся я ж не прокурор.
   — Но и не священник, чтобы исповедоваться.
   — Магдалин, давай серьезнее. Что, тебе совсем не хочется это сделать?
   — Видишь ли… Инстинкты надо контролировать. В наше время, время СПИДа, хлебнуть чужой кровушки может быть просто опасноJстати, ты предохраняешься? Кусаешься через презерватив?J
   — Три ха-ха. Очень смешно. А если без издевательств?
   — Да я правда СПИДа боюсь. Ты вообще — чего хотел сказать?
   — Да мыслишка у меня есть одна. На охоту собираюсь, девчушку одну днем склеил в кафешке. Я прямо чуть там ее не укусил — такая сладкая кровь, через кожу чувствую. Давай со мной?
 
   И я замерла, неверяще смотря на строчки в окне диалога. До этого суровая правда как-то отступала от меня, просто не достигала моего сознания. Кайгородов — убийца. И сегодня он кого-то убьет.
   У меня аж пальцы замерзли враз от осознания …
   Я подула на них и напечатала:
   — А ты не боишься что на тебя менты выйдут? Ведь ты очень специфично убиваешь .
   Дыша на ледяные пальцы, согревая их своим дыханием, я бездумно наблюдала как слова, на секунду замерев, перетекли в верхнюю, общую часть окна.
   — Я это учитываю. И научился заметать следы. Поэтому и хочу чтобы ты со мной сходила — когда ты начнешь охотиться, ты можешь не сообразить про это. Тогда все засыплемся.
   Когда я начну охотиться…
   Я молчала минуты с две, пялясь в экран и напряженно думая.
   Потом я отстучала мессагу.
   — А какие именно меры предосторожности? И кстати — прими файл. Я тут кое — чего накопала.
   — Я тебе на охоте расскажу. Что за файл?
   — УвидишьJ) Ты на модеме или на кабеле?
   — На модеме, а что?
   — Ничего, просто скорость передачи будет низкая. Лови!
   — Слушай, мне так-то некогда.
   — Это по теме, тебе обязательно надо прочесть. Лови же!
   Я словно во сне открыла окно трансфера файла и зацепила им фотографию Знаменской церкви, весом почти четыре мегабайта. Цифровые фотографии — они тяжеленные, и выкачивать это Кайгородов будет минут пять минимум.
   Время есть.
   Быстрым движением я открыла нижний ящик комодика, достала оттуда отрез черного сатина, мел, череп козла и паркеровскую авторучку.
   Молниеносно я начертила на ткани шестиконечную звезду, положила на в центр череп и ручку — случайный дар парня, который уже умер, но которому я и после смерти верила — что он не подведет.
   Мне теперь очень — очень нужна помощь умершего, беспрекословно мне подчиняющегося человека. Если вызванный дух не захочет сотрудничать — у меня будут большие проблемы вплоть до летального исхода.
   Димочка, помоги…
   Краем глаза я взглянула на окно диалога.
   — Ну, где ты там???
   Я торопливо зажгла свечу, поставила ее около монитора, ступила босыми ногами на линии пантакля и нажала кнопку Отправить.
   Через несколько секунд начался трансфер файла.
   То что я задумала — было чистым безумием. Такое никто и никогда не делал. Ну и к черту. Какая разница — как передавать магию — по ветру, вслед или по кабелю? Есть же приворот при разговоре по телефону — почему бы мне не парализовать человека по интернету?
   Я коснулась уходящего по стене от компа кабеля, пустила по нему сполохи Силы и принялась ронять слова, четко и громко.
 
   — Выйду, не перекрестясь, пойду, не помолясь, не дверями, а печной трубою. Чертушки — братушки, подсобите, найдите вы душу раба Божьего Дмитрия, моей слезой позовите, моим голосом поманите.
   Аминь.
 
   Я подождала с секунду, глядя на ручку. Наконец по комнате пронесся мощный порыв ветра, я боковым зрением ощущала, что огонек свечки затрепыхался. «Димочка!» — взмолилась я. Если свеча погаснет — это будет все. Финита ля комедиа. Ритуал придется прервать.
   Ветер, словно услышав, закрутился волчком у моих ног и втянулся в ручку. «Спасибо», — мысленно шепнула я. Я так и думала что Димочка даже мертвый меня не подведет.
 
   — Десять ветров, десятый — вихрь, донесите вы дух раба Божьего Дмитрия до раба Божьего Валентина. И пусть мертвый дух войдет в тело раба Божьего Валентина, в грудь его белую, щеки румяные, кровь горячую, во все жилы и жилочки, и пусть будет Валентин нем и недвижим аки мертвый. На семь дней и ночей накладываю я свою печать, и слово Ведьмы тому порукой…
 
   Ветерок снова вырвался из ручки, вьюном скользнул по моему телу, запутался в волосах.
   — Аминь , — отчего-то улыбаясь, сказала я.
   Ветерок коснулся моих губ и стремительно улетел за окно.
   Он меня поцеловал, да?
   Так же слегка смущенно улыбаясь, словно первоклассница, я подошла к клавиатуре и отстучала мессагу.
 
   — Ку! Я отходила от компа на минутку. Так что ты говорил про меры предосторожности?
 
   Это была не мессага. Это был просто тест — получилось или нет.
   Я подождала несколько минут и набрала Кайгородовский номер телефона. Долго держала трубку, слушая частые гудки.
   Это означало, что все у меня получилось.
   И что Тинни, прекрасный вампир Тинни сейчас колодой сидит около монитора, ни в силах пошевелиться.
   — Ай да я! — погладила я себя по головке.
   «Умница», — прочувствованно сказал голос.
   «Да ладно тебе», — засмущалась я, ковыряя носком ноги пол.
   «Ты лучше Катьку сходи проведай, как она там после твоей магии?» — сухо подлил ложку дегтя голос.
   «Господи!», — охнула я и скачками понеслась в гостевую комнату на втором этаже. По пути я с ужасом припоминала, что парализующий тело врага ритуал — крайне опасная штука. По идее, ведьма должна быть совершенно одна, потому что малейшая ошибка может стать роковой.
   И вроде никаких ошибок я не совершила, но чем черт не шутит?
   Катенок мирно сидела в кресле и смотрела мультики.
   — Катенька, все в порядке? — кинулась я к малышке.
   Та слегка испуганно посмотрела на меня и кивнула.
   — Ну и слава богу! — сказала я, облегченно вздохнув.
   Тут зазвонил телефон.
   — Алло! — рявкнула я.
   — Магдалина Константиновна, с охраны вас беспокоят, — послышался бодрый голос в трубке.
   — Саша, ты? — нахмурилась я.
   — Да-да, — согласился он. — Настя, беленькая и худенькая — ваша, говорят?
   — Моя, — мрачно сказала я, уже понимая что мне ничего хорошего не скажут. Господи, что натворил этот ребенок на этот раз???
   — Вы бы спустились вниз и сами посмотрели, — слегка виновато сказал охранник.
   — Сейчас буду, — буркнула я, погладила Катенка по головке и понеслась вниз, как обычно презрев лифт.
   Саша встретил меня в холле и пригласил в комнату для секьюрити.
   — Вот, посмотрите сначала, — ткнул он в один из мониторов.
   Я вперила в него внимательный взгляд. Детишки сгрудились возле одной из лавочек, на которой было разложено множество мелких предметов, вроде все мирно и тихо.
   — И в чем криминал? — непонимающе воззрилась я на охранника.
   — Ваша Настя там магазин организовала, — пояснил он. — Сам видел — ручка из дорогущих тридцать рублей стоит. Вы сами сходите, посмотрите, а то как бы неприятности не случились.
   Я с секунду непонимающе смотрела на него. Потом до меня дошло, я вскочила и понеслась к лавочке.
   — Тетенька, — оживилась детвора при моем появлении. — Купите у нас что — нибудь, у нас тут магазин!
   И они расступились, открывая мне свой «прилавок». Я пригляделась — и в ужасе схватилась за голову. Да, на моей паркеровской ручке действительно лежал кусочек бумаги с корявой надписью «30 руб.». Но вот рядом лежали — шарфик, явно от Гермеса (41 руб.), безумной красоты перчаточки непонятно от кого, но явно намного более 35 рублей, за которые их продавали, и куча других дорогущих мелочей, которых у меня в доме не было! Как апофигей в центре лавочки лежал мой браслет от Тиффани из продолговатых изумрудов, обрамленных бриллиантами, и ценник в сто рублей на нем.
   — Магазин у вас тут, значит? — простонала я.
   — Ага, — бесхитростно кивнули детишки.
   — И покупают? — тоскливо спросила я.
   — Да не, пока только цепочку купили, — вздохнула кудрявая малышка из третьей квартиры. — Думаем, что надо цены снижать.
   Я безумным взором оглядела детей, вычленила из массы Настеньку, с индифферентным видом крадущуюся от меня подальше, в два прыжка догнала негодяйку и схватила ее за руку.
   — Аааа, — зарыдала она, пытаясь вырваться.
   — Бэ! — рявкнула я, вне себя от бешенства. — Коммерсантка, блин!!! Сколько мне с тобой разговаривать???
   — А вы мне магазин не запреща-аали! — прорыдала она. — А теперь ругаетесь!
   — Так! — обратилась я к деткам. — Цепочка, которая продана — она чья?
   — Настина, — нестройно ответили изрядно напуганные мной дети.
   — Тоненькая и с крестиком? — простонала я.
   Дети кивнули.
   И тут я чуть не заревела. Эту цепочку с крестиком матери привезли из Иерусалима, она ей страсть как дорожила. Перед туром в Англию она дала мне ее на хранение — с собой брать побоялась, оставить в пустом доме и того страшнее.
   Мне конец.
   Мать с меня живьем шкуру сдерет за ту цепочку…
   Лучше бы браслет купили…
   — Дети, разберите ваши вещи, унесите их домой и родителям не говорите — отлупят, — сиплым от сдерживаемых рыданий голосом сказала я.
   Детишки торопливо кивнули, испуганно косясь на меня и через миг их не стало.
   Я молча ухватила покрепче Настину ручонку и пошла в подъезд.
   — Не пойду! — решительно сказала она.
   — Повыделывайся мне, — устало сказала я.
   — А вы меня бить будете, — зарыдало дитя.
   — Бить не буду, — пожала я плечами. — А вот в детдом я тебя все же сдам, Настя.
   Та посмотрела на меня неверящими глазами и неуверенно хмыкнула:
   — Врете вы все…
   — Настя, нет у меня сил тебя воспитывать, понимаешь? — монотонно начала я объяснять ей свою позицию. — Старенькая я, понимаешь? Нельзя мне волноваться, а то так и помереть от инфаркта недолго…
   — Тетя Машечка!!!
   — Магдалина я, — тоскливо поправила я ее.
   — Тетечка Магдалиночка, — снова зарыдала она. — Ну я ж не знала, что вы старенькая, с виду-то — лошадь здоровая, пахать на вас можно…
   — ЧЕГО???? — взревела я.
   — А чего я сказала? — озадаченно поморгала Настя белесыми ресницами.
   — Еще раз, — раздельно сказала я, — ты в таком тоне отзовешься обо мне…
   Дальше я просто не смогла найти слов от возмущения. Пока я лихорадочно продумывала, что я сделаю, Настенька поковыряла носком сапожка мощеный двор и буркнула:
   — Ничего такого я и не имела в виду, зря вы так. А в смысле наказания — так вы меня все равно в детдом сдаете, куда уж хуже-то?
   — Домой! — ледяным тоном рявкнула я.
   Мне было жалко себя до слез.
   Ну когда хоть Мульти у меня заберет свою любимую доченьку, а???
 
   Дома я выдала детишкам кулек с мандаринками и принялась за уборку в кухонных шкафчиках.
   Я думала.
   А уборка по мелочам помогает мыслительному процессу.
   «Каким-образом-вытащить-Мульти???» — стучало у меня в висках набатом. Выходило что никак. Надо было как не крути, а искать убийцу.
   Через час я так ни до чего и не додумалась, однако на полках в кухне был идеальный порядок.
   Тогда я сварила кофе и принялась бродить по квартире с чашкой в руках. Чего же делать-то?
   — Тетечка Магдалина, а денди есть? — высунулась из детской несчастная мордочка Насти, когда я проходила мимо.
   — Нет конечно, — пожала я плечами.
   — Аааа! — горько зарыдало дитя, сползая по стенке.
   Я недоуменно посмотрела на нее и спросила:
   — Ты чего?
   — Так а я привыкла — прихожу из школы и в денди играю! — сквозь слезы проговорила она. — Вот было б оно у меня, я б сидела в уголочке и тихонечко в игрушки играла!
   Я не задумываясь, радостно выпалила:
   — Завтра я куплю тебе денди!
   — Нееет! — еще пуще зарыдала она. — Мне надо именно мое, а не покупное! Мне его папа подарил!
   Я только крякнула.
   Папа ее, и соответственно Мультиковский бывший муж, был личностью совершенно неуловимой. Алименты на двоих детей в количестве 1200 рублей на двоих детей (по минимуму, как безработный) — выплачивала его мать, чтобы сыночка не посадили. Сам же сыночек шлялся непонятно где. По слухам, у него была новая семья в другом городе — взял разведенку с тремя детьми. Да уж, чужих-то детей интереснее растить, чем своих…
   Но Настю я понимала — какой бы Березняков не был козел, только ей-то он родной папа, и подарки его — святы.
   — Настенька, завтра я постараюсь это денди забрать, ладно? — осторожно проговорила я.
   — Точно? — подняла она мокрое от слез лицо.
   — Точно, заинька, точно, — погладила я ее по головке. — Беги пока мультики смотри.
   — Да я «Тома и Джерри» наизусть уже знаю, — капризно надула она губки.
   — Слушай, — почесала я в затылке свободной от кофе рукой, — у меня там «Ну, погоди» было.
   — А это что такое? — недоуменно воззрилась она на меня.
   — Ты что, не знаешь что такое «Ну, погоди» ??? — изумилась я.
   — Не-а, — помотала она головой.
   — Отсталая ты, Настя, — пожалела я ее. — Пошли, сейчас включу их и просветишься!
   Я пошла к полкам с дисками, а Настенька прыгала около меня и спрашивала:
   — А про что там, тетя Магдалина?
   — Про зайчика и про волка! — ласково отвечала я.
   — Отстой, наверно, — сморщила она носик. — Еще зоопарка я не видела!
   — Ты сначала посмотри, потом ругай! — велела я ей.
   Потом я вставила диск, включила детишкам сей незабвенный мультик, а сама пошла к Сереге.
   — Привет! — заулыбался он, увидев меня на пороге.
   — Привет, я по делу, — кивнула я. — Ты кстати хоть ел что—нибудь сегодня?
   — Да вроде чипсы жевал, — призадумался он.
   — Ясно, пошли на кухню, орел, — велела я.
   Там я быстренько приготовила яичницу с ветчиной и усадила бедного художника ужинать. Или завтракать? Ах, простите, обедать — на завтрак у нас были чипсы!
   — Ой, Магдалиночка, что б я без тебя делал, — с чувством говорил Серега, уплетая яичницу.
   — Мог бы и подняться ко мне, неужто бы не накормила? — неодобрительно сказала я, поглядывая на его тощенькую фигурку. — Ты кстати в курсе, что мне худые парни не нравятся? Так что ешь лучше!
   Он лишь зыркнула на меня, открыл рот, но в последний момент одумался и снова принялся за яичницу. Тема о безнадежной любви Сереги ко мне была территорией, на которую мы оба побаивались ступить.
   — А что за дело-то у тебя ко мне? — вымолвил он через пару минут, отводя глаза.
   — В общем — у меня детишки дома, а ночью надо отлучиться, прими их переночевать, ладно?
   Серега поднял на меня полные искреннего возмущения глаза. «Совсем охренела! — читалось в них. — Сама к любовнику, а я должен с детьми сидеть».
   — Это по работе! — быстро сказала я.
   «Знаю я какая у тебя работа!» — обвиняющее сказали его глаза.
   — Правда по работе, — вздохнула я. — И мне нужны от тебя старые заношенные вещи, лучше всего бабкины или дедкины.
   — Вещи? — наконец недоуменно спросил он.
   — Да, — терпеливо ответила я. — Как можно страшней и рваней. Совершенно бомжовские.
   Сереженька заулыбался и повел меня в бабкину комнату. А там, надо сказать, была кладовка, в которую бабулька складывала кучу ненужных старых вещей. Уж сколько мы с Серегой ее уговаривали выкинуть на помойку весь этот хлам — бесполезно! «Вы в войну видать не жили, пусть лежит, все в хозяйстве пригодится!», — бурчала бабулька, неодобрительно глядя на нас.
   И ведь правда пригодилось! Через полчаса мы с Серегой, чихая от пыли, выволокли на свет божий то, что мне и требовалось. Выцветшую болоньевую куртку, когда-то синюю, теперь замызганно — голубого цвета. Мужские штаны, все в пятнах краски и известки. Пару драных свитеров. И — наконец — бахилы сорок пятого размера, у одного ботинка отваливалась подметка, у второго по обоим бокам были жуткие дыры.
   — Да их ведь и не одеть, — с сомнением сказал Серега, глядя на них.
   — Ничего, — довольно ответила я. — Веревочкой привяжу подошву, и нормально будет. Да газет напихаю. А второй, будем надеяться, не развалится и так.
   — Ну смотри, — пожал он плечами.
   Я сгребла свои находки, подумала и цапнула в дополнение вязаную полуистлевшую шапочку и радостно сказала:
   — Ну я пошла! Детей сейчас приведу!
   — А чего с ними делать — то? — заморгал он.
   — То есть? — не поняла я.
   — Ну, у меня ведь детей не было, с ними наверно надо играть, или еще чего? — неопределенно сказал он, покрутив рукой в воздухе.
   — У меня детки — классные! — хвастливо ответила я. — Еду я принесу, накормишь их в девять часов и спать сразу укладывай.
   — А до девяти что с ними делать?
   — Я тебе мультиков дам, смотрите, — пообещала я и пошла домой.
 
   Через пять минут я сдала Сереге на руки девчонок, пакет с едой и дисками с любимыми мультиками.
   Потом я вернулась к себе в квартиру и принялась экипироваться. Широкие штанишки я попросту закрепила на талии ремнем от джинсов. Они, кстати принадлежали коротышке — мои ноги из них как-то нелепо торчали. Ну да ладно! Далее я натянула свитера, ботинок обвязала веревочкой, волосы заплела и спрятала под свитер. Потом натянула дырявую шапочку из пожелтевшей от времени шерсти и поглядела на себя в зеркало.
   Хороша ж я! Как бы меня внизу охрана в ментовку не сдала — был уже такой случай!
   Я набрала номер телефона и сказала в трубку:
   — Саша, я на маскарад собралась к подруге.
   — Так, и что? — ровно спросил охранник.
   — Так я в костюме бомжихи, — стыдливо призналась я.
   — В костюме — простите — кого? — корректно переспросил он.
   — Бомжихи. А то ведь знаю я вас, еще и милицию вызовете!
   — Вас понял, Магдалина Константиновна, — улыбнулся Саша.
   Я недовольно бросила трубку на стол, накинула куртку и пошла вниз. По пути мне встретились две соседки, беседующие на площадке третьего этажа, они недоуменно посмотрели на меня, но видимо признали и посему прикусили языки. Я в нашем доме считаюсь крайне эксцентричной дамой, однако местные кумушки давно просекли, что свои язычки лучше оттачивать на других объектах.
   — Добрый вечер, — с достоинством сказала я им.
   — Добрый, — расплылись они в улыбках.
   Мда… Небось с несчастным дядей Федей они бы не раскланивались…
   На первом этаже одиноко сидел Александр, охранник и решал кроссворды. Он лишь слегка ухмыльнулся, увидев меня, и уткнулся дальше в журнальчик.
   Тогда я вышла из подъезда и зашагала на остановку. Понятно, бээмвушку я оставила в гараже. Поджидая автобус, я размышляла — сколько стоит сейчас проезд? Да и вообще поездка на автобусе мне казалась неким экзотическим действием. «Эх, давненько я не каталась», — подумала я, вскакивая в подъехавшую колымагу.
   — А ну, куда прешь! — грозно надвинулась кондукторша и взашей вытолкала меня из автобуса. — Еще бомжей тута не хватало!
   Я ошалело посмотрела на захлопнувшиеся двери и осторожно оглядела место моего позора. Люди, как ни странно, лишь с некоторой долей любопытства смотрели на меня — причем любопытство относилось к ситуации, а не ко мне самой. И правда — достоинства у бомжей как такового нет, чего его терять? Лишь какой-то дедок в очках развыступался:
   — Куда мэр смотрит, развелось дармоедов, — презрительно глядя на меня, буркнул он. — Вот ужо я ему напишу, что б меры принял, приличному человеку уж и ступить некуда, что б на бомжей не наткнуться!
   Скрипнув зубами, я вытащила из-под свитеров сотовый, который я носила на шнурочке, надетом на шею и натыкала номер.
   — Макс, — хмуро сказала я. — Это я.
   — Привет, — осторожно сказал он.
   — Чего, Галка-то выперла? — поинтересовалась я.
   — Не-а, по головке гладила и пирожками кормила, — отозвался он.
   Ну слава богу. Значит не укусила я его.
   — Слушай, у меня проблемы возникли, можешь меня на Беляева отвезти? — спросила я.
   — Да конечно, я как раз на колесах, — не задавая лишних вопросов, тут же согласился он.
   — Ну тогда я на остановке «Профсоюзная» около гипермаркета.
   — Буду через семь минут, — кратко ответил он.
   Я захлопнула крышечку сотового и старательно запихала его обратно под свитера.
   Окружающие смотрели на меня в немом изумлении. Бомжиха с дорогим сотовым — это знаете ли, надо видеть!
   А еще через несколько минут на остановке повисла тягостная тишина. Люди наблюдали, как бомжиха, выкинутая из городского автобуса, усаживается в совершенно роскошный шестисотый мерседес, прибывший по ее звонку.
   — Совсем охамели, — растерянно буркнул давешний дедок.
   — На Беляева! — радостно улыбаясь, велела я своему персональному водителю.
   Макс же с любопытством посмотрел на меня и поинтересовался:
   — Куда это ты в таком виде?
   — Да уж не в гости, — раздосадованно ответила я.
   — Ааа, на дело, — понимающе покивал он. — Я в молодости когда чудил, так тоже старался поплоше перед делом одеться.
   — Ох, Максюша, один ты меня понимаешь, — расчувствовалась я. — А другие меня за бомжа принимают!
   Парень помолчал, потом ненавязчиво пристроил свою лапу поверх моей коленки и спросил:
   — Ну так чё, я к тебе завтра заскочу, ага, Маш?
   Я стряхнула его лапу и поморщилась.
   — Макс, ты мне друг?
   — Ну? — настороженно покосился он на меня.
   — Можешь меня больше никогда Машей не называть? Только Магдалиной.
   — А чё такое?
   — Долго объяснять, — вздохнула я. — Помереть я могу, если меня дальше Машей называть.
   — Ты чего пила сегодня? — подозрительно спросил он, поводя носом.
   — Ничего я не пила, пост на дворе, — объяснила я ему. — Просьбу мою уяснил?
   — Ну уяснил, — протянул он. — Только я ведь могу и забыться.
   — А ты не забывайся! — твердо сказала я. — Сам знаешь, я тебе ничего не могу по обрядам сказать, однако помни, что я могу и помереть от твоей забывчивости?
   — Ну ладно я, а другие ? — не отставал он.
   — Других тоже предупреждать буду, — вздохнула я. — Макс, не грузи меня, мне и без того тошно. Проблемы у меня.
   Макс уважительно заткнулся. «Проблемы» — это он понимал.
   — Помощь нужна? — наконец спросил он.
   — Не, это по моей линии, ведьминской, — отмахнулась я. — У рынка останови.
   Макс притормозил, я помахала ему ладошкой и вышла из машины.
   — Магдалин, — заорал он вслед. — Ну я к тебе завтра приду, ладно?
   Я на ходу обернулась и буркнула:
   — Созвонимся.
   Краем глаза я заметила, как случайные прохожие дружно пялятся на меня и на шестисотый мерс в полнейшем изумлении.
   А я брела по направлению к Наташкиному дому и размышляла, с чего начать поиски загадочного дяди Миши. Или по крайней мере того, кто знает где находится дядя Миша.
   Итог моих размышлений был однозначен — помойки! Решив это, я повеселела и тут же углядела первый мусорный бачок.
   «Дядя Миша не обязательно пасется только около Наташкиной помойки, — назидательно сказал внутренний голос. — Давай, двигай к этой».
   «Так ведь около этой ни одного бомжа!» — сопротивлялась я.
   Около помойки светиться отчаянно не хотелось.
   «Ну так ты подойди — один точно будет!» — ехидно ответил голос.
   Гад!
   Я получше натянула шапочку на брови и пошла к помойке. Постояла немного, засунув руки в карманы. Потом походила кругами. Потом решила что я выпадаю из образа, схватила палку и принялась ворошить ей мусор в бачке, типа я чего-то ищу.
   На улице уже стемнело, все ближайшие фонари были давно разбиты и мне стало как-то неуютно.
   — Ну-ка, стой! — раздался грозный голос у меня за спиной.
   Я резко обернулась, и в это время что-то больно ударило меня в бок.
   Рядом стояли два бомжа и один собирался дальше лупить меня палкой.
   — Вы чего? — закричала я, не столько от боли, сколько от шока. Меня — бить???
   — А ничего! — задиристо сказа второй. — Будешь знать, шалава, как по помойкам чужим лазить!
   Второй тем временем знай охаживал меня палкой.
   «Чего стоишь???? — истерично завопил внутренний голос. — Валить надо!»
   И я рванулась. Бомж с палкой напоследок врезал мне точнехонько в левую щеку, еще б немного — и в глаз бы попал, а второй бомж изо всех сил вцепился в меня.
   — Держи ее, держи, Витек! — азартно вопил бомж. Я дернулась и побежала прочь, оставив у Витька левый рукав своей замызганной курточки.
   Около мультиковского подъезда я остановилась, села на лавочку и утерла злые слезы. Ну что я им сделала, а? Что за люди — нельзя было сначала поговорить, что ли? К тому же — девушку бить! Совсем ни в какие ворота не лезет!
   Господи, это ведь совершенно другой мир и другое измерение. Зачем мне, приличной и благополучной девочке, надо было сюда лезть? Ну посидела б Мультик чуток в тюрьме, так ей это только на пользу — похудеет и может быть, отвыкнет от пива. А дети ее…
   Стоп.
   А вот дети ее около меня здорово рискуют. Тут плюсов нет.
   — Чё, подруга, закурить не найдется? — какой-то мужичошка с парой друзей присели на лавочку около меня.
   — Не курю, — буркнула я.
   — А чего так поздно гуляешь? — не отставал он.
   — Твое какое дело? — огрызнулась я.
   Мало мне бомжей, так еще и этот на мою голову навязался. Вон два его друга — сидят, молчат…