Страница:
Да вот черта с два! Как там в песенке-то? Adelante? «На том свете отдохнешь» — переводится.
И я вскочила и легко побежала вниз, по пути кинув взгляд на большие стенные часы. Как раз — отовариться лекарством, и можно будет ехать за Настей. Бакс, которого я встретила в прихожей, яростно зашипел на меня, любимую хозяйку и спрятался под диван.
Гусева, полненькая блондиночка с мелким кудряшками, не подвела. Приехав, я обменялась с ней парой приветственных фраз, а потом и она без лишних вопросов выдала мне бланк с печатями.
— В любой аптеке его дают? — уточнила я на всякий случай.
— В нашей, что на первом этаже — точно есть, — не моргнув глазом заверила она меня.
Я выкупила ящичек перфторана, коробку шприцов и феррумлекс, препарат с железом. Потом я бегом побежала в машину. На пассажирском сидении я разложила добычу и принялась набирать лекарство из большой бутыли для капельниц в шприцы. Нет у меня времени по всем правилам под капельницу ложиться, так что придется по-походному! Вытащив пояс из джинсов и закатала рукав, я перетянула руку выше локтя и принялась вкалывать себе в вену один за другим шприцы — требовалось ввести всю бутылочку, чтобы удовлетворить мою потребность в гемоглобине.
Проходящая мимо тетка со здоровенной клетчатой сумкой притормозила и принялась открыв рот смотреть на мои действия. Мне было не до нее — скоро Настю забирать, домой ехать и там колоться возможности не было. Я не обращая на нее внимания вводила иглу в вену, словно заправский наркоман, медленно нажимала до упора поршень, вытаскивала иглу, и тут же принималась другим шприцом прокалывать вену. Как хорошо что моей бабе Грапе постоянно приходится ставить какие-то уколы, она же уже старенькая, вот я и натренировалась. В последнем шприце был феррумлекс.
Закончив, я откинулась на спинку сидения. Ну вот и все. Через несколько часов надо будет повторить инъекции — и все в порядке. Они меня поддержат. С ними мне не надо будет бросаться на людей.
Я блаженно заулыбалась, сняла с руки ремень, закатала рукав и вышла из машины — надо было выкинуть использованные шприцы и ампулы. Вот и мусорная урна недалеко.
Не успела я ступить и пару шагов по направлению к ней, как меня под локоток кто-то цапнул.
— Гражданочка, пройдемте — ка!
Я, лучась улыбкой — так мне хорошо на душе после всех треволнений было! — обернулась и увидела приземистого усатого дяденьку милиционера.
— А зачем? — ласково спросила я.
— Ууу, наркоманка проклятая, совсем стыд потеряли, среди бела дня, в центре города колются!!!! — раздался визгливый крик откуда-то сбоку. Я обернулась — так и есть — та самая баба, которая наблюдала, как я лечусь, с ненавистью пялилась на меня.
— Да я не наркоманка, вы что? — озадаченно сказала я.
— А это что у тебя, а??? — воинственно сказала она, обвиняющее выставив палец.
Я провела траекторию от него и обнаружила, что указывала она на ворох шприцов в моих руках.
— Эх вы, с обидой произнесла я. — К смертельно больному человеку приставать!
С этими словами я разжала руки.
— Пер-фто-ран, — прочитал он на стеклянной баночке. — Это что, новый какой-то наркотик?
— Сами вы наркотик! — обиделась я. — Лекарство это!
— Знаю я ваше лекарство! — снова начала баба. — Вон у соседки сын так налечится, что глазки в точку!
— У меня рецепт есть на это лекарство, — сухо сказала я.
— Показывайте, — велел мент.
— Рецепт у нее! — взвилась баба, со стуком поставила свою сумку на асфальт и уперла руки в боки. — Слушайте вы ее больше, сама видела — сидит в машине, и только успевает себе наркоту вкалывать. Да вы на нее посмотрите — чегой-т она такая довольная, а? Небось с лекарства бы так не веселилась!
— Сейчас рецепт покажу! — разозлилась я, вырвалась из рук мента и решительно шагнула к мусорке.
— Вы куда это, гражданочка? — угрожающе спросил он и снова цапнул меня за локоток.
— А куда ж мне мусор-то деть? У меня обе руки заняты, — осведомилась я. — Не идти ж мне в машину с этим!
— Вот — вот, вещдоки в мусорку — следы заметает, видите! — радостно завопила тетенька.
Я совсем обозлилась. Шагнув к ней, я ссыпала ей свой мусор — она только — только успела на автомате подставить руки, и ехидно велела:
— Вот, держите свои вещдоки.
Та лишь озадаченно мотнула головой.
А я прошла к машине, достала из сумки рецепт на перфторан, и подала менту. Тот внимательно изучил его вдоль и поперек, после чего сказал :
— Вопросов больше не имею.
Я села в машину, мент двинулся к своей будочке, стоявшей неподалеку, а тетка заполошно закричала :
— Эй, вы куда, вы куда? А наркоманка???
— Да не наркоманка она, и правда больная! — на ходу ответил ей мент.
— И чем же это она таким болеет? — тоскливо взвыла она, чувствуя что справедливость в который раз попрана.
— Порфирией я болею, — охотно просветила я ее.
— А? — очумело вылупилась она на меня. — А это чё такое? Заразное поди?
— Очень, — серьезно ответила я ей, завелась и поехала за Настей.
А тетка так и осталась на месте с ворохом моих шприцов в руках, озадаченно глядя мне вслед.
Не пошутила я, тетенька.
К моему великому сожалению.
Время еще было, поэтому я заехала в магазин, купила десяток флаконов с солнцезащитным кремом, и уже на выходе увидела отдел детской одежды. В глаза бросались сказочной красоты маленькие, словно на куклу платьица. Разумеется, я купила целый ворох — для своей любимицы Катьки.
«Не слишком ли ты ответственно подошла к роли мамочки?» — усмехнулся внутренний голос.
Я ему не ответила. Этому паршивцу только слово скажи — тут же жизни учить начнет, прямо как Витька.
В школе я подошла к уже знакомому классу, забралась на подоконник и принялась болтать ногами. Урок еще не кончился, из-за дверей доносились голоса, но коридор был совершенно безлюден. Потом пришла уборщица с ведром и шваброй и принялась мыть пол, неодобрительно на меня посматривая.
«Взрослая деваха, — читалось в ее взгляде, — а ведет себя…»
Я порылась в кармане куртки, нашла дирол, тщательно его разжевала и принялась выдувать пузыри.
Уборщица фыркнула и отвернулась.
Вот так нудно и бездарно я провела оставшиеся двадцать минут до конца урока. Наконец, звонок прозвенел, почти одновременно с грохотом распахнулись все двери и толпы ребятишек запрудили коридор. Я внимательно следила за дверью Настиного класса. Какая-то малявка восхищенным взором уставилась на мой шедевр — здоровенный пузырь. Я осторожно проткнула его когтем, намотала на палец и выкинула в стоящую рядом урну. Беда с этими пузырями — чуть не уследил — вмиг лопнет и залепит тебе лицо от бровей до подбородка. А я — дама сурьезная мне нельзя с залепленным жвачкой лицом ходить. Мне ребенка сейчас забирать.
Малявка с огорченным вздохом проводила полет жвачки в мусорку.
— Учись, — снисходительно сказала я, кидая ей початую пачку Дирола.
Да на удивление ловко поймала ее и тотчас сунула белую подушечку за щеку.
Я снова перевела взгляд на двери класса. Из него уже давно никто не выходил, однако Насти так и не было. Я лениво сползла с подоконника и заглянула в класс — может, задержали там мою подопечную. Класс был пуст, лишь учительница одиноко засовывала какие-то тетрадки себе в сумку. Я слегка кашлянула и она обернулась на меня.
— Простите, — улыбнулась я. — Я за Настей Березняковой приехала, что-то вот ее нет…
— А, вы тетя ее? — вскинула она брови.
— Да — да, — не моргнув глазом, подтвердила я.
— Господи, где ж вы раньше были, — воскликнула она, — давайте бегом на второй этаж к директору, там Настю вашу в детдом увозят.
— Кто? — тупо спросила я.
— Да с матерью ее несчастье какое-то случилось, — отводя глаза, сказала учительница, — ближайших родственников не нашли, и вот, женщина пришла из органов социальной опеки….
Я, не дослушав ее, скачками понеслась на второй этаж.
Господи, мне Мультик совсем не простит, если ее детишки в детдоме окажутся! Да какое Мультик — я сама себе не прощу!
В свое время мы с ней на каждом углу клеймили Таньку Садченко, которая бросила своих детей. Танька, уверенная в себе высокая шатенка однажды исчезла из нашего города — вышла замуж, как поговаривали. А потом, через несколько лет, явилась обратно — на этот раз с двумя малыми детьми. Жить она стала в квартире, доставшейся от матери, с работой ей помогла Светка Гусева — устроила в свою больницу медсестрой, сутки через двое. Я сама-то с Танькой не особо дружила, просто так сложилось, а Мультик, добрая душа, ее привечала. И вот однажды, когда Светка, Мультик и я парились в сауне, Гусева озадаченно молвила:
— Слушайте, девчонки, а чего там у Садченки с квартирой — то, а?
Мы с Мульти переглянулись и пожали плечами вопросительно уставились на Светку.
— Да что-то странное — она же совсем домой не ходит, живет в больнице, — ответила она на наши взгляды.
— А это как ? — дружно озадачились мы.
— Вот так, — пожала та плечами. — Поспит после смены на кушетке в ординаторской и снова на смену.
— А дети с кем? — в крайнем изумлении спросила Мульти.
— Да вот мне и самой странно, думала, может вы чего знаете, — ответила она.
Мы тогда решили отрядить Мультика на беседу с Садченкой — может у нее проблемы, мы ж люди, помогли б. Мультик на следующий день позвонила и отчиталась: Все нормально, детишки под присмотром садченковской двоюродной сестры, а чего Танька домой не идет, выяснить не успела — у той работы много.
Вскоре грянул гром. Светка Гусева, выпучив глаза прискакала ко мне домой — мы как раз с Мульти щелкали семечки и болтали о своем, о женском, — и с порога выпалила:
— Садченку милиция забрала!!!
Подробностей она не знала. Просто пришли менты, предъявили какие-то бумажки, заковали Таньку в наручники и увезли с собой.
Я, добрая душа, тут же начала названивать Витьке. То, что он рассказал, не укладывалось в голове. Оказывается, сегодня с утра Танькины соседи позвонили в органы социальной опеки и в милицию, и детей забрали в детдом, а Таньку в милицию. То, что рассказывал Витька — было совершенно невероятно, и он, обидевшись, выдал мне стопку отпечатанных листов.
Танькино дело.
Мы с Мультиком читали и не верили своим глазам. Показания соседей-свидетелей смотрелись как глупая клевета, просто потому, что такого не бывает. Однако все свидетели повторяли это чуть ли не слово в слово…
А рассказ их был таков.
Танькины дети, двух и четырех лет, две недели торчали день-деньской на подоконнике. Совершенно без одежды. Они хныкали, что хотят есть, и сердобольные, недоумевающие соседи просовывали им в форточку какую-то еду — благо квартира была на первом этаже. Когда кто-то входил в подъездную дверь, запирающуюся на ключ, дети дружно просили: «Не закрывайте дверь, а то мама придет, а зайти не сможет». А мама все не шла и не шла…
В конце концов соседи позвонили куда надо. Менты, взломав дверь, обнаружили странные вещи. Ну, про то что детишки были одни и голенькие, я уже упоминала. Так вот, люди не нашли в квартире ВООБЩЕ никакой одежды для них!!! А на детских кроватках не было ничего, кроме грязных матрасов. Кто-то из соседей выделил старые куртки, и вот в них детишек завернули и увезли в детдом.
Мы втроем читали все это и не верили.
«Совсем Садченка охренела», — было вынесено общее робко — недоуменное мнение. Что думать — мы просто не знали. Танька все время, пока ее ждали голодные детки, спокойно провела в больнице. Если вы думаете что она сумасшедшая или невменяемая-то вы глубоко ошибаетесь.
Таньку в тот же день выпустили из милиции под подписку, и она спокойно вернулась на работу. Уволилась и перешла в другую больницу — причем ее совсем не остановило то, что новое место работы было в двух шагах от детдома, где жили теперь ее малыши.
Прошел слушок, что мужа она ненавидела, потому и детей его воспитывать не захотела.
Мы Таньку дружно вычеркнули из своей жизни, при встрече не стеснялись спросить, не болит ли у нее за детей сердце? Та лишь пожимала плечами с непроницаемым лицом. Детям, кстати, несказанно повезло — их удочерила семейная пара из Калифорнии.
Есть все же Бог на свете.
Я часто вижу Садченку в городе — уверенную, веселую, частенько с кавалерами. И я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не проклясть ее. Я за своего кота и то больше переживаю, чем эта мамаша — за родных дочерей.
Поэтому — то, вспомнив тех несчастных детишек, я и неслась теперь к директорскому кабинету, чтобы вызволить мерзавку Настю.
По всему второму этажу раздавался трубный рев. «Бьют кого-то тут, что ли», — мельком подумала я на бегу. Ага, вот она и табличка с надписью «Директор».
Я без стука ввалилась в кабинет и обнаружила интересную картину. Мерзавка Настя горько рыдала, сидя на диване, около нее мельтешили две женщины с раздраженными лицами. Я сходу просекла ситуацию, нацепила на лицо фейс великосветской дамы и аристократично — строгим тоном молвила:
— Что тут происходит? Почему моя племянница эээ… в таком состоянии?
Настя, на секунду прервала рев, оторвала ладошки от лица, узрела меня и рванулась с дивана.
— Тетя Маша, — взахлеб рыдала она, обхватив мои колени мертвой хваткой. — Заберите меня к себе! Я слушаться буду! Честно — честно!
— Тихо, не реви, возьму, — погладила я ее по светлой головенке и вопросительно посмотрела на присутствующих дам. — Итак, что происходит?
— Я из социального попечительства, — хмуро сказала усталая женщина со скрученными узелком волосами. — Мать девочки в …
— Да тихо вы! — прошипела я, показав глазами на ребенка. — Знаю я, что мать девочки… в командировке.
Дамы переглянулись и та, что с узелком на голове неуверенно подтвердила:
— Да, в командировке.
— Я ее тетя, я ее забираю, — безапелляционно сказала я.
Узелок вздохнула:
— Я ведь на работе, девушка. У меня предписание — доставить девочку в детдом. Завтра подойдете в комитет, разберемся, тогда и заберете племянницу.
Настя, услышав это, заревела еще отчаяннее:
— Не пойду я… в детдом…! — рыдания душили ее, она аж икать стала.
— Хорошо, пойдемте, я вас провожу, — кивнула я Узелку.
Потом подхватила Настю на руки и вышла из кабинета.
— Тетя Маша, — захлебывалась ревом девчонка. — Я тебе мешать совсем не буду, сяду в уголок и буду задачки решать, ты меня не увидишь и не услышишь!
— Ты чего такая тяжелая? — недовольно спросила я, шагая по школьному коридору.
— Это ик! сапоги! — проревела она.
Я скосила глаза — точно, на ней были тяжеленные даже на вид сапоги с кучей заклепок и здоровенной платформе.
— Учиться буду на одни пятерки!!! — голосила тем временем Настя.
— Врешь! — усомнилась я.
— Не вру! Правда-правда!
Сзади меня семенила Узелок и тараторила:
— Вы же должны понимать… Я вам всей душой сочувствую, однако…
На первом этаже перед самыми входными дверями я ловко втолкнула ее какой-то пустующий класс и сказала:
— Женщина, в детдом я девчонку не отдам. Сами понимаете, это не по-людски. Давайте так — я вам дам денег, а вы что — нибудь придумаете.
— Да как вы смеете! — возмутилась она.
Я посадила притихшую Настю на соседнюю парту, достала из кошелька три тысячных бумажки и положила на стол около Узелка.
— Женщина, — сказала я, нервно стуча кончиком косы по коленке. — Давайте так — я вам помогу, а вы мне. У меня сложная ситуация, а у вас — маленькая зарплата. Так что давайте сделаем так, чтобы и вам и мне было хорошо. Все мы люди и должны помогать друг другу кто чем может, не так ли?
Узелок неуверенно захлопала на удивление длинными ресницами и с сомнением поглядела на тысячные купюры.
— Но, понимаете, — уже нормальным тоном сказала она. — С меня ведь спросят, куда я девочку дела и все такое.
Я вздохнула, залезла в кошелек и добавила еще пару купюр.
— Ну хорошо, — сдалась она. — Только вы напишите мне расписку с указанием паспортных данных.
Я незамедлительно устроилась за партой с ручкой в руках, Узелок выдала мне бланк и ненавязчиво спросила:
— Вторую девочку, Катю, вы тоже берете? У меня и на нее предписание.
Я понятливо достала из кошелька еще пять тысяч, и через три минуты мы с ней расстались довольные друг другом. Ну не умею я давать взятки, хорошо что хоть Узелок — нормальная тетка и помогла мне.
— Вот видишь, Наська, — вздохнула я. — Оказывается, стоишь ты всего —то пять тысяч.
— Много! — важно сказала она, слезая с парты. — На весь класс чупа-чупсов купить можно.
— Ну-ну, — хмыкнула я.
В машине я взглянула на зареванное детское личико и предложила:
— Мороженку хочешь?
— Да не очень, — мотнула она головой.
Я же, чувствуя что бедному ребенку надо что-нибудь купить в компенсацию за потраченные нервы, спросила:
— А чего хочешь?
— Копилочку с кошкой! — не задумываясь ответила она. — Я ее у мамки уже полгода прошу!
— Ну поехали, показывай где твоя копилочка продается, — согласилась я.
Копилочка продавалась в ЦУМе, и мне сразу стало понятно, отчего гадкая Мульти не покупала ее любимому чаду. Сие изделие германских умельцев стоило две тысячи — чересчур для одинокой мамаши с двумя чадами. Правда, вещица была на удивление хороша — в виде симпатичного домика, из окна которого смотрел котенок с бантиком на шее. Деньги следовало отпускать в печную трубу.
Настя, прижав вожделенную копилку к груди, клятвенно пообещала:
— Пол подмету дома!
— Молодец, молодец, — рассеянно погладила я ее по голове. Я думала над тем, что мне теперь делать с детенышами. «Моя мама — вампир», — крутились в голове издевательские слоганы. Или тетя? Кто я бедным малышам? Да какая к черту разница? Я им теперь и мама, и папа, и тетя, и дедушка с бабушкой.
На мне девчонки.
И я ведь больна, черт побери! Ну ставлю я себе Перфторан — но ведь я не дура и понимаю, что он всего лишь искусственно восполняет дефицит гемоглобина в крови, а вовсе не лечит меня. Конечно, за то что я не бросаюсь на людей — большое спасибо, однако проблему надо решать в корне! И девчонки молодой вампирше совсем не компания.
Нет, как ни крути, а Мультика придется выколупывать из-за решетки любой ценой — и побыстрее.
— Тетя Маша, — потянула меня за рукав Настя — Я ведь есть хочу!
Вспомнив про утренние два пельменя, я мучительно покраснела и потащила ее ближайшее кафе. Черноглазая официантка приняла заказ и тут же притащила нам обед. Насте достались блинчики с творогом, яблоко, пирожок и сок.
Я же лениво жевала вегетарианскую пиццу и названивала Швареву.
— Привет, Алекс, — сказала я, когда он взял трубку.
— Привет, — слегка удивился он. — Ты что, банк ограбила уже?
Шварев был лучшим в городе адвокатом. Мы с ним полгода назад здорово поссорились — причем он был кругом виноват. Однажды я у него дома на вечеринке, на полном автомате привела в божий вид его комп. Жалко мне бедных чайников, и я как могу — стараюсь им помогать. Так вот, я его настроила, почистила от мусора, поставила на проверку диска и гордо сказала об этом хозяину. Тот оторопело на меня посмотрел и взвыл раненым зверем — оказывается он все важные и срочные файлы хранил … в корзине. Я в некотором шоке посмотрела на только что не рыдающего Алекса, вздохнула и полезла в сумку за дисками. Файлы я ему восстановила, понятно. Из-под ДОСа, специальной прогой, в режиме садо—мазо, но восстановила.
И вот утираю я пот с лица и слышу, как наш светоч юриспруденции в уголке злобно шипит насчет того, что тупых баб к компьютеру вообще подпускать нельзя — что они могут понимать в высоких технологиях? Я тогда ласково похлопала его сзади по плечу, посмотрела в его слегка напуганные моим внезапным появлением глазки и попрощалась. А дома я в отместку забралась через интернет в его комп и выкачала несколько документов, про себя поразившись — чего ж наш женоненавистник не догадался поставить себе файрвол, хоть плохонький, хоть какой? Заходи кто хочешь, бери все что хочешь… Выкранные документы я послала ему по мэйлу с большим приветом от тупых баб и поклялась никогда больше с ним не здороваться. Он мне в ответном мэйле посоветовал никогда не говорить никогда — вдруг я с моим пристрастием к хакингу однажды грабану по интернету банк? Неудачно, разумеется — ибо что тупые бабы понимают в высоких технологиях? Вот тогда, мол, он и пригодится.
— Ну что ты прошлое вспоминаешь, — заканючила я. — Не ограбила я никого. Злишься еще, что ли?
— Да нет, — хмыкнул он. — Это ты чего-то распсиховалась тогда.
— Уже не психую, — вздохнула я, — я к тебе по делу.
— Говори!
— Нанять тебя я хочу. Можно?
— Можно, — согласился он. — Что случилось?
— Наташку Березнякову помнишь?
— Это такая черненькая, маленькая с такой…, — осекся он.
— Ну да, со здоровенной попой, все верно, — не стала я спорить. — Закрыли ее по подозрению в убийстве, и мне надо чтобы ее как можно быстрее освободили. Лучше тебя, Алекс, этого никто не сделает.
— Хорошо, — посерьезнел он. — Давай я часикам к восьми подъеду, ладно? Как раз до этого выясню что есть у ментов на эту Березнякову.
— Отлично, тогда до встречи, Алекс, — тепло попрощалась я с ним. У меня камень с души свалился. Шварев — он недаром лучший адвокат. Если кто мне и поможет — так это он.
Спохватившись, что я болтала по телефону насчет Наташки лишнее, я вперила взор в Настю — поняла или нет?
Однако та лишь индифферентно догрызала яблоко и смотрела в окошко.
— Вот сука, — внезапно выругалась она. — Семечка от яблока попалась, чуть зуб не сломала.
Я в немом изумлении воззрилась на восьмилетнюю девочку.
— Чтобы больше я такого не слышала! — холодно сказала я ей.
— А чего? — не поняла она.
— А того что мала еще такие слова употреблять.
— Как это мала? — удивилась она. — Все так говорят. Мы в рассказе про коровку это слово слышали. В школе на литературе его проходили.
— Про какую коровку? — не поняла я.
— Которую утопили, — пояснила Настя.
— Которую утопили???
Господи, что за литературу им читают???
— Ну. Немой там какой-то был, и вот не помню за что, но взял он свою коровку, Му-му, и утопил. А в рассказе про корову было написано «Она была сукой». Девочкой то есть, — доходчиво объяснил ребенок.
И тут я все поняла. А понял, я начала дико ржать, я аж ножками дрыгала и похрюкивала от восторга.
Корова Му-му!!!
— А чего я сказала? — обиделась Настя.
— Собачка это была, собачка, — почти рыдая от смеха, простонала я.
— А чего ее звали по-коровьи? — нахмурилась она.
— Так Герасим немой был и мог только мычать!
Настя посмотрела на меня осуждающе и отрезала:
— Какая разница — коровка, собачка? Все равно жалко!
Я осеклась.
— Послушай, — спохватилась я. — А ты уверена что вам это в школе читали? Вроде ж это в более старших классах проходят?
— Не знаю, нам на внеклассном читали, — хмуро ответила она. — Что я, дура лишнее сама читать? За что купила, за то и продаю.
Я даже и не нашлась что ответить.
Нынешние дети какие-то слишком взрослые.
Когда мы через полчаса подъехали к садику, то перед выходом из машины я широко перекрестилась. Если Узелок не сдержала слова и все-таки забрала второго ребенка в детдом — я этого не переживу. Уже поздно — шесть вечера, и до утра мне ее просто не выцарапать. С некоторой опаской я подошла к крыльцу — у каждой группы был отдельный вход — и шагнула внутрь. В раздевалке несколько мамочек упаковывали своих чад в теплую уличную одежду, я прошла мимо них и на пороге в группу наткнулась на нянечку.
— Вы за кем? — строго спросила она.
— А… это… за Катей Березняковой, — смешалась я.
— В группу не заходите, у нас там стерильно, а вы в верхней одежде, — проворчала она и повернулась.
— Катенька, — донесся ее ласковый голос, — там пришли за тобой.
Через секунду Катенок с радостным визгом повис на мне.
— А мать где? — словно невзначай спросила нянечка.
«Знает», — буркнул внутренний голос.
— Теперь я ее забирать буду, — вздохнула я. — Тётя я Катькина.
В машине меня осенила гениальная идея. Ну как же я раньше не додумалась! Баба Грапа, моя бесценная соседка, практически родная бабушка! На самом деле она была бабулей бывшей жены Сереги-художника, который однажды внезапно разбогател — его картины стали пользоваться бешеной популярностью. С первых же денег Серега купил квартиру — прямо подо мной. Вот так и живем теперь — Серега пишет с меня портреты, а баба Грапа на два дома печет шанежки…
Я натыкала на телефоне номер и приказным тоном заявила:
— Дай бабу Грапу!
— Здравствуйте для начала, — недовольно буркнул Серега.
— А? Ну привет, — недоумению моему не было предела. — Ты чего, не с той ноги сегодня встал?
— Баба Грапа в Киров вчера укатила, вот и сижу некормленый и злой.
— Как в Киров уехала???
— Вот так! Телеграмма пришла, что сестра ее тяжело заболела, она вмиг собралась да и туда. К тебе, кстати, и звонила и приходила — ты где была?
«На лоджии. Рассвета ждала…»
Э-эх, Серега, Серега… Вчера мне не до прощаний было.
— Магдалина? — позвал он.
Я молча нажала на кнопку отбоя. В горле стоял комок слез, а я не хотела, чтобы он знал…
По пути домой я всерьез размышляла насчет няни. В городе куча агентств, только позвони. В любой газете — множество объявлений от женщин, желающих подработать нянями. Только мне вмиг вспомнилось, как ревмя ревела от нянь Верка Калашникова. Ту как-то внезапно бросил муж с малым дитем, но Верка не растерялась — тут же нашла неплохую работу. Одна загвоздка — ее сынишке было девять месяцев, и оставить было не с кем. И Верка пошла по няням.
И я вскочила и легко побежала вниз, по пути кинув взгляд на большие стенные часы. Как раз — отовариться лекарством, и можно будет ехать за Настей. Бакс, которого я встретила в прихожей, яростно зашипел на меня, любимую хозяйку и спрятался под диван.
Гусева, полненькая блондиночка с мелким кудряшками, не подвела. Приехав, я обменялась с ней парой приветственных фраз, а потом и она без лишних вопросов выдала мне бланк с печатями.
— В любой аптеке его дают? — уточнила я на всякий случай.
— В нашей, что на первом этаже — точно есть, — не моргнув глазом заверила она меня.
Я выкупила ящичек перфторана, коробку шприцов и феррумлекс, препарат с железом. Потом я бегом побежала в машину. На пассажирском сидении я разложила добычу и принялась набирать лекарство из большой бутыли для капельниц в шприцы. Нет у меня времени по всем правилам под капельницу ложиться, так что придется по-походному! Вытащив пояс из джинсов и закатала рукав, я перетянула руку выше локтя и принялась вкалывать себе в вену один за другим шприцы — требовалось ввести всю бутылочку, чтобы удовлетворить мою потребность в гемоглобине.
Проходящая мимо тетка со здоровенной клетчатой сумкой притормозила и принялась открыв рот смотреть на мои действия. Мне было не до нее — скоро Настю забирать, домой ехать и там колоться возможности не было. Я не обращая на нее внимания вводила иглу в вену, словно заправский наркоман, медленно нажимала до упора поршень, вытаскивала иглу, и тут же принималась другим шприцом прокалывать вену. Как хорошо что моей бабе Грапе постоянно приходится ставить какие-то уколы, она же уже старенькая, вот я и натренировалась. В последнем шприце был феррумлекс.
Закончив, я откинулась на спинку сидения. Ну вот и все. Через несколько часов надо будет повторить инъекции — и все в порядке. Они меня поддержат. С ними мне не надо будет бросаться на людей.
Я блаженно заулыбалась, сняла с руки ремень, закатала рукав и вышла из машины — надо было выкинуть использованные шприцы и ампулы. Вот и мусорная урна недалеко.
Не успела я ступить и пару шагов по направлению к ней, как меня под локоток кто-то цапнул.
— Гражданочка, пройдемте — ка!
Я, лучась улыбкой — так мне хорошо на душе после всех треволнений было! — обернулась и увидела приземистого усатого дяденьку милиционера.
— А зачем? — ласково спросила я.
— Ууу, наркоманка проклятая, совсем стыд потеряли, среди бела дня, в центре города колются!!!! — раздался визгливый крик откуда-то сбоку. Я обернулась — так и есть — та самая баба, которая наблюдала, как я лечусь, с ненавистью пялилась на меня.
— Да я не наркоманка, вы что? — озадаченно сказала я.
— А это что у тебя, а??? — воинственно сказала она, обвиняющее выставив палец.
Я провела траекторию от него и обнаружила, что указывала она на ворох шприцов в моих руках.
— Эх вы, с обидой произнесла я. — К смертельно больному человеку приставать!
С этими словами я разжала руки.
— Пер-фто-ран, — прочитал он на стеклянной баночке. — Это что, новый какой-то наркотик?
— Сами вы наркотик! — обиделась я. — Лекарство это!
— Знаю я ваше лекарство! — снова начала баба. — Вон у соседки сын так налечится, что глазки в точку!
— У меня рецепт есть на это лекарство, — сухо сказала я.
— Показывайте, — велел мент.
— Рецепт у нее! — взвилась баба, со стуком поставила свою сумку на асфальт и уперла руки в боки. — Слушайте вы ее больше, сама видела — сидит в машине, и только успевает себе наркоту вкалывать. Да вы на нее посмотрите — чегой-т она такая довольная, а? Небось с лекарства бы так не веселилась!
— Сейчас рецепт покажу! — разозлилась я, вырвалась из рук мента и решительно шагнула к мусорке.
— Вы куда это, гражданочка? — угрожающе спросил он и снова цапнул меня за локоток.
— А куда ж мне мусор-то деть? У меня обе руки заняты, — осведомилась я. — Не идти ж мне в машину с этим!
— Вот — вот, вещдоки в мусорку — следы заметает, видите! — радостно завопила тетенька.
Я совсем обозлилась. Шагнув к ней, я ссыпала ей свой мусор — она только — только успела на автомате подставить руки, и ехидно велела:
— Вот, держите свои вещдоки.
Та лишь озадаченно мотнула головой.
А я прошла к машине, достала из сумки рецепт на перфторан, и подала менту. Тот внимательно изучил его вдоль и поперек, после чего сказал :
— Вопросов больше не имею.
Я села в машину, мент двинулся к своей будочке, стоявшей неподалеку, а тетка заполошно закричала :
— Эй, вы куда, вы куда? А наркоманка???
— Да не наркоманка она, и правда больная! — на ходу ответил ей мент.
— И чем же это она таким болеет? — тоскливо взвыла она, чувствуя что справедливость в который раз попрана.
— Порфирией я болею, — охотно просветила я ее.
— А? — очумело вылупилась она на меня. — А это чё такое? Заразное поди?
— Очень, — серьезно ответила я ей, завелась и поехала за Настей.
А тетка так и осталась на месте с ворохом моих шприцов в руках, озадаченно глядя мне вслед.
Не пошутила я, тетенька.
К моему великому сожалению.
Время еще было, поэтому я заехала в магазин, купила десяток флаконов с солнцезащитным кремом, и уже на выходе увидела отдел детской одежды. В глаза бросались сказочной красоты маленькие, словно на куклу платьица. Разумеется, я купила целый ворох — для своей любимицы Катьки.
«Не слишком ли ты ответственно подошла к роли мамочки?» — усмехнулся внутренний голос.
Я ему не ответила. Этому паршивцу только слово скажи — тут же жизни учить начнет, прямо как Витька.
В школе я подошла к уже знакомому классу, забралась на подоконник и принялась болтать ногами. Урок еще не кончился, из-за дверей доносились голоса, но коридор был совершенно безлюден. Потом пришла уборщица с ведром и шваброй и принялась мыть пол, неодобрительно на меня посматривая.
«Взрослая деваха, — читалось в ее взгляде, — а ведет себя…»
Я порылась в кармане куртки, нашла дирол, тщательно его разжевала и принялась выдувать пузыри.
Уборщица фыркнула и отвернулась.
Вот так нудно и бездарно я провела оставшиеся двадцать минут до конца урока. Наконец, звонок прозвенел, почти одновременно с грохотом распахнулись все двери и толпы ребятишек запрудили коридор. Я внимательно следила за дверью Настиного класса. Какая-то малявка восхищенным взором уставилась на мой шедевр — здоровенный пузырь. Я осторожно проткнула его когтем, намотала на палец и выкинула в стоящую рядом урну. Беда с этими пузырями — чуть не уследил — вмиг лопнет и залепит тебе лицо от бровей до подбородка. А я — дама сурьезная мне нельзя с залепленным жвачкой лицом ходить. Мне ребенка сейчас забирать.
Малявка с огорченным вздохом проводила полет жвачки в мусорку.
— Учись, — снисходительно сказала я, кидая ей початую пачку Дирола.
Да на удивление ловко поймала ее и тотчас сунула белую подушечку за щеку.
Я снова перевела взгляд на двери класса. Из него уже давно никто не выходил, однако Насти так и не было. Я лениво сползла с подоконника и заглянула в класс — может, задержали там мою подопечную. Класс был пуст, лишь учительница одиноко засовывала какие-то тетрадки себе в сумку. Я слегка кашлянула и она обернулась на меня.
— Простите, — улыбнулась я. — Я за Настей Березняковой приехала, что-то вот ее нет…
— А, вы тетя ее? — вскинула она брови.
— Да — да, — не моргнув глазом, подтвердила я.
— Господи, где ж вы раньше были, — воскликнула она, — давайте бегом на второй этаж к директору, там Настю вашу в детдом увозят.
— Кто? — тупо спросила я.
— Да с матерью ее несчастье какое-то случилось, — отводя глаза, сказала учительница, — ближайших родственников не нашли, и вот, женщина пришла из органов социальной опеки….
Я, не дослушав ее, скачками понеслась на второй этаж.
Господи, мне Мультик совсем не простит, если ее детишки в детдоме окажутся! Да какое Мультик — я сама себе не прощу!
В свое время мы с ней на каждом углу клеймили Таньку Садченко, которая бросила своих детей. Танька, уверенная в себе высокая шатенка однажды исчезла из нашего города — вышла замуж, как поговаривали. А потом, через несколько лет, явилась обратно — на этот раз с двумя малыми детьми. Жить она стала в квартире, доставшейся от матери, с работой ей помогла Светка Гусева — устроила в свою больницу медсестрой, сутки через двое. Я сама-то с Танькой не особо дружила, просто так сложилось, а Мультик, добрая душа, ее привечала. И вот однажды, когда Светка, Мультик и я парились в сауне, Гусева озадаченно молвила:
— Слушайте, девчонки, а чего там у Садченки с квартирой — то, а?
Мы с Мульти переглянулись и пожали плечами вопросительно уставились на Светку.
— Да что-то странное — она же совсем домой не ходит, живет в больнице, — ответила она на наши взгляды.
— А это как ? — дружно озадачились мы.
— Вот так, — пожала та плечами. — Поспит после смены на кушетке в ординаторской и снова на смену.
— А дети с кем? — в крайнем изумлении спросила Мульти.
— Да вот мне и самой странно, думала, может вы чего знаете, — ответила она.
Мы тогда решили отрядить Мультика на беседу с Садченкой — может у нее проблемы, мы ж люди, помогли б. Мультик на следующий день позвонила и отчиталась: Все нормально, детишки под присмотром садченковской двоюродной сестры, а чего Танька домой не идет, выяснить не успела — у той работы много.
Вскоре грянул гром. Светка Гусева, выпучив глаза прискакала ко мне домой — мы как раз с Мульти щелкали семечки и болтали о своем, о женском, — и с порога выпалила:
— Садченку милиция забрала!!!
Подробностей она не знала. Просто пришли менты, предъявили какие-то бумажки, заковали Таньку в наручники и увезли с собой.
Я, добрая душа, тут же начала названивать Витьке. То, что он рассказал, не укладывалось в голове. Оказывается, сегодня с утра Танькины соседи позвонили в органы социальной опеки и в милицию, и детей забрали в детдом, а Таньку в милицию. То, что рассказывал Витька — было совершенно невероятно, и он, обидевшись, выдал мне стопку отпечатанных листов.
Танькино дело.
Мы с Мультиком читали и не верили своим глазам. Показания соседей-свидетелей смотрелись как глупая клевета, просто потому, что такого не бывает. Однако все свидетели повторяли это чуть ли не слово в слово…
А рассказ их был таков.
Танькины дети, двух и четырех лет, две недели торчали день-деньской на подоконнике. Совершенно без одежды. Они хныкали, что хотят есть, и сердобольные, недоумевающие соседи просовывали им в форточку какую-то еду — благо квартира была на первом этаже. Когда кто-то входил в подъездную дверь, запирающуюся на ключ, дети дружно просили: «Не закрывайте дверь, а то мама придет, а зайти не сможет». А мама все не шла и не шла…
В конце концов соседи позвонили куда надо. Менты, взломав дверь, обнаружили странные вещи. Ну, про то что детишки были одни и голенькие, я уже упоминала. Так вот, люди не нашли в квартире ВООБЩЕ никакой одежды для них!!! А на детских кроватках не было ничего, кроме грязных матрасов. Кто-то из соседей выделил старые куртки, и вот в них детишек завернули и увезли в детдом.
Мы втроем читали все это и не верили.
«Совсем Садченка охренела», — было вынесено общее робко — недоуменное мнение. Что думать — мы просто не знали. Танька все время, пока ее ждали голодные детки, спокойно провела в больнице. Если вы думаете что она сумасшедшая или невменяемая-то вы глубоко ошибаетесь.
Таньку в тот же день выпустили из милиции под подписку, и она спокойно вернулась на работу. Уволилась и перешла в другую больницу — причем ее совсем не остановило то, что новое место работы было в двух шагах от детдома, где жили теперь ее малыши.
Прошел слушок, что мужа она ненавидела, потому и детей его воспитывать не захотела.
Мы Таньку дружно вычеркнули из своей жизни, при встрече не стеснялись спросить, не болит ли у нее за детей сердце? Та лишь пожимала плечами с непроницаемым лицом. Детям, кстати, несказанно повезло — их удочерила семейная пара из Калифорнии.
Есть все же Бог на свете.
Я часто вижу Садченку в городе — уверенную, веселую, частенько с кавалерами. И я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не проклясть ее. Я за своего кота и то больше переживаю, чем эта мамаша — за родных дочерей.
Поэтому — то, вспомнив тех несчастных детишек, я и неслась теперь к директорскому кабинету, чтобы вызволить мерзавку Настю.
По всему второму этажу раздавался трубный рев. «Бьют кого-то тут, что ли», — мельком подумала я на бегу. Ага, вот она и табличка с надписью «Директор».
Я без стука ввалилась в кабинет и обнаружила интересную картину. Мерзавка Настя горько рыдала, сидя на диване, около нее мельтешили две женщины с раздраженными лицами. Я сходу просекла ситуацию, нацепила на лицо фейс великосветской дамы и аристократично — строгим тоном молвила:
— Что тут происходит? Почему моя племянница эээ… в таком состоянии?
Настя, на секунду прервала рев, оторвала ладошки от лица, узрела меня и рванулась с дивана.
— Тетя Маша, — взахлеб рыдала она, обхватив мои колени мертвой хваткой. — Заберите меня к себе! Я слушаться буду! Честно — честно!
— Тихо, не реви, возьму, — погладила я ее по светлой головенке и вопросительно посмотрела на присутствующих дам. — Итак, что происходит?
— Я из социального попечительства, — хмуро сказала усталая женщина со скрученными узелком волосами. — Мать девочки в …
— Да тихо вы! — прошипела я, показав глазами на ребенка. — Знаю я, что мать девочки… в командировке.
Дамы переглянулись и та, что с узелком на голове неуверенно подтвердила:
— Да, в командировке.
— Я ее тетя, я ее забираю, — безапелляционно сказала я.
Узелок вздохнула:
— Я ведь на работе, девушка. У меня предписание — доставить девочку в детдом. Завтра подойдете в комитет, разберемся, тогда и заберете племянницу.
Настя, услышав это, заревела еще отчаяннее:
— Не пойду я… в детдом…! — рыдания душили ее, она аж икать стала.
— Хорошо, пойдемте, я вас провожу, — кивнула я Узелку.
Потом подхватила Настю на руки и вышла из кабинета.
— Тетя Маша, — захлебывалась ревом девчонка. — Я тебе мешать совсем не буду, сяду в уголок и буду задачки решать, ты меня не увидишь и не услышишь!
— Ты чего такая тяжелая? — недовольно спросила я, шагая по школьному коридору.
— Это ик! сапоги! — проревела она.
Я скосила глаза — точно, на ней были тяжеленные даже на вид сапоги с кучей заклепок и здоровенной платформе.
— Учиться буду на одни пятерки!!! — голосила тем временем Настя.
— Врешь! — усомнилась я.
— Не вру! Правда-правда!
Сзади меня семенила Узелок и тараторила:
— Вы же должны понимать… Я вам всей душой сочувствую, однако…
На первом этаже перед самыми входными дверями я ловко втолкнула ее какой-то пустующий класс и сказала:
— Женщина, в детдом я девчонку не отдам. Сами понимаете, это не по-людски. Давайте так — я вам дам денег, а вы что — нибудь придумаете.
— Да как вы смеете! — возмутилась она.
Я посадила притихшую Настю на соседнюю парту, достала из кошелька три тысячных бумажки и положила на стол около Узелка.
— Женщина, — сказала я, нервно стуча кончиком косы по коленке. — Давайте так — я вам помогу, а вы мне. У меня сложная ситуация, а у вас — маленькая зарплата. Так что давайте сделаем так, чтобы и вам и мне было хорошо. Все мы люди и должны помогать друг другу кто чем может, не так ли?
Узелок неуверенно захлопала на удивление длинными ресницами и с сомнением поглядела на тысячные купюры.
— Но, понимаете, — уже нормальным тоном сказала она. — С меня ведь спросят, куда я девочку дела и все такое.
Я вздохнула, залезла в кошелек и добавила еще пару купюр.
— Ну хорошо, — сдалась она. — Только вы напишите мне расписку с указанием паспортных данных.
Я незамедлительно устроилась за партой с ручкой в руках, Узелок выдала мне бланк и ненавязчиво спросила:
— Вторую девочку, Катю, вы тоже берете? У меня и на нее предписание.
Я понятливо достала из кошелька еще пять тысяч, и через три минуты мы с ней расстались довольные друг другом. Ну не умею я давать взятки, хорошо что хоть Узелок — нормальная тетка и помогла мне.
— Вот видишь, Наська, — вздохнула я. — Оказывается, стоишь ты всего —то пять тысяч.
— Много! — важно сказала она, слезая с парты. — На весь класс чупа-чупсов купить можно.
— Ну-ну, — хмыкнула я.
В машине я взглянула на зареванное детское личико и предложила:
— Мороженку хочешь?
— Да не очень, — мотнула она головой.
Я же, чувствуя что бедному ребенку надо что-нибудь купить в компенсацию за потраченные нервы, спросила:
— А чего хочешь?
— Копилочку с кошкой! — не задумываясь ответила она. — Я ее у мамки уже полгода прошу!
— Ну поехали, показывай где твоя копилочка продается, — согласилась я.
Копилочка продавалась в ЦУМе, и мне сразу стало понятно, отчего гадкая Мульти не покупала ее любимому чаду. Сие изделие германских умельцев стоило две тысячи — чересчур для одинокой мамаши с двумя чадами. Правда, вещица была на удивление хороша — в виде симпатичного домика, из окна которого смотрел котенок с бантиком на шее. Деньги следовало отпускать в печную трубу.
Настя, прижав вожделенную копилку к груди, клятвенно пообещала:
— Пол подмету дома!
— Молодец, молодец, — рассеянно погладила я ее по голове. Я думала над тем, что мне теперь делать с детенышами. «Моя мама — вампир», — крутились в голове издевательские слоганы. Или тетя? Кто я бедным малышам? Да какая к черту разница? Я им теперь и мама, и папа, и тетя, и дедушка с бабушкой.
На мне девчонки.
И я ведь больна, черт побери! Ну ставлю я себе Перфторан — но ведь я не дура и понимаю, что он всего лишь искусственно восполняет дефицит гемоглобина в крови, а вовсе не лечит меня. Конечно, за то что я не бросаюсь на людей — большое спасибо, однако проблему надо решать в корне! И девчонки молодой вампирше совсем не компания.
Нет, как ни крути, а Мультика придется выколупывать из-за решетки любой ценой — и побыстрее.
— Тетя Маша, — потянула меня за рукав Настя — Я ведь есть хочу!
Вспомнив про утренние два пельменя, я мучительно покраснела и потащила ее ближайшее кафе. Черноглазая официантка приняла заказ и тут же притащила нам обед. Насте достались блинчики с творогом, яблоко, пирожок и сок.
Я же лениво жевала вегетарианскую пиццу и названивала Швареву.
— Привет, Алекс, — сказала я, когда он взял трубку.
— Привет, — слегка удивился он. — Ты что, банк ограбила уже?
Шварев был лучшим в городе адвокатом. Мы с ним полгода назад здорово поссорились — причем он был кругом виноват. Однажды я у него дома на вечеринке, на полном автомате привела в божий вид его комп. Жалко мне бедных чайников, и я как могу — стараюсь им помогать. Так вот, я его настроила, почистила от мусора, поставила на проверку диска и гордо сказала об этом хозяину. Тот оторопело на меня посмотрел и взвыл раненым зверем — оказывается он все важные и срочные файлы хранил … в корзине. Я в некотором шоке посмотрела на только что не рыдающего Алекса, вздохнула и полезла в сумку за дисками. Файлы я ему восстановила, понятно. Из-под ДОСа, специальной прогой, в режиме садо—мазо, но восстановила.
И вот утираю я пот с лица и слышу, как наш светоч юриспруденции в уголке злобно шипит насчет того, что тупых баб к компьютеру вообще подпускать нельзя — что они могут понимать в высоких технологиях? Я тогда ласково похлопала его сзади по плечу, посмотрела в его слегка напуганные моим внезапным появлением глазки и попрощалась. А дома я в отместку забралась через интернет в его комп и выкачала несколько документов, про себя поразившись — чего ж наш женоненавистник не догадался поставить себе файрвол, хоть плохонький, хоть какой? Заходи кто хочешь, бери все что хочешь… Выкранные документы я послала ему по мэйлу с большим приветом от тупых баб и поклялась никогда больше с ним не здороваться. Он мне в ответном мэйле посоветовал никогда не говорить никогда — вдруг я с моим пристрастием к хакингу однажды грабану по интернету банк? Неудачно, разумеется — ибо что тупые бабы понимают в высоких технологиях? Вот тогда, мол, он и пригодится.
— Ну что ты прошлое вспоминаешь, — заканючила я. — Не ограбила я никого. Злишься еще, что ли?
— Да нет, — хмыкнул он. — Это ты чего-то распсиховалась тогда.
— Уже не психую, — вздохнула я, — я к тебе по делу.
— Говори!
— Нанять тебя я хочу. Можно?
— Можно, — согласился он. — Что случилось?
— Наташку Березнякову помнишь?
— Это такая черненькая, маленькая с такой…, — осекся он.
— Ну да, со здоровенной попой, все верно, — не стала я спорить. — Закрыли ее по подозрению в убийстве, и мне надо чтобы ее как можно быстрее освободили. Лучше тебя, Алекс, этого никто не сделает.
— Хорошо, — посерьезнел он. — Давай я часикам к восьми подъеду, ладно? Как раз до этого выясню что есть у ментов на эту Березнякову.
— Отлично, тогда до встречи, Алекс, — тепло попрощалась я с ним. У меня камень с души свалился. Шварев — он недаром лучший адвокат. Если кто мне и поможет — так это он.
Спохватившись, что я болтала по телефону насчет Наташки лишнее, я вперила взор в Настю — поняла или нет?
Однако та лишь индифферентно догрызала яблоко и смотрела в окошко.
— Вот сука, — внезапно выругалась она. — Семечка от яблока попалась, чуть зуб не сломала.
Я в немом изумлении воззрилась на восьмилетнюю девочку.
— Чтобы больше я такого не слышала! — холодно сказала я ей.
— А чего? — не поняла она.
— А того что мала еще такие слова употреблять.
— Как это мала? — удивилась она. — Все так говорят. Мы в рассказе про коровку это слово слышали. В школе на литературе его проходили.
— Про какую коровку? — не поняла я.
— Которую утопили, — пояснила Настя.
— Которую утопили???
Господи, что за литературу им читают???
— Ну. Немой там какой-то был, и вот не помню за что, но взял он свою коровку, Му-му, и утопил. А в рассказе про корову было написано «Она была сукой». Девочкой то есть, — доходчиво объяснил ребенок.
И тут я все поняла. А понял, я начала дико ржать, я аж ножками дрыгала и похрюкивала от восторга.
Корова Му-му!!!
— А чего я сказала? — обиделась Настя.
— Собачка это была, собачка, — почти рыдая от смеха, простонала я.
— А чего ее звали по-коровьи? — нахмурилась она.
— Так Герасим немой был и мог только мычать!
Настя посмотрела на меня осуждающе и отрезала:
— Какая разница — коровка, собачка? Все равно жалко!
Я осеклась.
— Послушай, — спохватилась я. — А ты уверена что вам это в школе читали? Вроде ж это в более старших классах проходят?
— Не знаю, нам на внеклассном читали, — хмуро ответила она. — Что я, дура лишнее сама читать? За что купила, за то и продаю.
Я даже и не нашлась что ответить.
Нынешние дети какие-то слишком взрослые.
Когда мы через полчаса подъехали к садику, то перед выходом из машины я широко перекрестилась. Если Узелок не сдержала слова и все-таки забрала второго ребенка в детдом — я этого не переживу. Уже поздно — шесть вечера, и до утра мне ее просто не выцарапать. С некоторой опаской я подошла к крыльцу — у каждой группы был отдельный вход — и шагнула внутрь. В раздевалке несколько мамочек упаковывали своих чад в теплую уличную одежду, я прошла мимо них и на пороге в группу наткнулась на нянечку.
— Вы за кем? — строго спросила она.
— А… это… за Катей Березняковой, — смешалась я.
— В группу не заходите, у нас там стерильно, а вы в верхней одежде, — проворчала она и повернулась.
— Катенька, — донесся ее ласковый голос, — там пришли за тобой.
Через секунду Катенок с радостным визгом повис на мне.
— А мать где? — словно невзначай спросила нянечка.
«Знает», — буркнул внутренний голос.
— Теперь я ее забирать буду, — вздохнула я. — Тётя я Катькина.
В машине меня осенила гениальная идея. Ну как же я раньше не додумалась! Баба Грапа, моя бесценная соседка, практически родная бабушка! На самом деле она была бабулей бывшей жены Сереги-художника, который однажды внезапно разбогател — его картины стали пользоваться бешеной популярностью. С первых же денег Серега купил квартиру — прямо подо мной. Вот так и живем теперь — Серега пишет с меня портреты, а баба Грапа на два дома печет шанежки…
Я натыкала на телефоне номер и приказным тоном заявила:
— Дай бабу Грапу!
— Здравствуйте для начала, — недовольно буркнул Серега.
— А? Ну привет, — недоумению моему не было предела. — Ты чего, не с той ноги сегодня встал?
— Баба Грапа в Киров вчера укатила, вот и сижу некормленый и злой.
— Как в Киров уехала???
— Вот так! Телеграмма пришла, что сестра ее тяжело заболела, она вмиг собралась да и туда. К тебе, кстати, и звонила и приходила — ты где была?
«На лоджии. Рассвета ждала…»
Э-эх, Серега, Серега… Вчера мне не до прощаний было.
— Магдалина? — позвал он.
Я молча нажала на кнопку отбоя. В горле стоял комок слез, а я не хотела, чтобы он знал…
По пути домой я всерьез размышляла насчет няни. В городе куча агентств, только позвони. В любой газете — множество объявлений от женщин, желающих подработать нянями. Только мне вмиг вспомнилось, как ревмя ревела от нянь Верка Калашникова. Ту как-то внезапно бросил муж с малым дитем, но Верка не растерялась — тут же нашла неплохую работу. Одна загвоздка — ее сынишке было девять месяцев, и оставить было не с кем. И Верка пошла по няням.