Страница:
Кот был другое дело. Бреннан не сомневался, что он был джентльмен, рожденный для богатства и привилегий. Другого склада человек вряд ли мог бы всякий раз выходить сухим из воды после таких скандальных преступлений, быть незаметным среди аристократов. Полицейского отнюдь не восхищала дерзость Кота, напротив, он твердо намеревался отдать его под суд.
За таких преступников, конечно же, хорошо платили. Бреннан мог взять эту долю и вместе с остальными деньгами, сэкономленными им за все эти годы, покинуть чертов город, в который он приехал, полный надежд и амбиций. Он уедет обратно в Йоркшир, наверное, на ферму к родителям, или же купит себе участок и рано или поздно смоет зловоние и ужас города со своей души.
Конечно, он был не единственный полицейский в Лондоне, который хотел задержать Кота. У каждого полицейского с Боу-стрит была такая цель, включая и Джоссайю Клэгга. И Роберт Бреннан знал, что, если бы он был порядочным человеком, каким воспитали его родители, он бы просто порадовался, когда негодяй был бы пойман, независимо от того, кто это сделал.
Но Роберт Бреннан был далеко не порядочным и хорошо это знал. Ему, как и любому другому человеку, были присущи похоть, зависть и уныние. Он просто усерднее боролся с этими человеческими грехами.
Сравнивая себя с Джоссайей Клэггом, Бреннан постоянно ощущал, что его охватывают низменные чувства. Он не мог ничего поделать с вереницей недавних потрясающих успехов Клэгга в задержании рекордного количества преступников. Но Бреннана не оставляли сильные опасения по поводу того, как работает Клэгг. Иногда ему казалось, что Клэгг еще хуже преступников, которых он задерживает. Но Клэгг был не более чем препятствием, а Бреннан не из таких, кто легко сдается. И уж тем более когда сэр Джон обратил его внимание на то, что случилось накануне.
Ограбление в доме леди Пламворфи было не просто повторением аналогичных ограблений, предпринятых Котом за последние два года. В течение вечера кто-то имел возможность беспрепятственно пользоваться спальней хозяйки и получил доступ к ее драгоценностям.
Как Бреннан и ожидал, жертва преступления отказалась предъявить ему список гостей, обиженная тем, что подозрение полиции может пасть на человека из высших кругов.
— Это, должно быть, был кто-то из прислуги, — настаивала старая карга, разглядывая его с таким видом, как будто он выполз из водосточной канавы. — Вы полагаете, я вожу знакомство с ворами?
— Получается, что вы должны водить с ними знакомство, ваша милость. Вы сказали, что прошлой ночью не было незнакомых людей, — вежливо заметил Бреннан.
— Невыносимо! — пробормотала ее милость, и Бреннан не сомневался, что это относилось к его умышленно любезному тону, а не к ограблению.
Не будь он уже уверен, что в краже повинен Кот, он бы с радостью предъявил обвинение дворецкому леди Пламворфи. Бреннан откровенно презирал это надменное создание, с его маленькими жестокими глазками и злобным языком. У Роберта Бреннана был настоящий талант делать точные выводы о человеке с первого взгляда, и Хаукинс был ему противен во всех отношениях.
— Ее милость, должно быть, забыла про цыганку, — сказал Хаукинс, открывая парадную дверь Бреннану. Роберт нисколько не сомневался, что дворецкий указал бы ему на дверь для прислуги, если бы он не настоял, чтобы по случаю его прихода ему оказали честь и пустили с главного входа. Он не собирался пользоваться черным ходом, как трубочист.
— Цыганка? — переспросил Бреннан. Хаукинс, очевидно, не прочь был получить за свои сведения больше, чем было у Бреннана. — Прошлой ночью здесь была цыганка?
Хаукинс, казалось, интересовался происшедшим просто из праздного любопытства, поскольку, когда он убедился, что Бреннан не лезет в карман, он как бы не обратил на это внимания и продолжал:
— Конечно, она не представилась цыганкой. Держалась так, как будто считала себя настоящей леди, но если эти камушки когда-нибудь обнаружатся, то точно у нее.
Бреннана заинтересовало, что Хаукинс так хорошо владел воровским жаргоном. Он одобрительно кивнул:
— И кто же такая эта цыганка?
— Какая-то старая знакомая ее милости, наверное, обедневшая.
— Но тогда она вряд ли цыганка, правда? Иначе как она попала в круг аристократов.
— Леди Пламворфи не совсем аристократка, если вы понимаете, о чем я. — Хаукинс цинично ухмыльнулся. — Она возвысилась, конечно, но это не значит, что она не помнит своего происхождения.
— Что она здесь делала?
— А что делают цыгане? Гадают и грабят вас средь бела дня, — ответил Хаукинс с усмешкой.
Бреннан, порывшись в кармане своего огромного пальто, вытащил стопку листов и карандаш.
— Как же зовут эту цыганку и где она живет?
— Какая вам разница?
— Абсолютно никакой, — спокойно сказал Бреннан. — Вы обязаны как гражданин и служащий ее милости следить за тем, чтобы справедливость восторжествовала. Уверен, что я могу положиться на ваше чувство долга, не так ли?
— Не совсем, — пробормотал Хаукинс, отворачиваясь.
Бреннан не был расположен шутить. Он был выше слуги и просто взял его за шиворот и одной рукой придавил к тяжелой дубовой двери.
— Я был бы очень вам признателен, если бы вы помогли полиции, — спокойно сказал он.
Хаукинс покраснел и начал хрипеть.
— Мэйтланд, — произнес он, ловя ртом.воздух. — Мисс Джессамин Мэйтланд. Представилась как мисс Браун, но ее милость сказала мне ее имя, когда увидела, как я беспокоюсь, благополучно ли она добралась. Она живет в Спиталфилдз, рядом с трактиром «Пять алмазов».
Бреннан отпустил его, и Хаукинс распластался на двери, натужно улыбаясь.
— Я рад, что вы помогли, Хаукинс, — спокойно произнес он. — Передайте мою благодарность ее милости.
Спиталфилдз! За весь год, полный неудач, это было первое достижение Бреннана. Многие наиболее предприимчивые — воры использовали девушек, чтобы они отвлекали внимание жертвы, пока те опустошали ее карманы. Что может, отвлечь больше, чем хорошенькая молодая леди, предсказывающая судьбу?
Однако, насколько он понимал, здесь речь шла не о карманном воровстве, к тому же Кот всегда работал один. Возможно, он поменял тактику.
И все же Джессамин Мэйтланд — странное имя для цыганки.
— Вот ваша доля, детка.
Джессамин посмотрела на небольшую кучку монет, которую к ней подвинул Джоссайя Клэгг. В присутствии этого человека она дрожала, но старалась не показать своего страха и отвращения. Был полдень, в это время в «Пяти алмазах» расположилось всего несколько посетителей. Никто не обращал внимания на скромно одетую девушку и полицейского с Боу-стрит, сидящих за грубым столом в темном углу.
— Они собираются казнить его? — спросила она, не пошевельнувшись, чтобы взять монеты.
Джоссайя Клэгг неприятно усмехнулся, этот звук резко отозвался у нее в ушах.
— Он сбежал от своего хозяина, стащив три серебряные чайные ложки и несколько футов муарового шелка. Что же еще с ним можно сделать?
— Ему пятнадцать лет!
— Вполне достаточно, чтобы знать, что хорошо, а что плохо, — равнодушно сказал Клэгг. Он был бессердечен, но отнюдь не глуп и, должно быть, почувствовал, что Джессамин сейчас особенно нужны деньги.
— Ну что вы, мисс Мэйтланд, нет причины так расстраиваться по поводу этого мальчишки. Он все равно продолжал бы заниматься своим делом, пока рано или поздно еще одного невинного младенца не обнаружили бы мертвым. Вы не дали этому случиться. Вы выполнили свой долг перед обществом и можете гордиться собой.
Она подняла глаза, чтобы взглянуть на него. Он был вовсе не дурен собой. Смуглая кожа и крупные губы делали его выразительное лицо запоминающимся, и он воображал себя покорителем женских сердец. Однако он никогда не позволял себе никаких вольностей по отношению к ней. Видимо, понимал, что ее талант гораздо ценнее, чем довольно обычная внешность. Их странное на первый взгляд сотрудничество было ему вполне по душе, так как оно способствовало все более и более успешному продвижению его дел, и он не собирался его прерывать.
— Мне это не нравится, — тихо сказала она.
— Во-первых, вы сами ко мне пришли, мисс, — напомнил он ей. — Вы были единственной, кто захотел помочь.
— Я не могу оставить без внимания то, что показывают мне карты. — Ее голос еле звучал. — Этот человек… Это создание… Он убил девятерых детей. Его надо было остановить.
— Что и было сделано. С вашей и моей помощью. И в итоге я щедро наградил вас долей того, что мне причиталось за его поимку, не так ли? Вы не будете отрицать, что вашей семье это не помешает.
— Я делала это не ради денег.
— Конечно, нет, — вкрадчиво сказал он. — Сейчас вы леди, для которой наступили тяжелые времена, но, несмотря на это, вы все же леди. А мы все знаем, что леди ничего не делают за деньги.
После того как вы любезно согласились помочь полицейскому с Боу-стрит, ваш кошелек стал немного Тяжелее, не так ли? Что, несомненно, радует вашу мать и хорошенькую маленькую сестричку. Как ее зовут… Флер? Весьма привлекательная юная особа. Отличная компания, я бы сказал.
У Джессамин мурашки пробежали по коже. Мысль о том, что Клэгг знает имя ее сестры, испугала ее. Хотя чего ей было бояться? Дело Клэгга — знать все, и, если что-то ускользало от него, он выслеживал до тех пор, пока не находил ответа.
Она боялась Клэгга. У нее не было доказательств того, что он нехороший человек, но инстинктивно она чувствовала это. Это чувство посещало ее время от времени во сне или когда она глядела в карты.
— Вы оставите ее в покое, — сказала она свирепо.
Его самодовольное лицо расплылось в улыбке.
— Конечно, мисс Мэйтланд. Я ведь не хочу, чтобы вас сейчас что-нибудь расстроило. А если что-то случится с вашей сестрой, вы так расстроитесь, что вам будет сложно сосредотачиваться на картах. Пока вы помогаете мне и обществу, я обязан быть уверенным, что вы и ваша сестра в безопасности и что вам ничто не досаждает.
— А когда я перестану быть полезной? — Ей не следовало задавать этого вопроса. Намеки на угрозы были безопаснее, их было легче глотать. Но она не смогла смолчать, когда речь зашла о Флер. Клэгг улыбнулся, блеснув золотым зубом:
— Я уверен, что ваша сестричка действительно славная юная особа. Вы облегчаете мне работу, мисс Мэйтланд. Без вашей помощи мне было бы гораздо труднее выискивать и задерживать преступников, а ваша семья не могла бы рассчитывать на мою защиту. Вы не будете ни от кого зависеть.
По крайней мере он сам не собирался причинять Флер вред. Она была их единственной надеждой: удачное, выгодное замужество положит конец непрекращающейся череде неудач, но никто не согласится на использованный товар, даже в такой роскошной упаковке, как ее сестренка Флер.
— Я понимаю, — уныло произнесла она.
— Я надеюсь, — сказал он. — Возьмите свои деньги, мисс Мэйтланд.
Джесс положила серебряные монеты в сумочку. Она с трудом дышала, и казалось, что задохнется, если не вырвется от этого мужчины на сомнительно чистый воздух лондонских улиц, но, когда она начала было подниматься из-за стола, его рука неожиданно сжала ее запястье.
«Слишком многие последнее время позволяют себе это», — рассеянно подумала она. Сначала дворецкий у леди Пламворфи со своими жирными руками, затем таинственный Глэншил, который с тех пор преследовал ее во сне и наяву. Клэгг был последней каплей.
— Позвольте мне пройти, — сказала она нарочито спокойным голосом, с той надменностью, которая сохранилась у нее от лучших времен.
Она не ожидала его непроизвольной реакции, хотя должна была бы ей обрадоваться. Он отпустил ее запястье и свирепо взглянул на нее:
— Есть только одна небольшая проблема, которая мучит меня, и я решил кое-что предпринять. Я хочу, чтобы вы последили за Котом.
— За Котом? — откликнулась она, стараясь не выдать себя. — Что это?
— Вы хотели спросить, кто это, — поправил ее Клэгг, усаживаясь в кресло. — Это вор, вот кто это такой. Человек, который проникает в дома и грабит людей среди бела дня.
— Взломщик?
— Да, но не такой взломщик, с которыми вы обычно имеете дело. Он грабит только очень богатых. Берет драгоценности и всякие модные побрякушки. Он сам принадлежит к этому классу. Кровожадный аристократ, грабящий таких же, как он, и этим он занимается уже более года.
Она зажала сумочку между колен, сосредотачиваясь на своих невидимых картах, и посмотрела на Клэгга:
— Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
— Черт возьми, я не знал, что вас интересует, как именно они совершают свои преступления. Кроме того, он редкостный трюкач. Его не так-то легко поймать и еще сложнее добиться, чтобы он предстал перед судом. Я предпочитаю задания полегче.
— Пятнадцатилетних подмастерьев?
— Точно. — Клэгг был безжалостен. — Но сэр Джон доверил мне это дело, и в моих интересах убедить его, что я могу сделать это лучше, чем этот олух из деревни.
— Олух?
— Не важно. Это вас не касается. Сейчас вас должен интересовать Кот, и никто другой. Где карты?
— Я их не принесла.
— Почему?
Джессамин стало ясно, что она не сможет сказать ему правду. Что она решила больше не помогать ему. Леди Пламворфи заплатила ей в пять раз больше, чем Клэгг, и к тому же та работа не запятнала ее душу. Джесс пообещала ее милости снова прийти сегодня в полдень, и таким образом перед ней открывалось много новых возможностей.
Ее глаза встретились с маленькими темными глазами Клэгга.
— Я не выспалась. Я не могу понять, что говорят карты, когда я в таком состоянии.
Клэгг фыркнул, но ему пришлось с этим смириться.
— Тогда идите домой. Передохните. И приходите завтра в то же время. И приносите карты. — Он посмотрел на нее и мягко улыбнулся. — Если не хотите, чтобы я сам вас нашел. То место, где вы живете, наверное, неподходящее для таких созданий.
— Это хорошее место, — сказала она спокойно, едва сдерживая дрожь ужаса при мысли, что ее мама, как-никак женщина благородного происхождения, столкнется лицом к лицу с Джоссайей Клэггом. Здоровье миссис Мэйтланд было подорвано, к тому же эта ее страсть к ликеру!.. Большую часть времени та проводила в спальне, день и ночь оплакивая свое бывшее положение в обществе. Миссис Мэйтланд, вероятно, думала, что ее дочь ходила за покупками, и действительно, под столом у ног Джессамин стояла корзина с овощами, купленными на рынке. Девушка поднялась, и на этот раз он дал ей уйти.
Выходя из трактира, она чувствовала на себе его взгляд. Оказавшись на сырых осенних улицах Спиталфилдз, Джессамин прищурилась, укутываясь в плотную шаль. В конце концов Клэгг, который все знал, казалось, еще ничего не подозревал о ее новой работе. В течение некоторого времени она могла сочетать свои гадания в обществе с тем, что предложил ей Клэгг, и деньги будут скапливаться быстро, как никогда, и дадут возможность семье вновь занять достойное место в обществе.
По крайней мере некоторым членам семьи. Флер заметят в обществе даже без приданого, и если бы та была соответствующим образом одета, на нее обратили бы внимание сколько угодно богатых мужчин. А если бы ее сопровождала благородная миссис Мэйтланд, успех был бы гарантирован.
Но не для Джессамин. В отличие от остальных членов своей семьи она предпочитала смотреть правде в глаза. Ее репутации не повредит даже связь с Клэггом.
Клэгг… Один раз Джессамин уже вырвалась из его лап, и вряд ли об этом кто-нибудь узнал. И ее репутация не пострадает, когда Джессамин вновь станет читать карты и предсказывать судьбы.
Но это повторение будет равнозначно приговору, который она себе подпишет. Леди Пламворфи уже говорила ей, что изысканное общество в восторге от ее таланта, и сегодняшнее гадание обещало привлечь огромное количество гостей. В прошлый раз никто не обратил на нее внимания, кроме того загадочно усмехающегося человека, который так неожиданно пришел ей на помощь. Теперь все заметят ее, и она больше не сможет показываться на людях, когда Флер начнет появляться в обществе.
Но ей было все равно. Джессамин не испытывала большой любви ни к городу, ни к обществу. Флер надо будет найти богатого мужа, достаточно богатого, чтобы он мог содержать несколько поместий в деревне, и тогда его одинокая свояченица смогла бы погрузиться в мирную деревенскую жизнь.
Она съежилась, полная отвращения к себе самой. У ее матери было столько жалости к себе, что хватило бы на всю семью. Но Джессамин не хотела пасть жертвой подобной слабости. Она давно сделала свой выбор и знает, что ее ждет. Джессамин будет жить, не докучая другим своими жалобами. Одна.
Она солгала Клэггу, но не жалела об этом. Джессамин Мэйтланд прекрасно знала, кто такой Кот, — его визит к леди Пламворфи преследовал ее в снах почти так же, как и человек, который спас ее. Который насмехался над ней.
Она наклонилась, чтобы взять кошелек, и нащупала свою колоду. Карты казались теплыми. И он сразу же появился перед ее глазами — Король Правосудия, с пристальным взглядом золотистых кошачьих глаз.
Глава 4
За таких преступников, конечно же, хорошо платили. Бреннан мог взять эту долю и вместе с остальными деньгами, сэкономленными им за все эти годы, покинуть чертов город, в который он приехал, полный надежд и амбиций. Он уедет обратно в Йоркшир, наверное, на ферму к родителям, или же купит себе участок и рано или поздно смоет зловоние и ужас города со своей души.
Конечно, он был не единственный полицейский в Лондоне, который хотел задержать Кота. У каждого полицейского с Боу-стрит была такая цель, включая и Джоссайю Клэгга. И Роберт Бреннан знал, что, если бы он был порядочным человеком, каким воспитали его родители, он бы просто порадовался, когда негодяй был бы пойман, независимо от того, кто это сделал.
Но Роберт Бреннан был далеко не порядочным и хорошо это знал. Ему, как и любому другому человеку, были присущи похоть, зависть и уныние. Он просто усерднее боролся с этими человеческими грехами.
Сравнивая себя с Джоссайей Клэггом, Бреннан постоянно ощущал, что его охватывают низменные чувства. Он не мог ничего поделать с вереницей недавних потрясающих успехов Клэгга в задержании рекордного количества преступников. Но Бреннана не оставляли сильные опасения по поводу того, как работает Клэгг. Иногда ему казалось, что Клэгг еще хуже преступников, которых он задерживает. Но Клэгг был не более чем препятствием, а Бреннан не из таких, кто легко сдается. И уж тем более когда сэр Джон обратил его внимание на то, что случилось накануне.
Ограбление в доме леди Пламворфи было не просто повторением аналогичных ограблений, предпринятых Котом за последние два года. В течение вечера кто-то имел возможность беспрепятственно пользоваться спальней хозяйки и получил доступ к ее драгоценностям.
Как Бреннан и ожидал, жертва преступления отказалась предъявить ему список гостей, обиженная тем, что подозрение полиции может пасть на человека из высших кругов.
— Это, должно быть, был кто-то из прислуги, — настаивала старая карга, разглядывая его с таким видом, как будто он выполз из водосточной канавы. — Вы полагаете, я вожу знакомство с ворами?
— Получается, что вы должны водить с ними знакомство, ваша милость. Вы сказали, что прошлой ночью не было незнакомых людей, — вежливо заметил Бреннан.
— Невыносимо! — пробормотала ее милость, и Бреннан не сомневался, что это относилось к его умышленно любезному тону, а не к ограблению.
Не будь он уже уверен, что в краже повинен Кот, он бы с радостью предъявил обвинение дворецкому леди Пламворфи. Бреннан откровенно презирал это надменное создание, с его маленькими жестокими глазками и злобным языком. У Роберта Бреннана был настоящий талант делать точные выводы о человеке с первого взгляда, и Хаукинс был ему противен во всех отношениях.
— Ее милость, должно быть, забыла про цыганку, — сказал Хаукинс, открывая парадную дверь Бреннану. Роберт нисколько не сомневался, что дворецкий указал бы ему на дверь для прислуги, если бы он не настоял, чтобы по случаю его прихода ему оказали честь и пустили с главного входа. Он не собирался пользоваться черным ходом, как трубочист.
— Цыганка? — переспросил Бреннан. Хаукинс, очевидно, не прочь был получить за свои сведения больше, чем было у Бреннана. — Прошлой ночью здесь была цыганка?
Хаукинс, казалось, интересовался происшедшим просто из праздного любопытства, поскольку, когда он убедился, что Бреннан не лезет в карман, он как бы не обратил на это внимания и продолжал:
— Конечно, она не представилась цыганкой. Держалась так, как будто считала себя настоящей леди, но если эти камушки когда-нибудь обнаружатся, то точно у нее.
Бреннана заинтересовало, что Хаукинс так хорошо владел воровским жаргоном. Он одобрительно кивнул:
— И кто же такая эта цыганка?
— Какая-то старая знакомая ее милости, наверное, обедневшая.
— Но тогда она вряд ли цыганка, правда? Иначе как она попала в круг аристократов.
— Леди Пламворфи не совсем аристократка, если вы понимаете, о чем я. — Хаукинс цинично ухмыльнулся. — Она возвысилась, конечно, но это не значит, что она не помнит своего происхождения.
— Что она здесь делала?
— А что делают цыгане? Гадают и грабят вас средь бела дня, — ответил Хаукинс с усмешкой.
Бреннан, порывшись в кармане своего огромного пальто, вытащил стопку листов и карандаш.
— Как же зовут эту цыганку и где она живет?
— Какая вам разница?
— Абсолютно никакой, — спокойно сказал Бреннан. — Вы обязаны как гражданин и служащий ее милости следить за тем, чтобы справедливость восторжествовала. Уверен, что я могу положиться на ваше чувство долга, не так ли?
— Не совсем, — пробормотал Хаукинс, отворачиваясь.
Бреннан не был расположен шутить. Он был выше слуги и просто взял его за шиворот и одной рукой придавил к тяжелой дубовой двери.
— Я был бы очень вам признателен, если бы вы помогли полиции, — спокойно сказал он.
Хаукинс покраснел и начал хрипеть.
— Мэйтланд, — произнес он, ловя ртом.воздух. — Мисс Джессамин Мэйтланд. Представилась как мисс Браун, но ее милость сказала мне ее имя, когда увидела, как я беспокоюсь, благополучно ли она добралась. Она живет в Спиталфилдз, рядом с трактиром «Пять алмазов».
Бреннан отпустил его, и Хаукинс распластался на двери, натужно улыбаясь.
— Я рад, что вы помогли, Хаукинс, — спокойно произнес он. — Передайте мою благодарность ее милости.
Спиталфилдз! За весь год, полный неудач, это было первое достижение Бреннана. Многие наиболее предприимчивые — воры использовали девушек, чтобы они отвлекали внимание жертвы, пока те опустошали ее карманы. Что может, отвлечь больше, чем хорошенькая молодая леди, предсказывающая судьбу?
Однако, насколько он понимал, здесь речь шла не о карманном воровстве, к тому же Кот всегда работал один. Возможно, он поменял тактику.
И все же Джессамин Мэйтланд — странное имя для цыганки.
— Вот ваша доля, детка.
Джессамин посмотрела на небольшую кучку монет, которую к ней подвинул Джоссайя Клэгг. В присутствии этого человека она дрожала, но старалась не показать своего страха и отвращения. Был полдень, в это время в «Пяти алмазах» расположилось всего несколько посетителей. Никто не обращал внимания на скромно одетую девушку и полицейского с Боу-стрит, сидящих за грубым столом в темном углу.
— Они собираются казнить его? — спросила она, не пошевельнувшись, чтобы взять монеты.
Джоссайя Клэгг неприятно усмехнулся, этот звук резко отозвался у нее в ушах.
— Он сбежал от своего хозяина, стащив три серебряные чайные ложки и несколько футов муарового шелка. Что же еще с ним можно сделать?
— Ему пятнадцать лет!
— Вполне достаточно, чтобы знать, что хорошо, а что плохо, — равнодушно сказал Клэгг. Он был бессердечен, но отнюдь не глуп и, должно быть, почувствовал, что Джессамин сейчас особенно нужны деньги.
— Ну что вы, мисс Мэйтланд, нет причины так расстраиваться по поводу этого мальчишки. Он все равно продолжал бы заниматься своим делом, пока рано или поздно еще одного невинного младенца не обнаружили бы мертвым. Вы не дали этому случиться. Вы выполнили свой долг перед обществом и можете гордиться собой.
Она подняла глаза, чтобы взглянуть на него. Он был вовсе не дурен собой. Смуглая кожа и крупные губы делали его выразительное лицо запоминающимся, и он воображал себя покорителем женских сердец. Однако он никогда не позволял себе никаких вольностей по отношению к ней. Видимо, понимал, что ее талант гораздо ценнее, чем довольно обычная внешность. Их странное на первый взгляд сотрудничество было ему вполне по душе, так как оно способствовало все более и более успешному продвижению его дел, и он не собирался его прерывать.
— Мне это не нравится, — тихо сказала она.
— Во-первых, вы сами ко мне пришли, мисс, — напомнил он ей. — Вы были единственной, кто захотел помочь.
— Я не могу оставить без внимания то, что показывают мне карты. — Ее голос еле звучал. — Этот человек… Это создание… Он убил девятерых детей. Его надо было остановить.
— Что и было сделано. С вашей и моей помощью. И в итоге я щедро наградил вас долей того, что мне причиталось за его поимку, не так ли? Вы не будете отрицать, что вашей семье это не помешает.
— Я делала это не ради денег.
— Конечно, нет, — вкрадчиво сказал он. — Сейчас вы леди, для которой наступили тяжелые времена, но, несмотря на это, вы все же леди. А мы все знаем, что леди ничего не делают за деньги.
После того как вы любезно согласились помочь полицейскому с Боу-стрит, ваш кошелек стал немного Тяжелее, не так ли? Что, несомненно, радует вашу мать и хорошенькую маленькую сестричку. Как ее зовут… Флер? Весьма привлекательная юная особа. Отличная компания, я бы сказал.
У Джессамин мурашки пробежали по коже. Мысль о том, что Клэгг знает имя ее сестры, испугала ее. Хотя чего ей было бояться? Дело Клэгга — знать все, и, если что-то ускользало от него, он выслеживал до тех пор, пока не находил ответа.
Она боялась Клэгга. У нее не было доказательств того, что он нехороший человек, но инстинктивно она чувствовала это. Это чувство посещало ее время от времени во сне или когда она глядела в карты.
— Вы оставите ее в покое, — сказала она свирепо.
Его самодовольное лицо расплылось в улыбке.
— Конечно, мисс Мэйтланд. Я ведь не хочу, чтобы вас сейчас что-нибудь расстроило. А если что-то случится с вашей сестрой, вы так расстроитесь, что вам будет сложно сосредотачиваться на картах. Пока вы помогаете мне и обществу, я обязан быть уверенным, что вы и ваша сестра в безопасности и что вам ничто не досаждает.
— А когда я перестану быть полезной? — Ей не следовало задавать этого вопроса. Намеки на угрозы были безопаснее, их было легче глотать. Но она не смогла смолчать, когда речь зашла о Флер. Клэгг улыбнулся, блеснув золотым зубом:
— Я уверен, что ваша сестричка действительно славная юная особа. Вы облегчаете мне работу, мисс Мэйтланд. Без вашей помощи мне было бы гораздо труднее выискивать и задерживать преступников, а ваша семья не могла бы рассчитывать на мою защиту. Вы не будете ни от кого зависеть.
По крайней мере он сам не собирался причинять Флер вред. Она была их единственной надеждой: удачное, выгодное замужество положит конец непрекращающейся череде неудач, но никто не согласится на использованный товар, даже в такой роскошной упаковке, как ее сестренка Флер.
— Я понимаю, — уныло произнесла она.
— Я надеюсь, — сказал он. — Возьмите свои деньги, мисс Мэйтланд.
Джесс положила серебряные монеты в сумочку. Она с трудом дышала, и казалось, что задохнется, если не вырвется от этого мужчины на сомнительно чистый воздух лондонских улиц, но, когда она начала было подниматься из-за стола, его рука неожиданно сжала ее запястье.
«Слишком многие последнее время позволяют себе это», — рассеянно подумала она. Сначала дворецкий у леди Пламворфи со своими жирными руками, затем таинственный Глэншил, который с тех пор преследовал ее во сне и наяву. Клэгг был последней каплей.
— Позвольте мне пройти, — сказала она нарочито спокойным голосом, с той надменностью, которая сохранилась у нее от лучших времен.
Она не ожидала его непроизвольной реакции, хотя должна была бы ей обрадоваться. Он отпустил ее запястье и свирепо взглянул на нее:
— Есть только одна небольшая проблема, которая мучит меня, и я решил кое-что предпринять. Я хочу, чтобы вы последили за Котом.
— За Котом? — откликнулась она, стараясь не выдать себя. — Что это?
— Вы хотели спросить, кто это, — поправил ее Клэгг, усаживаясь в кресло. — Это вор, вот кто это такой. Человек, который проникает в дома и грабит людей среди бела дня.
— Взломщик?
— Да, но не такой взломщик, с которыми вы обычно имеете дело. Он грабит только очень богатых. Берет драгоценности и всякие модные побрякушки. Он сам принадлежит к этому классу. Кровожадный аристократ, грабящий таких же, как он, и этим он занимается уже более года.
Она зажала сумочку между колен, сосредотачиваясь на своих невидимых картах, и посмотрела на Клэгга:
— Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
— Черт возьми, я не знал, что вас интересует, как именно они совершают свои преступления. Кроме того, он редкостный трюкач. Его не так-то легко поймать и еще сложнее добиться, чтобы он предстал перед судом. Я предпочитаю задания полегче.
— Пятнадцатилетних подмастерьев?
— Точно. — Клэгг был безжалостен. — Но сэр Джон доверил мне это дело, и в моих интересах убедить его, что я могу сделать это лучше, чем этот олух из деревни.
— Олух?
— Не важно. Это вас не касается. Сейчас вас должен интересовать Кот, и никто другой. Где карты?
— Я их не принесла.
— Почему?
Джессамин стало ясно, что она не сможет сказать ему правду. Что она решила больше не помогать ему. Леди Пламворфи заплатила ей в пять раз больше, чем Клэгг, и к тому же та работа не запятнала ее душу. Джесс пообещала ее милости снова прийти сегодня в полдень, и таким образом перед ней открывалось много новых возможностей.
Ее глаза встретились с маленькими темными глазами Клэгга.
— Я не выспалась. Я не могу понять, что говорят карты, когда я в таком состоянии.
Клэгг фыркнул, но ему пришлось с этим смириться.
— Тогда идите домой. Передохните. И приходите завтра в то же время. И приносите карты. — Он посмотрел на нее и мягко улыбнулся. — Если не хотите, чтобы я сам вас нашел. То место, где вы живете, наверное, неподходящее для таких созданий.
— Это хорошее место, — сказала она спокойно, едва сдерживая дрожь ужаса при мысли, что ее мама, как-никак женщина благородного происхождения, столкнется лицом к лицу с Джоссайей Клэггом. Здоровье миссис Мэйтланд было подорвано, к тому же эта ее страсть к ликеру!.. Большую часть времени та проводила в спальне, день и ночь оплакивая свое бывшее положение в обществе. Миссис Мэйтланд, вероятно, думала, что ее дочь ходила за покупками, и действительно, под столом у ног Джессамин стояла корзина с овощами, купленными на рынке. Девушка поднялась, и на этот раз он дал ей уйти.
Выходя из трактира, она чувствовала на себе его взгляд. Оказавшись на сырых осенних улицах Спиталфилдз, Джессамин прищурилась, укутываясь в плотную шаль. В конце концов Клэгг, который все знал, казалось, еще ничего не подозревал о ее новой работе. В течение некоторого времени она могла сочетать свои гадания в обществе с тем, что предложил ей Клэгг, и деньги будут скапливаться быстро, как никогда, и дадут возможность семье вновь занять достойное место в обществе.
По крайней мере некоторым членам семьи. Флер заметят в обществе даже без приданого, и если бы та была соответствующим образом одета, на нее обратили бы внимание сколько угодно богатых мужчин. А если бы ее сопровождала благородная миссис Мэйтланд, успех был бы гарантирован.
Но не для Джессамин. В отличие от остальных членов своей семьи она предпочитала смотреть правде в глаза. Ее репутации не повредит даже связь с Клэггом.
Клэгг… Один раз Джессамин уже вырвалась из его лап, и вряд ли об этом кто-нибудь узнал. И ее репутация не пострадает, когда Джессамин вновь станет читать карты и предсказывать судьбы.
Но это повторение будет равнозначно приговору, который она себе подпишет. Леди Пламворфи уже говорила ей, что изысканное общество в восторге от ее таланта, и сегодняшнее гадание обещало привлечь огромное количество гостей. В прошлый раз никто не обратил на нее внимания, кроме того загадочно усмехающегося человека, который так неожиданно пришел ей на помощь. Теперь все заметят ее, и она больше не сможет показываться на людях, когда Флер начнет появляться в обществе.
Но ей было все равно. Джессамин не испытывала большой любви ни к городу, ни к обществу. Флер надо будет найти богатого мужа, достаточно богатого, чтобы он мог содержать несколько поместий в деревне, и тогда его одинокая свояченица смогла бы погрузиться в мирную деревенскую жизнь.
Она съежилась, полная отвращения к себе самой. У ее матери было столько жалости к себе, что хватило бы на всю семью. Но Джессамин не хотела пасть жертвой подобной слабости. Она давно сделала свой выбор и знает, что ее ждет. Джессамин будет жить, не докучая другим своими жалобами. Одна.
Она солгала Клэггу, но не жалела об этом. Джессамин Мэйтланд прекрасно знала, кто такой Кот, — его визит к леди Пламворфи преследовал ее в снах почти так же, как и человек, который спас ее. Который насмехался над ней.
Она наклонилась, чтобы взять кошелек, и нащупала свою колоду. Карты казались теплыми. И он сразу же появился перед ее глазами — Король Правосудия, с пристальным взглядом золотистых кошачьих глаз.
Глава 4
Небольшой домик на Кларджес-стрит был достаточно просторным и вполне соответствовал изысканному вкусу Алистэйра Маккалпина. Как и всем холостякам, дом служил ему только для развлечений. Комнаты здесь были не слишком велики, но хорошо обставлены, а удобная спальня сибарита вполне соответствовала его привычкам. Он редко был вынужден проявлять гостеприимство — никого из его близких родных не осталось в живых, а его друзья, которых было немного, имели привычку так часто выпивать, что поздно вечером не могли найти дорогу домой.
Алистэйр лелеял свое одиночество и свой маленький дом. Он перебрался сюда из тесных, продуваемых комнат рядом с собором Святого Павла. И пусть его pied a terre1 не было похоже на утраченное великолепие дома Маккалпинов — ему было все равно. Дом Маккалпинов никогда не был его домом — вместе со всем остальным он перешел к его брату. Там он и умер, отравленный алкоголем и безысходностью. Сейчас дом, переименованный соответствующим образом, принадлежал семье какого-то набоба, и Алистэйр убеждал себя». :что. даже забыл, где он расположен.
Свое теперешнее жилище он приобрел на прибыль от драгоценностей мисс Эджерстоун плюс доход от довольно милой коллекции желтых бриллиантов, которые позаимствовал у на редкость отвратительной жены графа Пэмбертона. Деньги еще оставались, пополняемые его обычным везением за игорными столами, и вновь выйти на промысел его заставила скорее скука, чем необходимость.
На следующий день он сидел перед камином, задумчиво уставившись в огонь, — необычное для него занятие. В детстве он был угрюмым ребенком и много потерял из-за этого — на него не обращали внимания ни отец, ни брат. Бесплодная жалость к себе раздражала его, и он научился избегать подобного настроения. Но в этот поздний осенний день на него напала меланхолия, несмотря на то что его должна была радовать мысль об уродливых драгоценностях, припрятанных наверху, в тайнике, так, что их никто не смог бы найти. Он знал, кто виной этому.
Загадочная мисс Браун, которая бесследно исчезла, не оставив ему иного выхода, кроме как запастись терпением, нарушила его душевное равновесие, заставив забыть о своей обычной лени. Она снова появится — в этом он не сомневался. Он расставил слишком много ловушек Изольде. Но у него никогда не было особого терпения. Он хотел снова увидеть ее глаза, чтобы убедиться, действительно ли они так необычно прозрачны, как он запомнил. Ему хотелось узнать, сможет ли он, взяв ее странные карты, тоже предсказывать судьбу.
— К вам пришли, господин, — объявил его лакей тоном, который он специально приберегал для Никодемуса Боттома. Малкин не любил Никодемуса, как не любил бы его любой здравомыслящий слуга, но темную сторону жизни Алистэйра оставлял без внимания. Алистэйр полагал, что Малкин знает, какого рода отношения связывают его и мрачного Никодемуса, но слуге удавалось героически скрывать свое неодобрение.
Конечно, Алистэйру часто бывало трудно подавлять дрожь отвращения, которую вызывала не столько своеобразная внешность его сообщника, сколько сопровождающая его зловещая слава. Когда-то Никодемус был трубочистом, и на его руках и ногах до сих пор оставались вместе со следами от сажи шрамы, полученные им много лет назад. Это был небольшого роста человечек, с лицом, похожим на мордочку хорька, и редкими темными зубами. Одевался он неряшливо и ненавидел мыться. Он также мог спокойно обходиться без ворованных бриллиантов, и если бы Алистэйр не был так удивительно удачлив и не покорил бы его этим, их знаменитый союз не состоялся бы, и его первая ночная добыча все еще лежала бы нетронутой в тайнике.
— Расторопен, ничего не скажешь, — лениво произнес Алистэйр, стараясь сдерживать дыхание. — Я и не знал, что ты такой прилежный.
— Ах, это вы про то маленькое упражнение, ваша милость, — сказал Никодемус. — Но я не спешу пока получить эти драгоценности. Я еще ничего не решил — пусть они пока полежат.
— Не то чтобы мне не нравилось твое общество, но если ты пришел не за драгоценностями, то что ты здесь делаешь? — спросил он, все еще почти не глядя на него.
— Я пришел, чтобы предупредить вас.
— О чем же, скажи ради Бога. — Алистэйр лениво поднял глаза.
— За вами следит полиция.
— Ну этим ты меня вряд ли удивишь. Я не волновался по этому поводу раньше и не вижу причин, чтобы волноваться сейчас.
— Это потому, что раньше сэр Джон не направлял своих лучших парней. Бреннан не в счет — он выглядит так, как будто вот-вот заснет, хотя этот человек острый, как игла. Но Клэгг — это другое дело.
— Клэгг?
— Джоссайя Клэгг. Он всегда был опасен, и мы все стараемся не попадаться ему на глаза. Он чаще предпочитает иметь дело с беглыми подмастерьями, чем с более опасными типами.
— Тогда мне нечего беспокоиться, — пробормотал Алистэйр.
— Говорят, ему кто-то помогает. Он в более выгодном положении, чем мы. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Объясни, — предложил Алистэйр.
— Ему помогает какая-то женщина.
— Трудно представить себе, что я рискну доверить свои тайны человеку, который в сговоре с полицией.
— Вам и не нужно этого делать. Говорят, она наполовину колдунья. Она использует темные силы, чтобы помочь Клэггу, а он платит ей за это деньги. Она смотрит на эти свои чудные карты, а потом говорит Клэггу, что где надо искать. Да я как только подумаю об этом, у меня мурашки бегут по спине.
От испуга Алистэйр придвинулся поближе к Никодемусу, о чем тут же пожалел.
— Кто она? — спросил он. — Как она выглядит?
— Ах, вот теперь вам интересно, о чем говорит старый Ник, — самодовольно произнес Никодемус. — Я не знаю, сколько человек видели ее. Она не показывается на людях. Некоторые считают, что она француженка.
Алистэйр приучил себя не выдавать своих эмоций. Очаровавшее его прошлой ночью создание так же могло оказаться француженкой, как и он сам.
— И эта француженка с ее картами и магическими действиями представляет для меня опасность? Что-то я в этом сомневаюсь.
— Джим Стеббинс тоже думал, что ему нечего волноваться, пока за ним не пришел Клэгг. Он точно знал, где тот похоронил свою жену и брата, а кроме Джима, этого не знал никто.
Алистэйр слегка вздрогнул.
— Я сомневаюсь, что представляю для полиции такой же интерес, как человек, который перерезал целую семью.
— Вот здесь вы ошибаетесь, ваша милость. За вас доля гораздо выше.
— Доля?
— Награда тому, кто выследит вас. Вы много стоите, ваша честь.
— Ты мне льстишь. Тогда почему же ты меня не выдаешь?
Никодемус оскалил рот в улыбке, которая напугала бы менее выносливого человека:
— Мне бы очень хотелось, ваша милость. Но дело в том, что люди, которые помогают Клэггу, странным образом исчезают до того, как получить свою долю. И я рассудил, что вы мне дороже, пока продолжаете заниматься тем, что вас интересует, так сказать.
— Так сказать, — насмешливо повторил Алистэйр. — А девушка, которая помогает Клэггу? Почему она до сих пор жива?
— Я думаю, она тоже жива до тех пор, пока полезна им. Девочка недурна собой, судя по тому, что я о ней слышал. У нее странные глаза.
Алистэйр насторожился:
— Мне показалось, ты сказал, что ее никто не видел.
— Вы, должно быть, не расслышали меня, милорд. Я сказал, что ее видели немногие. Мне случилось быть одним из них.
— Я мог бы задушить тебя, — сказал Алистэйр, — если бы мне не было противно иметь с тобой дело.
— Почему вы так интересуетесь ею, ваша милость?
— А почему бы мне не интересоваться человеком, который угрожает моей жизни? — возразил он.
— Почему же вы не беспокоитесь насчет Клэгга?
— Верно, — согласился Алистэйр, — я всегда был странным человеком. Меня гораздо больше интересуют молодые красивые колдуньи с необычными глазами, чем полицейские с Боу-стрит. Где я могу найти эту загадочную девушку?
— Обычно я беру плату за подобные сведения. Но в вашем случае…
— В моем случае ты скажешь мне раньше, чем я вытяну это из тебя, — сказал он приятным голосом.
Алистэйр лелеял свое одиночество и свой маленький дом. Он перебрался сюда из тесных, продуваемых комнат рядом с собором Святого Павла. И пусть его pied a terre1 не было похоже на утраченное великолепие дома Маккалпинов — ему было все равно. Дом Маккалпинов никогда не был его домом — вместе со всем остальным он перешел к его брату. Там он и умер, отравленный алкоголем и безысходностью. Сейчас дом, переименованный соответствующим образом, принадлежал семье какого-то набоба, и Алистэйр убеждал себя». :что. даже забыл, где он расположен.
Свое теперешнее жилище он приобрел на прибыль от драгоценностей мисс Эджерстоун плюс доход от довольно милой коллекции желтых бриллиантов, которые позаимствовал у на редкость отвратительной жены графа Пэмбертона. Деньги еще оставались, пополняемые его обычным везением за игорными столами, и вновь выйти на промысел его заставила скорее скука, чем необходимость.
На следующий день он сидел перед камином, задумчиво уставившись в огонь, — необычное для него занятие. В детстве он был угрюмым ребенком и много потерял из-за этого — на него не обращали внимания ни отец, ни брат. Бесплодная жалость к себе раздражала его, и он научился избегать подобного настроения. Но в этот поздний осенний день на него напала меланхолия, несмотря на то что его должна была радовать мысль об уродливых драгоценностях, припрятанных наверху, в тайнике, так, что их никто не смог бы найти. Он знал, кто виной этому.
Загадочная мисс Браун, которая бесследно исчезла, не оставив ему иного выхода, кроме как запастись терпением, нарушила его душевное равновесие, заставив забыть о своей обычной лени. Она снова появится — в этом он не сомневался. Он расставил слишком много ловушек Изольде. Но у него никогда не было особого терпения. Он хотел снова увидеть ее глаза, чтобы убедиться, действительно ли они так необычно прозрачны, как он запомнил. Ему хотелось узнать, сможет ли он, взяв ее странные карты, тоже предсказывать судьбу.
— К вам пришли, господин, — объявил его лакей тоном, который он специально приберегал для Никодемуса Боттома. Малкин не любил Никодемуса, как не любил бы его любой здравомыслящий слуга, но темную сторону жизни Алистэйра оставлял без внимания. Алистэйр полагал, что Малкин знает, какого рода отношения связывают его и мрачного Никодемуса, но слуге удавалось героически скрывать свое неодобрение.
Конечно, Алистэйру часто бывало трудно подавлять дрожь отвращения, которую вызывала не столько своеобразная внешность его сообщника, сколько сопровождающая его зловещая слава. Когда-то Никодемус был трубочистом, и на его руках и ногах до сих пор оставались вместе со следами от сажи шрамы, полученные им много лет назад. Это был небольшого роста человечек, с лицом, похожим на мордочку хорька, и редкими темными зубами. Одевался он неряшливо и ненавидел мыться. Он также мог спокойно обходиться без ворованных бриллиантов, и если бы Алистэйр не был так удивительно удачлив и не покорил бы его этим, их знаменитый союз не состоялся бы, и его первая ночная добыча все еще лежала бы нетронутой в тайнике.
— Расторопен, ничего не скажешь, — лениво произнес Алистэйр, стараясь сдерживать дыхание. — Я и не знал, что ты такой прилежный.
— Ах, это вы про то маленькое упражнение, ваша милость, — сказал Никодемус. — Но я не спешу пока получить эти драгоценности. Я еще ничего не решил — пусть они пока полежат.
— Не то чтобы мне не нравилось твое общество, но если ты пришел не за драгоценностями, то что ты здесь делаешь? — спросил он, все еще почти не глядя на него.
— Я пришел, чтобы предупредить вас.
— О чем же, скажи ради Бога. — Алистэйр лениво поднял глаза.
— За вами следит полиция.
— Ну этим ты меня вряд ли удивишь. Я не волновался по этому поводу раньше и не вижу причин, чтобы волноваться сейчас.
— Это потому, что раньше сэр Джон не направлял своих лучших парней. Бреннан не в счет — он выглядит так, как будто вот-вот заснет, хотя этот человек острый, как игла. Но Клэгг — это другое дело.
— Клэгг?
— Джоссайя Клэгг. Он всегда был опасен, и мы все стараемся не попадаться ему на глаза. Он чаще предпочитает иметь дело с беглыми подмастерьями, чем с более опасными типами.
— Тогда мне нечего беспокоиться, — пробормотал Алистэйр.
— Говорят, ему кто-то помогает. Он в более выгодном положении, чем мы. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Объясни, — предложил Алистэйр.
— Ему помогает какая-то женщина.
— Трудно представить себе, что я рискну доверить свои тайны человеку, который в сговоре с полицией.
— Вам и не нужно этого делать. Говорят, она наполовину колдунья. Она использует темные силы, чтобы помочь Клэггу, а он платит ей за это деньги. Она смотрит на эти свои чудные карты, а потом говорит Клэггу, что где надо искать. Да я как только подумаю об этом, у меня мурашки бегут по спине.
От испуга Алистэйр придвинулся поближе к Никодемусу, о чем тут же пожалел.
— Кто она? — спросил он. — Как она выглядит?
— Ах, вот теперь вам интересно, о чем говорит старый Ник, — самодовольно произнес Никодемус. — Я не знаю, сколько человек видели ее. Она не показывается на людях. Некоторые считают, что она француженка.
Алистэйр приучил себя не выдавать своих эмоций. Очаровавшее его прошлой ночью создание так же могло оказаться француженкой, как и он сам.
— И эта француженка с ее картами и магическими действиями представляет для меня опасность? Что-то я в этом сомневаюсь.
— Джим Стеббинс тоже думал, что ему нечего волноваться, пока за ним не пришел Клэгг. Он точно знал, где тот похоронил свою жену и брата, а кроме Джима, этого не знал никто.
Алистэйр слегка вздрогнул.
— Я сомневаюсь, что представляю для полиции такой же интерес, как человек, который перерезал целую семью.
— Вот здесь вы ошибаетесь, ваша милость. За вас доля гораздо выше.
— Доля?
— Награда тому, кто выследит вас. Вы много стоите, ваша честь.
— Ты мне льстишь. Тогда почему же ты меня не выдаешь?
Никодемус оскалил рот в улыбке, которая напугала бы менее выносливого человека:
— Мне бы очень хотелось, ваша милость. Но дело в том, что люди, которые помогают Клэггу, странным образом исчезают до того, как получить свою долю. И я рассудил, что вы мне дороже, пока продолжаете заниматься тем, что вас интересует, так сказать.
— Так сказать, — насмешливо повторил Алистэйр. — А девушка, которая помогает Клэггу? Почему она до сих пор жива?
— Я думаю, она тоже жива до тех пор, пока полезна им. Девочка недурна собой, судя по тому, что я о ней слышал. У нее странные глаза.
Алистэйр насторожился:
— Мне показалось, ты сказал, что ее никто не видел.
— Вы, должно быть, не расслышали меня, милорд. Я сказал, что ее видели немногие. Мне случилось быть одним из них.
— Я мог бы задушить тебя, — сказал Алистэйр, — если бы мне не было противно иметь с тобой дело.
— Почему вы так интересуетесь ею, ваша милость?
— А почему бы мне не интересоваться человеком, который угрожает моей жизни? — возразил он.
— Почему же вы не беспокоитесь насчет Клэгга?
— Верно, — согласился Алистэйр, — я всегда был странным человеком. Меня гораздо больше интересуют молодые красивые колдуньи с необычными глазами, чем полицейские с Боу-стрит. Где я могу найти эту загадочную девушку?
— Обычно я беру плату за подобные сведения. Но в вашем случае…
— В моем случае ты скажешь мне раньше, чем я вытяну это из тебя, — сказал он приятным голосом.