Ничего в моем первом любовном письме не могло заставить руки трястись, но с ними это произошло. Я взглянула на Бернара. Он не ушел, смотрел на меня. Хитрые и осторожные черные глаза на невыразительном лице. Что-то в них сверкало, и я подумала, что очень похоже на Рауля — отправить записку с человеком, который последние двадцать лет не отходит от Леона де Валми.
   — Месье Рауль дал это вам сам?
   — Да, мадмуазель.
   — Он уже уехал?
   — О да, мадмуазель. Спешил на первый самолет в Париж.
   — Понятно, спасибо. А как себя чувствует миссис Седдон?
   — Лучше, мадмуазель, но доктор говорит, что ей стоит полежать в постели дня два.
   — Надеюсь, она скоро поправится. Дайте ей знать, что я о ней спрашивала, пожалуйста.
   — Да, мадмуазель.
   — Бернар, — спросил Филипп, опуская чашку. — У вас сегодня тоже бал?
   — Да, месье.
   — Внизу в деревне?
   — Да, месье.
   — А потом у вас ужин?
   — Да, месье.
   — Что вы будете есть на ужин?
   Темное лицо осталось деревянным, глаза враждебными.
   — Не могу знать, месье.
   — Хорошо, Бернар, — сказала я. — Спасибо.
   Когда он ушел, я еще раз удивилась, чего в нем могла найти хорошенькая молоденькая Берта.
   Это был очень неприятный и длинный день. Рауль уехал. Миссис Седдон не выходила из комнаты. Берта суетилась по своим делам с самоуглубленным и стыдливым видом. Поэтому, когда мы с Филиппом пошли гулять, а мимо проехал джип с Вильямом Блейком и кучей его друзей, я так отчаянно замахала, что мальчик изумленно посмотрел на меня и спросил:
   — Он ваш очень хороший друг, вот этот?
   — Он англичанин. — Сказала, и самой стало смешно. — Филипп, знаешь, что такое ирония судьбы?
   — Нет, а что?
   — По-моему, это когда судьба или что-то другое следит за тобой, запоминает, что ты говоришь и делаешь, а потом оборачивает против тебя в самое неподходящее время. Нет, как-то я неправильно сказала. Забудь это, mon lapin, я сегодня плохо соображаю.
   — Но я как раз про это читал сегодня. У нее есть специальное имя. Она идет за тобой comme vouis dites, а когда ты делаешь что-то глупое, она, как это сказать? Идет против тебя. Ее зовут Немезида.
   Я остановилась и посмотрела на него.
   — Филипп, моя любовь, по-моему, она просто дожидалась, чтобы… Сейчас практически мартовские иды, слева вниз летят жаворонки, в прошлый вторник я не с той стороны обошла церковь Святой Марии на Мостах, а…
   — Нет. Шел дождь.
   — Правда?
   — Правда. — Он хихикнул. — Ты иногда говоришь ужасные глупости, знаешь?
   — Ужасно часто.
   — Но мне нравится. Продолжай. Как жаворонки летят вверх ногами. Ужасно интересно.
   — Боюсь, что не могу. Слова меня оставили.
   По дороге с прогулки мы встретили месье де Валми. Мы срезали углы и двигались по крутой короткой тропинке. Когда мы уже вошли во двор конюшни, откуда-то выехало кресло на колесах, и мы услышали:
   — Филипп. Доброе утро, мисс Мартин. Погуляли?
   Я покраснела.
   — Доброе утро, месье. Да.
   Он улыбался. Ни следа неодобрения или холодности. Если бы меня собирались уволить, он бы не вел себя так естественно, более того, по-дружески?
   — Больше не бродите по лесам?
   — Я нервничаю, поэтому мы держимся около дороги.
   Он засмеялся:
   — Ничего удивительного. Филипп, а как ты себя чувствуешь после ночных излишеств?
   — Излишеств? — переспросил мальчик.
   — Говорят, ты развлекался в полночь… Кошмаров не было потом?
   — Нет, mon oncle.
   Я занервничала.
   — Вы не возражаете? Это было несколько неортодоксально, но…
   — Дорогая мисс Мартин, с какой стати? Мы полностью поручили вам Филиппа и до сих пор не было оснований думать, что мы ошиблись. Не воображайте, что мы с женой собираемся критиковать каждый необычный шаг. Мы очень мало знаем о воспитании детей. Вам решать. И особый подход иногда необходим, так ведь? Вы очень добры, что тратите время и думаете о ребенке в разгаре собственных удовольствий. Надеюсь, вам понравился бал?
   — Да, конечно. Я вчера не смогла поблагодарить вас за приглашение, но можно, я это сделаю сегодня? Это было прекрасно, мне очень понравилось!
   — Рад это слышать. Боялся, что вы почувствуете себя одиноко, но Рауль, кажется, за вами присмотрел.
   Очень вежливый. Кажется, не смеется.
   — Да месье, спасибо. А как мадам де Валми, не заболела?
   — Нет, просто устала. Появится вечером на балу в деревне, поэтому отдыхает.
   — Тогда нам с Филиппом сегодня не надо приходить в салон?
   — Стоит, наверное, пропустить. — Он слегка издевательски улыбнулся Филиппу. — А может для разнообразия меня навестишь?
   Филипп напрягся, а я ответила:
   — Как вам угодно, месье. В библиотеке?
   Он засмеялся.
   — Нет, нет. Избавим его от этого. Что же, не буду задерживать. — Кресло развернулось, и вдруг повернуло обратно. — Между прочим…
   — Месье?
   — Не разрешайте Филиппу качаться на качелях, они не слишком прочно держатся. Нам больше не нужны несчастные случаи.
   — Разумеется, мы к ним не подойдем.
   Он кивнул и укатил с огромной скоростью к воротам огорода. Филипп помчался к двери, будто только что избежал опасности. Он был не одинок. Я думала, что воображение опять меня подвело. Ночная улыбка месье, холодность мадам… очевидно, я неправильно все поняла. Урок на будущее. Похоже, они не собираются меня увольнять, иначе он бы так не разговаривал. Ну и хорошо. А скоро рядом будет Рауль…
   — Мадмуазель, — сказал Филипп. — Вид у вас совсем другой. Qu' est-ce que c'est?
   — Кажется, я видела жаворонка, который летел не вверх ногами.
   Остаток дня прошел без происшествий. Я положила Филиппа в кровать раньше, чем обычно, отнесла ему шоколад и отправилась спать.
   Не помню, чтобы я просыпалась. Было такое ощущение, что прямо во сне я повернула голову на подушке и уставилась широко открытыми глазами на дверь. Темно, ничего не видно, потом щелкнула дверь и мягкие шаги зашуршали по ковру к кровати. Какое-то время я думала, что продолжаю спать, и не шевелилась. Что-то прикоснулось к одеялу. Дыхание. Вовсе я не спала, это все на самом деле. Мое сердце дернулось от страха, я резко села.
   — Кто это?
   Я схватилась за выключатель, раздался перепуганный голос:
   — Не включайте свет! Нет!
   Я опустила руку. Ужас моего посетителя каким-то образом уравнял нас, я расслабилась.
   — Кто это?
   — Берта.
   — Ты?
   — Тише, мисс, услышат!
   — Что случилось? Неужели что-то с Филиппом?
   — Нет, ничего подобного, но я подумала, что должна сказать…
   Тут страдальческий шепот прервался рыданиями, и Берта уселась на мою кровать. Я вылезла из-под одеяла, заперла дверь и включила свет. Она сидела в моем платье и темном пальто из дешевого материала, закрыв лицо руками.
   — Успокойся. Хочешь кофе? — Она замотала головой, убрала руки. Очень бледная, слезы на щеках и ужасные глаза. — Ну не надо. Что случилось? Могу помочь? Что-то на балу? — Она шевельнула плечами. — Бернар?
   Берта кивнула, все еще всхлипывая, выпрямилась. Я убрала руку. Она сказала, неожиданно спокойно:
   — Лучше ложитесь опять в кровать, мисс, замерзнете.
   — Хорошо. Теперь рассказывай. Что такое?
   Она посмотрела по сторонам, будто выглядывала кого-то среди теней. Очень напуганная. Облизала губы. Заговорила необычным низким голосом.
   — Это Бернар… почти. Ты знаешь, я… Собираюсь замуж за него? Он пошел со мной на бал, я была в твоем платье, он сказал, я, как принцесса, и начал… Он пил и стал… Он был пьяный. Никогда не видела его таким, хотя знаю, что он пьет, но это никогда не заметно. Мы… Были вдвоем. Пошли в дом моей сестры. Она с мужем была на балу. Я знаю, что это неправильно, но…
   Я почувствовала себя крайне неуютно.
   — Ну ладно, выпусти эху часть. Что тебя напугало?
   — Он был пьян. Я сначала не поняла, все было хорошо, пока… А потом, он заговорил. Как мы поженимся, и я буду принцессой, и у нас будут деньги, много денег. Я скоро должна выйти замуж… Мы купим ферму и будем богатыми и у нас будут… Он говорил так дико, что я испугалась и сказала, чтобы он не был дураком, и где он возьмет деньги на ферму, и он сказал…
   — Да? Что он сказал?
   — Что будет масса денег позже, когда Филипп…
   — Что?
   — Умрет.
   Сердце мое забилось так сильно, что я чувствовала его стук даже в кончиках пальцев. Берта смотрела на меня. Ее верхняя губа вспотела. Я прохрипела:
   — Продолжай.
   — Только повторяю, что он говорил. Он был пьян… Спал наполовину. Он сказал, месье де Валми обещал ему деньги, когда Филипп умрет.
   — Берта!
   — Да, мисс!
   Тишина. У нее теперь и лоб вспотел. Руки мои замерзли. Бред. Ночной кошмар. Не бывает. Но где-то внутри я ничуть не удивилась, знала уже давно, только не признавала.
   — Теперь заканчивай, Берта. Филипп… Значит, он умрет. Когда?
   — Бернар сказал, скоро. Должно быть скоро, потому что месье Ипполит дал телеграмму, что едет домой. Они не знают почему, должно быть заболел. В общем он здесь будет завтра вечером, поэтому все должно быть быстро. Бернар говорит. Они уже пробовали, но…
   — Они?
   — Валми. Месье и мадам и месье…
   — Нет!
   — Да, мисс. И месье Рауль.
   — Не верю! — Она молча смотрела на меня. Если бы она доказывала, я бы боролась, но она ничего не говорила, только пожала плечами. — Берта! Ты уверена? — Опять пожала плечами. — Бернар так сказал?
   — Да. Он был пьяный…
   — Но это не может быть правдой! Просто не может! Берта, слышишь меня? Это — не — правда!
   Она молча отвернулась.
   Следующие несколько минут я не могу описать. Когда внутри что-то ломается и умирает, вспоминать это трудно даже через много времени. Скоро я смогла начать думать, заставила себя вспомнить, что главное — Филипп. Обо всем остальном можно печалиться потом, сейчас главное Филипп.
   Я сбросила одеяло. Она спросила резко:
   — Ты куда?
   Я не ответила, побежала в ванную, через нее, в детскую комнату, наклонилась над кроватью. Спит, дышит ровно. По волне облегчения я поняла, насколько серьезно я восприняла эти разговоры. Что это такое в конце концов? Испуганная девушка неправильно поняла пьяную болтовню слуги. Но звучало это очень правдоподобно, и даже не дослушав до конца, я готова была выбросить за борт добрых работодателей и мужчину, которого любила час назад. Я вернулась в комнату, оставив открытыми все двери, и взобралась обратно в кровать.
   — Все в порядке? — шепот Берты. Я кивнула. — Ой, мисс.
   Она ломала руки. Я подумала, что это очень интересно, столько раз я читала, как женщины это делают, но никогда не видела.
   Когда в конце концов я заговорила, голос мой звучал совершенно необычно.
   — Давай разберемся. Не говорю, что верю тому, что сказал Бернар, но хочу услышать… Все. Есть замысел убить Филиппа. Незачем спрашивать зачем, это очевидно. — Слова шли легко, будто я играла роль в странной пьесе. Ни злобы, ни страха, ни тоски. Берта слушала меня, сжав руки. — Ты говоришь, они уже пробовали. Ты имеешь в виду тот выстрел и перила на балконе?
   — Да.
   Я вспомнила выражение лица мадам, когда мы с Филиппом вышли из леса. И вечер балконных перил… Она поднялась не за таблетками, а не могла вынести ожидания. Леон де Валми из холла должно быть слышал звук падения…
   — Это может быть правдой. Бог мой, Берта, может. Ну ладно. Кто стрелял? Сам Бернар?
   — Нет. Месье Рауль. Бернар выковыривал пулю.
   — Не верю! Он так сказал? Тогда он врет. Он сам стрелял и… Извини. Я просила только пересказать его слова. И… Уверена, что в основном он говорил правду. Просто я не могу заставить себя поверить…
   — Да мисс, я знаю.
   — Берта, мне стыдно. Так занялась своими переживаниями, что забыла про твои. Извини. Мы в одной лодке, да? — Она молча кивнула. — Послушай. Нужно что-то сделать ради Филиппа, а времени нет. Потом разберемся, кто виноват. Сейчас придется верить, что они все в этом замешаны. Я уверена, что месье и мадам виноваты, даже странно, что не подумала об этом раньше, но кто может вдруг подумать об убийстве? Это что-то из книжек, не случается среди знакомых. Я должна была понять сразу после выстрела… Да, Рауля не было, а Бернара отправили на место, а он вытащил пулю. А эти перила, ловушка про запас. Я что ли должна поверить, что он нарочно засигналил?
   — Не знаю, о чем вы говорите. Бернар про сигнал ничего не рассказывал.
   — Ну ладно, забудем об этом, надо решать, что делать.
   Все мне стало ясно. Четкий план. Первый шаг — избавиться от единственного человека, близкого Филиппу и известного Ипполиту — няни мальчика. Чтобы ее заместить, решили найти молодую женщину без семьи и защитников, которую после несчастного случая никто не сможет защитить. Лучше всего из приюта, иностранку, чтобы она ошалела от новой работы, страны, иностранного языка, ничего не понимала и не соображала. Вот она и подчеркивала мое английское происхождение, предчувствия меня не обманули. Нашли козу отпущения, привезли во Францию и ждали. Я устраивалась, приживалась, все шло вроде нормально, только месье не мог сдержать язык. Через три недели — первая попытка. Неудача. Вторая, совершенно безопасная для них, явный несчастный случай. Тоже неудача. У всех были бы алиби, может, и пошептались бы, но Леон де Валми получил бы свое поместье… Я посмотрела на Берту.
   — А что дальше?
   — Не знаю.
   — Должна. Это важно. Бернар так много выболтал, и это должен был.
   — Думаю, он сам не знал. Это должен был не он… Это все.
   Она снова начала всхлипывать.
   Я вспомнила, как вошла Элоиза в ночь бала: «Что случилось с Филиппом?» И как Рауль смотрел в ответ.
   — И Бернар ничего не сказал, чтобы понять когда. И как.
   — Нет, честно. Но скоро, потому что месье Ипполит возвращается. Телеграмма пришла утром и совершенно вывела хозяина из себя.
   — Ипполит приезжает завтра. Берта, ты понимаешь, что это должно случиться сегодня?
   — Да, наверное. Почти час, да? Но я не знаю, когда он приезжает, может вечером, а в Валми — во вторник.
   — Рауль отправился в Париж до вторника. Если телеграмма пришла с утра, он про нее знал, но уехал. Значит, он в этом не замешан, Бернар ошибся.
   Она сказал тупо:
   — Бернар сказал, что он стрелял.
   Бесполезно спорить.
   — Хорошо. Чтобы защитить Филиппа, мы должны понять, откуда идет опасность. Никто нас не послушает, пока мы не заговорим разумно. Значит, это не Бернар. — Она кивнула, успокоилась немного. — Вряд ли где-то ловушка. В третий подряд несчастный случай никто не поверит. Вот почему месье предупредил меня про качели. Сам он сделать ничего не может, да и не будет, потому что получает от этого самые очевидные выгоды. Рауля нет. Остается только мадам.
   — Ты уверена?
   — Что это мадам? Нет, но…
   — Что он уехал?
   — В смысле?
   — Это большой дом.
   — Ты имеешь в виду, что он где-то… прячется? — Она кивнула, уставилась на меня очень умными глазами. — Но люди видели, Бернар сказал… То есть это не доказательство. Но его машины нет.
   — Я тоже видела, но он мог вернуться.
   — Но почему он должен здесь прятаться, это абсурд.
   — А думать, что это мадам, не абсурд?
   — Боже, да про кого угодно! Но про Рауля не верю. — Она собралась говорить, но я перебила ее. — Если да, то я-то здесь причем? Если он замешан в убийство, зачем ему было связываться со мной? Ты про это знаешь, конечно.
   — Все знают.
   — Ну и вот. Это было глупо и небезопасно.
   — Может быть он не смог удержаться? Вы ужасно хорошенькая, а Альбертина говорит, что в Париже…
   — Что он автоматически пускает в ход очарование, как только рядом симпатичная девушка? Может быть, но не думаю. И если он третий убийца, просто опасно связываться со мной…
   — Может поэтому, месье и мадам так и забеспокоились.
   — Мне тоже показалось, но сегодня он со мной так хорошо разговаривал.
   — Но это было. Альбертина говорила, что тебя выгонят. Все знали и обсуждали. А так что бы им беспокоиться, раз он все время… Ой, извини.
   — Все в порядке. Они могли беспокоиться потому, что отвечают за Филиппа, а я… Нет, не годится. Если они собираются его убить, какая им к черту разница, какие у его гувернантки моральные устои. Что-то не сходится. Берта, я не могу вписать в картину месье Рауля. И не из-за моих чувств. Наши отношения зашли далеко. Он попросил меня выйти за него замуж.
   — Знаю.
   — Ты знаешь?
   — Да, мисс. Все.
   Секунд пять я, думаю, молчала.
   — Правда? Они ясновидящие или просто болтают?
   — Не знаю. Бернар сказал Альбертине, а она остальным.
   — Когда?
   — Она много про тебя говорила, давно… Что ты его хочешь поймать, мадам в ярости и тебя выгонят. А вчера она сказала, что это случилось.
   — Вчера? После бала?
   — Да.
   — Она была уверена?
   — Вроде.
   — Ну давай подумаем. Раз все говорят о нашем обручении, значит, и мадам с месье знают? Но до этого они сердились, когда мы просто… Интересовались друг другом. Но это же бессмысленно! Когда месье со мной разговаривал, он уже знал про Ипполита. — Я задумалась. — Значит так. До этого они сердились, а после телеграммы перестали. Значит, их новый план включает меня. Как? По-моему, похоже. Но как? Бернар ничего не говорил?
   — Точно не говорил. Но не волнуйся, мисс. Я уверена, с тобой ничего не случится.
   — Да я и не беспокоюсь. Мы должны во всем разобраться, чтобы помочь Филиппу. Как я вхожу в их план?
   — Может, они подумали, что было бы странно отослать тебя, чтобы в тот же день случилось несчастье. А может, они теперь думают, что ты будешь молчать, если и заподозришь что.
   — Неужели они могут думать, что я буду знать, что ребенка убили, и ничего по этому поводу не сделаю?
   — Ко если ты собираешься за него замуж… Все про это знают. Если Филипп умрет, ты однажды станешь графиней де Валми.
   Поняла!
   — Значит, когда пришла телеграмма, они придумали план и в него входила я. Они дали мне мотив для преступления? Не могут рисковать еще одним несчастным случаем, не имея под рукой козы отпущения на случай, если люди начнут задавать вопросы? Ты это имеешь в виду?
   Берта ответила просто:
   — А зачем бы еще он попросил тебя выйти за него замуж?
   — Действительно, зачем бы еще…
   Я еще раз проверила Филиппа. Он мирно спал. Тишина в доме. Я вернулась в спальню и взялась за платье. Берта спросила:
   — С ним все нормально?
   А руки у меня тряслись.
   — Да. Ты поняла, конечно, что если что случится, то именно сегодня, когда все на балу, кроме миссис Седдон?
   — Мистер Седдон не ушел, он остался с ней.
   — Ну я им обоим доверяю, но она больна, а от него, скорее всего, мало толку, даже если он нам поверит, что вряд ли. — Я нашла тапочки и торопливо засунула в них ноги. — Побудешь с Филиппом, чтобы его посторожить? Запри дверь и окно.
   — Что ты собираешься делать?
   — Единственно возможную вещь. Сколько времени?
   — Четверть второго. Я… Мы рано ушли.
   — Бернар пришел с тобой?
   — Да. — Она не смотрела на Меня. — Я убедила его увести меня. Это было не трудно. Он… Он спит в моей комнате. Было ужасно ехать с ним, таким пьяным, вверх по зигзагу…
   Я почти не слушала. Кроме Седдонов, в доме были Леон де Валми и Бернар. Слава богу, этот хоть спит.
   — А мадам де Валми была на балу?
   — Да, но наверняка уже ушла. Она надолго там не остается.
   — Понятно. Как пройти к телефону, чтобы меня не увидели и не услышали? Седдон запирает буфетную?
   — Нет, но он ложится спать в полночь и переключает телефон на комнату хозяина.
   — Тогда я переключу его обратно. Как это сделать?
   — Слева красная кнопка. Ее надо нажать, но он может услышать. Мисс… Что ты собираешься сделать?
   — Нам нужна помощь. Значит, если я буду звонить по телефону, он будет звякать в комнате хозяина? Тогда я не смогу. Я не могу уйти и оставить Филиппа. Может, сама пойдешь в полицию…
   — В полицию?
   Я была уже у двери, но от ее восклицания вернулась.
   — А куда еще? Я должна рассказать все это в полиции. Они мне могут не поверить, но по крайней мере приедут сюда, будет шум и не удастся никак напасть на Филиппа. А завтра вернется месье Ипполит, будет заботиться о мальчике, скандал кончится, а меня отошлют домой.
   — Нет, — сказала она так громко, что слово прозвенело, а она прижала руку ко рту.
   — В смысле?
   — Не ходи в полицию. Не говори никому.
   — Но девочка…
   — Я рассказала потому, что ты добрая, и мне нравится Филипп. Ты такая хорошая, дала мне платье и вообще… Я думала, ты как-то в это замешана, с месье Раулем и вообще… Но не говори никому. Ты не должна!
   Она уже почти визжала.
   — Заткнись! И не дури. Как я могу промолчать, если…
   — Не смей говорить им про Бернара. Уходи, если боишься.
   — Уходить?
   — Если все правда, и тебя на самом деле обвинят в убийстве, ты можешь извиниться утром и немедленно уйти! Это легко. Можешь сказать, что не хочешь выходить замуж и не можешь оставаться гувернанткой после всего, что случилось. Это правдоподобно. Они не могут тебя заставить оставаться и ничего не заподозрят.
   — Но Берта, стой! Ты что серьезно предлагаешь, чтобы я убежала и оставила им Филиппа?
   — Я за ним присмотрю. Пока месье Ипполит не вернется. Это всего один день. Ты знаешь, что мне можно доверять. А может, если ты расстроишь их планы, некого будет обвинять, они ничего и не сделают.
   — А может сделают. И обвинят тебя.
   — Нет, Бернар этого не допустит.
   — Возможно, ты права. Но я не собираюсь рисковать жизнью Филиппа. Я тебе благодарна, но не могу уйти и немедленно позвоню в полицию.
   Ее лицо, белое, как бумага, стало плоским. Простыня с двумя черными дырками глаз. Истерический голос:
   — Нет! Бернар узнает, что я тебе сказала. И месье де Валми. Все буду отрицать. Скажу, что ты врешь. Да!
   — Ты это сделаешь?
   — Да. Клянусь.
   Через несколько секунд она отвела глаза, но было ясно, что она сделает, как сказала. Я постаралась погасить злость, напомнила себе, что она всю жизнь прожила в тени Валми и что сейчас у Бернара была причина жениться на ней… Бедная Берта, она много сделала, больше, трудно ожидать…
   — Хорошо. Я не скажу ничего про тебя и Бернара. Пусть прошлое умрет, будем только заботиться о будущем. Я скажу в полиции, что это просто мои подозрения. Что-нибудь придумаю. А потом пойду к Леону де Валми и скажу, что я им все рассказала. Это закончит дело так же эффективно.
   — Ты посмеешь?
   Я представила Филиппа на руках у Рауля.
   — Посмею.
   Она дрожала.
   — Ты не должна. Он угадает про Бернара… и меня. Ему скажут, что Бернар был пьян. Он узнает. Ты не можешь.
   — Должна и сделаю. Не дури, Берта. Ты прекрасно пони маешь…
   — Нет! Мы за ним присмотрим. Все будет в порядке. Если ты пойдешь в полицию, я сейчас же пойду к Бернару. Он уже наверняка протрезвел и остановит тебя!
   Я схватила ее за плечи:
   — Ты не сделаешь этого, Берта. Нет, не можешь!
   Плечи не гнулись. Белое лицо прямо перед моим. Я похоже остановила ее истерический припадок, потому что она заговорила тихо, но с убежденностью, какой не мог бы содержать ни один крик.
   — Если ты пойдешь в полицию, они придут к хозяину. Он угадает, откуда ты знаешь. Будет шум, он будет все отрицать и смеяться. Они скажут, что ты… Да! Что ты хотела выйти замуж за месье Рауля, не добилась его внимания и мстишь. Полицейские тоже посмеются, выпьют с хозяином и уйдут…
   — Очень может быть. Но Филипп будет жив, а со мной ничего не случится.
   — А что, по-твоему, случится со мной, когда все это кончится? Бернар как? Моя мать и семья? Отец и братья работали на Валми всю жизнь. Они бедные, у них ничего нет. Куда они пойдут, уволенные? Что мы будем делать? Пожалуйста, пожалуйста, сделай, как я говорю. Мы сможем вдвоем держать его в безопасности ночью. Это лучше, мисс, честно.
   Я отпустила ее плечи.
   — Хорошо. Будь по-твоему. Подержу рот закрытым. Но если что-нибудь случится с Филиппом, будет сделана хоть малейшая попытка, клянусь, эта история будет во всех газетах Франции, и они, и Бернар, получат, что заслуживают.
   — Ничего с ним не случится.
   — Дай бог, чтобы ты оказалась права. Теперь иди. Спасибо, что пришла.
   Она соскользнула с кровати.
   — А платье?
   — Оставь себе. Оно не понадобится там, куда я пойду. Спокойной ночи.
   — Мисс…
   — Спокойной ночи, Берта.
   Дверь закрылась. Я осталась одна среди теней.

14

   Гарантировать безопасность Филиппа мог только один план. Нужно было убрать его от всех прочих Валми и спрятать до прихода помощи. И не терять ни минуты. Половина второго — глухая ночь, слуги придут с бала между тремя и четырьмя. Если они что-то собираются делать, то скоро. О некоторых вещах я не могла в не хотела думать. Пока. По Филиппа нужно утащить. Важно только это.
   Я решила, что не буду звонить. Может услышать Леон де Валми. А Берта, возможно, ждет и смотрит, не пойду ли я к телефону, а в ее теперешнем состоянии нельзя ни за что ручаться. Помощи здесь ждать неоткуда. Миссис Седдон больна. Сам Седдон уже пожилой и не слишком умный. Мы с Бертой могли бы охранять Филиппа, если бы знали от какой опасности, но так… Нет. Утащить к ближайшей возможной помощи, а потом, как можно скорее, в полицию. Я не собиралась держать обещание, данное Берте. Я — женщина, ставлю здравый смысл перед иллюзорной «честью» и нарушила бы сто клятв, чтобы спасти Филиппа.
   Я одевалась, когда услышала в коридоре звук. Хоть я его и ожидала, не сразу поняла что это. Будто что-то зашумело и зашептало прямо в моей голове. Но я успела среагировать — выключила свет как раз перед тем, как открылась дверь Филиппа, и я узнала, этот шорох. Инвалидная коляска. Я стояла на месте, не дыша. Если бы звук переместился в комнату, я бы, наверное, полетела как пуля, но кресло не двигалось. Скоро дверь снова очень мягко закрылась, зашуршало по коридору.