Стюарт Мэри. Мой брат Михаэль

   Даже когда я умывалась перед обедом и увидела на руке пятно засохшей крови из пальца Димитриоса, я только вздрогнула от отвращения. Я глупо дала разыграться воображению, больше ничего не произошло. Но мне почему-то не очень хотелось спускаться обедать раньше Саймона и очень не хотелось ночевать в студии.

13

   Примерно в три утра меня что-то разбудило. Моя комната была второй от конца длинного коридора, рядом обитала Даниэль, а выход располагался в противоположном конце рядом с комнатами мужчин. Датчанин уехал, в студии нас осталось четверо. Какое-то время я балансировала между сном и бодрствованием, было очень тихо, я положила щеку на твердую подушку — они в Греции почему-то всегда напоминают кирпичи — и собралась спать дальше. Но тут в соседней комнате послышалось движение, скрип кровати и тихий мужской голос. Мне стало необыкновенно противно, не желаю замирать за перегородкой и подслушивать любовные игры Даниэль. Я перевернулась с как можно большим шумом и треском, натянула на голову простыню и попыталась полностью отключиться.
   Сна не было ни в одном глазу. Не то, чтобы я была пуританкой, но меня достаточно раздражало то, что делала Даниэль публично, чтобы я не хотела лезть в ее личную жизнь. Занимала меня также мысль, как этот гнусный Димитриос проник в помещение. Хоть он и гость Даниэль, нечего ему здесь ходить туда-сюда. Конечно, он мог влезть к ней в окно, тогда он скоро удалится тем же путем и я услышу, как он приземляется на камни двенадцатью футами ниже. И я лежала в абсолютной ярости, ожидая этого события.
   Когда я зашевелилась, они затихли, потом опять раздался шепот, а потом шаги. Открылась дверь и кто-то прошел по коридору. Я резко села. Какое право она имеет пускать этого бандита свободно ходить по зданию? Неужели она дала ему ключ? Вдруг из темноты пришла другая мысль, которая меня возмутила не меньше. Может, это вовсе не Димитриос. Может быть, это Нигель. Я сунула ноги в тапочки, натянула легкое летнее пальто, служившее мне халатом, и, не совсем понимая, что делаю, выскользнула наружу. Понятно, я поступила плохо. Получил ли Нигель желаемое — не мое дело. Но когда я думала о нем, я вспоминала, какой он чистый и невинный, его горящие глаза, слабый рот и чистую мальчишескую бородку. И я видела его рисунки, видения деревьев, цветов и камней, которые он выплескивал с таким мастерством. Я убеждала себя, что это — не вульгарное женское любопытство. Нельзя допускать, чтобы Даниэль губила гениального ребенка. А потом я должна все знать, чтобы завтра рассказать Саймону.
   Почти в конце коридора, перед дверью Нигеля, он прислушивался или ожидал чего-то. Я прижалась к стене, хотя он и не мог увидеть меня в темноте, было стыдно, и больше всего я хотела бы продолжать спать. Лучше бы вспоминать Нигеля по его работам, а не по гнусным шепоткам в комнате Даниэль. Силуэт, наконец, двинулся, положил руку на дверь и опять замер, склонив голову. Я подумала — наверное, он меня услышал. Слишком он высок для грека. И это не Нигель. Саймон.
   Если бы я была способна думать, моя реакция сказала бы мне все о моем отношении к Саймону. Полностью восстали каждый нерв и мускул в моем теле, каждая капли крови в моем мозгу, но прежде, чем я успела что-нибудь сделать, ночь раскололи намного более реальные и шумные события.
   Саймон открыл дверь и протянул руку к выключателю. Луч мощного фонаря из мрака как пощечина резко ударил его по лицу, и он пулей бросился вперед. Звук столкновения, ругательство, топот ног по каменному полу, и будто черт там вырвался на свободу. Я побежала по коридору и остановилась в дверях. Маленькая комната была заполнена сильными борющимися телами. В колышущемся неверном свете фонаря мужчины выглядели огромными, их тени громоздились и кривлялись по стенам и потолку. Саймон, вроде, побеждал, он схватил другого за запястье и старался повернуть руку так, чтобы фонарь осветил лицо. Луч дергался, агонизировал, извивался в темноте, обвился вокруг моих ног, засияла рубашка из-под пальто. Неясное греческое бормотание, мужчина вывернулся и с силой опустил фонарь на голову Саймона, тот дернулся, и удар пришелся по шее. На секунду он потерял равновесие, его противник вырвался на свободу, но не надолго. Фонарь взлетел, ударился об пол и погас.
   Я опустилась на колени и стала искать фонарь, кажется он упал где-то рядом. Нашла. Кровать бесновалась, как корабль во время шторма, влетела в стену, почти ее проломив, мужчины упали на пол, и пружины завизжали и загудели расслаблено. Пауза, и снова противники на ногах. И тут этот идиотский фонарь включился у меня в руках и засиял прямо Саймону в лицо, в глаза. Грек бросился, Саймон упал так, что пол закачался, и ударился плечом об кровать. Грек не стал его добивать и не попытался расправиться со мной. Луч на мгновение осветил спину, бычьи плечи, темные кудри, раздалось французское рычание:
   — Выключи свою дрянь, — и я сильно ударила этого типа по голове. Промазала. Что-то его предупредило. Не оборачиваясь, он быстро выбил из моих рук источник света, толкнул в грудь, так что я полетела через всю комнату и бросился к выходу.
   Саймон стремительно прыгнул вслед. А в дверях стояла полностью одетая Даниэль с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Она отшатнулась, чтобы пропустить мужчину, а потом внешне вялым, но по-змеиному быстрым движением остановила бросок Саймона и охнула, когда весь его вес впечатал ее в дверной косяк. Грек побежал по коридору, к ее комнате с открытым окном.
   Я видела только смутные очертания в слабом сером свете, но она, наверное, прижалась к нему, потому что он сказал хрипло и придушенно:
   — Пустите меня, — а она засмеялась горловым смехом. Где-то хлопнула дверь.
   Саймон дернулся и сказал преувеличенно мягко:
   — Слышите меня? Уберите руки, а то будет больно.
   До сих пор он ни разу не выходил из себя, я поняла, что он очень зол. Но Даниэль это не осадило.
   Я услышала, как она бормочет, шумно дыша:
   — Сделай так еще, мне нравится…
   Секунда тишины, а потом группа у двери взорвалась, девушка отлетела в сторону с пронзительным криком удивления.
   Прежде, чем она опомнилась, Саймон бросился к окну и открыл его со стуком. Как эхо на другом конце здания раздался скрип петель, тяжелое тело упало на землю, шаги простучали и замерли в темноте. Саймон вскочил на подоконник и собрался прыгнуть вниз, но Даниэль подлетела к нему стрелой и приникла к руке.
   — Саймон… пусть себе идет, ну, дорогой, что шумишь? — Несмотря на его недавнее проявление силы, она была очень ласкова и сексуальна. — Саймон! Нет! Он был со мной! Понимаешь? Со мной!
   Он обернулся:
   — Что ты имеешь в виду?
   — Что говорю. В моей комнате, приходил только ко мне.
   Я сказала с пола около кровати, где я так и сидела:
   — Это правда. Я слышала их.
   Она засмеялась, но не так уверенно, как всегда. Саймон стряхнул ее с себя, будто она не существовала и легко спрыгнул обратно в комнату.
   — Понятно. Он ушел, в любом случае… Камилла, все в порядке?
   — В полном. Здесь есть свет?
   — Думаю, лампочка вывинчена. Полминуты, — он поискал что-то в карманах. — А что вы делаете там внизу? Это животное вас ударило?
   — Да, но все нормально. Я просто стараюсь не мешать.
   Я немного неуверенно встала и перебралась на кровать. Саймон зажег спичку и посмотрел на меня, я слабо улыбнулась в ответ. Он был без рубашки, пот блестел на груди, и темная полоса крови шла от пореза на шее, где заканчивался треугольник загара. Он дышал чаще, чем обычно, не намного, чуть-чуть, а глаза совсем не казались холодными.
   Я спросила:
   — А вы?
   — Не думайте об этом. Силы были примерно равны… к моему глубочайшему сожалению.
   Даниэль сказала раздраженно:
   — И чего это вам вздумалось драться?
   — Девочка, он напал на меня, что, по-твоему, следовало делать?
   Я поинтересовалась:
   — Это Димитриос, да?
   — Узнала? Конечно.
   Саймон посмотрел на меня удивленно, ввинчивая лампочку в ванной. Скоро зажегся свет, он опять спросил:
   — Вы уверены, что все в порядке?
   — Совершенно, Саймон, где Нигель?
   — Ни малейшего понятия. Спать он не ложился, это очевидно.
   Несмотря на жуткий беспорядок, простыня была явно нетронутой. Даниэль стояла у двери, прислонившись к стене с ленивой грацией, ее глаза казались длинными и сонными под густыми ресницами. Она закурила и бросила спичку на пол, не отводя взгляда от Саймона, рассматривая его всего.
   Он спросил прямо:
   — Мужчина был с тобой? Как он вошел?
   — Впустила в окно.
   — Брось, Даниэль. Это двенадцать футов. Не скажешь же ты, что рвала простыни на полоски или он залез по твоим волосам. Ты отперла ему дверь, или у него есть ключ?
   — Непонятно, какого черта ты решил, что это к тебе относится, но да, я ему открыла.
   — Прямо относится. Мало того, что он здесь шлялся без надзора, так еще и набросился на меня с очевидными намерениями — маленькая деталь, да? Что он делал в комнате Нигеля?
   — Откуда я знаю?
   — В конечном итоге он выпрыгнул из твоего окна, мог сделать это и сразу.
   — Легче выйти через дверь, ключ в замке.
   — Зачем он зашел сюда?
   Она пожала плечами.
   — Наверное, услышал твои шаги, не знаю. Я сказала ему, что почти все комнаты пусты, он рискнул. Все. Устала от этих инквизиторских пыток и иду спать.
   Она выпрямилась, демонстративно потянулась и зевнула, как кошка, показав все свои красивые зубы.
   Саймон нащупал в кармане брюк пачку сигарет, дал мне одну и наклонился ее зажечь. Он опять дышал ровно, если бы не ссадина на шее и не засохший пот, никак нельзя было бы и подумать, что несколько минут назад он в темноте боролся за свою жизнь.
   Даниэль вдруг спросила язвительно:
   — А что ты вообще здесь делаешь, Камилла?
   — Услышала шум и вышла.
   — И получила нокдаун. Он тебя не повредил?
   — Надеюсь, не больше, чем я его.
   Она совершенно обалдела, и это неожиданно доставило мне удовлетворение:
   — Ты его?.. Как?
   — Ударила по шее фонарем. Сильно.
   — Ударила его? Не понимаю, какое твое дело… Он мой любовник, и если я хочу впускать его сюда…
   — Он пытался убить Саймона, и не притворяйся невинной, мне и лично было за что ему мстить.
   Она взглянула на меня почти тупо:
   — За что мстить?
   — Да. Вспомни, сегодня утром…
   Она поняла. Саймон спросил резко:
   — О чем вы говорите, что случилось?
   — Ничего. У Камиллы воображение разыгралось. Она думает, что Димитриос… Господи, это так глупо, что и говорить не о чем. Это была шутка, надоело, ухожу.
   Она бросила на пол недокуренную сигарету. Я встала.
   — Минуточку, — сказал Саймон крайне приятным голосом. — Пожалуйста, не уходите, Камилла. Мы забыли о Нигеле. Даниэль, как ты думаешь, где он? Он сказал что-нибудь вечером?
   Я сказала:
   — Думаю, я знаю, куда он пошел.
   Саймон тер рану на шее носовым платком.
   — Похоже, вы сегодня очень много знаете.
   — А то! — Даниэль остановилась в дверях. — Говори!
   — Я просто догадываюсь, но… Саймон, помните, мы говорили с Нигелем про путешествие через горы? На стройке украли мула, мне сказали утром, а я видела, как мальчик уходил и старался, чтобы его не заметили…
   — Где? — спросила Даниэль.
   — Здесь, рядом со студией.
   — В какую сторону он пошел?
   — Не видела, куда-то на Парнас.
   — Ну, может, и так, — сказал Саймон. — Думаю, что делает Нигель, его личное дело, может, он и ушел на несколько дней. Лучше, наверное, убраться в его комнате и уходить.
   — Я уберусь, — сказала я, — можно только я посмотрю вашу шею? Даниэль, может, соберешь с пола осколки стекла?
   Она посмотрела на меня с неприязнью, на этот раз вполне обоснованной.
   — Сама справишься. Я устала. Ты забыла, я сегодня ночью совсем не спала и, господи, как мне сейчас нужен сон…
   Она зевнула, посмотрела на меня узкими глазами и быстро ушла, закрыв за собой дверь. Скоро хлопнула дверь ее комнаты.

14

   В комнате Нигеля стояла тишина, которую мы, англичане, называем беременной. Но, по крайней мере, больше не приходилось подавлять желание обсуждать Даниэль… Мы встретились глазами в зеркале.
   — Хотел избавиться от нее, да?
   — Постепенно приучаешься читать мысли?
   — Почему? Кроме, разумеется, очевидных причин.
   Он помрачнел.
   — Потому, что мне это не нравится, Камилла. Слишком многое случается. То ерунда, то, возможно, очень важные вещи. Даниэль и этот мужчина, например… Или она и Нигель, начинаешь думать…
   — Тогда я права. Повернись к свету и дай посмотреть шею… ты не хотел говорить при ней о мальчике? Шрам, наверное, останется, у тебя есть в комнате что-нибудь, чем продезинфицировать?.. Думаешь, он не ушел в горы?
   — Да. Нет. Есть чем продезинфицировать, думаю, что не ушел.
   — Тогда не забудь помазать, а кровь остановилась… А какое отношение все это имеет к нам, то есть к тебе, конечно?
   — Этот грек… Говоришь, его зовут Димитриос?
   — Да, я встретила его вчера на обратном пути. Они были вместе.
   — Что там, кстати, случилось утром? Что ты ему должна?
   — Да ерунда. Он говорил мерзким тоном, как людей сбрасывают с горы, а мы были близко к краю, он видел, что я боюсь, и веселился… И Даниэль вместе с ним. А я чувствовала себя дурой.
   — Камилла, я вижу ничего тебе не взбрело в голову по поводу этого Димитриоса.
   — Взбрело в голову? В каком роде? Он мне не нравится, и я думаю… — Тут до меня дошло. — Димитриос!
   — Вот именно. Ты помнишь? У Ангелоса есть брат Димитриос Драгумис. Он живет в Итеа, обрати внимание в Итеа.
   — И я там видела джип… Даниэль из Афин поехала прямо туда! Если это тот самый Димитриос, то брат Ангелоса — ее любовник, и я видела его дом. Она была в гостях ни у какой ни Елены, а у него, и я готова спорить, даже если джип не доказательство, что в это время она была там!
   — Ты уверена, что это та же машина?
   — Точно, я же сказала, что узнала куколку. Кто-то возился с мотором, не Димитриос, но все равно, я чувствую, что права. Это тот же Димитриос. Это полностью объясняет, почему она проявляет к тебе такой интерес. Или частично.
   Он не обратил на это внимания.
   — Ну допустим, любовник Даниэль — Димитриос Драгумис. Есть ли у нее подруга Елена неизвестно, но в Итеа она ездила часто. Она рассказывала, что купаться, что нашла там заливчик с чистой водой, но где, не объясняла. Она могла там встречаться с Димитриосом, который выезжал ловить рыбу. Я говорил тебе, что он рыбак?
   — Она сказала, что он гид.
   — Гида с таким именем в Дельфах нет, точно знаю, а раз уж он решил врать… — Не закончив предложения, он уставился на свою сигарету. — Допустим, он отправил Даниэль в Афины нанять машину по делу жизни и смерти, то есть чертовски срочно.
   — Допустим.
   Он поднял глаза:
   — Дорогое удовольствие. И зачем рыбаку машина?
   Я опять села на кровать.
   — Не знаю. Продолжай.
   — Она это сделала, но нашла предложение получше, не отменила заказ и не сообщила его имени. Отбросим весь бред о мсье Саймоне и неожиданное вмешательство мисс Камиллы Хэвен. О чем говорят действия Даниэль?
   — О срочности и секретности?
   — Именно. Очень хочу понять, чего может быть срочного и секретного у Даниэль и Димитриоса, двоюродного брата Ангелоса.
   Пауза. В открытое окно влетел жук, громко стукнулся об стену и прожужжал обратно в темноту.
   — Но машина, — сказала я, — почему машина? Зачем рыбаку машина из Афин, да еще таким странным способом?
   — Об этом я и говорю. Он рыбак, у него есть лодка. А теперь и джип, полученный из Афин, о котором никто не знает. Для меня это значит одно — транспорт.
   — Срочный секретный транспорт… Но, Саймон, это — абсурд.
   — Почему?
   — Я понимаю, к чему ты ведешь. Думаешь, он нашел сокровище Ангелоса, раньше обнаруженное Михаэлем. И джип и лодка нужны, чтобы… Ой!
   — Что?
   — Мул, Саймон, мул!..
   Он кивнул.
   — Ага. Нельзя затащить джип на Парнас. И мул, и джип проявились в день моей встречи со Стефаносом.
   — Ну Саймон, это только догадки. Мула мог взять и Нигель. Куда-то он же делся.
   — Проще было купить ослика у датского художника. Он стоил очень дешево, и деньги у Нигеля имелись, и прятаться ему ни к чему, даже наоборот — реклама, чем больше шума, тем лучше.
   — Понимаю. Но все равно у него был очень таинственный вид.
   — Нет, не взял он мула. К тому же мул исчез ночью в понедельник, когда мальчик был здесь. Потом-то он пошел гулять с Даниэль, но не думаю, чтобы они…
   — Ты прав. Это не он. Я кое-что вспомнила. Когда мы смотрели театр, что-то двигалось на горе — я подумала ветер, коза или ослик. Но там звучал и металл…
   — Дикие звери не носят подков, местные жители ходят в веревочных туфлях… Камилла, ты слышала, как Димитриос уводил ворованного мула.
   — А он, значит, слышал нас…
   — Наверняка. Хотя боюсь, что Электру он не оценил. Вряд ли он разбирается в классике.
   — Да не только. Мы же говорили про Михаэля…
   — По-английски, может, не понял. Будем надеяться, что нет.
   — Ну все равно, Саймон, невозможно поверить, что Димитриос искал четырнадцать лет, а сейчас вдруг неожиданно нашел, именно сейчас, когда ты здесь. Слишком большое совпадение. Да он вообще не мог найти, если Ангелос ему не сказал, а тот ведь пропал. Это не сокровище твоего брата, я не верю!
   — Не совпадение.
   — А что?
   — Ты смотришь не с той стороны. Два события действительно случились одновременно — мое пребывание здесь и находка сокровища. Ты называешь это совпадением. А я — причиной и следствием.
   — Ты хочешь сказать…
   — Что эти два события действительно связаны, но не случайно. Димитриос нашел клад именно потому, что я здесь.
   — Ты хочешь сказать, что он следил за нами?
   — Именно так. Он мог узнать, куда мы идем, и пойти следом.
   Я сказала хрипло:
   — Все правильно. Когда я ждала вас у пещеры, кто-то двигался на вершине скалы. Он мог за мной следить.
   — Уверена?
   — Не совсем. Там было движение, я посмотрела, но ничего не увидела. Солнце светило в глаза.
   — Понятно. Ну что же, это мог быть Димитриос. А потом он пошел за нами, чтобы встретиться с Даниэль. Это вполне могло быть.
   — Значит я несправедлива. Я подумала, что они были вместе, а я им помешала.
   — У него не было времени спуститься туда раньше тебя. Большую часть пути спрятаться негде. — Он немножко подумал. — Давай обсудим последовательность событий. Димитриос пытался выяснить место смерти Михаэля. Даже с подробными инструкциями Ангелоса он не мог ничего найти — все ориентиры, даже скала Кошачий Зуб, пропали во время землетрясения. Сам Ангелос на его месте оказался бы не менее беспомощен.
   — Помнишь, Нико говорил про призраков на горе и свет…
   — Нико говорил массу ерунды, но это, возможно, и правда. Димитриос искал клад. Догадаться, что Стефанос покажет мне место смерти Михаэля было достаточно легко. О предстоящем приезде знали все. Если бы Димитриос решил нанять или купить машину, всем бы стало интересно зачем. А тут Даниэль ездит взад-вперед на джипе, разумная идея — познакомиться и купить молчание и помощь обещанием поделиться. Все распланировано, вдруг шеф Даниэль решил уехать. Пришлось отправлять ее в Афины нанимать машину, там она ошиблась, но не очень существенно. Оставалось только найти мула или ослика — джип ведь в расщелину не притащишь — и тут опять помогла Даниэль. Она работала с археологами, знала где что лежит и как это можно получить… Ты что?
   — Я вспомнила. Пропал не только мул, гид сказал, еще инструменты.
   — Так, так… В этом есть смысл или нет? Или я слишком спешу?
   — А потом, все, что ему оставалось делать, это ждать и следить за нами. Слишком просто.
   — Очень просто. Я должен был подумать об этом сразу, но, честно говоря, мне не приходило в голову, что что-нибудь от находки Михаэля могло сохраниться. Пока я не увидел следов землетрясения. Больше факты никак не укладываются, но наш друг Димитриос явно благотворительностью не займется.
   И тут я спросила:
   — А зачем он пришел сюда сегодня? Просто повидаться с Даниэль?
   — Вот об этом я и думал, когда сказал, что мне это не нравится. Все, что мы узнали или угадали, если хочешь, достаточно понятно и прямолинейно. Но Нигель… Совершенно непонятно, куда он тут вписывается.
   — Ты имеешь в виду, что грек приходил встретиться с ним?
   — Нет. Димитриос что-то искал, хотелось бы знать, что. И очень интересно, куда делся Нигель.
   — Рисунки исчезли
   — Что? А, со стен. Да. Надо выяснить, что еще… — Он начал ходить по неубранной маленькой комнате. — Нет, сиди, не так уж трудно тут все обыскать, хотя все и вверх дном.
   — По крайней мере Димитриос с собой ничего не взял.
   — Это точно, у него на это не было времени. Хоть одна положительная сторона в сегодняшнем приключении.
   — Может, Даниэль говорила правду? Может, он зашел сюда просто спрятаться, когда услышал тебя?
   — Ни в коем случае, — он открыл шкафчик у душа и копался внутри, — у него не хватило бы времени вывинтить лампочку. Он сделал это сразу, как вошел в комнату. Значит, у него было какое-то дело на минуту-две, и он не хотел, чтобы его застали врасплох. Я его услышал почти сразу, я не спал, а лежа думал про Нигеля, поэтому немедленно встал, оделся и пошел. Он не совсем закрыл дверь, очевидно, чтобы не скрипеть. Когда я увидел движущийся луч фонаря, я понял, что это — не Нигель, и стал осторожнее. Но как только я открыл дверь пошире, он обернулся.
   Я засмеялась.
   — Да, а ты соврал Даниэль, что он напал на тебя. Я смотрела. Ты полетел на бедного парня головой вперед прежде, чем он успел тебе сказать добрый вечер.
   Он усмехнулся.
   — Были причины. Как только я туда сунулся, он обернулся и вытащил нож. Я решил не дать ему времени придумать, как можно его использовать.
   — Понятно… Все, что можно сказать, так это что для представителя нашей мирной профессии, реакции у вас очень ускоренные, чтобы не сказать больше.
   Он продолжал улыбаться.
   — Бурная юность, и уроки Михаэля дают плоды. Боюсь, мне это понравилось, я, кажется, люблю драться. Камилла… Его вещей нет.
   — Всех? Не только для рисования?
   — Рюкзака на крючке, полотенца, мыла, одежды, даже пижамы под подушкой. Значит, он действительно намеревался уйти. Нелепый ребенок, мог бы мне сказать и избавить тем от бессонницы. Ну что же, по крайней мере, он не сидит где-нибудь на горе с подвернутой ногой… Проверим еще и здесь… Вот нож грека, я слышал, как он падал. А этот жуткий шум мы, значит, произвели, когда уронили корзину для мусора… Ну и грязища, апельсиновая кожура, обломки карандашей, обрывки ненужных рисунков…
   — Ради бога, разреши помочь!
   Я соскользнула с кровати на пол и собрала бумаги.
   — Я уберу, чини стул и выпрямляй стол. А разбитые стекла лучше оставить на утро, найдем щетку… Саймон!
   Он аккуратно расставлял мебель.
   — Что?
   — Это совсем не ненужные рисунки. Законченные эллинические типы. Вот голова, похожая на Стефаноса, вот — на статую, девушка, пастушок и еще, смотри… Он, конечно, не хотел их делать, они ему не нравились, но он ведь не мог позволить себе просто так их выкинуть! А это-то с какой стати?..
   — Что это? — сказал он резко.
   — Это. Странная прекрасная голова молодого человека в цветочном стиле, причем порванная, не просто смятая, как все остальные. Не надо было ему этого делать, такая красивая!..
   Саймон молча взял у меня рисунки, посмотрел, спросил:
   — А что здесь еще? Цветов нет?
   — Нет, только типы, кроме этой красивой головы.
   Он вздохнул вроде бы с облегчением, и я поняла, что он испугался не меньше меня.
   — Тогда еще ничего. Все самое хорошее он взял с собой, кроме этого, — он уронил фрагменты самого красивого портрета, — может, мы когда-нибудь и узнаем, что так вывело его из себя. Скорее бы…
   Я сказала резко:
   — Цикламен!
   — Что он тоже здесь все-таки?
   — Нет, я вспомнила кое-что, по-моему, важное. Вчера в горах я видела цикламен на скале. Я сразу не поняла, то есть, наверное, поняла подсознательно, потому что подумала про Нигеля, но это был тот самый цветок с его рисунка. Уверена. Значит, Нигель тоже был там! И, может, он нашел пещеру Ангелоса, и это объясняет его странное поведение в понедельник ночью. Саймон, я почти уверена!
   Саймон сказал хрипло:
   — Если он что и нашел, то только в понедельник. Этот рисунок он сделал в понедельник.
   — Да, и говорил, что ничего не рисовал, пока мы не нашли цикламен и портрет. А вчера утром уходил и старался, чтобы его никто не видел. Может, все-таки Нигель взял мула? Может, мы неправы про Даниэль? Может Нигель пытается вытащить оттуда, что там есть?
   Саймон сказал вообще уже не своим голосом:
   — Ну а что, если да? И если он налетит на этого чертова грека прямо в процессе, тот-то точно в этом замешан.
   — Может, они вместе…
   — Может.
   — Саймон, не переживай так. Одно очевидно — он ушел сам. Все собрал и выбросил ненужное. Даже и что-то аморальное он делает по собственной воле. Ты же не можешь до такой степени и помимо его желания о нем заботиться?
   — Думаю, что нет. По крайней мере, до наступления дня.
   — Пойдешь туда, конечно?
   — В любом случае собирался, а теперь, по-моему, обязан. — Он молча смотрел на меня, маска непроницаемости опять скрыла лицо. — И возьму тебя с собой. Иди спать, нам рано выходить.
   Я встала:
   — А Стефаноса и Нико не возьмем?