Страница:
— Нет. Во-первых, это слишком долго, во-вторых, если Янгель и Димктриос там еще что-нибудь оставили, я хотел бы без свидетелей разобраться при чем тут Нигель, и кому все это принадлежит. Если это оружие и золото, право собственности — сложный политический вопрос, особенно сейчас.
— Господи, я об этом не подумала.
— А теперь, давай я тебя провожу… Между прочим, все никак не скажу спасибо за замечательный удар по башке Димитриоса.
— У меня бы ничего не вышло, но он, кажется, думал, что я — Даниэль. И я все равно промазала.
— Все равно, это было прекрасно.
Он открыл дверь, и я вышла в коридор первой.
15
16
— Господи, я об этом не подумала.
— А теперь, давай я тебя провожу… Между прочим, все никак не скажу спасибо за замечательный удар по башке Димитриоса.
— У меня бы ничего не вышло, но он, кажется, думал, что я — Даниэль. И я все равно промазала.
— Все равно, это было прекрасно.
Он открыл дверь, и я вышла в коридор первой.
15
Саймон разбудил меня около шести. Я сонно сказала: «Войдите!» — и только тогда поняла, что я не в отеле, и это, скорее всего, не горничная с чашкой чая.
Я посмотрела на дверь, она приоткрылась, раздался голос Саймона:
— Камилла!
— Да, Саймон!
— Как, по-твоему, ты уже можешь встать? Пора идти. Кофе готов, приходи, когда оденешься.
— Хорошо.
— Хорошо.
Дверь закрылась, я выскочила из кровати и начала быстро одеваться. За окном вершина горы расцвела от солнечного света, как абрикосовое дерево. В комнате было прохладно, что мне, впрочем, понравилось. Меньше удовольствия я получила от ледяного потока воды из крана — из обоих кранов, — но в любом случае умывание в Дельфах доставляет мало удовольствия. Вода жесткая, как пемза, и примерно так же действует на кожу… Зато я окончательно проснулась и подскочила к двери Саймона, наполненная предвкушением замечательных приключений.
— Входи.
Он говорил так свободно и громко, что я изумленно на него уставилась. Он понял.
— Соседка выехала час назад. Я следил за ней до начала дороги. Не знаю куда она отправилась, но, во всяком случае, на север.
— То есть или в Итеа, или в Амфиссу.
— Да. Кофе?
— Прекрасно. Пахнет как в раю. У тебя и рогалики есть? Ты — чудо!
— Сходил в булочную, когда Даниэль уехала. Вот сахар.
— Спасибо. А ты думаешь, куда?
— Или забирать Димитриоса в Итеа, хотя он мог прекрасно взять машину, когда убегал ночью… А, что толку гадать… Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты? Как плечо? Он тебе ничего не поломал?
— Точно. Я в полном порядке. Готов к чему угодно.
Он сидел на краю кровати, чашка кофе в одной руке, рогалик в другой, и выглядел полностью расслабленным и довольным.
— А ты? Готова к приключениям?
Я засмеялась.
— Трудно поверить, что два дня назад я писала подруге, как со мной никогда ничего не происходит. Гете, кажется, говорил, что надо знать, чего просить у богов, они ведь могут удовлетворить просьбу. Чего хотела, то и получила.
Он не улыбался в ответ. Помолчал минуту и сказал серьезно:
— Знаешь, вообще-то не надо бы брать тебя с собой.
Я допила кофе и стала смотреть в окно. Пролетела бабочка, опустилась вниз, приникла к опаленному солнцем камню и тихо зашевелила крыльями — черный бархат с золотом.
Он продолжал:
— Пойми меня правильно. Не думаю, что есть настоящая опасность, но день будет тяжелым, особенно после прошедших двух. Можно наткнуться на Димитриоса, он наверняка будет там, но, если будем осторожны… Не думаю, чтобы он нас ждал. Он скорее всего, считает, что я посмотрел на это место, и больше оно меня не интересует.
— В любом случае я сказала Даниэль, что мы едем в Ливадию.
— Сказала? Умница. Она, значит, проявляла интерес?
— Ага, проявляла. Прямо спросила, куда ты сегодня пойдешь. Боюсь, я ей не доверяла из принципа, и соврала.
— Замечательно. У Димитриоса нет причин нас ждать. Он не думает, что я могу что-нибудь знать о сокровище, что бы оно из себя ни представляло. Если Михаэль что-то написал, вполне можно было ожидать, что я бы уже давно приехал. Сигарету?
— Спасибо.
Он наклонился и зажег огонь.
— Нет, думаю, он считает, что это паломничество закончилось. Тем лучше. Но мы все равно будем осторожны. Посмотрим, что там происходит и при чем тут Нигель, а потом решим, что делать. С другом Димитриосом я справиться могу при прочих равных условиях. И Нигеля бояться я отказываюсь — даже если он и впутался во что-то ради денег, он не способен на насилие. Так я думаю, по крайней мере.
— Согласна.
— Даниэль… Не буду утверждать, что могу с ней справиться, — он усмехнулся, — но я ее точно не боюсь.
— Мы можем ошибаться. Может, там один Нигель.
— Возможно.
Он продолжал говорить и засовывал в сумку свежие рогалики, фрукты, шоколад, воду — спартанская кормежка.
— В любом случае, находка Михаэля в данный момент меня больше всего интересует в связи с мальчиком. Ты уверена, что узнала цветы?
— Абсолютно.
— Это — наш единственный факт, остальное — догадки. Он был там и пришел крайне возбужденным. И Димитриос зачем-то посещал его комнату. Зафиксируем факты, а дальше пусть все идет своим чередом. Пошли?
Солнце было уже жарким, но скалы еще не согрелись. На достаточно широкой дорожке мы могли говорить.
— Я сегодня надеюсь только вот на что — если ты права, мы наткнемся на Нигеля, увидим, что он задумал и вобьем хоть немного смысла в его глупую молодую голову, прежде чем он впутается во что-нибудь непоправимое. Или найдем пещеру.
И тут я не удержалась.
— Скажи, почему ты разрешаешь мне идти с тобой?
Во второй раз за время нашего знакомства он, кажется, растерялся, молчал, будто подбирал слова.
Я продолжила.
— Стефаноса и Нико ты не берешь? Без меня ты шел бы быстрее, кирие Лестер. И прекрасно знаешь, что, если мы наткнемся на Димитриоса, прием будет очень жарким. Почему ты не отправляешь меня домой заниматься моим вязанием?
Ветка сосны бросила тень на его лицо, но мне показалось, что он улыбается.
— Ты знаешь причины очень хорошо, кириа Хэвен.
— Причины?
— Да.
— Ну, может, потому, что я так хотела приключений, что четыре глаза — лучше, чем два, если мы хотим найти Нигеля и пещеру?
— Не совсем. Мне показалось, что тебе это нужно.
Я повернула на узкую тропинку и пошла вверх между соснами.
— Может быть. Ты… Довольно много замечаешь, правда?
— И ты знаешь еще одну причину.
Под соснами была тень, но щеки мои покраснели.
Я сказала:
— Да? — и разозлилась, потому что это вроде бы предполагало ответ, и быстро заявила: — Конечно, чтобы показать цикламен.
— Конечно, — сказал Саймон умиротворяюще.
Мы дошли до стадиона, пересекли тени его ворот и покинули деревья. Сверкали и пели птицы, их песни отражались от камней и звенели между скал. По крутой тропинке мы направились к скалам Парнаса.
По дороге мы никого не встретили. Идти было довольно легко, и было, где спрятаться в случае тревоги. Но горячая пустыня расколотых скал казалась пустой, как вчера. Мы шли короткими бросками — очень быстро, но в тени останавливаясь отдохнуть и осмотреться. Когда показались скалы, окаймлявшие нужную нам ложбину, Саймон остановился и обернулся.
— Думаю, стоит остановиться и поесть. Вот хорошее место в тени, и нас будет не видно, а мы сможем наблюдать за долиной и скалами. Хочу увериться, что никого нет поблизости, прежде чем идти дальше.
Я с благодарностью села, и он вытащил еду. Есть — здорово.
Наблюдал Саймон. Когда я закончила, он расслабился, откинулся к скале, зажег для меня сигарету и не проявлял ни нетерпения, ни даже любопытства. Мы молча курили, а он скользил глазами по окрестностям. Периферийным зрением я заметила движение, повернула голову. Ничего. Но что-то было, я не могла ошибиться. Только я собралась дернуть Саймона за рукав, как увидела опять… Коза, всего лишь коза. Да не одна, две, три, идут известным им путем. Раздался звук свирели, еле слышный, и замолк. Что-то пасторальное, из Аркадии, мифы, пастушки, фавны и зеленые равнины. Но это — Парнас, дом ужасных богов. Я опять расслабилась, думала о богах, Парнасе, Саймоне… Он почти мечтательно смотрел на скалы, погасил сигарету и протянул мне руку.
— Пойдем? Никого вроде нет, но обойдем эту равнину-поляну и выйдем, где вчера. Устала? Опять борешься зачесть британских женщин? Пошли.
Саймон лег на край скалы и посмотрел вниз. Через сто лет он подал мне знак, и я, полная напряжения, легла рядом с ним. Внизу никого не было.
Я посмотрела на него с немым вопросом.
— Здесь Димитриос.
Сердце мое задергалось, вены напряглись, как провода, казалось, встать не могу. Я опустила голову на неожиданно холодную руку.
Саймон продышал мне в ухо:
— Он только что скрылся прямо под нами, за выступом в углу. Ты там вчера ходила?
— Да.
Мне пришлось сглотнуть, чтобы сказать более или менее ровным голосом:
— А что он делал?
— Не знаю. Болтался. Ждет кого-то или чего-то…
Он сильнее вжался в землю.
Прямо из-под нас вышел Димитриос. Он курил и щурил глаза на ярком солнце, медленно шел по камням к северному разрыву в скалах. Периодически он останавливался и наклонял голову, вроде прислушивался. Грек подошел к выходу и остановился, глядя в сторону Амфиссы, потом посмотрел туда, откуда пришли мы, и вернулся. Бросил окурок, зажег новую сигарету. Я заметила пот на его загорелом лице, желтовато-белую пыль на бледно-голубых джинсах, рубашке цвета хаки и красном платке на шее. Он сделал несколько нерешительных шагов в нашем направлении, собрался с мыслями и быстро вышел из впадины.
Саймон прошептал:
— Ушел. Ходил встречать Даниэль или Нигеля? Дадим ему минуты две.
Мы дали ему пять очень долгих минут, потом пошли вниз, вихляясь, как горные козы, и нырнули под нависшую скалу в углу. Вот и полоса бриллиантовой зелени с крохотными голубыми колокольчиками, но кое-что изменилось. Цикламен исчез. Трещина, в которой он рос, расширилась, на свежей траве — каменная плита. Вчера она прислонялась к скале, маскируя вход в пещеру — семь футов в высоту, полтора — в ширину. Пещера Михаэля. У меня пересохло во рту. Я заговорила, но Саймон не слушал, смотрел по сторонам. Ни движения, ни звука. Следы мула на траве. Я показала на них, и Саймон кивнул:
— Значит, мы правы… Сейчас войдем, подожди минуту, внимательно за всем следи, я скоро вернусь.
Он исчез в темноте. Снова где-то вдалеке раздался обрывок свирельной мелодии. Я стояла, сжав кулаки, и не шевелилась.
Саймон появился, как призрак. Я бросилась к нему в бархатную тьму и будто ослепла. Он взял меня за руку, отвел подальше от входа и включил фонарь. Широкий проход спускался на пять-шесть ярдов вниз и поворачивал налево. Чисто, прохладный свежий воздух. Спуск стал круче, поворот направо и основная пещера — огромная, как кафедральный собор, потолок теряется в темноте, выступы и впадины стен глотают свет. Колонны сталактитов и сталагмитов, обломки скал и кучи камней, как массивные гробницы. Где-то капает вода. Восхитительное место, хотя кругом пыль и мусор, и свежие, и нетронутые столетиями.
Саймон сказал мягко и лениво:
— Смотри.
Я уже начала к нему привыкать, сердце мое вздрогнуло от возбуждения. В тусклом круге света что-то более правильной формы, чем скалы вокруг… Пыльные очертания ящика. Рядом проблеск металла — лом и лопата.
— Видишь? Уже открывали и что-то волочили в пыли — след.
Он провел фонарем вокруг. Больше ничего — пустота, тишина, только звук близкой воды. Мы подошли к ящику, Саймон наклонился, ни к чему не прикасаясь.
— Это не золото, Камилла. Оружие. Маленькие и полезные автоматы Стем. Для этого товара есть несколько отличных рынков сбыта как раз сейчас. Ну, ну…
— Не верю, что Нигель может этим заниматься.
— Если подумать, я тоже не верю. Очень интересно…
Он прошел дальше в темноту за большой сталагмит.
— Саймон, неужели это все пролежало тут с войны? И не испортилось?
Он засмеялся.
— Ты говоришь, будто это — рыба… Господи, сколько здесь оружия, его отсюда несколько дней вытаскивать. Понятно, что… Золото!
Я двинулась вперед так быстро, что споткнулась об основание сталагмита и чуть не упала.
— Где?
— Осторожно. Эк тебя сокровища привлекают… Вот.
Луч фонаря светил на обломки скалы. Среди пыли и осколков — два металлических ящичка, угол одного разворочен, оттуда живым светом сияет драгоценный металл.
— Вот и маленькая находка Михаэля. Вот почему Мика убили. Но не совсем понятно… — Саймон остановился, замолчал, потом продолжил ровным голосом. — По крайней мере, мы правы. Два ящика, и скорее всего, есть еще под обломками.
— Они очень маленькие, правда?
— Золото в два раза тяжелее свинца. Вытащить все это отсюда непросто. Боюсь, ты права про мальчика. Он шел именно сюда вчера утром и работал здесь, пока Димитриос был в Дельфах.
— Все равно мы не знаем, вместе они или нет. Если грек пришел, нашел тут художника и поступил с ним так, как с тобой…
— Нет. Выкинь это из головы. Здесь явно должны действовать двое. Ангелос, конечно, прикрыл ящики камнями, но остальное насыпало землетрясение. Разгребать эти обломки — работа та еще. Димитриос просто не успел бы ничего сделать один. Если Нигель нашел пещеру, вчера еще ничего нельзя было вытащить. Показал он ее или Димитриос нашел ее сам по нашим следам, не важно, один человек не успел бы, к тому же нужно было притащить инструменты. А Даниэль на такую помощь физически неспособна. К тому же она поехала на север, А Димитриос явно ждет кого-то, кто повел нагруженного мула встречать джип. Нигеля. Похоже, они начали с оружия, а золото оставили до последней минуты. Ты меня слышишь?
— Знаешь, я не доверяю Димитриосу.
— Мысль века, особенно хорошо она звучит сегодня. Камилла, дорогая, ты меня удивляешь.
Он тоже меня удивлял, но я старалась этого не показывать.
— Я думаю о Нигеле. Даже если они и работают вместе, то только потому, что мальчик нашел пещеру, а греку нужна помощь. Только работа закончится…
Я остановилась и облизала сухие губы.
— Знаю. Теперь мы здесь, и нам предстоит об этом позаботиться.
— Да, но… Что мы можем сделать?!..
— Ждать, что же еще? Мы пока не знаем как легли карты, но скоро, наверняка, выясним. — Он включал и выключал фонарь. — Здесь есть, где спрятаться и услышать их на подходе. Лучше, если Нигель придет один, ну а если Димитриос… — Саймон улыбнулся, но это меня не успокоило.
Я вдруг сказала обвинительным тоном:
— Ты хочешь, чтобы он пришел первым!
— Ну и что! — Он заулыбался сильнее, глядя на выражение моего лица. — Боже мой, Камилла, неужели непонятно? Я мечтаю, чтобы он вернулся, надо расплатиться за тебя, за себя, да еще и разобраться с этим идиотским мальчиком… Лучше бы пришел он, ясно?
— Ясно.
Он легко прикоснулся к моей щеке:
— Не бойся, моя хорошая. Я не дам тебя убить и не оставлю на съедение волкам, я совершенно не собираюсь драться честно… а ты спокойно можешь бить его фонарем по голове.
— А если он вооружен?
— Уверен, что нет — в его джинсах пистолет бы не поместился. А нож у меня тоже есть, подобрал в комнате Нигеля. Поиграемся… — Он опять засмеялся. — Бедная Камилла… Постой тут, я вернусь.
Он вышел из пещеры. Я стояла в темноте и ощупывала в кармане фонарь Димитриоса, который на всякий случай взяла с собой. Вернулся и встал рядом.
— Никаких признаков жизни, рассмотрим все поближе. Погуляй вокруг, поищи дырку, куда мы спрячемся, если он придет.
Он опустился к куче обломков, осторожно прикасаясь к пыльным предметам. Так же, наверное, двигались руки Михаэля, когда он сделал свое открытие четырнадцать лет назад. Меня слегка прознобило, если привидения существуют, сейчас появится призрак Ангелоса.
Пещера оказалась очень большой. Я шла между сталактитовых колонн, массивных, как у Аполлона в Дельфах. Спрятаться можно, где угодно. Луч фонаря трогал стены, проваливался в никуда темных проходов… Вдруг он на секунду налился живым, скользящим сиянием. Я остановилась. Более четкий звук воды. Я пошла вперед, пол приподнимался. Воздух стал чище, очевидно, где-то тут ручей, который поит траву и цветы у пещеры. Знакомая куча отбитых скал, к стене, как пьяница, прислонился кусок сталагмита… В этом было что-то очень знакомое. Так же вчера был закрыт вход в пещеру. Я подошла, уже зная, что найду.
Звук воды стал ясным. И еще то, что я слышала два раза, обрывочно, как галлюцинация — флейта, свирель Пана, короткий нежный обрывок мелодии, еще, тишина, пение воды. Звуки летели из-за этого обломка. Я наклонилась. Узкий проход, примерно восемь дюймов в ширину, но ведь проход же. И он уходил не в темноту, в свет.
Я забыла о Димитриосе, сказала:
— Здесь проход, пойду посмотрю, — и, не слушая, был ли ответ, полезла в щель. Скалы царапались, хватали за одежду, потом расступились. Проход пошире нежно шел вверх, ровный пол, гладкие стены, все светлее, звук воды ясен и громок. И снова этот звук — музыкальная фраза в таинственно неопределенной тональности… Поворот. Впереди необузданное греческое солнце, арка, а в ней шевелится сияющая зелень — трава, ветви стройного дерева. Очень маленькая долина.
Отсюда не было выхода — замкнутое пространство, как шахта, заполненная светом. Столетия назад в эту пещеру вела галерея, но крыша упала, впустила солнце и семена травы и дикого винограда, ручей напоил их, так что теперь в самом сердце горы существовал этот маленький колодец живого света с крышей шевелящейся зелени какого-то нежного дерева. Музыка прекратилась. Единственный звук — журчание ручья и шорох листьев. Но я больше не думала о Пане и его свирели. Здесь был сам Аполлон.
Он стоял в десяти футах от выхода из тоннеля, обнаженный, в руке лук. Его взгляд проходил над моей головой туда же, куда он смотрел две тысячи лет.
Саймон вырвался из темноты тоннеля на яркий свет со словами:
— Камилла, я… — и замолчал, будто ему перехватило горло.
Я подвинулась.
Он сказал на выдохе:
— О боже! — и остановился рядом со мной. Ветер шевелил занавес листьев. Свет мерцал и горел на луке, скользил по бронзе шеи и лица. Разбитая золотая стрела лежала в траве у ног статуи.
Через миллион лет я услышала, что говорю:
— Вот… вот, что нашел Нигель. Он был здесь, смотри.
Я подняла с земли маленькую баночку от акварели.
Я посмотрела на дверь, она приоткрылась, раздался голос Саймона:
— Камилла!
— Да, Саймон!
— Как, по-твоему, ты уже можешь встать? Пора идти. Кофе готов, приходи, когда оденешься.
— Хорошо.
— Хорошо.
Дверь закрылась, я выскочила из кровати и начала быстро одеваться. За окном вершина горы расцвела от солнечного света, как абрикосовое дерево. В комнате было прохладно, что мне, впрочем, понравилось. Меньше удовольствия я получила от ледяного потока воды из крана — из обоих кранов, — но в любом случае умывание в Дельфах доставляет мало удовольствия. Вода жесткая, как пемза, и примерно так же действует на кожу… Зато я окончательно проснулась и подскочила к двери Саймона, наполненная предвкушением замечательных приключений.
— Входи.
Он говорил так свободно и громко, что я изумленно на него уставилась. Он понял.
— Соседка выехала час назад. Я следил за ней до начала дороги. Не знаю куда она отправилась, но, во всяком случае, на север.
— То есть или в Итеа, или в Амфиссу.
— Да. Кофе?
— Прекрасно. Пахнет как в раю. У тебя и рогалики есть? Ты — чудо!
— Сходил в булочную, когда Даниэль уехала. Вот сахар.
— Спасибо. А ты думаешь, куда?
— Или забирать Димитриоса в Итеа, хотя он мог прекрасно взять машину, когда убегал ночью… А, что толку гадать… Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты? Как плечо? Он тебе ничего не поломал?
— Точно. Я в полном порядке. Готов к чему угодно.
Он сидел на краю кровати, чашка кофе в одной руке, рогалик в другой, и выглядел полностью расслабленным и довольным.
— А ты? Готова к приключениям?
Я засмеялась.
— Трудно поверить, что два дня назад я писала подруге, как со мной никогда ничего не происходит. Гете, кажется, говорил, что надо знать, чего просить у богов, они ведь могут удовлетворить просьбу. Чего хотела, то и получила.
Он не улыбался в ответ. Помолчал минуту и сказал серьезно:
— Знаешь, вообще-то не надо бы брать тебя с собой.
Я допила кофе и стала смотреть в окно. Пролетела бабочка, опустилась вниз, приникла к опаленному солнцем камню и тихо зашевелила крыльями — черный бархат с золотом.
Он продолжал:
— Пойми меня правильно. Не думаю, что есть настоящая опасность, но день будет тяжелым, особенно после прошедших двух. Можно наткнуться на Димитриоса, он наверняка будет там, но, если будем осторожны… Не думаю, чтобы он нас ждал. Он скорее всего, считает, что я посмотрел на это место, и больше оно меня не интересует.
— В любом случае я сказала Даниэль, что мы едем в Ливадию.
— Сказала? Умница. Она, значит, проявляла интерес?
— Ага, проявляла. Прямо спросила, куда ты сегодня пойдешь. Боюсь, я ей не доверяла из принципа, и соврала.
— Замечательно. У Димитриоса нет причин нас ждать. Он не думает, что я могу что-нибудь знать о сокровище, что бы оно из себя ни представляло. Если Михаэль что-то написал, вполне можно было ожидать, что я бы уже давно приехал. Сигарету?
— Спасибо.
Он наклонился и зажег огонь.
— Нет, думаю, он считает, что это паломничество закончилось. Тем лучше. Но мы все равно будем осторожны. Посмотрим, что там происходит и при чем тут Нигель, а потом решим, что делать. С другом Димитриосом я справиться могу при прочих равных условиях. И Нигеля бояться я отказываюсь — даже если он и впутался во что-то ради денег, он не способен на насилие. Так я думаю, по крайней мере.
— Согласна.
— Даниэль… Не буду утверждать, что могу с ней справиться, — он усмехнулся, — но я ее точно не боюсь.
— Мы можем ошибаться. Может, там один Нигель.
— Возможно.
Он продолжал говорить и засовывал в сумку свежие рогалики, фрукты, шоколад, воду — спартанская кормежка.
— В любом случае, находка Михаэля в данный момент меня больше всего интересует в связи с мальчиком. Ты уверена, что узнала цветы?
— Абсолютно.
— Это — наш единственный факт, остальное — догадки. Он был там и пришел крайне возбужденным. И Димитриос зачем-то посещал его комнату. Зафиксируем факты, а дальше пусть все идет своим чередом. Пошли?
Солнце было уже жарким, но скалы еще не согрелись. На достаточно широкой дорожке мы могли говорить.
— Я сегодня надеюсь только вот на что — если ты права, мы наткнемся на Нигеля, увидим, что он задумал и вобьем хоть немного смысла в его глупую молодую голову, прежде чем он впутается во что-нибудь непоправимое. Или найдем пещеру.
И тут я не удержалась.
— Скажи, почему ты разрешаешь мне идти с тобой?
Во второй раз за время нашего знакомства он, кажется, растерялся, молчал, будто подбирал слова.
Я продолжила.
— Стефаноса и Нико ты не берешь? Без меня ты шел бы быстрее, кирие Лестер. И прекрасно знаешь, что, если мы наткнемся на Димитриоса, прием будет очень жарким. Почему ты не отправляешь меня домой заниматься моим вязанием?
Ветка сосны бросила тень на его лицо, но мне показалось, что он улыбается.
— Ты знаешь причины очень хорошо, кириа Хэвен.
— Причины?
— Да.
— Ну, может, потому, что я так хотела приключений, что четыре глаза — лучше, чем два, если мы хотим найти Нигеля и пещеру?
— Не совсем. Мне показалось, что тебе это нужно.
Я повернула на узкую тропинку и пошла вверх между соснами.
— Может быть. Ты… Довольно много замечаешь, правда?
— И ты знаешь еще одну причину.
Под соснами была тень, но щеки мои покраснели.
Я сказала:
— Да? — и разозлилась, потому что это вроде бы предполагало ответ, и быстро заявила: — Конечно, чтобы показать цикламен.
— Конечно, — сказал Саймон умиротворяюще.
Мы дошли до стадиона, пересекли тени его ворот и покинули деревья. Сверкали и пели птицы, их песни отражались от камней и звенели между скал. По крутой тропинке мы направились к скалам Парнаса.
По дороге мы никого не встретили. Идти было довольно легко, и было, где спрятаться в случае тревоги. Но горячая пустыня расколотых скал казалась пустой, как вчера. Мы шли короткими бросками — очень быстро, но в тени останавливаясь отдохнуть и осмотреться. Когда показались скалы, окаймлявшие нужную нам ложбину, Саймон остановился и обернулся.
— Думаю, стоит остановиться и поесть. Вот хорошее место в тени, и нас будет не видно, а мы сможем наблюдать за долиной и скалами. Хочу увериться, что никого нет поблизости, прежде чем идти дальше.
Я с благодарностью села, и он вытащил еду. Есть — здорово.
Наблюдал Саймон. Когда я закончила, он расслабился, откинулся к скале, зажег для меня сигарету и не проявлял ни нетерпения, ни даже любопытства. Мы молча курили, а он скользил глазами по окрестностям. Периферийным зрением я заметила движение, повернула голову. Ничего. Но что-то было, я не могла ошибиться. Только я собралась дернуть Саймона за рукав, как увидела опять… Коза, всего лишь коза. Да не одна, две, три, идут известным им путем. Раздался звук свирели, еле слышный, и замолк. Что-то пасторальное, из Аркадии, мифы, пастушки, фавны и зеленые равнины. Но это — Парнас, дом ужасных богов. Я опять расслабилась, думала о богах, Парнасе, Саймоне… Он почти мечтательно смотрел на скалы, погасил сигарету и протянул мне руку.
— Пойдем? Никого вроде нет, но обойдем эту равнину-поляну и выйдем, где вчера. Устала? Опять борешься зачесть британских женщин? Пошли.
Саймон лег на край скалы и посмотрел вниз. Через сто лет он подал мне знак, и я, полная напряжения, легла рядом с ним. Внизу никого не было.
Я посмотрела на него с немым вопросом.
— Здесь Димитриос.
Сердце мое задергалось, вены напряглись, как провода, казалось, встать не могу. Я опустила голову на неожиданно холодную руку.
Саймон продышал мне в ухо:
— Он только что скрылся прямо под нами, за выступом в углу. Ты там вчера ходила?
— Да.
Мне пришлось сглотнуть, чтобы сказать более или менее ровным голосом:
— А что он делал?
— Не знаю. Болтался. Ждет кого-то или чего-то…
Он сильнее вжался в землю.
Прямо из-под нас вышел Димитриос. Он курил и щурил глаза на ярком солнце, медленно шел по камням к северному разрыву в скалах. Периодически он останавливался и наклонял голову, вроде прислушивался. Грек подошел к выходу и остановился, глядя в сторону Амфиссы, потом посмотрел туда, откуда пришли мы, и вернулся. Бросил окурок, зажег новую сигарету. Я заметила пот на его загорелом лице, желтовато-белую пыль на бледно-голубых джинсах, рубашке цвета хаки и красном платке на шее. Он сделал несколько нерешительных шагов в нашем направлении, собрался с мыслями и быстро вышел из впадины.
Саймон прошептал:
— Ушел. Ходил встречать Даниэль или Нигеля? Дадим ему минуты две.
Мы дали ему пять очень долгих минут, потом пошли вниз, вихляясь, как горные козы, и нырнули под нависшую скалу в углу. Вот и полоса бриллиантовой зелени с крохотными голубыми колокольчиками, но кое-что изменилось. Цикламен исчез. Трещина, в которой он рос, расширилась, на свежей траве — каменная плита. Вчера она прислонялась к скале, маскируя вход в пещеру — семь футов в высоту, полтора — в ширину. Пещера Михаэля. У меня пересохло во рту. Я заговорила, но Саймон не слушал, смотрел по сторонам. Ни движения, ни звука. Следы мула на траве. Я показала на них, и Саймон кивнул:
— Значит, мы правы… Сейчас войдем, подожди минуту, внимательно за всем следи, я скоро вернусь.
Он исчез в темноте. Снова где-то вдалеке раздался обрывок свирельной мелодии. Я стояла, сжав кулаки, и не шевелилась.
Саймон появился, как призрак. Я бросилась к нему в бархатную тьму и будто ослепла. Он взял меня за руку, отвел подальше от входа и включил фонарь. Широкий проход спускался на пять-шесть ярдов вниз и поворачивал налево. Чисто, прохладный свежий воздух. Спуск стал круче, поворот направо и основная пещера — огромная, как кафедральный собор, потолок теряется в темноте, выступы и впадины стен глотают свет. Колонны сталактитов и сталагмитов, обломки скал и кучи камней, как массивные гробницы. Где-то капает вода. Восхитительное место, хотя кругом пыль и мусор, и свежие, и нетронутые столетиями.
Саймон сказал мягко и лениво:
— Смотри.
Я уже начала к нему привыкать, сердце мое вздрогнуло от возбуждения. В тусклом круге света что-то более правильной формы, чем скалы вокруг… Пыльные очертания ящика. Рядом проблеск металла — лом и лопата.
— Видишь? Уже открывали и что-то волочили в пыли — след.
Он провел фонарем вокруг. Больше ничего — пустота, тишина, только звук близкой воды. Мы подошли к ящику, Саймон наклонился, ни к чему не прикасаясь.
— Это не золото, Камилла. Оружие. Маленькие и полезные автоматы Стем. Для этого товара есть несколько отличных рынков сбыта как раз сейчас. Ну, ну…
— Не верю, что Нигель может этим заниматься.
— Если подумать, я тоже не верю. Очень интересно…
Он прошел дальше в темноту за большой сталагмит.
— Саймон, неужели это все пролежало тут с войны? И не испортилось?
Он засмеялся.
— Ты говоришь, будто это — рыба… Господи, сколько здесь оружия, его отсюда несколько дней вытаскивать. Понятно, что… Золото!
Я двинулась вперед так быстро, что споткнулась об основание сталагмита и чуть не упала.
— Где?
— Осторожно. Эк тебя сокровища привлекают… Вот.
Луч фонаря светил на обломки скалы. Среди пыли и осколков — два металлических ящичка, угол одного разворочен, оттуда живым светом сияет драгоценный металл.
— Вот и маленькая находка Михаэля. Вот почему Мика убили. Но не совсем понятно… — Саймон остановился, замолчал, потом продолжил ровным голосом. — По крайней мере, мы правы. Два ящика, и скорее всего, есть еще под обломками.
— Они очень маленькие, правда?
— Золото в два раза тяжелее свинца. Вытащить все это отсюда непросто. Боюсь, ты права про мальчика. Он шел именно сюда вчера утром и работал здесь, пока Димитриос был в Дельфах.
— Все равно мы не знаем, вместе они или нет. Если грек пришел, нашел тут художника и поступил с ним так, как с тобой…
— Нет. Выкинь это из головы. Здесь явно должны действовать двое. Ангелос, конечно, прикрыл ящики камнями, но остальное насыпало землетрясение. Разгребать эти обломки — работа та еще. Димитриос просто не успел бы ничего сделать один. Если Нигель нашел пещеру, вчера еще ничего нельзя было вытащить. Показал он ее или Димитриос нашел ее сам по нашим следам, не важно, один человек не успел бы, к тому же нужно было притащить инструменты. А Даниэль на такую помощь физически неспособна. К тому же она поехала на север, А Димитриос явно ждет кого-то, кто повел нагруженного мула встречать джип. Нигеля. Похоже, они начали с оружия, а золото оставили до последней минуты. Ты меня слышишь?
— Знаешь, я не доверяю Димитриосу.
— Мысль века, особенно хорошо она звучит сегодня. Камилла, дорогая, ты меня удивляешь.
Он тоже меня удивлял, но я старалась этого не показывать.
— Я думаю о Нигеле. Даже если они и работают вместе, то только потому, что мальчик нашел пещеру, а греку нужна помощь. Только работа закончится…
Я остановилась и облизала сухие губы.
— Знаю. Теперь мы здесь, и нам предстоит об этом позаботиться.
— Да, но… Что мы можем сделать?!..
— Ждать, что же еще? Мы пока не знаем как легли карты, но скоро, наверняка, выясним. — Он включал и выключал фонарь. — Здесь есть, где спрятаться и услышать их на подходе. Лучше, если Нигель придет один, ну а если Димитриос… — Саймон улыбнулся, но это меня не успокоило.
Я вдруг сказала обвинительным тоном:
— Ты хочешь, чтобы он пришел первым!
— Ну и что! — Он заулыбался сильнее, глядя на выражение моего лица. — Боже мой, Камилла, неужели непонятно? Я мечтаю, чтобы он вернулся, надо расплатиться за тебя, за себя, да еще и разобраться с этим идиотским мальчиком… Лучше бы пришел он, ясно?
— Ясно.
Он легко прикоснулся к моей щеке:
— Не бойся, моя хорошая. Я не дам тебя убить и не оставлю на съедение волкам, я совершенно не собираюсь драться честно… а ты спокойно можешь бить его фонарем по голове.
— А если он вооружен?
— Уверен, что нет — в его джинсах пистолет бы не поместился. А нож у меня тоже есть, подобрал в комнате Нигеля. Поиграемся… — Он опять засмеялся. — Бедная Камилла… Постой тут, я вернусь.
Он вышел из пещеры. Я стояла в темноте и ощупывала в кармане фонарь Димитриоса, который на всякий случай взяла с собой. Вернулся и встал рядом.
— Никаких признаков жизни, рассмотрим все поближе. Погуляй вокруг, поищи дырку, куда мы спрячемся, если он придет.
Он опустился к куче обломков, осторожно прикасаясь к пыльным предметам. Так же, наверное, двигались руки Михаэля, когда он сделал свое открытие четырнадцать лет назад. Меня слегка прознобило, если привидения существуют, сейчас появится призрак Ангелоса.
Пещера оказалась очень большой. Я шла между сталактитовых колонн, массивных, как у Аполлона в Дельфах. Спрятаться можно, где угодно. Луч фонаря трогал стены, проваливался в никуда темных проходов… Вдруг он на секунду налился живым, скользящим сиянием. Я остановилась. Более четкий звук воды. Я пошла вперед, пол приподнимался. Воздух стал чище, очевидно, где-то тут ручей, который поит траву и цветы у пещеры. Знакомая куча отбитых скал, к стене, как пьяница, прислонился кусок сталагмита… В этом было что-то очень знакомое. Так же вчера был закрыт вход в пещеру. Я подошла, уже зная, что найду.
Звук воды стал ясным. И еще то, что я слышала два раза, обрывочно, как галлюцинация — флейта, свирель Пана, короткий нежный обрывок мелодии, еще, тишина, пение воды. Звуки летели из-за этого обломка. Я наклонилась. Узкий проход, примерно восемь дюймов в ширину, но ведь проход же. И он уходил не в темноту, в свет.
Я забыла о Димитриосе, сказала:
— Здесь проход, пойду посмотрю, — и, не слушая, был ли ответ, полезла в щель. Скалы царапались, хватали за одежду, потом расступились. Проход пошире нежно шел вверх, ровный пол, гладкие стены, все светлее, звук воды ясен и громок. И снова этот звук — музыкальная фраза в таинственно неопределенной тональности… Поворот. Впереди необузданное греческое солнце, арка, а в ней шевелится сияющая зелень — трава, ветви стройного дерева. Очень маленькая долина.
Отсюда не было выхода — замкнутое пространство, как шахта, заполненная светом. Столетия назад в эту пещеру вела галерея, но крыша упала, впустила солнце и семена травы и дикого винограда, ручей напоил их, так что теперь в самом сердце горы существовал этот маленький колодец живого света с крышей шевелящейся зелени какого-то нежного дерева. Музыка прекратилась. Единственный звук — журчание ручья и шорох листьев. Но я больше не думала о Пане и его свирели. Здесь был сам Аполлон.
Он стоял в десяти футах от выхода из тоннеля, обнаженный, в руке лук. Его взгляд проходил над моей головой туда же, куда он смотрел две тысячи лет.
Саймон вырвался из темноты тоннеля на яркий свет со словами:
— Камилла, я… — и замолчал, будто ему перехватило горло.
Я подвинулась.
Он сказал на выдохе:
— О боже! — и остановился рядом со мной. Ветер шевелил занавес листьев. Свет мерцал и горел на луке, скользил по бронзе шеи и лица. Разбитая золотая стрела лежала в траве у ног статуи.
Через миллион лет я услышала, что говорю:
— Вот… вот, что нашел Нигель. Он был здесь, смотри.
Я подняла с земли маленькую баночку от акварели.
16
— Да, — Саймон повертел баночку в руке, — это из этюдника Нигеля. Он, наверное, услышал звук воды, когда рисовал цикламен, это привело его в пещеру, а потом сюда…
Он, как и я, не мог отвести глаз от статуи. Богоподобное лицо — отдаленное, мудрое, безмятежное, но молодое и полное пыла.
— Это лицо с рисунка, с красивого рисунка, который он порвал… Я говорила, что оно похоже на статую. Помнишь, как он у нас его отобрал?
— В это время там была Даниэль. Но до того, помнишь, он почти решился что-то сказать, а когда она пришла, передумал и замолчал.
— Значит, она не могла узнать это лицо. Он нашел пещеру только в тот день, и явно не собирался про нее рассказывать!
— И был прав. Одно дело оружие и золото, такое сокровище вполне годится для типов вроде Димитриоса, и если мальчик решил и этим заняться — это его проблемы. Но это…
Он опустился на колено в траву и очень бережно поднял золотую стрелу. Под ней остался четкий белый след. Он положил ее обратно.
— Так я и думал. Ничего не тронуто. Нельзя даже представить себе, что наш друг Димитриос мог бы удержать лапы вдали от валяющегося на земле куска золота. — Он встал на ноги со вздохом облегчения. — Нет, мальчик не раскрыл рта, а во внешней пещере есть достаточно предметов, которые могут заинтересовать Димитриоса. Возблагодарим бога за разум художника. Но думаю, что чем скорее мы найдем Нигеля, тем лучше.
— Ты… Ты не думаешь, что грек пойдет на разведку, как я, и найдет это…
Он засмеялся:
— Спорим, он никогда этого не сделает? Во-первых, слишком занят, во-вторых, если подумать, даже умирая от жажды, он не пролезет в такую щель.
— Да, наверное. Но как, хотела бы я знать ОН попал сюда? И зачем? Я, конечно, сейчас просто ничего не соображаю. Сдвинулась немного.
— Не удивлен. И ничего странного, что Нигель был не в себе тем вечером, наполовину вышел из себя от восхищения. И не удивительно, что Мик… ну это сейчас не важно. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем точно, как Аполлон сюда попал, но можем почти наверняка угадать. Дельфы много раз грабили. Первыми исчезали золотые статуи, потом бронзовые, чтобы переплавлять их на орудия… Эта, похоже, одна из наиболее драгоценных и красивых. Почему бы какому-нибудь священнослужителю или группе людей, преданных и посвященных, не попытаться ее спасти — вывести из Дельф и найти для нее убежище, пока не закончатся трудные времена?
— Но почему здесь? И как?
— Здесь была дорога… К тому же они явно хотели не просто спрятать статую — иначе они бы ее закопали, но они устроили святилище. Причем с греческим драматизмом они поместили ее в конце тоннеля на сверкающем свете… Ты обратила внимание на что-нибудь в пещере?
— Похожа на собор…
— Да, это часто кажется в больших пещерах со сталактитами, но редко встречаются такие впечатляющие. Ее специально подбирали. И растут здесь виноград и священный лавр Аполлона — деревья живут долго и, умирая, оставляют потомство, обстановка здесь для него идеальна. И, думаю, если посмотреть сверху, не увидишь ничего… И ручей. Это, наверное, священная пещере се священным ручьем и, естественно, тот, кто хотел спасти Аполлона, принес его сюда…
— И теперь понятно письмо Михаэля! Знаешь, я не говорила, но думала, что твой брат не написал бы такого письма об оружии или даже золоте.
— Я тоже сомневался, но до такого и додуматься не мог. Кто бы, ради бога, мог представить себе такое?
Мы стояли и смотрели на статую — самое красивое из всего, что я когда-нибудь видела. Тени, бронзовое тело, живые глаза, выложенные эмалью и каким-то темным камнем… Только у одной еще статуи есть такие глаза — у Возничего. И Михаэль про это подумал. И Нигель — как раз когда мы упомянули Возничего, он решил что-то сказать. Общие не только глаза — впечатление силы и грации, может, они не только вышли из-под руки одного скульптора, но и часть одной группы… Может, Возничий гнал коней этого Аполлона?
Только я погрузилась в рассуждения по этому поводу, как увидела, что Саймон улыбается.
Я даже возмутилась, а он говорит:
— Да, очень симпатичная теория, я улыбаюсь совсем по другому поводу. Про Димитриоса. Надо все-таки разобраться с мелочами, можно вернуться к Аполлону. Возвращаемся на землю теней, моя хорошая. (Господи, как мне стало стыдно, стою размечталась…) Теперь мы знаем, что нашел Михаэль и за что убит. Эту главу, я думаю, заканчивает смерть Ангелоса. Но Нигель тут тоже побывал, а Даниэль и Димитриоса сюда пускать ни в коем случае нельзя. Возвращаемся в пещеру. Камилла…
— Да.
Он стоял и смотрел на меня.
— Не надо было пускать тебя сюда. Боишься?
Я не ответила, не смотрела на него и думала, почему не переживаю, что он знает. Он вдруг оказался очень близко, взял за подбородок и нежно поднял мое лицо.
— Знаешь, почему я взял тебя с собой?
— Да.
— И был прав.
— Да, знаю.
— Ты жутко себя недооцениваешь. Ты больше не должна играть вторую скрипку. Ясно?
— Ясно.
Он замялся, а потом продолжил довольно грубо:
— Перестань себя ненавидеть за то, что есть вещи, с которыми ты не можешь справиться сама. Никто так не может. И не пытайся решить все проблемы, которые способен решить я или кто-нибудь вроде меня. Абсурд презирать себя за то, что ты не такая, как кто-то другой. Будь сама собой, поверь, это — очень здорово.
Ответить сразу я не смогла. Собралась с мыслями и сказала как можно более легкомысленно:
— Надеюсь, что однажды боги вышибут тебя из состояния более чем уверенности в себе на уровень нас, смертных. В этот день я сама принесу себя в жертву Аполлону.
— Я напомню, — опять усмехнулся он, — но чтобы пока этого за тебя не сделал наш приятель Димитриос, пойду посмотрю, нет ли его поблизости. Или Нигеля. Останешься здесь?
— Нет, пойду с тобой. Я… Хочу знать, что происходит.
— Тогда не бойся, — он опять прикоснулся к моей щеке, — я его к тебе не подпущу.
— А что мне делать?
— Да ничего. Не вылезай вперед и выполняй все указания раньше, чем тебе их дадут. Пошли.
Аполлон смотрел нам вслед.
Пещера была пуста. Мы вышли в нее, рассмотрели камень, который раньше закрывал проход. Он был обтесан, специально подогнан, чтобы закрывать отверстие.
Тут я услышала шаги и сумела достаточно спокойно прошептать:
— Он возвращается.
Саймон выключил фонарь. Бездыханная тишина.
— Да. Жди в проходе. Надеюсь, это Нигель.
Он легко подтолкнул меня, и я скользнула в узкую щель, сердце опять безумно забилось. Он оказался рядом со мной, прижался к скале. Шаги приближались, задержались у входа в пещеру, потом он вошел.
Шаги приглушила пыль, их повторяло слабое эхо. Удары лома по мусору и камням. Металл. Дыхание. Греческое бормотание. Треск. Выкопал коробку и потащил к выходу. Саймон обнял меня и прижал к себе. Рука, как стальная. Я подумала — неужели он сейчас из темноты бросится на Димитриоса? Нет, не шевелится, пульс спокойно бьется под локтем, а у меня-то сердце дергалось, как неисправный мотор… Рука расслабилась. Он повернул голову и продышал мне в затылок.
— Ушел. Подожди, я вернусь.
Прижал к себе, отпустил, шорох одежды по камню, и он исчез.
Сразу стало холодно и сыро, я покрепче обхватила себя руками и стала ждать. Эхо моего пульса заполнило всю пещеру… Пришел, сразу стало теплее.
Он, как и я, не мог отвести глаз от статуи. Богоподобное лицо — отдаленное, мудрое, безмятежное, но молодое и полное пыла.
— Это лицо с рисунка, с красивого рисунка, который он порвал… Я говорила, что оно похоже на статую. Помнишь, как он у нас его отобрал?
— В это время там была Даниэль. Но до того, помнишь, он почти решился что-то сказать, а когда она пришла, передумал и замолчал.
— Значит, она не могла узнать это лицо. Он нашел пещеру только в тот день, и явно не собирался про нее рассказывать!
— И был прав. Одно дело оружие и золото, такое сокровище вполне годится для типов вроде Димитриоса, и если мальчик решил и этим заняться — это его проблемы. Но это…
Он опустился на колено в траву и очень бережно поднял золотую стрелу. Под ней остался четкий белый след. Он положил ее обратно.
— Так я и думал. Ничего не тронуто. Нельзя даже представить себе, что наш друг Димитриос мог бы удержать лапы вдали от валяющегося на земле куска золота. — Он встал на ноги со вздохом облегчения. — Нет, мальчик не раскрыл рта, а во внешней пещере есть достаточно предметов, которые могут заинтересовать Димитриоса. Возблагодарим бога за разум художника. Но думаю, что чем скорее мы найдем Нигеля, тем лучше.
— Ты… Ты не думаешь, что грек пойдет на разведку, как я, и найдет это…
Он засмеялся:
— Спорим, он никогда этого не сделает? Во-первых, слишком занят, во-вторых, если подумать, даже умирая от жажды, он не пролезет в такую щель.
— Да, наверное. Но как, хотела бы я знать ОН попал сюда? И зачем? Я, конечно, сейчас просто ничего не соображаю. Сдвинулась немного.
— Не удивлен. И ничего странного, что Нигель был не в себе тем вечером, наполовину вышел из себя от восхищения. И не удивительно, что Мик… ну это сейчас не важно. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем точно, как Аполлон сюда попал, но можем почти наверняка угадать. Дельфы много раз грабили. Первыми исчезали золотые статуи, потом бронзовые, чтобы переплавлять их на орудия… Эта, похоже, одна из наиболее драгоценных и красивых. Почему бы какому-нибудь священнослужителю или группе людей, преданных и посвященных, не попытаться ее спасти — вывести из Дельф и найти для нее убежище, пока не закончатся трудные времена?
— Но почему здесь? И как?
— Здесь была дорога… К тому же они явно хотели не просто спрятать статую — иначе они бы ее закопали, но они устроили святилище. Причем с греческим драматизмом они поместили ее в конце тоннеля на сверкающем свете… Ты обратила внимание на что-нибудь в пещере?
— Похожа на собор…
— Да, это часто кажется в больших пещерах со сталактитами, но редко встречаются такие впечатляющие. Ее специально подбирали. И растут здесь виноград и священный лавр Аполлона — деревья живут долго и, умирая, оставляют потомство, обстановка здесь для него идеальна. И, думаю, если посмотреть сверху, не увидишь ничего… И ручей. Это, наверное, священная пещере се священным ручьем и, естественно, тот, кто хотел спасти Аполлона, принес его сюда…
— И теперь понятно письмо Михаэля! Знаешь, я не говорила, но думала, что твой брат не написал бы такого письма об оружии или даже золоте.
— Я тоже сомневался, но до такого и додуматься не мог. Кто бы, ради бога, мог представить себе такое?
Мы стояли и смотрели на статую — самое красивое из всего, что я когда-нибудь видела. Тени, бронзовое тело, живые глаза, выложенные эмалью и каким-то темным камнем… Только у одной еще статуи есть такие глаза — у Возничего. И Михаэль про это подумал. И Нигель — как раз когда мы упомянули Возничего, он решил что-то сказать. Общие не только глаза — впечатление силы и грации, может, они не только вышли из-под руки одного скульптора, но и часть одной группы… Может, Возничий гнал коней этого Аполлона?
Только я погрузилась в рассуждения по этому поводу, как увидела, что Саймон улыбается.
Я даже возмутилась, а он говорит:
— Да, очень симпатичная теория, я улыбаюсь совсем по другому поводу. Про Димитриоса. Надо все-таки разобраться с мелочами, можно вернуться к Аполлону. Возвращаемся на землю теней, моя хорошая. (Господи, как мне стало стыдно, стою размечталась…) Теперь мы знаем, что нашел Михаэль и за что убит. Эту главу, я думаю, заканчивает смерть Ангелоса. Но Нигель тут тоже побывал, а Даниэль и Димитриоса сюда пускать ни в коем случае нельзя. Возвращаемся в пещеру. Камилла…
— Да.
Он стоял и смотрел на меня.
— Не надо было пускать тебя сюда. Боишься?
Я не ответила, не смотрела на него и думала, почему не переживаю, что он знает. Он вдруг оказался очень близко, взял за подбородок и нежно поднял мое лицо.
— Знаешь, почему я взял тебя с собой?
— Да.
— И был прав.
— Да, знаю.
— Ты жутко себя недооцениваешь. Ты больше не должна играть вторую скрипку. Ясно?
— Ясно.
Он замялся, а потом продолжил довольно грубо:
— Перестань себя ненавидеть за то, что есть вещи, с которыми ты не можешь справиться сама. Никто так не может. И не пытайся решить все проблемы, которые способен решить я или кто-нибудь вроде меня. Абсурд презирать себя за то, что ты не такая, как кто-то другой. Будь сама собой, поверь, это — очень здорово.
Ответить сразу я не смогла. Собралась с мыслями и сказала как можно более легкомысленно:
— Надеюсь, что однажды боги вышибут тебя из состояния более чем уверенности в себе на уровень нас, смертных. В этот день я сама принесу себя в жертву Аполлону.
— Я напомню, — опять усмехнулся он, — но чтобы пока этого за тебя не сделал наш приятель Димитриос, пойду посмотрю, нет ли его поблизости. Или Нигеля. Останешься здесь?
— Нет, пойду с тобой. Я… Хочу знать, что происходит.
— Тогда не бойся, — он опять прикоснулся к моей щеке, — я его к тебе не подпущу.
— А что мне делать?
— Да ничего. Не вылезай вперед и выполняй все указания раньше, чем тебе их дадут. Пошли.
Аполлон смотрел нам вслед.
Пещера была пуста. Мы вышли в нее, рассмотрели камень, который раньше закрывал проход. Он был обтесан, специально подогнан, чтобы закрывать отверстие.
Тут я услышала шаги и сумела достаточно спокойно прошептать:
— Он возвращается.
Саймон выключил фонарь. Бездыханная тишина.
— Да. Жди в проходе. Надеюсь, это Нигель.
Он легко подтолкнул меня, и я скользнула в узкую щель, сердце опять безумно забилось. Он оказался рядом со мной, прижался к скале. Шаги приближались, задержались у входа в пещеру, потом он вошел.
Шаги приглушила пыль, их повторяло слабое эхо. Удары лома по мусору и камням. Металл. Дыхание. Греческое бормотание. Треск. Выкопал коробку и потащил к выходу. Саймон обнял меня и прижал к себе. Рука, как стальная. Я подумала — неужели он сейчас из темноты бросится на Димитриоса? Нет, не шевелится, пульс спокойно бьется под локтем, а у меня-то сердце дергалось, как неисправный мотор… Рука расслабилась. Он повернул голову и продышал мне в затылок.
— Ушел. Подожди, я вернусь.
Прижал к себе, отпустил, шорох одежды по камню, и он исчез.
Сразу стало холодно и сыро, я покрепче обхватила себя руками и стала ждать. Эхо моего пульса заполнило всю пещеру… Пришел, сразу стало теплее.