Страница:
Согласно этой директиве ни при каких условиях и обстоятельствах нельзя было допустить возможности захвата «катюши» противником. Со мной как-то консультировался кинорежиссер, ветеран воздушно-десантных войск, о действиях группы в тылу противника, которая должна была взорвать «катюшу». Я разочаровал его. Насколько мне известно, и в тяжелые месяцы 1941 года, и на протяжении всего военного периода не была захвачена ни одна установка. Знаю только, что к каждой боевой машине был приставлен уполномоченный особого отдела военной контрразведки, который персонально отвечал за ее уничтожение в случае угрозы захвата или невозможности вывода в расположение наших войск. По этому поводу могу сказать, что военная контрразведка в лице таких уполномоченных несла очень большие потери, но свой долг выполнила. А кинофильм «Пятеро с неба», рассказывающий о том, как наши диверсанты подрывают попавшую в руки немцев установку «катюша», вышел на экраны в 70-е годы, когда довольно легко было фантазировать на эту тему.
Как известно, в первые месяцы войны были осуществлены меры, которые ныне оцениваются как репрессивные. Речь идет о массовых акциях по выселению целых народов и в этой связи о ликвидации республики немцев Поволжья. Останавливаюсь на этом не для того, чтобы оправдать эти действия, а чтобы разобраться в сложившейся тогда ситуации с немецким населением, оказавшимся в зоне боевых действий (в основном на южном направлении, где были немецкие колонии). Немало немецкого населения проживало в ряде наших городов. Кто выступил инициатором их выселения? Вот, скажем, документ от 3 августа 1941 года — донесение Военного совета Южного фронта в Ставку Верховного командования. В нем говорится, что во время военных действий на Днестре немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что жители этих деревень 1 августа 1941 года встречали вступающих немцев хлебом-солью. Поскольку на линии фронта имелось множество таких населенных пунктов, в донесении было высказано предложение дать указание местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов. Донесение подписали командующий Южным фронтом Тюленев, член Военного совета Южного фронта корпусной комиссар Запорожец, начальник штаба фронта Романов. На бланке шифротелеграммы стоит резолюция И. В. Сталина: «Тов. Берия. Надо выселить с треском. И. С.» И пометка работника начальника секретариата наркома внутренних дел Шияна: «Наркому доложено. 25 августа 1941 года».
6 сентября принимается совершенно секретное постановление Государственного комитета обороны о переселении немцев из Москвы, Московской и Ростовской областей в Казахскую ССР, в Джамбульскую, Кызыл-Ордынскую и так далее. Устанавливаются разнарядки. Руководство переселением возлагается на НКВД СССР.
Эти меры нужно рассматривать в контексте обострения обстановки на Западном фронте. Приказ наркома внутренних дел СССР Берии о проведении операции по переселению немцев из Москвы и Московской области был отдан 8 сентября 1941 года. Операция закончилась к 20 сентября. В соответствии с ней за 14 сентября из Москвы и Московской области было отправлено тремя эшелонами 4954 переселенца. Из обшей немецкой колонии было арестовано 1142 человека. В общей сложности переселению подверглись более 10 тысяч человек.
Такого рода документы поучительны. Они помогают нам понять остроту ситуации, а также то, кто решал эти вопросы. Что же касается НКВД, то он не занимался политической стороной дела. В его миссию входило докладывать информацию о реальной обстановке.
Вот один из примеров, как эффективно была реализована информация, поступившая из райгоротделов и областных управлений НКВД о прорыве в тыл наших войск 56 моторизованного корпуса под командованием известного фельдмаршала Манштейна. Немцам удалось тогда прорвать нашу оборону на Лужском рубеже под Новгородом. Сплошного фронта боевых действий там не было. Соединения нашей 11-й армии, которой командовал генерал А. Морозов, получили приказание о нанесении немедленных контрударов по неприкрытым флангам немцев в районе Шимска. Выбор генералом Морозовым наиболее уязвимого места для удара достиг своей цели. В итоге наша 70-я стрелковая дивизия полностью разгромила 8-ю танковую дивизию вермахта.
Я пишу об этом, чтобы ответить нынешним военным историкам, и в особенности неквалифицированным публицистам, что, несмотря на неблагоприятное развитие событий в то время, картина боевых действий вовсе не виделась нам безнадежной. Когда противник после успешного наступления в приграничных боях был остановлен на Лужском рубеже, то оказалось, что немецкая танковая группа потеряла до 50 процентов своей материальной части.
Сейчас принято говорить о том, что войска Красной Армии, будучи атакованы вермахтом, потерпели сокрушительное поражение в приграничных сражениях, что советское командование оказалось не на высоте положения. Это справедливо, но неприемлемы и оскорбительны злобные нападки на командование Красной Армии. Они опровергаются не только воспоминаниями наших военачальников, но и в оценках немецкого командования, несмотря на их успешные в целом боевые действия в июне-июле 1941 года.
В своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Гальдер уже 11 июля 1941 года писал, что «командование противника действует умело, противник сражается ожесточенно и фанатически, немецкие танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части, войска устали». Ему же вторит командующий группой армий «Центр» германских войск фельдмаршал фон Бок. 12 июля он докладывает командованию сухопутных войск, что «общее положение со снабжением и обеспечением группы армий, включая воздушные силы, требует определенных ограничений как во времени, так и в масштабах проведения операции». Все это говорит том, что первая фаза немецкого наступления захлебнулась уже к середине июля 1941 года.
У меня к этому времени наладился постоянный рабочий контакт с заместителем начальника оперативного управления Генштаба генерал-майором А. Василевским. Он приезжал неоднократно в НКВД вместе с начальником Разведупра Красной Армии Ф. Голиковым. Оба, одетые по распоряжению Жукова и Меркулова в штатское, участвовали в допросах крупного агента абвера Нелидова, как участник в немецких военно-стратегических играх, дающих теоретические заключения об итогах сражения, он заявил о том, что если немецкая армия не заняла в течение двух месяцев такие основные наши центры, какими являлись Ленинград, Москва, Киев, Ростов-на-Дону, то войну для немецкой стороны можно считать проигранной.
В эти горячие дни июля 1941 года Василевский постоянно звонил нам и интересовался информацией от местных органов НКВД, о продвижении германской армии. Должен сказать, что лишь с возвращением маршала Б. Шапошникова на должность начальника Генштаба вся система оперативного обмена информацией о положении на фронтах между НКВД и командованием Красной Армии была упорядочена.
В правильной оценке развития обстановки большую роль сыграла и наша военная разведка. В особенности разведотдел штаба Западного фронта, зам. начальника которого был полковник М. Мильштейн, впоследствии ставший одним из руководителей агентурной разведки Красной Армии в годы войны.
Решение руководства Генштаба направить руководителей ведущих направлений военной разведки на фронт для налаживания разведработы ввиду обострения обстановки можно оценивать по-разному. Но советские военные разведчики справились с этой задачей. Их наблюдения и выводы способствовали правильному выбору направления контрудара по войскам противника в районе Ельни, которыми успешно руководил Г. Жуков. Угрожавший Москве Ельнинский плацдарм немецкой моторизованной группировки был ликвидирован.
При всей напряженной атмосфере июля-августа 1941 года у нас никогда не возникло ни тени сомнения в победе. Дополнительную уверенность придавала информация, поступавшая из Англии, США, Скандинавии, Болгарии и Швейцарии, о том, что потери вермахта в живой силе и технике огромны, что наблюдаются колоссальные трудности со снабжением горючим германской армии, наступавшей по расходящимся направлениям, что все это срывает план Гитлера на победу в молниеносной войне. Провал блицкрига в августе 1941 г. уже был очевиден для меня и советского руководства.
Вместе с тем в нашей разведывательно-аналитической работе в этот период были допущены серьезные ошибки и просчеты. Мы не предвидели в августе 1941 года, что гитлеровское командование, временно отказавшись от броска на Москву, направит все свои подвижные соединения — две танковые группы — на окружение наших войск Юго-Западного фронта. Данных, которые могли бы предотвратить это, у нас, к сожалению, не было, и это притом, что с самого начала мы ориентировали разведывательно-диверсионную работу на изучение и подрыв боевых возможностей прежде всего ударных моторизованных соединений германского вермахта.
Наше настойчивое стремление противодействовать немецким наступательным операциям на Западной фронте, в первую очередь, обуславливалось тем, что это направление считалось самым важным — противник приближался к Москве. В начале августа 1941 года была переброшена в его тыл оперативная группа во главе со старшим лейтенантом госбезопасности В. Зуенко, в состав которой вошли доцент МГУ П. Кумаченко и преподаватель Института иностранных языков 3. Пивоварова. Ее я особенно запомнил, поскольку позже она работала в отделе «С» с материалами по атомной проблеме.
Кумаченко и Пивоваровой удалось устроиться переводчиками при штабе немецкой танковой дивизии и, пользуясь хорошо налаженной двусторонней радиосвязью, блестяще выполнить свою задачу. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.
Опыт этой группы был для нас бесценным: мы были в курсе действий и планов немецкого командования, что давало возможность четко отрабатывать постановки задач, которые получали спешно формируемые нами оперативные боевые группы. Из донесений, поступавших от группы Зуенко, нам становились ясны проблемы, с которыми сталкивались ударные соединения танковой группы Гудериана.
Полученная информация подтвердила срыв немецких планов молниеносной войны не только благодаря героическому сопротивлению бойцов Красной Армии, но и из-за неразрешимых проблем в материально-технической части: изношенность техники в танковых дивизиях, катастрофическая нехватка бензина. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.
Наша опергруппа проследовала с немецкой танковой дивизией вплоть до выхода в район Вязьмы, на ближние подступы к Москве, и вовремя исчезла, когда со стороны немецкой военной контрразведки появилась опасность «засветиться».
Следует сказать, никто в Центре первоначально не рассчитывал на такой успех Зуенко, не предполагал, что ему удастся проникнуть в штаб 3-й танковой дивизии и «держать руку на пульсе». Вместе с тем опергруппа, оказавшись в выгодном положении, не имела никакой агентурной связи с подпольной резидентурой, что позволило бы эффективнее использовать все ее возможности. Это была одна из узловых проблем руководства диверсионной войной, не было предусмотрено то обстоятельство, что разведгруппа уходит в глубокий тыл противника, а затем по мере продвижения войск начинает действовать в прифронтовой полосе.
Несколько слов о том, как реализовалась ее информация Верховным Главнокомандованием. По нашим материалам была отдана директива о необходимом усилении разведки на Западном направлении, поскольку мы представили неопровержимые данные о подготовке немецко-фашистских войск к наступлению на Москву. В изданной директиве предписывалось в течение трех дней провести разведку для выявления группировки противника перед линией фронта, уделив при этом особое внимание районам сосредоточения немецких танковых частей. Таким образом, речь шла о реализации нами информации от нашей оперативной группы и о дальнейшей систематизации ее. Для этого мы подключили военную контрразведку, разведку ВВС Красной Армии, Разведуправление Красной Армии и в результате родилась директива о том, чтобы разведывательные сводки НКВД представлялись в Генштаб ежедневно, высылались фотосхемы наиболее характерных группировок противника. Такой опыт взаимодействия всех видов разведки и в дальнейшем давал хорошие результаты.
Однако события на Западном фронте в конце сентября — начале октября, к сожалению, развернулись не в нашу пользу.
27 июня 1941 года в соответствии с приказом по НКВД на стадионе «Динамо» «началось формирование соединения для выполнения особых заданий народных комиссариатов внутренних дел и Обороны СССР по разгрому и уничтожению немецко-фашистских захватчиков и их приспешников, вторгшихся на территорию СССР». Эту дату следует считать днем рождения войск специального назначения советских органов государственной безопасности.
В первый период существования с 27 июня по октябрь 1941 года это войсковое соединение именовалось «войсками Особой группы при НКВД СССР» и состояло из двух бригад с приданными специальными подразделениями (саперно-подрывная рота, парашютно-десантная служба, авторота, рота связи).
Комплектование спецназа личным составом происходило:
— из наркоматов внутренних дел и государственной безопасности;
— из высшей школы НКВД;
— из НКВД-НКГБ республик и УНКВД-НКГБ краев и областей;
— из органов милиции и пожарной охраны НКВД СССР;
— из Центрального института физической культуры и спортсменов добровольных спортивных обществ, прибывших в соединение добровольно;
— из комсомольцев по разверстке ЦК ВЛКСМ;
— из Коминтерна.
В октябре 1941 года войска Особой группы были переформированы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения — ОМСБОН, куда вошли два мотострелковых полка четырехбатальонного и трехбатальонного состава. При ОМСБОНе тогда же была организована спецшкола младших командиров-специалистов.
С учетом опыта боевых действий в Испании и в финской зимней кампании боевая подготовка спецназа была организована таким образом, чтобы он мог выполнять следующие боевые задачи:
— в составе подразделения части и соединения вести общевойсковой бой и разведку;
— проводить специальные работы на фронте по устройству инженерно-минных заграждений и созданию комбинированных систем с применением новой техники;
— осуществлять минирование и разминирование оборонных объектов государственной важности;
— вести диверсионно-боевые, десантные и разведывательные операции в тылу противника умело действующими подразделениями, мелкими группами и индивидуально.
Несмотря на напряженные условия, формирование спецназа происходило очень быстро. Поскольку немцами уже была занята Белоруссия и западные области России, то главная задача спецназа виделась прежде всего в организации диверсионных операций в тылу противника. Сначала оперативные группы, которые готовились для действий в тылу немцев, располагались на даче бывшего наркома внутренних дел Ягоды «Озеры», которая впоследствии сначала использовалась Ежовым, а после войны отошла в качестве Дома отдыха к Управлению делами ЦК КПСС.
7 июля 1941 года немцы выбросили с самолетов в районе Могилев-Подольска диверсионные подразделения полка «Брандербург», которые пытались прорваться в тыл наших войск и занять небольшой плацдарм. Но мы, подтянув войска из наших резервов, ликвидировали этот десант. Из этого события нами был сделан вывод: Противник собирается активно использовать свой спецназ для нарушения коммуникаций в наших тылах.
Известно, что в органах госбезопасности спецназа, как войскового соединения, до этого не было. Планы Я. Серебрянского по созданию спецназа в 1938 году на базе имевшейся при Особой группе школы по подготовке диверсантов реализованы не были в связи с его арестом. Однако в отделе оперативной техники существовала спецгруппа по подготовке диверсионных приборов во главе с блестящим специалистом тогда старшим лейтенантом госбезопасности А. Тимашковым. Именно он вместе со слушателем спецшколы Серебрянского К. Квашниным стали во главе важнейшего направления нашей работы — оснащения спецназа диверсионной техникой.
Между тем в составе Наркомата обороны находились воздушно-десантные войска, разведывательные роты и подразделения, которые составили костяк разведывательно-диверсионных групп Красной Армии. Но тогда еще не было полного понимания роли спецназа. Считалось, что отобранных из пограничных и внутренних войск наиболее подготовленных бойцов можно в течение короткого времени перенацелить на решение специальных задач в тылу противника. Все это, бесспорно, так, но при этом упускалось из виду одно немаловажное обстоятельство. У этих бойцов не было специальной подготовки для действий на территории, занятой врагом, да еще в конспиративных условиях.
Следует сказать, что сейчас мало кто вспоминает имя основателя советского спецназа, организатора первых войсковых соединений по проведению диверсионных операций в тылу противника. Это — полковник X. Мамсуров, участник партизанской войны в Испании, позднее ставший генерал-полковником, одним из руководителей советской военной разведки. Он первый во время советско-финской войны продемонстрировал, как надо формировать отряды спецназа в условиях боевых действий с противником на сопредельной территории. Спецназ под командованием Мамсурова вывел из окружения ряд наших частей, попавших в тяжелое положение в Финляндии. Мамсуров мобилизовал спортивный актив Ленинграда. Ленинградские лыжники, мастера спорта и наиболее сильные в физическом отношении юноши составили костяк его диверсионного отряда, который успешно действовал в тылу финнов. Опыт Мамсурова очень пригодился в начале Великой Отечественной войны. Мы объявили особую мобилизацию в спецрезерв лучших спортсменов, которые были немедленно зачислены в спецназ НКВД и позднее успешно действовали в тылах противника.
Большую роль в формировании и боевой деятельности ОМСБОНа сыграл заместитель начальника Особой группы, а затем командир бригады (с 15 октября 1941 года) полковник Михаил Федорович Орлов. В декабре 1920 года он добровольно вступил в Красную Армию, участвовал в подавлении антисоветских мятежей, затем окончил Объединенную военную школу имени ВЦИК. В 1924 году вступил в кандидаты, в феврале 1926 года — в члены ВКП(б). В 1930-1931 годах принимал участие в борьбе с бандитизмом в Азербайджане и с басмачеством в Средней Азии. Длительное время он служил в войсках НКВД, работал в военных учебных заведениях Перед началом Великой Отечественной войны Михаил Федорович работал в должности начальника Себежского военного училища НКВД и одновременно учился заочно в Военной академии имени М. В. Фрунзе.
Комиссаром ОМСБОНа был назначен Алексей Алексеевич Максимов, инженер по образованию. Преемником Максимова стал полковой комиссар Арчил Степанович Майсурадзе. В этой должности он прошел всю Великую Отечественную войну, а по ее завершении многие годы работал в Главном политическом управлении Советской Армии.
В ОМСБОНе, как и во всех других частях и соединениях РККА, имелся политотдел, который возглавлял Лев Александрович Студников. Бывший батрак, а затем комсомольский работник, он работал на Северном Кавказе, был секретарем Грозненского горкома, ответственным инструктором Северо-Кавказского крайкома и секретарем Чечено-Ингушского обкома комсомола. В 1930 году Студников вступил в партию, а затем ЦК ВКП(б) направил его на партийно-политическую работу в Красную Армию. Лев Александрович был командирован на учебу в Военно-политическую академию. Учеба прерывалась дважды: в 1939 году в связи с военным конфликтом с Японией на реке Халхин-Гол, куда Студников был направлен в качестве представителя ГлавПУРККА, и в 1940 году — из-за советско-финской войны. Академию Студников закончил в июне 1941 года, в канун Великой Отечественной войны. Приход в бригаду опытного политработника с академическим образованием, помноженным на опыт двух войн, имел большое значение.
Руководителями разведки бригады были Антуфеев и майор-пограничник Б. К. Спиридонов.
Костяк командного состава бригады составили преподаватели и слушатели Высшей школы погранвойск и Высшей школы НКВД, других учебных заведений НКВД СССР.
Командиром 1-го полка (после откомандирования Н. Е. Рохлина, бывшего недолго в этой должности, на другую работу) стал Вячеслав Васильевич Гриднев, бывший до этого начальником штаба войск Особой группы. В 1942-1943 годах он командовал ОМСБОНом. После окончания Высшей пограничной школы стал комендантом погранучастка, несшего охрану советско-иранской границы. Здесь они сражаются с басмачами, неоднократно пытавшимися перейти границу. В биографию Гриднева вписана и ликвидация банды басмачей. Двенадцать лет прослужил Гриднев на границе.
Комиссаром 1-го полка стал Сергей Иванович Волокитин, известный впоследствии как знаменитый партизанский командир Серго. Отец его — потомственный стеклодув, первый рабочий — директор завода «Красный Май» после Октября. Как и другие юноши его поколения, Сергей Иванович учился в ФЗУ, был слесарем, токарем, бригадиром на московском заводе имени Серго Орджоникидзе. Девятнадцатилетнего комсомольского вожака направляют в 1931 году на учебу в чекистскую школу. К началу войны он старший лейтенант госбезопасности. К этому добавим: в ОМСБОН он пришел орденоносцем.
Первый полк ОМСБОНа был интернациональным. В его формировании решающую роль сыграл Исполком III Коммунистического Интернационала и его Генеральный секретарь Георгий Димитров, а также руководители коммунистических партий, бывшие тогда в Москве: Вильгельм Пик, Морис Торез, Пальмиро Тольятти, Хосе Диас и Долорес Ибаррури, Иоганн Коплениг, Клемент Готвальд, Гарри Подлит и другие. Они делали все возможное, чтобы собрать разбросанных в силу различных причин по Советскому Союзу своих соотечественников-политэмигрантов и направить их в ОМСБОН. Особо много сил отдала формированию бригады Стелла Благоева — дочь основателя Болгарской коммунистической партии Димитра Благоева. По поручению Георгия Димитрова она отбирала добровольцев, часто бывала в бригаде, воодушевляла омсбоновцев своими пламенными товарищескими беседами.
Наиболее полные данные об этом полке сохранились благодаря мемуарам выдающегося сына болгарского народа Ивана Цоловича Винарова, ставшего заместителем командира полка, и испанца Серна Роке, бывшего в свое время представителем Испанской коммунистической партии в Народном фронте своей страны, сражавшегося на Мадридском и Каталонском фронтах, бойца ОМСБОНа, воевавшего в Красной Армии комиссаром батальона, бригады, дивизии. В последнее время стали известны и некоторые данные о вьетнамцах, сражавшихся также в составе бригады.
Интернациональный полк бригады был непостоянен. Первоначально он насчитывал в своем составе чуть менее тысячи бойцов. Почти треть его были испанские коммунисты, покинувшие свою родину после поражения Испанской республики. Другую часть составили болгары, чехи, словаки, поляки, австрийцы, венгры, югославы, румыны, греки, итальянцы, немцы, вьетнамцы, французы, финны. Имелось и несколько англичан, членов коммунистической партии, которых Отечественная война застала в Москве, куда они прибыли по партийным делам. Австрийцев также было много, по численности они были вторыми после испанцев. В своем большинстве это были шуцбундовцы, эмигрировавшие в Советский Союз после Июльского восстания 1927 года и второго Венского восстания 1934 года, которые были жестоко подавлены.
Несколько подробнее И. Винаров рассказывает о болгарах. Их было более сотни человек. Это были прежде всего представители тех групп, которые ранее по заданию Компартии Болгарии вели подпольную работу у себя на родине. В Подмосковье и Крыму (до его оккупации) обучалось еще около шестидесяти болгарских политэмигрантов, которые в любой момент готовы были отправиться с боевым поручением в тыл врага. В интернациональный полк были зачислены пятнадцать политэмигрантов и партийных деятелей, а также сыновья и дочери ветеранов партии, выросшие в Советском Союзе и получившие здесь образование. Это были: Георгий Павлов Гоню, Легко Кацаров, Густав Влахов, Пенчо Столов, Илия Денев, Иван Крекманов, врач Вера Павлова (дочь старого партийного функционера и крупного философа Тодора Павлова), Вихра Атанасова, Агга Димитрова (дочь ветерана партии Стефана Димитрова), сыновья Георгия Михайлова — Огнян и Кремен, дочь Георгицы Карастояновой — Лилия, сын Ивана Пашова — Жорж, дочь Георгия Дамянова — Роза и другие.
О самом Иване Цоловиче Винарове можно сказать словами генерала С. М. Штеменко: «Иван Винаров являлся болгарским революционером. В свое время он был вынужден покинуть родину и эмигрировал в СССР, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и получил звание полковника Красной Армии. Затем последовала работа в аппарате Коминтерна и Заграничного бюро ЦК БРП». В послевоенные годы генерал-лейтенант Иван Винаров стал видным военным деятелем Народной Болгарии.
Как известно, в первые месяцы войны были осуществлены меры, которые ныне оцениваются как репрессивные. Речь идет о массовых акциях по выселению целых народов и в этой связи о ликвидации республики немцев Поволжья. Останавливаюсь на этом не для того, чтобы оправдать эти действия, а чтобы разобраться в сложившейся тогда ситуации с немецким населением, оказавшимся в зоне боевых действий (в основном на южном направлении, где были немецкие колонии). Немало немецкого населения проживало в ряде наших городов. Кто выступил инициатором их выселения? Вот, скажем, документ от 3 августа 1941 года — донесение Военного совета Южного фронта в Ставку Верховного командования. В нем говорится, что во время военных действий на Днестре немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что жители этих деревень 1 августа 1941 года встречали вступающих немцев хлебом-солью. Поскольку на линии фронта имелось множество таких населенных пунктов, в донесении было высказано предложение дать указание местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов. Донесение подписали командующий Южным фронтом Тюленев, член Военного совета Южного фронта корпусной комиссар Запорожец, начальник штаба фронта Романов. На бланке шифротелеграммы стоит резолюция И. В. Сталина: «Тов. Берия. Надо выселить с треском. И. С.» И пометка работника начальника секретариата наркома внутренних дел Шияна: «Наркому доложено. 25 августа 1941 года».
6 сентября принимается совершенно секретное постановление Государственного комитета обороны о переселении немцев из Москвы, Московской и Ростовской областей в Казахскую ССР, в Джамбульскую, Кызыл-Ордынскую и так далее. Устанавливаются разнарядки. Руководство переселением возлагается на НКВД СССР.
Эти меры нужно рассматривать в контексте обострения обстановки на Западном фронте. Приказ наркома внутренних дел СССР Берии о проведении операции по переселению немцев из Москвы и Московской области был отдан 8 сентября 1941 года. Операция закончилась к 20 сентября. В соответствии с ней за 14 сентября из Москвы и Московской области было отправлено тремя эшелонами 4954 переселенца. Из обшей немецкой колонии было арестовано 1142 человека. В общей сложности переселению подверглись более 10 тысяч человек.
Такого рода документы поучительны. Они помогают нам понять остроту ситуации, а также то, кто решал эти вопросы. Что же касается НКВД, то он не занимался политической стороной дела. В его миссию входило докладывать информацию о реальной обстановке.
Вот один из примеров, как эффективно была реализована информация, поступившая из райгоротделов и областных управлений НКВД о прорыве в тыл наших войск 56 моторизованного корпуса под командованием известного фельдмаршала Манштейна. Немцам удалось тогда прорвать нашу оборону на Лужском рубеже под Новгородом. Сплошного фронта боевых действий там не было. Соединения нашей 11-й армии, которой командовал генерал А. Морозов, получили приказание о нанесении немедленных контрударов по неприкрытым флангам немцев в районе Шимска. Выбор генералом Морозовым наиболее уязвимого места для удара достиг своей цели. В итоге наша 70-я стрелковая дивизия полностью разгромила 8-ю танковую дивизию вермахта.
Я пишу об этом, чтобы ответить нынешним военным историкам, и в особенности неквалифицированным публицистам, что, несмотря на неблагоприятное развитие событий в то время, картина боевых действий вовсе не виделась нам безнадежной. Когда противник после успешного наступления в приграничных боях был остановлен на Лужском рубеже, то оказалось, что немецкая танковая группа потеряла до 50 процентов своей материальной части.
Сейчас принято говорить о том, что войска Красной Армии, будучи атакованы вермахтом, потерпели сокрушительное поражение в приграничных сражениях, что советское командование оказалось не на высоте положения. Это справедливо, но неприемлемы и оскорбительны злобные нападки на командование Красной Армии. Они опровергаются не только воспоминаниями наших военачальников, но и в оценках немецкого командования, несмотря на их успешные в целом боевые действия в июне-июле 1941 года.
В своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Гальдер уже 11 июля 1941 года писал, что «командование противника действует умело, противник сражается ожесточенно и фанатически, немецкие танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части, войска устали». Ему же вторит командующий группой армий «Центр» германских войск фельдмаршал фон Бок. 12 июля он докладывает командованию сухопутных войск, что «общее положение со снабжением и обеспечением группы армий, включая воздушные силы, требует определенных ограничений как во времени, так и в масштабах проведения операции». Все это говорит том, что первая фаза немецкого наступления захлебнулась уже к середине июля 1941 года.
У меня к этому времени наладился постоянный рабочий контакт с заместителем начальника оперативного управления Генштаба генерал-майором А. Василевским. Он приезжал неоднократно в НКВД вместе с начальником Разведупра Красной Армии Ф. Голиковым. Оба, одетые по распоряжению Жукова и Меркулова в штатское, участвовали в допросах крупного агента абвера Нелидова, как участник в немецких военно-стратегических играх, дающих теоретические заключения об итогах сражения, он заявил о том, что если немецкая армия не заняла в течение двух месяцев такие основные наши центры, какими являлись Ленинград, Москва, Киев, Ростов-на-Дону, то войну для немецкой стороны можно считать проигранной.
В эти горячие дни июля 1941 года Василевский постоянно звонил нам и интересовался информацией от местных органов НКВД, о продвижении германской армии. Должен сказать, что лишь с возвращением маршала Б. Шапошникова на должность начальника Генштаба вся система оперативного обмена информацией о положении на фронтах между НКВД и командованием Красной Армии была упорядочена.
В правильной оценке развития обстановки большую роль сыграла и наша военная разведка. В особенности разведотдел штаба Западного фронта, зам. начальника которого был полковник М. Мильштейн, впоследствии ставший одним из руководителей агентурной разведки Красной Армии в годы войны.
Решение руководства Генштаба направить руководителей ведущих направлений военной разведки на фронт для налаживания разведработы ввиду обострения обстановки можно оценивать по-разному. Но советские военные разведчики справились с этой задачей. Их наблюдения и выводы способствовали правильному выбору направления контрудара по войскам противника в районе Ельни, которыми успешно руководил Г. Жуков. Угрожавший Москве Ельнинский плацдарм немецкой моторизованной группировки был ликвидирован.
При всей напряженной атмосфере июля-августа 1941 года у нас никогда не возникло ни тени сомнения в победе. Дополнительную уверенность придавала информация, поступавшая из Англии, США, Скандинавии, Болгарии и Швейцарии, о том, что потери вермахта в живой силе и технике огромны, что наблюдаются колоссальные трудности со снабжением горючим германской армии, наступавшей по расходящимся направлениям, что все это срывает план Гитлера на победу в молниеносной войне. Провал блицкрига в августе 1941 г. уже был очевиден для меня и советского руководства.
Вместе с тем в нашей разведывательно-аналитической работе в этот период были допущены серьезные ошибки и просчеты. Мы не предвидели в августе 1941 года, что гитлеровское командование, временно отказавшись от броска на Москву, направит все свои подвижные соединения — две танковые группы — на окружение наших войск Юго-Западного фронта. Данных, которые могли бы предотвратить это, у нас, к сожалению, не было, и это притом, что с самого начала мы ориентировали разведывательно-диверсионную работу на изучение и подрыв боевых возможностей прежде всего ударных моторизованных соединений германского вермахта.
Оперативная группа В. Зуенко в тылу у вермахта
Наше настойчивое стремление противодействовать немецким наступательным операциям на Западной фронте, в первую очередь, обуславливалось тем, что это направление считалось самым важным — противник приближался к Москве. В начале августа 1941 года была переброшена в его тыл оперативная группа во главе со старшим лейтенантом госбезопасности В. Зуенко, в состав которой вошли доцент МГУ П. Кумаченко и преподаватель Института иностранных языков 3. Пивоварова. Ее я особенно запомнил, поскольку позже она работала в отделе «С» с материалами по атомной проблеме.
Кумаченко и Пивоваровой удалось устроиться переводчиками при штабе немецкой танковой дивизии и, пользуясь хорошо налаженной двусторонней радиосвязью, блестяще выполнить свою задачу. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.
Опыт этой группы был для нас бесценным: мы были в курсе действий и планов немецкого командования, что давало возможность четко отрабатывать постановки задач, которые получали спешно формируемые нами оперативные боевые группы. Из донесений, поступавших от группы Зуенко, нам становились ясны проблемы, с которыми сталкивались ударные соединения танковой группы Гудериана.
Полученная информация подтвердила срыв немецких планов молниеносной войны не только благодаря героическому сопротивлению бойцов Красной Армии, но и из-за неразрешимых проблем в материально-технической части: изношенность техники в танковых дивизиях, катастрофическая нехватка бензина. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.
Наша опергруппа проследовала с немецкой танковой дивизией вплоть до выхода в район Вязьмы, на ближние подступы к Москве, и вовремя исчезла, когда со стороны немецкой военной контрразведки появилась опасность «засветиться».
Следует сказать, никто в Центре первоначально не рассчитывал на такой успех Зуенко, не предполагал, что ему удастся проникнуть в штаб 3-й танковой дивизии и «держать руку на пульсе». Вместе с тем опергруппа, оказавшись в выгодном положении, не имела никакой агентурной связи с подпольной резидентурой, что позволило бы эффективнее использовать все ее возможности. Это была одна из узловых проблем руководства диверсионной войной, не было предусмотрено то обстоятельство, что разведгруппа уходит в глубокий тыл противника, а затем по мере продвижения войск начинает действовать в прифронтовой полосе.
Несколько слов о том, как реализовалась ее информация Верховным Главнокомандованием. По нашим материалам была отдана директива о необходимом усилении разведки на Западном направлении, поскольку мы представили неопровержимые данные о подготовке немецко-фашистских войск к наступлению на Москву. В изданной директиве предписывалось в течение трех дней провести разведку для выявления группировки противника перед линией фронта, уделив при этом особое внимание районам сосредоточения немецких танковых частей. Таким образом, речь шла о реализации нами информации от нашей оперативной группы и о дальнейшей систематизации ее. Для этого мы подключили военную контрразведку, разведку ВВС Красной Армии, Разведуправление Красной Армии и в результате родилась директива о том, чтобы разведывательные сводки НКВД представлялись в Генштаб ежедневно, высылались фотосхемы наиболее характерных группировок противника. Такой опыт взаимодействия всех видов разведки и в дальнейшем давал хорошие результаты.
Однако события на Западном фронте в конце сентября — начале октября, к сожалению, развернулись не в нашу пользу.
Создание спецназа и проблемы его использования
27 июня 1941 года в соответствии с приказом по НКВД на стадионе «Динамо» «началось формирование соединения для выполнения особых заданий народных комиссариатов внутренних дел и Обороны СССР по разгрому и уничтожению немецко-фашистских захватчиков и их приспешников, вторгшихся на территорию СССР». Эту дату следует считать днем рождения войск специального назначения советских органов государственной безопасности.
В первый период существования с 27 июня по октябрь 1941 года это войсковое соединение именовалось «войсками Особой группы при НКВД СССР» и состояло из двух бригад с приданными специальными подразделениями (саперно-подрывная рота, парашютно-десантная служба, авторота, рота связи).
Комплектование спецназа личным составом происходило:
— из наркоматов внутренних дел и государственной безопасности;
— из высшей школы НКВД;
— из НКВД-НКГБ республик и УНКВД-НКГБ краев и областей;
— из органов милиции и пожарной охраны НКВД СССР;
— из Центрального института физической культуры и спортсменов добровольных спортивных обществ, прибывших в соединение добровольно;
— из комсомольцев по разверстке ЦК ВЛКСМ;
— из Коминтерна.
В октябре 1941 года войска Особой группы были переформированы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения — ОМСБОН, куда вошли два мотострелковых полка четырехбатальонного и трехбатальонного состава. При ОМСБОНе тогда же была организована спецшкола младших командиров-специалистов.
С учетом опыта боевых действий в Испании и в финской зимней кампании боевая подготовка спецназа была организована таким образом, чтобы он мог выполнять следующие боевые задачи:
— в составе подразделения части и соединения вести общевойсковой бой и разведку;
— проводить специальные работы на фронте по устройству инженерно-минных заграждений и созданию комбинированных систем с применением новой техники;
— осуществлять минирование и разминирование оборонных объектов государственной важности;
— вести диверсионно-боевые, десантные и разведывательные операции в тылу противника умело действующими подразделениями, мелкими группами и индивидуально.
Несмотря на напряженные условия, формирование спецназа происходило очень быстро. Поскольку немцами уже была занята Белоруссия и западные области России, то главная задача спецназа виделась прежде всего в организации диверсионных операций в тылу противника. Сначала оперативные группы, которые готовились для действий в тылу немцев, располагались на даче бывшего наркома внутренних дел Ягоды «Озеры», которая впоследствии сначала использовалась Ежовым, а после войны отошла в качестве Дома отдыха к Управлению делами ЦК КПСС.
7 июля 1941 года немцы выбросили с самолетов в районе Могилев-Подольска диверсионные подразделения полка «Брандербург», которые пытались прорваться в тыл наших войск и занять небольшой плацдарм. Но мы, подтянув войска из наших резервов, ликвидировали этот десант. Из этого события нами был сделан вывод: Противник собирается активно использовать свой спецназ для нарушения коммуникаций в наших тылах.
Известно, что в органах госбезопасности спецназа, как войскового соединения, до этого не было. Планы Я. Серебрянского по созданию спецназа в 1938 году на базе имевшейся при Особой группе школы по подготовке диверсантов реализованы не были в связи с его арестом. Однако в отделе оперативной техники существовала спецгруппа по подготовке диверсионных приборов во главе с блестящим специалистом тогда старшим лейтенантом госбезопасности А. Тимашковым. Именно он вместе со слушателем спецшколы Серебрянского К. Квашниным стали во главе важнейшего направления нашей работы — оснащения спецназа диверсионной техникой.
Между тем в составе Наркомата обороны находились воздушно-десантные войска, разведывательные роты и подразделения, которые составили костяк разведывательно-диверсионных групп Красной Армии. Но тогда еще не было полного понимания роли спецназа. Считалось, что отобранных из пограничных и внутренних войск наиболее подготовленных бойцов можно в течение короткого времени перенацелить на решение специальных задач в тылу противника. Все это, бесспорно, так, но при этом упускалось из виду одно немаловажное обстоятельство. У этих бойцов не было специальной подготовки для действий на территории, занятой врагом, да еще в конспиративных условиях.
Следует сказать, что сейчас мало кто вспоминает имя основателя советского спецназа, организатора первых войсковых соединений по проведению диверсионных операций в тылу противника. Это — полковник X. Мамсуров, участник партизанской войны в Испании, позднее ставший генерал-полковником, одним из руководителей советской военной разведки. Он первый во время советско-финской войны продемонстрировал, как надо формировать отряды спецназа в условиях боевых действий с противником на сопредельной территории. Спецназ под командованием Мамсурова вывел из окружения ряд наших частей, попавших в тяжелое положение в Финляндии. Мамсуров мобилизовал спортивный актив Ленинграда. Ленинградские лыжники, мастера спорта и наиболее сильные в физическом отношении юноши составили костяк его диверсионного отряда, который успешно действовал в тылу финнов. Опыт Мамсурова очень пригодился в начале Великой Отечественной войны. Мы объявили особую мобилизацию в спецрезерв лучших спортсменов, которые были немедленно зачислены в спецназ НКВД и позднее успешно действовали в тылах противника.
Большую роль в формировании и боевой деятельности ОМСБОНа сыграл заместитель начальника Особой группы, а затем командир бригады (с 15 октября 1941 года) полковник Михаил Федорович Орлов. В декабре 1920 года он добровольно вступил в Красную Армию, участвовал в подавлении антисоветских мятежей, затем окончил Объединенную военную школу имени ВЦИК. В 1924 году вступил в кандидаты, в феврале 1926 года — в члены ВКП(б). В 1930-1931 годах принимал участие в борьбе с бандитизмом в Азербайджане и с басмачеством в Средней Азии. Длительное время он служил в войсках НКВД, работал в военных учебных заведениях Перед началом Великой Отечественной войны Михаил Федорович работал в должности начальника Себежского военного училища НКВД и одновременно учился заочно в Военной академии имени М. В. Фрунзе.
Комиссаром ОМСБОНа был назначен Алексей Алексеевич Максимов, инженер по образованию. Преемником Максимова стал полковой комиссар Арчил Степанович Майсурадзе. В этой должности он прошел всю Великую Отечественную войну, а по ее завершении многие годы работал в Главном политическом управлении Советской Армии.
В ОМСБОНе, как и во всех других частях и соединениях РККА, имелся политотдел, который возглавлял Лев Александрович Студников. Бывший батрак, а затем комсомольский работник, он работал на Северном Кавказе, был секретарем Грозненского горкома, ответственным инструктором Северо-Кавказского крайкома и секретарем Чечено-Ингушского обкома комсомола. В 1930 году Студников вступил в партию, а затем ЦК ВКП(б) направил его на партийно-политическую работу в Красную Армию. Лев Александрович был командирован на учебу в Военно-политическую академию. Учеба прерывалась дважды: в 1939 году в связи с военным конфликтом с Японией на реке Халхин-Гол, куда Студников был направлен в качестве представителя ГлавПУРККА, и в 1940 году — из-за советско-финской войны. Академию Студников закончил в июне 1941 года, в канун Великой Отечественной войны. Приход в бригаду опытного политработника с академическим образованием, помноженным на опыт двух войн, имел большое значение.
Руководителями разведки бригады были Антуфеев и майор-пограничник Б. К. Спиридонов.
Костяк командного состава бригады составили преподаватели и слушатели Высшей школы погранвойск и Высшей школы НКВД, других учебных заведений НКВД СССР.
Командиром 1-го полка (после откомандирования Н. Е. Рохлина, бывшего недолго в этой должности, на другую работу) стал Вячеслав Васильевич Гриднев, бывший до этого начальником штаба войск Особой группы. В 1942-1943 годах он командовал ОМСБОНом. После окончания Высшей пограничной школы стал комендантом погранучастка, несшего охрану советско-иранской границы. Здесь они сражаются с басмачами, неоднократно пытавшимися перейти границу. В биографию Гриднева вписана и ликвидация банды басмачей. Двенадцать лет прослужил Гриднев на границе.
Комиссаром 1-го полка стал Сергей Иванович Волокитин, известный впоследствии как знаменитый партизанский командир Серго. Отец его — потомственный стеклодув, первый рабочий — директор завода «Красный Май» после Октября. Как и другие юноши его поколения, Сергей Иванович учился в ФЗУ, был слесарем, токарем, бригадиром на московском заводе имени Серго Орджоникидзе. Девятнадцатилетнего комсомольского вожака направляют в 1931 году на учебу в чекистскую школу. К началу войны он старший лейтенант госбезопасности. К этому добавим: в ОМСБОН он пришел орденоносцем.
Первый полк ОМСБОНа был интернациональным. В его формировании решающую роль сыграл Исполком III Коммунистического Интернационала и его Генеральный секретарь Георгий Димитров, а также руководители коммунистических партий, бывшие тогда в Москве: Вильгельм Пик, Морис Торез, Пальмиро Тольятти, Хосе Диас и Долорес Ибаррури, Иоганн Коплениг, Клемент Готвальд, Гарри Подлит и другие. Они делали все возможное, чтобы собрать разбросанных в силу различных причин по Советскому Союзу своих соотечественников-политэмигрантов и направить их в ОМСБОН. Особо много сил отдала формированию бригады Стелла Благоева — дочь основателя Болгарской коммунистической партии Димитра Благоева. По поручению Георгия Димитрова она отбирала добровольцев, часто бывала в бригаде, воодушевляла омсбоновцев своими пламенными товарищескими беседами.
Наиболее полные данные об этом полке сохранились благодаря мемуарам выдающегося сына болгарского народа Ивана Цоловича Винарова, ставшего заместителем командира полка, и испанца Серна Роке, бывшего в свое время представителем Испанской коммунистической партии в Народном фронте своей страны, сражавшегося на Мадридском и Каталонском фронтах, бойца ОМСБОНа, воевавшего в Красной Армии комиссаром батальона, бригады, дивизии. В последнее время стали известны и некоторые данные о вьетнамцах, сражавшихся также в составе бригады.
Интернациональный полк бригады был непостоянен. Первоначально он насчитывал в своем составе чуть менее тысячи бойцов. Почти треть его были испанские коммунисты, покинувшие свою родину после поражения Испанской республики. Другую часть составили болгары, чехи, словаки, поляки, австрийцы, венгры, югославы, румыны, греки, итальянцы, немцы, вьетнамцы, французы, финны. Имелось и несколько англичан, членов коммунистической партии, которых Отечественная война застала в Москве, куда они прибыли по партийным делам. Австрийцев также было много, по численности они были вторыми после испанцев. В своем большинстве это были шуцбундовцы, эмигрировавшие в Советский Союз после Июльского восстания 1927 года и второго Венского восстания 1934 года, которые были жестоко подавлены.
Несколько подробнее И. Винаров рассказывает о болгарах. Их было более сотни человек. Это были прежде всего представители тех групп, которые ранее по заданию Компартии Болгарии вели подпольную работу у себя на родине. В Подмосковье и Крыму (до его оккупации) обучалось еще около шестидесяти болгарских политэмигрантов, которые в любой момент готовы были отправиться с боевым поручением в тыл врага. В интернациональный полк были зачислены пятнадцать политэмигрантов и партийных деятелей, а также сыновья и дочери ветеранов партии, выросшие в Советском Союзе и получившие здесь образование. Это были: Георгий Павлов Гоню, Легко Кацаров, Густав Влахов, Пенчо Столов, Илия Денев, Иван Крекманов, врач Вера Павлова (дочь старого партийного функционера и крупного философа Тодора Павлова), Вихра Атанасова, Агга Димитрова (дочь ветерана партии Стефана Димитрова), сыновья Георгия Михайлова — Огнян и Кремен, дочь Георгицы Карастояновой — Лилия, сын Ивана Пашова — Жорж, дочь Георгия Дамянова — Роза и другие.
О самом Иване Цоловиче Винарове можно сказать словами генерала С. М. Штеменко: «Иван Винаров являлся болгарским революционером. В свое время он был вынужден покинуть родину и эмигрировал в СССР, окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и получил звание полковника Красной Армии. Затем последовала работа в аппарате Коминтерна и Заграничного бюро ЦК БРП». В послевоенные годы генерал-лейтенант Иван Винаров стал видным военным деятелем Народной Болгарии.