Страница:
Испанцы-интернационалисты находились под командованием капитана Перегрина Переса Галарсы, их комиссаром был Сефарико Алварес. Они были разбиты на три взвода. Одним из взводов командовал Серна Роке. Из 125 испанцев было шесть женщин. Среди них особенно выделялись Мария Фернандес, Анхель Санчес и Хуанита Прот.
Заметной фигурой среди интернационалистов-испанцев был и Хосе Виеска. Сын крупного шахтовладельца, граф, юным он вступил в ряды Компартии Испании и был активным участником Астурийского восстания 1934 года. Осужденный на смертную казнь, замененную тридцатью годами тюрьмы, он получил свободу благодаря установлению в Испании республиканской власти. В Испании Виеска был комиссаром батальона, а затем командовал бригадой.
Из шести вьетнамцев-омсбоновцев, упомянутых И. Винаровым, после длительных поисков, в которых участвовали совет ветеранов ОМСБОНа, активисты Центрального совета Общества советско-вьетнамской дружбы, телевидение и ряд газет Москвы (особенно «Правда») и Ханоя («Нянзан»), ныне стали известны их имена: Ли Нам Тхань, выходец из семьи революционера; (Нгуен Шинь Тхань), родом из провинции, где родился Хо Ши Мин; Ли Тухк Тят (Выонг Тхун Тхай), тоже из семьи революционера; Выонг Тхун Тинь, вступивший в 1925 году в товарищество революционной молодежи Вьетнама; Ли Ань Тао (Хоанг Ань То), Ли Фу Шан. Мы предполагали использовать их для диверсионных действий в случае нападения Японии. Однако в тяжелой обстановке боев под Москвой ряд этих товарищей был задействован и погиб.
Командиром 2-го полка был майор Сергей Вячеславович Иванов. Трудовую закалку он получил на шахтах Донбасса. Возвратившись после Октября в родной Воронеж, Иванов добровольно вступил в кавалерийский дивизион. А дальше учеба в Московском пехотном училище, преподавательская работа в пограничном училище (преподавал тактику и топографию), во время которой он заочно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Великая Отечественная война застала его в должности инспектора Главного управления Московской противовоздушной обороны НКВД. И еще один штрих к его биографии. Именно полковнику Иванову после заболевания Дмитрия Медведева было поручено возглавить знаменитый отряд «Победители» на завершающем этапе его боевых действий на Украине.
Комиссаром 2-го полка был назначен Сергей Трофимович Стехов, майор. Его так и звали «наш майор». Как и Гриднев, он стал членом партии большевиков в 1918 году. Тогда же он вступил в Красную Армию, был активным участником Гражданской войны. В 1939 году партия направляет его на работу в НКВД. Во 2-м полку и во всей бригаде Сергей Трофимович пользовался большим авторитетом и огромным уважением.
Второй полк состоял в основном из рабочих, спортсменов, студентов и школьников (только что закончивших десятые классы), в основном пришедших по направлению ЦК ВЛКСМ. Формирование полка происходило на стадионе «Динамо». Больше всего данных сохранилось о спортсменах, в числе которых было много известных, прославивших родину на международных соревнованиях. Среди них были: боксеры Николай Королев, Сергей Щербаков, Эдуард Лазовский; легкоатлеты Георгий и Серафим Знаменские, Григорий Ермолаев, Моисей Иванкович, Леонид Митропольский; борцы Григорий Пыльнов, Анатолий Катулин, Леонид Егоров, Шалва Чихладзе; тяжелоатлеты Николай Шатов, Владимир Крылов; гребцы Александр Долгушин, Ипполит Рогачев, Алексей Смирнов, Сергей Шереметьев; велосипедисты Федор Тарачков, Виктор Зайпольд; конькобежцы Константин Кудрявцев, Анатолий Капчинский; лыжница Любовь Кулакова и другие.
Если раньше на стадионах, в плавательных бассейнах и на стартовых трассах они защищали спортивную честь родины, то сейчас пришли в ОМСБОН, чтобы защитить ее с оружием в руках от фашистских захватчиков. Их влияние в бригаде было очень велико. Они стали наставниками еще не закаленных физически солдат. В дальнейшем в тылу врага спортсмены были всегда одними из первых в тяжелых схватках с врагом.
В полк зачислялись также добровольцы-студенты московских вузов. Около тридцати человек пришли из Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Многие бойцы были вчерашними студентами и аспирантами МГУ, историко-архивного, строительного, горного, кожевенного, станкоинструментального и других столичных вузов. В ОМСБОНе было много рабочих, техников, инженеров с автозавода и других предприятий.
Немного позже ЦК ВЛКСМ своим постановлением от 4 сентября 1941 года «О мобилизации комсомольцев на службу в войска Особой группы при НКВД СССР» направил в ОМСБОН 800 городских и сельских комсомольцев из четырнадцати областей РСФСР. Туляки, ярославцы, рязанцы, куряне, пензенцы, саратовцы, уральцы и казанцы заполняли казармы бригады. Сюда же добавились и комсомольцы Москвы.
Пополнение личного состава бригады осуществлялось на протяжении всех лет войны. Ее бойцами становились влившиеся в спецотряды партизаны, добровольцы коммунисты и комсомольцы. Общая численность воинов бригады в среднем в годы войны превышала 10 тысяч человек. Но при этом ее костяком, наиболее активной и мобильной частью оставались пришедшие первыми в спецназ чекисты, пограничники и добровольцы-спортсмены, рабочие, студенты Москвы, зарубежные интернационалисты.
Парашютно-десантную службу спецназа возглавил видный мастер и организатор парашютного спорта до войны майор А. Фатеев, позднее он был заместителем начальника службы диверсий и разведки МГБ СССР. С ним в бригаду пришли прославленные парашютистки М. Малиновская и Т. Шишмарева и другие.
Минно-подрывное дело и боевые операции по оборудованию заградительных сооружений возглавил как командир сводного отряда ОМСБОН майор М. Шперов, ставший после войны генерал-майором инженерных войск Советской Армии.
В ОМСБОН с первых же дней его существования пришла большая группа женщин, в основном радистки и медсестры. Назову имена лишь некоторых из них: Маша Петрушина, Галина Ефимова, Лидия Шерстнева, Людмила Потанина, Зина Чернышева, Шура Павлюченкова, Оля Михайлова, Дуся Приказчикова, Тося Карасева, Тоня Анисимова, Люба Капитонова.
Во главе медицинской службы полков были поставлены добровольцы, только что сдавшие госэкзамены в мединституте: Альберт Цессарский и Илья Давыдов. Врачом была и Вера Давыдова (Павлова); Виктор Стрельников и Владимимр Назаров пришли в бригаду с четвертого курса мединститута. Когда формирование бригады завершилось, а ее состав приобрел опыт боевых действий на фронте и в тылу врага, начался процесс «отдачи» ее бойцов и командиров в отдельные части Красной Армии (например, на укомплектование Отдельной, впоследствии 70-й армии, погранчастей, спецшкол и др.). Только с 1941 по 1944 годы из ОМСБОНа было откомандировано 5074 человека.
По неполным данным, более одной тысячи омсбоновцев защищали Москву. Их вклад в защиту столицы, однако, не исчерпывается этой цифрой. Сравним ее со следующими фактами: если минеры ОМСБОНа под командованием М. Шперова поставили на Западном фронте 40 тысяч мин, то весь Калининский фронт — 4500; особенностью этой работы было то, что исключительно широко была применена новая техника: управляемые фугасы, огневые фугасы противотанкового назначения, мины заграждения, установленные на фронте в глубину до ста километров. По неполным данным на фугасах и минах, установленных сводным отрядом ОМСБОН в Подмосковье, подорвалось 30 немецких танков, 20 броневиков, 68 машин с мотопехотой, 19 легковых автомобилей с офицерами 53 мотоцикла. Подразделения бригады захватили в исправном состоянии 17 автомашин, 35 мотоциклов с колясками, много пулеметов, радиоприемников и другого военного имущества.
В течение всей войны и даже в напряженной обстановке 1941 года мы вместе с тем берегли спецназ. Он был задействован в общевойсковых операциях за всю войну только три раза — в боях под Москвой, в битве за Кавказ в 1942 году и в сражении на Курской дуге в составе саперной армии в 1943 году.
В декабре 1941 года, когда возник вопрос о подготовке десантной операции в Крыму — в Керчи и Феодосии, — Берия предложил мне связаться с адмиралом И. Исаковым и подготовить план участия нашего спецназа в морском десанте. Но ОМСБОН в этих боях участия не принял, хотя в Крым в крайне тяжелую оперативную обстановку была выброшена наша группа А. Арапова, в 1945 году направленного по моей линии на оперативную работу в Югославию.
Мы сформировали спецназ в крайне сжатые сроки. Он стал высокобоеспособным соединением и сыграл существенную роль в развертывании войны в тылу врага. К сожалению, из уроков войны и трагичного лета 1941 года не сделано должных выводов. Спустя год после окончания войны, в условиях напряженной международной обстановки, волны националистического бандитизма в Прибалтике и на Западной Украине спецназ — Отдельный отряд особого назначения МГБ СССР был расформирован «в связи с исчерпанием функций». Думается, что причиной этого было неприязненное отношение к ОМСБОНу в годы войны ставшего министром госбезопасности в мае 1946 года В. Абакумова.
Спецназ органов госбезопасности всегда оказывался жертвой политических разборок «наверху».
Известно, что он был воссоздан как соединение специального назначения для разведывательно-диверсионных операций лишь в 1981 году. Но мы так и не определились в отличие от американцев с концепцией использования войск специального назначения по линии органов безопасности и военной разведки в решении узловых вопросов боевых действий в условиях локальной войны. В особенности это относится к войнам так называемой малой интенсивности.
Применение спецназа, по моему глубокому убеждению, в локальной войне есть проблема, решение которой может быть найдено в контексте его взаимодействия с другими видами вооруженных сил, в тесной связи с мероприятиями по агентурно-оперативному обеспечению его боевой деятельности.
Поэтому правомерно ли говорить об отдельных задачах, выполняемых спецназом, продиктованных политической обстановкой? Использование этой силы в условиях мирного и военного времени, а также в локальных войнах — очень крупная, не решенная проблема. События в Чечне и локальная война в Таджикистане — прекрасные тому подтверждения. Главная причина того, что спецназ Внешней разведки в 1991 — 1993 годах был расформирован, заключается в том, что при смене руководства органов госбезопасности, руководство страны прежде всего спецназу отказывает в политическом доверии, опасаясь за свою власть.
Когда в 1993 году министр госбезопасности Баранников перестал пользоваться доверием президента, это предопределило конец подразделениям спецназа, переданным одно время в структуру министерства.
Однако дело не в том, что отказались «Альфа» и «Вымпел» штурмовать Белый дом в 1993 году. Первопричина заключается в другом — исходном недоверии. Одно было недоверие руководства к Особой группе Серебрянского в 1938 году, другое — в 1953 году после ареста Берии к Судоплатову, третье — в эпоху Брежнева — в 1967 году к председателю КГБ Семичастному, четвертое — в эпоху так называемого мнимого путча и распада страны — в 1991 году.
Конкретно я могу процитировать ставшие известными мне слова Президента России, произнесенные им на расширенном заседании коллегии министерства безопасности в марте 1993 года. Тогда Баранников еще был министром. Но Ельцин в его лояльности сомневался и не хотел, чтобы в его распоряжении находились силы специального назначения.
Президент утверждал, что от него, по проверенным данным, министерство безопасности утаивает определенную информацию. Ему отвечают, что вам докладывают только проверенную информацию, уважаемый президент. Нашлись мужественные люди, чтобы так ответить. На это Ельцин отреагировал: «Я вам верю, но не совсем». При такой позиции любой вопрос об особом финансировании, особой поддержке спецназа в условиях войны на Кавказе перерастает в другой вопрос: в чьих руках находится спецназ. В руках министра безопасности Баранникова, который утратил доверие? Это совершенно очевидно. Спецназ госбезопасности в этих условиях не мог быть должным образом задействован в чеченской кампании. А задачи по агентурному обеспечению военной операции в Чечне в 1994 году военная контрразведка просто провалила.
Именно в это время, к сожалению, подразделения спецназа и агентурно-диверсионный аппарат были расформированы и выведены из состава службы внешней разведки. И это в условиях бушующих на территории России и СНГ локальных войн.
Печально, что не только в Чечне, но при проведении спецоперации в Афганистане также проявилось пренебрежение уроками прошедшей войны. За полгода до событий декабря 1979 года в Афганистан прибывают сотрудники 8 отдела (разведывательно-диверсионного) внешней разведки КГБ. Прорабатываются варианты силового участия наших подразделений в решении выгодных для советского Союза направлений Афганского кризиса. Еще не убит вождь афганской революции Тараки. Но уже вовлеченность нашего разведывательно-диверсионного аппарата в будущие события очевидна. Сейчас много споров на эту тему. Но я хотел бы указать одно обстоятельство. В какой обстановке был предпринят штурм резиденции-дворца президента Амина в пригороде Кабула спецназом КГБ и ГРУ? Была ли нужна эта шумная акция в условиях, когда советские войска входили в Афганистан по просьбе именно этого человека?
На этот вопрос должны ответить те, кто тогда были старшими должностными лицами и представителями КГБ и внешней разведки в Афганистане — генералы Б. Иванов и В. Кирпиченко. Как мне рассказывали участники декабрьских событий в Кабуле, по линии агентурно-оперативных мероприятий к этому времени попытки ликвидации Амина с помощью снайперов, отслеживания его машины результатов не дали. Не оправдалась ставка на использование ядов.
Беседовавшие со мной участники известных событий в Афганистане в декабре 1979 года утверждали, что одним нашим агентом Амин был отравлен, а другим, врачом, — спасен.
Может быть, в Кремле у кого-то сдали нервы. Но зачем нужно было принимать беспрецедентное решение о штурме дворца. Ведь когда советские войска вошли в Афганистан, наши возможности в ликвидации Амина неизмеримо расширились. Его можно было убрать без всяких жертв с нашей стороны на территории нашей воинской части. Ведь спецназ нашей военной разведки, как отметил наш военный атташе в Афганистане, ликвидировал ставленников Амина в генштабе, не понеся потерь.
Спецназ КГБ в Афганистане проявил мужество, стойкость, подлинный героизм, понес чувствительные потери, однако руководство КГБ, бросив его на рискованный штурм укрепленного дворца Амина, допустило, по-моему мнению, серьезную, трагическую ошибку. Знаменательно и то, что воссоздание профессионального спецназа — подразделения «Вымпел» — в органах госбезопасности для разведывательно-диверсионных операций произошло лишь спустя почти два года после штурма в Кабуле — 19 августа 1981 года, когда масштаб боевых действий и спецопераций резко расширился.
Склоняя свою голову в память погибших в годы Великой Отечественной войны и при исполнении интернационального долга, следует в нынешних условиях масштабных угроз суверенитету России разработать отвечающую требованиям времени научно обоснованную специальную доктрину сбалансированного использования всех видов спецназа органов госбезопасности и военной разведки. При этом нужно извлечь правильные уроки как из наших успехов, так и неудач в череде войн и конфликтов XX столетия. В США значению спецназа в начале 90-х гг. в локальных войнах придают исключительно важное значение. Неслучайно командующий американским спецназом генерал Д. Шелтон назначается председателем объединенного комитета начальников штабов — американской аналогии нашего генштаба Вооруженных сил. Следовательно, назрела очевидная необходимость централизованной координации непрерывного планирования и использования сил специального назначения — важнейшего инструмента обеспечения безопасности нашей страны и неотъемлемого структурного компонента вооруженных сил российского государства.
Вошибочных решениях Ставки в июне 1941 года существенную роль сыграли просчеты командующего войсками Западного особого военного округа генерала армии Д. Павлова. Эйтингон, хорошо знавший его по Испании, в первый же день войны говорил, что Павлов проявил себя там «на уровне командира танкового батальона, хотя он был командиром танковой бригады». Павлова теперь все характеризуют, как человека с довольно узким военным кругозором, недостаточно представлявшего себе задачи руководства боевыми действиями в условиях современной войны.
Ему противопоставляют новое поколение генералов Красной Армии 1942-1945 годов. Однако это не совсем верно и вина Павлова преувеличивается. Г. Жуков в своих воспоминаниях, которые, честно говоря, иногда вызывают у меня неприятный осадок, по-своему трактует итоги оперативной игры, проходившей в Генштабе зимой 1940-1941 годов.
Он пишет о том, что в командно-штабной игре было множество фактических примеров, которые потом подтвердились трагическими событиями июня 1941 года, когда немцам удалось использовать преимущество ударных группировок, нависающих над Белостокским выступом, и нанести нам поражение.
Игра, как пишет Жуков, изобиловала драматическими моментами, которые Павлов должен был бы учесть в последующих сражениях. Однако, утверждая это, Жуков забывает о различии в характере оперативной игры и ситуации, в которой оказался Павлов. Так вот, когда Павлова после ареста обвинили в том, что он не предусмотрел развитие событий на Западном фронте и соответственно не подготовил войска, Павлов решительно отверг это обвинение. Ведь в игре отрабатывалась наступательная, а не оборонительная операция Красной Армии, противник же, в роли которого был Жуков, наносил главный удар из Восточной Пруссии в направлении Каунас-Вильнюс-Минск.
Павлов тогда не справился с задачей нанесения контрудара противнику. Именно в соответствии с опытом этой оперативной игры Павлов уже в ходе военных действий ошибочно предполагал, что немцы наносят по нему главный удар с северо-запада через Литву, в то время как немцы наступали по двум сходящимся направлениям из районов Сувалок и Бреста.
Но дело не в мемуарах. Дело в том, что постановление на арест Павлова утвердил Жуков, а не Тимошенко. Между Павловым и Жуковым сложились неприязненные отношения. Это один аспект. А другой лучше всего проследить по фактам.
Меня удивляют нынешние историки и военачальники, которые, рассуждая о 1941 годе, пишут «подлинную» историю, не проверяя фактов по этому важному событию.
После сокрушительного поражения Красной Армии в Белоруссии возник вопрос о доверии командным кадрам Красной Армии. По линии военной контрразведки были подняты компрометирующие материалы на всех командующих фронтами, командующих армиями, корпусами и дивизиями. Все ложные и выбитые показания о мифическом военном заговоре, о якобы причастности к заговорщической группе Тухачевского и других были доложены Сталину и Молотову.
Сталин поручил изучить эти документы секретарю ЦК Г. Маленкову. Однако следует иметь в виду, что справки и заключения, подписанные Михеевым, начальником военной контрразведки, направлялись в ЦК, как это было заведено, без комментариев НКВД. Докладывалось лишь о наличии таких материалов.
Несмотря на компрометирующие данные о причастности к делам мифических групп и военных заговорщиков, по всем лицам, о которых шла речь в этих документах, в июле-августе 1941 года состоялись решения ЦК об утверждении их командующими армиями и соединениями Красной Армии. Таким образом, имею смелость утверждать, что Сталин, Молотов, Берия, Маленков уже тогда знали истинную цену так называемых «дел» о военном заговоре.
Заслуживает внимания и другое обстоятельство. Все командующие армиями и соединениями Красной Армии, переформированными после поражений в июне 1941 года, были утверждены в ЦК партии тогда, когда «наверху» принималось решение о характере предъявляемого Павлову обвинения. Его обвинили не в измене Родине, а в воинском должностном преступлении. Но хотелось бы отметить, что статья 193 Уголовного кодекса РСФСР тех времен, которая давала основания для привлечения к ответственности за совершение воинских преступлений, обычно использовалась властями дифференцированно. По ней можно было осудить, приговорить и к расстрелу, и к лишению свободы. Процесс над Павловым и весь трагизм его положения (дело впоследствии было пересмотрено и Павлова посмертно реабилитировали) заключался в том, что должностные упущения можно по-разному квалифицировать и оценивать в зависимости от «политической целесообразности». Мне известно, что вопрос о судьбе Павлова решался с колебаниями и сомнениями. Но не в плане: виновен — не виновен, казнить или помиловать. Вносились даже фантастические предложения — приостановить приведение приговора в исполнение, сохранить ему жизнь для использования в качестве подставной фигуры в «мнимой» военной оппозиции, которую можно использовать для оперативной игры с немцами.
С таким предложением выходили Федотов и Михеев. На что Берия отреагировал отрицательно, сославшись на то, что такая значительная фигура, как Павлов, для подключения к играм с легендированием военной оппозиции в комсоставе Красной Армии не пройдет и об этом докладывать «наверх» он не будет.
Нельзя забывать еще об одном обстоятельстве. Павлов, будучи командующим фронтом, оказался не на высоте, потерпел полное поражение. Но ему и в голову не пришло сдаться в плен противнику, как это сделал Власов.
Вот две трагические судьбы. Павлов, который до конца был предан Советской власти и оставался патриотом Родины. Для него было немыслимым в результате военного поражения изменить Родине, и Власов, разгромленный противником, из-за трусости сдался в плен, став на путь измены и предательства.
Глава 12.
Организация Особой группы НКВДСССР заслуживает специального рассмотрения. Дело в том, что в тяжелые дни последней недели июня и начала июля 1941 года не существовало полной ясности относительно ее роли в структуре аппарата органов безопасности и Наркомата внутренних дел. Мы вначале ошибочно полагали, что создать разведывательно-диверсионный аппарат можно, опираясь только на кадры разведывательного управления внутренних и пограничных войск.
Еще до того, как создание Особой группы было оформлено приказом, 26 июня 1941 года я и Эйтингон были назначены заместителями начальника штаба НКВД по борьбе с парашютными десантами противника. Имелось в виду сорвать действия диверсионных подразделений абвера, которые были зафиксированы в прифронтовой полосе и в нашем тылу после неудачных сражений в Белоруссии и Прибалтике.
Ввиду этого в очень короткий период мне пришлось уделить главное внимание развертыванию широкой противодиверсионной работы на транспорте и мерам по розыску диверсантов, в особенности на железной дороге и гражданском воздушной флоте. Был организован систематический обход путей и территорий, прилегающих к важнейшим объектам транспорта, предполагалось создать агентурно-осведомительную сеть в населенных пунктах, прилегающих к железным дорогам, аэродромам, речным портам, обеспечить негласную охрану объектов. Эта система впоследствии себя полностью оправдала. Причем основная масса противодесантного и диверсионного осведомления была организована на основе создания специальных резидентур, связи с оперативными службами.
Все это сразу же снизило масштаб диверсий на железнодорожном транспорте даже при благоприятных для немцев условиях быстрого захвата нашей территории летом 1941 года. Ущерб от десантов и диверсий был сведен к минимуму. На органы госбезопасности легла исключительно важная задача навести порядок в местах массового передвижения пассажиров на железнодорожных путях и вокзалах. Под жесткий, особый контроль руководства НКВД был взят график движения поездов и всех перевозок. Кобулов, будучи заместителем наркома госбезопасности, лично курировал их сопровождение и даже имел свой кабинет в помещении Наркомата путей сообщения. Однако противник действовал очень активно. Несмотря на принятые меры, немцам удалось организовать в общей сложности до 40 крушений на железнодорожном транспорте в летне-осенний период. Но это не повлекло за собой дезорганизацию транспорта.
В начале июля стало совершенно очевидным, что главным театром разведывательно-диверсионных операций против немцев станет захваченная противником территория Белоруссии, Украины и Прибалтики. Там в соответствии с известным выступлением Сталина 3 июля 1941 года было решено создать специальный партизанский фронт, поэтому все функции Особой группы НКВД, создание которой было оформлено специальным приказом 5 июля 1941 года, были подчинены решению этой задачи. Именно на первом трагическом этапе войны органы госбезопасности и внутренних дел сыграли одну из ведущих, а в ряде районов главную роль в развертывании партизанского движения. И это было естественно, поскольку в отличие от партийно-хозяйственного актива органы НКВД и их агентурный аппарат уже более двух лет действовали в сложной оперативной обстановке в приграничных территориях, широко используя методы конспиративной работы. Их можно было гораздо быстрее переориентировать на борьбу с противником, сбор разведданных, действия на его коммуникациях, базах и т. п.
Заметной фигурой среди интернационалистов-испанцев был и Хосе Виеска. Сын крупного шахтовладельца, граф, юным он вступил в ряды Компартии Испании и был активным участником Астурийского восстания 1934 года. Осужденный на смертную казнь, замененную тридцатью годами тюрьмы, он получил свободу благодаря установлению в Испании республиканской власти. В Испании Виеска был комиссаром батальона, а затем командовал бригадой.
Из шести вьетнамцев-омсбоновцев, упомянутых И. Винаровым, после длительных поисков, в которых участвовали совет ветеранов ОМСБОНа, активисты Центрального совета Общества советско-вьетнамской дружбы, телевидение и ряд газет Москвы (особенно «Правда») и Ханоя («Нянзан»), ныне стали известны их имена: Ли Нам Тхань, выходец из семьи революционера; (Нгуен Шинь Тхань), родом из провинции, где родился Хо Ши Мин; Ли Тухк Тят (Выонг Тхун Тхай), тоже из семьи революционера; Выонг Тхун Тинь, вступивший в 1925 году в товарищество революционной молодежи Вьетнама; Ли Ань Тао (Хоанг Ань То), Ли Фу Шан. Мы предполагали использовать их для диверсионных действий в случае нападения Японии. Однако в тяжелой обстановке боев под Москвой ряд этих товарищей был задействован и погиб.
Командиром 2-го полка был майор Сергей Вячеславович Иванов. Трудовую закалку он получил на шахтах Донбасса. Возвратившись после Октября в родной Воронеж, Иванов добровольно вступил в кавалерийский дивизион. А дальше учеба в Московском пехотном училище, преподавательская работа в пограничном училище (преподавал тактику и топографию), во время которой он заочно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Великая Отечественная война застала его в должности инспектора Главного управления Московской противовоздушной обороны НКВД. И еще один штрих к его биографии. Именно полковнику Иванову после заболевания Дмитрия Медведева было поручено возглавить знаменитый отряд «Победители» на завершающем этапе его боевых действий на Украине.
Комиссаром 2-го полка был назначен Сергей Трофимович Стехов, майор. Его так и звали «наш майор». Как и Гриднев, он стал членом партии большевиков в 1918 году. Тогда же он вступил в Красную Армию, был активным участником Гражданской войны. В 1939 году партия направляет его на работу в НКВД. Во 2-м полку и во всей бригаде Сергей Трофимович пользовался большим авторитетом и огромным уважением.
Второй полк состоял в основном из рабочих, спортсменов, студентов и школьников (только что закончивших десятые классы), в основном пришедших по направлению ЦК ВЛКСМ. Формирование полка происходило на стадионе «Динамо». Больше всего данных сохранилось о спортсменах, в числе которых было много известных, прославивших родину на международных соревнованиях. Среди них были: боксеры Николай Королев, Сергей Щербаков, Эдуард Лазовский; легкоатлеты Георгий и Серафим Знаменские, Григорий Ермолаев, Моисей Иванкович, Леонид Митропольский; борцы Григорий Пыльнов, Анатолий Катулин, Леонид Егоров, Шалва Чихладзе; тяжелоатлеты Николай Шатов, Владимир Крылов; гребцы Александр Долгушин, Ипполит Рогачев, Алексей Смирнов, Сергей Шереметьев; велосипедисты Федор Тарачков, Виктор Зайпольд; конькобежцы Константин Кудрявцев, Анатолий Капчинский; лыжница Любовь Кулакова и другие.
Если раньше на стадионах, в плавательных бассейнах и на стартовых трассах они защищали спортивную честь родины, то сейчас пришли в ОМСБОН, чтобы защитить ее с оружием в руках от фашистских захватчиков. Их влияние в бригаде было очень велико. Они стали наставниками еще не закаленных физически солдат. В дальнейшем в тылу врага спортсмены были всегда одними из первых в тяжелых схватках с врагом.
В полк зачислялись также добровольцы-студенты московских вузов. Около тридцати человек пришли из Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Многие бойцы были вчерашними студентами и аспирантами МГУ, историко-архивного, строительного, горного, кожевенного, станкоинструментального и других столичных вузов. В ОМСБОНе было много рабочих, техников, инженеров с автозавода и других предприятий.
Немного позже ЦК ВЛКСМ своим постановлением от 4 сентября 1941 года «О мобилизации комсомольцев на службу в войска Особой группы при НКВД СССР» направил в ОМСБОН 800 городских и сельских комсомольцев из четырнадцати областей РСФСР. Туляки, ярославцы, рязанцы, куряне, пензенцы, саратовцы, уральцы и казанцы заполняли казармы бригады. Сюда же добавились и комсомольцы Москвы.
Пополнение личного состава бригады осуществлялось на протяжении всех лет войны. Ее бойцами становились влившиеся в спецотряды партизаны, добровольцы коммунисты и комсомольцы. Общая численность воинов бригады в среднем в годы войны превышала 10 тысяч человек. Но при этом ее костяком, наиболее активной и мобильной частью оставались пришедшие первыми в спецназ чекисты, пограничники и добровольцы-спортсмены, рабочие, студенты Москвы, зарубежные интернационалисты.
Парашютно-десантную службу спецназа возглавил видный мастер и организатор парашютного спорта до войны майор А. Фатеев, позднее он был заместителем начальника службы диверсий и разведки МГБ СССР. С ним в бригаду пришли прославленные парашютистки М. Малиновская и Т. Шишмарева и другие.
Минно-подрывное дело и боевые операции по оборудованию заградительных сооружений возглавил как командир сводного отряда ОМСБОН майор М. Шперов, ставший после войны генерал-майором инженерных войск Советской Армии.
В ОМСБОН с первых же дней его существования пришла большая группа женщин, в основном радистки и медсестры. Назову имена лишь некоторых из них: Маша Петрушина, Галина Ефимова, Лидия Шерстнева, Людмила Потанина, Зина Чернышева, Шура Павлюченкова, Оля Михайлова, Дуся Приказчикова, Тося Карасева, Тоня Анисимова, Люба Капитонова.
Во главе медицинской службы полков были поставлены добровольцы, только что сдавшие госэкзамены в мединституте: Альберт Цессарский и Илья Давыдов. Врачом была и Вера Давыдова (Павлова); Виктор Стрельников и Владимимр Назаров пришли в бригаду с четвертого курса мединститута. Когда формирование бригады завершилось, а ее состав приобрел опыт боевых действий на фронте и в тылу врага, начался процесс «отдачи» ее бойцов и командиров в отдельные части Красной Армии (например, на укомплектование Отдельной, впоследствии 70-й армии, погранчастей, спецшкол и др.). Только с 1941 по 1944 годы из ОМСБОНа было откомандировано 5074 человека.
По неполным данным, более одной тысячи омсбоновцев защищали Москву. Их вклад в защиту столицы, однако, не исчерпывается этой цифрой. Сравним ее со следующими фактами: если минеры ОМСБОНа под командованием М. Шперова поставили на Западном фронте 40 тысяч мин, то весь Калининский фронт — 4500; особенностью этой работы было то, что исключительно широко была применена новая техника: управляемые фугасы, огневые фугасы противотанкового назначения, мины заграждения, установленные на фронте в глубину до ста километров. По неполным данным на фугасах и минах, установленных сводным отрядом ОМСБОН в Подмосковье, подорвалось 30 немецких танков, 20 броневиков, 68 машин с мотопехотой, 19 легковых автомобилей с офицерами 53 мотоцикла. Подразделения бригады захватили в исправном состоянии 17 автомашин, 35 мотоциклов с колясками, много пулеметов, радиоприемников и другого военного имущества.
В течение всей войны и даже в напряженной обстановке 1941 года мы вместе с тем берегли спецназ. Он был задействован в общевойсковых операциях за всю войну только три раза — в боях под Москвой, в битве за Кавказ в 1942 году и в сражении на Курской дуге в составе саперной армии в 1943 году.
В декабре 1941 года, когда возник вопрос о подготовке десантной операции в Крыму — в Керчи и Феодосии, — Берия предложил мне связаться с адмиралом И. Исаковым и подготовить план участия нашего спецназа в морском десанте. Но ОМСБОН в этих боях участия не принял, хотя в Крым в крайне тяжелую оперативную обстановку была выброшена наша группа А. Арапова, в 1945 году направленного по моей линии на оперативную работу в Югославию.
Мы сформировали спецназ в крайне сжатые сроки. Он стал высокобоеспособным соединением и сыграл существенную роль в развертывании войны в тылу врага. К сожалению, из уроков войны и трагичного лета 1941 года не сделано должных выводов. Спустя год после окончания войны, в условиях напряженной международной обстановки, волны националистического бандитизма в Прибалтике и на Западной Украине спецназ — Отдельный отряд особого назначения МГБ СССР был расформирован «в связи с исчерпанием функций». Думается, что причиной этого было неприязненное отношение к ОМСБОНу в годы войны ставшего министром госбезопасности в мае 1946 года В. Абакумова.
Спецназ органов госбезопасности всегда оказывался жертвой политических разборок «наверху».
Известно, что он был воссоздан как соединение специального назначения для разведывательно-диверсионных операций лишь в 1981 году. Но мы так и не определились в отличие от американцев с концепцией использования войск специального назначения по линии органов безопасности и военной разведки в решении узловых вопросов боевых действий в условиях локальной войны. В особенности это относится к войнам так называемой малой интенсивности.
Применение спецназа, по моему глубокому убеждению, в локальной войне есть проблема, решение которой может быть найдено в контексте его взаимодействия с другими видами вооруженных сил, в тесной связи с мероприятиями по агентурно-оперативному обеспечению его боевой деятельности.
Поэтому правомерно ли говорить об отдельных задачах, выполняемых спецназом, продиктованных политической обстановкой? Использование этой силы в условиях мирного и военного времени, а также в локальных войнах — очень крупная, не решенная проблема. События в Чечне и локальная война в Таджикистане — прекрасные тому подтверждения. Главная причина того, что спецназ Внешней разведки в 1991 — 1993 годах был расформирован, заключается в том, что при смене руководства органов госбезопасности, руководство страны прежде всего спецназу отказывает в политическом доверии, опасаясь за свою власть.
Когда в 1993 году министр госбезопасности Баранников перестал пользоваться доверием президента, это предопределило конец подразделениям спецназа, переданным одно время в структуру министерства.
Однако дело не в том, что отказались «Альфа» и «Вымпел» штурмовать Белый дом в 1993 году. Первопричина заключается в другом — исходном недоверии. Одно было недоверие руководства к Особой группе Серебрянского в 1938 году, другое — в 1953 году после ареста Берии к Судоплатову, третье — в эпоху Брежнева — в 1967 году к председателю КГБ Семичастному, четвертое — в эпоху так называемого мнимого путча и распада страны — в 1991 году.
Конкретно я могу процитировать ставшие известными мне слова Президента России, произнесенные им на расширенном заседании коллегии министерства безопасности в марте 1993 года. Тогда Баранников еще был министром. Но Ельцин в его лояльности сомневался и не хотел, чтобы в его распоряжении находились силы специального назначения.
Президент утверждал, что от него, по проверенным данным, министерство безопасности утаивает определенную информацию. Ему отвечают, что вам докладывают только проверенную информацию, уважаемый президент. Нашлись мужественные люди, чтобы так ответить. На это Ельцин отреагировал: «Я вам верю, но не совсем». При такой позиции любой вопрос об особом финансировании, особой поддержке спецназа в условиях войны на Кавказе перерастает в другой вопрос: в чьих руках находится спецназ. В руках министра безопасности Баранникова, который утратил доверие? Это совершенно очевидно. Спецназ госбезопасности в этих условиях не мог быть должным образом задействован в чеченской кампании. А задачи по агентурному обеспечению военной операции в Чечне в 1994 году военная контрразведка просто провалила.
Именно в это время, к сожалению, подразделения спецназа и агентурно-диверсионный аппарат были расформированы и выведены из состава службы внешней разведки. И это в условиях бушующих на территории России и СНГ локальных войн.
Печально, что не только в Чечне, но при проведении спецоперации в Афганистане также проявилось пренебрежение уроками прошедшей войны. За полгода до событий декабря 1979 года в Афганистан прибывают сотрудники 8 отдела (разведывательно-диверсионного) внешней разведки КГБ. Прорабатываются варианты силового участия наших подразделений в решении выгодных для советского Союза направлений Афганского кризиса. Еще не убит вождь афганской революции Тараки. Но уже вовлеченность нашего разведывательно-диверсионного аппарата в будущие события очевидна. Сейчас много споров на эту тему. Но я хотел бы указать одно обстоятельство. В какой обстановке был предпринят штурм резиденции-дворца президента Амина в пригороде Кабула спецназом КГБ и ГРУ? Была ли нужна эта шумная акция в условиях, когда советские войска входили в Афганистан по просьбе именно этого человека?
На этот вопрос должны ответить те, кто тогда были старшими должностными лицами и представителями КГБ и внешней разведки в Афганистане — генералы Б. Иванов и В. Кирпиченко. Как мне рассказывали участники декабрьских событий в Кабуле, по линии агентурно-оперативных мероприятий к этому времени попытки ликвидации Амина с помощью снайперов, отслеживания его машины результатов не дали. Не оправдалась ставка на использование ядов.
Беседовавшие со мной участники известных событий в Афганистане в декабре 1979 года утверждали, что одним нашим агентом Амин был отравлен, а другим, врачом, — спасен.
Может быть, в Кремле у кого-то сдали нервы. Но зачем нужно было принимать беспрецедентное решение о штурме дворца. Ведь когда советские войска вошли в Афганистан, наши возможности в ликвидации Амина неизмеримо расширились. Его можно было убрать без всяких жертв с нашей стороны на территории нашей воинской части. Ведь спецназ нашей военной разведки, как отметил наш военный атташе в Афганистане, ликвидировал ставленников Амина в генштабе, не понеся потерь.
Спецназ КГБ в Афганистане проявил мужество, стойкость, подлинный героизм, понес чувствительные потери, однако руководство КГБ, бросив его на рискованный штурм укрепленного дворца Амина, допустило, по-моему мнению, серьезную, трагическую ошибку. Знаменательно и то, что воссоздание профессионального спецназа — подразделения «Вымпел» — в органах госбезопасности для разведывательно-диверсионных операций произошло лишь спустя почти два года после штурма в Кабуле — 19 августа 1981 года, когда масштаб боевых действий и спецопераций резко расширился.
Склоняя свою голову в память погибших в годы Великой Отечественной войны и при исполнении интернационального долга, следует в нынешних условиях масштабных угроз суверенитету России разработать отвечающую требованиям времени научно обоснованную специальную доктрину сбалансированного использования всех видов спецназа органов госбезопасности и военной разведки. При этом нужно извлечь правильные уроки как из наших успехов, так и неудач в череде войн и конфликтов XX столетия. В США значению спецназа в начале 90-х гг. в локальных войнах придают исключительно важное значение. Неслучайно командующий американским спецназом генерал Д. Шелтон назначается председателем объединенного комитета начальников штабов — американской аналогии нашего генштаба Вооруженных сил. Следовательно, назрела очевидная необходимость централизованной координации непрерывного планирования и использования сил специального назначения — важнейшего инструмента обеспечения безопасности нашей страны и неотъемлемого структурного компонента вооруженных сил российского государства.
О генерале армии Д. Павлове
Вошибочных решениях Ставки в июне 1941 года существенную роль сыграли просчеты командующего войсками Западного особого военного округа генерала армии Д. Павлова. Эйтингон, хорошо знавший его по Испании, в первый же день войны говорил, что Павлов проявил себя там «на уровне командира танкового батальона, хотя он был командиром танковой бригады». Павлова теперь все характеризуют, как человека с довольно узким военным кругозором, недостаточно представлявшего себе задачи руководства боевыми действиями в условиях современной войны.
Ему противопоставляют новое поколение генералов Красной Армии 1942-1945 годов. Однако это не совсем верно и вина Павлова преувеличивается. Г. Жуков в своих воспоминаниях, которые, честно говоря, иногда вызывают у меня неприятный осадок, по-своему трактует итоги оперативной игры, проходившей в Генштабе зимой 1940-1941 годов.
Он пишет о том, что в командно-штабной игре было множество фактических примеров, которые потом подтвердились трагическими событиями июня 1941 года, когда немцам удалось использовать преимущество ударных группировок, нависающих над Белостокским выступом, и нанести нам поражение.
Игра, как пишет Жуков, изобиловала драматическими моментами, которые Павлов должен был бы учесть в последующих сражениях. Однако, утверждая это, Жуков забывает о различии в характере оперативной игры и ситуации, в которой оказался Павлов. Так вот, когда Павлова после ареста обвинили в том, что он не предусмотрел развитие событий на Западном фронте и соответственно не подготовил войска, Павлов решительно отверг это обвинение. Ведь в игре отрабатывалась наступательная, а не оборонительная операция Красной Армии, противник же, в роли которого был Жуков, наносил главный удар из Восточной Пруссии в направлении Каунас-Вильнюс-Минск.
Павлов тогда не справился с задачей нанесения контрудара противнику. Именно в соответствии с опытом этой оперативной игры Павлов уже в ходе военных действий ошибочно предполагал, что немцы наносят по нему главный удар с северо-запада через Литву, в то время как немцы наступали по двум сходящимся направлениям из районов Сувалок и Бреста.
Но дело не в мемуарах. Дело в том, что постановление на арест Павлова утвердил Жуков, а не Тимошенко. Между Павловым и Жуковым сложились неприязненные отношения. Это один аспект. А другой лучше всего проследить по фактам.
Меня удивляют нынешние историки и военачальники, которые, рассуждая о 1941 годе, пишут «подлинную» историю, не проверяя фактов по этому важному событию.
После сокрушительного поражения Красной Армии в Белоруссии возник вопрос о доверии командным кадрам Красной Армии. По линии военной контрразведки были подняты компрометирующие материалы на всех командующих фронтами, командующих армиями, корпусами и дивизиями. Все ложные и выбитые показания о мифическом военном заговоре, о якобы причастности к заговорщической группе Тухачевского и других были доложены Сталину и Молотову.
Сталин поручил изучить эти документы секретарю ЦК Г. Маленкову. Однако следует иметь в виду, что справки и заключения, подписанные Михеевым, начальником военной контрразведки, направлялись в ЦК, как это было заведено, без комментариев НКВД. Докладывалось лишь о наличии таких материалов.
Несмотря на компрометирующие данные о причастности к делам мифических групп и военных заговорщиков, по всем лицам, о которых шла речь в этих документах, в июле-августе 1941 года состоялись решения ЦК об утверждении их командующими армиями и соединениями Красной Армии. Таким образом, имею смелость утверждать, что Сталин, Молотов, Берия, Маленков уже тогда знали истинную цену так называемых «дел» о военном заговоре.
Заслуживает внимания и другое обстоятельство. Все командующие армиями и соединениями Красной Армии, переформированными после поражений в июне 1941 года, были утверждены в ЦК партии тогда, когда «наверху» принималось решение о характере предъявляемого Павлову обвинения. Его обвинили не в измене Родине, а в воинском должностном преступлении. Но хотелось бы отметить, что статья 193 Уголовного кодекса РСФСР тех времен, которая давала основания для привлечения к ответственности за совершение воинских преступлений, обычно использовалась властями дифференцированно. По ней можно было осудить, приговорить и к расстрелу, и к лишению свободы. Процесс над Павловым и весь трагизм его положения (дело впоследствии было пересмотрено и Павлова посмертно реабилитировали) заключался в том, что должностные упущения можно по-разному квалифицировать и оценивать в зависимости от «политической целесообразности». Мне известно, что вопрос о судьбе Павлова решался с колебаниями и сомнениями. Но не в плане: виновен — не виновен, казнить или помиловать. Вносились даже фантастические предложения — приостановить приведение приговора в исполнение, сохранить ему жизнь для использования в качестве подставной фигуры в «мнимой» военной оппозиции, которую можно использовать для оперативной игры с немцами.
С таким предложением выходили Федотов и Михеев. На что Берия отреагировал отрицательно, сославшись на то, что такая значительная фигура, как Павлов, для подключения к играм с легендированием военной оппозиции в комсоставе Красной Армии не пройдет и об этом докладывать «наверх» он не будет.
Нельзя забывать еще об одном обстоятельстве. Павлов, будучи командующим фронтом, оказался не на высоте, потерпел полное поражение. Но ему и в голову не пришло сдаться в плен противнику, как это сделал Власов.
Вот две трагические судьбы. Павлов, который до конца был предан Советской власти и оставался патриотом Родины. Для него было немыслимым в результате военного поражения изменить Родине, и Власов, разгромленный противником, из-за трусости сдался в плен, став на путь измены и предательства.
Глава 12.
ОСОБАЯ ГРУППА
Противодействие натиску немцев
Организация Особой группы НКВДСССР заслуживает специального рассмотрения. Дело в том, что в тяжелые дни последней недели июня и начала июля 1941 года не существовало полной ясности относительно ее роли в структуре аппарата органов безопасности и Наркомата внутренних дел. Мы вначале ошибочно полагали, что создать разведывательно-диверсионный аппарат можно, опираясь только на кадры разведывательного управления внутренних и пограничных войск.
Еще до того, как создание Особой группы было оформлено приказом, 26 июня 1941 года я и Эйтингон были назначены заместителями начальника штаба НКВД по борьбе с парашютными десантами противника. Имелось в виду сорвать действия диверсионных подразделений абвера, которые были зафиксированы в прифронтовой полосе и в нашем тылу после неудачных сражений в Белоруссии и Прибалтике.
Ввиду этого в очень короткий период мне пришлось уделить главное внимание развертыванию широкой противодиверсионной работы на транспорте и мерам по розыску диверсантов, в особенности на железной дороге и гражданском воздушной флоте. Был организован систематический обход путей и территорий, прилегающих к важнейшим объектам транспорта, предполагалось создать агентурно-осведомительную сеть в населенных пунктах, прилегающих к железным дорогам, аэродромам, речным портам, обеспечить негласную охрану объектов. Эта система впоследствии себя полностью оправдала. Причем основная масса противодесантного и диверсионного осведомления была организована на основе создания специальных резидентур, связи с оперативными службами.
Все это сразу же снизило масштаб диверсий на железнодорожном транспорте даже при благоприятных для немцев условиях быстрого захвата нашей территории летом 1941 года. Ущерб от десантов и диверсий был сведен к минимуму. На органы госбезопасности легла исключительно важная задача навести порядок в местах массового передвижения пассажиров на железнодорожных путях и вокзалах. Под жесткий, особый контроль руководства НКВД был взят график движения поездов и всех перевозок. Кобулов, будучи заместителем наркома госбезопасности, лично курировал их сопровождение и даже имел свой кабинет в помещении Наркомата путей сообщения. Однако противник действовал очень активно. Несмотря на принятые меры, немцам удалось организовать в общей сложности до 40 крушений на железнодорожном транспорте в летне-осенний период. Но это не повлекло за собой дезорганизацию транспорта.
В начале июля стало совершенно очевидным, что главным театром разведывательно-диверсионных операций против немцев станет захваченная противником территория Белоруссии, Украины и Прибалтики. Там в соответствии с известным выступлением Сталина 3 июля 1941 года было решено создать специальный партизанский фронт, поэтому все функции Особой группы НКВД, создание которой было оформлено специальным приказом 5 июля 1941 года, были подчинены решению этой задачи. Именно на первом трагическом этапе войны органы госбезопасности и внутренних дел сыграли одну из ведущих, а в ряде районов главную роль в развертывании партизанского движения. И это было естественно, поскольку в отличие от партийно-хозяйственного актива органы НКВД и их агентурный аппарат уже более двух лет действовали в сложной оперативной обстановке в приграничных территориях, широко используя методы конспиративной работы. Их можно было гораздо быстрее переориентировать на борьбу с противником, сбор разведданных, действия на его коммуникациях, базах и т. п.