Страница:
— Ого, как изменилась деревня! Посмотри, Лланма, мой дом теперь стоит на Родниковом холме, недалеко от хижины твоих приемных родителей. Вот здорово! Теперь я буду видеть тебя каждое утро из окна своей комнаты…
Он запнулся и помрачнел. Девочка ласково погладила друга по плечу.
— Ты забываешь, Янс, о Предсказании отца Габара, — тихо сказала она. — Скоро меня не будет на побережье: после второго весеннего Скачка я перенесусь за море, на Ледяной материк. И мы никогда, никогда не увидимся, даже если проживем сто лет!
— Отец Габар иногда ошибается, — срывающимся голосом произнес мальчик. — И машины Храма тоже иногда дают сбои — уж я-то это знаю! Сама видишь: время прихода первого Скачка Хранитель рассчитал неверно. Быть может, и насчет тебя он…
Янс, не договорив, порывисто обнял подругу.
— Пойдем немедленно в ущелье, к Храму! — решительно воскликнул он. — Отец Габар должен быть еще там — после Скачка он всегда запирается на несколько часов в алтаре и не выходит оттуда до тех пор, пока машины окончательно не гасят остатки Ветра Перемен вокруг деревни. Я попрошу его сделать новое Предсказание. Он не откажет мне — своему единственному ученику! Вот увидишь, Лланма, он ошибся в прошлый раз насчет тебя, наверняка ошибся!
Янс схватил девочку за руку и увлек ее за собой к выходу.
Тем временем мираж Города окончательно исчез. Рельеф местности вокруг деревни приобрел четкие, устоявшиеся очертания, только на западе, на месте разбитого дождями оврага, внезапно появилась небольшая меловая гора.
Ветер Перемен ушел в глубь материка.
Лланма старалась не отставать от своего друга, хотя прыжки среди огромных глыб, скользких от соленых брызг прибоя, были для нее утомительны. Прыгать приходилось на десять-двенадцать метров, да так, чтобы не задеть босыми ногами за острые Грани кристаллов. Когда путь становился менее опасным, девочка с любопытством осматривалась вокруг. Шторм, вызванный внезапным освобождением прибрежных вод ото льда, утихал, и на поверхности кое-где стали появляться морские обитатели. Распластавшись на пенистой воде, они грелись под жаркими лучами оранжевого солнца и второго — зеленого, только что взошедшего над горным хребтом. Лланма увидела невдалеке стаю исполинских розовых медуз; их пышный мех высоко ценился на всех материках. Рядом с ними на мутных волнах колыхался могучий борг, конвульсивно сжимая и разжимая свое стометровое кольцеобразное тело. В полулиге от берега, у скалистого островка, из глубин выплывал исполинский многоголовый сплит, поднимая высоко в небо фонтаны воды. И вдруг, словно по команде, вся морская живность исчезла. Даже бесстрашный сплит, у которого в глубинах нет врагов, скрылся в волнах. Девочка, не замедляя стремительного бега, взглянула вверх и похолодела: в небесах планировал чудовищный тир, раскинув в стороны серповидные двадцатиметровые крылья. Десятки его немигающих глаз пристально разглядывали морскую гладь, выбирая жертву.
У Лланмы защемило сердце. Обычно тиры не опускались до такой мелочи, как люди, но случалось, что иногда и нападали на селения, сжигая их дотла ударами молний. Ослепительные разряды испускались из середины брюха, покрытого зеркальной чешуей. Уцелевшие после такой страшной бойни люди обычно не жили больше года — их поражало странное безумие: одни начинали говорить на непонятных языках, другие, словно колдуны, пророчили время прихода смерти всем, даже младенцам. Предсказания всегда исполнялись, если только очередной Скачок не перемещал прорицателя в другую область планеты.
Янс также заметил появление хищника. Он сильно оттолкнулся от валуна и, раскинув руки, круто взмыл над широкой трещиной, отделявшей побережье от опушки Мертвого леса. Лланма последовала за ним. Таких длинных, в тридцать метров, прыжков ей еще не приходилось совершать. У нее закружилась голова от испуга, в ушах тревожно зазвенело. Она инстинктивно тоже раскинула руки и распахнула небольшие кожистые крылья, расположенные между позвоночником и плечевыми частями рук. Сейчас Лланма с Янсом больше напоминали серебристых птиц, чем людей. Описав большую дугу, они вновь сложили крылья и сгруппировались в полете так, чтобы опуститься на выбранные ими сравнительно плоские участки противоположного края трещины. Болезненные удары по ступням в моменты приземления, новые толчки сильных пружинистых ног — и вот уже дети парят под кронами черных деревьев.
Земля в Мертвом лесу была испещрена сетью нешироких трещин, заросших по краям жесткой, колючей травой. С приходом весны могучие стволы конических деревьев с безлистными ветвями покрылись пухом нежных побегов, наполнивших воздух густым медовым ароматом. По глубоким бороздам бугристой коры ручейками стекал липкий сок, которым лакомились мириады крылатых насекомых. Янс с Лланмой с трудом находили дорогу среди жужжащих облаков, окутывающих стволы, — они опасались укусов ядовитых бабочек-жемчужниц.
Вскоре опасный лес остался позади, и дети остановились на опушке, заросшей синей травой и мелкими трубчатыми грибами. Впереди, в узкой долине между двух уступчатых скал, возвышался гранитный шатер Храма, увенчанный пятью остроконечными шпилями. Его окружали могучие приземистые деревья с овальными кронами и густой сетью стелющихся по камням корней. Справа от Храма матово отсвечивал обширный купол Убежища, а слева, на крутом берегу бурного ручья, стоял Каменный Крест, окутанный облаком искрящихся под солнечными лучами брызг.
— Похоже, отец Габар еще в Храме, — хрипло сказал Янс. — Видишь в окнах отблески ламп машин?
Дети вошли под пышные кроны деревьев, и их немедленно поглотили сумерки, вечно царящие в окрестностях Храма. Выложенная брусчаткой дорожка прихотливо вилась меж кряжистых стволов. То там, то здесь из земли поднимались исполинские валуны, испещренные серебристыми жилами самородного железа Некоторые глыбы нависали над дорожкой словно вздыбившиеся звери, и Лланма, как всегда, невольно сжалась, проходя под ними, — ей казалось, что тысячетонные громады вот-вот рухнут, сотрясая землю…
Янс внезапно сжал ей руку. Обернувшись, девочка увидела, как из-за стволов деревьев начал выплывать призрачный замок с полуразрушенными башнями. Вначале сильно наклоненный, он медленно поднимался к кронам, поворачиваясь вокруг невидимой оси. Дети увидели выщербленные блоки фундамента и рядом — участок заснеженного парка с каменными обелисками. Странное видение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя лишь затхлый запах.
— Что это было? — испуганно прошептала девочка, но Янс, не ответив, только убыстрил шаг.
Вскоре дорожка привела их под белые своды Убежища, опиравшегося на четыре массивные колонны. В этом огромном открытом сооружении, защищенном силовым полем машин, деревенские жители не раз пережидали ураганы и землетрясения, а порой спасались и от Скачков.
Дети поежились: подошвы их ступней обожгло холодом от мраморных плит пола. Здесь, вблизи Храма, царила вечная сумеречная зима. Порывистый ветер перекатывал по полу крупные звездчатые снежинки, иногда сцеплявшиеся в искристые шары.
Миновав Убежище, Янс и Лланма ступили на узкую тропинку, вытоптанную в глубоком снегу. В полусотне шагов впереди темнела мрачная глыба Храма — десятиметровый гранитный четверик с конической черепичной крышей, окруженной четырьмя башнями и увенчанный красным, светящимся изнутри шпилем. От углов основания четверика отходили в стороны полусферические приделы, сложенные из пятиугольных хрустальных плит. Узкие, словно бойницы, окна в стенах уже погасли, и только через сводчатый проем распахнутой двери вытекал тусклый желтый свет.
Лланму вновь охватил страх, и она остановилась, не обращая внимания на лютый ветер.
— Не хочу идти дальше, — прошептала она. — Вдруг новое Предсказание Хранителя будет еще более жутким? Что, если отец Габар скажет сегодня, что скоро я перенесусь в страну Мрака, где рассвет встречается с закатом, земля круглый год скована льдом, а трещин столько, что дома для безопасности подвешивают на воздушных колоколах? Или Ветер Перемен забросит меня на тропические острова, где волны каждую ночь покрывают сушу, а люди расплываются по морю, словно рыбы…
— Ты слишком близко к сердцу принимаешь рассказы старика Трода, — нахмурившись, перебил ее Янс. — Кто знает, где правда и где ложь в его словах?
Они молча пошли по тропинке, погружаясь по щиколотки в сыпучий снег и стараясь не смотреть по сторонам, где, как в калейдоскопе, мелькали миражи причудливых зданий, пейзажи безжизненных пустынь, статуи воинов и правителей на площадях заброшенных городов… Миражи были черно-белыми и тусклыми — это означало, что машины перешли на обычный, пониженный режим работы.
Когда до сводчатой арки входа осталось всего несколько шагов, на высоком пороге выросла могучая, чуть сгорбленная фигура в черной рясе.
— Здравствуй, Янс, здравствуй, мой мальчик, — ласково произнес отец Габар, щуря синие глаза в морщинистых веках. — Ты пришел вовремя — нам надо идти в деревню. Ветер Перемен наконец миновал побережье. Страшно подумать, сколько бед он мог натворить в селении! Это я виноват: ошибся в расчетах… А ты что здесь делаешь? — удивился он, только что заметив растерянную Лланму.
— Это я ее привел, наставник, — смущенно ответил за нее Янс, переминаясь с ноги на ногу: от его былой самоуверенности не осталось и следа. — Я знаю, сейчас не время… но, может быть, вы сделаете для нее повторное Предсказание? Помните, вы говорили, что после очередного Скачка вероятности перемещения людей немного меняются?
Старик пристально взглянул на детей, и на его сморщенном, обезображенном глубокими язвами лице промелькнула тень жалости. Он повернулся и молча пошел в глубь здания. Дети робко последовали за Хранителем.
Лланма почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной. Широкая дорожка, устланная грубым ковром, тянулась между стенами машин, сверкающих тысячами разноцветных лампочек. Время от времени в глубине то одной, то другой стены начинали звучать переливчатые колокольчики, и тотчас внизу, за многочисленными овальными дверцами, раздавался негромкий стук. Янс знал, что это означало работу печатных устройств, наносивших на тонкую бумагу мириады цифр и символов. Отец Габар не раз доверял ему, своему единственному ученику и помощнику, вынимать из машин тяжелые рулоны с расчетами, но этим пока все и ограничивалось. Предсказания старик совершал в одиночестве, запираясь в комнате за Центральным залом… Ах, как хотелось Янсу заглянуть туда, в святая святых Храма, хоть краешком глаза!
Пройдя Центральный зал, увенчанный черным с золотистыми блестками куполом, дети вошли вслед за Хранителем в резную алтарную дверь и оказались в овальной комнате с плоским потолком и пятнистыми стенами. Присмотревшись, Лланма догадалась, что стены на самом деле были громадным экраном, на котором светились изображения разноцветных областей самых причудливых форм и разнообразных размеров.
— Это… карта? — с трудом выдавил из себя Янс, потрясенный увиденным. — Карта Майоры?
— Да, ты прав, мой мальчик, — улыбнулся старик. Кряхтя, он уселся в кожаное кресло у пульта управления, над которым светились несколько дисплеев с цифровыми таблицами и диаграммами. — Я рад, что мои уроки не прошли даром… Это изображение карты нашего несчастного мира, получаемое машинами от неведомого мне внешнего транслятора. Голубым цветом на карте обозначены моря и океаны, а коричневым, желтым и зеленым цветами — материки и острова. Ты помнишь, Янс, их названия — те, что приведены в древнем атласе из церковной библиотеки?
Мальчик молча кивнул, обводя растерянным взглядом круговую панораму. Присмотревшись, он обратил внимание, что карта живет своей необычной жизнью — словно дышит гигантское пятнистое животное. Внезапно посреди Льдистого океана исчезла цепь небольших островов, но вскоре рядом с Южным материком возник звездообразный архипелаг. Контуры материков были размыты. Присмотревшись, Янс заметил, что береговые линии постоянно меняли свою форму. Мигрировали и цвета, окрашивающие поверхности континентов: то резко набухал ядовито-зеленый цвет, то расползался желтый и темно-коричневый.
— Где мы находимся, отец Габар? — неожиданно для самой себя спросила Лланма. — На каком из этих пятен?
Хранитель посмотрел на девочку с удивлением. Она, не дожидаясь ответа, подошла к экрану и остановилась напротив небольшого, змеевидной формы материка, окрашенного в желто-коричневые тона с редкими зелеными прожилками. Рука ее инстинктивно потянулась к одной из малозаметных зазубрин на прихотливой береговой линии.
— Мы живем… здесь… Я чувствую это… Сама не знаю почему. Верно?
Янс был поражен, да и сам Хранитель удивился не меньше. Встав с кресла, он подошел к Лланме и пристально взглянул ей в лицо. Девочка смутилась и быстро опустила внутренние веки — ее глаза затянулись словно бы полупрозрачной дымкой.
— Кем была твоя мать? — Отец Габар успокаивающе погладил Лланму по вздрагивающим плечам. — Ты помнишь ее?
— Смутно, — еле слышно сказала Лланма. — Мне было пять лет, когда страшный летний Скачок разметал нашу семью по свету. Мы с родителями жили на одном из островов, густо заросшим странными полуживыми деревьями. Ветви у них были гибкими и ловкими, как змеи. По вечерам деревья подползали к берегу и ловили в прибое рыбу, морских животных… Я многое уже забыла, но маму помню хорошо. Она была очень ласковой, смуглой, с пышным шаром вьющихся волос — таких я больше ни у кого не встречала… Старик задумчиво покачал головой.
— Похоже, твоя мать была Предсказательницей, — пробормотал он, озадаченно вороша гриву своих седых волос. — Жаль, что я не заметил тебя раньше. Мне казалось, что ты такая же, как твои подруги, у которых лишь любовный ветер в голове…
— Хранитель, а почему бы вам не взять Лланму в ученицы — так, как вы сделали три года назад со мной? — спросил Янс, почувствовав неясную надежду.
Старик, не ответив, вновь уселся в кресло. Опустив руки на пульт, он ловко забегал пальцами по разноцветным клавишам. Прошло несколько томительных минут. Наконец в стоящем рядом с креслом зеленом кубе застучало печатающее устройство и из узкого выходного окна поползла голубая лента. Хранитель выждал некоторое время и, оторвав почти двухметровый кусок бумаги, поманил мальчика к себе:
— Янс, взгляни-ка на эту распечатку и вспомни, что я рассказывал тебе о законах вероятности, царствующих над Майорой. Сможешь сам разобраться?
Текст оказался простым. С левой стороны бумажной полосы Янс увидел список знакомых имен: Щярк, Гор, Мадита… Это были имена всех трех с половиной сотен жителей деревни. Напротив каждого имени располагались восемь колонок цифр. Мальчик быстро понял их значение. Цифры означали вероятности возможных перемещений каждого человека на любой из материков после предстоящего второго весеннего Скачка. Достаточно было бросить беглый взгляд по ленте сверху вниз, как становилось ясно, что большинство обитателей деревни проведут лето здесь, на берегу Льдистого моря, — вероятности их переноса были ничтожны. Но несколько имен, и среди них… Нет, этого не может быть, этого НЕ ДОЛЖНО быть!
Поймав отчаянный взгляд мальчика, отец Габар с грустью сказал:
— Ты не ошибся, Янс. Расчеты подтверждают то, о чем я уже говорил вам зимой: не позже чем через месяц Лланма окажется в горных районах Ледяного материка — почти в пяти тысячах лиг отсюда! Никакое Убежище не спасет ее, а Храм… Если я рискну спрятать Лланму в алтаре, богиня Судьбы в ярости обрушит Ветер Перемен на машины, и деревня может остаться без своей единственной защиты. Поймите меня, дети: я не могу, не имею права пойти на это!
Ребята ошеломленно переглянулись и, не стесняясь больше Хранителя, обнялись. Старик сочувственно посмотрел на них, качая головой, а затем тяжело поднялся с кресла и, шаркая, пошел к выходу.
— Нужно идти в деревню, утешить тех, кто потерял нынче утром близких, и устроить на ночлег новичков, — обернувшись, сказал он. — Пойдемте, дети, вы мне поможете — день сегодня будет нелегким.
Глава 2
Он запнулся и помрачнел. Девочка ласково погладила друга по плечу.
— Ты забываешь, Янс, о Предсказании отца Габара, — тихо сказала она. — Скоро меня не будет на побережье: после второго весеннего Скачка я перенесусь за море, на Ледяной материк. И мы никогда, никогда не увидимся, даже если проживем сто лет!
— Отец Габар иногда ошибается, — срывающимся голосом произнес мальчик. — И машины Храма тоже иногда дают сбои — уж я-то это знаю! Сама видишь: время прихода первого Скачка Хранитель рассчитал неверно. Быть может, и насчет тебя он…
Янс, не договорив, порывисто обнял подругу.
— Пойдем немедленно в ущелье, к Храму! — решительно воскликнул он. — Отец Габар должен быть еще там — после Скачка он всегда запирается на несколько часов в алтаре и не выходит оттуда до тех пор, пока машины окончательно не гасят остатки Ветра Перемен вокруг деревни. Я попрошу его сделать новое Предсказание. Он не откажет мне — своему единственному ученику! Вот увидишь, Лланма, он ошибся в прошлый раз насчет тебя, наверняка ошибся!
Янс схватил девочку за руку и увлек ее за собой к выходу.
Тем временем мираж Города окончательно исчез. Рельеф местности вокруг деревни приобрел четкие, устоявшиеся очертания, только на западе, на месте разбитого дождями оврага, внезапно появилась небольшая меловая гора.
Ветер Перемен ушел в глубь материка.
* * *
Две тонкие фигурки парили над глыбами, хаотично разбросанными на берегу моря. Дорога была нелегкой — некоторые из валунов, перенесенных на побережье прежними Скачками, были густо усеяны иглистыми кристаллами хрусталя. И все же Янс без колебаний выбрал именно этот путь к урочищу Каменного Креста. Привычная тропинка от Дворца к Храму за утро исчезла, на ее месте появилась роща из тонкоствольных деревьев с шаровидными кронами, похожая на ту, что внезапно выросла прошлой осенью у пристани после Скачка необычайной силы. В деревне ходили слухи, что приближаться к шаровидным деревьям опасно — можно запросто оказаться во вчерашнем или завтрашнем дне. По крайней мере, так говорил старый Трод, высокий рыжеволосый человек из рода Странников — людей, которые не умеют держаться корнями за землю и после каждого Скачка переносятся за сотни и тысячи лиг. К тридцати годам Странники обычно успевают побывать на всех материках Майоры, и не случайно, что их рассказы, полные чудес и приключений, пользуются большим доверием.Лланма старалась не отставать от своего друга, хотя прыжки среди огромных глыб, скользких от соленых брызг прибоя, были для нее утомительны. Прыгать приходилось на десять-двенадцать метров, да так, чтобы не задеть босыми ногами за острые Грани кристаллов. Когда путь становился менее опасным, девочка с любопытством осматривалась вокруг. Шторм, вызванный внезапным освобождением прибрежных вод ото льда, утихал, и на поверхности кое-где стали появляться морские обитатели. Распластавшись на пенистой воде, они грелись под жаркими лучами оранжевого солнца и второго — зеленого, только что взошедшего над горным хребтом. Лланма увидела невдалеке стаю исполинских розовых медуз; их пышный мех высоко ценился на всех материках. Рядом с ними на мутных волнах колыхался могучий борг, конвульсивно сжимая и разжимая свое стометровое кольцеобразное тело. В полулиге от берега, у скалистого островка, из глубин выплывал исполинский многоголовый сплит, поднимая высоко в небо фонтаны воды. И вдруг, словно по команде, вся морская живность исчезла. Даже бесстрашный сплит, у которого в глубинах нет врагов, скрылся в волнах. Девочка, не замедляя стремительного бега, взглянула вверх и похолодела: в небесах планировал чудовищный тир, раскинув в стороны серповидные двадцатиметровые крылья. Десятки его немигающих глаз пристально разглядывали морскую гладь, выбирая жертву.
У Лланмы защемило сердце. Обычно тиры не опускались до такой мелочи, как люди, но случалось, что иногда и нападали на селения, сжигая их дотла ударами молний. Ослепительные разряды испускались из середины брюха, покрытого зеркальной чешуей. Уцелевшие после такой страшной бойни люди обычно не жили больше года — их поражало странное безумие: одни начинали говорить на непонятных языках, другие, словно колдуны, пророчили время прихода смерти всем, даже младенцам. Предсказания всегда исполнялись, если только очередной Скачок не перемещал прорицателя в другую область планеты.
Янс также заметил появление хищника. Он сильно оттолкнулся от валуна и, раскинув руки, круто взмыл над широкой трещиной, отделявшей побережье от опушки Мертвого леса. Лланма последовала за ним. Таких длинных, в тридцать метров, прыжков ей еще не приходилось совершать. У нее закружилась голова от испуга, в ушах тревожно зазвенело. Она инстинктивно тоже раскинула руки и распахнула небольшие кожистые крылья, расположенные между позвоночником и плечевыми частями рук. Сейчас Лланма с Янсом больше напоминали серебристых птиц, чем людей. Описав большую дугу, они вновь сложили крылья и сгруппировались в полете так, чтобы опуститься на выбранные ими сравнительно плоские участки противоположного края трещины. Болезненные удары по ступням в моменты приземления, новые толчки сильных пружинистых ног — и вот уже дети парят под кронами черных деревьев.
Земля в Мертвом лесу была испещрена сетью нешироких трещин, заросших по краям жесткой, колючей травой. С приходом весны могучие стволы конических деревьев с безлистными ветвями покрылись пухом нежных побегов, наполнивших воздух густым медовым ароматом. По глубоким бороздам бугристой коры ручейками стекал липкий сок, которым лакомились мириады крылатых насекомых. Янс с Лланмой с трудом находили дорогу среди жужжащих облаков, окутывающих стволы, — они опасались укусов ядовитых бабочек-жемчужниц.
Вскоре опасный лес остался позади, и дети остановились на опушке, заросшей синей травой и мелкими трубчатыми грибами. Впереди, в узкой долине между двух уступчатых скал, возвышался гранитный шатер Храма, увенчанный пятью остроконечными шпилями. Его окружали могучие приземистые деревья с овальными кронами и густой сетью стелющихся по камням корней. Справа от Храма матово отсвечивал обширный купол Убежища, а слева, на крутом берегу бурного ручья, стоял Каменный Крест, окутанный облаком искрящихся под солнечными лучами брызг.
— Похоже, отец Габар еще в Храме, — хрипло сказал Янс. — Видишь в окнах отблески ламп машин?
Дети вошли под пышные кроны деревьев, и их немедленно поглотили сумерки, вечно царящие в окрестностях Храма. Выложенная брусчаткой дорожка прихотливо вилась меж кряжистых стволов. То там, то здесь из земли поднимались исполинские валуны, испещренные серебристыми жилами самородного железа Некоторые глыбы нависали над дорожкой словно вздыбившиеся звери, и Лланма, как всегда, невольно сжалась, проходя под ними, — ей казалось, что тысячетонные громады вот-вот рухнут, сотрясая землю…
Янс внезапно сжал ей руку. Обернувшись, девочка увидела, как из-за стволов деревьев начал выплывать призрачный замок с полуразрушенными башнями. Вначале сильно наклоненный, он медленно поднимался к кронам, поворачиваясь вокруг невидимой оси. Дети увидели выщербленные блоки фундамента и рядом — участок заснеженного парка с каменными обелисками. Странное видение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя лишь затхлый запах.
— Что это было? — испуганно прошептала девочка, но Янс, не ответив, только убыстрил шаг.
Вскоре дорожка привела их под белые своды Убежища, опиравшегося на четыре массивные колонны. В этом огромном открытом сооружении, защищенном силовым полем машин, деревенские жители не раз пережидали ураганы и землетрясения, а порой спасались и от Скачков.
Дети поежились: подошвы их ступней обожгло холодом от мраморных плит пола. Здесь, вблизи Храма, царила вечная сумеречная зима. Порывистый ветер перекатывал по полу крупные звездчатые снежинки, иногда сцеплявшиеся в искристые шары.
Миновав Убежище, Янс и Лланма ступили на узкую тропинку, вытоптанную в глубоком снегу. В полусотне шагов впереди темнела мрачная глыба Храма — десятиметровый гранитный четверик с конической черепичной крышей, окруженной четырьмя башнями и увенчанный красным, светящимся изнутри шпилем. От углов основания четверика отходили в стороны полусферические приделы, сложенные из пятиугольных хрустальных плит. Узкие, словно бойницы, окна в стенах уже погасли, и только через сводчатый проем распахнутой двери вытекал тусклый желтый свет.
Лланму вновь охватил страх, и она остановилась, не обращая внимания на лютый ветер.
— Не хочу идти дальше, — прошептала она. — Вдруг новое Предсказание Хранителя будет еще более жутким? Что, если отец Габар скажет сегодня, что скоро я перенесусь в страну Мрака, где рассвет встречается с закатом, земля круглый год скована льдом, а трещин столько, что дома для безопасности подвешивают на воздушных колоколах? Или Ветер Перемен забросит меня на тропические острова, где волны каждую ночь покрывают сушу, а люди расплываются по морю, словно рыбы…
— Ты слишком близко к сердцу принимаешь рассказы старика Трода, — нахмурившись, перебил ее Янс. — Кто знает, где правда и где ложь в его словах?
Они молча пошли по тропинке, погружаясь по щиколотки в сыпучий снег и стараясь не смотреть по сторонам, где, как в калейдоскопе, мелькали миражи причудливых зданий, пейзажи безжизненных пустынь, статуи воинов и правителей на площадях заброшенных городов… Миражи были черно-белыми и тусклыми — это означало, что машины перешли на обычный, пониженный режим работы.
Когда до сводчатой арки входа осталось всего несколько шагов, на высоком пороге выросла могучая, чуть сгорбленная фигура в черной рясе.
— Здравствуй, Янс, здравствуй, мой мальчик, — ласково произнес отец Габар, щуря синие глаза в морщинистых веках. — Ты пришел вовремя — нам надо идти в деревню. Ветер Перемен наконец миновал побережье. Страшно подумать, сколько бед он мог натворить в селении! Это я виноват: ошибся в расчетах… А ты что здесь делаешь? — удивился он, только что заметив растерянную Лланму.
— Это я ее привел, наставник, — смущенно ответил за нее Янс, переминаясь с ноги на ногу: от его былой самоуверенности не осталось и следа. — Я знаю, сейчас не время… но, может быть, вы сделаете для нее повторное Предсказание? Помните, вы говорили, что после очередного Скачка вероятности перемещения людей немного меняются?
Старик пристально взглянул на детей, и на его сморщенном, обезображенном глубокими язвами лице промелькнула тень жалости. Он повернулся и молча пошел в глубь здания. Дети робко последовали за Хранителем.
Лланма почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной. Широкая дорожка, устланная грубым ковром, тянулась между стенами машин, сверкающих тысячами разноцветных лампочек. Время от времени в глубине то одной, то другой стены начинали звучать переливчатые колокольчики, и тотчас внизу, за многочисленными овальными дверцами, раздавался негромкий стук. Янс знал, что это означало работу печатных устройств, наносивших на тонкую бумагу мириады цифр и символов. Отец Габар не раз доверял ему, своему единственному ученику и помощнику, вынимать из машин тяжелые рулоны с расчетами, но этим пока все и ограничивалось. Предсказания старик совершал в одиночестве, запираясь в комнате за Центральным залом… Ах, как хотелось Янсу заглянуть туда, в святая святых Храма, хоть краешком глаза!
Пройдя Центральный зал, увенчанный черным с золотистыми блестками куполом, дети вошли вслед за Хранителем в резную алтарную дверь и оказались в овальной комнате с плоским потолком и пятнистыми стенами. Присмотревшись, Лланма догадалась, что стены на самом деле были громадным экраном, на котором светились изображения разноцветных областей самых причудливых форм и разнообразных размеров.
— Это… карта? — с трудом выдавил из себя Янс, потрясенный увиденным. — Карта Майоры?
— Да, ты прав, мой мальчик, — улыбнулся старик. Кряхтя, он уселся в кожаное кресло у пульта управления, над которым светились несколько дисплеев с цифровыми таблицами и диаграммами. — Я рад, что мои уроки не прошли даром… Это изображение карты нашего несчастного мира, получаемое машинами от неведомого мне внешнего транслятора. Голубым цветом на карте обозначены моря и океаны, а коричневым, желтым и зеленым цветами — материки и острова. Ты помнишь, Янс, их названия — те, что приведены в древнем атласе из церковной библиотеки?
Мальчик молча кивнул, обводя растерянным взглядом круговую панораму. Присмотревшись, он обратил внимание, что карта живет своей необычной жизнью — словно дышит гигантское пятнистое животное. Внезапно посреди Льдистого океана исчезла цепь небольших островов, но вскоре рядом с Южным материком возник звездообразный архипелаг. Контуры материков были размыты. Присмотревшись, Янс заметил, что береговые линии постоянно меняли свою форму. Мигрировали и цвета, окрашивающие поверхности континентов: то резко набухал ядовито-зеленый цвет, то расползался желтый и темно-коричневый.
— Где мы находимся, отец Габар? — неожиданно для самой себя спросила Лланма. — На каком из этих пятен?
Хранитель посмотрел на девочку с удивлением. Она, не дожидаясь ответа, подошла к экрану и остановилась напротив небольшого, змеевидной формы материка, окрашенного в желто-коричневые тона с редкими зелеными прожилками. Рука ее инстинктивно потянулась к одной из малозаметных зазубрин на прихотливой береговой линии.
— Мы живем… здесь… Я чувствую это… Сама не знаю почему. Верно?
Янс был поражен, да и сам Хранитель удивился не меньше. Встав с кресла, он подошел к Лланме и пристально взглянул ей в лицо. Девочка смутилась и быстро опустила внутренние веки — ее глаза затянулись словно бы полупрозрачной дымкой.
— Кем была твоя мать? — Отец Габар успокаивающе погладил Лланму по вздрагивающим плечам. — Ты помнишь ее?
— Смутно, — еле слышно сказала Лланма. — Мне было пять лет, когда страшный летний Скачок разметал нашу семью по свету. Мы с родителями жили на одном из островов, густо заросшим странными полуживыми деревьями. Ветви у них были гибкими и ловкими, как змеи. По вечерам деревья подползали к берегу и ловили в прибое рыбу, морских животных… Я многое уже забыла, но маму помню хорошо. Она была очень ласковой, смуглой, с пышным шаром вьющихся волос — таких я больше ни у кого не встречала… Старик задумчиво покачал головой.
— Похоже, твоя мать была Предсказательницей, — пробормотал он, озадаченно вороша гриву своих седых волос. — Жаль, что я не заметил тебя раньше. Мне казалось, что ты такая же, как твои подруги, у которых лишь любовный ветер в голове…
— Хранитель, а почему бы вам не взять Лланму в ученицы — так, как вы сделали три года назад со мной? — спросил Янс, почувствовав неясную надежду.
Старик, не ответив, вновь уселся в кресло. Опустив руки на пульт, он ловко забегал пальцами по разноцветным клавишам. Прошло несколько томительных минут. Наконец в стоящем рядом с креслом зеленом кубе застучало печатающее устройство и из узкого выходного окна поползла голубая лента. Хранитель выждал некоторое время и, оторвав почти двухметровый кусок бумаги, поманил мальчика к себе:
— Янс, взгляни-ка на эту распечатку и вспомни, что я рассказывал тебе о законах вероятности, царствующих над Майорой. Сможешь сам разобраться?
Текст оказался простым. С левой стороны бумажной полосы Янс увидел список знакомых имен: Щярк, Гор, Мадита… Это были имена всех трех с половиной сотен жителей деревни. Напротив каждого имени располагались восемь колонок цифр. Мальчик быстро понял их значение. Цифры означали вероятности возможных перемещений каждого человека на любой из материков после предстоящего второго весеннего Скачка. Достаточно было бросить беглый взгляд по ленте сверху вниз, как становилось ясно, что большинство обитателей деревни проведут лето здесь, на берегу Льдистого моря, — вероятности их переноса были ничтожны. Но несколько имен, и среди них… Нет, этого не может быть, этого НЕ ДОЛЖНО быть!
Поймав отчаянный взгляд мальчика, отец Габар с грустью сказал:
— Ты не ошибся, Янс. Расчеты подтверждают то, о чем я уже говорил вам зимой: не позже чем через месяц Лланма окажется в горных районах Ледяного материка — почти в пяти тысячах лиг отсюда! Никакое Убежище не спасет ее, а Храм… Если я рискну спрятать Лланму в алтаре, богиня Судьбы в ярости обрушит Ветер Перемен на машины, и деревня может остаться без своей единственной защиты. Поймите меня, дети: я не могу, не имею права пойти на это!
Ребята ошеломленно переглянулись и, не стесняясь больше Хранителя, обнялись. Старик сочувственно посмотрел на них, качая головой, а затем тяжело поднялся с кресла и, шаркая, пошел к выходу.
— Нужно идти в деревню, утешить тех, кто потерял нынче утром близких, и устроить на ночлег новичков, — обернувшись, сказал он. — Пойдемте, дети, вы мне поможете — день сегодня будет нелегким.
Глава 2
Похоронная процессия двигалась на восток, на Пандину пустошь, в гиблые, заросшие невысоким кустарником места. Шесть трупов, завернутых в серые саваны, несли, по древнему обычаю, на своих плечах охотники — сильные, крепко сбитые мужчины. Они упруго перепрыгивали одну трещину за другой, не останавливаясь ни на минуту. За ними на некотором расстоянии бежали деревенские жители, сложив руки на груди, что согласно поверью означало смирение и покорность перед богиней Судьбы. Над колонной летела стая пестрых птиц-могильщиков, то опускаясь до самых голов людей, то взмывая в синее небо. Лланма вспомнила, что о них рассказывают старухи, и вздрогнула, провожая взглядом бурлящее живое облако. Женщины затянули песню Прощания, и она тоже запела, с трудом сдерживая слезы и стараясь не смотреть на лоснящиеся от пота мускулистые спины охотников.
Зеленое солнце подкатилось к горизонту, изрезанному остроконечными скалами, когда процессия достигла широкой трещины Успокоения. Испокон веков эта бездонная расщелина служила для деревни кладбищем. Обычно спокойные края ее сегодня были сильно размыты и непрерывно меняли очертания. В воздухе стоял глухой шум осыпающихся в пропасть камней. Старухи тихо запричитали — похороны в такие дни считались недоброй приметой, — но отец Габар одним движением руки заставил всех замолчать. Он встал на самый край трещины, непрерывно двигаясь, чтобы не упасть в бездну, а рядом с ним выстроились в ряд шестеро мужчин со страшными ношами на плечах. Косые лучи заходящего зеленого солнца расцветили их суровые лица, а оранжевое светило, застывшее в зените, зажгло ярким пламенем их длинные волосы. Над расщелиной немедленно повисли птицы-могильщики, сбившись в непрерывно вращающийся шар.
— Сегодня деревня прощается с семьей нашего старейшего рыбака Дижа, — прогремел над пропастью голос отца Габара. — Я спрашиваю вас: как такое могло случиться? Как у этого злодея Рона поднялась рука на своих благодетелей? Мы приняли его в нашу общую семью прошлым летом, когда Рон был перенесен Скачком из лесов Срединного материка. Диж взял его в свой дом приемным сыном, научил нелегкой профессии кормчего — и чем Рон отплатил за добро? Зарезал старика и его болезненную жену, несколько лет не покидавшую постели, задушил невинных детей… И сделал Рон свое подлое деяние как трус — ночью, когда семья Дижа крепко спала. Он знал, что согласно Предсказанию будет перенесен первым весенним Скачком за тысячи лиг, и, почуяв вчера звериным своим нутром приближение Ветра Перемен, совершил неслыханное преступление. Я прожил на этой земле почти двести лет и видел всякое: страшные налеты тиров, выжигавших дотла половину деревни, могучие землетрясения, опрокидывавшие дома в трещины, свирепые ураганы, все сметавшие на своем пути. Но никогда я не встречался с такой чудовищной неблагодарностью, и я спрашиваю вас: неужели нет предела звериному в человеке? Неужели дети наших детей когда-нибудь поступят так с нашими детьми?
Старик замолчал, сложив жилистые руки на бурно вздымавшейся груди, и обвел взглядом, полным боли, лица посельчан. В воздухе висела едкая пыль, поднимавшаяся из расщелины вместе с едким сернистым газом, но никто не закрыл глаза, никто не отвернулся. Лланма почувствовала, как рука Янса сильно сжала ее плечо, но не пошевелилась и только чуть наклонила голову, чтобы резкие лучи заходящего зеленого солнца не так слепили ее.
Хранитель вновь повернулся лицом к трещине и заглянул в нее. У некоторых женщин вырвался сдавленный крик — никто, кроме отца Габара, не мог без страха смотреть в пропасть Успокоения. Помедлив, он поднял руки — и тотчас охотники со вздохом облегчения сбросили свои ноши с плеч. С неба в расщелину немедленно ринулась стая птиц, оглашая воздух резким клекотом. Еще несколько мгновений — и все вокруг стихло.
В деревню возвращались, как это было принято, семьями. Лланма, как и все сироты, держалась в отдалении от своих приемных родителей — Норы Банг и Реда Бента. У стариков были свои дети… Да и не хотелось ни с кем разговаривать: из головы не выходило предсказание отца Габара.
Девочка высокими, парящими прыжками преодолевала одну расщелину за другой. «И как этот Хранитель рискует заглядывать в их бездонное чрево?» — подумала она. Янс, правда, не раз хвастался, что ему удалось спуститься в небольшую трещину у Старых зданий, но это было обычным мальчишеским трепом. Отец Габар как-то рассказывал, что глубина самой мелкой пропасти не меньше двух лиг. Стоит сделать одно неверное движение во время прыжка, неправильно поставить ногу при толчке, не угадать формы постоянно меняющегося противоположного края — и все будет кончено… Лланма знала, что такие случаи крайне редки: природа наградила их, обитателей Майоры, сильными ногами, небольшими крыльями и, главное, безошибочным чутьем.
— О чем ты думаешь, девочка? — раздался рядом ласковый голос. — Неужели о смерти?
Лланма вздрогнула и обернулась. В нескольких шагах позади нее бежала Анга, самая красивая женщина в деревне. Ею восхищались все девочки, но и немного побаивались. Да разве одни только девочки!
Пышные волосы Анги развевались на ветру, ее тонкая фигура плавно скользила над землей — словно волна прибоя катилась по песчаному берегу. В движениях ее, по-мужски мощных и точных, проглядывало и чисто женское изящество, особенно когда при длинном, в два десятка метров, прыжке она раскрывала белые крылья. Трудно было поверить, что эта черноволосая красавица — одна из лучших охотниц в поселке. Она, правда, никогда не ходила вместе с мужчинами в Горячую долину охотиться на кридов — крупных летающих ящеров, чей густой мех так спасал жителей деревни во время зимних стуж. Зато Анге не было равных в ловле быстроногих солей, живущих в отрогах скал, в труднопроходимых, изрезанных широкими расщелинами местах. Ни один мужчина не рискнул бы гоняться там за ловкими, изящными зверьками, мясо которых обладало целебными свойствами.
Только в глухую пору зимы, когда края трещин покрывались толстой коркой льда, Анга оставляла свой опасный промысел и уединялась в хижине на Птичьем холме. Жители деревни оставались без свежего мяса, болезни сразу же начинали разгуливать по селению, а родившиеся в это время дети на долгие годы оставались хилыми и слабоумными.
— Нет, Анга, я думаю не о смерти, а о себе, — призналась смущенная девочка. — Сегодня отец Габар сделал для меня новое Предсказание… Мне очень не хочется покидать эти места!
— Ты еще совсем ребенок, но уже влюблена, — грустно улыбнулась охотница, поддерживая Лланму во время крутого подъема на каменистый холм. — Твоя печаль естественна… но тебе придется смириться.
Через такие потери проходят все женщины. Ветер Перемен заставляет их вновь и вновь создавать семьи — и вскоре безжалостно разлучает с родными. Одни женщины в конце концов привыкают к этому… а другие теряют близких так много раз, что у них не остается больше сил любить!
Анга была единственной незамужней женщиной в деревне, и Лланма поняла, что охотница говорит о себе.
— Я знаю, — с горечью сказала девочка. — Наверное, отец Габар прав, и нам с Янсоном не следует больше мучить друг друга бесполезными мечтами…
— Сегодня ты переночуешь у меня, — сказала Анга, с сочувствием глядя на Лланму. — А еще лучше — давай-ка перебирайся ко мне! У твоих приемных родителей будет время привыкнуть к мысли о неизбежном вашем расставании. Бедные старики! Сколько детей, своих и перенесенных Скачками, отнял у них Ветер Перемен!
Вскоре Лланма с беспокойством увидела, как впереди, из-за края ближайшей извилистой трещины, показалась чешуйчатая голова крида. Обычно криды опасались приближаться к деревне, но иногда особо агрессивные, матерые самцы подстерегали одиноких путников сразу же за околицей. Спрятавшись в расщелинах, они терпеливо поджидали неосторожную жертву в прохладной мгле, уцепившись когтистыми лапами за неровности каменных стен. В момент, когда ничего не подозревающий человек взмывал в прыжке над пропастью, хищник одним толчком мощных лап выбрасывал свое гибкое тело ввысь, хватал добычу и, распустив перепончатые крылья, мягко планировал в пропасть. Отец Габар рассказывал, что в глубине бездонных расщелин находится множество широких уступов и пещер — излюбленных мест обитания кридов. Охотники нередко находили там останки людей и домашних животных…
Зеленое солнце подкатилось к горизонту, изрезанному остроконечными скалами, когда процессия достигла широкой трещины Успокоения. Испокон веков эта бездонная расщелина служила для деревни кладбищем. Обычно спокойные края ее сегодня были сильно размыты и непрерывно меняли очертания. В воздухе стоял глухой шум осыпающихся в пропасть камней. Старухи тихо запричитали — похороны в такие дни считались недоброй приметой, — но отец Габар одним движением руки заставил всех замолчать. Он встал на самый край трещины, непрерывно двигаясь, чтобы не упасть в бездну, а рядом с ним выстроились в ряд шестеро мужчин со страшными ношами на плечах. Косые лучи заходящего зеленого солнца расцветили их суровые лица, а оранжевое светило, застывшее в зените, зажгло ярким пламенем их длинные волосы. Над расщелиной немедленно повисли птицы-могильщики, сбившись в непрерывно вращающийся шар.
— Сегодня деревня прощается с семьей нашего старейшего рыбака Дижа, — прогремел над пропастью голос отца Габара. — Я спрашиваю вас: как такое могло случиться? Как у этого злодея Рона поднялась рука на своих благодетелей? Мы приняли его в нашу общую семью прошлым летом, когда Рон был перенесен Скачком из лесов Срединного материка. Диж взял его в свой дом приемным сыном, научил нелегкой профессии кормчего — и чем Рон отплатил за добро? Зарезал старика и его болезненную жену, несколько лет не покидавшую постели, задушил невинных детей… И сделал Рон свое подлое деяние как трус — ночью, когда семья Дижа крепко спала. Он знал, что согласно Предсказанию будет перенесен первым весенним Скачком за тысячи лиг, и, почуяв вчера звериным своим нутром приближение Ветра Перемен, совершил неслыханное преступление. Я прожил на этой земле почти двести лет и видел всякое: страшные налеты тиров, выжигавших дотла половину деревни, могучие землетрясения, опрокидывавшие дома в трещины, свирепые ураганы, все сметавшие на своем пути. Но никогда я не встречался с такой чудовищной неблагодарностью, и я спрашиваю вас: неужели нет предела звериному в человеке? Неужели дети наших детей когда-нибудь поступят так с нашими детьми?
Старик замолчал, сложив жилистые руки на бурно вздымавшейся груди, и обвел взглядом, полным боли, лица посельчан. В воздухе висела едкая пыль, поднимавшаяся из расщелины вместе с едким сернистым газом, но никто не закрыл глаза, никто не отвернулся. Лланма почувствовала, как рука Янса сильно сжала ее плечо, но не пошевелилась и только чуть наклонила голову, чтобы резкие лучи заходящего зеленого солнца не так слепили ее.
Хранитель вновь повернулся лицом к трещине и заглянул в нее. У некоторых женщин вырвался сдавленный крик — никто, кроме отца Габара, не мог без страха смотреть в пропасть Успокоения. Помедлив, он поднял руки — и тотчас охотники со вздохом облегчения сбросили свои ноши с плеч. С неба в расщелину немедленно ринулась стая птиц, оглашая воздух резким клекотом. Еще несколько мгновений — и все вокруг стихло.
В деревню возвращались, как это было принято, семьями. Лланма, как и все сироты, держалась в отдалении от своих приемных родителей — Норы Банг и Реда Бента. У стариков были свои дети… Да и не хотелось ни с кем разговаривать: из головы не выходило предсказание отца Габара.
Девочка высокими, парящими прыжками преодолевала одну расщелину за другой. «И как этот Хранитель рискует заглядывать в их бездонное чрево?» — подумала она. Янс, правда, не раз хвастался, что ему удалось спуститься в небольшую трещину у Старых зданий, но это было обычным мальчишеским трепом. Отец Габар как-то рассказывал, что глубина самой мелкой пропасти не меньше двух лиг. Стоит сделать одно неверное движение во время прыжка, неправильно поставить ногу при толчке, не угадать формы постоянно меняющегося противоположного края — и все будет кончено… Лланма знала, что такие случаи крайне редки: природа наградила их, обитателей Майоры, сильными ногами, небольшими крыльями и, главное, безошибочным чутьем.
— О чем ты думаешь, девочка? — раздался рядом ласковый голос. — Неужели о смерти?
Лланма вздрогнула и обернулась. В нескольких шагах позади нее бежала Анга, самая красивая женщина в деревне. Ею восхищались все девочки, но и немного побаивались. Да разве одни только девочки!
Пышные волосы Анги развевались на ветру, ее тонкая фигура плавно скользила над землей — словно волна прибоя катилась по песчаному берегу. В движениях ее, по-мужски мощных и точных, проглядывало и чисто женское изящество, особенно когда при длинном, в два десятка метров, прыжке она раскрывала белые крылья. Трудно было поверить, что эта черноволосая красавица — одна из лучших охотниц в поселке. Она, правда, никогда не ходила вместе с мужчинами в Горячую долину охотиться на кридов — крупных летающих ящеров, чей густой мех так спасал жителей деревни во время зимних стуж. Зато Анге не было равных в ловле быстроногих солей, живущих в отрогах скал, в труднопроходимых, изрезанных широкими расщелинами местах. Ни один мужчина не рискнул бы гоняться там за ловкими, изящными зверьками, мясо которых обладало целебными свойствами.
Только в глухую пору зимы, когда края трещин покрывались толстой коркой льда, Анга оставляла свой опасный промысел и уединялась в хижине на Птичьем холме. Жители деревни оставались без свежего мяса, болезни сразу же начинали разгуливать по селению, а родившиеся в это время дети на долгие годы оставались хилыми и слабоумными.
— Нет, Анга, я думаю не о смерти, а о себе, — призналась смущенная девочка. — Сегодня отец Габар сделал для меня новое Предсказание… Мне очень не хочется покидать эти места!
— Ты еще совсем ребенок, но уже влюблена, — грустно улыбнулась охотница, поддерживая Лланму во время крутого подъема на каменистый холм. — Твоя печаль естественна… но тебе придется смириться.
Через такие потери проходят все женщины. Ветер Перемен заставляет их вновь и вновь создавать семьи — и вскоре безжалостно разлучает с родными. Одни женщины в конце концов привыкают к этому… а другие теряют близких так много раз, что у них не остается больше сил любить!
Анга была единственной незамужней женщиной в деревне, и Лланма поняла, что охотница говорит о себе.
— Я знаю, — с горечью сказала девочка. — Наверное, отец Габар прав, и нам с Янсоном не следует больше мучить друг друга бесполезными мечтами…
— Сегодня ты переночуешь у меня, — сказала Анга, с сочувствием глядя на Лланму. — А еще лучше — давай-ка перебирайся ко мне! У твоих приемных родителей будет время привыкнуть к мысли о неизбежном вашем расставании. Бедные старики! Сколько детей, своих и перенесенных Скачками, отнял у них Ветер Перемен!
Вскоре Лланма с беспокойством увидела, как впереди, из-за края ближайшей извилистой трещины, показалась чешуйчатая голова крида. Обычно криды опасались приближаться к деревне, но иногда особо агрессивные, матерые самцы подстерегали одиноких путников сразу же за околицей. Спрятавшись в расщелинах, они терпеливо поджидали неосторожную жертву в прохладной мгле, уцепившись когтистыми лапами за неровности каменных стен. В момент, когда ничего не подозревающий человек взмывал в прыжке над пропастью, хищник одним толчком мощных лап выбрасывал свое гибкое тело ввысь, хватал добычу и, распустив перепончатые крылья, мягко планировал в пропасть. Отец Габар рассказывал, что в глубине бездонных расщелин находится множество широких уступов и пещер — излюбленных мест обитания кридов. Охотники нередко находили там останки людей и домашних животных…