Страница:
— Сомкнуться. Атакуем в лоб! — передал Клубов.
Мы хорошо знаем проверенный практикой наш излюбленный прием внезапно атаковать численно превосходящего противника стремительным ударом в лоб, ошеломить его дерзостью, неожиданно складывающейся ситуацией. Расчет простой и верный: выбить из девяток, особенно из головной, несколько машин, лучше всего — сбить флагмана, внести замешательство в ряды противника, посеять среди него панику — и снова бить из наиболее выгодного положения.
Вот и сейчас мы с Жердевым, идя правее командира, стараемся поймать в прицел врага. Еще только собираемся открыть огонь, а впереди, чуть выше и левее, в небе словно вздулся шар из яркого Пламени. Хорошо видно отвалившуюся от «хейнкеля» плоскость с мотором. Она странно кувыркнулась и, падая, пронеслась совсем близко от самолета Жердева.
Один есть!..
Открываем огонь тоже — бьем по самолетам второй группы. И два «хейнкеля», будто по мановению волшебной палочки, сразу же загораются.
Успевает произвести атаку второе наше звено — звено Павла Еремина. Николай Чистов и Александр Ивашко подбили по бомбардировщику.
Сразу же ринулись в очередную атаку. Объект ее — следующая группа бомбардировщиков. Снизу как бы «прочесываем» всю вражескую колонну. «Мессершмитты», прикрывающие ее сверху, вначале не поняли, что происходит. А когда увидели горящие «юнкерсы», заметались.
В эфире — разноголосица на все лады, на любые тона: команды, советы, порою и ругань. Не слышно даже, что передают с земли. Что ж, — идет бой, и каждый выражает свои чувства.
Мы уже проскочили всю колонну, разворачиваемся на сто восемьдесят градусов — и атакуем снова, на догоне, опять-таки снизу: не «вылазим» наверх, к «мессерам» и продолжаем бить врага. Жердев сбивает еще одного.
Тем временем группа Лукьянова подоспела в район боя. Ведущий видит, что две девятки уже рассеяны и со снижением разворачиваются, уходят. Объектом его атак становится третья девятка противника. Удар наносится с такой же стремительностью, в лоб.
В этом бою наши летчики сбили 8 вражеских бомбардировщиков и два подбили. Но есть и потери: огнем с «юнкерса» сбили самого молодого летчика — Николая Попова. Очень уж близко подошел он к бомбардировщику, зажег его, но стрелок успел огрызнуться огнем — и чуть ли не в упор разрядил крупнокалиберный пулемет в истребитель. Тот загорелся.
Два самолета так и упали горящими в днепровские плавни — наш и вражеский.
Когда возвратились домой, обратили внимание, что истребители наши сплошь забрызганы маслом. А самолет Клубова — так тот весь, даже остекление кабины, — покрыт плотной жирной пленкой грязно-желтого цвета. Оказывается, выпущенная Клубовым трасса вспорола маслобаки, и масло брызнуло из бомбардировщика фонтаном. Распыляясь в воздухе, оно и обдало проносящийся близко истребитель.
За этот бой, проведенный над Мелитополем, многие летчики удостоились высоких правительствённых наград.
Оказывается, советские войска 26 сентября изготовились к наступлению, и потому враг всеми силами пытался сорвать его. Гитлеровское командование определило: это и есть направление главного удара на Сиваш, на Перекоп.
Сегодня же в штабных документах и бой нынешний будет описан, и донесения в вышестоящую инстанцию составлены, а в наших летных книжках появятся свежие записи.
Многие летчики пополнили за эти дни свой боевой счет, отличились в воздушных боях. Только за последние шесть дней сбито десять Ю-88, три Ю-87 и десять Me-109.
Но останутся в документах и печальные записи: не все вернулись домой, не все дожили до победы над нашим врагом. В числе их — Александр Самсонов и Василий Семенов.
Таврия — Сиваш — Перекоп
Мы хорошо знаем проверенный практикой наш излюбленный прием внезапно атаковать численно превосходящего противника стремительным ударом в лоб, ошеломить его дерзостью, неожиданно складывающейся ситуацией. Расчет простой и верный: выбить из девяток, особенно из головной, несколько машин, лучше всего — сбить флагмана, внести замешательство в ряды противника, посеять среди него панику — и снова бить из наиболее выгодного положения.
Вот и сейчас мы с Жердевым, идя правее командира, стараемся поймать в прицел врага. Еще только собираемся открыть огонь, а впереди, чуть выше и левее, в небе словно вздулся шар из яркого Пламени. Хорошо видно отвалившуюся от «хейнкеля» плоскость с мотором. Она странно кувыркнулась и, падая, пронеслась совсем близко от самолета Жердева.
Один есть!..
Открываем огонь тоже — бьем по самолетам второй группы. И два «хейнкеля», будто по мановению волшебной палочки, сразу же загораются.
Успевает произвести атаку второе наше звено — звено Павла Еремина. Николай Чистов и Александр Ивашко подбили по бомбардировщику.
Сразу же ринулись в очередную атаку. Объект ее — следующая группа бомбардировщиков. Снизу как бы «прочесываем» всю вражескую колонну. «Мессершмитты», прикрывающие ее сверху, вначале не поняли, что происходит. А когда увидели горящие «юнкерсы», заметались.
В эфире — разноголосица на все лады, на любые тона: команды, советы, порою и ругань. Не слышно даже, что передают с земли. Что ж, — идет бой, и каждый выражает свои чувства.
Мы уже проскочили всю колонну, разворачиваемся на сто восемьдесят градусов — и атакуем снова, на догоне, опять-таки снизу: не «вылазим» наверх, к «мессерам» и продолжаем бить врага. Жердев сбивает еще одного.
Тем временем группа Лукьянова подоспела в район боя. Ведущий видит, что две девятки уже рассеяны и со снижением разворачиваются, уходят. Объектом его атак становится третья девятка противника. Удар наносится с такой же стремительностью, в лоб.
В этом бою наши летчики сбили 8 вражеских бомбардировщиков и два подбили. Но есть и потери: огнем с «юнкерса» сбили самого молодого летчика — Николая Попова. Очень уж близко подошел он к бомбардировщику, зажег его, но стрелок успел огрызнуться огнем — и чуть ли не в упор разрядил крупнокалиберный пулемет в истребитель. Тот загорелся.
Два самолета так и упали горящими в днепровские плавни — наш и вражеский.
Когда возвратились домой, обратили внимание, что истребители наши сплошь забрызганы маслом. А самолет Клубова — так тот весь, даже остекление кабины, — покрыт плотной жирной пленкой грязно-желтого цвета. Оказывается, выпущенная Клубовым трасса вспорола маслобаки, и масло брызнуло из бомбардировщика фонтаном. Распыляясь в воздухе, оно и обдало проносящийся близко истребитель.
За этот бой, проведенный над Мелитополем, многие летчики удостоились высоких правительствённых наград.
Оказывается, советские войска 26 сентября изготовились к наступлению, и потому враг всеми силами пытался сорвать его. Гитлеровское командование определило: это и есть направление главного удара на Сиваш, на Перекоп.
Сегодня же в штабных документах и бой нынешний будет описан, и донесения в вышестоящую инстанцию составлены, а в наших летных книжках появятся свежие записи.
Многие летчики пополнили за эти дни свой боевой счет, отличились в воздушных боях. Только за последние шесть дней сбито десять Ю-88, три Ю-87 и десять Me-109.
Но останутся в документах и печальные записи: не все вернулись домой, не все дожили до победы над нашим врагом. В числе их — Александр Самсонов и Василий Семенов.
Таврия — Сиваш — Перекоп
С аэродрома Розовка мы действовали до 11 октября — прикрывали районы Мелитополя, Эристовки, Пришиба, Большого Токмака. Затем поближе к Большому Токмаку и перебазировались на большую ровную, как стол, площадку, над которой господствовала небольшая, похожая на курган и служившая летчикам ориентиром высота с отметкой «93».
Через несколько дней войска 4-го Украинского фронта прорвут оборону противника на реке Молочной, а пока что мы действуем главным образом в качестве «охотников», наносим удары по вражеским эшелонам на единственной железнодорожной магистрали, питающей мелитопольскую группировку гитлеровцев на участке длиной 100 километров между станциями Мелитополь и Партизаны.
Летели однажды домой, а над степью — огромный столб черного дыма. Дома узнали: это Михаил Лиховид, выполняя парой разведку районов Акимовка, Григорьевка, Геническ, обнаружил на станции Бутлюг железнодорожный состав с шестью цистернами и проштурмовал его.
Почти двое суток бушевал на станции огонь, перекинулся на другие эшелоны, пристанционные сооружения, склады. Хороший был для нас ориентир — подпиравший небо черный султан. И не удивительно, что в центре внимания авиаторов был в эти дни скромный черноволосый юноша Миша Лиховид: он нанес противнику огромный урон. К тому же за несколько дней до этого свалил «раму», потом Ю-87.
Всего же наши летчики за время боев на этом участке сбили в воздушных боях 27 стервятников.
Идут радостные вести: 14 октября наши войска освободили Запорожье, 23-го — Мелитополь, а 25-го — Днепропетровск.
Все время прикрываем наши войска, летаем в районы Мордвиновки и Данило-Ивановки, ведем бои — яростные, горячие.
Перебазируемся часто: за месяц четыре аэродрома сменили. Погода с каждым днем ухудшается. Дышит море, ему «помогают» Днепровские плавни, а еще Гнилое море — Сиваш. Низко стелются туманы, нависают над самой головой тяжелые облака, то и дело моросят дожди. Но боевая работа не прекращается. Полеты, правда, выполняются не каждый день и не с прежней интенсивностью.
Ходим четверками и шестерками. Как правило, на малых высотах.
К концу октября все чаще летаем в район Перекопа, прикрываем переправы через Сиваш. Видим все: и идущую по лежащему на понтонах настилу артиллерию на конной тяге, торопящихся на противоположный берег пехотинцев. Даже саперов, стоящих по пояс в воде и обеспечивающих устойчивую работу переправы. Тут и там бьют из воды фонтаны — фашисты ведут артиллерийский огонь по переправе. Авиация пытается ее бомбить, но безуспешно. Как только забрезжит рассвет, со стороны Крыма появляются группы самолетов Ю-87 под прикрытием «мессершмиттов». Тут их мы, истребители, и встречаем, не пускаем к переправам, к войскам, торопящимся прорваться в Крым.
…1 ноября двумя группами — во главе одной Речкалов, вторую повел Клубов — вылетели на прикрытие наших войск. Видна хорошо переправа, видны отчетливо длинной цепочкой вытянувшиеся подразделения войск, идущих на подмогу тем, которые ведут жаркое сражение с врагом уже на крымской земле.
Мы как раз проскакивали участок между Перекопом и Армянском, когда операторы станции РУС-2 обнаружили идущую курсом на север большую группу фашистских бомбардировщиков. Некоторое время спустя незнакомая еще нам станция наведения «Ракета-7» (таких станций немало было разбросано вдоль линии фронта, так что у нашего «Тигра» появились коллеги) и навела нашу группу на три десятки Ю-87.
Завязался бой. Пара Речкалова с ходу атаковала первую десятку, мы с Жердевым — вторую.
Не осталась без дела и группа Клубова: ее другая станция наведения нацелила на «Хеншелей-129», штурмовавших наши войска. Особенно не любили этот самолет танкисты: «хеншель» применялся гитлеровцами для борьбы с нашими танками. На нем в подменой гондоле установлена была 75-миллиметровая пушка. Кроме того, он имел на вооружении четыре 20-миллиметровые пушки. Все вооружение «смотрело» вперед. Когда «хеншель» стрелял, наблюдался огромный сноп огня…
Вражеские пилоты, увидев приближающуюся к ним четверку истребителей, сразу же прекратили штурмовку и стали уходить на бреющем: «хеншель» сзади не защищен, и встреча с истребителем не сулит ему ничего хорошего.
Клубов намеревался догнать крылатых разбойников и расправиться с ними, но вдруг впереди слева заметил девятку Ю-87, заходящую на бомбометание; там, на окраине Армянска, уже вели бой наши войска.
— Атакуем! — коротко передал он в эфир и довернул истребитель левее. Ударом снизу с короткой дистанции он поразил «лаптежника», затем зашел в хвост второму — и тоже сбил его короткой очередью. Первый упал близ Армянска, второй — возле Буденновки.
Пополнил свой счет на одного Ю-87 и Николай Ершов. В конце боя Николай Трофимов сбил «мессера», затем подбил еще одного.
Тем временем наша четверка продолжала вести борьбу со «своими» «юнкерсами». Жердев зажег одного, затем двух подряд снял Речкалов. Атаковал и сбил «лаптежника» Голубев.
Все смешалось. А вот подходит и третья десятка вражеских бомбардировщиков, и мы с Жердевым атакуем ее.
На Жердева, атакующего выбранную цель, заходит сзади резко вышедший из круга «юнкерс», чтобы неожиданным ударом из передних установок если не сбить Жердева, то хотя бы сорвать его замысел.
Но враг явно переоценил и свои возможности, и сложившуюся обстановку. Я резко подворачиваю вправо свой истребитель и открываю огонь почти что навскидку. Дал длинную очередь — вел огонь до самого сближения с «юнкерсом». Пронесся мимо него и не видел, что и как произошло дальше.
Только позднее от станции наведения узнал: сбил! Бомбардировщик упал южнее Перекопа.
Услышал — и еще не поверил. Только дома, после того, как лаборанты проявили пленку фотокинопулемета, убедился: есть на моем счету третья победа!
Задумался: у моего товарища Жоры Голубева счет сбитых самолетов в два раза больше. Жердев довел свой счет до двенадцати. Саша Ивашко «подровнял» его до десяти… Как мне догнать их? Хожу все время ведомым, а он, как известно, имеет свою задачу — быть щитом у командира, прикрывать его действия, оберегать от вражеских ударов…
Сразу после возвращения из очередного боя, прямо на стоянке я оказался в центре волнующего события, которое запомнилось на всю жизнь.
Заруливая, увидел двух комиссаров — начподива Мачнева и заместителя командира полка по политчасти Погребного, явно дожидавшихся нашего возвращения. Выключил двигатель, спрыгнул с плоскости, спешу, как и другие, доложить старшему из них — Дмитрию Константиновичу Мачневу о результатах вылета. Мачнев — в хорошем расположении духа, улыбается.
— А ты сбил?
— Да, товарищ полковник: одного сбил!
— Вот и поздравляю. И не только с боевым успехом, а главное — со вступлением в партию, коммунист Сухов!.. И вручает партийный билет.
— Дерись еще лучше!
— Буду драться!..
Погребной тоже тепло поздравил меня, крепко пожал руку, обнял.
Стою перед ними, перед товарищами — смущенный и немного растерянный таким неожиданным вниманием. Не успел еще заявить о себе, вклад пока слишком мал, вечером подсчитал: за 2 месяца совершил 119 боевых вылетов, участвовал в 23 воздушных боях, а сбил всего только три самолета. Да, скромный, очень скромный пока что итог.
Но тут же ищу оправдание: зато обеспечивал своим ведущим, да и другим летчикам эскадрильи неотразимость их атак. А они за это время «наломали» фашистским коршунам крылья. Да так, что только щепки летели!
…Море не давало Покрышкину покоя. Чем ближе к нему мы располагались, тем чаще Александр Иванович что-то прикидывал по карте, замерял расстояния, рассчитывал.
— Что-то опять придумывает наш командир! — скорчив хитрую гримасу, делился с нами догадкой вездесущий Андрей Труд.
Он не ошибся. В скором времени Покрышкин приступил к реализации своего замысла вести «охоту» над морем.
Что же тревожило его, что будоражило мысль, давало энергию творческому поиску?
Море. Точнее говоря — небо над морем. А еще точнее — «воздушный мост», проложенный противником из Одессы, на котором используются транспортные самолеты Ю-52 для доставки боеприпасов, горючего, продуктов питания и снаряжения блокированным в Крыму гитлеровским частям. На борту «юнкерсов», как стало известно, нередко перебрасывается и командный состав…
В общем, для Покрышкина главным было — ликвидировать «воздушный мост». Но как, если до него от нашего аэродрома не так уж близко?
— Далековато! — вслух рассуждает Александр Иванович, прикинув расстояние по карте. — Горючего не хватит… А что, если поставить дополнительные подвесные баки?!
Своей мыслью поделился с техником. Тот счел ее вполне реальной, тем более, что «посуду» предусмотрительный командир не сдал на склад, как другие.
— Дело нужное, интересное, — лукаво стрельнул глазами техник звена управления полка Павел Лоенко. — Отчего же не помочь фрицам искупаться? Правда, водичка сейчас холодноватая, но ничего — это полезно…
Вскоре техники поставили по одному подвесному баку на два истребителя, и 5 ноября Покрышкин с Голубевым вылетели в пробный дальний рейс — в район южнее Каркинитского залива.
Пришли в предполагаемый район пролетов транспортной авиации противника, походили немного, внимательно осматривая воздушное пространство. Погода сложная — низко нависли над бушующим штормовым морем тяжелые облака. Чуть приподнимешься — ничего не видно. А внизу волны гуляют на бесконечном просторе, вода близко — опасно…
Но вот на сером фоне обозначилось два пятнышка. Нет, не чайки: станет ли птица в такую непогодь крылья себе ломать, «юнкерсы» это. Уже отчетливо видны и очертания трехмоторной машины.
Покрышкин сразу же пошел на сближение с противником, как всегда, ударил с короткой дистанции. Самолет загорелся.
А тут и Голубев атаковал второго — и тоже зажег его. Два костра, не успев разгореться, плюхнулись в воду. Дым над ними долго не раскачивался: свирепый ветер размотал его в клочья…
Летали потом на «охоту» еще не раз и командир со своим ведомым, и другие наши летчики. Сбили еще несколько Ю-52, вынудив гитлеровское командование ликвидировать «мост», связывавший Одессу с Крымом.
Коль баки позволили увеличить «плечо», отдельные пары стали ходить и в районы Никополя, где еще оставались немцы, и тоже перехватывали транспортные самолеты противника. Летали порой и поодиночке, разумеется, наиболее подготовленные летчики — Павел Еремин, Михаил Новиков, да и другие наши асы. Сбивали Ю-52 и там, срывали доставку отрезанным гитлеровским частям боеприпасов и продовольствия…
Полк, изрядно «поизносивший» в непрерывных боях материальную часть, должен был получить новые самолеты.
Была укомплектована группа летчиков для перегона машин из Закавказья. В эту группу назначен был и я.
Сборы короткие: приказано завтра убыть, накануне вечером Все уже уложено. Да что фронтовику укладывать? Бритвенный прибор, мыло и полотенце…
Пункт назначения, указанном в командировочном предписании, отыскали на карте: далеко!..
Добирались не без трудностей. «На перекладных», главным образом — поездами. Ехали неделю. Насмотрелись всякого, да и испытали немало сами. Что же он натворил, враг проклятый! Сколько бед, сколько горя причинил он нашим людям!
— Ну, вернемся в полк, — говорили ребята, — сочтемся с фашистами и по этому счету!..
По пути «заглянув» на денек к Искрину в Ессентуки, прибыли, наконец, на место.
Поселились в какой-то казарме летной школы. Старались побыстрее решить наши дела — получить самолеты и отправиться в часть. Но мы здесь не одни: желающих получить «свои» самолеты вон сколько!
Аэродром находится за городом. Погода отличная. Взлетают и садятся самолеты: курсанты местного училища учатся летать. Но аэродром теперь не только в их распоряжении: он является промежуточным для поступающих машин. По периметру — несколько стоянок, на которых длинными рядами выстроились истребители. Новенькие, сверкающие на солнце свежей краской и оттого кажущиеся какими-то нарядными, праздничными, вовсе не предназначенными для войны.
Наша дюжина боевых машин стоит возле самого КДП — командно-диспетчерского пункта. Направляемся туда. Приступаем к приемке. Прежде всего проверяем комплектность. Все на месте — и инструмент, и чехлы. Но надо же и двигатели опробовать.
— Да что тут пробовать, их только вчера перегонщики доставили, — говорит кто-то из местных техников. А прибывший вместе с нами инженер полка капитан Глеб Копылов многозначительно возражает:
— Порядок есть порядок!..
И наши техники и механики проверяют все, уточняют, если вдруг возникло сомнение: они приучены к порядку не только своим старшим начальником: маршрут дальний, а лидера не будет — полетим сами. Техника должна работать безупречно.
Через день улетели. Накануне побывали на базаре, накупили ребятам гостинцев, загрузили все лючки, куда только можно было что-нибудь положить, пристроить, даже пустые патронные ящики использовали как «тару» — затолкали туда узелки да пакеты. И за бронестекло, что за спиной, тоже кое-что пристроили.
Наконец, взлетели, легли на нужный курс. Садились в Махачкале, затем в Армавире и, наконец, в Новочеркасске (вот он, мой Хотунок!). Нигде никаких осложнений, никаких задержек. Погода всюду — как по заказу. Только родной Новочеркасск встретил низкой облачностью и снегопадом.
Садиться было сложно. Однако все прошло нормально. Зарулили, заправились, уточнили у синоптиков погоду на маршруте. Ничего утешительного не услышали: погоды нигде дальше нет — ни в Мариуполе, ни в Мелитополе. А нам в Асканию Нова надо!
Осталось одно — терпеливо ждать, «ловить» погоду. А дом ведь — рядом! Тянет туда. Ой как хочется повидаться со своими!
И вот вечером всей гурьбой — целой дюжиной крепких, веселых, задорных парней — заваливаемся в мой родной дом, на Ермаковскую 99. Моя тетя Анастасия Ванифатьевна в первое мгновение, увидев нескончаемую, как ей показалось, вереницу переступающих порог гостей, даже растерялась, пришла в ужас, но вдруг заслышав мой голос, радостно воскликнула:
— Костя!.. — и бросилась меня обнимать.
Алексей Черников тоже пожелал выразить сыновнее чувство, но Трапочка его опередил:
— Добры вечар, маманя! Принимайте сынов. А на стол, на табуретку ребята уже выкладывали хлеб, консервы, колбасу, мандарины…
— Зачем? — смутилась мать. — Сейчас картошки наварю, поужинаем.
— Конечно, поужинаем! — заулыбался Трапочка, — да еще и по рюмочке винца за ваше здоровье выпьем! — и торжественно извлек из куртки бутылку «токая».
Тут и соседи на голоса заглянули, в одно мгновение весь двор известили:
— Костя с ребятами приехал!
Слово к слову, а тут новость и для меня:
— А брат твой Колька ведь тоже тут!
— Как это, где?!
— Да в госпитале, на Московской, в здании Первой школы.
— Близко ли это? — загорелся Клубов.
— Да вот же, недалеко, — отвечаю, — десять минут ходьбы.
— Надо идти к нему. Прямо сейчас.
— Да, чай, не пустят, — усомнился кто-то. — Строго нынче там.
— Пошли, пошли, ребята! Проведаем парня.
Всей гурьбой в госпиталь и завалились. Да прямо к начальнику. Так, мол, и так — летим на фронт, ждем погоды. А тут вдруг узнали, что брат одного из наших летчиков у вас на излечении находится. Повидаться пришли.
— Это можно. Только чтобы порядок не нарушался…
— Все поняли, товарищ подполковник, — ведет «переговоры» Клубов: порядок ни в коем разе не будет нарушен!
А через несколько минут, глядим, в сопровождении лечащего врача заходит в кабинет Николай.
— Костя, ты? — воскликнул с порога. Мы бросились друг к другу… Лечащий врач говорит:
— Через два-три дня уже выпишется. Рана зажила, скоро и в строй можно будет направить.
— А куда пойдет?
— В запасной полк. Клубов тут же нашелся:
— А не лучше ль в наш полк? Все время воюет, найдется дело и для Николая, заберем его с собой, оружейником станет у брата — будет «семейный экипаж».
— Не имеем права, — отвечает врач.
— Да какое тут право надо? Расписку дадим — так, мол, и так: в 16-й гвардейский авиаполк взяли парня.
— Ладно, — сказал начальник госпиталя. — Пусть по-вашему будет. Только утром пусть кто-нибудь из вас придет за документами.
Николай сияет: не ждал, не гадал…
Возвратились домой «чертовой дюжиной» — нас ведь теперь оказалось… тринадцать. Шутим, смеемся, «обыгрывая» этот факт. Примета, мол, неверная — все наоборот у нас выходит…
Картошка уже сварилась. Садимся за стол. Всем место нашлось, и гостям нашим — тете Варе да тете Паше Поповым тоже. Застолье получилось на славу.
Мать об одном тревожилась: где на ночь всех разместить?
— Не беспокойся, у нас это просто делается.
— Да как же?..
Просто и вышло. Стол придвинули к стенке, на полу постелили все, что можно было постелить, — и улеглись. И через несколько минут все уже спали крепким, здоровым сном уставших зa день людей.
Рано утром — стук в дверь. Открываю. Заходят директор школы, учителя, среди них — и бывшая моя классная руководительница Зоя Федоровна Пастухова: повидаться пришли, а заодно приглашают на встречу с учащимися. Очень просят: первый ведь учебный год после освобождения города от фашистской оккупации…
— А что? Дело-то важное. Надо детям доброе слово сказать! — говорит Николай Новиков. Ребята дружно поддержали идею.
Идти недалеко — школа ведь через дорогу. Половина здания занята под госпиталь, вторая половина — классы. В прежние времена здесь было реальное училище. Перед войной — Третья средняя школа. Мне довелось учиться в ней. Чисто, уютно было. В физическом, химическом, биологическом кабинетах — различное оборудование, наглядные пособия, макеты, приборы… Теперь ничего не осталось — фашисты разбили, разграбили…
Встречу проводили в вестибюле. Выступающий взбирался на табуретку, чтобы его лучше видели и слышали ребята, и рассказывал им о том, как наши воины дерутся на фронте, призывал хорошо учиться, помогать старшим.
Видим вдоль стен взрослых — забинтованных, в халатах, с костылями в руках. Оказывается, и раненые тоже заинтересовались нами — пришли послушать товарищей боевых.
С затаенным вниманием ловили ребята каждое слово Клубова, Ивашко, Черникова…
Дали слово и мне. Прямо скажу: никогда не испытывал такого волнения, как в эти минуты. Хотелось сказать очень много, хотелось выразить чувства, которые вдруг сильно и властно овладели мной здесь, в родной школе. Враг поломал наши планы, втоптал в грязь мечты. Он посягнул на самое святое — на землю нашу, на Родину, на солнце, на жизнь.
Невдалеке увидел мальчишку, глаза которого сияли каким-то особым блеском. На лице — одухотворение и добрая зависть. Еще бы: у Клубова на груди — два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны, у Ивашко — тоже «Знамя».
Когда спросил ребят:
— Кто из вас хочет летчиком стать? — над головами взметнулся лес рук. Едва ли не первым вскинул вверх руку тот мальчишка.
Не знал его тогда. А много лет спустя встретил. В звании полковника. В авиационных погонах.
— Спасибо, Константин Васильевич! Благодаря вам и друзьям вашим я тоже летчиком стал.
Человек этот — Юрий Васильевич Клочков.
На следующий день погода улучшилась. Долго ли нам собираться? А тут и машина подъехала.
— А как же с Колькой будет? — у матери всегда чувствительное сердце, всегда есть повод для тревоги.
— С нами поедет на аэродром, с нами и полетит.
Уже продуман «вариант». Коль наш Ли-2, на котором из Кировабада добирается домой технический состав, где-то задерживается, Николая возьму в свой самолет, усажу его за заднее бронестекло. Так и сделал. Отвинтил и снял бронеспинку, выгрузил подарки, которые везу друзьям, и ребята, «уплотнившись», разместили пакеты в своих машинах, а Кольке велел забраться за сиденье. Залез он, ворочается: тесно даже полулежа в той «норе». Жарко. Но терпеть можно.
— Клади мне голову на плечо!..
Полетели…
Прошли Мариуполь, а на подходе к Мелитополю заволновались: погода ухудшилась, повалил снег. Пришлось садиться на первую попавшуюся площадку. Увидели сверху капониры — значит, аэродром… Сели.
Оказалось, никого здесь нет — ни авиации, ни обслуживающих ее подразделений. А тут и темнота закрыла все. Заночевали. Пришлось самим же и самолеты свои охранять. Так до утра и просидели на этом покинутом аэродроме. Благо, сумели связаться с Мелитополем, дали знать о себе.
Утром пришел бензозаправщик, пополнил баки наших самолетов горючим. Снялись — и взяли курс на Асканию Нова.
Как же встречали нас в полку! Мы рады. Рады и нам: прибыли, новые машины пригнали!
Рады за друзей боевых: здорово дерутся ребята! Паша Еремин за это время лишил противника восьми самолетов! Покрышкин сбил пять, Олефиренко — четыре, Федоров — три, Старчиков, Голубев и Березкин — по два… Ах, какие же они молодцы!..
Интересно послушать подробности. Восхищаемся многими своими однополчанами и по-доброму завидуем им: дерутся ведь!..
В числе особо отличившихся — и капитан Аркадий Федоров. Прикрывая переправу на остров Русский, ведомая им группа истребителей вступила в бой с сорока Ю-87, шедшими с прикрытием.
Схватка была острой, нелегкой. На переправу не упала ни одна бомба. Зато в Сиваш упало шесть «юнкерсов» и два «мессера».
Как же было не поздравить друзей с боевыми успехами!..
Подарки да гостинцы ребятам по душе и по вкусу пришлись. Настроение у всех хорошее. Тем более, что Новый год, как говорится, «на носу»…
…Вечереет. Собираемся на ужин. Идем в столовую все той же гурьбой, весело переговариваемся, вспоминаем смешное да веселое, оттого и поминутно хохотом разражаемся.
Через несколько дней войска 4-го Украинского фронта прорвут оборону противника на реке Молочной, а пока что мы действуем главным образом в качестве «охотников», наносим удары по вражеским эшелонам на единственной железнодорожной магистрали, питающей мелитопольскую группировку гитлеровцев на участке длиной 100 километров между станциями Мелитополь и Партизаны.
Летели однажды домой, а над степью — огромный столб черного дыма. Дома узнали: это Михаил Лиховид, выполняя парой разведку районов Акимовка, Григорьевка, Геническ, обнаружил на станции Бутлюг железнодорожный состав с шестью цистернами и проштурмовал его.
Почти двое суток бушевал на станции огонь, перекинулся на другие эшелоны, пристанционные сооружения, склады. Хороший был для нас ориентир — подпиравший небо черный султан. И не удивительно, что в центре внимания авиаторов был в эти дни скромный черноволосый юноша Миша Лиховид: он нанес противнику огромный урон. К тому же за несколько дней до этого свалил «раму», потом Ю-87.
Всего же наши летчики за время боев на этом участке сбили в воздушных боях 27 стервятников.
Идут радостные вести: 14 октября наши войска освободили Запорожье, 23-го — Мелитополь, а 25-го — Днепропетровск.
Все время прикрываем наши войска, летаем в районы Мордвиновки и Данило-Ивановки, ведем бои — яростные, горячие.
Перебазируемся часто: за месяц четыре аэродрома сменили. Погода с каждым днем ухудшается. Дышит море, ему «помогают» Днепровские плавни, а еще Гнилое море — Сиваш. Низко стелются туманы, нависают над самой головой тяжелые облака, то и дело моросят дожди. Но боевая работа не прекращается. Полеты, правда, выполняются не каждый день и не с прежней интенсивностью.
Ходим четверками и шестерками. Как правило, на малых высотах.
К концу октября все чаще летаем в район Перекопа, прикрываем переправы через Сиваш. Видим все: и идущую по лежащему на понтонах настилу артиллерию на конной тяге, торопящихся на противоположный берег пехотинцев. Даже саперов, стоящих по пояс в воде и обеспечивающих устойчивую работу переправы. Тут и там бьют из воды фонтаны — фашисты ведут артиллерийский огонь по переправе. Авиация пытается ее бомбить, но безуспешно. Как только забрезжит рассвет, со стороны Крыма появляются группы самолетов Ю-87 под прикрытием «мессершмиттов». Тут их мы, истребители, и встречаем, не пускаем к переправам, к войскам, торопящимся прорваться в Крым.
…1 ноября двумя группами — во главе одной Речкалов, вторую повел Клубов — вылетели на прикрытие наших войск. Видна хорошо переправа, видны отчетливо длинной цепочкой вытянувшиеся подразделения войск, идущих на подмогу тем, которые ведут жаркое сражение с врагом уже на крымской земле.
Мы как раз проскакивали участок между Перекопом и Армянском, когда операторы станции РУС-2 обнаружили идущую курсом на север большую группу фашистских бомбардировщиков. Некоторое время спустя незнакомая еще нам станция наведения «Ракета-7» (таких станций немало было разбросано вдоль линии фронта, так что у нашего «Тигра» появились коллеги) и навела нашу группу на три десятки Ю-87.
Завязался бой. Пара Речкалова с ходу атаковала первую десятку, мы с Жердевым — вторую.
Не осталась без дела и группа Клубова: ее другая станция наведения нацелила на «Хеншелей-129», штурмовавших наши войска. Особенно не любили этот самолет танкисты: «хеншель» применялся гитлеровцами для борьбы с нашими танками. На нем в подменой гондоле установлена была 75-миллиметровая пушка. Кроме того, он имел на вооружении четыре 20-миллиметровые пушки. Все вооружение «смотрело» вперед. Когда «хеншель» стрелял, наблюдался огромный сноп огня…
Вражеские пилоты, увидев приближающуюся к ним четверку истребителей, сразу же прекратили штурмовку и стали уходить на бреющем: «хеншель» сзади не защищен, и встреча с истребителем не сулит ему ничего хорошего.
Клубов намеревался догнать крылатых разбойников и расправиться с ними, но вдруг впереди слева заметил девятку Ю-87, заходящую на бомбометание; там, на окраине Армянска, уже вели бой наши войска.
— Атакуем! — коротко передал он в эфир и довернул истребитель левее. Ударом снизу с короткой дистанции он поразил «лаптежника», затем зашел в хвост второму — и тоже сбил его короткой очередью. Первый упал близ Армянска, второй — возле Буденновки.
Пополнил свой счет на одного Ю-87 и Николай Ершов. В конце боя Николай Трофимов сбил «мессера», затем подбил еще одного.
Тем временем наша четверка продолжала вести борьбу со «своими» «юнкерсами». Жердев зажег одного, затем двух подряд снял Речкалов. Атаковал и сбил «лаптежника» Голубев.
Все смешалось. А вот подходит и третья десятка вражеских бомбардировщиков, и мы с Жердевым атакуем ее.
На Жердева, атакующего выбранную цель, заходит сзади резко вышедший из круга «юнкерс», чтобы неожиданным ударом из передних установок если не сбить Жердева, то хотя бы сорвать его замысел.
Но враг явно переоценил и свои возможности, и сложившуюся обстановку. Я резко подворачиваю вправо свой истребитель и открываю огонь почти что навскидку. Дал длинную очередь — вел огонь до самого сближения с «юнкерсом». Пронесся мимо него и не видел, что и как произошло дальше.
Только позднее от станции наведения узнал: сбил! Бомбардировщик упал южнее Перекопа.
Услышал — и еще не поверил. Только дома, после того, как лаборанты проявили пленку фотокинопулемета, убедился: есть на моем счету третья победа!
Задумался: у моего товарища Жоры Голубева счет сбитых самолетов в два раза больше. Жердев довел свой счет до двенадцати. Саша Ивашко «подровнял» его до десяти… Как мне догнать их? Хожу все время ведомым, а он, как известно, имеет свою задачу — быть щитом у командира, прикрывать его действия, оберегать от вражеских ударов…
Сразу после возвращения из очередного боя, прямо на стоянке я оказался в центре волнующего события, которое запомнилось на всю жизнь.
Заруливая, увидел двух комиссаров — начподива Мачнева и заместителя командира полка по политчасти Погребного, явно дожидавшихся нашего возвращения. Выключил двигатель, спрыгнул с плоскости, спешу, как и другие, доложить старшему из них — Дмитрию Константиновичу Мачневу о результатах вылета. Мачнев — в хорошем расположении духа, улыбается.
— А ты сбил?
— Да, товарищ полковник: одного сбил!
— Вот и поздравляю. И не только с боевым успехом, а главное — со вступлением в партию, коммунист Сухов!.. И вручает партийный билет.
— Дерись еще лучше!
— Буду драться!..
Погребной тоже тепло поздравил меня, крепко пожал руку, обнял.
Стою перед ними, перед товарищами — смущенный и немного растерянный таким неожиданным вниманием. Не успел еще заявить о себе, вклад пока слишком мал, вечером подсчитал: за 2 месяца совершил 119 боевых вылетов, участвовал в 23 воздушных боях, а сбил всего только три самолета. Да, скромный, очень скромный пока что итог.
Но тут же ищу оправдание: зато обеспечивал своим ведущим, да и другим летчикам эскадрильи неотразимость их атак. А они за это время «наломали» фашистским коршунам крылья. Да так, что только щепки летели!
…Море не давало Покрышкину покоя. Чем ближе к нему мы располагались, тем чаще Александр Иванович что-то прикидывал по карте, замерял расстояния, рассчитывал.
— Что-то опять придумывает наш командир! — скорчив хитрую гримасу, делился с нами догадкой вездесущий Андрей Труд.
Он не ошибся. В скором времени Покрышкин приступил к реализации своего замысла вести «охоту» над морем.
Что же тревожило его, что будоражило мысль, давало энергию творческому поиску?
Море. Точнее говоря — небо над морем. А еще точнее — «воздушный мост», проложенный противником из Одессы, на котором используются транспортные самолеты Ю-52 для доставки боеприпасов, горючего, продуктов питания и снаряжения блокированным в Крыму гитлеровским частям. На борту «юнкерсов», как стало известно, нередко перебрасывается и командный состав…
В общем, для Покрышкина главным было — ликвидировать «воздушный мост». Но как, если до него от нашего аэродрома не так уж близко?
— Далековато! — вслух рассуждает Александр Иванович, прикинув расстояние по карте. — Горючего не хватит… А что, если поставить дополнительные подвесные баки?!
Своей мыслью поделился с техником. Тот счел ее вполне реальной, тем более, что «посуду» предусмотрительный командир не сдал на склад, как другие.
— Дело нужное, интересное, — лукаво стрельнул глазами техник звена управления полка Павел Лоенко. — Отчего же не помочь фрицам искупаться? Правда, водичка сейчас холодноватая, но ничего — это полезно…
Вскоре техники поставили по одному подвесному баку на два истребителя, и 5 ноября Покрышкин с Голубевым вылетели в пробный дальний рейс — в район южнее Каркинитского залива.
Пришли в предполагаемый район пролетов транспортной авиации противника, походили немного, внимательно осматривая воздушное пространство. Погода сложная — низко нависли над бушующим штормовым морем тяжелые облака. Чуть приподнимешься — ничего не видно. А внизу волны гуляют на бесконечном просторе, вода близко — опасно…
Но вот на сером фоне обозначилось два пятнышка. Нет, не чайки: станет ли птица в такую непогодь крылья себе ломать, «юнкерсы» это. Уже отчетливо видны и очертания трехмоторной машины.
Покрышкин сразу же пошел на сближение с противником, как всегда, ударил с короткой дистанции. Самолет загорелся.
А тут и Голубев атаковал второго — и тоже зажег его. Два костра, не успев разгореться, плюхнулись в воду. Дым над ними долго не раскачивался: свирепый ветер размотал его в клочья…
Летали потом на «охоту» еще не раз и командир со своим ведомым, и другие наши летчики. Сбили еще несколько Ю-52, вынудив гитлеровское командование ликвидировать «мост», связывавший Одессу с Крымом.
Коль баки позволили увеличить «плечо», отдельные пары стали ходить и в районы Никополя, где еще оставались немцы, и тоже перехватывали транспортные самолеты противника. Летали порой и поодиночке, разумеется, наиболее подготовленные летчики — Павел Еремин, Михаил Новиков, да и другие наши асы. Сбивали Ю-52 и там, срывали доставку отрезанным гитлеровским частям боеприпасов и продовольствия…
Полк, изрядно «поизносивший» в непрерывных боях материальную часть, должен был получить новые самолеты.
Была укомплектована группа летчиков для перегона машин из Закавказья. В эту группу назначен был и я.
Сборы короткие: приказано завтра убыть, накануне вечером Все уже уложено. Да что фронтовику укладывать? Бритвенный прибор, мыло и полотенце…
Пункт назначения, указанном в командировочном предписании, отыскали на карте: далеко!..
Добирались не без трудностей. «На перекладных», главным образом — поездами. Ехали неделю. Насмотрелись всякого, да и испытали немало сами. Что же он натворил, враг проклятый! Сколько бед, сколько горя причинил он нашим людям!
— Ну, вернемся в полк, — говорили ребята, — сочтемся с фашистами и по этому счету!..
По пути «заглянув» на денек к Искрину в Ессентуки, прибыли, наконец, на место.
Поселились в какой-то казарме летной школы. Старались побыстрее решить наши дела — получить самолеты и отправиться в часть. Но мы здесь не одни: желающих получить «свои» самолеты вон сколько!
Аэродром находится за городом. Погода отличная. Взлетают и садятся самолеты: курсанты местного училища учатся летать. Но аэродром теперь не только в их распоряжении: он является промежуточным для поступающих машин. По периметру — несколько стоянок, на которых длинными рядами выстроились истребители. Новенькие, сверкающие на солнце свежей краской и оттого кажущиеся какими-то нарядными, праздничными, вовсе не предназначенными для войны.
Наша дюжина боевых машин стоит возле самого КДП — командно-диспетчерского пункта. Направляемся туда. Приступаем к приемке. Прежде всего проверяем комплектность. Все на месте — и инструмент, и чехлы. Но надо же и двигатели опробовать.
— Да что тут пробовать, их только вчера перегонщики доставили, — говорит кто-то из местных техников. А прибывший вместе с нами инженер полка капитан Глеб Копылов многозначительно возражает:
— Порядок есть порядок!..
И наши техники и механики проверяют все, уточняют, если вдруг возникло сомнение: они приучены к порядку не только своим старшим начальником: маршрут дальний, а лидера не будет — полетим сами. Техника должна работать безупречно.
Через день улетели. Накануне побывали на базаре, накупили ребятам гостинцев, загрузили все лючки, куда только можно было что-нибудь положить, пристроить, даже пустые патронные ящики использовали как «тару» — затолкали туда узелки да пакеты. И за бронестекло, что за спиной, тоже кое-что пристроили.
Наконец, взлетели, легли на нужный курс. Садились в Махачкале, затем в Армавире и, наконец, в Новочеркасске (вот он, мой Хотунок!). Нигде никаких осложнений, никаких задержек. Погода всюду — как по заказу. Только родной Новочеркасск встретил низкой облачностью и снегопадом.
Садиться было сложно. Однако все прошло нормально. Зарулили, заправились, уточнили у синоптиков погоду на маршруте. Ничего утешительного не услышали: погоды нигде дальше нет — ни в Мариуполе, ни в Мелитополе. А нам в Асканию Нова надо!
Осталось одно — терпеливо ждать, «ловить» погоду. А дом ведь — рядом! Тянет туда. Ой как хочется повидаться со своими!
И вот вечером всей гурьбой — целой дюжиной крепких, веселых, задорных парней — заваливаемся в мой родной дом, на Ермаковскую 99. Моя тетя Анастасия Ванифатьевна в первое мгновение, увидев нескончаемую, как ей показалось, вереницу переступающих порог гостей, даже растерялась, пришла в ужас, но вдруг заслышав мой голос, радостно воскликнула:
— Костя!.. — и бросилась меня обнимать.
Алексей Черников тоже пожелал выразить сыновнее чувство, но Трапочка его опередил:
— Добры вечар, маманя! Принимайте сынов. А на стол, на табуретку ребята уже выкладывали хлеб, консервы, колбасу, мандарины…
— Зачем? — смутилась мать. — Сейчас картошки наварю, поужинаем.
— Конечно, поужинаем! — заулыбался Трапочка, — да еще и по рюмочке винца за ваше здоровье выпьем! — и торжественно извлек из куртки бутылку «токая».
Тут и соседи на голоса заглянули, в одно мгновение весь двор известили:
— Костя с ребятами приехал!
Слово к слову, а тут новость и для меня:
— А брат твой Колька ведь тоже тут!
— Как это, где?!
— Да в госпитале, на Московской, в здании Первой школы.
— Близко ли это? — загорелся Клубов.
— Да вот же, недалеко, — отвечаю, — десять минут ходьбы.
— Надо идти к нему. Прямо сейчас.
— Да, чай, не пустят, — усомнился кто-то. — Строго нынче там.
— Пошли, пошли, ребята! Проведаем парня.
Всей гурьбой в госпиталь и завалились. Да прямо к начальнику. Так, мол, и так — летим на фронт, ждем погоды. А тут вдруг узнали, что брат одного из наших летчиков у вас на излечении находится. Повидаться пришли.
— Это можно. Только чтобы порядок не нарушался…
— Все поняли, товарищ подполковник, — ведет «переговоры» Клубов: порядок ни в коем разе не будет нарушен!
А через несколько минут, глядим, в сопровождении лечащего врача заходит в кабинет Николай.
— Костя, ты? — воскликнул с порога. Мы бросились друг к другу… Лечащий врач говорит:
— Через два-три дня уже выпишется. Рана зажила, скоро и в строй можно будет направить.
— А куда пойдет?
— В запасной полк. Клубов тут же нашелся:
— А не лучше ль в наш полк? Все время воюет, найдется дело и для Николая, заберем его с собой, оружейником станет у брата — будет «семейный экипаж».
— Не имеем права, — отвечает врач.
— Да какое тут право надо? Расписку дадим — так, мол, и так: в 16-й гвардейский авиаполк взяли парня.
— Ладно, — сказал начальник госпиталя. — Пусть по-вашему будет. Только утром пусть кто-нибудь из вас придет за документами.
Николай сияет: не ждал, не гадал…
Возвратились домой «чертовой дюжиной» — нас ведь теперь оказалось… тринадцать. Шутим, смеемся, «обыгрывая» этот факт. Примета, мол, неверная — все наоборот у нас выходит…
Картошка уже сварилась. Садимся за стол. Всем место нашлось, и гостям нашим — тете Варе да тете Паше Поповым тоже. Застолье получилось на славу.
Мать об одном тревожилась: где на ночь всех разместить?
— Не беспокойся, у нас это просто делается.
— Да как же?..
Просто и вышло. Стол придвинули к стенке, на полу постелили все, что можно было постелить, — и улеглись. И через несколько минут все уже спали крепким, здоровым сном уставших зa день людей.
Рано утром — стук в дверь. Открываю. Заходят директор школы, учителя, среди них — и бывшая моя классная руководительница Зоя Федоровна Пастухова: повидаться пришли, а заодно приглашают на встречу с учащимися. Очень просят: первый ведь учебный год после освобождения города от фашистской оккупации…
— А что? Дело-то важное. Надо детям доброе слово сказать! — говорит Николай Новиков. Ребята дружно поддержали идею.
Идти недалеко — школа ведь через дорогу. Половина здания занята под госпиталь, вторая половина — классы. В прежние времена здесь было реальное училище. Перед войной — Третья средняя школа. Мне довелось учиться в ней. Чисто, уютно было. В физическом, химическом, биологическом кабинетах — различное оборудование, наглядные пособия, макеты, приборы… Теперь ничего не осталось — фашисты разбили, разграбили…
Встречу проводили в вестибюле. Выступающий взбирался на табуретку, чтобы его лучше видели и слышали ребята, и рассказывал им о том, как наши воины дерутся на фронте, призывал хорошо учиться, помогать старшим.
Видим вдоль стен взрослых — забинтованных, в халатах, с костылями в руках. Оказывается, и раненые тоже заинтересовались нами — пришли послушать товарищей боевых.
С затаенным вниманием ловили ребята каждое слово Клубова, Ивашко, Черникова…
Дали слово и мне. Прямо скажу: никогда не испытывал такого волнения, как в эти минуты. Хотелось сказать очень много, хотелось выразить чувства, которые вдруг сильно и властно овладели мной здесь, в родной школе. Враг поломал наши планы, втоптал в грязь мечты. Он посягнул на самое святое — на землю нашу, на Родину, на солнце, на жизнь.
Невдалеке увидел мальчишку, глаза которого сияли каким-то особым блеском. На лице — одухотворение и добрая зависть. Еще бы: у Клубова на груди — два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны, у Ивашко — тоже «Знамя».
Когда спросил ребят:
— Кто из вас хочет летчиком стать? — над головами взметнулся лес рук. Едва ли не первым вскинул вверх руку тот мальчишка.
Не знал его тогда. А много лет спустя встретил. В звании полковника. В авиационных погонах.
— Спасибо, Константин Васильевич! Благодаря вам и друзьям вашим я тоже летчиком стал.
Человек этот — Юрий Васильевич Клочков.
На следующий день погода улучшилась. Долго ли нам собираться? А тут и машина подъехала.
— А как же с Колькой будет? — у матери всегда чувствительное сердце, всегда есть повод для тревоги.
— С нами поедет на аэродром, с нами и полетит.
Уже продуман «вариант». Коль наш Ли-2, на котором из Кировабада добирается домой технический состав, где-то задерживается, Николая возьму в свой самолет, усажу его за заднее бронестекло. Так и сделал. Отвинтил и снял бронеспинку, выгрузил подарки, которые везу друзьям, и ребята, «уплотнившись», разместили пакеты в своих машинах, а Кольке велел забраться за сиденье. Залез он, ворочается: тесно даже полулежа в той «норе». Жарко. Но терпеть можно.
— Клади мне голову на плечо!..
Полетели…
Прошли Мариуполь, а на подходе к Мелитополю заволновались: погода ухудшилась, повалил снег. Пришлось садиться на первую попавшуюся площадку. Увидели сверху капониры — значит, аэродром… Сели.
Оказалось, никого здесь нет — ни авиации, ни обслуживающих ее подразделений. А тут и темнота закрыла все. Заночевали. Пришлось самим же и самолеты свои охранять. Так до утра и просидели на этом покинутом аэродроме. Благо, сумели связаться с Мелитополем, дали знать о себе.
Утром пришел бензозаправщик, пополнил баки наших самолетов горючим. Снялись — и взяли курс на Асканию Нова.
Как же встречали нас в полку! Мы рады. Рады и нам: прибыли, новые машины пригнали!
Рады за друзей боевых: здорово дерутся ребята! Паша Еремин за это время лишил противника восьми самолетов! Покрышкин сбил пять, Олефиренко — четыре, Федоров — три, Старчиков, Голубев и Березкин — по два… Ах, какие же они молодцы!..
Интересно послушать подробности. Восхищаемся многими своими однополчанами и по-доброму завидуем им: дерутся ведь!..
В числе особо отличившихся — и капитан Аркадий Федоров. Прикрывая переправу на остров Русский, ведомая им группа истребителей вступила в бой с сорока Ю-87, шедшими с прикрытием.
Схватка была острой, нелегкой. На переправу не упала ни одна бомба. Зато в Сиваш упало шесть «юнкерсов» и два «мессера».
Как же было не поздравить друзей с боевыми успехами!..
Подарки да гостинцы ребятам по душе и по вкусу пришлись. Настроение у всех хорошее. Тем более, что Новый год, как говорится, «на носу»…
…Вечереет. Собираемся на ужин. Идем в столовую все той же гурьбой, весело переговариваемся, вспоминаем смешное да веселое, оттого и поминутно хохотом разражаемся.