Страница:
Номер не прошел: меня назначили в первую, Виктора определили во вторую. И объяснили: так надо — Жердев в учебном полку окончил курсы командиров звеньев и теперь сразу пошел «на повышение».
На следующий день всех новоприбывших летчиков собрали в штабе, и командир полка представил каждого командирам эскадрилий.
В строй вводили по специально составленной программе. Изучали матчасть, тактику, район боевых действий. Учебных классов не было, занимались прямо на аэродроме — на самолетных стоянках, в землянке командного пункта
На седьмой день закончили теорию, сдали зачеты и приступили к летной подготовке на И-16. Нужно было налетать 6 — 8 часов по вводной программе, отработать групповую слетанность в составе пары, звена, эскадрильи, затем — воздушный бой одиночно и звеном, облетать район боевых действий и выполнить стрельбы по наземным целям.
Программа ввода в боевой строй весьма обширная, трудная и потребовала затраты времени. Но здесь распоряжалась война — она диктовала свои условия. Особенно тяжело приходилось «старикам». Возвращаются наши наставники из боя и нас обучают, вводят в строй.
Лучше всего заниматься под открытым небом: весна ведь, воздух чистый. В синем небе плывут легкие облака, сияет солнце над головой. Красотища! Порой отвлечешься — и вроде нет войны.
Да вдруг зазвенит, зальется тонкой медью снарядная гильза — команда «Воздух!». Приближается враг. Расчетам занять боевые места, остальным — в укрытия.
А однажды «мессеры» появились над нами совсем неожиданно. Но отпугнула их… «зенитная реактивная установка», сконструированная полковым умельцем инженером по вооружению старшим техником-лейтенантом Бородиным. Изготовил он из сварного металла треногу, укрепил на ней «пусковое устройство» с реактивным снарядом. Шутят ребята:
— «Катюшу» соорудил!
«Конструктор» даже не отшучивался, только улыбался: ладно, мол, смейтесь, издевайтесь…
А тут «мессеры». Хорошо, что заметил их вовремя. Нажал кнопку пуска, щелкнуло что-то, зашипело — и эрэсовский снаряд, оставляя белесый след, рванулся навстречу воздушным пиратам. Снаряд разорвался совсем близко от вражеских самолетов. Фашистские летчики решили не испытывать судьбу, предпочли уйти, пока не поздно.
Инженер ходил в этот день именинником. И командир похвалил его, и комиссар доброе слово сказал. Затем Бородин модернизировал эту установку, улучшил ее, усилил. А потом бригада умельцев — техники эскадрилий по вооружению техники-лейтенанты Царев и Тупицын во главе с Бородиным, проявив настойчивость и изобретательность, изготовили установки для подвески и пуска эрэсов на всех самолетах И-16.
Летчики рады — истребитель хорошо усилен огнем: берет теперь под плоскости по 4 — 8 реактивных снарядов.
…Сидим на низеньких скамеечках, слушаем своего комэска Михаила Саяпина. Еще два-три дня — и на И-16 будем участвовать в боевых вылетах. Как Виктор Жердев. Правда, у него и опыта побольше, и подготовка лучше. А мы с Сережей Никитиным и Иваном Руденко еще «зеленые», как и другие товарищи, которых взял в полк капитан Середа.
О Сергее. Хороший был парень. И летчиком стал хорошим. Да недолго суждено ему было летать и воевать. Он погиб в небе Донбасса. Сгорел в жаркой схватке нашей шестерки с численно превосходящей группой вражеских истребителей.
Собрания личного состава проводились под «небесным шатром». Партийные и комсомольские — тоже. И беседы агитаторов, и короткие — в промежутках между вылетами — политинформации. Как правило, о международном положении, событиях на фронтах, о делах в тылу. А выдастся передышка — тут тебе и концерт полковой самодеятельности. Талантов нашлось немало и среди летчиков, и среди техников — плясуны, певцы, чтецы. Ну а в БАО, где много было девчат, тем более. Как говорится, сам бог велел им быть и плясуньями, и певуньями.
Посидишь, послушаешь песни задушевные, того и гляди, сам еще спляшешь — и словно подзарядили тебя.
…Перед тем, как подписать приказ о вводе в боевой строй молодого пополнения, командир полка лично проверил многих из нас. Мы освоили полеты по кругу, в зону, строем, по маршруту, на учебный воздушный бой, стрельбу по наземным целям и облет района боевых действий. Но времени на все это отводилось чрезвычайно мало — около семи часов.
Со мной в зону полетел капитан Петр Середа.
— Не плохо! — похвалил в конце проверки Петр Селиверстович. Выше оценки у него не было.
О капитане Середе услышали удивительную историю. Это был один из ярких эпизодов. Рассказал его нам комиссар нашей дивизии Дмитрий Константинович Мачнев.
Без точных разведывательных данных командующему фронтом нельзя было разобраться в обстановке, сложившейся к 18 июля 1942 года на одном из важных участков — в районе Белая Калитва, Каменск-Шахтинский. Под сильным натиском превосходящих войск противника наши части отходили. Донесения о передислокации нередко либо запаздывали, либо вовсе не поступали в штаб. И тогда командующий сказал: «Необходимо послать лучшего, наиболее опытного разведчика. Надо определить положение сторон. Кроме того, следует отыскать окруженные противником части Девятой армии и установить с ними связь».
Приказ был передан командиру авиационного полка.
«Да, задание сложное и опасное, — размышлял он, думая о том, кого послать. — А не поручить ли его капитану Середе?»
И капитан полетел. Да не один — повел звено. Перед вылетом летчики изучили маршрут, наметили порядок действий в воздухе на случай изменения обстановки: противник совсем близко, «мессеры» охотятся за легкой добычей. Разыграли несколько вариантов, договорились об условных сигналах.
…Под крылья стремительно бежит земля, набегают терриконы, мелькают речушки, лесопосадки, дороги.
Ведомые строго держат место в боевом порядке, ведут наблюдение за землей, осматривают воздушное пространство. Летят уже пятнадцать минут, двадцать, меняют маршрут, профиль полета.
На дороге, пролегающей по берегу реки, показалась вереница машин. Истребители снизились немного — и вдруг заплясали вокруг самолетов огненные шарики. Ясное дело: зенитки.
Энергичный противозенитный маневр — и звено продолжает выполнять боевую задачу. Летчики действуют, как и оговорено командиром, исходя из конкретно складывающихся условий и обстановки.
Повернули на северо-восток, осмотрели складки местности, рощицы.и пошли на юг.
И вот уже через две-три минуты полета внизу увидели знакомые очертания полуторок. Они только-только прошли по мосту, переброшенному через речку, и теперь неторопливо катили по дороге, почти пополам разделившей зеленое поле.
В соответствии с договоренностью, ведомые повернули домой — сообщить сведения о противнике. А комэск продолжал полет. Его заинтересовали зеленые «полуторки» и идущая по дороге колонна пехоты. Движутся в сторону противника, форма на бойцах — советская… А что, если сесть невдалеке, выйти из самолета, подойти к дороге, расспросить, какой они части?..
Капитан снизился, прошел вдоль дороги, накренил истребитель. Наши! Да что-то никакой реакции. Обычно машут руками, приветствуют. А эти молчат. Видимо, устали, да и настроения нет: вон какая трудная обстановка на фронте!..
Истребитель планирует, садится. Не выключая мотора, а только переведя сектор газа на малые обороты, летчик выбирается из кабины, соскакивает с крыла на землю, спешит к дороге.
Подходит еще ближе. Тонко поет мотор берущего небольшой подъем автомобиля, за ним видна колонна. Бойцы идут тяжелым шагом. Устали, видать. Вдруг голос:
— Летчик, уходи!.. Беги отсюда! Немцы!.. Мы — пленные
Тут же рванула воздух автоматная очередь. Жгучей болью свело ногу. Прихрамывая, капитан Середа метнулся к самолету. А за спиной уже трещало и стрекотало, над головой, возле самого уха со свистом проносилось «фыоть», тут и там вырывались из земли черные фонтанчики.
Летчик добежал до тихо рокочущего самолета, прыгнул на крыло, уцепился за борт кабины и, превозмогая боль, в мгновение ока забросил свое натренированное тело на сиденье.
Не успел протянуть руку к приборной доске — ощутил сильнейший, обжигающий удар в лицо и резкую боль. И увидел кровь, сбегающую струйками на рукав.
Но нашел в себе силы дать газ. Новый удар. Будто стрелой пронзило грудь, сперло дыхание. Поплыл перед глазами горизонт, потускнели краски вокруг. Затихли звуки. От дороги что-то кричали, но капитан не мог взять в толк, что именно. У самолета — гитлеровцы, стреляют почти в упор.
А мозг работает. Трезво и расчетливо. Мозг диктует, что надо делать: «газ», «разбег», «ручку на себя»…
Усилием воли он собрался, погасил эту неимоверную боль и дал винту обороты. Мотор ревел, самолет, тронувшись с места, тотчас побежал быстрее и быстрее. Ослабевшей, но еще сильной рукой капитан взял ручку на себя…
Далеко-далеко впереди замаячил знакомый ориентир, и летчик взял на него курс.
Вдогонку взлетевшему самолету фашисты палили из винтовок и автоматов. Да это уже было бессмысленно. Немцы и сами это понимали, но остервенело вели огонь — от злости, от досады, что упустили добычу, которая сама, казалось, шла в их руки.
…Встречный ветер освежил летчика, пригасил боль. Капитан сквозь красноватую пелену, застилавшую глаза, смотрел вниз, вдаль, стараясь поточнее сориентироваться. И вдруг увидел тех, кого искал. Сбросил вымпел и довернул свою машину так, чтобы сесть в Новочеркасске, там штаб дивизии, и добытые сведения он изложит «в первые руки», и немедленно, потому что время не терпит.
Одного только опасался: хватит ли сил. Но он будет бороться, он должен продержаться еще немного. Еще чуть-чуть…
Ах, как трудно, как тяжко даются эволюции!.. Истребитель снижается, заходит на посадку на аэродром Хотунок, осторожно идет над землей, касается ее колесами, делает пробежку и замирает на месте. Мотор выключен. Летчик почему-то остается в кабине.
К истребителю спешит комдив. Рядом с ним бежит комиссар. Летчик — бледный, окровавленный, привстал, доложил командиру, что задание выполнено, и враз обмяк, рухнул без сознания. Друзья бережно уложили раненого на носилки и отправили в госпиталь.
Только через два дня Петр Середа пришел в себя и подробно рассказал о случившемся.
…7 марта 1943 года нас проверял на боевую зрелость сам командир полка капитан Петр Селиверстович Середа. Он повел на боевое задание шестерку, в составе которой было три опытных летчика и три новичка — Виктор Жердев, Сергей Никитин и я.
Итак, первый боевой вылет. Собран «солдат Сухов», сосредоточен. Накануне испытывал некоторое волнение. Сейчас, слушая приказ, ловлю каждое слово командира, запоминаю все элементы боевого задания.
Паша группа должна отштурмовать колонну вражеских войск на марше. Еще на земле мысленно представлялось, как она движется, а в душе уже заранее нарастала ярость: «Ох, и ударю, ох, и задам фашистам перцу!»
…Лечу замыкающим, и потому хорошо видны все наши самолеты. Хоть и «привязан» к хвосту ведущего звена старшины Ивана Похлебаева, а на землю да на карту временами поглядываю да и головой по сторонам ворочаю — осматриваю пространство, Курс: через Старонижнестеблиевскую и Красноармейскую — на Тамань. Вражеские колонны ползут где-то там.
Погода пасмурная, видимость плохая: туманы бродят по низинам, земля какая-то серо-черная. В просветы видны плавни. Прошли дожди, и уровень воды поднялся: то и дело тускло поблескивают зеркальца озер. А дальше — широкий разлив Кубани, вышедшей из берегов. Впечатление такое, будто Азовское море сместилось.
Слева летит младший сержант Сергей Никитин. Высокий, рыжеватый парень. Шинель на нем куцая, на ногах обмотки. Но ничего этого сейчас не видно: сидит в кабине летчик — меховой шлем на голове, квадратные очки на глазах. Тоже вертит головой, временами улыбается мне: доволен!
Виктор Жердев идет в первом звене справа. Он хоть и во второй эскадрилье, но сейчас командир полка взял его с нами для «усиления».
Левее, в командирском звене, идет старший лейтенант Николай Хоцкий. Он в полку — один из «старичков». Провел уже немало воздушных боев и штурмовок. На его счету есть даже сбитые «мессеры». Отлично ориентируется в воздухе, смело дерется, и командир полка не случайно взял его в группу.
Хоцкий на фронте с осени сорок первого года, был сбит, выпрыгнул из горящей машины, подлечил раны — и снова вернулся в эскадрилью. В ноябре 1942 года, имея на своем счету более двухсот боевых вылетов, был награжден орденом Красного Знамени, а теперь вот — и второй получил…
Ребята вернулись из боя хмурые, расстроенные. Слышим, ко-мэск спрашивает кого-то, что, мол, носы повесили.
— Похлебаева сбили.
— Который это? Из тех, что недавно прибыли — высокий такой, поджарый?
Во второй эскадрилье служил парень, скромный с виду, а летал здорово. И вот… Сбили и его. Чуть было не погиб: выбрасываясь из кабины, зацепился за ручку управления, обгорел, но все же сумел быстро сориентироваться — высвободил ногу и отделился от падающего самолета. Парашют раскрылся и невредимым донес его до земли. Вот когда пригодился довоенный опыт инструктора парашютного спорта!..
17 марта пятерка И-16, ведомая штурманом полка капитаном Александром Беркутовым, взлетела с аэродрома близ станицы Днепровской на разведку в район станиц Петровская и Черноерковская. Над Таманью встретились наши истребители с тремя группами «мессеров» общей численностью 14 самолетов и вступили с ними в бой. Ведущий атаковал в лоб «мессершмитта» и сразу же сбил его. Вскоре задымил и стал падать еще один Me-109, сраженный Михаилом Саяпиным. Но четверка «мессеров» стремительно атаковала сверху самолет лейтенанта Потеряева и сбила его…
Это уже был «наш», из тех, кого привез в полк капитан Петр Середа.
Бой длился уже 25 минут. Горючее было на исходе. Боекомплекты тоже почти израсходованы. «Мессеры» подожгли истребитель старшего лейтенанта Михаила Саяпина. Капитан Александр Беркутов через несколько мгновений поймал в прицел серое тело «мессера» и дал короткую очередь, еще один Me-109 будто вздрогнул, крутнулся и вошел в пике.
Два летчика коммуниста не вернулись из этого боя. Горькая, тяжелая это была потеря. Но и враг ощутил силу ударов наших ребят: четыре «мессера» догорали на земле.
Мы, новички, уже обжились в своих эскадрильях. Узнали много интересного из боевой истории полка, перезнакомились, подружились и со «стариками», и с такими же, как сами, молодыми пилотами, да и с техническим составом, хлопотавшим у самолетов и днем, и ночью.
Весь полк очень переживал гибель Михаила Саяпина. Был он веселым, задорным, хорошо пел, плясал. В общем — душа-человек. И хороший командир, отважный боец.
Они дружили давно — Николай Хоцкий и Михаил Саяпин. И вот не стало друга. Впервые вижу, как взрослый, мужественный, не знающий страха в бою летчик рыдает от боли, ударившей в самое сердце. Он лежит на самолетных чехлах в пустом капонире, где стоял истребитель комэска. И не стесняясь слез, плачет навзрыд. Знать, велика его боль, тяжела утрата. Его успокаивают механик и моторист, уже оплакавшие своего командира…
Он не простит врагу, он будет яростно мстить ему и за Михаила, и за других, он увеличит боевой счет на десяток вражеских машин…
Через день лейтенанты Александр Клубов и Юрий Чикин, младший лейтенант Сергей Иванов и старшина Виктор Жердев вылетели четверкой на штурмовку переправы через речку, наведенную противником близ станицы Черноерковской.
Удар был нанесен стремительно и точно. Эрэсы сделали свое дело — переправа перестала существовать. А там, где еще несколько минут тому назад виднелись вереницы боевых машин, пылали костры, тянулись ввысь столбы густого дыма.
Вскоре одиннадцать истребителей, ведомые Александром Клубовым, ушли на очередное задание. На пяти самолетах были подвешены 25-килограммовые бомбы и эрэсы. На шести И-16 — по 8 эрэсов.
Задача — отштурмовать артиллерийские позиция северо-западнее станицы Анастасиевская, с которых фашисты ведут сильный огонь по боевым порядкам наших войск.
— Надо помочь пехоте! — улыбнулся перед вылетом Клубов. Приняв доклад механика старшего сержанта Вадима Адлерберга, он забрался в кабину. «Молодец! — подумал Александр о своем механике. — Очень старательный и добросовестный парень. И дело свое отлично знает. Любит самолеты…» И еще раз улыбнулся товарищу, поднял приветственно руку над головой.
Вадим — высокий, худощавый — выпрямился и, сияя глазами, тоже вскинул вверх руку, желая удачи. Он летал в аэроклубе на У-2, мечтает стать летчиком.
Первым взлетает Александр Клубов. За ним следом выполняют разбег еще десять истребителей. У каждого перед глазами — яркое полыхание Боевого Знамени, что поставлено на старте, у каждого в сердце решимость драться за троих.
…Цель увидели еще издали: внизу, слева по курсу то и дело вспыхивали оранжевые огоньки. По четыре кряду. Поодаль — еще четыре одновременных выброса пламени. Что и гадать: две артиллерийские батареи.
Удар нанесли с пикирования. Вниз полетели бомбы. Лейтенант Юрий Чикин старался поточнее прицелиться, и это ему удалось: прямым попаданием бомбы уничтожено было орудие и его расчет. Еще два орудия подавили Клубов и Жердев.
Разворот… И тут заговорили «эрликоны». К самолетам потянулись дымные шнуры трасс. Вокруг истребителей заплясали огненные шарики разрывов. Вот длинная трасса настигла машину Юрия Чикина. Вспыхнуло пламя. Летчик бросил самолет вниз, попытался эволюциями сбить предательские желто-оранжевые язычки огня. Но они росли на глазах и уже подбирались к кабине.
В лицо ударило горячее дыхание костра, дым, горький и удушливый — мешает смотреть вперед.
Коммунист Юрий Чикин трезво оценивает ситуацию. Отдает себе полный отчет в том, что это — последнее решение, последние минуты жизни.
Покинуть машину — значит, попасть в плен. Нет, он поступит по-иному. Он даже гибелью своей нанесет противнику урон… Последнее, что Юрий вспомнил, слова командира: «Выполнить задание любой ценой!»
Пылающий ястребок, круто снижаясь, вонзается в землю там, где пилот разглядел скрытый камуфляжем большой склад боеприпасов.
И рванул воздух взрыв, эхом отозвавшись в сердцах друзей: «Любой ценой!..»
Семья родная — полк гвардейский
На следующий день всех новоприбывших летчиков собрали в штабе, и командир полка представил каждого командирам эскадрилий.
В строй вводили по специально составленной программе. Изучали матчасть, тактику, район боевых действий. Учебных классов не было, занимались прямо на аэродроме — на самолетных стоянках, в землянке командного пункта
На седьмой день закончили теорию, сдали зачеты и приступили к летной подготовке на И-16. Нужно было налетать 6 — 8 часов по вводной программе, отработать групповую слетанность в составе пары, звена, эскадрильи, затем — воздушный бой одиночно и звеном, облетать район боевых действий и выполнить стрельбы по наземным целям.
Программа ввода в боевой строй весьма обширная, трудная и потребовала затраты времени. Но здесь распоряжалась война — она диктовала свои условия. Особенно тяжело приходилось «старикам». Возвращаются наши наставники из боя и нас обучают, вводят в строй.
Лучше всего заниматься под открытым небом: весна ведь, воздух чистый. В синем небе плывут легкие облака, сияет солнце над головой. Красотища! Порой отвлечешься — и вроде нет войны.
Да вдруг зазвенит, зальется тонкой медью снарядная гильза — команда «Воздух!». Приближается враг. Расчетам занять боевые места, остальным — в укрытия.
А однажды «мессеры» появились над нами совсем неожиданно. Но отпугнула их… «зенитная реактивная установка», сконструированная полковым умельцем инженером по вооружению старшим техником-лейтенантом Бородиным. Изготовил он из сварного металла треногу, укрепил на ней «пусковое устройство» с реактивным снарядом. Шутят ребята:
— «Катюшу» соорудил!
«Конструктор» даже не отшучивался, только улыбался: ладно, мол, смейтесь, издевайтесь…
А тут «мессеры». Хорошо, что заметил их вовремя. Нажал кнопку пуска, щелкнуло что-то, зашипело — и эрэсовский снаряд, оставляя белесый след, рванулся навстречу воздушным пиратам. Снаряд разорвался совсем близко от вражеских самолетов. Фашистские летчики решили не испытывать судьбу, предпочли уйти, пока не поздно.
Инженер ходил в этот день именинником. И командир похвалил его, и комиссар доброе слово сказал. Затем Бородин модернизировал эту установку, улучшил ее, усилил. А потом бригада умельцев — техники эскадрилий по вооружению техники-лейтенанты Царев и Тупицын во главе с Бородиным, проявив настойчивость и изобретательность, изготовили установки для подвески и пуска эрэсов на всех самолетах И-16.
Летчики рады — истребитель хорошо усилен огнем: берет теперь под плоскости по 4 — 8 реактивных снарядов.
…Сидим на низеньких скамеечках, слушаем своего комэска Михаила Саяпина. Еще два-три дня — и на И-16 будем участвовать в боевых вылетах. Как Виктор Жердев. Правда, у него и опыта побольше, и подготовка лучше. А мы с Сережей Никитиным и Иваном Руденко еще «зеленые», как и другие товарищи, которых взял в полк капитан Середа.
О Сергее. Хороший был парень. И летчиком стал хорошим. Да недолго суждено ему было летать и воевать. Он погиб в небе Донбасса. Сгорел в жаркой схватке нашей шестерки с численно превосходящей группой вражеских истребителей.
Собрания личного состава проводились под «небесным шатром». Партийные и комсомольские — тоже. И беседы агитаторов, и короткие — в промежутках между вылетами — политинформации. Как правило, о международном положении, событиях на фронтах, о делах в тылу. А выдастся передышка — тут тебе и концерт полковой самодеятельности. Талантов нашлось немало и среди летчиков, и среди техников — плясуны, певцы, чтецы. Ну а в БАО, где много было девчат, тем более. Как говорится, сам бог велел им быть и плясуньями, и певуньями.
Посидишь, послушаешь песни задушевные, того и гляди, сам еще спляшешь — и словно подзарядили тебя.
…Перед тем, как подписать приказ о вводе в боевой строй молодого пополнения, командир полка лично проверил многих из нас. Мы освоили полеты по кругу, в зону, строем, по маршруту, на учебный воздушный бой, стрельбу по наземным целям и облет района боевых действий. Но времени на все это отводилось чрезвычайно мало — около семи часов.
Со мной в зону полетел капитан Петр Середа.
— Не плохо! — похвалил в конце проверки Петр Селиверстович. Выше оценки у него не было.
О капитане Середе услышали удивительную историю. Это был один из ярких эпизодов. Рассказал его нам комиссар нашей дивизии Дмитрий Константинович Мачнев.
Без точных разведывательных данных командующему фронтом нельзя было разобраться в обстановке, сложившейся к 18 июля 1942 года на одном из важных участков — в районе Белая Калитва, Каменск-Шахтинский. Под сильным натиском превосходящих войск противника наши части отходили. Донесения о передислокации нередко либо запаздывали, либо вовсе не поступали в штаб. И тогда командующий сказал: «Необходимо послать лучшего, наиболее опытного разведчика. Надо определить положение сторон. Кроме того, следует отыскать окруженные противником части Девятой армии и установить с ними связь».
Приказ был передан командиру авиационного полка.
«Да, задание сложное и опасное, — размышлял он, думая о том, кого послать. — А не поручить ли его капитану Середе?»
И капитан полетел. Да не один — повел звено. Перед вылетом летчики изучили маршрут, наметили порядок действий в воздухе на случай изменения обстановки: противник совсем близко, «мессеры» охотятся за легкой добычей. Разыграли несколько вариантов, договорились об условных сигналах.
…Под крылья стремительно бежит земля, набегают терриконы, мелькают речушки, лесопосадки, дороги.
Ведомые строго держат место в боевом порядке, ведут наблюдение за землей, осматривают воздушное пространство. Летят уже пятнадцать минут, двадцать, меняют маршрут, профиль полета.
На дороге, пролегающей по берегу реки, показалась вереница машин. Истребители снизились немного — и вдруг заплясали вокруг самолетов огненные шарики. Ясное дело: зенитки.
Энергичный противозенитный маневр — и звено продолжает выполнять боевую задачу. Летчики действуют, как и оговорено командиром, исходя из конкретно складывающихся условий и обстановки.
Повернули на северо-восток, осмотрели складки местности, рощицы.и пошли на юг.
И вот уже через две-три минуты полета внизу увидели знакомые очертания полуторок. Они только-только прошли по мосту, переброшенному через речку, и теперь неторопливо катили по дороге, почти пополам разделившей зеленое поле.
В соответствии с договоренностью, ведомые повернули домой — сообщить сведения о противнике. А комэск продолжал полет. Его заинтересовали зеленые «полуторки» и идущая по дороге колонна пехоты. Движутся в сторону противника, форма на бойцах — советская… А что, если сесть невдалеке, выйти из самолета, подойти к дороге, расспросить, какой они части?..
Капитан снизился, прошел вдоль дороги, накренил истребитель. Наши! Да что-то никакой реакции. Обычно машут руками, приветствуют. А эти молчат. Видимо, устали, да и настроения нет: вон какая трудная обстановка на фронте!..
Истребитель планирует, садится. Не выключая мотора, а только переведя сектор газа на малые обороты, летчик выбирается из кабины, соскакивает с крыла на землю, спешит к дороге.
Подходит еще ближе. Тонко поет мотор берущего небольшой подъем автомобиля, за ним видна колонна. Бойцы идут тяжелым шагом. Устали, видать. Вдруг голос:
— Летчик, уходи!.. Беги отсюда! Немцы!.. Мы — пленные
Тут же рванула воздух автоматная очередь. Жгучей болью свело ногу. Прихрамывая, капитан Середа метнулся к самолету. А за спиной уже трещало и стрекотало, над головой, возле самого уха со свистом проносилось «фыоть», тут и там вырывались из земли черные фонтанчики.
Летчик добежал до тихо рокочущего самолета, прыгнул на крыло, уцепился за борт кабины и, превозмогая боль, в мгновение ока забросил свое натренированное тело на сиденье.
Не успел протянуть руку к приборной доске — ощутил сильнейший, обжигающий удар в лицо и резкую боль. И увидел кровь, сбегающую струйками на рукав.
Но нашел в себе силы дать газ. Новый удар. Будто стрелой пронзило грудь, сперло дыхание. Поплыл перед глазами горизонт, потускнели краски вокруг. Затихли звуки. От дороги что-то кричали, но капитан не мог взять в толк, что именно. У самолета — гитлеровцы, стреляют почти в упор.
А мозг работает. Трезво и расчетливо. Мозг диктует, что надо делать: «газ», «разбег», «ручку на себя»…
Усилием воли он собрался, погасил эту неимоверную боль и дал винту обороты. Мотор ревел, самолет, тронувшись с места, тотчас побежал быстрее и быстрее. Ослабевшей, но еще сильной рукой капитан взял ручку на себя…
Далеко-далеко впереди замаячил знакомый ориентир, и летчик взял на него курс.
Вдогонку взлетевшему самолету фашисты палили из винтовок и автоматов. Да это уже было бессмысленно. Немцы и сами это понимали, но остервенело вели огонь — от злости, от досады, что упустили добычу, которая сама, казалось, шла в их руки.
…Встречный ветер освежил летчика, пригасил боль. Капитан сквозь красноватую пелену, застилавшую глаза, смотрел вниз, вдаль, стараясь поточнее сориентироваться. И вдруг увидел тех, кого искал. Сбросил вымпел и довернул свою машину так, чтобы сесть в Новочеркасске, там штаб дивизии, и добытые сведения он изложит «в первые руки», и немедленно, потому что время не терпит.
Одного только опасался: хватит ли сил. Но он будет бороться, он должен продержаться еще немного. Еще чуть-чуть…
Ах, как трудно, как тяжко даются эволюции!.. Истребитель снижается, заходит на посадку на аэродром Хотунок, осторожно идет над землей, касается ее колесами, делает пробежку и замирает на месте. Мотор выключен. Летчик почему-то остается в кабине.
К истребителю спешит комдив. Рядом с ним бежит комиссар. Летчик — бледный, окровавленный, привстал, доложил командиру, что задание выполнено, и враз обмяк, рухнул без сознания. Друзья бережно уложили раненого на носилки и отправили в госпиталь.
Только через два дня Петр Середа пришел в себя и подробно рассказал о случившемся.
…7 марта 1943 года нас проверял на боевую зрелость сам командир полка капитан Петр Селиверстович Середа. Он повел на боевое задание шестерку, в составе которой было три опытных летчика и три новичка — Виктор Жердев, Сергей Никитин и я.
Итак, первый боевой вылет. Собран «солдат Сухов», сосредоточен. Накануне испытывал некоторое волнение. Сейчас, слушая приказ, ловлю каждое слово командира, запоминаю все элементы боевого задания.
Паша группа должна отштурмовать колонну вражеских войск на марше. Еще на земле мысленно представлялось, как она движется, а в душе уже заранее нарастала ярость: «Ох, и ударю, ох, и задам фашистам перцу!»
…Лечу замыкающим, и потому хорошо видны все наши самолеты. Хоть и «привязан» к хвосту ведущего звена старшины Ивана Похлебаева, а на землю да на карту временами поглядываю да и головой по сторонам ворочаю — осматриваю пространство, Курс: через Старонижнестеблиевскую и Красноармейскую — на Тамань. Вражеские колонны ползут где-то там.
Погода пасмурная, видимость плохая: туманы бродят по низинам, земля какая-то серо-черная. В просветы видны плавни. Прошли дожди, и уровень воды поднялся: то и дело тускло поблескивают зеркальца озер. А дальше — широкий разлив Кубани, вышедшей из берегов. Впечатление такое, будто Азовское море сместилось.
Слева летит младший сержант Сергей Никитин. Высокий, рыжеватый парень. Шинель на нем куцая, на ногах обмотки. Но ничего этого сейчас не видно: сидит в кабине летчик — меховой шлем на голове, квадратные очки на глазах. Тоже вертит головой, временами улыбается мне: доволен!
Виктор Жердев идет в первом звене справа. Он хоть и во второй эскадрилье, но сейчас командир полка взял его с нами для «усиления».
Левее, в командирском звене, идет старший лейтенант Николай Хоцкий. Он в полку — один из «старичков». Провел уже немало воздушных боев и штурмовок. На его счету есть даже сбитые «мессеры». Отлично ориентируется в воздухе, смело дерется, и командир полка не случайно взял его в группу.
Хоцкий на фронте с осени сорок первого года, был сбит, выпрыгнул из горящей машины, подлечил раны — и снова вернулся в эскадрилью. В ноябре 1942 года, имея на своем счету более двухсот боевых вылетов, был награжден орденом Красного Знамени, а теперь вот — и второй получил…
Ребята вернулись из боя хмурые, расстроенные. Слышим, ко-мэск спрашивает кого-то, что, мол, носы повесили.
— Похлебаева сбили.
— Который это? Из тех, что недавно прибыли — высокий такой, поджарый?
Во второй эскадрилье служил парень, скромный с виду, а летал здорово. И вот… Сбили и его. Чуть было не погиб: выбрасываясь из кабины, зацепился за ручку управления, обгорел, но все же сумел быстро сориентироваться — высвободил ногу и отделился от падающего самолета. Парашют раскрылся и невредимым донес его до земли. Вот когда пригодился довоенный опыт инструктора парашютного спорта!..
17 марта пятерка И-16, ведомая штурманом полка капитаном Александром Беркутовым, взлетела с аэродрома близ станицы Днепровской на разведку в район станиц Петровская и Черноерковская. Над Таманью встретились наши истребители с тремя группами «мессеров» общей численностью 14 самолетов и вступили с ними в бой. Ведущий атаковал в лоб «мессершмитта» и сразу же сбил его. Вскоре задымил и стал падать еще один Me-109, сраженный Михаилом Саяпиным. Но четверка «мессеров» стремительно атаковала сверху самолет лейтенанта Потеряева и сбила его…
Это уже был «наш», из тех, кого привез в полк капитан Петр Середа.
Бой длился уже 25 минут. Горючее было на исходе. Боекомплекты тоже почти израсходованы. «Мессеры» подожгли истребитель старшего лейтенанта Михаила Саяпина. Капитан Александр Беркутов через несколько мгновений поймал в прицел серое тело «мессера» и дал короткую очередь, еще один Me-109 будто вздрогнул, крутнулся и вошел в пике.
Два летчика коммуниста не вернулись из этого боя. Горькая, тяжелая это была потеря. Но и враг ощутил силу ударов наших ребят: четыре «мессера» догорали на земле.
Мы, новички, уже обжились в своих эскадрильях. Узнали много интересного из боевой истории полка, перезнакомились, подружились и со «стариками», и с такими же, как сами, молодыми пилотами, да и с техническим составом, хлопотавшим у самолетов и днем, и ночью.
Весь полк очень переживал гибель Михаила Саяпина. Был он веселым, задорным, хорошо пел, плясал. В общем — душа-человек. И хороший командир, отважный боец.
Они дружили давно — Николай Хоцкий и Михаил Саяпин. И вот не стало друга. Впервые вижу, как взрослый, мужественный, не знающий страха в бою летчик рыдает от боли, ударившей в самое сердце. Он лежит на самолетных чехлах в пустом капонире, где стоял истребитель комэска. И не стесняясь слез, плачет навзрыд. Знать, велика его боль, тяжела утрата. Его успокаивают механик и моторист, уже оплакавшие своего командира…
Он не простит врагу, он будет яростно мстить ему и за Михаила, и за других, он увеличит боевой счет на десяток вражеских машин…
Через день лейтенанты Александр Клубов и Юрий Чикин, младший лейтенант Сергей Иванов и старшина Виктор Жердев вылетели четверкой на штурмовку переправы через речку, наведенную противником близ станицы Черноерковской.
Удар был нанесен стремительно и точно. Эрэсы сделали свое дело — переправа перестала существовать. А там, где еще несколько минут тому назад виднелись вереницы боевых машин, пылали костры, тянулись ввысь столбы густого дыма.
Вскоре одиннадцать истребителей, ведомые Александром Клубовым, ушли на очередное задание. На пяти самолетах были подвешены 25-килограммовые бомбы и эрэсы. На шести И-16 — по 8 эрэсов.
Задача — отштурмовать артиллерийские позиция северо-западнее станицы Анастасиевская, с которых фашисты ведут сильный огонь по боевым порядкам наших войск.
— Надо помочь пехоте! — улыбнулся перед вылетом Клубов. Приняв доклад механика старшего сержанта Вадима Адлерберга, он забрался в кабину. «Молодец! — подумал Александр о своем механике. — Очень старательный и добросовестный парень. И дело свое отлично знает. Любит самолеты…» И еще раз улыбнулся товарищу, поднял приветственно руку над головой.
Вадим — высокий, худощавый — выпрямился и, сияя глазами, тоже вскинул вверх руку, желая удачи. Он летал в аэроклубе на У-2, мечтает стать летчиком.
Первым взлетает Александр Клубов. За ним следом выполняют разбег еще десять истребителей. У каждого перед глазами — яркое полыхание Боевого Знамени, что поставлено на старте, у каждого в сердце решимость драться за троих.
…Цель увидели еще издали: внизу, слева по курсу то и дело вспыхивали оранжевые огоньки. По четыре кряду. Поодаль — еще четыре одновременных выброса пламени. Что и гадать: две артиллерийские батареи.
Удар нанесли с пикирования. Вниз полетели бомбы. Лейтенант Юрий Чикин старался поточнее прицелиться, и это ему удалось: прямым попаданием бомбы уничтожено было орудие и его расчет. Еще два орудия подавили Клубов и Жердев.
Разворот… И тут заговорили «эрликоны». К самолетам потянулись дымные шнуры трасс. Вокруг истребителей заплясали огненные шарики разрывов. Вот длинная трасса настигла машину Юрия Чикина. Вспыхнуло пламя. Летчик бросил самолет вниз, попытался эволюциями сбить предательские желто-оранжевые язычки огня. Но они росли на глазах и уже подбирались к кабине.
В лицо ударило горячее дыхание костра, дым, горький и удушливый — мешает смотреть вперед.
Коммунист Юрий Чикин трезво оценивает ситуацию. Отдает себе полный отчет в том, что это — последнее решение, последние минуты жизни.
Покинуть машину — значит, попасть в плен. Нет, он поступит по-иному. Он даже гибелью своей нанесет противнику урон… Последнее, что Юрий вспомнил, слова командира: «Выполнить задание любой ценой!»
Пылающий ястребок, круто снижаясь, вонзается в землю там, где пилот разглядел скрытый камуфляжем большой склад боеприпасов.
И рванул воздух взрыв, эхом отозвавшись в сердцах друзей: «Любой ценой!..»
Семья родная — полк гвардейский
…30 мая 1943 года в полк прилетел «полномочный представитель» — крепко сбитый, коренастый майор. Собрали молодых летчиков. Он представился: Павел Павлович Крюков. Побеседовал «вообще», а потом стал подробно с каждым толковать, предварительно ознакомившись с личным делом.
Майор Крюков отобрал пятнадцать летчиков — Виктора Жердева, Николая Карпова, Александра Клубова, Николая Трофимова, Вячеслава Березкина, Сергея Иванова, Сергея Никитина, Виктора Примаченко, Павла Клейменова… и сказал:
— Будете продолжать службу в славном Шестнадцатом гвардейском истребительном авиаполку и учиться мастерству у наших асов…
А на следующий день на самолете Ли-2 мы, молодые, двадцатилетние ребята, вместе с «крестным нашим отцом» майором Крюковым улетели навстречу новой своей жизни — новым боям, новым испытаниям.
…И вот представитель 16-го гиап старший группы майор Крюков выстраивает вновь прибывших, докладывает командиру полка подполковнику Николаю Исаеву. Тот поздоровался, сказал несколько слов, но тут же, увидев летчиков, идущих со стоянки после возвращения из боевого вылета, крикнул одному из них:
— Покрышкин! Твоими эти соколята будут. Принимай пополнение, учи!
Покрышкин подошел. На нем — выгоревшая хлопчатобумажная гимнастерка, в руках планшет и перчатки. Остановился, подбоченился, смотрит на каждого.
— Здорово, солдатик! — губы его тронула улыбка. — И ты к нам?
Улыбка вдруг гаснет. В глазах — недоумение: замкомдив при нем отдавал приказ, а тут прежний «маскарад». Больше того, вместо форменных брюк, которые обгорели, когда меня сбил «мессер», на мне теперь широкие коричневые вельветовые шаровары навыпуск, в которые за неимением других нарядил меня комэск «до лучших времен».
— Знание получил? — между тем спрашивает Покрышкин.
— Старший сержант уже!
— Ого! Скоро генералом станешь. А почему без погон?
— Не выдали.
— Ну, ничего, здесь мы тебя переоденем. Главное, чтобы летать умел хорошо и дрался с противником смело!..
Из новичков была укомплектована группа, которую и передали на попечение капитана Покрышкина. Он уже был Героем Советского Союза, но Звезду еще не получил. На его полинявшей гимнастерке сияли ордена Ленина и Красного Знамени — высокие награды за ратные дела. Не знали мы, да и он тоже, что уже майором стал: приказ из Москвы еще не дошел до полка. Вот в капитанских погонах и ходит.
Его уже знали многие, слышали о дерзких и неотразимых атаках, видели его «почерк» в небе, поражались отваге, восхищались находчивостью и инициативой. Он был новатором, он вел поиск, отбрасывал старое, изжившее себя, он мыслил, творил новое в тактике, в искусстве побеждать врага.
Это была в полном смысле «Школа Покрышкина». Даже небо над головой становилось частенько «учебным классом»: противник
в то время блокировал наши аэродромы, и к нам нередко наведывались то «юнкерсы», то «хейнкели», а чаще всего — «мессершмитты». И если навстречу им взлетал «наш капитан», как мы его еще долго называли, все с волнением и восхищением наблюдали бой, результатом которого неизменно становились дымящиеся обломки вражеского стервятника.
Мы впоследствии твердо усвоили покрышкинскую формулу боя: «Высота — скорость — маневр — огонь!»
В полку было заведено, что «старички» обязательно берут с собой на боевое задание молодежь, при этом новичка никогда не ставили замыкающим в группе, а держали в середине строя — учили и в то же время тщательно оберегали от коварных ударов «мессеров».
Ну, а если вдруг группа подвергалась огневому воздействию зениток противника, новичок слышал в наушниках подбадривающий голос:
— Не робеть! Повторяй маневр. Спокойно!..
…Воздушное сражение в небе Кубани, длившееся несколько месяцев, не знает себе равных. Советские летчики развенчивали миф о непобедимости гитлеровских люфтваффе. Но несли большие потери. Авиаторы дрались геройски, самоотверженно, не щадя жизни ради достижения победы над ненавистным врагом. В каждом летчике пылал дух Петра Нестерова. Дух патриота, сына великой Отчизны.
Первый самостоятельный вылет в новом полку на новеньком истребителе и радует, и волнует. С одной стороны, это целый праздник в душе. С другой — крайнее беспокойство: а подчиню ли себе вот эту стремительную, грозную боевую машину, смогу ли слиться с ней воедино в воздушном бою?
Полеты еще в 84-А полку на этом самолете прошли успешно. Машину освоили: летали по кругу, вели радиообмен с руководителями полетов, выполняли их команды. Правильно зашел на посадку и я, хорошо приземлился, возле «Т».
— Нормально! — сказал Покрышкин.
Человек он немногословный, сдержанный. Поругать надо — без особых эмоций, но довольно выразительно одно слово скажет — и провинившемуся все станет ясно. Похвалить кого решил, тоже одним словом обойдется.
Приятно стало на душе: сложная и строгая машина поддается…
Молодежь работает над аэродромом под надежной охраной: в воздухе дежурят «старички», неровен час, «мессеры» нагрянут. На земле, в лесопосадке, тоже пара истребителей замаскирована, может взлететь в любой момент. И зенитчики начеку у своих орудий стоят.
Первый вылет в зону в этот день прошел нормально: все элементы простого пилотажа выполнены хорошо.
…Вечерело. Уставшее за день солнце спешило на покой и, уже прячась за горизонт, окрасило в багровый цвет белесый доселе край огромного темно-серого облака.
— Быть завтра дождю! — без сомнения заключил техник моего самолета старший техник-лейтенант Иван Яковенко.
Примета оправдалась. Как ни крепок предрассветный сон, а до сознания все же дошло: льет за окном дождь. Да еще какой!
А головы не поднять: очень уж спится хорошо под шелест дождя. Шумит за окном, и уже ровным счетом ничего не слышишь — ни торопливой дроби падающих с высоты и разбивающихся о какую-то жестянку струй, ни заунывной песни рассерженного ветра, ни плутающего по станичным околицам грома.
Наконец проснулись. В горницу вошла хозяйка, предложила молоко.
— Спасибо, хозяюшка! Мы лучше вечерком молочка попьем. А сейчас — некогда… Извиняйте!..
На лице Полины Никандровны отразилась искренняя досада…
…Полеты сегодня с утра все-таки «отбили»: низкая облачность, шквалистый ветер, дождь. Аэродром раскис. Но так или иначе, время попусту не пропадает: нельзя летать, можно заниматься, изучать тактику, аэродинамику, матчасть: новый истребитель требует умелых рук и грамотных действий.
Позанимались два часа. Третий час — вроде «обмена мнениями». Точнее говоря, это был час общения ветеранов и молодежи, более полного ознакомления с историей полка, приобщения новичков к сложившимся здесь традициям.
Майора Покрышкина вызвали на командный пункт, и занятия продолжает проводить штурман полка майор Крюков. Жадно ловим каждое слово Пал Палыча, как все тепло зовут его здесь. Сразу заметили: его любят в полку, уважают. Крепко сбитый, коренастый, он словно налит силой. Лицо открытое, приветливое. Говорит скороговоркой, временами чуть-чуть заикается. Глаза добрые, улыбка подкупающая. Когда он вспоминает боевых друзей своих, павших в первых суровых сражениях, глаза его вдруг загораются каким-то особым пламенем, и голос начинает дрожать от волнения. Подбородок бледнеет: следствие полученного в воздушных боях ожога.
Майор Крюков отобрал пятнадцать летчиков — Виктора Жердева, Николая Карпова, Александра Клубова, Николая Трофимова, Вячеслава Березкина, Сергея Иванова, Сергея Никитина, Виктора Примаченко, Павла Клейменова… и сказал:
— Будете продолжать службу в славном Шестнадцатом гвардейском истребительном авиаполку и учиться мастерству у наших асов…
А на следующий день на самолете Ли-2 мы, молодые, двадцатилетние ребята, вместе с «крестным нашим отцом» майором Крюковым улетели навстречу новой своей жизни — новым боям, новым испытаниям.
…И вот представитель 16-го гиап старший группы майор Крюков выстраивает вновь прибывших, докладывает командиру полка подполковнику Николаю Исаеву. Тот поздоровался, сказал несколько слов, но тут же, увидев летчиков, идущих со стоянки после возвращения из боевого вылета, крикнул одному из них:
— Покрышкин! Твоими эти соколята будут. Принимай пополнение, учи!
Покрышкин подошел. На нем — выгоревшая хлопчатобумажная гимнастерка, в руках планшет и перчатки. Остановился, подбоченился, смотрит на каждого.
— Здорово, солдатик! — губы его тронула улыбка. — И ты к нам?
Улыбка вдруг гаснет. В глазах — недоумение: замкомдив при нем отдавал приказ, а тут прежний «маскарад». Больше того, вместо форменных брюк, которые обгорели, когда меня сбил «мессер», на мне теперь широкие коричневые вельветовые шаровары навыпуск, в которые за неимением других нарядил меня комэск «до лучших времен».
— Знание получил? — между тем спрашивает Покрышкин.
— Старший сержант уже!
— Ого! Скоро генералом станешь. А почему без погон?
— Не выдали.
— Ну, ничего, здесь мы тебя переоденем. Главное, чтобы летать умел хорошо и дрался с противником смело!..
Из новичков была укомплектована группа, которую и передали на попечение капитана Покрышкина. Он уже был Героем Советского Союза, но Звезду еще не получил. На его полинявшей гимнастерке сияли ордена Ленина и Красного Знамени — высокие награды за ратные дела. Не знали мы, да и он тоже, что уже майором стал: приказ из Москвы еще не дошел до полка. Вот в капитанских погонах и ходит.
Его уже знали многие, слышали о дерзких и неотразимых атаках, видели его «почерк» в небе, поражались отваге, восхищались находчивостью и инициативой. Он был новатором, он вел поиск, отбрасывал старое, изжившее себя, он мыслил, творил новое в тактике, в искусстве побеждать врага.
Это была в полном смысле «Школа Покрышкина». Даже небо над головой становилось частенько «учебным классом»: противник
в то время блокировал наши аэродромы, и к нам нередко наведывались то «юнкерсы», то «хейнкели», а чаще всего — «мессершмитты». И если навстречу им взлетал «наш капитан», как мы его еще долго называли, все с волнением и восхищением наблюдали бой, результатом которого неизменно становились дымящиеся обломки вражеского стервятника.
Мы впоследствии твердо усвоили покрышкинскую формулу боя: «Высота — скорость — маневр — огонь!»
В полку было заведено, что «старички» обязательно берут с собой на боевое задание молодежь, при этом новичка никогда не ставили замыкающим в группе, а держали в середине строя — учили и в то же время тщательно оберегали от коварных ударов «мессеров».
Ну, а если вдруг группа подвергалась огневому воздействию зениток противника, новичок слышал в наушниках подбадривающий голос:
— Не робеть! Повторяй маневр. Спокойно!..
…Воздушное сражение в небе Кубани, длившееся несколько месяцев, не знает себе равных. Советские летчики развенчивали миф о непобедимости гитлеровских люфтваффе. Но несли большие потери. Авиаторы дрались геройски, самоотверженно, не щадя жизни ради достижения победы над ненавистным врагом. В каждом летчике пылал дух Петра Нестерова. Дух патриота, сына великой Отчизны.
Первый самостоятельный вылет в новом полку на новеньком истребителе и радует, и волнует. С одной стороны, это целый праздник в душе. С другой — крайнее беспокойство: а подчиню ли себе вот эту стремительную, грозную боевую машину, смогу ли слиться с ней воедино в воздушном бою?
Полеты еще в 84-А полку на этом самолете прошли успешно. Машину освоили: летали по кругу, вели радиообмен с руководителями полетов, выполняли их команды. Правильно зашел на посадку и я, хорошо приземлился, возле «Т».
— Нормально! — сказал Покрышкин.
Человек он немногословный, сдержанный. Поругать надо — без особых эмоций, но довольно выразительно одно слово скажет — и провинившемуся все станет ясно. Похвалить кого решил, тоже одним словом обойдется.
Приятно стало на душе: сложная и строгая машина поддается…
Молодежь работает над аэродромом под надежной охраной: в воздухе дежурят «старички», неровен час, «мессеры» нагрянут. На земле, в лесопосадке, тоже пара истребителей замаскирована, может взлететь в любой момент. И зенитчики начеку у своих орудий стоят.
Первый вылет в зону в этот день прошел нормально: все элементы простого пилотажа выполнены хорошо.
…Вечерело. Уставшее за день солнце спешило на покой и, уже прячась за горизонт, окрасило в багровый цвет белесый доселе край огромного темно-серого облака.
— Быть завтра дождю! — без сомнения заключил техник моего самолета старший техник-лейтенант Иван Яковенко.
Примета оправдалась. Как ни крепок предрассветный сон, а до сознания все же дошло: льет за окном дождь. Да еще какой!
А головы не поднять: очень уж спится хорошо под шелест дождя. Шумит за окном, и уже ровным счетом ничего не слышишь — ни торопливой дроби падающих с высоты и разбивающихся о какую-то жестянку струй, ни заунывной песни рассерженного ветра, ни плутающего по станичным околицам грома.
Наконец проснулись. В горницу вошла хозяйка, предложила молоко.
— Спасибо, хозяюшка! Мы лучше вечерком молочка попьем. А сейчас — некогда… Извиняйте!..
На лице Полины Никандровны отразилась искренняя досада…
…Полеты сегодня с утра все-таки «отбили»: низкая облачность, шквалистый ветер, дождь. Аэродром раскис. Но так или иначе, время попусту не пропадает: нельзя летать, можно заниматься, изучать тактику, аэродинамику, матчасть: новый истребитель требует умелых рук и грамотных действий.
Позанимались два часа. Третий час — вроде «обмена мнениями». Точнее говоря, это был час общения ветеранов и молодежи, более полного ознакомления с историей полка, приобщения новичков к сложившимся здесь традициям.
Майора Покрышкина вызвали на командный пункт, и занятия продолжает проводить штурман полка майор Крюков. Жадно ловим каждое слово Пал Палыча, как все тепло зовут его здесь. Сразу заметили: его любят в полку, уважают. Крепко сбитый, коренастый, он словно налит силой. Лицо открытое, приветливое. Говорит скороговоркой, временами чуть-чуть заикается. Глаза добрые, улыбка подкупающая. Когда он вспоминает боевых друзей своих, павших в первых суровых сражениях, глаза его вдруг загораются каким-то особым пламенем, и голос начинает дрожать от волнения. Подбородок бледнеет: следствие полученного в воздушных боях ожога.