Страница:
Саламура выпустил из коробка светлячков.
- Освещайте дорогу. Вот так! Теперь пошли.
- Куда? Куда? - зашумели светлячки.
- Куда? Я и сам этого не знаю. Первым делом, надо уйти отсюда подальше. А затем мы должны найти Байю.
У светлячков от сидения в коробке затекли крылышки. Бедняжки уже не светили так ярко, как в памятный вечер на опушке леса. Однако и тот тусклый свет, который они излучали, был достаточным для Саламуры. Саламура в Стране поэтов.
Долго ли, коротко ли шёл Саламура, на пути его возник чудо-город. Такого райского уголка пастушок в жизни не видел. И сейчас, невольно сравнив его с парком Райских кущ на крыше дома канатоходцев, усмехнулся: если уж называть что-то раем, то только этот красивый город.
Саламура так настрадался у Але-Гопа и господина Бей-Нежалей; что решил и на пушечный выстрел не подходить ни к одному городу. Да, но и дальше идти полями и лесами, хорониться от людей? А Байя? Вдруг она здесь?
Она непременно в этом прекрасном городе. Где же ей быть ещё?! Если Саламура сглупит и пройдёт мимо, то не видать ему Байи, не освободить её из плена.
Город утопал в зелени. Улицы были окаймлены газонами со множеством благоухающих цветов. Пальмы обмахивались веерообразными листьями, навевая на город прохладу. На кустах белых, красных, чёрных роз сидели соловьи и пели о бессмертии красоты.
Почти на каждом шагу были удобные скамейки или открытые беседки. Площади были украшены фонтанами.
Саламура направился к одному из них. В центре бассейна, на искусственной скале стоял высеченный из мрамора мальчуган с крылышками за спиной. В руках он держал лук и стрелы. Тетива была туго натянута, и Саламуре показалось, что озорной мальчуган целится прямо в него. Пастушок спрятался за дерево - чего доброго, вырвется у шалуна стрела и поразит его. Саламура ещё не знал, что мальчик мраморный и не может стрелять.
Вокруг бассейна сидели, на равном друг от друга расстоянии, бронзовые лягушки с широко раскрытыми ртами. А из горлышек у них били тоненькие струйки воды.
Саламура прошёл немного и оказался у второго фонтана. Здесь было всё наоборот. В центре бассейна, опять же на искусственной скамейке сидела огромная лягушка с выпученными глазами, а вокруг неё толпились мраморные мальчики. Они целились в бронзовую лягушку, но вместо стрел в лягушку летели струйки воды. Саламура подумал, что ей куда приятнее под обстрелом воды, чем мальчику с того фонтана.
Солнце уже поднялось, а на улицах ещё ни живой души. Саламура шёл, разглядывая притаившиеся под раскидистыми деревьями особняки. Вокруг было тихо: муравей пройдёт - услышишь. Лишь изредка доносилось щёлканье соловья.
Вдруг Саламура уловил какой-то шёпот. Он посмотрел в сторону, откуда слышался шёпот, и увидел мужчину. Пастушок подошёл ближе к голубой беседке. Мужчина удобно сидел в кресле, положив ноги на стол и устремив взгляд в пространство. Он вдохновенно шептал что-то, теребя ухо, за которым был карандаш. В ногах у него, на столе, лежала общая тетрадь.
Заметив Саламуру, этот чудак с карандашом за ухом изобразил на лице удивлений и радость. Он торопливо опустил ноги и приветствовал гостя:
- Здравствуйте, здравствуйте!
- Добрый день! - ответил Саламура.
- Как давно вы приехали?
- Только что. Я не приехал, а пришёл пешком. И первым встретил вас.
- Очень приятно! Очень... очень приятно! Иначе и быть не могло, первым встретиться вам должен был именно я.
"Он принимает меня за кого-то другого, - подумал Саламура, - говорит, как со старым знакомым".
- Как вам понравился наш город?
- Я не успел ещё хорошо осмотреть его, видел только немногое...
- Что именно? - нетерпеливо прервал гостя новый знакомый.
Саламура показал рукой в сторону площади с фонтаном.
- Вам просто не повезло. Это древняя окраина нашего города, там живут только престарелые поэты. Вы непременно должны увидеть новые районы.
- Почему здесь так поздно просыпаются? - спросил вдруг Саламура.
- Для вас, конечно, не новость, что мы, поэты, работаем по ночам. А днём отсыпаемся.
"За кого же он меня принимает? Откуда я должен знать, в какое время суток работают поэты?" - удивлённо подумал Саламура, но промолчал.
- Разрешите представиться: я поэт Агамемнон Лобан, - склонил голову чуть набок новый знакомый Саламуры. - Я всё ещё хожу в молодых поэтах, хотя уже начал терять зубы. Причём не молочные, - изящно сострил Лобан.
- Ага-мем-нон Ло-бан, - по слогам повторил Саламура.
- Вот именно. Вы, конечно, слышали обо мне. У меня за границей вышло книг намного больше, чем у кого-нибудь другого.
На улицу понемногу стали выходить мужчины с опухшими то ли от сна, то ли от бессонницы лицами. Неторопливо прохаживаясь вокруг голубой беседки, они с любопытством разглядывали Саламуру.
- Не позавтракать ли нам? - предложил Агамемнон, беря Саламуру под руку. Милости прошу ко мне.
Наш пастушок был так голоден, что не заставил упрашивать себя.
Лобан гордо прошествовал мимо поэтов всех поколении, с достоинством отвечая на поклоны.
- А вот и моя обитель, - сказал Агамемнон, когда они, миновав пальмовую аллею, очутились у одноэтажного особняка. - Я живу как раз на границе старого и нового районов. Толки
На площадях, у фонтанов, в беседках собирались группами поэты всех возрастов. Разговоры велись только о заморском госте. Жители города поэтов были людьми добрыми. Поэтому приезд любого гостя становился для них истинным праздником. Ну, а если приезжий оказывался поэтом, то их ликованию не было границ.
- Кто этот юноша и из какой он страны? - терялись в догадках люди.
- Мне кажется, это Хиларио Буэра, - сказал поэт среднего поколения.
- Прославленный поэт страны Сноготок? - не поверил своим ушам старый поэт.
- А кем он ещё может быть? Такие крохотульки живут только в стране Сноготок, - отвечал молодой.
И город мигом облетел слух о приезде знаменитого поэта.
- Нашу страну посетил сам Хиларио Буэра, - спешили сообщить друг другу радостную весть поэты.
Многие из них и раньше слышали о Хиларио Буэра, но стихов его никто не читал.
Поэты всех поколений сошлись на том, что надо оказать именитому гостю достойный приём.
- Конечно же, первым долгом мы покажем ему наш город, - сказал один.
- Без сомнений, - поддакнул другой.
- Может, сначала угостить его завтраком? - робко вставил третий.
- Непременно, - согласился четвёртый. - В такую рань ему я перекусить-то было негде. Но вдруг все спохватились:
- А куда он пропал, наш Хиларио Буэра?
- Не сомневаюсь, - сказал умудрённый опытом старый поэт, - Хиларио сидит у Агамемнона.
- Ох, этот Лобан! Стоит появиться в городе чужестранцу, как он сразу же оказывается у Агамемнона.
- Всех иностранцев перехватывает у нас. А мы что, лыком шиты, не можем принять гостя?!
- Гость от бога. Гость принадлежит всем. Поэтому все мы должны принимать его.
- Твоими устами глаголет истина, - заключил самый молодой поэт, который пока что успел напечатать всего только одно стихотворение, да и то в стенгазете.
Словом, горожане были полны Хиларио Буэрой.
Но мы-то с вами знаем: в Страну поэтов приехал вовсе не Хиларио Буэра. Прославленный стихотворец по-прежнему находился у себя на родине и всё казнил себя за то, что сжёг двадцать три стихотворения, написанные за одну ночь.
Впрочем, давайте наберёмся терпения и не будем забегать вперёд. Нас ждут ещё тысячи неожиданностей. Беседа на веранде
Саламура за Агамемнон Лобан мирно беседовали на веранде, которая смотрела на новый район города поэтов.
Этот район совершенно не был похож на старый. В старом районе всё: фонтаны, здания, беседки, деревья и даже цветы на газонах - имело овальную форму. Дома же являли собой ти-пичные образцы архитектурных излишеств.
В новых кварталах вы не увидели бы такого обилия цветов, а дома тут, казалось, состояли из одних углов.
- И скульпторы порадовали нас своим мастерством, - сказал Агамемнон Лобан. - Посмотрите на ту статую, что правее серого дома, она называется "Мечта поэта".
Саламура никак не мог понять, почему эта белая бесформенная глыба названа "Мечтой поэта".
- Надеюсь, вы надолго приехали к нам.
- Я не приехал, просто шёл мимо и решил заглянуть в ваш город.
- Куда вы, если не секрет, держите путь?
- И сам толком не знаю. Я ищу пропавшего друга.
- Ага, понятно... Мне известно, какое вы перенесли горе. Саламура удивился: "Откуда он может знать о моём горе?"
- Я как поэт сочувствую вам. Шутка ли, сжечь двадцать семь стихотворений. Да это варварство, как только у них рука поднялась па такое.
- Двадцать семь стихотворений? - удивился Саламура.
- Извините, я точно не помню, может, меньше?
- Не понимаю, о чём вы говорите?
- То есть как, уважаемый Хиларио Буэра?! Оказывается, и Агамемнон Лобан принял нашего пастушка за известного поэта Буэру.
- Я не Хиларио Буэра, я Саламура. Агамемнон лукаво улыбнулся.
- Не надо, дорогой, я вас узнал с первого взгляда. Разве не вашему перу принадлежат двадцать три сонета о повелительнице светлячков?
- Повелительница светлячков?!
- Да, да, та самая девочка в платье из лепестков лютика.
- Байя! Где она? - побледнел Саламура.
- Как, вы не знаете, уважаемый Хиларио Буэра, что повелительница светлячков уже в стране Сноготок, у принца?
- Какой ещё Хиларио Буэра, говорю вам, я Саламура, пастух божьих коровок! Вы лучше объясните мне, что это за страна Сноготок и как её найти.
- Так вы не поэт?
- Ох, какой вы непонятливый! Говорю же вам, никакой я не поэт!
- Значит, я ошибся?
- Не терзайте меня, скажите, где находится Сноготок.
- Видите ли, я слыхал, что Сноготок - это страна карликов, а где её искать, я сам не знаю. Вечер одного стихотворения
Саламура выбежал на улицу. Собравшиеся на площади поэты были страшно удивлены: Агамемнон отпустил именитого гостя! Они уже привыкли видеть входящих к Лобану иностранцев, но чтобы кто-нибудь так быстро выходил из его дома, да ещё и трезвым, - такого не бывало.
- Друзья, знаменитый Хиларио Буэра чем-то встревожен. Нам выпало счастье обласкать его! - воскликнул поэт Парфенон. - Так устроим ему достойную встречу. Соберёмся в клубе. Первым выступлю я. Затем со словом приветствия обратится к гостю Чичерон. Школьницы поднесут уважаемому поэту цветы. Устроим вечер родного стихотворения. И себя покажем, и гостя послушаем.
Слова Парфенона пришлись всем по душе.
- За дело, товарищи, - заключил старый поэт. Собравшиеся разбились на две инициативные группы. Первая помчалась в клуб, чтобы приготовить зал, а вторая направилась к Саламуре, который стоял посреди улицы, не зная, куда ему податься.
- Господин Хиларио Буэра, - обратился к пастушку самый старый поэт. Местные служители муз приглашают вас в клуб. Пожалуйте с нами.
- Я... я... - Саламура хотел сказать, что никакой он не Буэра, но поэты тесно обступили его и увлекли в клуб. По дороге мнимого Буэру забросали вопросами:
- Как вам понравился наш город?
- Есть ли в мире страна красивее нашей?
- Кого вы считаете величайшим поэтом современности?
- Кого из наших поэтов вы читали?
- Ваше мнение о стихах Агамемнона Лобана? "И чего они пристали ко мне, думал Саламура, - присосались, как пиявки. Лучше бы сказали, где находится страна Сноготок, и я помчался бы к Байе".
Клуб был переполнен поэтами. На сцене за длинным столом сидело несколько человек. Когда Саламура вошёл в зал, все, словно по команде, вскочили на ноги и устроили овацию. Кто-то выкрикнул:
- Да здравствует славный Хиларио Буэра!
- Да здравствует! - подхватил весь зал.
Парфенон поднял руку - мол, успокойтесь, и посмотрел на Саламуру, которого уже усадили в высокое, украшенное цветами кресло.
- Господа! - обратился к присутствующим Парфенон. - Нашу страну посетил великий поэт Хиларио Буэра.
Саламура опять попытался возразить: дескать, он не Хиларио и пришёл в этот город в поисках Байи, он даже привстал от волнения.
Поэты приняли этот порыв Саламуры за выражение признательности, и с новой силой грянула овация.
- Садитесь, не беспокойтесь, - расплываясь в улыбке, сказал Парфенон. И сразу же приступил к торжественной части.
В своей краткой, но содержательной речи он охарактеризовал Хиларио Буэру как выдающегося гражданина и поэта. Парфенон не преминул добавить, что, к сожалению, он раньше не был знаком ни с Хиларио, ни с его стихами, но, к счастью, ему ещё предстоит это удовольствие.
Присутствующие многозначительно переглянулись.
Затем слово взял Чичерон. Молодой критик начал издалека. Он подробно рассказывал о героической и многовековой истории страны, которая сегодня принимает великого поэта.
Саламура ёрзал в кресле.
Чичерон увлечённо продолжал... Наконец он замолк, но с трибуны почему-то не сошёл. Забыл, что ли?
Двери зала широко распахнулись, и к Саламуре подбежали наряженные в белые платья девочки. Они засыпали гостя цветами с ног до головы.
Стены зала дрожали от рукоплесканий.
Саламура терял последнюю надежду. Сколько трудов ему стоило убежать от старого боксёра, и всё напрасно. Боксёр Бей-Нежалей хоть был один, а этих поэтов тьма-тьмущая. Неужели ему суждено задохнуться в аромате цветов?
Поэты уже приготовились читать свои стихи, но тут в зал ворвался какой-то юноша.
- Господа, господа! - во все горло кричал он, пробираясь к сцене.
- Чего орёшь, мальчишка! - цыкнул на него Парфенон.
- Приехал Хиларио Буэра!
- Глупец, Хиларио Буэра уже тут. Ты, наверное, не разглядел его за цветами.
- Нет, это не Буэра. Настоящий Буэра там. - Юноша показал рукой на улицу.
- А он кто же? - Парфенон удивлённо посмотрел на Саламуру.
- Не знаю.
Парфенон подошёл к груде цветов и крикнул в неё, будто в колодец:
- Эй, ты кто?
Цветы зашевелились и жалобно всхлипнули:
- Я... Саламура, пастух божьих коровок.
- Чего же ты морочил нам голову?! - рассердился Парфенон. - А где настоящий Буэра? - обратился он теперь к юноше.
- У Агамемнона.
- Боже! - взмолился Парфенон. - И на этот раз проморгали.
Все бросились вон.
Саламура усиленно разгребал цветы. Наконец ему удалось высунуть голову.
Зал был пуст. Саламура в отчаянии закрыл лицо руками.
Давайте оставим Саламуру наедине со своими мыслями и вернёмся в страну Сноготок. Узнаем, правда ли, что Байя во дворце Ноготка XV, и как она себя там чувствует. Ведь не все одинаково хорошо чувствуют себя в королевском дворце. Некоторым там вовсе не нравится.
Словом, перенесёмся в страну Сноготок и посмотрим, что в ней происходит. Но для этого нам придётся совершить путешествие в прошлое. Ведь после похищения Байи прошло почти два месяца. Пятнадцатый монумент короля.
На улицах и площадях столицы государства Сноготок было установлено четырнадцать монументов. Это они только так назывались монументами, а на самом деле это были причудливо изогнутые и окрашенные в белый цвет печные трубы. Они ни у кого не вызывали восторга, но любой житель страны безошибочно мог узнать в каждой из скульптур Ноготка.
Четырнадцати монументов оказалось недостаточно. Ноготок-то ведь пятнадцатый государь своей страны! Сам король да и все придворные рассуждали так: если Ноготок пятнадцатый государь, почему же в столице всего четырнадцать монументов?
Жители Сноготка отлично знали арифметику и здорово умели вычитать, складывать и вообще считать не только до пятнадцати.
Надо заметить и то, что в государстве Сноготок пока ещё не было скульптора и его обязанности временно (до рождения скульптора) исполнял кузнец.
Кузнец слыл работягой. Все лемехи, серпы, молотки, гвозди, все миски, сковородки, ложки, вилки были творением его рук или рук его отца и деда, тоже потомственных кузнецов.
Дел у кузнеца было хоть отбавляй, и он очень не любил ковать замысловатые монументы. "Напрасная трата времени, - ворчал кузнец, - лучше сковородок наделать, на них хоть яичницу жарить можно, а от этих фигур какая польза?"
Как видите, кузнец не был большим ценителем искусства, зато он прекрасно владел своим ремеслом.
В те дни, когда кузнец "ваял" монументы, от ударов молота по железу стоял такой шум, что не мудрено было оглохнуть. И всё население Сноготка дивилось, как выдерживает нежный слух короля такой грохот.
Правда, Ноготок XV затыкал оба уха ватой, но это нисколько не облегчало его страданий. Придворные благоговейно твердили:
- Только любовь к искусству толкает государя на героический подвиг.
Мне же кажется, что Ноготок XV, как и все самодержцы, просто заботился о своём бессмертии. Мол, потомки, глядя на монументы, будут вспоминать его великого короля.
Ноготок XV стоял, боясь шелохнуться, на стуле - позировал кузнецу, который ожесточённо бил по раскалённой трубе молотом.
В кузницу вбежал, зажав ладонями уши, второй министр и что-то доложил государю. Тот не расслышал. Второй министр принялся кричать. Ноготок XV вынул из одного уха вату, но опять не услышал ничего. Тогда он вынул вату из второго уха и прижал его к самым губам министра. Но мыслимое ли дело услышать что-нибудь в этом шуме. Второй министр приказал кузнецу прекратить работу. Тот отбросил молот, и в кузнице стало тихо.
- Ох, - простонал Ноготок XV, - ничего нет лучше тишины.
- Государь! - торжественно произнёс второй министр. - Ночные разведчики блестяще справились с поручением.
- А какое мы давали им поручение?
- Доставить повелительницу светлячков.
- И что?
- Она уже здесь.
- Где? - Король спрыгнул со стула и почему-то отряхнул брюки. - Вот молодцы!
- Рады стараться, государь. Сейчас она спит в моём дворце,
- Принцу сообщили?
- Нет, государь, я решил сначала вам доложить.
- Хвалю. Ты заслужил награду. Сегодня же получишь орден Чайного листа второго сорта.
Этот орден считался высшей наградой государства. Правда, был ещё Чайный лист первого сорта, но им Ноготок XV за все годы наградил только самого себя.
Во всяком случае, второй министр был доволен. Байя в королевском дворце.
В большом зале королевского дворца собрался весь цвет общества. Здесь были его величество Ноготок XV с супругой, Бородавка, разные визири, советники, свита. Отсутствовали только принц и второй министр.
Бутуз спал, а второй министр пошёл за повелительницей светлячков.
Первый министр метал взгляды во все стороны, он даже зло покусывал кончики седых усов.
А почему так негодовал Бородавка?
Во-первых, второй министр действовал тайно от него. И добился, надо сказать, немалых успехов. Во-вторых, надежды Бородавки рухнули. Царица светлячков найдена, и теперь принц уже не с Фринтой, а с ней будет играть в салки и жмурки.
Собравшиеся с нетерпением ждали Байю. Наконец в дверях показался второй министр - он вёл за руку растрёпанную девочку в помятом платье из лепестков лютика.
- Боже, как она безобразна, - сказал Бородавка, - и в подмётки не годится моей Фринте!
Кто-то в заднем ряду хихикнул. Первый министр сразу же обернулся, чтобы запомнить насмешника и отомстить ему при случае.
Байя стала посреди зала, испуганно озираясь по сторонам.
Казалось, она ищет знакомое или хотя бы сочувствующее лицо. Напрасно. В королевском дворце доброго лица не найти.
- Не верю я, что эта девчонка - красавица из царства светлячков! - громко произнёс Бородавка.
Цвет общества тоже усомнился: такая растрёпа в мятом платье - и невиданная красавица?!
- Спросите у девочки, кто она и из какой страны! - приказал король.
Второй министр подошёл к Байе. Он был уверен, что разведчики привели именно красавицу из страны светлячков, и поэтому спокойно спросил:
- Как тебя звать, девочка?
- Байя.
- Кто ты?
- Я... я пастушка.
- Вот видите, я же говорил! - радостно воскликнул первый министр. Пастушка не может быть невиданной красавицей.
Цвет общества загудел:
- Она пастушка? И только?
- Да какая же это красавица?
- Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Хо-хо-хо!
- Пастушка!
- Откройте окна, надо проветрить комнату! Король поднял усыпанную перстнями руку. Воцарилась тишина.
- Ты по-прежнему настаиваешь, что эта девочка - солнцем не виданная красавица? - сказал Ноготок XV второму министру.
- Да, она из царства светлячков. Скажи, девочка, - обра-тился второй министр к Байе, - ты видела солнце?
- Нет, не видела.
- А как называется твоя страна?
- Царство светлячков.
- У меня больше нет вопросов. - Второй министр отвесил низкий поклон государю и государыне.
- Пастушка - и вдруг красавица, - не мог угомониться Бородавка, - да это неслыханно!
Разгорелся ужасный спор. Одни считали: пастушка она или принцесса - это неважно. Если не видела солнца, значит, и правда не виданная солнцем красавица. Другие держались иного мнения: солнцем не виданной красавицей может быть только дочь короля или, на худой конец, дочь первого министра, считали они. А третьи молча выжидали: мол, кто одержит верх, к тому и примкнут.
Не вмешайся Заусеница, этот обмен мнениями затянулся бы до поздней ночи.
- Скажи, девочка, - обратилась королева к Байе, - а в бадминтон ты играешь?
- Не слышала я о такой игре.
- Ив пинг-понг тоже не умеешь?
- Нет.
- Очень печально! - сокрушённо покачала головой Заусеница.
Между прочим, и сама королева не умела играть ни в бадминтон, ни в пинг-понг, но она где-то слышала, что, играя в эти игры, можно похудеть, а Заусеница и во сне и наяву мечтала сбросить жирок, потому и спрашивала об этих играх каждого встречного - уж очень ей хотелось поучиться.
Узнав, что Байя не играет в бадминтон и пинг-понг, государыня потеряла к ней всякий интерес.
- Ваше величество, - обратился к Ноготку XV второй министр, - мы напрасно спорим. Пусть сам принц скажет, та ли это девочка или нет. Ведь только Бутуз знает, кого он видел во сне.
"Боже, как он умён, - подумал король. - Вот кто рождён первым министром. Как жаль, что он молод. Скорее бы состарился, чтобы можно было сделать его первым министром. До чего же медленно ползёт время!"
Предложение второго министра было всеми одобрено.
Но как добудиться Бутуза?! Салки и жмурки.
Король и королева направились в спальню принца. Бутуз всё ещё сладко спал.
- Господи, как он похудел, - со слезой в голосе сказала Заусеница.
Все матери одинаковы: стоит ребёнку разок не поесть, и уже сокрушаются мол, похудел, истощал, кожа да кости. А на самом деле принц вовсе не казался истощённым. Ведь на второй же день после странного сна аппетит вернулся к Бутузу, и он опять уплетал за двоих.
- Бутузик, сынок, проснись, - ласково погладил его по головке король.
Вы, наверное, думаете, что и на этот раз нелегко будет разбудить принца? Ошибаетесь. Бутуз проголодался во сне, и едва над ним заговорили, ему послышалось, что отец говорит: "Сынок, поешь!"
Принц мгновенно открыл заплывшие жиром глаза, затем хлопнул себя по животу и сел на подушку.
- Где мой завтрак? - спросил он.
- Принц голоден! - всполошился король.
Слуги забегали словно угорелые. И тут же к постели Бутуза подкатился столик с яствами. Принц в один миг разделался с пирогом и опустошил крынку молока.
Заморив червячка, он согласился одеться.
Пять служанок наряжали принца.
Наконец король и королева взяли наследника за руки и повели в зал.
Байя стояла на прежнем месте. Придворные ходили вокруг неё, разглядывали, изучали. Но когда вошла королевская семья, все сразу разбежались по своим местам.
- Сынок, скажи, кто эта девочка? - обратился к принцу Ноготок XV.
Принц подошёл к Байе, заглянул ей в лицо и вдруг радостно воскликнул:
- Это она, красавица из царства светлячков!
- Я ведь говорил, ваше величество, - уже не так низко поклонился второй министр.
У Бородавки от зависти нос посинел.
- Где твои светлячки? - спросил Байю принц.
- Часть из них перебили, а часть укрылась в лесу.
- А почему ты одна? Байя не ответила.
- Хочешь, сыграем в салки? - предложил Бутуз.
- Не хочу.
- Что значит - не хочу, когда принц просит! - возмутились придворные.
- Смотрите-ка на эту выскочку!
- Нахалка!
- Сейчас же играй в салки!
Байя задрожала от страха.
- Я не умею играть в салки, - робко сказала она.
- Это очень лёгкая игра, - ласково взял её за руку второй министр. - Принц побежит, а ты догони его и обязательно дотронься хоть пальчиком.
Бутуз побежал, точнее говоря, затрусил. Его щёки и живот смешно колыхались.
- Как он легко бежит! - льстиво сказал один из придворных и посмотрел на короля; услыхал ли государь его слова. Ноготок XV, конечно, услыхал и заулыбался. Принц бегал по залу, сопя и задыхаясь, и дразнил девочку.
- Салка, салка, дай колбаски! - кричал он.
А Байя и не думала гнаться за ним. Бутуз остановился.
- Я так не играю, она не ловит.
- Беги за ним, девочка, не стесняйся, - подтолкнул Байю второй министр.
Бутуз снова затрусил по залу.
- Молодчина!
- Какой ловкий!
- Браво, принц!
- Ай да Бутуз! - слышалось со всех сторон.
Байя наконец побежала за принцем, но очень скоро у неё подогнулись колени, и девочка опустилась на пол.
Бутуз пробежал ещё один круг, остановился, вытер рукавом пот с лица и гордо заявил:
- Я победил!
- Не догнала, наш принц победил! - в один голос закричали придворные.
Бутуз подошёл к Байе.
- Вставай, поиграем в жмурки.
- Жмурки! Замечательно! Прекрасно! - одобрил Ноготок XV. - Вот посмеёмся.
- Не могу, - робко отказалась Байя.
- А я хочу! - задрал нос Бутуз.
Второй министр поднял девочку и, завязав ей глаза, объяснил правила игры в жмурки. Байя поняла, что её будут мучить до тех пор, пока она не поймает этого принца. Ей ничего не оставалось, как ловить Бутуза. Принц позвал тонким голосом:
- Освещайте дорогу. Вот так! Теперь пошли.
- Куда? Куда? - зашумели светлячки.
- Куда? Я и сам этого не знаю. Первым делом, надо уйти отсюда подальше. А затем мы должны найти Байю.
У светлячков от сидения в коробке затекли крылышки. Бедняжки уже не светили так ярко, как в памятный вечер на опушке леса. Однако и тот тусклый свет, который они излучали, был достаточным для Саламуры. Саламура в Стране поэтов.
Долго ли, коротко ли шёл Саламура, на пути его возник чудо-город. Такого райского уголка пастушок в жизни не видел. И сейчас, невольно сравнив его с парком Райских кущ на крыше дома канатоходцев, усмехнулся: если уж называть что-то раем, то только этот красивый город.
Саламура так настрадался у Але-Гопа и господина Бей-Нежалей; что решил и на пушечный выстрел не подходить ни к одному городу. Да, но и дальше идти полями и лесами, хорониться от людей? А Байя? Вдруг она здесь?
Она непременно в этом прекрасном городе. Где же ей быть ещё?! Если Саламура сглупит и пройдёт мимо, то не видать ему Байи, не освободить её из плена.
Город утопал в зелени. Улицы были окаймлены газонами со множеством благоухающих цветов. Пальмы обмахивались веерообразными листьями, навевая на город прохладу. На кустах белых, красных, чёрных роз сидели соловьи и пели о бессмертии красоты.
Почти на каждом шагу были удобные скамейки или открытые беседки. Площади были украшены фонтанами.
Саламура направился к одному из них. В центре бассейна, на искусственной скале стоял высеченный из мрамора мальчуган с крылышками за спиной. В руках он держал лук и стрелы. Тетива была туго натянута, и Саламуре показалось, что озорной мальчуган целится прямо в него. Пастушок спрятался за дерево - чего доброго, вырвется у шалуна стрела и поразит его. Саламура ещё не знал, что мальчик мраморный и не может стрелять.
Вокруг бассейна сидели, на равном друг от друга расстоянии, бронзовые лягушки с широко раскрытыми ртами. А из горлышек у них били тоненькие струйки воды.
Саламура прошёл немного и оказался у второго фонтана. Здесь было всё наоборот. В центре бассейна, опять же на искусственной скамейке сидела огромная лягушка с выпученными глазами, а вокруг неё толпились мраморные мальчики. Они целились в бронзовую лягушку, но вместо стрел в лягушку летели струйки воды. Саламура подумал, что ей куда приятнее под обстрелом воды, чем мальчику с того фонтана.
Солнце уже поднялось, а на улицах ещё ни живой души. Саламура шёл, разглядывая притаившиеся под раскидистыми деревьями особняки. Вокруг было тихо: муравей пройдёт - услышишь. Лишь изредка доносилось щёлканье соловья.
Вдруг Саламура уловил какой-то шёпот. Он посмотрел в сторону, откуда слышался шёпот, и увидел мужчину. Пастушок подошёл ближе к голубой беседке. Мужчина удобно сидел в кресле, положив ноги на стол и устремив взгляд в пространство. Он вдохновенно шептал что-то, теребя ухо, за которым был карандаш. В ногах у него, на столе, лежала общая тетрадь.
Заметив Саламуру, этот чудак с карандашом за ухом изобразил на лице удивлений и радость. Он торопливо опустил ноги и приветствовал гостя:
- Здравствуйте, здравствуйте!
- Добрый день! - ответил Саламура.
- Как давно вы приехали?
- Только что. Я не приехал, а пришёл пешком. И первым встретил вас.
- Очень приятно! Очень... очень приятно! Иначе и быть не могло, первым встретиться вам должен был именно я.
"Он принимает меня за кого-то другого, - подумал Саламура, - говорит, как со старым знакомым".
- Как вам понравился наш город?
- Я не успел ещё хорошо осмотреть его, видел только немногое...
- Что именно? - нетерпеливо прервал гостя новый знакомый.
Саламура показал рукой в сторону площади с фонтаном.
- Вам просто не повезло. Это древняя окраина нашего города, там живут только престарелые поэты. Вы непременно должны увидеть новые районы.
- Почему здесь так поздно просыпаются? - спросил вдруг Саламура.
- Для вас, конечно, не новость, что мы, поэты, работаем по ночам. А днём отсыпаемся.
"За кого же он меня принимает? Откуда я должен знать, в какое время суток работают поэты?" - удивлённо подумал Саламура, но промолчал.
- Разрешите представиться: я поэт Агамемнон Лобан, - склонил голову чуть набок новый знакомый Саламуры. - Я всё ещё хожу в молодых поэтах, хотя уже начал терять зубы. Причём не молочные, - изящно сострил Лобан.
- Ага-мем-нон Ло-бан, - по слогам повторил Саламура.
- Вот именно. Вы, конечно, слышали обо мне. У меня за границей вышло книг намного больше, чем у кого-нибудь другого.
На улицу понемногу стали выходить мужчины с опухшими то ли от сна, то ли от бессонницы лицами. Неторопливо прохаживаясь вокруг голубой беседки, они с любопытством разглядывали Саламуру.
- Не позавтракать ли нам? - предложил Агамемнон, беря Саламуру под руку. Милости прошу ко мне.
Наш пастушок был так голоден, что не заставил упрашивать себя.
Лобан гордо прошествовал мимо поэтов всех поколении, с достоинством отвечая на поклоны.
- А вот и моя обитель, - сказал Агамемнон, когда они, миновав пальмовую аллею, очутились у одноэтажного особняка. - Я живу как раз на границе старого и нового районов. Толки
На площадях, у фонтанов, в беседках собирались группами поэты всех возрастов. Разговоры велись только о заморском госте. Жители города поэтов были людьми добрыми. Поэтому приезд любого гостя становился для них истинным праздником. Ну, а если приезжий оказывался поэтом, то их ликованию не было границ.
- Кто этот юноша и из какой он страны? - терялись в догадках люди.
- Мне кажется, это Хиларио Буэра, - сказал поэт среднего поколения.
- Прославленный поэт страны Сноготок? - не поверил своим ушам старый поэт.
- А кем он ещё может быть? Такие крохотульки живут только в стране Сноготок, - отвечал молодой.
И город мигом облетел слух о приезде знаменитого поэта.
- Нашу страну посетил сам Хиларио Буэра, - спешили сообщить друг другу радостную весть поэты.
Многие из них и раньше слышали о Хиларио Буэра, но стихов его никто не читал.
Поэты всех поколений сошлись на том, что надо оказать именитому гостю достойный приём.
- Конечно же, первым долгом мы покажем ему наш город, - сказал один.
- Без сомнений, - поддакнул другой.
- Может, сначала угостить его завтраком? - робко вставил третий.
- Непременно, - согласился четвёртый. - В такую рань ему я перекусить-то было негде. Но вдруг все спохватились:
- А куда он пропал, наш Хиларио Буэра?
- Не сомневаюсь, - сказал умудрённый опытом старый поэт, - Хиларио сидит у Агамемнона.
- Ох, этот Лобан! Стоит появиться в городе чужестранцу, как он сразу же оказывается у Агамемнона.
- Всех иностранцев перехватывает у нас. А мы что, лыком шиты, не можем принять гостя?!
- Гость от бога. Гость принадлежит всем. Поэтому все мы должны принимать его.
- Твоими устами глаголет истина, - заключил самый молодой поэт, который пока что успел напечатать всего только одно стихотворение, да и то в стенгазете.
Словом, горожане были полны Хиларио Буэрой.
Но мы-то с вами знаем: в Страну поэтов приехал вовсе не Хиларио Буэра. Прославленный стихотворец по-прежнему находился у себя на родине и всё казнил себя за то, что сжёг двадцать три стихотворения, написанные за одну ночь.
Впрочем, давайте наберёмся терпения и не будем забегать вперёд. Нас ждут ещё тысячи неожиданностей. Беседа на веранде
Саламура за Агамемнон Лобан мирно беседовали на веранде, которая смотрела на новый район города поэтов.
Этот район совершенно не был похож на старый. В старом районе всё: фонтаны, здания, беседки, деревья и даже цветы на газонах - имело овальную форму. Дома же являли собой ти-пичные образцы архитектурных излишеств.
В новых кварталах вы не увидели бы такого обилия цветов, а дома тут, казалось, состояли из одних углов.
- И скульпторы порадовали нас своим мастерством, - сказал Агамемнон Лобан. - Посмотрите на ту статую, что правее серого дома, она называется "Мечта поэта".
Саламура никак не мог понять, почему эта белая бесформенная глыба названа "Мечтой поэта".
- Надеюсь, вы надолго приехали к нам.
- Я не приехал, просто шёл мимо и решил заглянуть в ваш город.
- Куда вы, если не секрет, держите путь?
- И сам толком не знаю. Я ищу пропавшего друга.
- Ага, понятно... Мне известно, какое вы перенесли горе. Саламура удивился: "Откуда он может знать о моём горе?"
- Я как поэт сочувствую вам. Шутка ли, сжечь двадцать семь стихотворений. Да это варварство, как только у них рука поднялась па такое.
- Двадцать семь стихотворений? - удивился Саламура.
- Извините, я точно не помню, может, меньше?
- Не понимаю, о чём вы говорите?
- То есть как, уважаемый Хиларио Буэра?! Оказывается, и Агамемнон Лобан принял нашего пастушка за известного поэта Буэру.
- Я не Хиларио Буэра, я Саламура. Агамемнон лукаво улыбнулся.
- Не надо, дорогой, я вас узнал с первого взгляда. Разве не вашему перу принадлежат двадцать три сонета о повелительнице светлячков?
- Повелительница светлячков?!
- Да, да, та самая девочка в платье из лепестков лютика.
- Байя! Где она? - побледнел Саламура.
- Как, вы не знаете, уважаемый Хиларио Буэра, что повелительница светлячков уже в стране Сноготок, у принца?
- Какой ещё Хиларио Буэра, говорю вам, я Саламура, пастух божьих коровок! Вы лучше объясните мне, что это за страна Сноготок и как её найти.
- Так вы не поэт?
- Ох, какой вы непонятливый! Говорю же вам, никакой я не поэт!
- Значит, я ошибся?
- Не терзайте меня, скажите, где находится Сноготок.
- Видите ли, я слыхал, что Сноготок - это страна карликов, а где её искать, я сам не знаю. Вечер одного стихотворения
Саламура выбежал на улицу. Собравшиеся на площади поэты были страшно удивлены: Агамемнон отпустил именитого гостя! Они уже привыкли видеть входящих к Лобану иностранцев, но чтобы кто-нибудь так быстро выходил из его дома, да ещё и трезвым, - такого не бывало.
- Друзья, знаменитый Хиларио Буэра чем-то встревожен. Нам выпало счастье обласкать его! - воскликнул поэт Парфенон. - Так устроим ему достойную встречу. Соберёмся в клубе. Первым выступлю я. Затем со словом приветствия обратится к гостю Чичерон. Школьницы поднесут уважаемому поэту цветы. Устроим вечер родного стихотворения. И себя покажем, и гостя послушаем.
Слова Парфенона пришлись всем по душе.
- За дело, товарищи, - заключил старый поэт. Собравшиеся разбились на две инициативные группы. Первая помчалась в клуб, чтобы приготовить зал, а вторая направилась к Саламуре, который стоял посреди улицы, не зная, куда ему податься.
- Господин Хиларио Буэра, - обратился к пастушку самый старый поэт. Местные служители муз приглашают вас в клуб. Пожалуйте с нами.
- Я... я... - Саламура хотел сказать, что никакой он не Буэра, но поэты тесно обступили его и увлекли в клуб. По дороге мнимого Буэру забросали вопросами:
- Как вам понравился наш город?
- Есть ли в мире страна красивее нашей?
- Кого вы считаете величайшим поэтом современности?
- Кого из наших поэтов вы читали?
- Ваше мнение о стихах Агамемнона Лобана? "И чего они пристали ко мне, думал Саламура, - присосались, как пиявки. Лучше бы сказали, где находится страна Сноготок, и я помчался бы к Байе".
Клуб был переполнен поэтами. На сцене за длинным столом сидело несколько человек. Когда Саламура вошёл в зал, все, словно по команде, вскочили на ноги и устроили овацию. Кто-то выкрикнул:
- Да здравствует славный Хиларио Буэра!
- Да здравствует! - подхватил весь зал.
Парфенон поднял руку - мол, успокойтесь, и посмотрел на Саламуру, которого уже усадили в высокое, украшенное цветами кресло.
- Господа! - обратился к присутствующим Парфенон. - Нашу страну посетил великий поэт Хиларио Буэра.
Саламура опять попытался возразить: дескать, он не Хиларио и пришёл в этот город в поисках Байи, он даже привстал от волнения.
Поэты приняли этот порыв Саламуры за выражение признательности, и с новой силой грянула овация.
- Садитесь, не беспокойтесь, - расплываясь в улыбке, сказал Парфенон. И сразу же приступил к торжественной части.
В своей краткой, но содержательной речи он охарактеризовал Хиларио Буэру как выдающегося гражданина и поэта. Парфенон не преминул добавить, что, к сожалению, он раньше не был знаком ни с Хиларио, ни с его стихами, но, к счастью, ему ещё предстоит это удовольствие.
Присутствующие многозначительно переглянулись.
Затем слово взял Чичерон. Молодой критик начал издалека. Он подробно рассказывал о героической и многовековой истории страны, которая сегодня принимает великого поэта.
Саламура ёрзал в кресле.
Чичерон увлечённо продолжал... Наконец он замолк, но с трибуны почему-то не сошёл. Забыл, что ли?
Двери зала широко распахнулись, и к Саламуре подбежали наряженные в белые платья девочки. Они засыпали гостя цветами с ног до головы.
Стены зала дрожали от рукоплесканий.
Саламура терял последнюю надежду. Сколько трудов ему стоило убежать от старого боксёра, и всё напрасно. Боксёр Бей-Нежалей хоть был один, а этих поэтов тьма-тьмущая. Неужели ему суждено задохнуться в аромате цветов?
Поэты уже приготовились читать свои стихи, но тут в зал ворвался какой-то юноша.
- Господа, господа! - во все горло кричал он, пробираясь к сцене.
- Чего орёшь, мальчишка! - цыкнул на него Парфенон.
- Приехал Хиларио Буэра!
- Глупец, Хиларио Буэра уже тут. Ты, наверное, не разглядел его за цветами.
- Нет, это не Буэра. Настоящий Буэра там. - Юноша показал рукой на улицу.
- А он кто же? - Парфенон удивлённо посмотрел на Саламуру.
- Не знаю.
Парфенон подошёл к груде цветов и крикнул в неё, будто в колодец:
- Эй, ты кто?
Цветы зашевелились и жалобно всхлипнули:
- Я... Саламура, пастух божьих коровок.
- Чего же ты морочил нам голову?! - рассердился Парфенон. - А где настоящий Буэра? - обратился он теперь к юноше.
- У Агамемнона.
- Боже! - взмолился Парфенон. - И на этот раз проморгали.
Все бросились вон.
Саламура усиленно разгребал цветы. Наконец ему удалось высунуть голову.
Зал был пуст. Саламура в отчаянии закрыл лицо руками.
Давайте оставим Саламуру наедине со своими мыслями и вернёмся в страну Сноготок. Узнаем, правда ли, что Байя во дворце Ноготка XV, и как она себя там чувствует. Ведь не все одинаково хорошо чувствуют себя в королевском дворце. Некоторым там вовсе не нравится.
Словом, перенесёмся в страну Сноготок и посмотрим, что в ней происходит. Но для этого нам придётся совершить путешествие в прошлое. Ведь после похищения Байи прошло почти два месяца. Пятнадцатый монумент короля.
На улицах и площадях столицы государства Сноготок было установлено четырнадцать монументов. Это они только так назывались монументами, а на самом деле это были причудливо изогнутые и окрашенные в белый цвет печные трубы. Они ни у кого не вызывали восторга, но любой житель страны безошибочно мог узнать в каждой из скульптур Ноготка.
Четырнадцати монументов оказалось недостаточно. Ноготок-то ведь пятнадцатый государь своей страны! Сам король да и все придворные рассуждали так: если Ноготок пятнадцатый государь, почему же в столице всего четырнадцать монументов?
Жители Сноготка отлично знали арифметику и здорово умели вычитать, складывать и вообще считать не только до пятнадцати.
Надо заметить и то, что в государстве Сноготок пока ещё не было скульптора и его обязанности временно (до рождения скульптора) исполнял кузнец.
Кузнец слыл работягой. Все лемехи, серпы, молотки, гвозди, все миски, сковородки, ложки, вилки были творением его рук или рук его отца и деда, тоже потомственных кузнецов.
Дел у кузнеца было хоть отбавляй, и он очень не любил ковать замысловатые монументы. "Напрасная трата времени, - ворчал кузнец, - лучше сковородок наделать, на них хоть яичницу жарить можно, а от этих фигур какая польза?"
Как видите, кузнец не был большим ценителем искусства, зато он прекрасно владел своим ремеслом.
В те дни, когда кузнец "ваял" монументы, от ударов молота по железу стоял такой шум, что не мудрено было оглохнуть. И всё население Сноготка дивилось, как выдерживает нежный слух короля такой грохот.
Правда, Ноготок XV затыкал оба уха ватой, но это нисколько не облегчало его страданий. Придворные благоговейно твердили:
- Только любовь к искусству толкает государя на героический подвиг.
Мне же кажется, что Ноготок XV, как и все самодержцы, просто заботился о своём бессмертии. Мол, потомки, глядя на монументы, будут вспоминать его великого короля.
Ноготок XV стоял, боясь шелохнуться, на стуле - позировал кузнецу, который ожесточённо бил по раскалённой трубе молотом.
В кузницу вбежал, зажав ладонями уши, второй министр и что-то доложил государю. Тот не расслышал. Второй министр принялся кричать. Ноготок XV вынул из одного уха вату, но опять не услышал ничего. Тогда он вынул вату из второго уха и прижал его к самым губам министра. Но мыслимое ли дело услышать что-нибудь в этом шуме. Второй министр приказал кузнецу прекратить работу. Тот отбросил молот, и в кузнице стало тихо.
- Ох, - простонал Ноготок XV, - ничего нет лучше тишины.
- Государь! - торжественно произнёс второй министр. - Ночные разведчики блестяще справились с поручением.
- А какое мы давали им поручение?
- Доставить повелительницу светлячков.
- И что?
- Она уже здесь.
- Где? - Король спрыгнул со стула и почему-то отряхнул брюки. - Вот молодцы!
- Рады стараться, государь. Сейчас она спит в моём дворце,
- Принцу сообщили?
- Нет, государь, я решил сначала вам доложить.
- Хвалю. Ты заслужил награду. Сегодня же получишь орден Чайного листа второго сорта.
Этот орден считался высшей наградой государства. Правда, был ещё Чайный лист первого сорта, но им Ноготок XV за все годы наградил только самого себя.
Во всяком случае, второй министр был доволен. Байя в королевском дворце.
В большом зале королевского дворца собрался весь цвет общества. Здесь были его величество Ноготок XV с супругой, Бородавка, разные визири, советники, свита. Отсутствовали только принц и второй министр.
Бутуз спал, а второй министр пошёл за повелительницей светлячков.
Первый министр метал взгляды во все стороны, он даже зло покусывал кончики седых усов.
А почему так негодовал Бородавка?
Во-первых, второй министр действовал тайно от него. И добился, надо сказать, немалых успехов. Во-вторых, надежды Бородавки рухнули. Царица светлячков найдена, и теперь принц уже не с Фринтой, а с ней будет играть в салки и жмурки.
Собравшиеся с нетерпением ждали Байю. Наконец в дверях показался второй министр - он вёл за руку растрёпанную девочку в помятом платье из лепестков лютика.
- Боже, как она безобразна, - сказал Бородавка, - и в подмётки не годится моей Фринте!
Кто-то в заднем ряду хихикнул. Первый министр сразу же обернулся, чтобы запомнить насмешника и отомстить ему при случае.
Байя стала посреди зала, испуганно озираясь по сторонам.
Казалось, она ищет знакомое или хотя бы сочувствующее лицо. Напрасно. В королевском дворце доброго лица не найти.
- Не верю я, что эта девчонка - красавица из царства светлячков! - громко произнёс Бородавка.
Цвет общества тоже усомнился: такая растрёпа в мятом платье - и невиданная красавица?!
- Спросите у девочки, кто она и из какой страны! - приказал король.
Второй министр подошёл к Байе. Он был уверен, что разведчики привели именно красавицу из страны светлячков, и поэтому спокойно спросил:
- Как тебя звать, девочка?
- Байя.
- Кто ты?
- Я... я пастушка.
- Вот видите, я же говорил! - радостно воскликнул первый министр. Пастушка не может быть невиданной красавицей.
Цвет общества загудел:
- Она пастушка? И только?
- Да какая же это красавица?
- Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Хо-хо-хо!
- Пастушка!
- Откройте окна, надо проветрить комнату! Король поднял усыпанную перстнями руку. Воцарилась тишина.
- Ты по-прежнему настаиваешь, что эта девочка - солнцем не виданная красавица? - сказал Ноготок XV второму министру.
- Да, она из царства светлячков. Скажи, девочка, - обра-тился второй министр к Байе, - ты видела солнце?
- Нет, не видела.
- А как называется твоя страна?
- Царство светлячков.
- У меня больше нет вопросов. - Второй министр отвесил низкий поклон государю и государыне.
- Пастушка - и вдруг красавица, - не мог угомониться Бородавка, - да это неслыханно!
Разгорелся ужасный спор. Одни считали: пастушка она или принцесса - это неважно. Если не видела солнца, значит, и правда не виданная солнцем красавица. Другие держались иного мнения: солнцем не виданной красавицей может быть только дочь короля или, на худой конец, дочь первого министра, считали они. А третьи молча выжидали: мол, кто одержит верх, к тому и примкнут.
Не вмешайся Заусеница, этот обмен мнениями затянулся бы до поздней ночи.
- Скажи, девочка, - обратилась королева к Байе, - а в бадминтон ты играешь?
- Не слышала я о такой игре.
- Ив пинг-понг тоже не умеешь?
- Нет.
- Очень печально! - сокрушённо покачала головой Заусеница.
Между прочим, и сама королева не умела играть ни в бадминтон, ни в пинг-понг, но она где-то слышала, что, играя в эти игры, можно похудеть, а Заусеница и во сне и наяву мечтала сбросить жирок, потому и спрашивала об этих играх каждого встречного - уж очень ей хотелось поучиться.
Узнав, что Байя не играет в бадминтон и пинг-понг, государыня потеряла к ней всякий интерес.
- Ваше величество, - обратился к Ноготку XV второй министр, - мы напрасно спорим. Пусть сам принц скажет, та ли это девочка или нет. Ведь только Бутуз знает, кого он видел во сне.
"Боже, как он умён, - подумал король. - Вот кто рождён первым министром. Как жаль, что он молод. Скорее бы состарился, чтобы можно было сделать его первым министром. До чего же медленно ползёт время!"
Предложение второго министра было всеми одобрено.
Но как добудиться Бутуза?! Салки и жмурки.
Король и королева направились в спальню принца. Бутуз всё ещё сладко спал.
- Господи, как он похудел, - со слезой в голосе сказала Заусеница.
Все матери одинаковы: стоит ребёнку разок не поесть, и уже сокрушаются мол, похудел, истощал, кожа да кости. А на самом деле принц вовсе не казался истощённым. Ведь на второй же день после странного сна аппетит вернулся к Бутузу, и он опять уплетал за двоих.
- Бутузик, сынок, проснись, - ласково погладил его по головке король.
Вы, наверное, думаете, что и на этот раз нелегко будет разбудить принца? Ошибаетесь. Бутуз проголодался во сне, и едва над ним заговорили, ему послышалось, что отец говорит: "Сынок, поешь!"
Принц мгновенно открыл заплывшие жиром глаза, затем хлопнул себя по животу и сел на подушку.
- Где мой завтрак? - спросил он.
- Принц голоден! - всполошился король.
Слуги забегали словно угорелые. И тут же к постели Бутуза подкатился столик с яствами. Принц в один миг разделался с пирогом и опустошил крынку молока.
Заморив червячка, он согласился одеться.
Пять служанок наряжали принца.
Наконец король и королева взяли наследника за руки и повели в зал.
Байя стояла на прежнем месте. Придворные ходили вокруг неё, разглядывали, изучали. Но когда вошла королевская семья, все сразу разбежались по своим местам.
- Сынок, скажи, кто эта девочка? - обратился к принцу Ноготок XV.
Принц подошёл к Байе, заглянул ей в лицо и вдруг радостно воскликнул:
- Это она, красавица из царства светлячков!
- Я ведь говорил, ваше величество, - уже не так низко поклонился второй министр.
У Бородавки от зависти нос посинел.
- Где твои светлячки? - спросил Байю принц.
- Часть из них перебили, а часть укрылась в лесу.
- А почему ты одна? Байя не ответила.
- Хочешь, сыграем в салки? - предложил Бутуз.
- Не хочу.
- Что значит - не хочу, когда принц просит! - возмутились придворные.
- Смотрите-ка на эту выскочку!
- Нахалка!
- Сейчас же играй в салки!
Байя задрожала от страха.
- Я не умею играть в салки, - робко сказала она.
- Это очень лёгкая игра, - ласково взял её за руку второй министр. - Принц побежит, а ты догони его и обязательно дотронься хоть пальчиком.
Бутуз побежал, точнее говоря, затрусил. Его щёки и живот смешно колыхались.
- Как он легко бежит! - льстиво сказал один из придворных и посмотрел на короля; услыхал ли государь его слова. Ноготок XV, конечно, услыхал и заулыбался. Принц бегал по залу, сопя и задыхаясь, и дразнил девочку.
- Салка, салка, дай колбаски! - кричал он.
А Байя и не думала гнаться за ним. Бутуз остановился.
- Я так не играю, она не ловит.
- Беги за ним, девочка, не стесняйся, - подтолкнул Байю второй министр.
Бутуз снова затрусил по залу.
- Молодчина!
- Какой ловкий!
- Браво, принц!
- Ай да Бутуз! - слышалось со всех сторон.
Байя наконец побежала за принцем, но очень скоро у неё подогнулись колени, и девочка опустилась на пол.
Бутуз пробежал ещё один круг, остановился, вытер рукавом пот с лица и гордо заявил:
- Я победил!
- Не догнала, наш принц победил! - в один голос закричали придворные.
Бутуз подошёл к Байе.
- Вставай, поиграем в жмурки.
- Жмурки! Замечательно! Прекрасно! - одобрил Ноготок XV. - Вот посмеёмся.
- Не могу, - робко отказалась Байя.
- А я хочу! - задрал нос Бутуз.
Второй министр поднял девочку и, завязав ей глаза, объяснил правила игры в жмурки. Байя поняла, что её будут мучить до тех пор, пока она не поймает этого принца. Ей ничего не оставалось, как ловить Бутуза. Принц позвал тонким голосом: