Сулакаури Арчил. Приключения Саламуры

   - Ку-ку.
   Байя шарила в воздухе слабыми своими ручонками.
   - Ку-ку, - позвал принц теперь уже грубым голосом. Придворные покатывались со смеху.
   - Ку-ку, - услышала Байя за спиной и, неожиданно резко повернувшись, схватила, как ей показалось, принца за руку. Могла ли бедняжка знать, что это не рука Бутуза, а нос первого министра.
   Оказывается, Бородавка вздремнул под общий смех и сейчас, застигнутый врасплох, так тряхнул носом, что девочка не удержалась на ногах. Первый министр расчихался, и все поспешили оставить зал. Шествие возглавили король и королева. За ними следовал принц. Не помня себя от радости, он приставал к каждому:
   - Как я бежал, а? Ведь не догнала!
   О Байе уже все забыли. Отказ футболиста. Секретная камера
   Я был неправ, говоря, что Байю забыли все. О ней очень даже помнил первый министр.
   Едва разошлись по своим комнатам придворные, Бородавка подхватил девочку и тайком унёс её... Куда?
   У Бородавки была в тюрьме одна секретная камера. О ней не знал даже сам государь. Туда-то и решил первый министр заточить Байю - соперницу Фринты по игре с принцем в салки.
   Бородавка воровато прокрался через затемнённый сад и семь раз стукнул в железные ворота тюрьмы - это был его условный знак. Ворота ржаво заскрипели, и перед Бородавкой возник начальник стражи - одноглазый Раза.
   - Что прикажете, господин министр? - выпалил Раза и так низко поклонился, что чуть не разбил о камни лоб.
   Бородавка полностью доверял начальнику стражи, который всегда угодливо смотрел в глаза первому министру и исполнял все его желания. Словом, Раза был верный человек.
   Бородавка передал ему Байю и ступил на каменную лестницу. За первым маршем лестницы последовал второй, потом третий. На каждом этаже было несколько камер. В глазок одной из них кто-то крикнул:
   - Господин первый министр, освободите меня! Я ведь ни в чём не виноват.
   Бородавка заглянул в камеру и спросил Разу:
   - Кто это?
   - Подножка, футболист.
   - Вот оно что. А я его не узнал.
   Подножку сейчас не узнал бы и родной отец. Обросший бородой, истощённый, в лохмотьях, он был не похож на себя.
   - Ты нанёс мне смертельное оскорбление, - грозно сказал Бородавка, ударил мячом по носу.
   - Я ведь без умысла, господин первый министр, простите.
   - Ладно... Только с условием: ты бросишь футбол и станешь в тюрьме надзирателем.
   - Этому не бывать! - решительно отказался Подножка.
   Первый министр с Разой поднялись на башню. Здесь, на чердаке, и была тайная камера. Бородавка жестом приказал начальнику стражи заточить в неё девочку.
   Раза усадил Байю на пол, притащил лестницу, забрался на чердак и долго мучился, шарил ключом, как бы попасть в замочную скважину.
   Когда Раза бросил наконец Байю в камеру и закрыл за ней дверь, первый министр облегчённо вздохнул: теперь-то её не найти не только разведчикам второго министра, но и самому господу богу!
   Проходя мимо камеры футболиста, Бородавка подумал; "Сейчас опять начнёт клянчить прощение и будет согласен на всё, но я его помучаю". Однако Подножка не стал просить у первого министра милости. Это разъярило Бородавку. Он готов был ещё строже наказать футболиста, но в государстве Сноготок самой высшей мерой наказания и было заточение в тюрьме.
   И тем не менее первый министр радовался. Шутка ли, он избавился от этой пастушки. Хочет того принц или не хочет, а придётся ему играть с Фринтой.
   Бородавка шёл садом и даже что-то напевал себе под нос. Но вдруг замер на месте - в окне Фринты горел огонь. В такую позднюю ночь Фринта никогда не зажигала свет. К тому же и окно было открыто. Первый министр стоял посреди тёмного сада и думал: "Какой ещё сюрприз приготовила мне дочка?"
   Ждать пришлось недолго. Фринта подошла к окну, махнула кому-то рукой и что-то бросила вниз.
   Бородавка понял, что кто-то стоит под окном его дочери.
   Но кто?
   Первый министр отчётливо увидел короткую тень. Бородавка подкрался ближе. Но тень уже удлинилась. Видно, этот кто-то уже нашёл брошенную Фринтой вещь. "Сейчас уйдёт", - подумал первый министр и хищно приготовился к прыжку. Но... согнувшись, Бородавка не заметил в темноте, что наступил на собственный плащ, - и первый министр оказался на земле.
   Тень метнулась в сторону, растворилась во мраке. Первый министр, конечно, встал, но уже было поздно. Негодующий отец ворвался в спальню Фринты, но та притворилась спящей.
   - Пусть спит, - решил первый министр, - завтра поговорим! Похищение Фринты
   Представляете себе, что творилось во дворце, когда на следующее утро Бутуз пожелал после сытного завтрака играть в жмурки с повелительницей светлячков.
   Все, от мала до велика, бросились искать Байю. Просто с ног сбились, а не нашли. Потом долго думали - где же она вчера осталась?
   Первый министр сказался больным и не выходил. Обратились за советом ко второму министру. Тот приложил указательный палец ко лбу - так ему легче было думать - и начал вспоминать.
   - Мне кажется, - вышел он наконец из задумчивости, - Байя осталась в зале.
   - Но там её нет.
   - Как так нет?! Ищите, она где-то прячется.
   Исчезновение девочки подняло весь дворец на ноги. Придворные бегали взад и вперёд по лестницам, по комнатам. Стоял такой переполох, словно вспыхнул пожар.
   Понятно, что вся эта суета была напрасной. Мы-то знаем, где находилась бедняжка!..
   Байю не смогли найти ни во дворце, ни в прилегающих к нему флигелях.
   Это событие глубоко огорчило Бутуза. Он закатил такую истерику, что по сравнению с его рёвом грохот в кузнице показался бы свиристеньем цикад.
   Придворные заткнули уши пальцами. Только король с королевой сочли такой жест недостойным себя и велели слугам принести им ваты.
   Но даже этот рёв принца можно было принять за трели соловья по сравнению с воплем Бородавки. Первый министр бежал вверх по лестнице, чихая и вопя.
   - Погибли мы!.. Погибли!
   Все подумали, что с Байей стряслась беда.
   - Что случилось? Говорите!
   - Погибли мы!.. Погибли!
   - Скажи наконец, что случилось с Байей? - рассердился король.
   - Государь, до Байи ли мне? Похитили Фринту! Моё сокровище, мою красавицу!
   - Похитили?! Кто посмел?
   - Хиларио Буэра. Этот бездарный писака, этот негодяй!
   На самом деле Хиларио не похищал Фринту. Правда, она убежала из дому с поэтом, но по своей воле.
   Хиларио Буэра, как и многие поэты, любил путешествовать. Оказывается, и Фринта питала страсть к перемене мест. Это родство душ придворного стихотворца и дочери первого министра обнаружилось сразу же при их встрече с глазу на глаз.
   Бежать! Иного выхода они не видели. Ведь Бородавка не разрешил бы дочери ездить по свету. А ей так хотелось удивить своей красотой весь мир.
   Накануне побега они обсудили подробности. А ночью, той самой ночью, когда Бородавка подстерёг чью-то тень, Фринта бросила Буэре записку. Вот что писала дочь первого министра:
   "Мой единственный друг Хиларио! Чуть свет я приду к кустам белой акации. Жди. Твоя Фринта..."
   Утром они встретились у кустов белой акации, взялись за руки, и вскоре уже были на ветру своей дороги.
   Куда же гнал их этот ветер? Куда глаза глядят.
   Но мы с вами уже знаем, что Фринта и Хиларио Буэра попали в Страну поэтов. В тот самый город, где мы оставили в опустевшем зале Саламуру. Помнится, он сидел в цветах, прикрыв лицо руками. Пожилой поэт учит Саламуру уму-разуму
   Из задумчивости Саламуру вывел голос пожилого поэта.
   - И долго ты думаешь сидеть в этих цветах?
   - Я не могу выбраться, - ответил пастушок. - Шипы царапаются.
   Пожилой поэт взобрался на сцену и помог Саламуре. Лицо и руки пастушка были исцарапаны в кровь.
   - Я смажу ранки лекарством, немного погорит, но ты потерпи.
   Поэт откинул тогу и достал из кармана пузырёк. Вынув пробку, он залил ранки какой-то тёмной жидкостью. Бедный Саламура вскрикнул от боли.
   - Подуй, подуй, - научил его пожилой поэт. Саламура дул что было сил. Рукам стало легче, но лицо всё ещё горело.
   - Ты просто молодчина, даже слезинки не проронил, - сказал пожилой поэт. Когда я смазываю ранки нашим ребятам, они ревмя ревут.
   Саламура решил воспользоваться удобным случаем.
   - Вы не научите меня, уважаемый господин, как добраться до страны Сноготок?
   - Сноготок?! - Пожилой поэт задумался. - Я слышал об этой стране, она где-то на востоке, очень далеко.
   - Интересно, сколько дней идти до неё?
   - Чего не знаю, того не знаю. Впрочем, сегодня к нам приехал какой-то поэт из этой страны, по имени Хиларио Буэра, спроси у него.
   - Спасибо вам. Выходит, мне просто повезло!
   - А что ты потерял в этой стране? Зачем тебе туда идти? Саламура подробно рассказал доброму старику о своих мытарствах и о несчастной судьбе Байи.
   - Дело не в судьбе, - возразил пастушку старый поэт. - Ты шёл по ложному пути. Со злом надо бороться, а не избегать его. Ты хочешь освободить Байю?
   - Я обещал показать ей восход солнца.
   - Тогда слушай меня внимательно. Если ты собираешься, как и прежде, подчиняться судьбе, а точнее, случайностям, вовек не видать тебе Байю. Злая судьба играет тобой, как океан щепкой. Не ты идёшь навстречу Байе, а течение несёт тебя. И совсем не туда. Ты поставь себе цель и не сворачивай с намеченного пути и тогда непременно преодолеешь все препятствия. И ещё заруби себе на носу: самая сильная сила на земле - добро.
   - Спасибо, господин поэт, за наставления. Я всё запомню.
   - Только всегда умей отличать добро от зла, - продолжал старик.
   - Это так просто, - улыбнулся Саламура.
   - Просто? Я так не думаю... А теперь ступай.
   - До свидания, добрый господин.
   - Счастливого тебе пути. Возьми на память обо мне этот пузырёк. Может, и пригодится он тебе в дальней дороге.
   - Как, весь пузырёк?
   - Бери, бери. У меня этого лекарства много, я готовлю его из полевых цветов.
   Саламура ещё раз поблагодарил пожилого поэта и спрятал пузырёк в котомку. Фринта в салоне красоты
   Выйдя из затхлого, накуренного помещения, Саламура почувствовал, как он устал и голоден. Тут же за сквериком пастушок увидал фруктовую лавку. Чего только там не было: сочные персики, сладкий виноград, краснощёкие яблоки, жёлтые груши! Словом, всё, что душе угодно. У Саламуры слюнки потекли. И чтобы не видеть этих соблазнительных вещей, он даже закрыл глаза. А когда прошёл мимо лавки, подумал: "Дайка я сыграю на свирели, может, хоть этим заглушу в себе голод".
   Не успел Саламура поднести тростниковую дудку к губам, как залился соловей. Птичка сидела на кусте розы и пела о бессмертии красоты.
   "Эта песня очень понравится Байе, - решил Саламура. - Надо бы её запомнить".
   Пастушок начал повторять за соловьем трели. Он не заметил, как вокруг него собрался народ.
   Саламура самозабвенно играл на свирели. А когда оборвалась песня соловья, пастушок заткнул дудку за пояс и хотел идти дальше, по тут раздались аплодисменты. Саламура огляделся - улица была полна народу.
   - Сыграй ещё что-нибудь, - просили Саламуру поэты.
   - Не могу, - отказался пастушок. - Я только заучивал песню соловья. Мне надо идти.
   - А эти деньги кому оставляешь? - удивился лавочник. Пока Саламура играл, благодарные слушатели клали деньги на прилавок - выросла целая горка.
   - Деньги? Зачем они мне?
   - Как - зачем? Это твой гонорар, - сказал лавочник. Он тоже был поэтом. Кстати, не хочешь ли полакомиться фруктами? Смотри, сколько их. Моя лавка лучшая в городе. Бери ешь, можешь и в котомку положить. А деньги возьму я.
   Саламура охотно принял предложение. Подкрепившись, он взял про запас несколько яблок и пошёл искать Хиларио Буэру.
   Как по-вашему, где сейчас мог быть выдающийся поэт? Не знаете? А вот первый же встречный, которого спросил об этом Саламура, не раздумывая ответил: конечно, у Агамемнона.
   Саламура побежал к дому Агамемнона Лобана - наш пастушок ведь уже был там. Вскоре он нажимал на кнопку звонка.
   - Тише! Зачем же так долго звонить, - сказал, открывая дверь, Лобан.
   - Мне надо видеть Хиларио Буэру, - начал Саламура, но Агамемнон приложил палец к губам: мол, не так громко.
   - Великий Буэра занят. Он переводит мои стихи.
   - Какая жалость. Я только хотел узнать дорогу в Сноготок.
   - Ничем не могу помочь... Впрочем, вы можете спросить об этом и у госпожи Фринты, супруги Хиларио Буэры, - посоветовал Лобан и закрыл перед пастушком дверь.
   Саламуре было всё равно, кто укажет ему дорогу - Буэра или Фринта, - и он с нетерпением ждал, когда же выйдет к нему эта самая госпожа.
   Наконец Саламура вторично позвонил.
   - Я же предупредил тебя, что здесь работают, - грозно прорычал Агамемнон, снова открывая дверь.
   - Извините, но мне надо видеть госпожу Фринту.
   - Боже, сколько раз я должен повторять вам: госпожа Фринта в салоне красоты.
   - Вы мне не говорили... Я не расслышал... - извинялся Саламура. - А где находится этот салон?
   - Здесь, рядом. Только улицу перейти.
   Саламура помчался к салону.
   Фринта сидела в приёмной и ждала своей очереди на приём к профессору. Она собиралась делать пластическую операцию.
   Саламура подошёл к Фринте и учтиво спросил:
   - Не будете ли вы любезны объяснить мне, как добраться до страны Сноготок?
   - Сноготок моя родина, - оживилась Фринта. - Мой отец там первый министр. Самый первый! Да-да, он первый министр, а я его дочь. Если вы будете в тех краях, непременно повидайте его, расскажите, что встретились со мной, и он вас щедро наградит. Скажите, что я чувствую себя прекрасно, хотя немного и устала. Шутка ли, столько путешествовать! Но я всё же счастлива. Когда вы будете...
   - Я не знаю дороги, - потеряв всякое терпение, прервал её болтовню Саламура.
   - Ах, вы не знаете дорогу? И я не знаю, - развела руками Фринта. - О, мы с Хиларио повидали такое множество стран, что я даже названия их позабыла. Ах как это интересно! Скажу вам по секрету, я и сама не нашла бы сейчас дорогу в родной Сноготок. Но я ох как довольна путешествием, просто счастлива! Передайте моему отцу, он наш первый министр и примет вас радушно, особенно если вы скажете, что встретили меня... Ах!.. Да, о чём я говорила?..
   - О стране Сноготок, - напомнил ей Саламура и, испугавшись нового извержения словоохотливости Фринты, спросил: - А о повелительнице светлячков вы ничего не слыхали?
   - Ну как же, как же! Её привели во дворец короля. Ах, я вас сейчас насмешу. Кто-то пустил слух, будто эта девчонка - царица светлячков. На самом же деле она оказалась простой пастушкой. Вот уж потешились. А знаете, я тоже была повелительницей светлячков, правда, всего одну ночь. И должна вам признаться, ничего в этом приятного не нашла...
   Но Саламура уже не слушал Фринту. Он выскочил из салона и рванулся вперёд, словно за ним гнались все охи и ахи Фринты, и пошёл на восток, как сказал ему старый поэт. Требование освободить футболиста
   Чаша терпения болельщиков переполнилась. Первое время жители Сноготка ещё как-то мирились с перебоями в футбольном календаре. И рассуждали примерно так. Подножка, мол, хоть и без вины, а всё же виноват: сломал стекло и причинил ущерб красе и гордости нашего первого министра - его носу.
   Но дни складывались в недели, а стадион всё пустовал. Жители Сноготка зароптали. Уж очень они любили футбол. И конечно же, обожали своего единственного, непревзойдённого мастера кожаного мяча.
   Если вы сомневаетесь, прочитайте прошения, составленные мудрым Акти-Лу по просьбе болельщиков.
   Бородавка не отвечал болельщикам ни на одно из прощений. В ярости он каждый раз так чихал, что птицы в дворцовом саду, словно спелые плоды, падали с деревьев на землю.
   - Таким путём мы ничего не добьёмся, - сказал болельщикам кузнец. - Пробил час решительных действий. Все, кто искренне любит футбол, пойдёте со мной.
   - Куда? - спросили истинные почитатели футбола.
   - Во дворец. К первому министру! Мы не можем жить без футбола, значит, Бородавка должен освободить Подножку.
   - Ура! - закричали болельщики.
   - Пошли. Нельзя терять ни минуты! - встал кузнец и хлопнул молотом по наковальне.
   Вы, наверное, уже догадались, что тайное собрание заговорщиков происходило в кузнице.
   - Не понимаю, какая необходимость идти всем вместе, - сказал Цомизелия, отец прославленного поэта Хиларио Буэры.
   Надо сказать, что тестодел при одном только упоминании имени первого министра дрожал, как осиновый лист. Каждый вечер после похищения Буэрой Фринты он прощался с женой и ждал - вот сейчас придут и заберут его в тюрьму.
   - Конечно, всем идти не стоит, - поддержал Цомизелия парикмахер.
   - Трусы вы! - отрезал кузнец, яростно раздувая мехи. Кузница наполнилась пеплом. - А футбол смотреть хотите?
   - Хотим! - в один голос ответили болельщики.
   - Тогда надо идти во дворец.
   Болельщики разбежались по кузнице. Одни сделали вид, что стряхивают с одежды пепел, другие притворились кашляющими, третьи усиленно тёрли глаза.
   - Один я не пойду, - заявил кузнец. - Это не имеет смысла. Кто болеет за судьбы нашего футбола, пойдёт со мной. Ну, а если струсите, на весь мир раструблю о вашем позорном бегстве.
   Между нами говоря, жители Сноготка не отличались храбростью, зато гордости у них было хоть отбавляй. А кузнец не любил шутить. Он и вправду мог покрыть их имена позором. Как-то сам собой у болельщиков прошёл кашель, перестали гореть глаза да и с одежды улетучился пепел.
   Кузнец вышел на улицу и пошёл, не оглядываясь, назад. А когда оглянулся, то увидел, что болельщики, правда, нехотя, но следовали за ним.
   - Выше головы, твёрже шаг, - ободрял их кузнец.
   Ряды болельщиков футбола сомкнулись, шаг стал уверенней. Зуботычина телохранитель Бородавки
   Первый министр беседовал в своём дворце с...
   С кем же беседовал первый министр? Бьюсь об заклад, ни за что не догадаетесь...
   Да с Саламурой, маленьким пастухом божьих коровок! Вы удивлены? А чему тут удивляться? Саламура, как вы помните, шел на восток.
   Так он и оказался в столице прекраснейшей страны Сноготок. Правда, не без помощи своих верных друзей - божьих коровок и светлячков. Днём он выпускал аленьких букашек - они находили ему самую короткую дорогу, ночью светлячков и те освещали путь. Наконец показались пограничные столбы. От них до столицы было всего несколько часов ходьбы.
   И вот наш пастушок сидит в кабинете Бородавки и рассказывает о встрече с Фринтой.
   - Значит, ты видел мою дочурку?
   На глазах у первого министра показались слезы.
   - Она велела передать вам привет.
   - Бедняжка, наверное, изменилась, похудела.
   - До этой встречи я не знал Фринту, так что мне трудно судить. Но, видно, она всё же похудела - личико у неё крохотное, один нос торчит.
   - Кретин, нос - это наша семейная гордость, - обозлился Бородавка.
   Саламура смешался, понял, что попал впросак.
   - Значит... ты говоришь... Фринта не забыла меня? - продолжал расспрашивать первый министр.
   - Она только о вас и говорила. Сказала, что лучше и добрее нет на свете человека.
   - Продолжай. Что ещё сказала Фринта?
   - Сказала, что вы будете рады слышать о ней.
   - А ещё что?
   - "У моего отца, говорит, такое доброе сердце..."
   - Ты что-то мнёшься, продолжай.
   - "...и он наградит тебя..." - выпалил наконец Саламура.
   Первый министр, известный всему миру скряга, недовольно нахмурил брови, скосил глаза в сторону несгораемого шкафа и чихнул.
   У Саламуры сердце упало. Можно было подумать, что кто-то незаметно подкрался к пастушку и выстрелил из ружья у самого его уха.
   - Так и сказала... наградит?
   - Именно так. Но мне не нужно никакого вознаграждения. Я благодарен судьбе и за то, что нашёл наконец страну Сноготок.
   - А зачем тебе так уж надо было сюда попасть?
   - Видите ли... мне сказали, что моя подружка находится у вас.
   - Кто она?
   - Может, вы слыхали о ней, господин министр, и поможете мне...
   - Попробую, но кто она?
   - Байя, пастушка светлячков.
   - Что ты сказал?! - подскочил Бородавка. У Саламуры от страха пересохло в горле. Он не мог понять, отчего вдруг так подбросило в кресле первого министра.
   - Зачем ты ищешь Байю? - угрожающе засопел Бородавка.
   - Господин... Байю похитили... А я обещал ей показать восход солнца... Вот и пришёл сюда, чтобы забрать пастушку и вернуть её светлячкам. А там и восход ей покажу...
   - Так, так, понятно! Значит, ты решил показать ей восход солнца? - Первый министр криво усмехнулся и вдруг ударил кулаком по столу. - Я... я покажу вам обоим... Не будь этой мерзкой девчонки, моя Фринта стала бы королевой... Боже, до чего я дожил, моя дочка замужем за сыном тестодела! Тьфу! Говоришь, Фринта обещала тебе награду, что ж, ты её получишь. Уж я тебя одарю! Зуботычина! завопил первый министр.
   Дверь распахнулась. В кабинет вкатилось нечто круглое, как арбуз. Это был Зуботычина - личный телохранитель Бородавки. Самый сильный человек в государстве Сноготок. Его боялись все.
   - Арестовать! - крикнул первый министр, указывая на Саламуру. - За преступление против государства.
   Зуботычина исподлобья взглянул на бедного пастуха, облизнулся, почесал лысую голову и покатился на Саламуру. Зуботычина избивает болельщиков футбола.
   Кто знает, как повернулось бы колесо судьбы Саламуры, если бы не шум, неожиданно ворвавшийся в кабинет с улицы.
   Бородавка и его телохранитель бросились к окну. Сначала первый министр, за ним Зуботычина.
   Под окном стояла огромная толпа. Демонстранты что-то выкрикивали.
   Первый министр закрыл руками уши.
   Кузнец успокоил возбуждённых болельщиков.
   - Достойнейший из министров, - обратился он к Бородавке. - Просвещённейший и мудрейший. Смилуйся и освободи вашего знаменитого футболиста Подножку.
   - Нет и нет, - отрезал первый министр. Толпа вновь загомонила.
   - Простите его.
   - Умоляем вас.
   - Он больше не будет.
   - Подножка подлец и упрямец! - крикнул Бородавка. - Я предложил ему место тюремного надзирателя, а он отказался. Ни за что не прощу.
   - Вы должны простить его.
   - Сжальтесь над нами.
   - Без футбола мы и жизни не рады.
   - Не уйдём отсюда! Бородавка побагровел:
   - На что это похоже, Зуботычина?! Бунт?!
   Телохранитель с готовностью уставился на первого министра.
   - А ну, разгони этих бунтарей! - приказал Бородавка. Тучный телохранитель с удивительной лёгкостью побежал по лестнице. Скорее, он не побежал, а покатился.
   Первый министр захлопнул окно и последовал за ним.
   А Саламура?
   И первый министр, и Зуботычина забыли о нём. Бородавка, надо сказать, в последнее время стал очень забывчивым. Придворные даже посмеивались: мол, у старика склероз и он плохо кончит.
   Пастушок открыл створку окна и выглянул на улицу. Болельщики, решив, что это первый министр, зашумели.
   Вдруг вся толпа попятилась назад. Саламура высунулся в окно. Из парадного подъезда вихрем вылетел на бунтарей Зуботычина.
   - Не бойтесь, братья! - крикнул кузнец. - Он один, а нас много.
   Личный телохранитель первого министра заработал кулаками. И как! Одним ударом троих сбивал с ног. Многие тут же оказались на земле. Колонна дрогнула, некоторые болельщики показали спины.
   - Куда вы, братья! - кричал кузнец.
   Телохранитель всё яростней молотил болельщиков кулаками.
   Первый министр стоял у дверей подъезда и потирал от удовольствия руки.
   Зуботычина, набычив голову, врезался в самую гущу толпы. Опьянённый успехом и сознанием, что за ним наблюдает сам первый министр, он уже никого и ничего не видел: размахивал руками во всех направлениях.
   Болельщики не выдержали такого натиска и пустились наутёк. Зуботычина замахнулся ещё, но под рукой уже никого не оказалось. Слышно было только, как просвистел кулак. А Зуботычина по инерции упал на мостовую.
   Саламура чуть не умер от смеха. "Да этот пузырь совсем не умеет боксировать", - подумал он, вспоминая уроки господина Бей-Нежалей.
   Спрятавшиеся за деревья болельщики подбежали к телохранителю. Но тот, будто только того и ждал, вскочил, подхватил с десяток храбрецов и бросил их к ногам первого министра. - Молодчина, так их! - крикнул Бородавка. "Это уже слишком", - решил Саламура и прикрыл окно. Первая схватка Саламуры и Зуботычины
   Итак, Зуботычина победил. А болельщики, кто с позором бежал, кто поверженный лежал на земле. Только кузнец не покинул поля битвы. Правда, он уже с трудом держался на ногах.
   Зуботычина пошёл на кузнеца. Тот увернулся от удара. Бородавка приказал:
   - Лови его, не выпускай. Это он взбунтовал народ. Первый министр и не заметил, как мимо него пронёсся Саламура - пастушок вылетел из подъезда, словно стрела из лука.
   Зуботычина уже настигал кузнеца, когда Саламура крикнул ему:
   - Эй ты, арбуз, иди сюда.
   - Это я арбуз? - растерялся телохранитель Бородавки.
   - Конечно, ты! Что, испугался, гнилой арбуз?
   - Да я тебя раздавлю сейчас, червяк паршивый.
   - Не на того напал! - крикнул Саламура и неожиданно ударил толстяка в живот.
   - Ой, - икнул Зуботычина.
   - Держи его, держи, кузнец от нас не уйдёт, этого держи, - засуетился Бородавка.
   - Да я его мигом, - успокоил господина телохранитель. Но Саламура стремительно нанёс ему ещё один удар в подвздошье.
   - Ой, - снова икнул Зуботычина.
   - Не стони, - сказал Саламура, - не поможет. Давай драться.
   Зуботычина подумал: "Пока эта козявка разглагольствует, нанесу-ка удар". Но Саламура легко увернулся.
   Как вы помните, пастушку нелегко дались премудрости бокса, но сейчас уроки эти сослужили ему добрую службу.
   Зуботычина промахнувшись ещё несколько раз, растерялся. Саламура только этого и ждал.