Страница:
"Американец, миллионер Том Дитмар... инвестировал деньги в газету. Я познакомился с ним совершенно случайно в Москве еще до создания газеты. Потом он уехал, появился "Коммерсант", возникла потребность в инвестициях - и появился вариант Тома Дитмара. Вместе с Ксенией мы поехали Америку. (Это сентябрь 89-го. Ксения - это будущая бывшая жена. Примечательно, что в Шереметьево Яковлев отдал последние 200 долларов за перевес, который дали 2036 экземпляров донулевого номера "Коммерсанта". - Прим. авт.) И около недели жили у Тома. Это была очень смешная поездка. Том очень богатый человек, по-моему, мультимиллионер. У него поместье, замок в Чикаго... Помню, когда мы подъезжали к усадьбе, увидели очень красивый трехэтажный дом, стали восхищаться. "Это, объяснил шофер, - домик для слуг. А дом господина Дитмара - дальше"".
"Дитмар с большой охотой - тогда в Америке это было очень модно - решил с нами сотрудничать. Он приобрел эксклюзивные права на распространение "Коммерсанта" в ряде стран, мы - около 300 тысяч долларов. (По версии американской стороны, так и вовсе 400 тысяч. - Прим. авт.) Исключительно в виде техники, оборудования. Купили тогда все, что можно было купить. Вот, собственно, и весь секрет. И за счет этого запустились. История с Томом Дитмаром, я до сих пор думаю, была чудом. Нам очень крупно повезло. Хотя для фирмы Дитмара, очень успешного игрока на бирже, это была мелкая, пробная инвестиция. Вообще американцы того времени относились к нам немного как к папуасам. Людям, стоящим гораздо ниже по социальной лестнице.
Мне вообще с иностранными инвесторами не везло. (Непонятно, так все же везло или нет? - Прим. авт.). Не сходились характерами. Сначала был Том, с которым мы в конце концов расстались. Потом - французы, купившие часть акций "Коммерсанта", - мы в итоге выкупили их обратно. Дитмару деньги не вернули: условия сделки и не предполагали такого поворота событий".
(Видимо, американцы про это поначалу подзабыли и довольно долгое время активно пытались отбить свои деньги, слали компромат на него новым инвесторам - французам, но потом, правда, успокоились. Еще в эти строчки про ссоры Яковлева с иностранцами хорошо ляжет фраза из следующего его интервью. - Прим. авт.)
"...В России для бизнеса не существует авторитета власти. Слишком много декораций менялось за это время. Поэтому у российского бизнесмена более свободное мышление, чем у западного. У него шире правила и принципы игры. Это не означает, что он аморален. Хотя, наверное, этические принципы западного делового человека более жестки, нежели российского".
Американцы, которые в то время работали с Яковлевым и пытались наладить выпуск англоязычной версии газеты, оставили забавные воспоминания. Им казалось, что русские пишут не заметки, а справки, и пытались переучить газетных редакторов делать stories в духе американской журналистики. Американцы жаловались Яковлеву на русских сотрудников: как же те не понимают, что главные в газете - иностранцы, которые все умеют, и почему их никто не слушается? В лицо Яковлеву они бросали страшное обвинение: "Русский персонал больше заботит успех русской версии "Коммерсанта"". И злорадствовали: "Яковлев не отрицал того факта, что его сотрудники видят в американском вмешательстве проявление неоколониализма". Еще про нашего магната: "Его отличала напористость, чистота ботинок посреди зимы - последняя благодаря такой роскоши, как персональный водитель; ловкость, с которой он добивался своего не совсем легальными методами, но с прибылью..." Они также указывали на "криминальность яковлевского поведения" (рассмотрение этих обвинений выходит за рамки данного исследования. - Прим. авт.).
Иностранцы, видимо, не очень хорошо понимали суть происходившего, раз Яковлеву приходилось им объяснять на пальцах в таких терминах: "Сталин бы меня казнил за мою кооперативную деятельность, да и сейчас могут застрелить". (Так сейчас наши дети не могут поверить в наши рассказы про советские порядки, это ж такая все чушь.) Американцы старательно пытались проникнуть в глубины русской души, даже свои наблюдения из окна офиса они пытались осмыслить. Как-то рабочие на Хорошевке потеряли крышку от канализационного люка. И вставили туда 10-метровое дерево, которое спилили неподалеку. "Ну вот как, скажите, пожалуйста, можно потерять такую здоровенную чугунную крышку?" спрашивали друг друга американцы и не могли найти ответа. Граждане США были потрясены темой лекции, прочитанной русским капиталистам (в рамках проводимых "Фактом" платных семинаров, которые давали приток денег): "Чувствительность иностранцев к запахам". Там давался совет - менять рубашку каждый раз, как сходишь в душ.
Другая цитата из американских мемуаров:
"Сегодня "Правда" попрекала "Коммерсант" тем, что зарплата там втрое выше, чем в других кооперативах. А вчера я встречался с одним парнем из американского торгпредства, он сказал, что сперва русские казались ему очень милыми, теперь же он думает, что они заслуживают того, чтобы на них ставили генетические эксперименты. У меня страшное похмелье, хотя я и не пил накануне".
После долгих и мучительных попыток они пришли к выводу: "Англоязычное издание "Коммерсанта" похожее на результат литературного эксперимента среди бабуинов". В итоге затея с русской газетой для американцев была оставлена.
А вот итог работы иностранной мысли над изучением русского менталитета: "Русский никогда не скажет тебе правду. Но и не солжет. Он скажет то, что ты хочешь услышать".
Впрочем, самому Яковлеву они пророчили светлое будущее: "Единственный торговец точной коммерческой информацией в стране, которая постоянно занималась поисками истины, неизбежно должен был разбогатеть". Вам, может, интересно будет узнать, что слово "истина" по-английски писалось ими так: istina. Людям, которые никогда не жили в России, наши американцы давали такое высокохудожественное объяснение: Istina is the Russian Zen. Сказано, да, весьма изящно. Он потом всем боком вышел, этот яковлевский zen.
Деньги
"Все разговоры про легкие деньги в России - ерунда. В Москве всегда можно было влегкую срубить четыре-пять тысяч долларов. Если напрячься - сто. Но дальше дело не пойдет. Начинают играть по-крупному здесь только те люди, кто работает не ради денег, а ради процесса созидания. И выигрывают они потому, что хотят не столько заработать, сколько что-то создать.
Например, Смоленский. Так же как любой другой успешный бизнесмен в этой стране, он прежде всего созидатель. Это человек, который любит процесс созидания. Он созидает там, где больше всего понимает, и так, как ему больше нравится. Мне больше нравится заниматься этим на издательском поприще, Смоленскому - на банковском. Но я глубоко уверен в том, что в России специфика рынка такова, что к успеху может прийти только человек, имеющий вкус и стремление к созиданию. А не просто к деньгам".
"[У меня] есть возможность и дальше двигаться по горизонтали, все больше расширяясь, все больше зарабатывая денег. Но это, на мой взгляд, холостой ход. Мне дорог процесс созидания. Конечно, деньги играют в нем большую роль, но как инструмент, как кирпич или доски. Деньги - строительный материал. Не более того. Хочешь построить дом - это необходимо. Ни один из моих знакомых не делает деньги ради денег. В какой-то момент это становится скучно. Наступает момент, когда твои личные потребности обеспечены. И деньги теряют свою первоначальную притягательность. Потребности российского человека на самом деле не так уж велики. Здесь никто не имеет по двадцать домов и десятку замков. Никто не строит собственный небоскреб в центре Москвы".
- Так тебе не нужно много денег?
- Нет, нет, нет. Мне нужно чтоб мне хватало денег на мои потребности. А много денег - зачем? Чё с ними делать - солить их, что ли?
"Я не считаю для себя возможным заниматься зарабатыванием денег ради денег. С моей точки зрения, проекты по принципу "деньги ради денег" обречены на провал. Я, по крайней мере, не знаю ни одного человека, у которого это получилось бы. Который просто задался целью заработать денег и в результате создал крупную успешную структуру. Никогда в жизни не встречал".
"Поэтому к деньгам я не стремлюсь. Людям, которые ко мне обращаются, я очень легко отдаю деньги, во всяком случае в определенных суммах. Кто-то воспринимает это как манерничанье или каприз. Это не так".
(Я сам не раз передавал от него разные суммы людям, у которых были проблемы. Вообще я не встречал в жизни человека, который бы с такой легкостью отдавал деньги посторонним людям. - Прим. авт.)
"Существует огромное количество видов бизнеса более выгодных, чем издательский. Поскольку я занимаюсь свободным предпринимательством практически с того момента, когда оно было разрешено в России, то у меня было много возможностей переключиться на что-то другое тогда, когда это "что-то" только запускалось. Был момент, когда запускался банковский бизнес. Был момент, когда запускался нефтяной. Или, например, оружейный. Все они были и остаются намного прибыльнее издательского. Ну и что?"
"Я считаю, что бизнес как бизнес в чистом виде, только ради денег, в природе не существует. Существуют профессии и профессиональная работа. Если человек работает профессионально, то деньги являются одной из составляющих его работы (это как стройматериал, не более и не менее) - будь то адвокат, строитель или журналист. В журналистике, в издательском деле деньги играют ту же роль обязательного для работы инструмента... Профессионал не может работать, не учитывая фактора денег, но человек, работающий исключительно ради денег, прежде всего не профессионал.
Я привык к удобствам и не очень представляю, как бы обходился без них. ...Есть определенная система зависимостей. На сегодня я в зависимости от денег. Может быть, завтра ее не будет, а может, она станет еще больше".
Разговоры за жизнь
"Я был назван в честь своего деда, который в гражданскую командовал Одесской ЧК. Я еврей. Вот. У меня папа русский, мама еврейка, и поэтому вот я еврей. Это факт, которому я, честно говоря, никогда особого значения не придавал".
"Свой характер я бы охарактеризовал как плохой. Как очень плохой".
"До посинения боюсь летать на самолетах. Это если говорить о хорошем, капитальном страхе". (Страх возник после того, как он слетал однажды на самолете, груженном трупами, - это были погибшие альпинисты; он как раз писал неплохую, кстати, заметку про сложности с розыском пропавших. С тех пор самолет у него ассоциируется со смертью. - Прим. авт.) "...но вынужден мужественно переносить частые полеты через Атлантику, прибегая к помощи нелюбимого алкоголя". "Сам я не пью. Ранее алкоголиком не был, не злоупотреблял, не подшивался. Мне просто не нравится ощущение опьянения в принципе. Это не запрет самому себе, - ну, могу и выпить..."
"Борьбу я пьянством я веду не из соображений здоровья/нездоровья. А по другой причине. Любой человек, который долго работал в журналистике, не раз видел, как спиваются редакции. Это страшная вещь, процесс может достигнуть такой интенсивности, что остановить его будет невозможно. Сама профессия журналиста связана с такими психологическими нагрузками, что за счет них алкоголизация резко ускоряется. Мы тоже через это прошли: достаточно вспомнить старый еженедельник "Коммерсант" в последний год его существования, когда этот процесс там был очень активным. Несмотря на все запреты. Эту-то опасность я предпочитаю убивать в зародыше. (Виновных в потреблении алкоголя на рабочем месте ставили перед выбором: или увольнение, или штрафные занятия каратэ в редакционном спортзале. Обычно люди выбирали второе. Одному провинившемуся Яковлев пообещал, что сразится с ним после отбытия наказания. Человек усиленно тренировался, но зря: матч так и не состоялся. Впрочем, надо сказать, что с уходом Яковлева от дел сухой закон в издательском доме сам собой рассосался. Но контора не спилась. - Прим. авт.)
- Кем ты себя ощущаешь больше - бизнесменом или журналистом?
- А я никогда не был бизнесменом. Я всегда был журналистом. Просто в журналистике есть разные профессии. Там есть задачи, неизбежно связанные с коммерцией. Это последствия кооператорства. "Кто этот человек? Бизнесмен. Нет на свете бизнесменов-то. Есть журналисты, промышленники, банкиры. Это профессии, частью которых является коммерция.
- То есть ты хочешь сказать, что просто речь идет о разном отношении к собственности? Репортер не имеет акций, а у тебя контрольный пакет, так?
- Да. Просто у меня другое отношение к собственности, чем у репортера, ну и о'кей...
- Когда из "Коммерсанта" кто-нибудь из серьезных людей уходит, ты делаешь вид, что "отряд не заметил потери бойца". Тебя это действительно оставляет равнодушным?
- Я думаю очень простую вещь. "Коммерсант" с момента своего создания был школой, кадровой базой для московских и центральных изданий. Если посмотреть на сегодняшние новые издания, то в очень многих из них или главные редактора, или верхний аппарат редакции прошли через "Коммерсант". (Тут много правды. Да, непонятно, откуда Яковлев сам узнал, как надо, - но это знание у него есть, по меньшей мере было, и он передал его многим людям. - Прим. авт.) Мне это кажется нормальной вещью. (Почему бы под этими словами не подписаться и корифеям, в которых Яковлев на прощание кидался пепельницами. - Прим. авт.) Люди долго работают в "Коммерсанте", а потом уходят делать свои издания. Я считаю нездоровой скорее обратную ситуацию - человек хотел бы свой журнал, но у него не получается и поэтому он сидит на какой-то другой должности и тоскует. Поэтому я не считаю, что это страшная или критическая ситуация.
- Володя, у тебя в "Коммерсанте" есть сотрудники, которые раскапывают серьезные тайны и добывают компромат страшно сказать на кого. Они, может, и тебя тоже видят насквозь - ты этого не боишься?
- Меня это совершенно не смущает, потому что у меня в общем-то нет секретов. Я уже давно ничего скрываю.
- Интересно! То есть ты сначала вынужден был что-то скрывать, а после перестал? Необходимость отпала?
- Я бы так не сказал. Ну, когда-то у меня какие-то секреты были, а потом я понял, что на самом деле в этом мире секретов не бывает. Да и зачем мне их иметь. Я не вижу чего особенно такого, что мне нужно скрывать. Может, ты у меня что-то этакое спросишь и я обнаружу, что у меня есть секреты. Спрашивай!
Это он так шутит.
Яковлев-сын и Яковлев-отец
"Мгновенная смена чарующей улыбки на пронзительную холодность, небрежная склонность к пижонским вещицам" - это общее у отца и сына Яковлевых подметил один журналист, который имел удовольствие поработать у обоих и потому сравнивать может.
У сына с отцом происходят иногда задушевные беседы, которые Яковлев-старший публикует. Вот любопытные отрывки из речей, с которыми Володя обращается к Егору:
"Позиция - я буду строить коммунизм, потому что это общество плохо, по сути своей есть терроризм. Ты хотел построить коммунизм, ты хотел улучшить общество, а это кончилось тем, что ты уничтожил то, что было, а создал нечто новое, что оказывается ненамного лучше того, что было. То есть задача изменения внешних обстоятельств кончилась их уничтожением, а не улучшением. Тогда, до перестройки, ты считал себя в оппозиции и был в оппозиции. Сейчас ты тоже в оппозиции. Все кончилось там же, где началось. Все, что ты получил в результате многих лет работы, это внутренний опыт. Хотя это и не было твоей целью, но стало единственным результатом".
"Проблема заключается в том, что жизнь у человека одна. Часто (великолепное словечко, в данном контексте; что за этим стоит - вера в личное бессмертие? - Прим. авт.) она кончается смертью. И поэтому вопрос скорости, с которой вы получаете свой внутренний опыт, имеет принципиальное значение. ...Если бы твоей задачей, целью с самого начала был именно внутренний опыт, а не улучшение-разрушение-уничтожение, то все бы получилось намного быстрее. ... Вопрос во времени и количестве затраченных усилий. Мы это поняли раньше".
Может быть, вы тут заметили интонации гуру. И порадовались забавной точке зрения. А вот чистейшей воды дзенский коан, который Володя применил в беседе с отцом, уча того мудрости: "Если сделать фотографию двух машин, двигающихся в разных направлениях, то они в какой-то момент могут оказаться в одной точке".
Каратэ
"Я занимался долго каратэ и потом айкидо. Сегодня мне уже надоели боевые дисциплины. Если посмотреть на развитие восточных единоборств, можно заметить, что по мере их совершенствования происходит уменьшение агрессивности. Стартовая база - каратэ - очень агрессивный вид спорта. (Многим памятна страсть, которой Яковлев одно время предавался, - метание ножей и шурикенов, завоз из Японии деревянных мечей, оборудование зала для восточных поединков с приобщением к ним сотрудников, которые на одном этом могли сделать карьеру. Прим. авт.) Более высокая ступень, например, кунфу, когда ты учишься использовать не только собственную силу, но и силу противника. Потом идет айкидо, уже целиком построенная на чужой агрессии. Однако айкидо - тоже конфликт. Если вдуматься, окажется, что следующий шаг в развитии восточных единоборств - это вообще не заниматься ими".
Буддизм
- Может ли сильное увлечение буддизмом помешать работе?
- Нет. Почему ты спрашиваешь об этом?
- Почему? Я тебе сейчас попытаюсь объяснить почему. Раньше, когда человек говорил: "Я из "Коммерсанта", ему отвечали: "О-о!" А теперь часто отвечают так: "А, это где буддизм? Ну-ну... И вас же еще, кстати, продают". Вот такая эволюция образа "Коммерсанта"... Тебе-то что? Людям краснеть. С тобой нельзя быть уверенным, что однажды, уехав по своим буддистским делам, ты не вернешься, а останешься, например, в монастыре. И люди нервничают! Буддизм ведь учит, что жизнь - не самоцель, и вообще этих жизней у человека полно, и каждая из них - всего лишь трудный утомительный урок. Небуддисты же, напротив, дорожат своей единственной жизнью. Им страшно: придут они однажды на работу, а ее нет. "Ваш начальник, - скажет уборщица, - велел вам передать, что ему ничего не нужно, ну вот все и ухнулось".
- Могу ли я сделать так, что людям негде будет работать? Вряд ли я так поступлю, зачем мне это надо. Да и людей жалко...
И кстати, вот еще что. Меня никогда об этом не спрашивали, и я потому никому не говорил. Но я на самом деле не буддист.
- Но почему тогда тебя все держат за буддиста?
- А х.. его знает. Я не знаю.
- То есть можно говорить не более чем об интересе к этому буддизму?
- Ну да. Мне интересны разного рода духовные практики и течения, буддизм в частности. У меня есть много друзей-буддистов. Я несколько раз встречался с разными ламами... Но я не буддист. Вообще принадлежность человека к той или иной религии это настолько личные вещи, что странно об этом говорить... Это моя личная жизнь. Но если меня спросят, не принадлежу ли я к какому-то из массовых религиозных течений, я отвечу: нет, не принадлежу. Я два раза ездил в буддистские монастыри в Европе. Мне очень понравилось. Могу посоветовать любому.
- Но там ведь тяжелый режим, в монастырях. Вставать в пять утра, подметать, говно убирать...
- Нет, я же не монах, я туда ездил скорее как турист. Это своего рода экскурсия.
(Однажды я в беседе с Яковлевым высказал догадку, отчего он не может ходить в простой русский православный храм, раз уж его тянет на духовность: там же можно запросто столкнуться с собственной кухаркой или с шофером. А в Америку на семинар те точно не полетят, и там с ними не придется брататься и быть на равных. Он выслушал, но ничего не ответил в отличие от восточного философа Игоря Малашенко, с которым я об том же говорил, см. стр. 221-237. Прим. авт.)
Работа над собой
"Моя жизнь разделена как бы на отдельные куски. Один - до окончания университета - его трудно определить. Другой - работа в государственных изданиях. Потом кооператив. Нынешние дела. И есть ощущение завершенности каждого из этих кусков. Наверное, потому, что жизнь - это процесс постижения мира, который начинается с рождения и продолжается до самого конца или до того, что, согласно распространенным убеждениям, мы считаем концом. Возможно, завершается еще один кусок моей жизни и начинается другой".
"Меня все больше занимает понимание мира как целостной системы и того, что в нем нет ни хорошего, ни плохого, занимает отношение к смерти, к тому, что происходит с нами после нее".
"Есть два типа самореализации. Первый - через других людей. Я придумываю, какой должна быть газета, и другие люди ее такой делают, то есть я навязываю им свои мерки, заставляю их делать то, что считаю правильным. А есть другое личный труд без привлечения или подчинения других людей. Такой личный труд бывает разным по степени сложности - сад ли сажать, книгу ли писать, дрова рубить. Вот этот второй тип становится для меня все более привлекателен".
"Если бы я занимался не собой, а исключительно бизнесом, то я бы имел намного больше денег, чем сейчас".
"Деньги - это некоторая приятная составляющая жизни. Как и любую приятную составляющую, деньги можно получить, если ты придерживаешься определенных правил игры. Можно назвать это "этическим комплексом" или "стремлением учиться". Богатым может быть любой человек, готовый реально учиться на том, что с ним происходит. Я имею в виду учебу вообще в отношениях с миром, которая, в частности, сказывается и на зарабатывании денег. Нужно понять, что ни с одним человеком не происходит что-либо, что не являлось бы результатом его собственных действий. Человек, который учится, может заработать все, что угодно".
- В этом и была причина твоего успеха? Ты все время старался понять уроки, которые тебе давались?
- Да. Любому человеку, кем бы он ни был, где бы он ни был, миллионер он или нищий, в течение всей жизни даются уроки. Вопрос не в том, есть эти уроки или нет. Они есть всегда. Вопрос в том, способен ли человек их усваивать или хотя бы стремился ли он к этому. Это проблема не денежной обеспеченности, а проблема глобальная - счастья.
Ars Amandi
(Искусство любви)
"Бизнес - это вообще великолепная школа любви к людям. Конкретная практическая школа. Я скажу тебе необычную вещь: в этой жизни нет человека, который не любил бы других людей. На самом деле каждый из нас исполнен любви. Ты не можешь найти никого, кто сказал бы тебе: я совершил нечто сознательно во зло другим. Любой человек действует во благо, какие бы страшные вещи он при этом ни совершал. Проблема не в том, любишь ли ты людей. Проблема - как ты выражаешь свою любовь. Вот это - искусство, это - настоящее учение.
Буддизм, как и христианство, и иудаизм, и мусульманство, учит прежде всего любви, искусству любить. И если ты учишься этому искусству, то не важно, где и при каких обстоятельствах ты ее (любовь) проявляешь. Ты стремишься сделать ее постоянной частью своего существования, которая проявляется везде. С этой точки зрения нет разницы между, скажем, бизнесом и сидением в лесу за чтением книги".
- Кстати, о любви, об искусстве любви. Что стоит за разговорами о твоем увлечении тантрическим сексом? Публика узнала об этом из интервью, которое ты взял у какого-то специалиста по тантре и опубликовал в журнале "Домовой".
- На самом деле тантра - это не секс. Тантра - это духовное течение, духовная школа, очень большая, основная задача которой - научить людей любить жизнь. Научить искусству любви в широком смысле слова. Существуют тантрические школы, которые работают с сексом достаточно серьезно. Есть школы, где секс вообще не присутствует и царит стопроцентный целибат. Есть школы, которые опираются на целибат, но в определенные периоды прибегают к сексуальным упражнениям. Поэтому тантрический секс вообще странная формулировка. При этом я знаю, что в Москве существуют семинары по тантре. Если кого-то это интересует, я могу поговорить с руководителями этих семинаров и помочь желающим туда попасть.
Независимость приобресть и рыбку съесть
- Что, по-твоему, такое - независимость прессы?
- Поскольку я в этой игре в свободную прессу нахожусь с момента ее запуска, то я бы хотел, чтоб в этой стране пресса была независимой. Независимость - это не только отсутствие зависимостей, но и способность журналистов работать на определенном уровне качества и представлять интересы читателя, для которого они пишут. А это "Коммерсантом" еще не достигнуто на все 100 процентов. (Такой скромной оценка была летом 97-го. Возможно, процент независимости подпрыгнул после продажи издательского дома олигархам. - Прим. авт.)
- А кто ж тогда независимый, если не "Коммерсант"?
- Самое главное во всей этой штуке то, что на сегодняшний день в России нет ни одного независимого издания! В стране, по крайней мере в Москве, не осталось изданий, которые в той или иной степени не находились бы под контролем крупных финансовых структур. Финансово-промышленные группировки они сегодня в большой степени не что иное, как структура власти в России. И писать о них очень непросто. На самом деле когда журналисты находятся под влиянием и вынуждены писать исходя из принципов тех или иных боевых действий или, наоборот, замирений между банковскими структурами, это проще, чем когда ты должен писать реально независимо. Не скатываясь на позицию никакой из сторон, а пытаясь разобраться с общечеловеческих, общегосударственных отношений. То есть, кроме денег на издание такой газеты, нужны и люди, которые могли бы осмысливать жизнь на таком вот уровне.
А финансовая зависимость плоха тем, что издание - для банка. Я сознательно утрирую, но зависимое издание работает для банка (и для рекламодателя). А читатель им учитывается постольку-поскольку.
"Дитмар с большой охотой - тогда в Америке это было очень модно - решил с нами сотрудничать. Он приобрел эксклюзивные права на распространение "Коммерсанта" в ряде стран, мы - около 300 тысяч долларов. (По версии американской стороны, так и вовсе 400 тысяч. - Прим. авт.) Исключительно в виде техники, оборудования. Купили тогда все, что можно было купить. Вот, собственно, и весь секрет. И за счет этого запустились. История с Томом Дитмаром, я до сих пор думаю, была чудом. Нам очень крупно повезло. Хотя для фирмы Дитмара, очень успешного игрока на бирже, это была мелкая, пробная инвестиция. Вообще американцы того времени относились к нам немного как к папуасам. Людям, стоящим гораздо ниже по социальной лестнице.
Мне вообще с иностранными инвесторами не везло. (Непонятно, так все же везло или нет? - Прим. авт.). Не сходились характерами. Сначала был Том, с которым мы в конце концов расстались. Потом - французы, купившие часть акций "Коммерсанта", - мы в итоге выкупили их обратно. Дитмару деньги не вернули: условия сделки и не предполагали такого поворота событий".
(Видимо, американцы про это поначалу подзабыли и довольно долгое время активно пытались отбить свои деньги, слали компромат на него новым инвесторам - французам, но потом, правда, успокоились. Еще в эти строчки про ссоры Яковлева с иностранцами хорошо ляжет фраза из следующего его интервью. - Прим. авт.)
"...В России для бизнеса не существует авторитета власти. Слишком много декораций менялось за это время. Поэтому у российского бизнесмена более свободное мышление, чем у западного. У него шире правила и принципы игры. Это не означает, что он аморален. Хотя, наверное, этические принципы западного делового человека более жестки, нежели российского".
Американцы, которые в то время работали с Яковлевым и пытались наладить выпуск англоязычной версии газеты, оставили забавные воспоминания. Им казалось, что русские пишут не заметки, а справки, и пытались переучить газетных редакторов делать stories в духе американской журналистики. Американцы жаловались Яковлеву на русских сотрудников: как же те не понимают, что главные в газете - иностранцы, которые все умеют, и почему их никто не слушается? В лицо Яковлеву они бросали страшное обвинение: "Русский персонал больше заботит успех русской версии "Коммерсанта"". И злорадствовали: "Яковлев не отрицал того факта, что его сотрудники видят в американском вмешательстве проявление неоколониализма". Еще про нашего магната: "Его отличала напористость, чистота ботинок посреди зимы - последняя благодаря такой роскоши, как персональный водитель; ловкость, с которой он добивался своего не совсем легальными методами, но с прибылью..." Они также указывали на "криминальность яковлевского поведения" (рассмотрение этих обвинений выходит за рамки данного исследования. - Прим. авт.).
Иностранцы, видимо, не очень хорошо понимали суть происходившего, раз Яковлеву приходилось им объяснять на пальцах в таких терминах: "Сталин бы меня казнил за мою кооперативную деятельность, да и сейчас могут застрелить". (Так сейчас наши дети не могут поверить в наши рассказы про советские порядки, это ж такая все чушь.) Американцы старательно пытались проникнуть в глубины русской души, даже свои наблюдения из окна офиса они пытались осмыслить. Как-то рабочие на Хорошевке потеряли крышку от канализационного люка. И вставили туда 10-метровое дерево, которое спилили неподалеку. "Ну вот как, скажите, пожалуйста, можно потерять такую здоровенную чугунную крышку?" спрашивали друг друга американцы и не могли найти ответа. Граждане США были потрясены темой лекции, прочитанной русским капиталистам (в рамках проводимых "Фактом" платных семинаров, которые давали приток денег): "Чувствительность иностранцев к запахам". Там давался совет - менять рубашку каждый раз, как сходишь в душ.
Другая цитата из американских мемуаров:
"Сегодня "Правда" попрекала "Коммерсант" тем, что зарплата там втрое выше, чем в других кооперативах. А вчера я встречался с одним парнем из американского торгпредства, он сказал, что сперва русские казались ему очень милыми, теперь же он думает, что они заслуживают того, чтобы на них ставили генетические эксперименты. У меня страшное похмелье, хотя я и не пил накануне".
После долгих и мучительных попыток они пришли к выводу: "Англоязычное издание "Коммерсанта" похожее на результат литературного эксперимента среди бабуинов". В итоге затея с русской газетой для американцев была оставлена.
А вот итог работы иностранной мысли над изучением русского менталитета: "Русский никогда не скажет тебе правду. Но и не солжет. Он скажет то, что ты хочешь услышать".
Впрочем, самому Яковлеву они пророчили светлое будущее: "Единственный торговец точной коммерческой информацией в стране, которая постоянно занималась поисками истины, неизбежно должен был разбогатеть". Вам, может, интересно будет узнать, что слово "истина" по-английски писалось ими так: istina. Людям, которые никогда не жили в России, наши американцы давали такое высокохудожественное объяснение: Istina is the Russian Zen. Сказано, да, весьма изящно. Он потом всем боком вышел, этот яковлевский zen.
Деньги
"Все разговоры про легкие деньги в России - ерунда. В Москве всегда можно было влегкую срубить четыре-пять тысяч долларов. Если напрячься - сто. Но дальше дело не пойдет. Начинают играть по-крупному здесь только те люди, кто работает не ради денег, а ради процесса созидания. И выигрывают они потому, что хотят не столько заработать, сколько что-то создать.
Например, Смоленский. Так же как любой другой успешный бизнесмен в этой стране, он прежде всего созидатель. Это человек, который любит процесс созидания. Он созидает там, где больше всего понимает, и так, как ему больше нравится. Мне больше нравится заниматься этим на издательском поприще, Смоленскому - на банковском. Но я глубоко уверен в том, что в России специфика рынка такова, что к успеху может прийти только человек, имеющий вкус и стремление к созиданию. А не просто к деньгам".
"[У меня] есть возможность и дальше двигаться по горизонтали, все больше расширяясь, все больше зарабатывая денег. Но это, на мой взгляд, холостой ход. Мне дорог процесс созидания. Конечно, деньги играют в нем большую роль, но как инструмент, как кирпич или доски. Деньги - строительный материал. Не более того. Хочешь построить дом - это необходимо. Ни один из моих знакомых не делает деньги ради денег. В какой-то момент это становится скучно. Наступает момент, когда твои личные потребности обеспечены. И деньги теряют свою первоначальную притягательность. Потребности российского человека на самом деле не так уж велики. Здесь никто не имеет по двадцать домов и десятку замков. Никто не строит собственный небоскреб в центре Москвы".
- Так тебе не нужно много денег?
- Нет, нет, нет. Мне нужно чтоб мне хватало денег на мои потребности. А много денег - зачем? Чё с ними делать - солить их, что ли?
"Я не считаю для себя возможным заниматься зарабатыванием денег ради денег. С моей точки зрения, проекты по принципу "деньги ради денег" обречены на провал. Я, по крайней мере, не знаю ни одного человека, у которого это получилось бы. Который просто задался целью заработать денег и в результате создал крупную успешную структуру. Никогда в жизни не встречал".
"Поэтому к деньгам я не стремлюсь. Людям, которые ко мне обращаются, я очень легко отдаю деньги, во всяком случае в определенных суммах. Кто-то воспринимает это как манерничанье или каприз. Это не так".
(Я сам не раз передавал от него разные суммы людям, у которых были проблемы. Вообще я не встречал в жизни человека, который бы с такой легкостью отдавал деньги посторонним людям. - Прим. авт.)
"Существует огромное количество видов бизнеса более выгодных, чем издательский. Поскольку я занимаюсь свободным предпринимательством практически с того момента, когда оно было разрешено в России, то у меня было много возможностей переключиться на что-то другое тогда, когда это "что-то" только запускалось. Был момент, когда запускался банковский бизнес. Был момент, когда запускался нефтяной. Или, например, оружейный. Все они были и остаются намного прибыльнее издательского. Ну и что?"
"Я считаю, что бизнес как бизнес в чистом виде, только ради денег, в природе не существует. Существуют профессии и профессиональная работа. Если человек работает профессионально, то деньги являются одной из составляющих его работы (это как стройматериал, не более и не менее) - будь то адвокат, строитель или журналист. В журналистике, в издательском деле деньги играют ту же роль обязательного для работы инструмента... Профессионал не может работать, не учитывая фактора денег, но человек, работающий исключительно ради денег, прежде всего не профессионал.
Я привык к удобствам и не очень представляю, как бы обходился без них. ...Есть определенная система зависимостей. На сегодня я в зависимости от денег. Может быть, завтра ее не будет, а может, она станет еще больше".
Разговоры за жизнь
"Я был назван в честь своего деда, который в гражданскую командовал Одесской ЧК. Я еврей. Вот. У меня папа русский, мама еврейка, и поэтому вот я еврей. Это факт, которому я, честно говоря, никогда особого значения не придавал".
"Свой характер я бы охарактеризовал как плохой. Как очень плохой".
"До посинения боюсь летать на самолетах. Это если говорить о хорошем, капитальном страхе". (Страх возник после того, как он слетал однажды на самолете, груженном трупами, - это были погибшие альпинисты; он как раз писал неплохую, кстати, заметку про сложности с розыском пропавших. С тех пор самолет у него ассоциируется со смертью. - Прим. авт.) "...но вынужден мужественно переносить частые полеты через Атлантику, прибегая к помощи нелюбимого алкоголя". "Сам я не пью. Ранее алкоголиком не был, не злоупотреблял, не подшивался. Мне просто не нравится ощущение опьянения в принципе. Это не запрет самому себе, - ну, могу и выпить..."
"Борьбу я пьянством я веду не из соображений здоровья/нездоровья. А по другой причине. Любой человек, который долго работал в журналистике, не раз видел, как спиваются редакции. Это страшная вещь, процесс может достигнуть такой интенсивности, что остановить его будет невозможно. Сама профессия журналиста связана с такими психологическими нагрузками, что за счет них алкоголизация резко ускоряется. Мы тоже через это прошли: достаточно вспомнить старый еженедельник "Коммерсант" в последний год его существования, когда этот процесс там был очень активным. Несмотря на все запреты. Эту-то опасность я предпочитаю убивать в зародыше. (Виновных в потреблении алкоголя на рабочем месте ставили перед выбором: или увольнение, или штрафные занятия каратэ в редакционном спортзале. Обычно люди выбирали второе. Одному провинившемуся Яковлев пообещал, что сразится с ним после отбытия наказания. Человек усиленно тренировался, но зря: матч так и не состоялся. Впрочем, надо сказать, что с уходом Яковлева от дел сухой закон в издательском доме сам собой рассосался. Но контора не спилась. - Прим. авт.)
- Кем ты себя ощущаешь больше - бизнесменом или журналистом?
- А я никогда не был бизнесменом. Я всегда был журналистом. Просто в журналистике есть разные профессии. Там есть задачи, неизбежно связанные с коммерцией. Это последствия кооператорства. "Кто этот человек? Бизнесмен. Нет на свете бизнесменов-то. Есть журналисты, промышленники, банкиры. Это профессии, частью которых является коммерция.
- То есть ты хочешь сказать, что просто речь идет о разном отношении к собственности? Репортер не имеет акций, а у тебя контрольный пакет, так?
- Да. Просто у меня другое отношение к собственности, чем у репортера, ну и о'кей...
- Когда из "Коммерсанта" кто-нибудь из серьезных людей уходит, ты делаешь вид, что "отряд не заметил потери бойца". Тебя это действительно оставляет равнодушным?
- Я думаю очень простую вещь. "Коммерсант" с момента своего создания был школой, кадровой базой для московских и центральных изданий. Если посмотреть на сегодняшние новые издания, то в очень многих из них или главные редактора, или верхний аппарат редакции прошли через "Коммерсант". (Тут много правды. Да, непонятно, откуда Яковлев сам узнал, как надо, - но это знание у него есть, по меньшей мере было, и он передал его многим людям. - Прим. авт.) Мне это кажется нормальной вещью. (Почему бы под этими словами не подписаться и корифеям, в которых Яковлев на прощание кидался пепельницами. - Прим. авт.) Люди долго работают в "Коммерсанте", а потом уходят делать свои издания. Я считаю нездоровой скорее обратную ситуацию - человек хотел бы свой журнал, но у него не получается и поэтому он сидит на какой-то другой должности и тоскует. Поэтому я не считаю, что это страшная или критическая ситуация.
- Володя, у тебя в "Коммерсанте" есть сотрудники, которые раскапывают серьезные тайны и добывают компромат страшно сказать на кого. Они, может, и тебя тоже видят насквозь - ты этого не боишься?
- Меня это совершенно не смущает, потому что у меня в общем-то нет секретов. Я уже давно ничего скрываю.
- Интересно! То есть ты сначала вынужден был что-то скрывать, а после перестал? Необходимость отпала?
- Я бы так не сказал. Ну, когда-то у меня какие-то секреты были, а потом я понял, что на самом деле в этом мире секретов не бывает. Да и зачем мне их иметь. Я не вижу чего особенно такого, что мне нужно скрывать. Может, ты у меня что-то этакое спросишь и я обнаружу, что у меня есть секреты. Спрашивай!
Это он так шутит.
Яковлев-сын и Яковлев-отец
"Мгновенная смена чарующей улыбки на пронзительную холодность, небрежная склонность к пижонским вещицам" - это общее у отца и сына Яковлевых подметил один журналист, который имел удовольствие поработать у обоих и потому сравнивать может.
У сына с отцом происходят иногда задушевные беседы, которые Яковлев-старший публикует. Вот любопытные отрывки из речей, с которыми Володя обращается к Егору:
"Позиция - я буду строить коммунизм, потому что это общество плохо, по сути своей есть терроризм. Ты хотел построить коммунизм, ты хотел улучшить общество, а это кончилось тем, что ты уничтожил то, что было, а создал нечто новое, что оказывается ненамного лучше того, что было. То есть задача изменения внешних обстоятельств кончилась их уничтожением, а не улучшением. Тогда, до перестройки, ты считал себя в оппозиции и был в оппозиции. Сейчас ты тоже в оппозиции. Все кончилось там же, где началось. Все, что ты получил в результате многих лет работы, это внутренний опыт. Хотя это и не было твоей целью, но стало единственным результатом".
"Проблема заключается в том, что жизнь у человека одна. Часто (великолепное словечко, в данном контексте; что за этим стоит - вера в личное бессмертие? - Прим. авт.) она кончается смертью. И поэтому вопрос скорости, с которой вы получаете свой внутренний опыт, имеет принципиальное значение. ...Если бы твоей задачей, целью с самого начала был именно внутренний опыт, а не улучшение-разрушение-уничтожение, то все бы получилось намного быстрее. ... Вопрос во времени и количестве затраченных усилий. Мы это поняли раньше".
Может быть, вы тут заметили интонации гуру. И порадовались забавной точке зрения. А вот чистейшей воды дзенский коан, который Володя применил в беседе с отцом, уча того мудрости: "Если сделать фотографию двух машин, двигающихся в разных направлениях, то они в какой-то момент могут оказаться в одной точке".
Каратэ
"Я занимался долго каратэ и потом айкидо. Сегодня мне уже надоели боевые дисциплины. Если посмотреть на развитие восточных единоборств, можно заметить, что по мере их совершенствования происходит уменьшение агрессивности. Стартовая база - каратэ - очень агрессивный вид спорта. (Многим памятна страсть, которой Яковлев одно время предавался, - метание ножей и шурикенов, завоз из Японии деревянных мечей, оборудование зала для восточных поединков с приобщением к ним сотрудников, которые на одном этом могли сделать карьеру. Прим. авт.) Более высокая ступень, например, кунфу, когда ты учишься использовать не только собственную силу, но и силу противника. Потом идет айкидо, уже целиком построенная на чужой агрессии. Однако айкидо - тоже конфликт. Если вдуматься, окажется, что следующий шаг в развитии восточных единоборств - это вообще не заниматься ими".
Буддизм
- Может ли сильное увлечение буддизмом помешать работе?
- Нет. Почему ты спрашиваешь об этом?
- Почему? Я тебе сейчас попытаюсь объяснить почему. Раньше, когда человек говорил: "Я из "Коммерсанта", ему отвечали: "О-о!" А теперь часто отвечают так: "А, это где буддизм? Ну-ну... И вас же еще, кстати, продают". Вот такая эволюция образа "Коммерсанта"... Тебе-то что? Людям краснеть. С тобой нельзя быть уверенным, что однажды, уехав по своим буддистским делам, ты не вернешься, а останешься, например, в монастыре. И люди нервничают! Буддизм ведь учит, что жизнь - не самоцель, и вообще этих жизней у человека полно, и каждая из них - всего лишь трудный утомительный урок. Небуддисты же, напротив, дорожат своей единственной жизнью. Им страшно: придут они однажды на работу, а ее нет. "Ваш начальник, - скажет уборщица, - велел вам передать, что ему ничего не нужно, ну вот все и ухнулось".
- Могу ли я сделать так, что людям негде будет работать? Вряд ли я так поступлю, зачем мне это надо. Да и людей жалко...
И кстати, вот еще что. Меня никогда об этом не спрашивали, и я потому никому не говорил. Но я на самом деле не буддист.
- Но почему тогда тебя все держат за буддиста?
- А х.. его знает. Я не знаю.
- То есть можно говорить не более чем об интересе к этому буддизму?
- Ну да. Мне интересны разного рода духовные практики и течения, буддизм в частности. У меня есть много друзей-буддистов. Я несколько раз встречался с разными ламами... Но я не буддист. Вообще принадлежность человека к той или иной религии это настолько личные вещи, что странно об этом говорить... Это моя личная жизнь. Но если меня спросят, не принадлежу ли я к какому-то из массовых религиозных течений, я отвечу: нет, не принадлежу. Я два раза ездил в буддистские монастыри в Европе. Мне очень понравилось. Могу посоветовать любому.
- Но там ведь тяжелый режим, в монастырях. Вставать в пять утра, подметать, говно убирать...
- Нет, я же не монах, я туда ездил скорее как турист. Это своего рода экскурсия.
(Однажды я в беседе с Яковлевым высказал догадку, отчего он не может ходить в простой русский православный храм, раз уж его тянет на духовность: там же можно запросто столкнуться с собственной кухаркой или с шофером. А в Америку на семинар те точно не полетят, и там с ними не придется брататься и быть на равных. Он выслушал, но ничего не ответил в отличие от восточного философа Игоря Малашенко, с которым я об том же говорил, см. стр. 221-237. Прим. авт.)
Работа над собой
"Моя жизнь разделена как бы на отдельные куски. Один - до окончания университета - его трудно определить. Другой - работа в государственных изданиях. Потом кооператив. Нынешние дела. И есть ощущение завершенности каждого из этих кусков. Наверное, потому, что жизнь - это процесс постижения мира, который начинается с рождения и продолжается до самого конца или до того, что, согласно распространенным убеждениям, мы считаем концом. Возможно, завершается еще один кусок моей жизни и начинается другой".
"Меня все больше занимает понимание мира как целостной системы и того, что в нем нет ни хорошего, ни плохого, занимает отношение к смерти, к тому, что происходит с нами после нее".
"Есть два типа самореализации. Первый - через других людей. Я придумываю, какой должна быть газета, и другие люди ее такой делают, то есть я навязываю им свои мерки, заставляю их делать то, что считаю правильным. А есть другое личный труд без привлечения или подчинения других людей. Такой личный труд бывает разным по степени сложности - сад ли сажать, книгу ли писать, дрова рубить. Вот этот второй тип становится для меня все более привлекателен".
"Если бы я занимался не собой, а исключительно бизнесом, то я бы имел намного больше денег, чем сейчас".
"Деньги - это некоторая приятная составляющая жизни. Как и любую приятную составляющую, деньги можно получить, если ты придерживаешься определенных правил игры. Можно назвать это "этическим комплексом" или "стремлением учиться". Богатым может быть любой человек, готовый реально учиться на том, что с ним происходит. Я имею в виду учебу вообще в отношениях с миром, которая, в частности, сказывается и на зарабатывании денег. Нужно понять, что ни с одним человеком не происходит что-либо, что не являлось бы результатом его собственных действий. Человек, который учится, может заработать все, что угодно".
- В этом и была причина твоего успеха? Ты все время старался понять уроки, которые тебе давались?
- Да. Любому человеку, кем бы он ни был, где бы он ни был, миллионер он или нищий, в течение всей жизни даются уроки. Вопрос не в том, есть эти уроки или нет. Они есть всегда. Вопрос в том, способен ли человек их усваивать или хотя бы стремился ли он к этому. Это проблема не денежной обеспеченности, а проблема глобальная - счастья.
Ars Amandi
(Искусство любви)
"Бизнес - это вообще великолепная школа любви к людям. Конкретная практическая школа. Я скажу тебе необычную вещь: в этой жизни нет человека, который не любил бы других людей. На самом деле каждый из нас исполнен любви. Ты не можешь найти никого, кто сказал бы тебе: я совершил нечто сознательно во зло другим. Любой человек действует во благо, какие бы страшные вещи он при этом ни совершал. Проблема не в том, любишь ли ты людей. Проблема - как ты выражаешь свою любовь. Вот это - искусство, это - настоящее учение.
Буддизм, как и христианство, и иудаизм, и мусульманство, учит прежде всего любви, искусству любить. И если ты учишься этому искусству, то не важно, где и при каких обстоятельствах ты ее (любовь) проявляешь. Ты стремишься сделать ее постоянной частью своего существования, которая проявляется везде. С этой точки зрения нет разницы между, скажем, бизнесом и сидением в лесу за чтением книги".
- Кстати, о любви, об искусстве любви. Что стоит за разговорами о твоем увлечении тантрическим сексом? Публика узнала об этом из интервью, которое ты взял у какого-то специалиста по тантре и опубликовал в журнале "Домовой".
- На самом деле тантра - это не секс. Тантра - это духовное течение, духовная школа, очень большая, основная задача которой - научить людей любить жизнь. Научить искусству любви в широком смысле слова. Существуют тантрические школы, которые работают с сексом достаточно серьезно. Есть школы, где секс вообще не присутствует и царит стопроцентный целибат. Есть школы, которые опираются на целибат, но в определенные периоды прибегают к сексуальным упражнениям. Поэтому тантрический секс вообще странная формулировка. При этом я знаю, что в Москве существуют семинары по тантре. Если кого-то это интересует, я могу поговорить с руководителями этих семинаров и помочь желающим туда попасть.
Независимость приобресть и рыбку съесть
- Что, по-твоему, такое - независимость прессы?
- Поскольку я в этой игре в свободную прессу нахожусь с момента ее запуска, то я бы хотел, чтоб в этой стране пресса была независимой. Независимость - это не только отсутствие зависимостей, но и способность журналистов работать на определенном уровне качества и представлять интересы читателя, для которого они пишут. А это "Коммерсантом" еще не достигнуто на все 100 процентов. (Такой скромной оценка была летом 97-го. Возможно, процент независимости подпрыгнул после продажи издательского дома олигархам. - Прим. авт.)
- А кто ж тогда независимый, если не "Коммерсант"?
- Самое главное во всей этой штуке то, что на сегодняшний день в России нет ни одного независимого издания! В стране, по крайней мере в Москве, не осталось изданий, которые в той или иной степени не находились бы под контролем крупных финансовых структур. Финансово-промышленные группировки они сегодня в большой степени не что иное, как структура власти в России. И писать о них очень непросто. На самом деле когда журналисты находятся под влиянием и вынуждены писать исходя из принципов тех или иных боевых действий или, наоборот, замирений между банковскими структурами, это проще, чем когда ты должен писать реально независимо. Не скатываясь на позицию никакой из сторон, а пытаясь разобраться с общечеловеческих, общегосударственных отношений. То есть, кроме денег на издание такой газеты, нужны и люди, которые могли бы осмысливать жизнь на таком вот уровне.
А финансовая зависимость плоха тем, что издание - для банка. Я сознательно утрирую, но зависимое издание работает для банка (и для рекламодателя). А читатель им учитывается постольку-поскольку.