Критики отмечают как нечто удивительное, что бог стал разговаривать с Самуилом на дому у отца Давида, в присутствии посторонних, причем неизвестно в точности, было ли «видение» или не было. Богословы склоняются к тому мнению, что бог разговаривал со своим пророком внутренним голосом. Но как же тогда присутствующие могли догадаться, что Самуил выполнял особое божественное поручение?
   Вольтер замечает: «Саул царствовал, потому что Самуил лил масло на его голову. Следовательно, когда он начал делать то же самое с Давидом, его отец, мать, братья и все присутствовавшие не могли не заметить, что тут фабрикуют нового царя и что тем самым все семейство рискует навлечь на себя месть Саула. Здесь что-то не так!»
   В итальянском народном театре не было более комической сцены, чем благочестивое появление в крестьянском доме священника с бутылкой масла в кармане, пришедшего помазать белокурого мальчика с целью произвести переворот в государстве. И это государство, и этот мальчик не заслуживают лучшего места для постановки примитивной комедии.
    «И сказали слуги Сауловы ему: вот, злой дух от бога возмущает тебя; пусть господин наш прикажет слугам своим, которые пред тобою, поискать человека, искусного в игре на гуслях, и когда придет на тебя злой дух от бога, то он, играя рукою своею, будет успокоивать тебя. И отвечал Саул слугам своим: найдите мне человека, хорошо играющего, и представьте его ко мне. Тогда один из слуг его сказал: вот, я видел у Иессея вифлеемлянина сына, умеющего играть, человека храброго и воинственного, и разумного в речах, и видного собою, и господь с ним. И послал Саул вестников к Иессею и сказал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который при стаде. И взял Иессей осла с хлебом и мех с вином и одного козленка, и послал с Давидом, сыном своим, к Саулу.
    И пришел Давид к Саулу и служил пред ним, и очень понравился ему, и сделался его оруженосцем. И послал Саул сказать Иессею: пусть Давид служит при мне, ибо он снискал благоволение в глазах моих.
    И когда дух от бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, – и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от пего» (1 Царств, гл. 16, ст. 15-23).
   Что за ерунда? Давид, которого автор представляет простым пастушком, является в то же время талантливым и известным в стране музыкантом. Нам представляют Давида совсем молодым, едва ли не отроком: как же можно тогда называть его «человеком храбрым и воинственным»? Затем: слуга Саула, который так хорошо осведомлен о Давиде, не знает разве, что юноша был помазан Самуилом и что, следовательно, он является опасным в своей роли придворного музыканта? А эти подарки Иессея главе государства – разве они не кажутся смешными: мешок хлеба, мех вина и козленок? Что сказать, наконец, о боге, который насылает на Саула один за другим нервные припадки и излечивает его музыкой его же соперника. Все это бессмысленно и глупо!

Глава 29
Священное сказание о славной победе Давида над нечестивым Голиафом

 
   Глава 17 Первой книги Царств подробно описывает единоборство Давида с Голиафом: «Филистимляне собрали войска свои для войны и собрались в Сокхофе, что в Иудее, и расположились станом между Сокхофом и Азеком в Ефес-Даммиме.
   А Саул и израильтяне собрались и расположились станом в долине дуба и приготовились к войне против филистимлян.
   И стали филистимляне на горе с одной стороны, и израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина. И выступил из стана филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он – шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его – пять тысяч сиклей меди; медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его; и древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа. И пред ним шел оруженосец. И стал он, и кричал к полкам израильским, говоря им: зачем вышли вы воевать? Не филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами, и будете служить нам. И сказал филистимлянин: сегодня я посрамлю полки израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем.
   И услышали Саул и все израильтяне эти слова филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись» (1 Царств, гл. 17, ст. 1-11).
   Внесем некоторую ясность в описание Голиафа. Его чешуйчатая броня весила, как сказано, 5000 сиклей меди – более 80 килограммов, и копье около 600 сиклей железа – около 10 килограммов. Всего, следовательно, он нес на себе почти 90 килограммов, и это еще не все его вооружение.
   Этот гигант, имевший, кроме того, более трех метров роста, не должен нам казаться необыкновенным после того, как мы встречались уже с исполинами в книге Бытие. Правда, в наши дни больше не бывает людей такого сложения; устройство человеческого тела таково, что чрезмерный рост не мог бы не отразиться самым пагубным образом на всех функциях организма и просто сделал бы гиганта слабым и почти неспособным защищаться. Вольтер иронически говорит, что Голиафа надо рассматривать как чудовище, специально выведенное богом для того, чтобы послужить возвеличению неприметного Давида.
   «Три старших сына Иессеевы пошли с Саулом на войну… Давид же был меньший. Трое старших пошли с Саулом, а Давид возвратился от Саула, чтобы пасти овец отца своего в Вифлееме» (1 Царств, гл. 17, ст. 13-15). Довольно странно, что этот Давид, которого царь сделал своим оруженосцем, в самый разгар войны бросает свои обязанности для того, чтобы отправиться пасти каких-то овец.
    «И выступал филистимлянин тот утром и вечером и выставлял себя сорок дней. И сказал Иессей Давиду, сыну своему: возьми для братьев своих ефу сушеных зерен и десять этих хлебов и отнеси поскорее в стан к твоим братьям; а эти десять сыров отнеси тысяченачальнику и наведайся о здоровье братьев и узнай о нуждах их.
    Саул и они и все израильтяне находились в долине дуба, и готовились к сражению с филистимлянами.
    И встал Давид рано утром, и поручил овец сторожу, и, взяв ношу, пошел, как приказал ему Иессей, и пришел к обозу, когда войско выведено было в строй и с криком готовилось к сражению. И расположили израильтяне и филистимляне строй против строя. Давид оставил свою ношу обозному сторожу, и побежал в ряды, и, придя, спросил братьев своих о здоровье. И вот, когда он разговаривал с ними, единоборец, по имени Голиаф, филистимлянин из Гефа, выступает из рядов филистимских, и говорит те слова, и Давид услышал их. И все израильтяне, увидев этого человека, убегали от него, и весьма боялись. И говорили израильтяне: видите этого выступающего человека? Он выступает, чтобы поносить Израиля. Если бы кто убил его, одарил бы того царь великим богатством, и дочь свою выдал бы за него, и дом отца его сделал бы свободным в Израиле.
    И сказал Давид людям, стоящим с ним: что сделают тому, кто убьет этого филистимлянина и снимет поношение с Израиля? ибо кто этот необрезанный филистимлянин, что так поносит воинство бога живаго? И сказал ему народ те же слова, говоря: вот что сделано будет тому человеку, который убьет его» (1 Царств, гл. 17, ст. 16-27).
   Из этого места Библии совсем не заметно, чтобы Давид рвался в бой, движимый любовью к родине. Им больше руководила жажда наживы.
    «И сказал Давид Саулу: пусть никто не падает духом из-за него; раб твой пойдет и сразится с этим филистимлянином. И сказал Саул Давиду: не можешь ты идти против этого филистимлянина, чтобы сразиться с ним, ибо ты еще юноша, а он воин от юности своей.
    И сказал Давид Саулу: раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним, и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его; и льва и медведя убивал раб твой, и с этим филистимлянином необрезанным будет то же, что с ними, потому что так поносит воинство бога живаго. (Не пойти ли мне и поразить его, чтобы снять поношение с Израиля? Ибо кто этот необрезанный?)
    И сказал Давид: господь, который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого филистимлянина. И сказал Саул Давиду: иди, и да будет господь с тобою» (1 Царств, гл. 17, ст. 32-37).
   Царь Саул был ошеломлен, и так было бы с каждым на его месте, до такой степени рассказ этого юнца невероятен. Представьте себя на минуту свидетелями этого приключения: лев или медведь хватают овцу из стада старика Иессея и удаляются с добычей. В это время пастушонок бросается вдогонку за похитителями и отбивает у них овцу, нанося им удары руками и ногами куда попало и хватая их прямо за челюсти. Что за картина! Найдете ли вы где-нибудь, кроме Библии, подобные подвиги? О Тартарен, о барон Мюнхаузен и прочие классические врали, вас, очевидно, воспитала Библия!
   Еще из описания жизни Самсона мы узнали, что лев водился в Палестине. Это уже и тогда было сюрпризом для читателя. Но с Давидом мы встречаем в Палестине и медведя. Натуралисты утверждают, что там, где живет медведь, не водится лев, и наоборот. Плевать на натуралистов! Значит, их наука врет. О «божественный голубь»! Тебе остается только поведать нам о медведях, живущих на экваторе, и львах Северного полюса.
   «И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню. И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить; ибо не привык к такому вооружению. Потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом: я не привык. И снял Давид все это с себя» (1 Царств, гл. 17, ст. 38-39). Не привык к ношению оружия? Ладно! Но тогда почему стих 18 предыдущей главы воспевает Давида как человека «храброго» и «воинственного»?
    «И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним; и с сумкою и с пращею в руке своей выступил против филистимлянина. Выступил и филистимлянин, идя и приближаясь к Давиду, и оруженосец шел впереди его» (1 Царств, гл. 17, ст. 40-41).
   Оруженосец Голиафа? О нем упоминают только полные тексты Библии. Но этот оруженосец упразднен в учебниках «священной истории», и Голиаф представлен там простым пехотинцем. Почему же современная церковь так урезывает «священный» текст? Оруженосец филистимского гиганта вовсе не заслуживает того, чтобы его упраздняли по произволу. В армиях прошлого времени был солдат, сопровождавший конного офицера и оберегавший его вооружение; в наши дни его назвали бы вестовым. Следовательно, если Голиаф имел оруженосца, значит, он был кавалерийским офицером филистимской армии. Библия говорит в нескольких местах, что филистимляне располагали значительной кавалерией. Но этот неописуемый «голубь-утка» забыл сказать нам, каковы были размеры коня Голиафа. Конь Голиафа тоже должен был быть исполинским. «Священное писание», однако, не говорит, какая страна производила феноменальных жеребцов, способных вынести наездника ростом в три метра. Досадный пропуск! Вернемся к библейскому тексту. «И взглянул филистимлянин, и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него, ибо он был молод, белокур и красив лицем. И сказал филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою (и с камнями)? разве я собака? (И сказал Давид: нет, но хуже собаки). И проклял филистимлянин Давида своими богами. И сказал филистимлянин Давиду: подойди ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным и зверям полевым.
   А Давид отвечал филистимлянину: ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя господа Саваофа, бога воинств израильских, которые ты поносил; ныне предаст тебя господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам (труп твой и) трупы войска филистимского птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть бог в Израиле; и узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает господь, ибо это война господа, и он предаст вас в руки наши.
   Когда филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень, и бросил из пращи и поразил филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицем на землю. Так одолел Давид филистимлянина пращею и камнем, и поразил филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его, и отсек им голову его; филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали.
   И поднялись мужи израильские и иудейские, и воскликнули и гнали филистимлян до входа в долину и до ворот Аккарона. И падали поражаемые филистимляне по дороге шааримской до Гефа и до Аккарона.
   И возвратились сыны израилевы из погони за филистимлянами, и разграбили стан их. И взял Давид голову филистимлянина и отнес ее в Иерусалим, а оружие его положил в шатре своем» (1 Царств, гл. 17, ст. 42-54).
   Стоп! Значит, он имел и шатер, этот молодой Давид? И голову филистимского гиганта он торжественно отнес в Иерусалим? Это еще более странно, ибо в ту эпоху Иерусалим еще не принадлежал евреям. Мы увидим дальше, каким образом взят был этот город, и именно Давидом, царствовавшим после смерти Саула. Впрочем, нам уже не привыкать к противоречиям в «священном писании».
   И вот, «когда Саул увидел Давида, выходившего против филистимлянина, то сказал Авениру, начальнику войска: Авенир! чей сын этот юноша? Авенир сказал: да живет душа твоя, царь; я не знаю. И сказал царь: так спроси, чей сын этот юноша? Когда же Давид возвращался после поражения филистимлянина, то Авенир взял его и привел к Саулу, и голова филистимлянина была в руке его. И спросил его Саул: чей ты сын, юноша? И отвечал Давид: сын раба твоего, Иессея из Вифлеема» (1 Царств., гл. 17, ст. 55-58).
   Что еще за нелепая белиберда? Где у него мозги, у этого «божественного вдохновителя» Библии? В предыдущей главе нам рассказали с самыми мельчайшими подробностями, что Саул для успокоения своих нервов пожелал иметь человека, который играл бы ему на гуслях. Один из его слуг достал такого человека: это был Давид, и царь знал его семью. Больше того, Саул послал к Иессею посланца просить старика отпустить сына, который ему очень понравился. «Голубь» нам сказал также, что Давид часто возвращался от Саула в Вифлеем, в общем, курсировал между царским дворцом и отцовскими стадами. И вдруг ни Саул, ни Авенир, никто из слуг царя не знают, кто такой Давид, борющийся с Голиафом? Музыкант царя, усладитель его слуха, его оруженосец вдруг стал неизвестен никому?! Что думать о подобной галиматье? Был ли он в трезвом уме, «святой голубь», когда диктовал эту главу? В этом можно усомниться!
   Извлечем из рассказа эти выводы и будем продолжать поучительное чтение.
   Нимало не смущаясь своими противоречиями, «священный» автор повествует, что на этот раз Саул больше не позволял Давиду возвращаться в отчий дом. С другой стороны, Ионафан внезапно воспылал великой дружбой к молодому придворному гусляру, о существовании коего он также, по-видимому, ничего не знал доселе. «Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой и лук свой, и пояс свой» (1 Царств, гл. 18, ст. 3-4).
   Вот это дружба! Что должны были думать «генерал» Авенир, весь его штаб, придворные и свита, видя, как «цесаревич» раздевается до рубашки и отдает свое оружие и все свои одежды победителю Голиафа? К сожалению, Библия забывает привести соображения тех, кто видел это замечательное зрелище.

Глава 30
Борьба за царский престол и указующая десница господа бога

 
   Началась новая жизнь для юнца, которого Самуил помазал в цари и который до поры до времени, не желая соперничать с Саулом, довольствовался службой оруженосца и гусляра. Однако, несмотря на скромность, Давид вскоре омрачил дух «его величества» царя Саула.
   «Когда они шли, при возвращении Давида с победы над филистимлянином, то женщины из всех городов израильских выходили навстречу Саулу царю с пением и плясками, с торжественными тимпанами и с кимвалами. И восклицали игравшие женщины, говоря: Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч» (1 Царств, гл. 18, ст. 6-7).
   Трудно, конечно, допустить, чтобы покойный Голиаф, каким бы великаном он ни был, один стоил бы десятков тысяч человек. Саул, который отличился на войне многими ратными подвигами, нашел, что овации, устроенные его оруженосцу-гусляру, выходили за пределы благоразумия и принимали непочтительный по отношению к нему характер.
    «И Саул сильно огорчился, и неприятно ему было это слово, и он сказал: Давиду дали десятки тысяч, а мне тысячи; ему недостает только царства. И с того дня и потом подозрительно смотрел Саул на Давида. И былона другой день: напал злой дух от бога на Саула, и он бесновался в доме своем, а Давид играл рукою своею на струнах, как и в другие дни; в руке у Саула было копье. И бросил Саул копье, подумав: пригвожду Давида к стене; но Давид два раза уклонился от него» (1 Царств, гл. 18, ст. 8-11).
   Некоторое время спустя царь, для того чтобы отдалить юношу от себя, назначил его тысяченачальником (ст. 13). И Давид, которому все удавалось, стал завоевывать все большую и большую популярность среди сынов израилевых. Имя его стало передаваться из уст в уста. Мы вскоре увидим, что сам бог увеличил число доказательств своего покровительства Давиду.
   Позвав однажды Давида, Саул сказал ему: «вот старшая дочь моя, Мерова; я дам ее тебе в жену, только будь у меня храбрым и веди войны господни» (ст. 17). В глубине души Саул рассчитывал на то, что филистимляне в конце концов убьют Давида. Но Давид сказал Саулу: «кто я, и что жизнь моя и род отца моего в Израиле, чтобы мне быть зятем царя» (ст. 18). Он все еще скрывал, что Самуил помазал его.
   «А когда наступило время отдать Мерову, дочь Саула, Давиду, то она выдана была в замужество за Адриэла из Мехолы» (ст. 19). Автор не говорит почему. «Но Давида полюбила другая дочь Саула, Мелхола; и когда возвестили об этом Саулу, то это было приятно ему… И сказал Саул Давиду: чрез другую ты породнишься ныне со мною» (ст. 20-21).
   Из последующего можно с вероятностью заключить, что победитель Голиафа рад был бы жениться на прелестной Мелхоле хоть сейчас. Но Саул, вероятно, пожалел, что так быстро высказал свое согласие: как только он узнал о желании молодого человека жениться, он стал предъявлять ему совершенно непостижимые требования. Никто никогда не догадается, какие трудности придумал Саул. «И сказал Саул: так скажите Давиду: царь не хочет вена, кроме ста краеобрезаний филистимских» (ст. 25).
   Другими словами, царь не собирался давать никакого приданого за дочерью. По его мнению, приданое жене должен был принести Давид. И какое приданое? Сто обрезков крайней плоти! Совершенно непонятно, для чего такое количество могло бы понадобиться в хозяйстве молодоженов или в царском обиходе.
   Но «еще не прошли назначенные дни, как Давид встал и пошел сам и люди его с ним, и убил двести человек филистимлян, и принес Давид краеобрезания их, и представил их в полном количестве царю, чтобы сделаться зятем царя. И выдал Саул за него Мелхолу, дочь свою, в замужество» (1 Царств, гл. 18, ст. 27).
   Можно себе представить собрание, на котором был подписан брачный договор, и сцену, когда «царский нотариус» торжественно отсчитывал двести кусков крайней плоти один за другим, а влюбленная Мелхола ворковала на плече у Давида, совершенно очарованная столь прекрасным свадебным подарком! Но филистимляне сочли крайне неудобным, чтобы евреи приходили к ним, как на какой-то базисный склад, снабжаться краеобрезаниями. Война возобновилась. «Вожди филистимские вышли на войну, Давид, с самого выхода их, действовал благоразумнее всех слуг Сауловых, и весьма прославилось имя его» (1 Царств, гл. 18, ст. 30).
   Именно в эту пору у царя стали учащаться припадки нервного расстройства. Но все же непонятно, почему «священный» автор тщится изобразить несчастного монарха самыми отвратительными красками? Согласно тому же библейскому тексту, сам бог иногда нагонял на несчастного Саула злого духа, другими словами, сам сводил его с ума. Никакой сумасшедший неповинен в своих действиях, а Саул тем более.
    «И говорил Саул Ионафану, сыну своему, и всем слугам своим, чтобы умертвить Давида; но Ионафан, сын Саула, очень любил Давида. И известил Ионафан Давида, говоря: отец мой Саул ищет умертвить тебя» (1 Царств, гл. 19, ст. 1-2).
   Кроме того, Ионафан старался примирить враждующих. «И говорил Ионафан доброе о Давиде Саулу, отцу своему, и сказал ему: да не грешит царь против раба своего Давида, ибо он ничем не согрешил против тебя, и дела его весьма полезны для тебя; он подвергал опасности душу свою, чтобы поразить филистимлянина, и господь соделал великое спасение всему Израилю; ты видел это и радовался; для чего же ты хочешь согрешить против невинной крови и умертвить Давида без причины?
   И послушал Саул голоса Ионафана и поклялся Саул: жив господь, Давид не умрет. И позвал Ионафан Давида, и пересказал ему Ионафан все слова сии, и привел Ионафан Давида к Саулу, и он был при нем, как вчера и третьего дня» (1 Царств, гл. 19, ст. 4-7).
   Ясно, что ненависть оставляла монарха, как только он приходил в нормальное состояние, и лишь во время припадка, «когда господь наводил на него злого духа», Саул продолжал помышлять об убийстве своего зятя.
   В это время война с филистимлянами была в полном разгаре, и молодой музыкант время от времени, между двумя серенадами, наносил врагам довольно значительные поражения. «И злой дух от бога напал на Саула, и он сидел в доме своем, и копье его было в руке его, а Давид играл рукою своею на струнах» (ст. 9). Читатель уже догадывается, что должно произойти.
    «И хотел Саул пригвоздить Давида копьем своим к стене, но Давид отскочил от Саула, и копье вонзилось в стену; Давид же убежал и спасся в ту ночь» (ст. 10).
   Молодой гусляр-военачальник спасся у своей нежной супруги, которая и старалась его утешить.
    «И послал Саул слуг в дом к Давиду, чтобы стеречь его и убить его до утра. И сказала Давиду Мелхола, жена его: если ты не спасешь души твоей в эту ночь, то завтра будешь убит. И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал и спасся. Мелхола же взяла статую и положила в постель, а в изголовье ее положила козью кожу, и покрыла одеждою. И послал Саул слуг, чтобы взять Давида; но Мелхола сказала: он болен. И послал Саул слуг, чтобы осмотреть Давида, говоря: принесите его ко мне на постели, чтоб убить его. И пришли слуги, и вот, на постели статуя, а в изголовье ее козья кожа.
    Тогда Саул сказал Мелхоле: для чего ты так обманула меня и отпустила врага моего, чтоб он убежал? И сказала Мелхола Саулу: он сказал мне: отпусти меня, иначе я убью тебя» (1 Царств, гл. 19, ст. 11-17).
   Не надо упускать из виду, что мы воспроизводим наисвященнейшую книгу, божественное произведение, основу основ веры, которая претендует подчинить своим законам всех людей. Можно ли, однако, найти где-нибудь более глупую историю, чем эта? Этот анекдот с переодеванием не годится даже для дрянного водевиля. Он ниже уровня самых дешевых представлений в ярмарочных балаганах. Под страхом обратиться в жаркое на вечном огне преисподней мы обязаны, однако, верить, что Мелхола помогла своему мужу, помазаннику божьему Давиду, бежать через окно и заменила его в постели манекеном, одетым в козлиную кожу. Должно быть, эта козлиная кожа была похожа на обычный ночной колпак Давида.
   В еврейском тексте «статуя» называется словом «терафим». Это слово в современных изданиях Библии переводится как «статуя». Но «терафим» буквально значит «идол». Следовательно, Мелхола еще имела идола? Думала ли она, что убийцы, присланные ее отцом, легковерно примут идола за ее мужа? И надеялась ли она, что козлиная кожа, которой она накрыла голову своего идола, сможет сойти за шевелюру ее мужа? Вот прекрасный сюжет для серьезного экзамена господам преосвященным богословам.
   Далее рассказ Библии начинает прямо походить на бред: «И убежал Давид и спасся, и пришел к Самуилу в Раму и рассказал ему все, что делал с ним Саул. И пошел он с Самуилом, и остановились они в Навафе… И донесли Саулу, говоря: вот, Давид в Навафе, в Раме. И послал Саул слуг взять Давида, и когда увидели они сонм пророков пророчествующих и Самуила, начальствующего над ними, то дух божий сошел на слуг Саула и они стали пророчествовать. Донесли об этом Саулу, и он послал других слуг, но и эти стали пророчествовать. Потом послал Саул третьих слуг, и эти стали пророчествовать… Саул сам пошел в Раму и дошел до большого источника, что в Сефе, и спросил, говоря: где Самуил и Давид? И сказали: вот, в Навафе, в Раме.
   И пошел он туда в Наваф в Раме, и на него сошел дух божий, и он шел и пророчествовал, доколе не пришел в Наваф в Раме. И снял и он одежды свои, и пророчествовал пред Самуилом, и весь день тот и всю ту ночь лежал неодетый; поэтому говорят: „неужели и Саул во пророках?“» (1 Царств, гл. 19, ст. 18, 20-24).