Страница:
После такого грабежа «Сеннахирим» мог бы, казалось, оставить Езекию в покое. Не тут-то было! Он вскоре возвратился опять, взялся за дело снова, окружил Иерусалим войсками и послал к Езекии некоего Рабсака, которому поручил задать царю ехидный вопрос: «Что это за упование, на которое ты уповаешь?» (ст. 19). Езекия выслал Рабсаку трех парламентеров, и эти последние сказали ему: «Говори рабам твоим по-арамейски, потому что понимаем мы, а не говори с нами по-иудейски вслух народа, который на стене» (ст. 26).
Но Рабсак сделался еще более дерзким. Он стал говорить на «изящном» библейском языке: «Разве только к господину твоему и к тебе послал меня господин мой сказать сии слова? Нет, также и к людям, которые сидят на стене, чтобы есть помет свой и пить мочу свою с вами» (ст. 27).
Езекия, по-видимому, не особенно уповал на бога, раз уж позволил так ограбить себя без всякого сопротивления. Однако пророк Исаия, современник этих событий, поднял у него настроение, да и сам бог-отец наконец оказал ему свою поддержку. «И случилось в ту ночь: пошел ангел господень и поразил в стане ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые. И отправился, и пошел, и возвратился Сеннахирим, царь ассирийский, и жил в Ниневии» (4 Царств, гл. 19, ст. 35-36). Блистательная библейская «победа»!
Библия сообщает далее, что «Сеннахирим» был убит своими сыновьями Адрамелехом и Шарецером, которые после убийства скрылись в Армению, и что другой сын «Сеннахирима», «Ассардан» (в истории – Асархаддон), воцарился вместо него. В следующей же главе автор сообщает, что Езекия в последние годы своего царствования заключил союз с Беродах Баладаном, царем вавилонским.
Эти утверждения не сходятся с открытиями археологов относительно истории ассирийских царств. Из надписей в знаменитом дворце Хорсабада, открытом в 1842 году французским консулом в Моссуле Ботта, явствует, что Беродах Баладан был изгнан из Халдеи самим Салманасаром V, отцом Синахериба, победившим его в битве при Бетлакиме в 709 году до н. э., и что Салманасар после этой победы овладел Вавилоном и присоединил это царство к Ниневии. Каким же образом Езекия мог заключить союз с Беродах-Баладаном в царствование «Ассардана», сына Синахериба, раз этот царь вавилонский потерял все свои владения в войне против царя ниневийского, деда «Ассардана», и раз «Ассардан», царствовавший в последние годы Езекии, был одновременно царем Ниневии и Вавилона? Но если даже не считаться с открытиями ученых и предпочитать авторитет Библии, то и в этом случае нельзя не сделать следующего замечания: бог, давший обещание: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради себя и ради Давида, раба моего» (4 Царств, гл. 19, ст. 34), мог бы и не ожидать второго нашествия «Сеннахирима». Ибо если бог, будучи всемогущим, решил взять Иерусалим под свое покровительство, то лучше было бы действительно защитить город от «Сеннахирима» с самого начала, нежели позволить этому последнему унести все богатства страны и все сокровища храма. Непонятно также, почему господин Саваоф, столь торжественно провозгласивший себя защитником и покровителем племени Иуды и рукой своего ангела-истребителя убивший в одну ночь сто восемьдесят пять тысяч ассирийцев, спустя несколько лет покинув иудеев, позволил разрушить их святыни другой ассирийской армии и совершенно спокойно смотрел на то, как иудеев и племя вениаминово, не исключая большого количества левитов, заковывали в цепи как рабов.
Вот по поводу Езекии еще один факт, детали которого не лишены любопытства. Этот царь взошел на трон в возрасте двадцати пяти лет, и бог вписал в книгу его судьбы, что он умрет на тридцать девятом году; но вследствие обстоятельств, которые надо отметить, бог подчистил резинкой эту страницу «великой книги вечности» и внес исправление, в силу которого Езекия смог дотянуть до пятидесятичетырехлетнего возраста.
На четырнадцатом году своего царствования Езекия заболел, как это и следовало по указаниям, которые были сделаны в книге его судьбы первоначально, до употребления богом резинки. Царь иудейский не посылал за врачом; это было не нужно, ибо у него под рукой был пророк Исаия, святой человек, бывший в курсе всех божьих решений. Исаия, узнав, по какому поводу царственный больной хотел с ним посоветоваться, поспешил к его одру. И сказал Исаия Езекии: «Так говорит господь: сделай завещание для дома твоего, ибо умрешь ты и не выздоровеешь. И отворотился (Езекия) лицем своим к стене, и молился господу, говоря: „о, господи! вспомни, что я ходил пред лицем твоим верно и с преданным тебе сердцем, и делал угодное в очах твоих“. И заплакал Езекия сильно. Исаия еще не вышел из города, как было к нему слово господне: возвратись и скажи Езекии, владыке народа моего: так говорит господь, бог Давида, отца твоего: я услышал молитву твою, увидел слезы твои. Вот, я исцелю тебя; в третий день пойдешь в дом господень: и прибавлю ко дням твоим пятнадцать лет» (4 Царств, гл. 20, ст. 1-6).
Исаия, как пророк, ничему не удивился и честно выполнил данное ему поручение. Однако перед лицом противоречивых пророчеств больной растерялся. Езекия спросил у Исаии: «Какое знамение, что господь исцелит меня, и что пойду я на третий день в дом господень? И сказал Исаия: вот тебе знамение от господа, что исполнит господь слово, которое он изрек: вперед ли пройти тени на десять ступеней, или воротиться на десять ступеней? И сказал Езекия: легко тени подвинуться вперед на десять ступеней; нет, пусть воротится тень назад на десять ступеней. И воззвал Исаия пророк к господу, и возвратил тень назад на ступенях, где она спускалась по ступеням Ахазовым, на десять ступеней» (ст. 8-11). Исаия приложил «пласт смокв» к нарыву Езекии, «и он выздоровел».
Неверующие смеются над этим мармеладом из смокв и над этими десятью ступенями солнечных часов, по которым тень побежала вспять. Или болезнь Езекии, говорят они, была пустяком, раз он выздоровел от фигового пластыря; или же здесь одна только сила божьего вмешательства была причиной исцеления царя, находившегося на волоске от смерти, и тогда пластырь был совершенно ни к чему. Что касается солнечных часов, то Езекия производит на критиков впечатление законченного дурака, когда говорит, что тени легче побежать вперед, чем вернуться обратно: в обоих случаях законы природы были бы одинаково нарушены, и весь порядок мирового движения в солнечной системе должен был бы прийти в расстройство. Кроме того, возвращение тени вспять на ступенях Ахаза представляется не чем иным, как повторением известного чуда Иисуса Навина.
Так говорят скептики. Зато богословы, наоборот, не задумываясь, верят, что Солнце остановилось ради Навина и пошло назад по просьбе Езекии. В главе 38 Книги Исаии этот случай вновь упоминается: «И возвратилось солнце на десять ступеней» (ст. 8).
Самое любопытное из всех странных явлений, которые отмечают описываемую эпоху, это смерть Исаии: этот человек, бывший сам воплощенным чудом, не смог сделать ни малейшего чуда, когда его собственная жизнь была в опасности. Манассия, сын и наследник Езекии, который не особенно поверил случаю с загадочным движением тени, был настолько же неблагочестив, насколько отец его был набожен. Желая видеть, обладает ли Исаия и для своего личного обихода каким-нибудь фиговым пластырем, он приказал распилить пророка на две половины. Несчастный Исаия был распилен, как самое обыкновенное бревно. Ни Рафаил, ни какой-нибудь другой ангел не пришли к нему на помощь. Остается только предположить, что во время казни своего верного слуги бог был чрезвычайно занят на какой-нибудь другой планете.
Последним царем иудейским был Седекия. В одиннадцатый год его царствования (4 Царств, гл. 25, ст. 2) Иерусалим был взят армиями Навуходоносора. «Принцы крови» были перебиты, а Седекия, которому выкололи глаза и надели цепи на руки, был уведен в вавилонский плен со всеми остатками своего народа (ст. 7). Навуходоносор поджег храм Соломона и дворец; он оставил Иерусалим в развалинах (ст. 9-10).
«Наконец, – говорит Вольтер, – пришла развязка самой большой части древнееврейской истории. Это сначала разорение десяти племен царства израильского, а затем – пленение остальных двух племен. Вот чем кончаются все эти великолепные чудеса, будто бы совершенные богом в пользу этого народа. Христианские мудрецы со скорбью видят бедствия своих „отцов“, расчистивших им путь к „спасению“. Скептики со скрытой радостью видят уничтожение почти целого народа, который они рассматривают как носителя ужасающе суеверных предрассудков, гнусного разврата, зверского разбоя, непроходимой тупости и благочестивой кровожадности».
Глава 41
Товит из племени Невфалимова был во время Енемессара, царя ассирийского, уведен в плен в Ниневию. К сожалению, этот библейский царь не оставил географической карты своих владений. А без нее нельзя понять, каким образом, будучи царем Ниневии (на Тигре), он мог миновать царство вавилонское для того, чтобы пойти и заковать в цепи обитателей Палестины. Это ведь все равно, как если бы турки прошли через Грецию, чтобы увести к себе в плен население Италии. Товит «ходил в Мидию, и отдал на сохранение Гаваилу, брату Гаврия, в Рагах мидийских, десять талантов серебра» (Товит, гл. 1, ст. 14). Сумма немалая для мужа трудящейся женщины (Анна, жена Товита, была пряхой – гл. 2, ст. 11). Не знаешь, как и удивляться этому Товиту, который уходит за сотни километров от Ниневии отдать свои деньги на сохранение какому-то Гаваилу.
Однажды, возвратившись после какого-то погребения домой и будучи нечистым, Товит лег спать у стены. Он не заметил, что на стене сидели воробьи. О дальнейшем он рассказывает сам: «Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили теплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма» (Товит, гл. 2, ст. 10). Компетентные люди утверждают, что воробьиный помет отнюдь не опасен для зрения и что Товиту достаточно было бы просто умыться.
«В тот самый день случилось и Сарре, дочери Рагуиловой, в Екбатанах мидийских терпеть укоризны от служанок отца своего за то, что она была отдаваема семи мужьям, но Асмодей, злой дух, умерщвлял их прежде, нежели они были с нею, как с женою. Они говорили ей: разве тебе не совестно, что ты задушила мужей своих? Уже семерых ты имела, но не назвалась именем ни одного из них… Иди и ты за ними, чтобы нам не видеть твоего сына или дочери вовек. Услышав это, она весьма опечалилась… И стала она молиться у окна…» (Товит, гл. 3, ст. 7-11).
Критики отмечают, что никогда до того евреи нигде не упоминают ни о каком дьяволе, демоне или черте: злые духи ведут свое происхождение из Персии, где народ веровал в существование двух одинаково могущественных богов: Ормузда – бога добра и Аримана – бога зла. Из них каждый повелевает целой армией добрых или злых духов. Евреи же были только подражателями. Они заимствовали свою религию у соседей или поработителей, причем заимствовали не только обряды, но также и религиозные предания.
Книга Товита заставляет думать, что злой дух Асмодей был влюблен в Сарру и ревновал ее. Это вполне согласуется с древним учением о духах, ангелах и богах. Мы уже видели в книге Бытие ангелов, влюбленных в человеческих девушек и производящих исполинов. Церковники затем много придумали историй о демонах, имевших половое общение с женщинами, и о необыкновенных людях, рождавшихся от этих «нечестивых» связей, о дьяволах, внедряющихся в тела юношей и девушек сотнями различных способов, о том, как чертей вызывают и как их изгоняют. Существовали и существуют многие дикие предрассудки и суеверия, которые корыстолюбивая хитрость церковников всегда использовала для эксплуатации человеческой глупости.
«И услышана была молитва обоих пред славою великого бога, и послан был Рафаил исцелить обоих: снять бельма у Товита и Сарру, дочь Рагуилову, дать в жену Товии, сыну Товитову, связав Асмодея, злого духа; ибо Товии предназначено наследовать ее» (Товит, гл. 3, ст. 16-17).
Здесь впервые «священное писание» называет ангела по имени. Все комментаторы единогласно утверждают, что имена иудео-христианских ангелов – халдейского происхождения: Рафаил – целитель божий, Уриил – огонь божий, Азраил – род божий, Михаил – образ божий, Гавриил – человек божий. Персидские ангелы назывались совсем иначе: Ма, Кур, Дубадур, Бааман и т. д. Евреи были в рабстве у халдеев, а не у персов и усвоили себе верования в халдейских ангелов и дьяволов. Все меняется и у этого «избранного богом» народа, как только он меняет своих хозяев. Когда евреи были порабощены хананеянами, они поклонялись их богам; когда они находились в плену у царей, называемых ассирийскими, они приняли веру в их добрых и злых духов.
«В тот день вспомнил Товит о серебре, которое отдал на сохранение Гаваилу в Рагах мидийских, и сказал сам себе: я просил смерти; что же не позову сына моего Товии, чтобы объявить ему об этом, пока я не умер? И, призвав его, сказал: сын мой! когда я умру, похорони меня и не покидай матери своей» (Товит, гл. 4, ст. 1-3).
Следует длинная речь, кончающаяся так: «Теперь я открою тебе, что я отдал десять талантов серебра на сохранение Гаваилу, в Рагах мидийских» (ст. 20).
Затем Товит передал сыну расп иску Гаваила (гл. 5, ст. 3) и посоветовал ему найти себе спутника, который сопровождал бы его в Мидию. «И пошел он искать человека и встретил Рафаила. Это был ангел, но он не знал и сказал ему: можешь ли ты идти со мною в Раги мидийские и знаешь ли эти места? Ангел отвечал: могу идти с тобою и дорогу знаю; я уже останавливался у Гаваила, брата нашего» (Товит, гл. 5, ст. 4-6).
Какое удачное совпадение, не правда ли? Молодой Товия представил отцу прекрасного незнакомца, который сказал, что он происходит из рода Анании великого и что зовут его Азария. Это было еще одно удачное совпадение, ибо старый Товит знавал Ананию и даже был с ним в отдаленном родстве. Последовал торг относительно гонорара за сопровождение мальчика в пути. «Я дам тебе драхму на день и все необходимое для тебя и для сына моего, и еще прибавлю тебе сверх этой платы, если благополучно возвратитесь» (Товит, гл. 5, ст. 15-16). Довольно странно, что старый Товит, еврей, проживавший в Ниневии, расплачивается не еврейской и не мидийской монетой, а греческой.
Товия отправился в путь с мнимым Азарией, и «собака юноши с ними». Нетрудно догадаться, что путешествие не обошлось без приключения. Иначе не стоило бы, в самом деле, автору огород городить и выпускать на сцену этих двух действующих лиц. «Путники вечером пришли к реке Тигру и остановились там на ночь. Юноша пошел помыться, но из реки показалась рыба и хотела поглотить юношу. Тогда ангел сказал ему: возьми эту рыбу. И юноша схватил рыбу и вытащил на землю» (Товит, гл. 6, ст. 2-4).
Каким это образом чудовищная рыба, способная проглотить человека, так легко позволила взять себя за жабры, как кролик, которого берут за уши? Но богословов это не затрудняет. Их не затрудняет и то, что подобного рода рыбы не водятся в пресной воде. Эта рыба, надо думать, была брошена в Тигр в порядке исключения по специальному божьему приказу для совершения чуда. Это была божественная инсценировка, и, следовательно, бесполезно искать, к какому виду могла принадлежать эта огромная пресноводная рыба-людоед.
Ангел приказал Товии разрезать рыбу и сохранить сердце, печень и желчь. Когда операция была окончена, рыба была зажарена, и спутники питались ею до прихода в Экбатаны. «И сказал юноша ангелу: брат Азария, к чему эта печень и сердце и желчь из рыбы? Он отвечал: если кого мучит демон или злой дух, то сердцем и печенью должно курить пред таким мужчиною или женщиною, и более уже не будет мучиться; а желчью помазать человека, который имеет бельма на глазах, и он исцелится» (ст. 7-9).
Затем Рафаил посоветовал Товии попросить гостеприимства у его родственника Рагуила и взять в жены дочь его Сарру. Это последнее предложение вызвало большие колебания у неподготовленного юноши. Он сказал ангелу: «Брат Азария, я слышал, что эту девицу отдавали семи мужам, но все они погибли в брачной комнате; а я один у отца и боюсь, как бы, войдя к ней, не умереть подобно прежним; ее любит демон, который никому не вредит, кроме приближающихся к ней. И потому я боюсь… Ангел сказал ему: …ей следует быть твоею женою, а о демоне не беспокойся; в эту же ночь отдадут тебе ее в жену. Только, когда ты войдешь в брачную комнату, возьми курильницу, вложи в нее сердца и печени рыбы, и покури; и демон ощутит запах и удалится, и не возвратится никогда. Когда же тебе надобно будет приблизиться к ней, встаньте оба, воззовите к милосердому богу, и он спасет и помилует вас. Не бойся; ибо она предназначена тебе от века, и ты спасешь ее, и она пойдет с тобою, и я знаю, что у тебя будут от нее дети. Выслушав это, Товия полюбил ее, и душа его крепко прилепилась к ней» (Товит, гл. 6, ст. 14-18). Не забывайте при этом, что Товия еще не видел ни разу молодой героини.
«И подошли к дому Рагуила. Сарра встретила и приветствовала их, и они ее, и ввела их в дом. И сказал Рагуил Едне, жене своей: как похож этот юноша на Товита, сына брата моего!» (Товит, гл. 7, ст. 1-2). Юноша назвал себя; ему весьма обрадовались и закатили большой обед, но молодой Товия отказался есть что бы то ни было, если старик Рагуил не отдаст за него замуж свою дочку Сарру. Рагуил не остановился и перед такими проявлениями гостеприимства, но счел своим долгом посвятить молодого человека в ужасную судьбу первых семи мужей красавицы Сарры. Молодой Товия настаивал на своем, утверждая, что не боится ничего. «И призвал Сарру, дочь свою, и, взяв руку ее, отдал ее Товии в жену и сказал: вот, по закону Моисееву, возьми ее и веди к отцу твоему. И благословил их… И, взяв свиток, написал договор и запечатал» (Товит, гл. 7, ст. 12-13).
Една приготовила спальню и ввела туда Сарру. «И заплакала, и приняла взаимно слезы дочери своей, и сказала ей: успокойся, дочь» (ст. 17). «Когда окончили ужин, ввели к ней Товию. Он же, идя, вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы, и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его ангел» (Товит, гл. 8, ст. 1-3).
Богословы задавались вопросом, связан ли Асмодей и до сих пор и где именно он находится. Важный вопрос! Потоки чернил были пролиты для его разрешения. Особенными пройдохами оказываются монахи одного египетского монастыря, показывающие богомольцам очень глубокий колодец, где якобы Рафаил связал своего врага. Демон находится там и поныне. За небольшое вознаграждение, взимаемое благочестивыми братьями, можно получить разрешение бросить в колодец несколько камней или несколько капель «святой воды», чтобы увеличить страдания этого демона, уже и без того приведенного в состояние полной беспомощности.
Рагуил, уверенный в том, что Товии не выпутаться из этой истории живым, заботливо копал ему могилу. Но когда на следующее утро он узнал, что его зять цел и невредим, он несказанно обрадовался. Немедленно могила была засыпана, и свадебные пиршества продолжались 14 дней. И сказал Рагуил Товии по окончании пиршеств: «Взяв половину имения, благополучно отправляйся к отцу твоему; остальное же получишь, когда умру я и жена моя» (Товит. гл. 8, ст. 21). Во время свадебного пира ангел Рафаил, уже возвратившийся из Египта, пришел в Раги под именем Азарии. Гаваил преуспевал в делах своих и без разговоров возвратил десять талантов, взятых у Товита.
Наконец молодой Товия, его жена, небесный спутник и собака возвратились в Ниневию, где старый слепец стал уже приходить в отчаяние. Товия «приложил желчь к глазам отца своего, и сказал: ободрись, отец мой! Глаза его заело, и он отер их, и снялись с краев глаз его бельма. Увидев сына своего, он пал на шею к нему и заплакал» (Товит, гл. 11, ст. 10-13). Оставалось только рассчитаться с Азарией: этот последний отказался от предложенных ему драхм, назвал свое истинное имя и, объявив, что он один из семи старших ангелов небесной иерархии, исчез.
Сказочка об Иудифи не менее чудесна. На восемнадцатом году царствования Навуходоносора, которого Библия здесь именует царем ассирийским, город Ветилуя, совершенно неизвестный историкам и географам, подвергся будто бы осаде армией этого царя под предводительством мифического генерала Олоферна. Основное ядро этой армии состояло из 120000 пехотинцев и 12000 всадников (Иудифь, гл. 2, ст. 15). Олоферн заградил каналы, питавшие Ветилую, так что осажденные «от жажды падали на улицах города» (гл. 7, ст. 22). Положение становилось невыносимым. Тогда некая прекрасная ветилуйская вдова, муж которой был сражен солнечным ударом во время жатвы (гл. 8, ст. 3), решила спасти свою родину. Для этого она надела свое самое прекрасное платье, надушилась и напомадилась и в сопровождении старой дуэньи отправилась во вражеский стан (гл. 10, ст. 10). «И дивились красоте ее» (ст. 19). Красавица потребовала провести ее к генералу, который в это время «отдыхал на своей постели» (ст. 21). Олоферн пригласил Иудифь пообедать в его палатке. Было немало съедено, немало выпито. Генерал «любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения» (Иудифь, гл. 12, ст. 20). После пиршества, когда Олоферн, весьма довольный, растянулся на кушетке, Иудифь схватила генеральский меч и «изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна, и сняла с него голову» (гл. 13, ст. 8). Скажите после этого, что любовь не заставит иной раз потерять голову!
Дуэнья положила голову Олоферна «в мешок со съестными припасами» (ст. 10). Незамеченные никем, обе женщины вернулись в город. На стенах Ветилуи на другой день появилась физиономия главнокомандующего армией Навуходоносора. Согласно Библии, огромное войско, осаждавшее город, при виде отрубленной головы обратилось в дикое бегство (Иудифь, гл. 15, ст. 2-3). Никто даже и не подумал стать под командование какого-нибудь другого начальника.
Вот комментарий Вольтера по этому поводу: «Географу было бы очень трудно поместить где-нибудь эту Ветилую. Одни указывают, что она находилась в сорока милях к северу от Иерусалима, другие говорят, что она была расположена на несколько миль к югу от него.
Но любая порядочная женщина была бы еще более затруднена, если бы ей пришлось оправдать поведение прекрасной Иудифи. Пойти спать с командующим армией для того, чтобы отрезать ему голову, – это, в конце концов, не совсем скромно. А положить эту окровавленную голову своими же окровавленными руками в мешок и спокойно пройти со своей служанкой через расположение стотысячной армии, не будучи остановленной ни одним часовым, – это уже и не совсем просто».
Но что еще более трудно – это прожить после сего блестящего подвига сто пять лет в доме своего покойного мужа, как это сказано в главе 16. В спорах относительно возраста Иудифи в момент совершения славного подвига уже известный нам бенедиктинец Кальмет высказывает мнение, что Иудифи было шестьдесят пять лет, когда Олоферн пленился ее поразительной красотой. Самый подходящий возраст для того, чтобы кружить и рубить головы! Но Библия сейчас же погружает нас еще в одно затруднение. Она говорит, что никто не нарушал покоя Израиля «во дни Иудифи», а между тем это была эпоха больших бедствий еврейского народа.
Вот, впрочем, точная цитата: «И никто более не устрашал сынов Израиля во дни Иудифи и много дней по смерти ее» (Иудифь, гл. 16, ст. 25). Этот текст еще раз показывает, с каким самоуверенным апломбом «вдохновители» Библии насмехаются над верующими. Если принять толкование бенедиктинца Кальмета и других католических богословов, что Иудифи было шестьдесят пять лет (это в Библии нигде не указано!), когда она убила Олоферна, остается сорок лет между подвигом и смертью библейской героини. Если же вернуться к Четвертой книге Царств (к главам, посвященным последним царям иудейским) и прочитать историю ассировавилонских царств, то плоская выдумка об Иудифи делается совершенно очевидной.
Основателю халдейской династии царей вавилонских Набопаласару (царствовал в 626-604 годах до н. э.) наследовал сын его Небукаднецар-Набукудуруссур (библейский Навуходоносор, царствовал в 604-562 годах), победивший фараона Нехо в знаменитой битве при Кархемыше в верховьях реки Евфрат. Именно в это время Навуходоносор совершил первое нашествие на иудеев для того, чтобы наказать царя Иоакима, сына Иосии, который воевал на стороне фараона Нехо против Вавилона. Иерусалим в 597 году был взят вавилонскими войсками. Часть населения была уведена в Вавилон. Это было начало семидесяти лет пленения. Иудейское царство пока еще оставалось самостоятельным, но продержалось недолго.
Но Рабсак сделался еще более дерзким. Он стал говорить на «изящном» библейском языке: «Разве только к господину твоему и к тебе послал меня господин мой сказать сии слова? Нет, также и к людям, которые сидят на стене, чтобы есть помет свой и пить мочу свою с вами» (ст. 27).
Езекия, по-видимому, не особенно уповал на бога, раз уж позволил так ограбить себя без всякого сопротивления. Однако пророк Исаия, современник этих событий, поднял у него настроение, да и сам бог-отец наконец оказал ему свою поддержку. «И случилось в ту ночь: пошел ангел господень и поразил в стане ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые. И отправился, и пошел, и возвратился Сеннахирим, царь ассирийский, и жил в Ниневии» (4 Царств, гл. 19, ст. 35-36). Блистательная библейская «победа»!
Библия сообщает далее, что «Сеннахирим» был убит своими сыновьями Адрамелехом и Шарецером, которые после убийства скрылись в Армению, и что другой сын «Сеннахирима», «Ассардан» (в истории – Асархаддон), воцарился вместо него. В следующей же главе автор сообщает, что Езекия в последние годы своего царствования заключил союз с Беродах Баладаном, царем вавилонским.
Эти утверждения не сходятся с открытиями археологов относительно истории ассирийских царств. Из надписей в знаменитом дворце Хорсабада, открытом в 1842 году французским консулом в Моссуле Ботта, явствует, что Беродах Баладан был изгнан из Халдеи самим Салманасаром V, отцом Синахериба, победившим его в битве при Бетлакиме в 709 году до н. э., и что Салманасар после этой победы овладел Вавилоном и присоединил это царство к Ниневии. Каким же образом Езекия мог заключить союз с Беродах-Баладаном в царствование «Ассардана», сына Синахериба, раз этот царь вавилонский потерял все свои владения в войне против царя ниневийского, деда «Ассардана», и раз «Ассардан», царствовавший в последние годы Езекии, был одновременно царем Ниневии и Вавилона? Но если даже не считаться с открытиями ученых и предпочитать авторитет Библии, то и в этом случае нельзя не сделать следующего замечания: бог, давший обещание: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради себя и ради Давида, раба моего» (4 Царств, гл. 19, ст. 34), мог бы и не ожидать второго нашествия «Сеннахирима». Ибо если бог, будучи всемогущим, решил взять Иерусалим под свое покровительство, то лучше было бы действительно защитить город от «Сеннахирима» с самого начала, нежели позволить этому последнему унести все богатства страны и все сокровища храма. Непонятно также, почему господин Саваоф, столь торжественно провозгласивший себя защитником и покровителем племени Иуды и рукой своего ангела-истребителя убивший в одну ночь сто восемьдесят пять тысяч ассирийцев, спустя несколько лет покинув иудеев, позволил разрушить их святыни другой ассирийской армии и совершенно спокойно смотрел на то, как иудеев и племя вениаминово, не исключая большого количества левитов, заковывали в цепи как рабов.
Вот по поводу Езекии еще один факт, детали которого не лишены любопытства. Этот царь взошел на трон в возрасте двадцати пяти лет, и бог вписал в книгу его судьбы, что он умрет на тридцать девятом году; но вследствие обстоятельств, которые надо отметить, бог подчистил резинкой эту страницу «великой книги вечности» и внес исправление, в силу которого Езекия смог дотянуть до пятидесятичетырехлетнего возраста.
На четырнадцатом году своего царствования Езекия заболел, как это и следовало по указаниям, которые были сделаны в книге его судьбы первоначально, до употребления богом резинки. Царь иудейский не посылал за врачом; это было не нужно, ибо у него под рукой был пророк Исаия, святой человек, бывший в курсе всех божьих решений. Исаия, узнав, по какому поводу царственный больной хотел с ним посоветоваться, поспешил к его одру. И сказал Исаия Езекии: «Так говорит господь: сделай завещание для дома твоего, ибо умрешь ты и не выздоровеешь. И отворотился (Езекия) лицем своим к стене, и молился господу, говоря: „о, господи! вспомни, что я ходил пред лицем твоим верно и с преданным тебе сердцем, и делал угодное в очах твоих“. И заплакал Езекия сильно. Исаия еще не вышел из города, как было к нему слово господне: возвратись и скажи Езекии, владыке народа моего: так говорит господь, бог Давида, отца твоего: я услышал молитву твою, увидел слезы твои. Вот, я исцелю тебя; в третий день пойдешь в дом господень: и прибавлю ко дням твоим пятнадцать лет» (4 Царств, гл. 20, ст. 1-6).
Исаия, как пророк, ничему не удивился и честно выполнил данное ему поручение. Однако перед лицом противоречивых пророчеств больной растерялся. Езекия спросил у Исаии: «Какое знамение, что господь исцелит меня, и что пойду я на третий день в дом господень? И сказал Исаия: вот тебе знамение от господа, что исполнит господь слово, которое он изрек: вперед ли пройти тени на десять ступеней, или воротиться на десять ступеней? И сказал Езекия: легко тени подвинуться вперед на десять ступеней; нет, пусть воротится тень назад на десять ступеней. И воззвал Исаия пророк к господу, и возвратил тень назад на ступенях, где она спускалась по ступеням Ахазовым, на десять ступеней» (ст. 8-11). Исаия приложил «пласт смокв» к нарыву Езекии, «и он выздоровел».
Неверующие смеются над этим мармеладом из смокв и над этими десятью ступенями солнечных часов, по которым тень побежала вспять. Или болезнь Езекии, говорят они, была пустяком, раз он выздоровел от фигового пластыря; или же здесь одна только сила божьего вмешательства была причиной исцеления царя, находившегося на волоске от смерти, и тогда пластырь был совершенно ни к чему. Что касается солнечных часов, то Езекия производит на критиков впечатление законченного дурака, когда говорит, что тени легче побежать вперед, чем вернуться обратно: в обоих случаях законы природы были бы одинаково нарушены, и весь порядок мирового движения в солнечной системе должен был бы прийти в расстройство. Кроме того, возвращение тени вспять на ступенях Ахаза представляется не чем иным, как повторением известного чуда Иисуса Навина.
Так говорят скептики. Зато богословы, наоборот, не задумываясь, верят, что Солнце остановилось ради Навина и пошло назад по просьбе Езекии. В главе 38 Книги Исаии этот случай вновь упоминается: «И возвратилось солнце на десять ступеней» (ст. 8).
Самое любопытное из всех странных явлений, которые отмечают описываемую эпоху, это смерть Исаии: этот человек, бывший сам воплощенным чудом, не смог сделать ни малейшего чуда, когда его собственная жизнь была в опасности. Манассия, сын и наследник Езекии, который не особенно поверил случаю с загадочным движением тени, был настолько же неблагочестив, насколько отец его был набожен. Желая видеть, обладает ли Исаия и для своего личного обихода каким-нибудь фиговым пластырем, он приказал распилить пророка на две половины. Несчастный Исаия был распилен, как самое обыкновенное бревно. Ни Рафаил, ни какой-нибудь другой ангел не пришли к нему на помощь. Остается только предположить, что во время казни своего верного слуги бог был чрезвычайно занят на какой-нибудь другой планете.
Последним царем иудейским был Седекия. В одиннадцатый год его царствования (4 Царств, гл. 25, ст. 2) Иерусалим был взят армиями Навуходоносора. «Принцы крови» были перебиты, а Седекия, которому выкололи глаза и надели цепи на руки, был уведен в вавилонский плен со всеми остатками своего народа (ст. 7). Навуходоносор поджег храм Соломона и дворец; он оставил Иерусалим в развалинах (ст. 9-10).
Глава 41
Священные романические истории «Товит» и «Иудифь»
Товит из племени Невфалимова был во время Енемессара, царя ассирийского, уведен в плен в Ниневию. К сожалению, этот библейский царь не оставил географической карты своих владений. А без нее нельзя понять, каким образом, будучи царем Ниневии (на Тигре), он мог миновать царство вавилонское для того, чтобы пойти и заковать в цепи обитателей Палестины. Это ведь все равно, как если бы турки прошли через Грецию, чтобы увести к себе в плен население Италии. Товит «ходил в Мидию, и отдал на сохранение Гаваилу, брату Гаврия, в Рагах мидийских, десять талантов серебра» (Товит, гл. 1, ст. 14). Сумма немалая для мужа трудящейся женщины (Анна, жена Товита, была пряхой – гл. 2, ст. 11). Не знаешь, как и удивляться этому Товиту, который уходит за сотни километров от Ниневии отдать свои деньги на сохранение какому-то Гаваилу.
Однажды, возвратившись после какого-то погребения домой и будучи нечистым, Товит лег спать у стены. Он не заметил, что на стене сидели воробьи. О дальнейшем он рассказывает сам: «Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили теплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма» (Товит, гл. 2, ст. 10). Компетентные люди утверждают, что воробьиный помет отнюдь не опасен для зрения и что Товиту достаточно было бы просто умыться.
Книга Товита заставляет думать, что злой дух Асмодей был влюблен в Сарру и ревновал ее. Это вполне согласуется с древним учением о духах, ангелах и богах. Мы уже видели в книге Бытие ангелов, влюбленных в человеческих девушек и производящих исполинов. Церковники затем много придумали историй о демонах, имевших половое общение с женщинами, и о необыкновенных людях, рождавшихся от этих «нечестивых» связей, о дьяволах, внедряющихся в тела юношей и девушек сотнями различных способов, о том, как чертей вызывают и как их изгоняют. Существовали и существуют многие дикие предрассудки и суеверия, которые корыстолюбивая хитрость церковников всегда использовала для эксплуатации человеческой глупости.
«И услышана была молитва обоих пред славою великого бога, и послан был Рафаил исцелить обоих: снять бельма у Товита и Сарру, дочь Рагуилову, дать в жену Товии, сыну Товитову, связав Асмодея, злого духа; ибо Товии предназначено наследовать ее» (Товит, гл. 3, ст. 16-17).
Здесь впервые «священное писание» называет ангела по имени. Все комментаторы единогласно утверждают, что имена иудео-христианских ангелов – халдейского происхождения: Рафаил – целитель божий, Уриил – огонь божий, Азраил – род божий, Михаил – образ божий, Гавриил – человек божий. Персидские ангелы назывались совсем иначе: Ма, Кур, Дубадур, Бааман и т. д. Евреи были в рабстве у халдеев, а не у персов и усвоили себе верования в халдейских ангелов и дьяволов. Все меняется и у этого «избранного богом» народа, как только он меняет своих хозяев. Когда евреи были порабощены хананеянами, они поклонялись их богам; когда они находились в плену у царей, называемых ассирийскими, они приняли веру в их добрых и злых духов.
«В тот день вспомнил Товит о серебре, которое отдал на сохранение Гаваилу в Рагах мидийских, и сказал сам себе: я просил смерти; что же не позову сына моего Товии, чтобы объявить ему об этом, пока я не умер? И, призвав его, сказал: сын мой! когда я умру, похорони меня и не покидай матери своей» (Товит, гл. 4, ст. 1-3).
Следует длинная речь, кончающаяся так: «Теперь я открою тебе, что я отдал десять талантов серебра на сохранение Гаваилу, в Рагах мидийских» (ст. 20).
Затем Товит передал сыну расп иску Гаваила (гл. 5, ст. 3) и посоветовал ему найти себе спутника, который сопровождал бы его в Мидию. «И пошел он искать человека и встретил Рафаила. Это был ангел, но он не знал и сказал ему: можешь ли ты идти со мною в Раги мидийские и знаешь ли эти места? Ангел отвечал: могу идти с тобою и дорогу знаю; я уже останавливался у Гаваила, брата нашего» (Товит, гл. 5, ст. 4-6).
Какое удачное совпадение, не правда ли? Молодой Товия представил отцу прекрасного незнакомца, который сказал, что он происходит из рода Анании великого и что зовут его Азария. Это было еще одно удачное совпадение, ибо старый Товит знавал Ананию и даже был с ним в отдаленном родстве. Последовал торг относительно гонорара за сопровождение мальчика в пути. «Я дам тебе драхму на день и все необходимое для тебя и для сына моего, и еще прибавлю тебе сверх этой платы, если благополучно возвратитесь» (Товит, гл. 5, ст. 15-16). Довольно странно, что старый Товит, еврей, проживавший в Ниневии, расплачивается не еврейской и не мидийской монетой, а греческой.
Товия отправился в путь с мнимым Азарией, и «собака юноши с ними». Нетрудно догадаться, что путешествие не обошлось без приключения. Иначе не стоило бы, в самом деле, автору огород городить и выпускать на сцену этих двух действующих лиц. «Путники вечером пришли к реке Тигру и остановились там на ночь. Юноша пошел помыться, но из реки показалась рыба и хотела поглотить юношу. Тогда ангел сказал ему: возьми эту рыбу. И юноша схватил рыбу и вытащил на землю» (Товит, гл. 6, ст. 2-4).
Каким это образом чудовищная рыба, способная проглотить человека, так легко позволила взять себя за жабры, как кролик, которого берут за уши? Но богословов это не затрудняет. Их не затрудняет и то, что подобного рода рыбы не водятся в пресной воде. Эта рыба, надо думать, была брошена в Тигр в порядке исключения по специальному божьему приказу для совершения чуда. Это была божественная инсценировка, и, следовательно, бесполезно искать, к какому виду могла принадлежать эта огромная пресноводная рыба-людоед.
Ангел приказал Товии разрезать рыбу и сохранить сердце, печень и желчь. Когда операция была окончена, рыба была зажарена, и спутники питались ею до прихода в Экбатаны. «И сказал юноша ангелу: брат Азария, к чему эта печень и сердце и желчь из рыбы? Он отвечал: если кого мучит демон или злой дух, то сердцем и печенью должно курить пред таким мужчиною или женщиною, и более уже не будет мучиться; а желчью помазать человека, который имеет бельма на глазах, и он исцелится» (ст. 7-9).
Затем Рафаил посоветовал Товии попросить гостеприимства у его родственника Рагуила и взять в жены дочь его Сарру. Это последнее предложение вызвало большие колебания у неподготовленного юноши. Он сказал ангелу: «Брат Азария, я слышал, что эту девицу отдавали семи мужам, но все они погибли в брачной комнате; а я один у отца и боюсь, как бы, войдя к ней, не умереть подобно прежним; ее любит демон, который никому не вредит, кроме приближающихся к ней. И потому я боюсь… Ангел сказал ему: …ей следует быть твоею женою, а о демоне не беспокойся; в эту же ночь отдадут тебе ее в жену. Только, когда ты войдешь в брачную комнату, возьми курильницу, вложи в нее сердца и печени рыбы, и покури; и демон ощутит запах и удалится, и не возвратится никогда. Когда же тебе надобно будет приблизиться к ней, встаньте оба, воззовите к милосердому богу, и он спасет и помилует вас. Не бойся; ибо она предназначена тебе от века, и ты спасешь ее, и она пойдет с тобою, и я знаю, что у тебя будут от нее дети. Выслушав это, Товия полюбил ее, и душа его крепко прилепилась к ней» (Товит, гл. 6, ст. 14-18). Не забывайте при этом, что Товия еще не видел ни разу молодой героини.
«И подошли к дому Рагуила. Сарра встретила и приветствовала их, и они ее, и ввела их в дом. И сказал Рагуил Едне, жене своей: как похож этот юноша на Товита, сына брата моего!» (Товит, гл. 7, ст. 1-2). Юноша назвал себя; ему весьма обрадовались и закатили большой обед, но молодой Товия отказался есть что бы то ни было, если старик Рагуил не отдаст за него замуж свою дочку Сарру. Рагуил не остановился и перед такими проявлениями гостеприимства, но счел своим долгом посвятить молодого человека в ужасную судьбу первых семи мужей красавицы Сарры. Молодой Товия настаивал на своем, утверждая, что не боится ничего. «И призвал Сарру, дочь свою, и, взяв руку ее, отдал ее Товии в жену и сказал: вот, по закону Моисееву, возьми ее и веди к отцу твоему. И благословил их… И, взяв свиток, написал договор и запечатал» (Товит, гл. 7, ст. 12-13).
Една приготовила спальню и ввела туда Сарру. «И заплакала, и приняла взаимно слезы дочери своей, и сказала ей: успокойся, дочь» (ст. 17). «Когда окончили ужин, ввели к ней Товию. Он же, идя, вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы, и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его ангел» (Товит, гл. 8, ст. 1-3).
Рагуил, уверенный в том, что Товии не выпутаться из этой истории живым, заботливо копал ему могилу. Но когда на следующее утро он узнал, что его зять цел и невредим, он несказанно обрадовался. Немедленно могила была засыпана, и свадебные пиршества продолжались 14 дней. И сказал Рагуил Товии по окончании пиршеств: «Взяв половину имения, благополучно отправляйся к отцу твоему; остальное же получишь, когда умру я и жена моя» (Товит. гл. 8, ст. 21). Во время свадебного пира ангел Рафаил, уже возвратившийся из Египта, пришел в Раги под именем Азарии. Гаваил преуспевал в делах своих и без разговоров возвратил десять талантов, взятых у Товита.
Наконец молодой Товия, его жена, небесный спутник и собака возвратились в Ниневию, где старый слепец стал уже приходить в отчаяние. Товия «приложил желчь к глазам отца своего, и сказал: ободрись, отец мой! Глаза его заело, и он отер их, и снялись с краев глаз его бельма. Увидев сына своего, он пал на шею к нему и заплакал» (Товит, гл. 11, ст. 10-13). Оставалось только рассчитаться с Азарией: этот последний отказался от предложенных ему драхм, назвал свое истинное имя и, объявив, что он один из семи старших ангелов небесной иерархии, исчез.
Сказочка об Иудифи не менее чудесна. На восемнадцатом году царствования Навуходоносора, которого Библия здесь именует царем ассирийским, город Ветилуя, совершенно неизвестный историкам и географам, подвергся будто бы осаде армией этого царя под предводительством мифического генерала Олоферна. Основное ядро этой армии состояло из 120000 пехотинцев и 12000 всадников (Иудифь, гл. 2, ст. 15). Олоферн заградил каналы, питавшие Ветилую, так что осажденные «от жажды падали на улицах города» (гл. 7, ст. 22). Положение становилось невыносимым. Тогда некая прекрасная ветилуйская вдова, муж которой был сражен солнечным ударом во время жатвы (гл. 8, ст. 3), решила спасти свою родину. Для этого она надела свое самое прекрасное платье, надушилась и напомадилась и в сопровождении старой дуэньи отправилась во вражеский стан (гл. 10, ст. 10). «И дивились красоте ее» (ст. 19). Красавица потребовала провести ее к генералу, который в это время «отдыхал на своей постели» (ст. 21). Олоферн пригласил Иудифь пообедать в его палатке. Было немало съедено, немало выпито. Генерал «любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения» (Иудифь, гл. 12, ст. 20). После пиршества, когда Олоферн, весьма довольный, растянулся на кушетке, Иудифь схватила генеральский меч и «изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна, и сняла с него голову» (гл. 13, ст. 8). Скажите после этого, что любовь не заставит иной раз потерять голову!
Дуэнья положила голову Олоферна «в мешок со съестными припасами» (ст. 10). Незамеченные никем, обе женщины вернулись в город. На стенах Ветилуи на другой день появилась физиономия главнокомандующего армией Навуходоносора. Согласно Библии, огромное войско, осаждавшее город, при виде отрубленной головы обратилось в дикое бегство (Иудифь, гл. 15, ст. 2-3). Никто даже и не подумал стать под командование какого-нибудь другого начальника.
Вот комментарий Вольтера по этому поводу: «Географу было бы очень трудно поместить где-нибудь эту Ветилую. Одни указывают, что она находилась в сорока милях к северу от Иерусалима, другие говорят, что она была расположена на несколько миль к югу от него.
Но любая порядочная женщина была бы еще более затруднена, если бы ей пришлось оправдать поведение прекрасной Иудифи. Пойти спать с командующим армией для того, чтобы отрезать ему голову, – это, в конце концов, не совсем скромно. А положить эту окровавленную голову своими же окровавленными руками в мешок и спокойно пройти со своей служанкой через расположение стотысячной армии, не будучи остановленной ни одним часовым, – это уже и не совсем просто».
Но что еще более трудно – это прожить после сего блестящего подвига сто пять лет в доме своего покойного мужа, как это сказано в главе 16. В спорах относительно возраста Иудифи в момент совершения славного подвига уже известный нам бенедиктинец Кальмет высказывает мнение, что Иудифи было шестьдесят пять лет, когда Олоферн пленился ее поразительной красотой. Самый подходящий возраст для того, чтобы кружить и рубить головы! Но Библия сейчас же погружает нас еще в одно затруднение. Она говорит, что никто не нарушал покоя Израиля «во дни Иудифи», а между тем это была эпоха больших бедствий еврейского народа.
Основателю халдейской династии царей вавилонских Набопаласару (царствовал в 626-604 годах до н. э.) наследовал сын его Небукаднецар-Набукудуруссур (библейский Навуходоносор, царствовал в 604-562 годах), победивший фараона Нехо в знаменитой битве при Кархемыше в верховьях реки Евфрат. Именно в это время Навуходоносор совершил первое нашествие на иудеев для того, чтобы наказать царя Иоакима, сына Иосии, который воевал на стороне фараона Нехо против Вавилона. Иерусалим в 597 году был взят вавилонскими войсками. Часть населения была уведена в Вавилон. Это было начало семидесяти лет пленения. Иудейское царство пока еще оставалось самостоятельным, но продержалось недолго.