Таманцев Андрей. Автономный рейд

   — Не глупи: стреляю в живот! Она выкладывает перед собой на капот нечто, напоминающее служебное удостоверение.
   — Теперь оружие, — командую я. — Правой рукой! Медленно!.. Отходи от машины. Повернись спиной.
   Выкладывает пушку. Тоже ТТ.
   Прижав ствол к ее затылку, обшариваю грудь, бока. Так и есть, еще один пистолет на пояснице. Сначала выдернул и сунул себе в карман этот ПМ, потом вытащил из кармашка на ее ремне электрошокер, а из нагрудных карманов остальные документы и какой-то приборчик. Из джинсов, ощущая ее тугое тело, достал связку ключей и пакетик с жучками. Рассовывая трофеи по своим карманам, попятился к капоту. Швыряю ее ТТ в кусты, потом — в другую сторону — ТТ мужика. Он уже хрипит и шевелится, приходя в себя. Обшариваю его карманы, прибавляю к своей добыче газовый баллончик, рацию и аналогичный пакетик с жучками. Потом возвращаюсь к тетке и прошу ее по-хорошему:
   — Теперь успокойся. Скажешь, что преследуемых оказалось слишком много.
   Ксивы твои тебе нужны? Говори — некогда!
   — Нужны. — И она напрягла плечи, чтобы, вывернув мою руку с пистолем вверх, добраться до моей челюсти.
   — Будешь дергаться — пристрелю. Говори адрес или телефон, чтобы мог вернуть по-тихому. А начальству скажешь, что была пустой. Быстрее, пока напарник не очухался!
   Повторяя про себя названный ею номер, я вернулся к машине и стволом пригласил молодого человека на водительское место.
   — Я могу и без тебя обойтись, но тогда ты свою тачку хрен уже увидишь.
   Повезешь?
   — Без проблем, шеф! — Видимо, он наблюдал за происходящим, и это его впечатлило. Как только он освобождает пол, укладываю туда свою сумку:
   — Тогда без фокусов.
   Он уселся, а я, стоя рядом, переложил ПМ в левую руку, а правой стиснул ему шею. Загривок у него накачанный, но при моей хватке только пальцы свести — и одеревенеет. Прижав чуть-чуть, чтобы дать ему это ощутить, скомандовал:
   — Рук с баранки не снимай. Медленно объезжай ее — справа. Так... Еще немного. — Когда мы отъехали метров десять от женщины, я юркнул на заднее сиденье и, захлопывая дверцу, разрешил:
   — Давай вперед. Быстро до улицы, но там — очень постепенно. Очень!
   Выруливай на Варшавку и — к «Тульской». Все понял?
   — Абсолютно!
   Больно, до ссадины, стукаю его стволом:
   — Не трогай зеркало! Чем хуже ты меня запомнишь, тем целее будешь.
   — Извини, шеф.
   Развалившись у него за спиной, зажигаю плафон и просматриваю документы. Женщина везде, в том числе и в паспорте, зовется одинаково:
   Лариса Павловна Курбанова. А вот что касается должности... Она одновременно оказалась и лейтенантом угрозыска, и капитаном внутренних войск, и капитаном из службы охраны президента, и капитаном отдела внешней разведки ФСБ. Все липа. А значит, я имел полное право им сопротивляться. Уже легче.
   С мужиком маленько по-другому: он то Свиридов, то Дмитриев. Но набор тот же. Вот еще совместители на мою голову! В реквизированной мной у парочки рации вначале кто-то кого-то материл и посылал писать рапорта, потом приказывал не спускать глаз, а потом потонул в шипении. Забросив трофеи в сумку, я ощупал хозяйские свертки, сваленные на заднем сиденье. Что-то твердое, прямоугольное. Спросил у водителя, чтобы разговор завязать:
   — Слушай, а ты кого возишь?
   — Я-то?.. Вице-президента банка «Молодая Россия», а че?
   — Там, в Чертанове, кто живет: он или ты?
   — Не, никто. Это я к дружку заезжал, кассеты брал. А че?
   — Не дергайся. — Я через плечо обшарил его карманы.
   Слава богу, хоть у этого все было на одно имя и на одну должность.
   Визитку его я на всякий случай прихватил с собой. Мы немного попетляли по окрестностям Варшавского шоссе, и ничего подозрительного я не заметил. Но когда включил детектор для обнаружения электроники, его зашкалило. Неужели это активизирована изъятая мной у оперативников техника? Нет, детектор показывал, что маяк где-то в машине.
   — Скажи-ка мне, приятель, — свирепея, попросил я водителя, — какую гадость ты здесь включил?
   — Че? Ни фига я не включал!
   — А то я не вижу? Не зли меня.
   — Ну не знаю, не знаю я... А! Так это ж спутниковая охрана! Она всегда работает. У нас тут передатчик где-то, даже я сам не знаю, он на спутник передает. Это чтобы можно было найти машину, если угонят.
   Тьфу, дьявол. Я тут кручусь-проверяюсь, а меня спокойненько на экране компьютера отслеживают.
   — Рули к метро.
   В первом же удобном переходе, в нише, осмотрел себя детектором — чисто. Некоторое время посидел на мраморной скамеечке, поглядывая на поезда и прохожих. Счастливые они люди. Как это здорово: брести, не глядя по сторонам и не озираясь, думая о чем-то приятном и делая только то, что хочется. По крайней мере, по вечерам и в выходные. После разговора с Женькой Шмелевым меня потянуло проинвентаризировать все имеющееся у меня барахло, что можно — реализовать без неприятностей и вернуться с имеющимся капиталом в нормальный бизнес. В торговлишку. Или в рекламу. Знаю одного головастого журналиста, который имеет хорошие идеи, но не умеет найти для них спонсора.
   Если обеспечить его капиталом, то через годик-два можно будет неплохо жить на проценты. Если в еще и При была рядом, ничего больше и не надо.
   Ладно. Как поет Алла Борисовна, это — завтра, а сегодня...
   А сегодня нужно и самому выпутаться, и как-то со Шмелевым разобраться.
   Не оставлять же супругов в положении живца.
   «Живец живца любит до конца». Я зевнул и помотал головой.
   Какая только чушь с недосыпа в голову не взбредет. Решено: на сегодня закруглюсь, завтра переговорю с При и ее шефом, сдамся им с добровольной и чистосердечной явкой, заложу Каткова, благо все его признания на бумаге и даже отксерены на всякий случай. А потом пару дней буду отсыпаться. Хотя нет, нужно еще с Евгением определиться. Может, мне генерал Ноплейко и в этом поможет? Но уж после этого — обязательно в спячку.
   Я съездил на Курский вокзал, оставил там, в ячейке, лишнее, позвонил в адресный стол УВД и с помощью подаренного одним благодарным клиентом пароля выяснил адрес того телефона, который мне дала спортивная Лариса. Он совпал с адресом ее прописки. Значит, деваться некуда, надо ехать. Такие дела нужно распутывать сразу, пока все совсем не перепуталось.
   Жила Лариса Павловна Курбанова на улице Стрелецкой, за Сущевским Валом. Купив на вокзале фонарик и батарейки, я доехал на такси до Полковой и пешочком, не спеша, вернулся на Стрелецкую. Окна были черны, но и времени почти полночь. Ее домашние могли уже спать. Преодолев кодовый замок и поднявшись на третий этаж, активизировал и сунул в замочную скважину трофейный микрофон. Выбрал, судя по величине, какой помощнее.
   Послушал, как фырчит холодильник и барабанит по раковине вода из протекающего или плохо завернутого крана. Людских голосов, скрипов и дыханий не ощущалось. Выбрав из ее связки подходящие ключи, вошел тихонько.
   Постоял в прихожей. Пахнет табаком, пудрой. Людей не чувствуется. В чем я и убедился, пройдясь по однокомнатной квартире лучом фонарика. Бедновато она живет. И одна.
   Пока дожидался Ларису Павловну, успел слегка вздремнуть.
   Вероятно, уж очень подробный рапорт заставили ее писать. Странно еще, что не сопроводили до дома, дабы убедиться, что документы ее в целости. А может, она и не стала врать, раскололась, не доверяя моему обещанию. Кто этих женщин-службисток поймет? Дверь она открывала какой-то отмычкой, очень раздраженно. Надеясь преподнести сюрприз, я не стал сразу объявлять о своем присутствии. Дал ей возможность расслабиться, сходить в туалет. После этой процедуры люди становятся гораздо миролюбивее. Потом хозяйка закурила на кухне и пошла в ванную.
   Я тихо, как мышка, сидел между боковиной развернутого двуспального раскладного дивана и стенкой. Думал о том, как деформировалось после знакомства с При мое восприятие окружающего. За чахлой дверцей раздевается и моется баба, которая, возможно, в приступе благодарности за возвращенные документы не откажется от удовольствия. А мне хоть бы хны. То есть ну вот почти и не возбуждает перспектива. То есть возбуждает, но только на уровне физиологии. А душа молчит. В смысле — она не против, но только если уж очень будет нужно по делу.
   Лариса Павловна босиком дошлепала до комнаты, зажгла свет и остолбенела, увидев на столике напротив двери кучку своих и соратника корочек и ключей. Отмычку, которая была у нее на кольце с ключами, я отцепил. Хороший инструмент, лучше моего. Приватизировал в качестве гонорара за свое великодушие. Я встал, хотел похвалить расцветку полотенца, в которое она была обернута от подмышек до колен, — люблю сочетание зеленого с красным — но, вместо того чтобы пролить слезы радости и восторга, она метнулась в прихожую. Вот и делай после этого добро людям.
   Появилась через несколько секунд, наставив на меня давешний истертый ТТ.
   Держала двумя руками, не обращая внимания на то, что полотенце ослабилось и вот-вот соскользнет. Симпатичная женщина. Метр семьдесят пять, поджара, на вид моложе своих двадцати девяти по паспорту.
   — Кончай пялиться! Клади на пол — левой рукой — оружие!
   Ага, нашла дурака. Пока она плескалась, можно было у целого полка оружие обеспатронить. Впрочем, в спешке и злобе она могла и не заметить разницы в весе.
   — А поцеловать? — попытался я напомнить ей знаменитый анекдот про осеменителя. — Я ж все вернул. Почти. Лариса Павловна, давайте дружить!
   — Заткнись! Оружие!
   — А вот и не отдам! — сварливо отказался я и уселся на край дивана, нога на ногу. Помотал ступней в носках — обувь я воспитанно снял, хоть и не оставил в прихожей. И добавил миролюбиво:
   — На кой тебе мое оружие? Ты чего за мной бежала — поговорить? Вот я и пришел — поговорить. В неформальной обстановке.
   Она спокойно приблизилась и, прицелившись в мое колено, нажала курок.
   Боек радостно клацнул. Тогда она боком подошла к столу и взяла трубку телефона. Полотенце наконец-то соскользнуло на пол, и я восторженно прицокнул языком. Женщинам нужно иной раз напоминать, что они — женщины.
   Восхитившись, я красноречиво показал ей ее шокер. Эта хренотень размером с электробритву способна ударом тока в десять тысяч вольт весьма болезненно обездвижить человека. Не удержался и добавил:
   — Если мне придется это применить, то боюсь, что потом не удержусь от фамильярности.
   Только тут до нее дошло, что к чему. И все же она вытащила обойму, чтобы убедиться в ее пустоте. И снова вместо благодарности — грубость:
   — Сволочь! — Она отложила бесполезную железку ТТ и нагнулась за полотенцем. Попа у нее была жилистей, чем у При, но тоже хороша. И вот что интересно: все меня обзывают именно сволочью. Не может же такое количество совершенно незнакомых между собой людей ошибаться или брякать такое слово просто так. Значит, есть, есть во мне нечто именно сволочное. Может, биография?
   — Господи! — взмолился я. — Да в чем же я виноват, в конце концов?! Я, что ли, за вами гонялся?! Я, что ли, первым начал оружием махать? Я, наконец, что ли, вдвоем на одного напал? Имей же совесть! А будешь грубить — уйду. И трофеи свои заберу.
   — Где мой «Макаров»?
   — Ото-о ж!
   Я слышал, что у оперативников есть такая манера: иметь с собой левый ствол, как бы ничей. Чтобы им можно было в случае чего безнаказанно воспользоваться. То ли для поражения противника, то ли чтобы, подсунув его трупу, обосновать необходимость самообороны. Вероятно, ТТ у них и были такими, левыми, а вот «макарка» являлся ее табельным, подотчетным оружием.
   Но, видя растерянность обескураженной голой женщины, которой от меня и у себя дома нет покоя, я и в самом деле почувствовал себя сволочью.
   — Верну, верну. Вы извините, Лариса, может, я того, неделикатен... Но тоже, знаете ли, мы ведь не на танцах познакомились.
   — Что вам нужно? — устало спросила она и отправилась на кухню. — Идите сюда, я там не курю.
   По дороге она зашла в ванную и накинула халат, длинный, но с разрезами. И на том спасибо. Впрочем, из-за халата она как-то особенно явственно вспоминалась голой. Наверное, я об этом думаю из-за того, что долго не видел При.
   — Просто хотел бы знать, почему и зачем вы за мной гнались.
   — Приказали, вот и погнались. Однако.
   — Кто приказал?
   Она молчала, сосредоточенно куря, словно ожидая, когда отвяжется надоевший муж. Нам обоим было ясно, что, если дойдет до силовых методов, я с ней справлюсь. Во всяком случае, именно сейчас. Говорить об этом смысла не было. Я подошел к ней, вытащил из-под стола табуретку, сел напротив — близко, но не касаясь ее коленями.
   — Лариса Павловна. Так получилось, что я совершенно ни в чем не виноват. Просто пришел в гости к приятелю. Тоже очень порядочному человеку.
   Законопослушному. Налогоплательщику, если это вам что-то говорит. И вдруг я нахожу на себе маячок. Вдруг за мной кидаются двое вооруженных людей, у которых потом обнаруживается куча поддельных документов. Они мне угрожают!
   Но я сдерживаюсь. Я допускаю, что они люди подневольные. Выполняют чей-то приказ. Я стараюсь нанести им минимальный вред. В том числе и служебный.
   Полагаю, что теперь я вправе в виде ответной любезности получить хоть какие-то объяснения. Вы согласны?
   Она задавила в пепельнице окурок, но тут же прикурила другую сигарету.
   Мы поиграли в молчанку. Долго. Наконец я дал себе слово, что, если сосчитаю до трехсот, а она не заговорит, буду давить.
   Потом решил сосчитать еще до двухсот. На ста восьмидесяти шести она вздохнула и улыбнулась, искоса, с усталым лукавством осмотрев меня:
   — Почему выбрали меня?
   Я не сразу понял, что она имеет в виду.
   — Да я не выбирал. Так получилось, что он оказался ближе. Его нейтрализовал, остались вы.
   Ее обидело, что я, решив допросить ее, как бы счел ее менее сильной.
   Вот только всякой этой феминистки мне сейчас и не хватает.
   — Допустим, я согласна. Но сказать-то мне нечего. Вы правы. Чин у меня небольшой, человек я подневольный, знаю мало... Послали на наружное наблюдение в помощь МВД. Потом дали ваше описание. Приказали проводить до метро и там постеречь. Потом вдруг приказали задержать и выяснить личность.
   Старшим был Дмитриев. Вот и все.
   — Вам что-то говорит фамилия Катков?
   — Нет. Не говорит.
   — А Ноплейко?
   — Тоже нет. Хотя... Вроде бы есть такой генерал. Заведует какой-то конторой.
   — А Девку знаете?
   — Такую знаю. То есть слышала.
   — Что слышали?
   — Что она имеет небольшую бандочку из своих любовников. Рекетирствует.
   — Лариса, давайте поговорим как коллеги. Я — из фирмы Ноплейко. Ведь и раньше бывало так, что начальство выясняет, кто умнее, а мы, пешки, отдуваемся... Почему бы нам не поделиться — кулуарно — информацией? Вы, собственно, какими вопросами занимаетесь — ваше подразделение?
   Она прикурила еще одну сигарету и уселась, тщательно прикрыв колени, на дальнюю от меня табуретку.
   — Контрразведка... Внутренние, знаете ли, расследования. — Она еще была настороже, но уже не столь мрачно. Все-таки попасть в межведомственную разборку — совсем не то, что нарваться на вербовку оппонентов. О вербовке, даже если чистосердечно во всем признаешься, никогда тебе не забудут.
   Одними объяснительными со свету сживут. Попробуй, например, доказать, что партнер, Дмитриев, сам нарвался, а не ты его подставила. На карьере после этого можно ставить крест. Тем более женщине. А если вот так, тет-а-тет, установить контакт со смежниками — за это могут еще и похвалить.
   — Так за кем же вы возле «Южной» наблюдаете?
   — Ну... Точно я не знаю. Наружка ведь. Куда пошлют. Нам же ничего толком не объясняют. Наше дело следить... Вроде бы есть сигнал, что идет утечка оружия в Чечню. Еще несерийного. Из какого-то НИИ... Все, больше не знаю. А вы тут как?
   — Еще сам не знаю. Нет, правда! Просто зашел, как уже говорил, просто в гости к старому приятелю. А тут оружие, значит. Чечня... А Девка может иметь к этому отношение?
   Она пожала плечами, встала и начала что-то доставать из холодильника и с полок:
   — Кто его знает... Есть хотите?
   — Ох, извините, но как-то не сообразил что-нибудь прихватить с собой.
   — Ничего. Ну так будете есть?
   — Извините, но не откажусь.
   — Разносолов не обещаю. Так, что-нибудь на скорую руку... Вообще-то у Девки есть дела с Кавказом. Ее регион. Думаете, что это ее канал мы выследили?
   — Не могу сказать точно, но... А вы не слышали, что Девка кого-то напряженно ищет?
   — Нет.
   — А милиция?
   — Обычные перехваты. Грабиловка, бытовые убийства. А что?
   Вот это мне Принцесса впарила на прощание залепуху, так впарила! Если бы на меня действительно устроили облаву со всех сторон, то уж сотруднице наружки ФСБ Ларисе это наверняка было бы известно. Конечно, и она могла врать. Но я видел, насколько она вымотана. В таком состоянии искусно врать крайне трудно. А самое главное, что подтверждало ее слова и обнаруживало ложь При: у тех, кто шел за нами со Шмелевыми от их дома, было время рассмотреть меня во всех подробностях. Зная о моем розыске, зная обо мне хоть что-то, они бы никогда не послали на мое задержание всего двоих, да еще обычных, наружников.
   Мы ели, беседовали. Лариса даже достала бутылку «Котнари». Настоящего.
   Оказалось, что в спецуху она попала вслед за мужем. Когда завод, где она после университета работала в юротделе, завял, он ее туда устроил. А потом он сгинул. Подробностей ей не сообщили, но судя по реакции начальства, погиб при исполнении. А если судить по слухам, донесенным ей доброжелателями, его сдали по чьей-то ошибке. Была у нее мать, жившая с братом в другом районе. Был друг — из женатых сослуживцев. Случалось чувствовать себя счастливой, хотя от работы особого удовольствия не получала.
   Слава о Девке, по ее мнению, идет нехорошая. Начинала она в КГБ, вроде бы в Грузии. Из тех кабинетных кадровичек, которых брали ради статистики, — мол, женщин в СССР не зажимают.
   После всяких сотрясений и реорганизаций попала Девка в оперативницы.
   Подсунули ее какому-то авторитету, который занимался контрабандой стратегических материалов. Она там прижилась. А когда авторитета завалили коллеги по криминалу — заняла его место. До Ларисы доходили слухи, что Девка вроде бы легализовала свои дела и от спецслужб отошла. Насколько это возможно.
   О генерале Ноплейко она слышала еще меньше. Когда-то он служил в системе гражданской обороны. Но после того как в Чернобыле посылал солдат почти голыми руками разгребать радиоактивные завалы, его заметили.
   Повысили. Как о человеке, о Ноплейко говорили, что он из тех редких начальников, которые могут подчиненному в морду дать, но перед верхними не предадут.
   Хорошо мы с ней поговорили, хотя тайн служебных она мне не выкладывала. Да они мне и не нужны были. Хотя, с другой стороны, если бы я разболтал кому о нашем разговоре — неприятностей ей бы хватило. Я ей тоже кое-что о себе рассказал. О спецназе и Чечне. Но без имен. Около трех ночи мы оба раззевались, и возникла некоторая неловкость. Мне было бы проще поехать к себе, то есть к Катерине. К тому же хотя «естество» было не против, но сердце не лежало к попыткам на большее сближение. Но после вина и душевного разговора меня разморило. На то, чтобы встать, одеться и уйти, сил не было.
   В книжках и в кино в таких ситуациях женщина оставляет мужика ночевать, а потом сама к нему в постель приходит. Но у меня такого еще никогда не было. Вот не идут бабы в первый раз сами ко мне в постель.
   Самому по первости приходится лезть, рискуя нарваться на оплеуху.
   — Вам пора? — выразила Лариса свое отношение к этим перспективам, и я охотно согласился.
   Откланялся, вернув ее ствол и пообещав положить патроны в ее почтовый ящик внизу.
   ...Вернулся я в Катину квартиру выжатым лимоном. Кое-как разделся, из последних сил сложив брюки по стрелкам, поставив будильник на десять, и вырубился. Внутренний будильник, как ни старался, мне в себе воспитать не удалось. Но зато воспиталось другое. Если я успевал сформулировать вопрос на той секундной грани, которая отделяет явь от сонного небытия, то наутро получал от подсознания хороший совет.
   На этот раз мне спросонок думалось о При. Проснулся я с бодрой радостью и решением довериться ей. Но это, увы, не подсознание брало слово.
   Это кобелиное во мне проснулось, после того как отдохнул. Не было у меня еще в жизни женщины, о которой бы я мечтал с таким нетерпением. Все ж таки профи есть профи. Или учат их этому, или это талант от Природы. И вот, даже зная всю лживость При, я продолжал надеяться на чудо и на хотя бы минимальную взаимность.
   Каких мне усилий стоило не позвонить Принцессе — немыслимо объяснить.
   Как у наркоши по дозе, так все мое тело корежилось и выло, лишь бы ее голос услышать.
   И все-таки я удержался.
   Решил, что слишком все непонятно и запутано с Принцессой, ее САИП, Гномом и Девкой. Тут мне без совета с Пастухом и ребятами никак не обойтись. А поскольку несколько моих осторожных призывов, посланных им на пейджер, отклика так и не поимели, я снарядил из львиной доли захваченного у Девки и Гнома посылочку и с краткой запиской отправил ее в реабилитационный центр. В тот самый, в котором Док возвращает сознание искалеченным жизнью и смертями солдатам. Отправителем указал урюпинский филиал общества дружбы «Россия — Лихтенштейн». Юмор.
   Док поймет.
   А пока, еще не придумав, как бы мне так с ребятами пересечься, чтобы их не подставить, решил заняться Шмелевым. Хороший такой есть принцип у прагматиков: одно дело за раз. Вот я одним этим делом и решил пока заниматься. Любовь подождет.
   Говорят, именно временем ее лучше всего и проверять, проклятую.
   Временем и мочегонным, как посоветовал мне Гном-Полянкин.
   Я изрядно попетлял на всякий случай по городу, прежде чем подобраться поближе к дому Шмелевых и позвонить ему. На свидание со мной они опять отправились вдвоем. И хвост, естественно, за ними. Одной из следивших была Лариса. Вот этого я уже не понимал. Я мало знаю об организации слежки, но элементарный здравый смысл подсказывал, что, если человек засветился, его к тому же объекту нет смысла приставлять. Это же как афишу вывесить. Или у них с людьми острейшая нехватка, или я не знаю что.
   Оделись Шмелевы по моему совету так, будто на дачу собрались.
   Все такое потрепанненькое, только лопат да граблей не хватает. Оно и к лучшему. Когда я их в переходе на станцию «Библиотека имени Ленина» детектором осмотрел, нашел только по одному маячку на каждом. Маячки те я переадресовал другим, а мы с Верочкой и Женей, используя толчею, смылись и уединились в тихом и пустом служебном местечке под лестницей. Я его еще в те блаженные советские времена нашел, когда не знал, где зимой с девушкой уединиться.
   Там, под лестницей, мне Евгений свою сделку века и обрисовал.
   Обратился к ним дальний родич Веры Ильиничны — он тоже, как и она, из Воронежа, но только в столицу попал раньше. Сразу после института блеснул какой-то секретной разработкой электронной, вот его и пригрели на номерном заводе. Обратился он к Шмелевой потому, что, мол, обнищал совсем в своем военно-промышленном комплексе, а ничего, кроме как оружие изобретать, и делать не умеет. Вот и захотел для укрепления материального благополучия загнать какой-то интересный снаряд. Не чертежи секретные, а само изделие, заныканное им при испытаниях. Все равно кому, лишь бы заплатили не меньше десяти кусков. Сам покупателя найти не мог: слишком-де на виду он, под колпаком у первого отдела. Вера стала от родича отмахиваться, но Евгений, мучимый совестью за то, что разорил семью и оставил супругу ни с чем, отважился попробовать.
   Обратился к Хрящу, которому во времена оные платил за крышу на «Спортивной». Тот его вывел на чеченцев. А те, когда ознакомились с информационной листовочкой, которую засекреченный родич на этот случай приготовил, восторженно пообещали за снаряд аж семьдесят пять тысяч! От таких перспектив у Шмелева последний глаз стал квадратным, и бросился он искать спонсора. Потому как не хотел сводить родича с покупателем. Потому как конспирация. И потому как знал, до чего легко в нашей стране игнорируют посредников при окончательном расчете. Ему нужны были еще семь тысяч — три он от чеченцев в виде аванса уже получил, — чтобы заплатить родичу за снаряд. Тот настаивал, чтобы деньги и товар были обменяны одномоментно, из рук в руки, баш на баш.
   Что за снаряд — Женя толком объяснить не смог, а единственная листовка осталась у покупателей. Нечто самонаводящееся, бронебойное.
   Излагал мне эту историю Шмелев с жизнерадостной наивностью идиота. Я, мол, даю ему семь тысяч, он берет у родича снаряд за десять, тут же отдает чеченцам за семьдесят пять, из коих двадцать одна — моя.
   — Триста процентов за пару дней, а? Максимум за неделю! — блажил этот взрослый ребенок, и я заподозрил, что Вера не случайно упомянула о том, что Жене что-то в голове оперировали. Видать, все ж таки ему там либо что-нибудь вырезали, либо повредили, либо добавили...
   Трудно поверить, что нормальный человек полезет торговать оружием. Да еще с бандитами. Да еще с чеченцами. Да еще секретным оружием. Бред какой-то. Меня решил подставить? Но на кой это Шмелеву? Да и знал я его бесхитростную физиономию наизусть. Оставалось списать все на ситуацию, когда люди как бы сходят с ума из-за денег.
   — А, Олег? Рискнем?! Если нельзя, но очень хочется — можно попробовать, а? — заглядывал мне в лицо своим единственным глазом наивный здоровяк.