Страница:
- Пожрать дадите? - уставился я в ближайшую камеру, на которой контрольная лампочка не горела, но зато двигался окуляр трансфокатора.
- Нет проблем. Сейчас Сережа тебе принесет. И без добавок - нам с тобой сейчас ясные головы нужны. Понимаешь... Поверь, я в самом деле хочу быть с тобой откровенным. Мне проще и интереснее, если партнер не требует вранья, понял - нет? А ты пока его добиваешься. Если обижаешься на меня за правду, значит, добиваешься, чтобы я тебе врал. Если настаиваешь - буду. Но ты прикинь: тебе от этого лучше станет? Сейчас - да, я тебя спровоцировал. Но честно, не скрывая. И ты теперь знаешь: если выдашь мою берлогу властям - загремишь на много-много лет. До этого только я от тебя зависел, а ты от меня нет. Стоило тебе погореть - и я тоже в заднице. А теперь ты в моей безопасности заинтересован так же, как в своей. Согласись, все честно, да?
Вошел Сергей, неся тарелку так, что половина его большого пальца была в супчике. Он поставил супчик передо мной, вытащил ложку из кармана.
- Слушайте, - спросил я у камеры, - а с вашими людьми только через вас или напрямую можно?
- Как хочешь... Давай напрямую.
- Ты, Серега, больше так не делай, - попросил я тихо и очень вежливо, понимая, что срываю зло на первом попавшемся. - Я ж не виноват, что меня самого на кухню не допускают и тебе носить приходится?
- А чего? - удивился алкаш. - Принесу, ничего... Или супа не хошь?
- Я говорю, что после пальцев твоих в тарелке, - медленно, как ребенку, объяснил я ему, - вкус не тот. И ложку мне из кармана не давай кто его знает, что там у тебя еще лежало. Будь другом, вспомни о гигиене. Я ж не ананасов прошу, верно?
- А-а, - закивал мужик. - Чего ему, - спросил он у телекамеры, - на подносе теперь нести?
- Неси на подносе, если человек просит, - хохотнул Михуилище.
Сергей рыпнулся забрать тарелку, но я не дал. И он ушел как бы недоумевая, почему мне одной тарелки мало.
- Принеси сигарет! - крикнул я ему в спину, но он не отреагировал, и я не понял: услышал или нет? - Мне бы зубную щетку и пасту, - сказал я камере, отвлекая внимание Полянкина от просьбы о сигаретах.
Курить я бросил, но где сигареты, там и зажигалка, а она - серьезное оружие.
- Нет проблем, - отозвался репродуктор. - Ну, ты уже способен о делах говорить? Или тебя еще поуговаривать? Смирись. Каждый такое пережил. А ты наемник, ты такие дела выполнять берешься, такие тайны узнаешь, что просто обязан и работодателю дать на себя компромат.
- Ничего себе, - пробурчал я, демонстрируя неохотное примирение с его правотой и стараясь на самом деле ощутить что-то похожее. Угроза убить ту, над кем я из-за наркоты измывался, долголетия ему не прибавила. Зато мне добавила осторожности. Действительно ведь сам пришел. Действительно, если не хочешь, чтобы тебе врали, не выдавай, насколько тебе не по нутру правда.
- Во что же я, интересно, превращусь, если каждый наниматель... захочет меня в дерьмо перед видеокамерой окунуть? Это что же: "Перед употреблением подержать в дерьме"?!
Михуил хохотнул, радуясь завязывающемуся разговору.
Логики и целесообразности в его трактовке событий - на вагон и маленькую тележку. Если трезво рассуждать, мне и в самом деле, кроме себя, кроме собственного верхоглядства, винить некого. Что не означало, будто практические последствия моих промахов сойдут Полянкину с рук. Чихал я на причины, заставившие его раззявить пасть на кусок, который ему не по зубам - а я себя по-прежнему считал таковым. Но мне сейчас важнее всего вызнать: что за человека я мучил, где она, и что с ней сейчас, и что Михуил уготовил ей в будущем? Но прояснять все надлежало так, чтобы он и не заподозрил о моей, пока Она в его руках, зависимости от него. Пусть приписывает мою покладистость компромату, на который мне в данный момент чихать. Я своих чувств еще не понимал, но знал: пока насчет этой женщины все до конца не пойму, уже не успокоюсь.
Серега притащил поднос, на котором кроме новой тарелки и чистой, надеюсь, ложки лежала пачка "Явы" с разовой зажигалкой. Я осторожно зачерпнул, подул, попробовал, внешне лениво слушая монолог новоявленного диктора, мать его так... Очень интересно он перешел на "мы", давая понять, что за ним - сила.
- ...и поняли, что дело, в которое ты встрял, слишком денежное, чтобы проигнорировать. Начали с простого, сделали поиск по компьютерным базам данных. Оказалось, что с ожерельем, которое тебя наняли отвезти, все не однозначно. Такое впечатление, что до недавних пор никто о нем ничего не слышал. То есть само изделие - подлинное. Сделано ориентировочно лет четыреста назад. Но имеет ли оно хоть какое-то отношение к царице Тамаре большой вопрос. Хотя самое забавное знаешь что?
Я прожевал и послушно спросил:
- Что?
- А то, что... Ты знаешь, сколько взрывчатки достаточно, чтобы убить человека?
Я знал, но не счел нужным это показывать:
- Граммов сто?
- Три грамма! А в этом ожерелье, в трех бляшках из тех, на которых крепятся камешки, под золотом было пятьдесят! Причем располагались эти заминированные звенья возле застежки. Ты понял? Наденет ожерелье нужный человек, кто-то нажмет кнопочку, и - бэмс! Голова с плеч. А кому его собирались надеть? Президенту Грузии Шеварднадзе. Сечешь фишку?
Доедая супчик и чувствуя, как после горячего и сытного снова тянет в дрему, я старался слушать внимательно. Прислушивался и к своим ощущениям. Но ничего, свидетельствующего о "добавках", не уловил. С жалостью к себе покосился на сигареты. Мне с таким трудом удалось бросить курить, что начинать опять просто не хотелось. В смысле хотелось курить, но еще сильнее хотелось жить без этой привычки. Вообще ненавижу зависимость от чего-то или от кого-то.
- Ну что? Попробуем наложить руку на страховочку? - добивался моего участия в разговоре Михуил. - Ты представляешь, как все просто? Звоним тем, кто тебя нанимал, и говорим: вы нам полстраховки, которую получите, а мы вам ожерельице назад. И никто не узнает о его начинке. А будете залупаться - ожерелье отдадим самой страховой компании. Она, чтобы сэкономить, не откажется выложить за него полсуммы. Но уж тогда, простите, про некую дозу взрывчатки могут узнать многие! Понял - нет? Куда им деваться-то?! Беспроигрышное дело. Из семисот пятидесяти тыщ - семьдесят пять, то есть десять процентов, твои. А? Неплохо за недельку работы?
Мне надо было наладить с ним новые отношения, и я честно попытался это сделать:
- Михал Федорыч, конечно, я мало чего понимаю. Но если вам интересно... Очень прошу, давайте вернем им все? Будто ничего не поняли! Из таких дел живым выходит один на сотню, а то и на тысячу. - Я говорил горячо, хотя и знал, что впустую.
- Перестань! - не желал слушать Михуил. - Как они нас найдут? Как? Деньги мы возьмем либо налом, либо так со счета на счет перекинем, что никто и опомниться не успеет.
Те, кого заворожили деньжищи, даже самосохранение теряют, не то что слух. Да, есть люди, которых шанс урвать сказочный куш буквально сводит с ума. Поэтому прочим лучше всего держаться от них подальше. Если, как у меня сейчас, это нереально, то надо думать только о том, как сорваться с крючка побыстрее и с наименьшими потерями. Только круглый болван или одержимый не поймет: как бы Полянкин ни изгалялся, а те, кто позолотил ВВ, чтобы убить Шеварднадзе, просто обязаны убить не только его, но и всех, кто оказался в курсе. При современном уровне техники выйти на шантажиста - плевое дело. Ну, к примеру, деньги-то куда-то должны ведь попасть, верно? Сказочки о том, что можно незаметно заначить семьсот пятьдесят тысяч долларов, для наивных дурачков. Нал - еще опаснее. В любую пачку влепят микрочип. Ты их еще и пересчитать не успеешь, а тебе уже ствол в лоб ткнут. В итоге Полянкин не только ни гроша не получит, но потеряет и эту свою пещеру Аладдина, и жизнь в придачу. Оно ему надо?
Мне, пока у него в руках изумрудноглазая Ирина, она же Принцесса, тем более. И как объяснишь, докажешь, что весь состав "MX плюс", кроме меня, о шантаже ни сном ни духом? А у Боцмана двое детей, у Пастуха - дочь. Да и сами ребята не бронированные.
Но ничего этого я объяснять Полянкину уже не стал. Знаю я таких "партнеров": привилегию говорить неприятную правду они оставляют себе, заставляя других врать только приятное. И вообще, с сумасшедшими надо соглашаться. Для начала испуганно посомневаться, а потом тоже загореться жадностью.
- ...Ты прав, Олег, - наконец вздохнул Михуил. - Небольшой шанс свернуть себе шею тут имеется. Но ведь выхода-то у нас все равно нет! Ты сам нас втравил по самые уши. Теперь что вернем мы эти камешки даром, что не вернем - твою фирму все равно в покое не оставят. Они просто обязаны считать, что вы все просекли. Значит, либо мы трясемся, живем, поджав хвосты, ожидая, когда до нас доберутся, и тогда даром принимаем нелегкий конец. Либо... Либо мы осторожно и скромно берем свою долю, понял - нет? Неужели мы не сообразим, как получить свой кусок и чтобы наверняка, а? Как тебе такой вариант?
Говоря "мы", когда речь шла о риске, он, естественно, имел в виду меня. И там, где о куске, тоже меня - уже поиметого... Я, очень жалея, что не сдержался и чуть не выскочил из роли продувного, но жадного неудачника, ответил испуганно - пусть непрошеный "компаньон" побольше о своих творческих планах выскажется:
- Из меня Джеймс Бонд, как из валенка - смокинг... Жить хочу, Михал Федорыч. Я лучше на дно уйду. Авось у этих падл более важные дела найдутся. Не выйдет скрыться, так хоть в крайнем случае - попытаюсь.
В репродукторе раздался протяжный вздох:
- Как ни понимаю я тебя, Олег, но вот этого тебе позволить не могу. Такой шанс не то что раз в жизни... Нет, он даже не в каждой жизни бывает! Иметь случай срубить три четверти миллиона, а то и весь миллиончик за пару пустяков - и упустить его? Это, парень, признать себя мелюзгой. Ты этого не поймешь, но я такого допустить не могу...
Я прямо видел, как он там слюни пускает. Не мне, понятно, сейчас на здравый смысл ссылаться, да только я на таких ловцов жар-птиц уже насмотрелся. Обычно они встречаются в двух ипостасях. С горящими глазенками и азартно трясущимися губешками - первая. Вторая, итоговая - свежий, воняющий кровью или разложившийся, воняющий тухлятиной труп. Про который и не подумаешь, что и "это" тоже когда-то ходило и дышало.
Но - молчу-молчу. Радуюсь, что главное уже понято: эта охота за грузинскими побрякушками послана мне не ради них самих.
* * *
На войне атеистов нет.
Я не верю, что есть хоть один солдат на свете, который бы не молился, не взывал к Богу. Как он его при этом называет: Христос, Отец небесный, Аллах, Судьба, Рок, Кисмет, Природа - дело десятое. Какой душе какое слово ближе.
Когда вокруг сумасшедшая и нелепая смерть, гораздо легче ощутить над собой некую силу. Потому что если и не бывает ситуаций беспроигрышных, зато безвыигрышных - сколько угодно. А какая кому ситуация выпадет, решает - Он. И как, зачем Он решает то так, то эдак, понять не дано. Поэтому новичкам действительно везет: они ведь начинают, зная и веря только в то, что "надо попробовать". Вот Он им и дает фору. Наверное, хочет, чтобы мы все перепробовали. Наркодилеры тоже первую дозу часто дают даром.
Одно хорошо в моей профессии: точно знаю, что когда-нибудь убьют.
Это помогает быть настороже. Постоянно. Обычный человек, не чуя за собой вины или охоты, мало бережется. Ему кажется, что его обязан беречь Он. Таких и машины грязью забрызгивают, и мильтоны, поймав пьяненькими, мордуют, и жулье на каждом углу обдирает. А я, неся другим в силу профессии то горе, то смерть, знаю, что хожу по краешку. Каждого встречного вначале вижу как потенциальную угрозу.
Я выбрал способ жить, высматривая удачу. А чтобы Он ее позволил, нужно очень старательно прислушиваться к Его правилам и советам - ведь у Него для каждого из нас особые, индивидуальные правила. Одного он за нечаянно придавленного муравья в порошок сотрет, другому миллионы людей вроде бы прощает. Когда я это понял, перестал смотреть назад, спрашивая "почему?".
"Почему - я?" "Почему - меня?" И тому подобное... Все это поиск ответа в прошлом. А прошлого-то уже нет, сгинуло. Чего о нем гадать? Что, интереснее и полезнее знать, почему тебя вчера не убили? Или - отчего завтра жив останешься? Нет, если хочешь пожить, спрашивать надо: "Зачем?" Когда смотришь вперед, в будущее, меньше шансов упускаешь. Основное догадаться: "зачем" именно ты Ему именно в данной ситуации нужен. И не спутать - Его "зачем" с "зачем" какого-нибудь Полянкина или с собственным.
Около Биноя, например, был у меня случай. Это километров девяносто от Грозного. Долбанули там боевики колонну военторга. Грамотно управились раздробили и, пока каждый осколок вкруговую сам себя защищал, уволокли десяток баб. Нас, пастуховцев, на вертушке вдогонку кинули. Догнали мы, высадились, преследуем. Шансы у нас хорошие: теперь, у них в тылу, это как бы уже мы партизаны, а не они...
Для справки. Наверное, у каждого солдата своя война. Я знаю ребят, которые бились за то, чтобы дожить до следующего обеда. За погоны. За деньги. А кто-то хотел всего лишь получить еще одно письмо от девушки. Пастух научил меня воевать с рабством. И с теми, кто его покрывает, прикрывает и оправдывает. И с теми, кому собственное невежество дороже жизни.
Это при том, что понимаю: как бы там наши вояки ни причитали, что в Афгани и в Чечне политики победу отняли, когда она вот-вот закончиться должна была, - трепотня. И Лебедь поступил как настоящий генерал. Он после захвата территории заставил взяться за работу политиков. Не его вина, а наша общая, что мы себе выбрали таких политиков, которые умеют только врать и брать. Или наоборот.
Армия - не скальпель, а кувалда. В антипартизанской войне она не выиграет никогда. Не знать этого - попусту подставлять под пули мальчишек, которые, чтобы выжить, вынуждены звереть. Особенно если мы, допустим, в приличном доме приличной вроде бы чеченской семьи вдруг находим яму, в которой рязанский мужик пятый год рабство отбывает. Будь я ментом или судьей - я бы припомнил какие-нибудь параграфы. А я солдат. Я на войне. Беру гранату, и то, что мой земеля для них наишачил, взлетает обломками и пылью.
И лучше при этом хозяину дома, хозяйке и их детишкам резких движений не делать.
Не нравится? Так езжайте туда сами. Проводите разъяснительную работу, что рабство - это не есть хорошо. С ними, с рабовладельцами. Из ямы вас хорошо будет слыхать. А мне про то, что дети не виноваты и жены тут ни при чем, не надо. Потому что у меня в голове армия не мысли, а рефлексы воспитывала. Сначала стрелять и только потом, если время будет, смотреть, в кого попал. И я, в свою очередь, не разъяснения, а рефлексы внедряю. Чтобы с детства запомнили: если в яме один русский сидит, то обязательно и второй придет. Ага, на танке или с гаубицей. И тогда уж, если сам ты никого в яму не сажал, не обессудь: учись выбирать соседей.
Конечно, ихнему населению это не нравится, конечно. У рабовладельцев души тонкие и чувствительные. Конечно, наши отцы-командиры послушно разъясняют, что зазря пострадавшие жители плодят мстителей-партизан. Но у них, у командиров то есть, плохо получается. Тут ведь вот какое дело: те, кто способен эти разъяснения воспринимать всерьез, быстро попадают либо в землю, либо в рефрижератор. А выживают только невосприимчивые к подобным словесам. Поэтому как наш Пастух действовал, когда надо было спешно куда-то добраться? Он сажал на броню нашего бэтээра самого уважаемого местного старика. Старейшину тейпа. И все ихнее мирное население знало: вторая пуля - старикова. И не было случая, чтобы при таком раскладе мы на засаду напоролись. За что моя мама и я лично Пастуху очень и очень благодарны. Живу вот.
Но - правда: оккупация не победа, а затишье. Если его не использовать, чтобы мирное население зажило по-человечески, чтобы научилось рабовладельцев презирать и бандитов ненавидеть, ничего путного не будет. Но ведь у нас до сих пор как: кого освободили из рабства, тех по телику показывают. А тех, кто ими пользовался, их жен и детишек - нет. Почему? Чтобы наши солдаты зверьем казались. Так пацифистам проще. У них ведь тоже восприятие черно-белое: вот пусть все будет хорошо, по закону, но без насилия. Ага. Разбежался. Что-то не припомню гневных речей московских чеченцев против рабства, как такового. А вот что антиконституционная регистрация в Москве их возмущает - слышал. Но о рабстве в Ичкерии они что-то помалкивают. Законники. Может, поэтому и рабов в Чечне не регистрируют?
Суки.
Так их всех Пастух идентифицирует, уточняя: "Увидел ствол - сади! Пусть лучше его мама плачет, чем твоя".
Аминь.
И Аллах тоже, разумеется, акбар.
Очень мне его модель рая нравится.
* * *
Однако в том частном случае, возле Биноя, роли поменялись. Бандиты на маршруте, то есть их цель - идти к определенной точке; они пленных взяли, что для партизан последнее дело, да еще - женщин... А мы в тот момент в роли партизан. У нас забота святая: мирное население от захватчиков спасти. Задача при этом только одна: максимальный урон противнику, трофеи (пленных) сгрести и - ходу. Никаких территориальных притязаний. Ну и минус партизанский - тоже наш: времени в обрез. Потому что супостатам ничего не стоит пленных порешить. Не обсуждая, но давая себе отчет во всем изложенном, мы на это дело, на освобождение пленных то есть, шли с энтузиазмом.
Поэтому Пастух, рискуя чуть сильнее обычного, высадился с нами вплотную к ихнему арьергарду и попер почти в лоб, связывая заслон. А майор Куликов, тоже наш, спецназовский, со своими контрактниками во второй вертушке - наперерез. Только у него не получилось. Задергалась, задымилась их машина, а потом огненный столб на склоне - и все. Мусульмане грамотно так отходят. Мы им не нужны, и нам по всем канонам ловить уже вроде бы нечего, только баб-то жалко. Свои ведь. Они за денежкой, квартирками и мужьями сюда приехали, не за муками. И к тому же местность эту мы случайно хорошо знали: в прошлом году чечены наш батальон тут, возле спаленной турбазы, крепко приперли, а все потому, что одним хитрым распадочком воспользовались. Вот Пастух меня, Боцмана, Артиста и еще одного бойца, Васильева, по нему и послал. Задачу поставил ту же, что была у куликовского неудачливого взвода: обойти, связать боем до подлета подкрепления. Партизанить, короче.
Остальные в это время должны видимость производить, будто наседают они по обязаловке и вот-вот намерены отойти.
Мы вчетвером удачно большую часть пути прошмыгнули, а когда уже чуть-чуть осталось, снайпер уложил Васильева, который шел последним. Я сперва услышал, как он упал. Оборачиваюсь: полчерепа снесено, хрипит и ногами сучит. Все. Остальное все вокруг тихо и неподвижно. Впереди - голый откос, поджимающий фактор времени, и совсем непонятно, где тот снайпер. Слева ложбинка, еще с прошлого раза выжженная, извивается. Я - туда, потому как мельче и юрче. Пыхчу вверх, вдруг слышу бряк какой-то за спиной и мушку меж лопаток чую. Я на такую ситуацию уже тренирован - мигом руки вверх, встаю, рот набок, чтобы поиспуганнее казаться, и поворачиваюсь. А сзади пацан.
Натуральный мальчишка лет четырнадцати, палец на курке карабина, вторая рука, держащая цевье, удобно так локтем на камушек опирается, левый глаз прижмурен. Он только чуть-чуть промедлил. Потом рассмотрел меня: маленького, не выше его самого, дрожащего, ну и перестал щуриться. Размечтался пленного привести. Денежку, может, потом за меня слупить. Встал, дурачок, винт у пояса держит, стволом дергает - брось автомат, мол. Моя рука машинально действует. Вроде просто снимаю лямку своего АКМ, но прихват такой, что мне его срезать - полсекунды.
И вдруг мне как голос в ухо: "А _зачем_ этот парнишка тебе встретился?"
Про жалость не буду. Маленький он там или большой, не с ним воюю, а с его карабином. Какая разница, сколько лет тому пальцу, который на курок нажмет? Не будь этого вопроса - "зачем?", я бы его срезал и не каялся. Но коль вопрос проявился, всякие "почему" побоку. Все еще "панически" дрожа, откладываю автомат подальше. При этом движений делаю много, беспорядочных и суетливых. Чуток жду, а когда ствол его карабина пошел вниз, взвиваюсь в косом прыжке и врезаю ребром сапога мальчишке в грудь. Он - на спину, головой о камень. Я его винтовку отбросил, посмотрел: еще дышит. Опять-таки, думаю, раз он мне для чего-то нужен, надо тащить. Зачем - не ведаю, но раз нужно... Руки-ноги стянул, на хребет взвалил и - дальше. Карабкаюсь, задыхаюсь. Возле гребня опять крутая голая плешь. Делать нечего. Без ноши я бы ее втрое быстрее, зигзагами, проскочил. Но - тащу. И тут на полпути снайперская пуля. В метре от головы - так каменной крошкой и брызнула. Вспотел я так, что аж в сапогах захлюпало, но не верю, что он просто промахнулся. Пугает! Чтобы просто пацана пожалел - вряд ли: война. Но коль он мажет, то, не тратя сил на петли, жму прямиком. Он еще пару раз пугнул, даже ляжку мне задел, но это я уже по другую сторону гребня заметил.
Скатился за гребешок, вижу внизу теток наших - табунком сбились. И всего двое "чехов" с ними. Один причем какую-то уже завалил и жизнерадостно трахает. Судя по мордам и чалмам - иноземные. Арабы какие-то. Мусульмане они ребята горячие, когда на бабу залазят, так просто живут этой минутой. Впрочем, как и все другие наемники тут: никто ж точно не знает, какая именно у него минута выдастся последняя. Но мусульмане - разговор особый. В мусульманских краях острейший дефицит на свободных баб. Больших денег там это удовольствие стоит. Для них женщины, что для наших - водка. Если б наши ящик белого отхватили, неужто не остограммились бы первым делом? Мусульмане сами почти не пьют и наемникам своим запрещают. Больше о малодоступном для них сексе мечтают. Вот и напарник трахальщика - не столько стерег, озираясь по сторонам, сколько бесплатной эротикой наслаждался. Сплошная заря цивилизации, естественный отбор: победитель урвал самку и спешит осеменить, пока цел. Война.
Мальчонку я сбросил в ложбинку, так, чтобы и скатиться не мог, и не нашумел. Сам же проскользнул вниз, быстренько от сторожей избавился, а баб матюгами и пинками назад погнал, к Боцману с Артистом. Однако тетки не хотели в сторону стрельбы бежать. Как своего увидели, так сразу же и возомнили, что кого-то интересует их мнение. Вот есть у баб нутряная потребность права качать - с теми, кто им это позволяет. Только что стояли и ждали, не рыпаясь, пока их разложат, а стоило русскому мужичку появиться - и закудахтали. В основном о том, что, мол, лучше бы отсидеться в кустиках. Да и мой невзрачный вид уверенности в них не усилил. Но когда они узрели здоровяка Боцмана, когда Артист им лучезарно обрадовался, воодушевились и зашевелили задами охотнее.
...Я так и не знаю точно, почему та снайпера меня упустила. Потом мы на её лежке нашли осколки зеркальца со следами пудры - от косметички. Бабы есть бабы, они чего только с собой не таскают. Однажды возле одной снайперши, разметанной прямым попаданием, мы нашли целехонький маникюрный набор, инструментов на тридцать.
Боцман, романтик, теорию выдвинул, что снайпера та - мамаша или сестра моего юного пленителя и он у нее - последний. Не знаю. Да и плевать. Мне другое существенно. Опять подтвердилось: каждый, кто мне попадается под Его присмотром, может от чего-то или кого-то меня заслонить. С тех пор я стараюсь твердо придерживаться пределов необходимости. Убийства в большинстве случаев от "почему". Для будущего же, ради "зачем", они бесперспективны. Потому что ничего не дают, а только отбирают. И жизнь, и возможности.
* * *
Помалкивая в ожидании, когда Полянкин родит что-нибудь конструктивное, я слушал его вполуха. Сосредоточился на попытке разглядеть хоть какой-то смысл в этом ералаше с кейсом, подпольем, сексом, шантажом и грузинскими драгоценностями. Искал хоть какую-то взаимосвязь, позволяющую высчитать цель событий. Еда помогла, информация отвлекла, и мысли о зеленоглазой куда-то нырнули. Утихла смута, возникшая от желания опять ее увидеть и почувствовать.
Понять - "зачем" для меня означало выяснить, как мы все в этой истории взаимоувязаны. Что мне-то самому делать - и в первую очередь сейчас, и вообще. Зачем мне Полянкин с его страстным желанием наложить лапу на деньги покушавшихся на Шеварднадзе? И зачем те, кто заготовил эту бяку, наше "MX плюс" выбрали?
- ...придется тебе мне помочь. Не даром - ручаюсь, что свою долю получишь. Только не вздумай дурить: кроме видеопленки, которая тебе срок за изнасилование гарантирует, будет еще и трупешник. С тем ножичком, который ты на руке носил, - это верное пожизненное. Или пуля при попытке к бегству. Если вынудишь... С другой стороны, все, что у меня есть, в твоем распоряжении. Включая телок - в любом виде и любой масти-размера. Я так понял, что они, после денег разумеется, представляют для тебя главный интерес?
Откровенно хмурясь, когда он пугал, на последних словах я расцвел. Пора соглашаться - якобы от того, что некуда деться и от перспективы заработка. Оживившись, дал понять, что начинаю серьезный торг:
- Бабы, конечно... Это хорошо. Но интересно:
что другое из того, чем вы, так сказать, располагаете, в моем распоряжении конкретно. В денежном, так сказать, выражении?
- А зачем тебе деньги? То бишь ты о каких деньгах?
- Как о каких? Почему всего десять процентов?
- А кто тебя спас, разминировав и во всем разобравшись? Я ж не один тут. Да и подстраховать тебя нужно будет. Вот и получается, что всего, с тобой, нас десятеро. Ну и всем поровну.
Так. Значит, те, кто видео налаживал, тоже в доле. Это хорошо.
Но важно было показать, что я всерьез проникся его замыслом. А когда проникаются всерьез, хотят получить побольше:
- А кейс-то кто добыл?! Мне ж еще друзьям нужно отстегнуть: они ж тоже засветились. На них же тоже охота пойдет!
- Нет проблем. Сейчас Сережа тебе принесет. И без добавок - нам с тобой сейчас ясные головы нужны. Понимаешь... Поверь, я в самом деле хочу быть с тобой откровенным. Мне проще и интереснее, если партнер не требует вранья, понял - нет? А ты пока его добиваешься. Если обижаешься на меня за правду, значит, добиваешься, чтобы я тебе врал. Если настаиваешь - буду. Но ты прикинь: тебе от этого лучше станет? Сейчас - да, я тебя спровоцировал. Но честно, не скрывая. И ты теперь знаешь: если выдашь мою берлогу властям - загремишь на много-много лет. До этого только я от тебя зависел, а ты от меня нет. Стоило тебе погореть - и я тоже в заднице. А теперь ты в моей безопасности заинтересован так же, как в своей. Согласись, все честно, да?
Вошел Сергей, неся тарелку так, что половина его большого пальца была в супчике. Он поставил супчик передо мной, вытащил ложку из кармана.
- Слушайте, - спросил я у камеры, - а с вашими людьми только через вас или напрямую можно?
- Как хочешь... Давай напрямую.
- Ты, Серега, больше так не делай, - попросил я тихо и очень вежливо, понимая, что срываю зло на первом попавшемся. - Я ж не виноват, что меня самого на кухню не допускают и тебе носить приходится?
- А чего? - удивился алкаш. - Принесу, ничего... Или супа не хошь?
- Я говорю, что после пальцев твоих в тарелке, - медленно, как ребенку, объяснил я ему, - вкус не тот. И ложку мне из кармана не давай кто его знает, что там у тебя еще лежало. Будь другом, вспомни о гигиене. Я ж не ананасов прошу, верно?
- А-а, - закивал мужик. - Чего ему, - спросил он у телекамеры, - на подносе теперь нести?
- Неси на подносе, если человек просит, - хохотнул Михуилище.
Сергей рыпнулся забрать тарелку, но я не дал. И он ушел как бы недоумевая, почему мне одной тарелки мало.
- Принеси сигарет! - крикнул я ему в спину, но он не отреагировал, и я не понял: услышал или нет? - Мне бы зубную щетку и пасту, - сказал я камере, отвлекая внимание Полянкина от просьбы о сигаретах.
Курить я бросил, но где сигареты, там и зажигалка, а она - серьезное оружие.
- Нет проблем, - отозвался репродуктор. - Ну, ты уже способен о делах говорить? Или тебя еще поуговаривать? Смирись. Каждый такое пережил. А ты наемник, ты такие дела выполнять берешься, такие тайны узнаешь, что просто обязан и работодателю дать на себя компромат.
- Ничего себе, - пробурчал я, демонстрируя неохотное примирение с его правотой и стараясь на самом деле ощутить что-то похожее. Угроза убить ту, над кем я из-за наркоты измывался, долголетия ему не прибавила. Зато мне добавила осторожности. Действительно ведь сам пришел. Действительно, если не хочешь, чтобы тебе врали, не выдавай, насколько тебе не по нутру правда.
- Во что же я, интересно, превращусь, если каждый наниматель... захочет меня в дерьмо перед видеокамерой окунуть? Это что же: "Перед употреблением подержать в дерьме"?!
Михуил хохотнул, радуясь завязывающемуся разговору.
Логики и целесообразности в его трактовке событий - на вагон и маленькую тележку. Если трезво рассуждать, мне и в самом деле, кроме себя, кроме собственного верхоглядства, винить некого. Что не означало, будто практические последствия моих промахов сойдут Полянкину с рук. Чихал я на причины, заставившие его раззявить пасть на кусок, который ему не по зубам - а я себя по-прежнему считал таковым. Но мне сейчас важнее всего вызнать: что за человека я мучил, где она, и что с ней сейчас, и что Михуил уготовил ей в будущем? Но прояснять все надлежало так, чтобы он и не заподозрил о моей, пока Она в его руках, зависимости от него. Пусть приписывает мою покладистость компромату, на который мне в данный момент чихать. Я своих чувств еще не понимал, но знал: пока насчет этой женщины все до конца не пойму, уже не успокоюсь.
Серега притащил поднос, на котором кроме новой тарелки и чистой, надеюсь, ложки лежала пачка "Явы" с разовой зажигалкой. Я осторожно зачерпнул, подул, попробовал, внешне лениво слушая монолог новоявленного диктора, мать его так... Очень интересно он перешел на "мы", давая понять, что за ним - сила.
- ...и поняли, что дело, в которое ты встрял, слишком денежное, чтобы проигнорировать. Начали с простого, сделали поиск по компьютерным базам данных. Оказалось, что с ожерельем, которое тебя наняли отвезти, все не однозначно. Такое впечатление, что до недавних пор никто о нем ничего не слышал. То есть само изделие - подлинное. Сделано ориентировочно лет четыреста назад. Но имеет ли оно хоть какое-то отношение к царице Тамаре большой вопрос. Хотя самое забавное знаешь что?
Я прожевал и послушно спросил:
- Что?
- А то, что... Ты знаешь, сколько взрывчатки достаточно, чтобы убить человека?
Я знал, но не счел нужным это показывать:
- Граммов сто?
- Три грамма! А в этом ожерелье, в трех бляшках из тех, на которых крепятся камешки, под золотом было пятьдесят! Причем располагались эти заминированные звенья возле застежки. Ты понял? Наденет ожерелье нужный человек, кто-то нажмет кнопочку, и - бэмс! Голова с плеч. А кому его собирались надеть? Президенту Грузии Шеварднадзе. Сечешь фишку?
Доедая супчик и чувствуя, как после горячего и сытного снова тянет в дрему, я старался слушать внимательно. Прислушивался и к своим ощущениям. Но ничего, свидетельствующего о "добавках", не уловил. С жалостью к себе покосился на сигареты. Мне с таким трудом удалось бросить курить, что начинать опять просто не хотелось. В смысле хотелось курить, но еще сильнее хотелось жить без этой привычки. Вообще ненавижу зависимость от чего-то или от кого-то.
- Ну что? Попробуем наложить руку на страховочку? - добивался моего участия в разговоре Михуил. - Ты представляешь, как все просто? Звоним тем, кто тебя нанимал, и говорим: вы нам полстраховки, которую получите, а мы вам ожерельице назад. И никто не узнает о его начинке. А будете залупаться - ожерелье отдадим самой страховой компании. Она, чтобы сэкономить, не откажется выложить за него полсуммы. Но уж тогда, простите, про некую дозу взрывчатки могут узнать многие! Понял - нет? Куда им деваться-то?! Беспроигрышное дело. Из семисот пятидесяти тыщ - семьдесят пять, то есть десять процентов, твои. А? Неплохо за недельку работы?
Мне надо было наладить с ним новые отношения, и я честно попытался это сделать:
- Михал Федорыч, конечно, я мало чего понимаю. Но если вам интересно... Очень прошу, давайте вернем им все? Будто ничего не поняли! Из таких дел живым выходит один на сотню, а то и на тысячу. - Я говорил горячо, хотя и знал, что впустую.
- Перестань! - не желал слушать Михуил. - Как они нас найдут? Как? Деньги мы возьмем либо налом, либо так со счета на счет перекинем, что никто и опомниться не успеет.
Те, кого заворожили деньжищи, даже самосохранение теряют, не то что слух. Да, есть люди, которых шанс урвать сказочный куш буквально сводит с ума. Поэтому прочим лучше всего держаться от них подальше. Если, как у меня сейчас, это нереально, то надо думать только о том, как сорваться с крючка побыстрее и с наименьшими потерями. Только круглый болван или одержимый не поймет: как бы Полянкин ни изгалялся, а те, кто позолотил ВВ, чтобы убить Шеварднадзе, просто обязаны убить не только его, но и всех, кто оказался в курсе. При современном уровне техники выйти на шантажиста - плевое дело. Ну, к примеру, деньги-то куда-то должны ведь попасть, верно? Сказочки о том, что можно незаметно заначить семьсот пятьдесят тысяч долларов, для наивных дурачков. Нал - еще опаснее. В любую пачку влепят микрочип. Ты их еще и пересчитать не успеешь, а тебе уже ствол в лоб ткнут. В итоге Полянкин не только ни гроша не получит, но потеряет и эту свою пещеру Аладдина, и жизнь в придачу. Оно ему надо?
Мне, пока у него в руках изумрудноглазая Ирина, она же Принцесса, тем более. И как объяснишь, докажешь, что весь состав "MX плюс", кроме меня, о шантаже ни сном ни духом? А у Боцмана двое детей, у Пастуха - дочь. Да и сами ребята не бронированные.
Но ничего этого я объяснять Полянкину уже не стал. Знаю я таких "партнеров": привилегию говорить неприятную правду они оставляют себе, заставляя других врать только приятное. И вообще, с сумасшедшими надо соглашаться. Для начала испуганно посомневаться, а потом тоже загореться жадностью.
- ...Ты прав, Олег, - наконец вздохнул Михуил. - Небольшой шанс свернуть себе шею тут имеется. Но ведь выхода-то у нас все равно нет! Ты сам нас втравил по самые уши. Теперь что вернем мы эти камешки даром, что не вернем - твою фирму все равно в покое не оставят. Они просто обязаны считать, что вы все просекли. Значит, либо мы трясемся, живем, поджав хвосты, ожидая, когда до нас доберутся, и тогда даром принимаем нелегкий конец. Либо... Либо мы осторожно и скромно берем свою долю, понял - нет? Неужели мы не сообразим, как получить свой кусок и чтобы наверняка, а? Как тебе такой вариант?
Говоря "мы", когда речь шла о риске, он, естественно, имел в виду меня. И там, где о куске, тоже меня - уже поиметого... Я, очень жалея, что не сдержался и чуть не выскочил из роли продувного, но жадного неудачника, ответил испуганно - пусть непрошеный "компаньон" побольше о своих творческих планах выскажется:
- Из меня Джеймс Бонд, как из валенка - смокинг... Жить хочу, Михал Федорыч. Я лучше на дно уйду. Авось у этих падл более важные дела найдутся. Не выйдет скрыться, так хоть в крайнем случае - попытаюсь.
В репродукторе раздался протяжный вздох:
- Как ни понимаю я тебя, Олег, но вот этого тебе позволить не могу. Такой шанс не то что раз в жизни... Нет, он даже не в каждой жизни бывает! Иметь случай срубить три четверти миллиона, а то и весь миллиончик за пару пустяков - и упустить его? Это, парень, признать себя мелюзгой. Ты этого не поймешь, но я такого допустить не могу...
Я прямо видел, как он там слюни пускает. Не мне, понятно, сейчас на здравый смысл ссылаться, да только я на таких ловцов жар-птиц уже насмотрелся. Обычно они встречаются в двух ипостасях. С горящими глазенками и азартно трясущимися губешками - первая. Вторая, итоговая - свежий, воняющий кровью или разложившийся, воняющий тухлятиной труп. Про который и не подумаешь, что и "это" тоже когда-то ходило и дышало.
Но - молчу-молчу. Радуюсь, что главное уже понято: эта охота за грузинскими побрякушками послана мне не ради них самих.
* * *
На войне атеистов нет.
Я не верю, что есть хоть один солдат на свете, который бы не молился, не взывал к Богу. Как он его при этом называет: Христос, Отец небесный, Аллах, Судьба, Рок, Кисмет, Природа - дело десятое. Какой душе какое слово ближе.
Когда вокруг сумасшедшая и нелепая смерть, гораздо легче ощутить над собой некую силу. Потому что если и не бывает ситуаций беспроигрышных, зато безвыигрышных - сколько угодно. А какая кому ситуация выпадет, решает - Он. И как, зачем Он решает то так, то эдак, понять не дано. Поэтому новичкам действительно везет: они ведь начинают, зная и веря только в то, что "надо попробовать". Вот Он им и дает фору. Наверное, хочет, чтобы мы все перепробовали. Наркодилеры тоже первую дозу часто дают даром.
Одно хорошо в моей профессии: точно знаю, что когда-нибудь убьют.
Это помогает быть настороже. Постоянно. Обычный человек, не чуя за собой вины или охоты, мало бережется. Ему кажется, что его обязан беречь Он. Таких и машины грязью забрызгивают, и мильтоны, поймав пьяненькими, мордуют, и жулье на каждом углу обдирает. А я, неся другим в силу профессии то горе, то смерть, знаю, что хожу по краешку. Каждого встречного вначале вижу как потенциальную угрозу.
Я выбрал способ жить, высматривая удачу. А чтобы Он ее позволил, нужно очень старательно прислушиваться к Его правилам и советам - ведь у Него для каждого из нас особые, индивидуальные правила. Одного он за нечаянно придавленного муравья в порошок сотрет, другому миллионы людей вроде бы прощает. Когда я это понял, перестал смотреть назад, спрашивая "почему?".
"Почему - я?" "Почему - меня?" И тому подобное... Все это поиск ответа в прошлом. А прошлого-то уже нет, сгинуло. Чего о нем гадать? Что, интереснее и полезнее знать, почему тебя вчера не убили? Или - отчего завтра жив останешься? Нет, если хочешь пожить, спрашивать надо: "Зачем?" Когда смотришь вперед, в будущее, меньше шансов упускаешь. Основное догадаться: "зачем" именно ты Ему именно в данной ситуации нужен. И не спутать - Его "зачем" с "зачем" какого-нибудь Полянкина или с собственным.
Около Биноя, например, был у меня случай. Это километров девяносто от Грозного. Долбанули там боевики колонну военторга. Грамотно управились раздробили и, пока каждый осколок вкруговую сам себя защищал, уволокли десяток баб. Нас, пастуховцев, на вертушке вдогонку кинули. Догнали мы, высадились, преследуем. Шансы у нас хорошие: теперь, у них в тылу, это как бы уже мы партизаны, а не они...
Для справки. Наверное, у каждого солдата своя война. Я знаю ребят, которые бились за то, чтобы дожить до следующего обеда. За погоны. За деньги. А кто-то хотел всего лишь получить еще одно письмо от девушки. Пастух научил меня воевать с рабством. И с теми, кто его покрывает, прикрывает и оправдывает. И с теми, кому собственное невежество дороже жизни.
Это при том, что понимаю: как бы там наши вояки ни причитали, что в Афгани и в Чечне политики победу отняли, когда она вот-вот закончиться должна была, - трепотня. И Лебедь поступил как настоящий генерал. Он после захвата территории заставил взяться за работу политиков. Не его вина, а наша общая, что мы себе выбрали таких политиков, которые умеют только врать и брать. Или наоборот.
Армия - не скальпель, а кувалда. В антипартизанской войне она не выиграет никогда. Не знать этого - попусту подставлять под пули мальчишек, которые, чтобы выжить, вынуждены звереть. Особенно если мы, допустим, в приличном доме приличной вроде бы чеченской семьи вдруг находим яму, в которой рязанский мужик пятый год рабство отбывает. Будь я ментом или судьей - я бы припомнил какие-нибудь параграфы. А я солдат. Я на войне. Беру гранату, и то, что мой земеля для них наишачил, взлетает обломками и пылью.
И лучше при этом хозяину дома, хозяйке и их детишкам резких движений не делать.
Не нравится? Так езжайте туда сами. Проводите разъяснительную работу, что рабство - это не есть хорошо. С ними, с рабовладельцами. Из ямы вас хорошо будет слыхать. А мне про то, что дети не виноваты и жены тут ни при чем, не надо. Потому что у меня в голове армия не мысли, а рефлексы воспитывала. Сначала стрелять и только потом, если время будет, смотреть, в кого попал. И я, в свою очередь, не разъяснения, а рефлексы внедряю. Чтобы с детства запомнили: если в яме один русский сидит, то обязательно и второй придет. Ага, на танке или с гаубицей. И тогда уж, если сам ты никого в яму не сажал, не обессудь: учись выбирать соседей.
Конечно, ихнему населению это не нравится, конечно. У рабовладельцев души тонкие и чувствительные. Конечно, наши отцы-командиры послушно разъясняют, что зазря пострадавшие жители плодят мстителей-партизан. Но у них, у командиров то есть, плохо получается. Тут ведь вот какое дело: те, кто способен эти разъяснения воспринимать всерьез, быстро попадают либо в землю, либо в рефрижератор. А выживают только невосприимчивые к подобным словесам. Поэтому как наш Пастух действовал, когда надо было спешно куда-то добраться? Он сажал на броню нашего бэтээра самого уважаемого местного старика. Старейшину тейпа. И все ихнее мирное население знало: вторая пуля - старикова. И не было случая, чтобы при таком раскладе мы на засаду напоролись. За что моя мама и я лично Пастуху очень и очень благодарны. Живу вот.
Но - правда: оккупация не победа, а затишье. Если его не использовать, чтобы мирное население зажило по-человечески, чтобы научилось рабовладельцев презирать и бандитов ненавидеть, ничего путного не будет. Но ведь у нас до сих пор как: кого освободили из рабства, тех по телику показывают. А тех, кто ими пользовался, их жен и детишек - нет. Почему? Чтобы наши солдаты зверьем казались. Так пацифистам проще. У них ведь тоже восприятие черно-белое: вот пусть все будет хорошо, по закону, но без насилия. Ага. Разбежался. Что-то не припомню гневных речей московских чеченцев против рабства, как такового. А вот что антиконституционная регистрация в Москве их возмущает - слышал. Но о рабстве в Ичкерии они что-то помалкивают. Законники. Может, поэтому и рабов в Чечне не регистрируют?
Суки.
Так их всех Пастух идентифицирует, уточняя: "Увидел ствол - сади! Пусть лучше его мама плачет, чем твоя".
Аминь.
И Аллах тоже, разумеется, акбар.
Очень мне его модель рая нравится.
* * *
Однако в том частном случае, возле Биноя, роли поменялись. Бандиты на маршруте, то есть их цель - идти к определенной точке; они пленных взяли, что для партизан последнее дело, да еще - женщин... А мы в тот момент в роли партизан. У нас забота святая: мирное население от захватчиков спасти. Задача при этом только одна: максимальный урон противнику, трофеи (пленных) сгрести и - ходу. Никаких территориальных притязаний. Ну и минус партизанский - тоже наш: времени в обрез. Потому что супостатам ничего не стоит пленных порешить. Не обсуждая, но давая себе отчет во всем изложенном, мы на это дело, на освобождение пленных то есть, шли с энтузиазмом.
Поэтому Пастух, рискуя чуть сильнее обычного, высадился с нами вплотную к ихнему арьергарду и попер почти в лоб, связывая заслон. А майор Куликов, тоже наш, спецназовский, со своими контрактниками во второй вертушке - наперерез. Только у него не получилось. Задергалась, задымилась их машина, а потом огненный столб на склоне - и все. Мусульмане грамотно так отходят. Мы им не нужны, и нам по всем канонам ловить уже вроде бы нечего, только баб-то жалко. Свои ведь. Они за денежкой, квартирками и мужьями сюда приехали, не за муками. И к тому же местность эту мы случайно хорошо знали: в прошлом году чечены наш батальон тут, возле спаленной турбазы, крепко приперли, а все потому, что одним хитрым распадочком воспользовались. Вот Пастух меня, Боцмана, Артиста и еще одного бойца, Васильева, по нему и послал. Задачу поставил ту же, что была у куликовского неудачливого взвода: обойти, связать боем до подлета подкрепления. Партизанить, короче.
Остальные в это время должны видимость производить, будто наседают они по обязаловке и вот-вот намерены отойти.
Мы вчетвером удачно большую часть пути прошмыгнули, а когда уже чуть-чуть осталось, снайпер уложил Васильева, который шел последним. Я сперва услышал, как он упал. Оборачиваюсь: полчерепа снесено, хрипит и ногами сучит. Все. Остальное все вокруг тихо и неподвижно. Впереди - голый откос, поджимающий фактор времени, и совсем непонятно, где тот снайпер. Слева ложбинка, еще с прошлого раза выжженная, извивается. Я - туда, потому как мельче и юрче. Пыхчу вверх, вдруг слышу бряк какой-то за спиной и мушку меж лопаток чую. Я на такую ситуацию уже тренирован - мигом руки вверх, встаю, рот набок, чтобы поиспуганнее казаться, и поворачиваюсь. А сзади пацан.
Натуральный мальчишка лет четырнадцати, палец на курке карабина, вторая рука, держащая цевье, удобно так локтем на камушек опирается, левый глаз прижмурен. Он только чуть-чуть промедлил. Потом рассмотрел меня: маленького, не выше его самого, дрожащего, ну и перестал щуриться. Размечтался пленного привести. Денежку, может, потом за меня слупить. Встал, дурачок, винт у пояса держит, стволом дергает - брось автомат, мол. Моя рука машинально действует. Вроде просто снимаю лямку своего АКМ, но прихват такой, что мне его срезать - полсекунды.
И вдруг мне как голос в ухо: "А _зачем_ этот парнишка тебе встретился?"
Про жалость не буду. Маленький он там или большой, не с ним воюю, а с его карабином. Какая разница, сколько лет тому пальцу, который на курок нажмет? Не будь этого вопроса - "зачем?", я бы его срезал и не каялся. Но коль вопрос проявился, всякие "почему" побоку. Все еще "панически" дрожа, откладываю автомат подальше. При этом движений делаю много, беспорядочных и суетливых. Чуток жду, а когда ствол его карабина пошел вниз, взвиваюсь в косом прыжке и врезаю ребром сапога мальчишке в грудь. Он - на спину, головой о камень. Я его винтовку отбросил, посмотрел: еще дышит. Опять-таки, думаю, раз он мне для чего-то нужен, надо тащить. Зачем - не ведаю, но раз нужно... Руки-ноги стянул, на хребет взвалил и - дальше. Карабкаюсь, задыхаюсь. Возле гребня опять крутая голая плешь. Делать нечего. Без ноши я бы ее втрое быстрее, зигзагами, проскочил. Но - тащу. И тут на полпути снайперская пуля. В метре от головы - так каменной крошкой и брызнула. Вспотел я так, что аж в сапогах захлюпало, но не верю, что он просто промахнулся. Пугает! Чтобы просто пацана пожалел - вряд ли: война. Но коль он мажет, то, не тратя сил на петли, жму прямиком. Он еще пару раз пугнул, даже ляжку мне задел, но это я уже по другую сторону гребня заметил.
Скатился за гребешок, вижу внизу теток наших - табунком сбились. И всего двое "чехов" с ними. Один причем какую-то уже завалил и жизнерадостно трахает. Судя по мордам и чалмам - иноземные. Арабы какие-то. Мусульмане они ребята горячие, когда на бабу залазят, так просто живут этой минутой. Впрочем, как и все другие наемники тут: никто ж точно не знает, какая именно у него минута выдастся последняя. Но мусульмане - разговор особый. В мусульманских краях острейший дефицит на свободных баб. Больших денег там это удовольствие стоит. Для них женщины, что для наших - водка. Если б наши ящик белого отхватили, неужто не остограммились бы первым делом? Мусульмане сами почти не пьют и наемникам своим запрещают. Больше о малодоступном для них сексе мечтают. Вот и напарник трахальщика - не столько стерег, озираясь по сторонам, сколько бесплатной эротикой наслаждался. Сплошная заря цивилизации, естественный отбор: победитель урвал самку и спешит осеменить, пока цел. Война.
Мальчонку я сбросил в ложбинку, так, чтобы и скатиться не мог, и не нашумел. Сам же проскользнул вниз, быстренько от сторожей избавился, а баб матюгами и пинками назад погнал, к Боцману с Артистом. Однако тетки не хотели в сторону стрельбы бежать. Как своего увидели, так сразу же и возомнили, что кого-то интересует их мнение. Вот есть у баб нутряная потребность права качать - с теми, кто им это позволяет. Только что стояли и ждали, не рыпаясь, пока их разложат, а стоило русскому мужичку появиться - и закудахтали. В основном о том, что, мол, лучше бы отсидеться в кустиках. Да и мой невзрачный вид уверенности в них не усилил. Но когда они узрели здоровяка Боцмана, когда Артист им лучезарно обрадовался, воодушевились и зашевелили задами охотнее.
...Я так и не знаю точно, почему та снайпера меня упустила. Потом мы на её лежке нашли осколки зеркальца со следами пудры - от косметички. Бабы есть бабы, они чего только с собой не таскают. Однажды возле одной снайперши, разметанной прямым попаданием, мы нашли целехонький маникюрный набор, инструментов на тридцать.
Боцман, романтик, теорию выдвинул, что снайпера та - мамаша или сестра моего юного пленителя и он у нее - последний. Не знаю. Да и плевать. Мне другое существенно. Опять подтвердилось: каждый, кто мне попадается под Его присмотром, может от чего-то или кого-то меня заслонить. С тех пор я стараюсь твердо придерживаться пределов необходимости. Убийства в большинстве случаев от "почему". Для будущего же, ради "зачем", они бесперспективны. Потому что ничего не дают, а только отбирают. И жизнь, и возможности.
* * *
Помалкивая в ожидании, когда Полянкин родит что-нибудь конструктивное, я слушал его вполуха. Сосредоточился на попытке разглядеть хоть какой-то смысл в этом ералаше с кейсом, подпольем, сексом, шантажом и грузинскими драгоценностями. Искал хоть какую-то взаимосвязь, позволяющую высчитать цель событий. Еда помогла, информация отвлекла, и мысли о зеленоглазой куда-то нырнули. Утихла смута, возникшая от желания опять ее увидеть и почувствовать.
Понять - "зачем" для меня означало выяснить, как мы все в этой истории взаимоувязаны. Что мне-то самому делать - и в первую очередь сейчас, и вообще. Зачем мне Полянкин с его страстным желанием наложить лапу на деньги покушавшихся на Шеварднадзе? И зачем те, кто заготовил эту бяку, наше "MX плюс" выбрали?
- ...придется тебе мне помочь. Не даром - ручаюсь, что свою долю получишь. Только не вздумай дурить: кроме видеопленки, которая тебе срок за изнасилование гарантирует, будет еще и трупешник. С тем ножичком, который ты на руке носил, - это верное пожизненное. Или пуля при попытке к бегству. Если вынудишь... С другой стороны, все, что у меня есть, в твоем распоряжении. Включая телок - в любом виде и любой масти-размера. Я так понял, что они, после денег разумеется, представляют для тебя главный интерес?
Откровенно хмурясь, когда он пугал, на последних словах я расцвел. Пора соглашаться - якобы от того, что некуда деться и от перспективы заработка. Оживившись, дал понять, что начинаю серьезный торг:
- Бабы, конечно... Это хорошо. Но интересно:
что другое из того, чем вы, так сказать, располагаете, в моем распоряжении конкретно. В денежном, так сказать, выражении?
- А зачем тебе деньги? То бишь ты о каких деньгах?
- Как о каких? Почему всего десять процентов?
- А кто тебя спас, разминировав и во всем разобравшись? Я ж не один тут. Да и подстраховать тебя нужно будет. Вот и получается, что всего, с тобой, нас десятеро. Ну и всем поровну.
Так. Значит, те, кто видео налаживал, тоже в доле. Это хорошо.
Но важно было показать, что я всерьез проникся его замыслом. А когда проникаются всерьез, хотят получить побольше:
- А кейс-то кто добыл?! Мне ж еще друзьям нужно отстегнуть: они ж тоже засветились. На них же тоже охота пойдет!