— А... Точно, — подхватил Док. — Выпили крепко мы тогда, ну и, видать, того, напутали...
   — Бывает!.. — снова ухмыльнулся шофер и закурил новую папиросу.
   Всю остальную дорогу дядька молчал и больше ни о чем нас не спрашивал. Вскоре показались новостройки пригорода. Мы повернули направо, на окружную дорогу. Пока мы по ней ехали, на нашем пути встретились три поста ДПС, усиленных омоновскими патрулями, но ни на одном из них на нашу «татру» не обратили никакого внимания. Через полчаса мужик высадил нас у километрового столба с цифрой 15. «Татра» уехала, и мы остались стоять на дороге в полном одиночестве. Я посмотрел на часы: с тех пор как мы разделились, минуло час двадцать минут.
   «Неужели ребят взяли? — подумал я. — Нет, вряд ли... Иначе мы бы услышали в их стороне перестрелку. И уехать без нас они тоже не могли. Значит, надо ждать.»
   — Они еще появятся, Док... — сказал я, — надо подождать. Пошли посидим в сторонке, чего тут маячить, обращать на себя внимание.
   — Подождать так подождать, — согласился Док, и мы отправились к опушке недалекого лесочка, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на трассе.
   Мы ждали еще с полчаса, и чем дольше ждали, тем меньше оставалось у нас надежды на встречу. Наверно, поэтому мы не сразу обратили внимание на остановившийся у километрового столба старенький ГАЗ-51. Кузов его был обшит выкрашенной серебрянкой фанерой, на которой было криво написано от руки: «Аварийно-техническая служба». Из кабины со стороны шофера вышел человек в синей спецовке, обошел фургон, постукивая ногой по колесам, и в человеке этом я с удивлением и радостью признал Олега Мухина. Мы с Доком побежали к «газону».
   — Целы, черти?! — радостно улыбнулся нам Муха. — Ну тогда полезайте в кузов — и поехали!
   Он открыл перед нами дверцу с занавешенным ситцевой тряпкой окошком.
   Мы запрыгнули в нутро «технички», изнутри похожей на рабочую бытовку: две скамейки вдоль бортов, узкий столик между ними, рядом с выходом шкафчик для рабочей одежды. Нас радостно приветствовали Артист и Боцман. Генерал сидел в самой глубине кузова. Увидев его, Док присвистнул: под левым глазом у Иконникова заметно проступал свежий фонарь.
   — Это ты его приложил, Димон? — спросил я.
   — Было за что... — буркнул Боцман.
   Муха торопливо запер за нами дверь, и вскоре мы уже снова были в пути.
   — Сема, может, хоть ты расскажешь, откуда у вас такая шикарная колымага и за что Боцман попортил генеральский портрет? — предложил Док, когда мы все устроились с максимально возможным комфортом.
   — О, это будет длинная история... — торжественно поднял вверх палец Артист: его хлебом не корми, только дай побалагурить.
   — Ладно, не томи, рассказывай... — нетерпеливо перебил его я. — И если можно — я очень тебя прошу — то покороче.
   — Ну если короче... — притворно вздохнул Артист, — то выглядело все примерно так... Как только вы оттянули на себя этих... не то ОМОН, не то спецназ, Муха и погнал свой «форд» по кочкам. Понятное дело, наших кочек ни одна иномарка не стерпит, ну вскоре мы так прочно застряли в какой-то яме, что пришлось нам бросить товарища «форда» догнивать в дремучем русском лесу и дальше топать на своих двоих. Ну добрались мы до трассы — и давай ловить попутку до Рязани.
   — За каким же хреном в Рязань-то понадобилось?! — возмутился я. — Я ж предупреждал: наши рожи теперь на всех милицейских постах вместо голых девок висят!
   — А это была инициатива мосье Мухина. Он, Муха, так трындел, что ему после «форда» западло ездить на чем попало, что мы не смогли устоять перед его натиском. В общем, тормознули мы междугородный «Икарус» и поехали в Рязань. А тут, значит, господин генерал очнулись. Они возьми да выступи — в автобусе-то... «Товарищи, — говорит он, обращаясь к нашим случайным попутчикам, — я самый что ни на есть русский из себя генерал! Вот мои лампасы, а вот, видите, и кокарда в придачу имеется с дубовым веночком. А вот эти трое, которые рядом со мной, — это бандиты с большой дороги и настоящие злодеи. Они меня похитили и везут незнамо куда. А если не верите мне, вон посмотрите, у них в сумке автоматы лежат!» Тут некоторые несознательные женщины начинают нас пугаться и визжать в голос. Я встречаюсь в водительском зеркале с его глазами — шофера нашего то есть — и по его глазам вижу, что у первого же поста милиции он начнет строить из себя Павлика Морозова и попытается нас сдать с потрохами... И тут, видя все это, а также нашу невольную растерянность, инициативу перехватывает доблестный товарищ Боцман, который своей мужественной рукой ставит на место завравшегося генерала; тот летит кубарем на пол и больше с этого момента ни слова не произносит. Я, как неплохо владеющий даром убеждения, стараюсь успокоить разволновавшуюся публику: дескать, этот человек все вам наврал. На самом деле он — опасный преступник, мы препровождаем его в тюрьму, а автоматы у нас для порядку, поскольку так положено, а в сумках мы их везем, чтобы не пугать мирное население, ну и так далее... Муха тем временем советует на ушко шоферу не рыпаться и везти нас, куда ему скажут. Короче, доехали мы до окраины Рязани, увидели гараж какой-то автоколонны и с ходу выкатились — чего судьбу испытывать! Автобус себе поехал дальше, а мы помогли Мухе добыть в гараже тачку. Остальное, можно сказать, совсем неинтересно.
   — Да... красиво поешь! — похвалил Док.
   Артист гордо поглядывал на нас, напустив на себя исключительно самодовольный вид — что-что, а рожей он мог изобразить что угодно, одно слово — Артист.
   Но тут голос подал Боцман:
   — А что же ты не рассказал командиру, как вы с Мухой в гараже лопухнулись?
   — Да я ж сказал: остальное неинтересно...
   — А ну давай выкладывай все! — потребовал я.
   Самодовольная скромность его продувной рожи мгновенно сменилась выражением застенчивой скромности.
   — Ну Боцман с генералом остались нас возле ворот поджидать, а мы вроде как при деле оказались, нашли с Мухой этот грузовичок. Грузовичок, показалось, ничего себе, на ходу, и в фургоне достаточно уютно... Ну завел Муха «газон» и к воротам рулит. А я тем временем уже там сторожу лапшу на уши вешаю: типа не знает ли он моего братана Ваську по кличке Шнур... А Муха... ох, не могу! — горестно вздохнул он. — Муха в ворота заезжает и глохнет прямо перед окошком сторожа: как назло, бензин кончился.
   — Что же он, не видел, что ли, на датчике, есть в машине горючее или нет? — спросил Док. — Что-то на Муху это не похоже...
   — Да датчик, гад, сломан был! Он, оказывается, всю жизнь полный бак показывал, откуда Мухе про это знать? Короче, встает он в воротах. Сторож тянется в окно посмотреть, кто это там дорогу перегородил. И что прикажете делать? Я аккуратненько прерываю его любопытство; Муха бежит к ближайшей машине с ведром сливать горючку, а тут кто-то на улице сигналит: убери, мол, машину с дороги!.. — короче, полный абзац! Но, как вы сами можете убедиться, благодаря нашей с Мухой находчивости, все кончилось вполне благополучно. — Артист повел руками в стороны, демонстрируя нам внутреннее убранство «технички». — Вот мы все вместе сидим здесь, а доблестный Муха везет нас к конечной точке нашего маршрута...
   — Ну конца нашему маршруту пока еще не видно... — заметил я. — А за детальный, многокрасочный рассказ большое человеческое спасибо, товарищ Артист.
   — Рады стараться, товарищ Пастух! — вскочил, распрямляясь, Сенька, чтобы залихватски отблагодарить за похвалу отданием чести.
   Получилось бы это у него вполне по-гусарски, если бы он не двинул головой в крышу «технички». Мы с Боцманом, не выдержав, засмеялись. Даже Док улыбнулся, глядя, как Артист, морщась от боли, потирает рукой и без того уже разбитую голову.
   Еще минут сорок мы ехали без особых приключений. Я, надев для маскировки чью-то спецовку, оставленную в шкафчике, пересел в кабину к Мухе. От Рязани до Москвы сто восемьдесят километров довольно сносного шоссе. И здесь, на середине пути, мы наконец-то состыковались с генералом Голубковым. Надо сказать, все это время, что ехали по шоссе, я опасался, что мы можем разминуться, но я явно недооценивал своего генерала. И понял это, когда увидел, как какой-то человек, заметив наш «газон», вышел из своей «Волги» и, стоя на проезжей части, замахал руками.
   — Куда он лезет? — спросил у меня Муха и вдруг обрадовался: — Командир, это же Голубков!
   — А ты что, сразу своего разглядеть не можешь? — с облегчением ответил я и попросил: — Давай тормози и вставай на обочине.
   Мы остановились. Я подошел к Голубкову и пожал ему руку. Рука была сухая и крепкая: в глазах искренняя радость.
   — Прорвались! Молодцы! — Генерал от души хлопнул меня по плечу. — Быстро пересаживай своих ребят ко мне в «Волгу» — и едем в Москву.
   — Постойте... К чему такие сложности? Может, мы на своей «техничке» поедем? Да мы всемером к вам и не влезем, — там один только Иконников два места займет... А у нас еще и Боцман... корпусной мужчина...
   — В «техничке» нельзя! — отрезал Голубков. — Пять минут назад на эту машину объявлен розыск по всей рязанской трассе, я слушал милицейские разговоры на их волне. Ничего, как-нибудь поместимся — в тесноте, да не в обиде... Тем более генерала Иконникова я с собой не повезу.
   — Как?! — напрягся я. — А зачем же мы тогда его столько времени за собой тащили? Он чеченским террористам контейнер сдал, а мы его за просто так отпустим?
   — Ты многого не знаешь, Сергей... — мягко сказал Голубков. — Сейчас не время объяснять тебе всю расстановку сил в верхах, но поверь мне на слово: Иконников все равно карта битая. Сейчас он нам будет только обузой. Зови своих, время не ждет; чтоб ты знал, на вас даже армейская контрразведка объявила охоту...
   Я распахнул дверь фургона:
   — Вылезай, приехали! «Газон» в розыске, дальше на нем ехать нельзя. Грузимся все в «Волгу» и едем в Москву.
   — С генералом не влезем, — озабоченно заметил Боцман.
   — Генерал остается. Он нам больше не нужен.
   — Что, так и отпустим? — возмутился Боцман. Я мог его понять: Боцман натерпелся с генералом больше всех нас.
   — Не волнуйся, им займутся другие, — успокоил я его. — Он свое и так получит...
   Ребята выпрыгнули на асфальт и пошли к «Волге». Я напоследок глянул в «техничку» — Иконников по-прежнему сидел там, забившись в угол. Кажется, и он не мог поверить, что мы его отпускаем на все четыре стороны. Я не стал ничего ему говорить — зачем? На паре-другой смачных солдатских выражений, которые вертелись на языке, я бы не остановился, а душу все равно бы не отвел. Хорошо бы выпороть его на прощанье, да не было ни желания, на времени марать руки об его жирную задницу...
   Я захлопнул дверь фургона и пошел за ребятами.
   Подходя к ним, я услышал, как Голубков распекает Артиста:
   — За каким хреном, Семен, вы тащите в машину это дерьмо? — Голубков ткнул пальцем в сторону сумки с автоматами, отобранными у чеченцев. — Они, случись что, теперь ни вам не помогут, ни вашим друзьям.
   — А как же? На дороге же их не бросишь... — растерянно протянул Артист.
   — Ладно, кидай в багажник, авось пронесет... Вот! Вот что вам поможет! — Голубков достал из кармана лист какого-то документа. — Согласно этому приказу вы уже неделю находитесь в прямом подчинении у генерала Бойко и все ваши предыдущие действия были непосредственно связаны с выполнением его задания.
   — А кто этот Бойко? — спросил Муха.
   — Кремлевское начальство надо знать! — попенял ему Док. — Генерал Бойко — заместитель секретаря Совета безопасности.
   — Держи, Сергей... — Генерал протянул мне приказ, напечатанный на красивой гербовой бумаге с водяными знаками. — Это ваша охранная грамота. Показывай ее всем, кто на тебя станет наезжать.
   Мы забросили сумку с автоматами в багажник машины, кое-как разместились в «Волге» и на приличной скорости погнали к Москве. С бумагой Бойко в кармане и с Голубковым за рулем я — после всех случившихся с нами передряг — чувствовал себя очень комфортно. К моему большому сожалению, это состояние жило во мне недолго... Даже слишком недолго: не прошло и десяти минут, как у поворота на Воскресенск нам двумя трейлерами перегородили дорогу какие-то крутые ребята в невиданном камуфляже без знаков различия и с вооружением, о котором я только слышал, но никогда не держал в руках.
   — Сохраняйте спокойствие! — успел сказать Голубков. — Это спецназ разведки, у них задание на вашу ликвидацию...
   Дальше он договорить не успел: к машине со всех сторон подскочили спецназовцы, не церемонясь, осыпая тумаками, выволокли, всех нас из «Волги» и заставили бежать к близлежащему лесу. Делали они все это слаженно, молча и — чего скрывать — красиво...
   Хотя, наверное, и мои сумели бы не хуже. Заведя в лесок, нас побросали на землю лицом в траву, и только тогда один из камуфляжных рявкнул:
   — Всем молчать! Шевельнетесь — стреляю!
   Затем я услышал, как другой спецназовец — скорее всего, командир — доложил по телефону:
   — Сокол, я Синица. Вся группа захвачена. С ними в момент захвата оказался еще один, за рулем. Машина с конторскими номерами и спецсигналом... Понял... Есть, выполнять приказ! — Он замолчал, а потом я услышал то, что и ожидал, хотя очень-очень не хотел бы этого услышать... — Получено подтверждение основного варианта, — сказал он, обращаясь к своим. — Шофера оставляем, с остальными действуем по первоначальному плану.
   В переводе на нормальный человеческий язык это значило только одно: командир спецназовцев приказал своим бойцам приступить к нашей ликвидации...


8


   Генерал Иконников долго не мог поверить своему счастью: он свободен! Не считая синяка под глазом, «подаренного» ему Боцманом, он, кажется, вышел из всей этой истории благополучно... Иконников еще немного посидел в размышлении в кузове «газона» и, решив, что ему лучше всего немедленно вернуться на «Гамму» и постараться как можно тщательнее замести следы своего участия в пропаже контейнера, вылез из грузовика.
   Бумажник с документами и деньгами Пастух ему отдал, поэтому большой проблемы с возвращением домой Алексей Николаевич не испытывал. Он встал на обочине, быстро поймал частника, который согласился за сто рублей довезти его до Рязани, и уже через пару часов покупал билет до своего города в кассах местного железнодорожного вокзала. С поездом ему тоже повезло: он отходил через полтора часа. Иконников зашел в ближайшую гостиницу и, заплатив без разговоров столько, сколько запросил дежурный администратор, отправился принимать душ.
   После душа генерал заскочил на привокзальный рынок и, не скупясь, купил себе кое-что из одежды: нижнее белье, носки, спортивный костюм и кроссовки. Затем он заперся в примерочной и, сняв с себя помятую и изрядно испачканную генеральскую форму, надел все чистое.
   Иконников, похожий теперь на туриста, объявился возле своего вагона люкс за полчаса до отхода поезда. В небольшой спортивной сумке, которая висела у него на плече, лежала сложенная форма и бутылка дорогого армянского коньяка. Генерал отдал свой билет проводнику, тот уважительно кивнул, приглашая занять купе, и через минуту Алексей Николаевич с удовольствием водрузил свое грузное тело на застеленный чистыми, хрустящими простынями диван СВ.
   Вскоре поезд тронулся. Иконников, решив первым делом отметить свое благополучное возвращение домой, достал коньяк и принял для бодрости духа сто граммов. Чувствовал себя Алексей Николаевич прекрасно: он был жив, здоров и весел. Для полного ощущения счастья ему не хватало лишь одного — вкусно и сытно поесть: ведь в последние сорок часов он не ел ничего, кроме нескольких бутербродов, а коньяк так сильно возбудил его аппетит, что у генерала даже в животе забурчало.
   Иконников справился у проводника, где находится вагон-ресторан, и обрадовался, что идти к нему всего два вагона — даже здесь ему улыбалась удача.
   «После темной полосы обязательно должна следовать светлая, — думал Иконников, направляясь в ресторан. — Ничего удивительного, что мне сейчас во всем стало везти — ведь я сейчас нахожусь в светлой полосе своей жизни...»
   Было около трех часов дня — самое обеденное время — в ресторане почти все столики были уже заняты. Но и тут ему повезло: официант, которого он попросил посадить себя как-нибудь получше и подкрепил свою просьбу сотенной купюрой, тут же предоставил ему пустующий стол рядом с барной стойкой. Сняв со стола табличку «спецобслуживание», официант подал меню генералу и вежливо склонился рядом с ним с блокнотом в руках. Отлично разбираясь в психологии ресторанных посетителей, официант был уверен, что в лице Иконникова он заполучил выгодного клиента.
   И действительно, Алексей Николаевич, убежденный, что совсем недавно находился одной ногой в могиле, решил отметить свое счастливое «воскрешение» и сегодня позволил себе не экономить на удовольствиях. Генерал заказал обед с икрой и семгой, двести граммов коньяка, фрукты и пообещал хорошо отблагодарить официанта, если все это будет принесено ему как можно быстрее.
   Официант засуетился, заставляя стол тарелками со вкусно пахнущей едой. Наконец Алексей Николаевич приступил к трапезе. Торопиться ему было некуда, поэтому он ел обстоятельно, с интересом разглядывая сидящих в ресторане попутчиков.
   Минут пятнадцать спустя к нему подскочил официант.
   — Извините, пожалуйста... — заискивающим тоном сказал он, — не согласились бы вы немного потесниться?.. Здесь двое господ, которые заказывали этот столик... Я думал, они придут позже, но... сами понимаете мое положение...
   — Да чего там, пусть идут, места хватит! — благодушно разрешил Алексей Николаевич; он был совершенно уверен, что официант все это сейчас выдумал на ходу: просто захотелось воспользоваться ситуацией с отсутствием мест, срубить еще деньжат с клиентов. Но генерал сейчас был в таком прекрасном настроении, что сразу решил смотреть на эту уловку сквозь пальцы: ему и самому не хотелось сидеть в одиночестве.
   Немного погодя официант действительно подвел к столу двух мужчин. Оба они были лет тридцати, немногословны, коротко стрижены; их прекрасно развитую мускулатуру облегали дорогие фирменные спортивные костюмы.
   «То ли спортсмены, то ли бандиты... — подумал Иконников, глядя на них. — Впрочем, сейчас такой бардак, что до конца никогда не разберешься: с утра он спортсмен, а ночью, глядишь, уже бандит. Да не один ли хрен, с кем дорогу коротать...»
   — Садись, мужики! — сказал генерал. — Познакомимся по случаю? Меня зовут Алексей Николаевич. А вы?..
   — Славик, — ответил один. Он был чуть выше своего приятеля и пошире в плечах.
   — Шурик, — откликнулся второй.
   — Угощайтесь, ребятки, пока моим... — предложил Иконников, указывая на коньяк, — у меня праздник сегодня, так что с меня вроде как причитается...
   — Спасибо, — сказал Славик. Не дожидаясь повторного предложения, он налил коньяк в три рюмки, поднял свою и произнес: — Ваше здоровье!
   Все дружно выпили. Потом официант принес ребятам шашлыки и коньяк и последовало ответное угощение; затем коньяк снова заказал Иконников...
   Они просидели в ресторане несколько часов. Алексей Николаевич, к тому времени уже сильно захмелевший, нес какую-то ерунду, таинственно сообщал своим соседям, что он секретный генерал, приглашал «спортсменов» встретиться когда-нибудь еще и вообще был настолько расслаблен, что совсем не замечал происходящего вокруг.
   Наконец уже порядком уставший от него официант предложил ему рассчитаться. Иконников достал бумажник, пьяно отслюнявил деньги и, сминая их в комок, кинул на столик.
   — Сдачи не надо! — театрально воскликнул он и клюнул носом.
   — Алексей Николаевич, давайте мы вас проводим, — предложил Славик.
   Генерал только махнул рукой — ему сейчас было уже все равно.
   Ребята быстро расплатились тоже, встали из-за стола, подхватили Иконникова под руки и поставили на ноги. Генерал, сильно качаясь, пошел по проходу между ресторанными столиками. Славик с Шуриком пристроились сзади, легонько поддерживая генерала под руки.
   Миновав тамбур, все трое оказались в соседнем вагоне.
   — Перекурим? — предложил Славик, придержав Иконникова.
   — Давай, — безразлично согласился генерал.
   Они закурили. Шурик порылся в кармане, достал ключ-трехгранку, открыл входную дверь. В тамбур ворвался шум колес и свежий ветер. Ребята еле заметно переглянулись, затем Шурик выбросил свою сигарету в проем двери и вышел из тамбура. Славик посмотрел на стоящего рядом с распахнутой дверью генерала, выждал, когда поезд окажется на решетчатой эстакаде моста над какой-то мелкой речушкой, и, упершись руками в стены тамбура, вдруг с силой ударил Иконникова обеими ногами.
   Тот, вылетев в проем, с размаху ударился головой об опору эстакады, перевернулся несколько раз в воздухе и полетел вниз. Славик, повиснув на поручнях, проводил его полет взглядом, затем запер дверь и вошел в вагон. По соседству с тамбуром, у туалета, его ждал Шурик.
   — Как? — спросил он.
   — Нормально.
   — Как проконтролируем, что он готов?
   — Проверять не обязательно: я видел, как он грохнулся головой о ферму моста.
   — Бывает, что пьяные выпадают из окон — и ни царапины...
   — Бывает... Но не в этот раз. Если он сразу не кончился, то наверняка разбился потом — там высоты метров двадцать было.
   — Доложим полковнику?
   — Конечно.
   — Когда?
   — Сейчас...
   И ликвидаторы, посланные по душу генерал-майора Иконникова руководством спецназа контрразведки, отправились к своему купе, чтобы доложить о конце операции.
   Изувеченное от ударов и падения тело Иконникова было найдено только через неделю...
* * *
   За день до этих событий, накануне вечером, генерала армии Степанова настоятельно пригласил к себе первый заместитель министра. Степанова уже не было в министерстве; в тот момент, когда адъютант первого позвонил ему, он сидел дома перед телевизором и смотрел вечернюю сводку новостей.
   Такая настойчивость не обещала ничего хорошего. Генерал вздохнул, выключил телевизор и стал быстро собираться. Через полчаса Степанов, свежевыбритый, в с иголочки чистом и отглаженном мундире, уже делал первые шаги по ковру кабинета своего начальника.
   Первый не стал вставать из-за стола, чтобы встретить своего посетителя. Более того, он даже не поднял головы от бумаг, когда генерал вошел в его кабинет. Это говорило о многом, и Степанов внутренне собрался, предчувствуя тяжелый разговор.
   Наконец замминистра отодвинул от себя бумаги и посмотрел поверх очков на стоящего в центре кабинета Степанова.
   — Семен Андреевич, может, вы наконец объясните мне, почему на полигоне «Гамма» до сих пор хранится запас бактериологического оружия, а я об этом ничего не знаю? — сказал ядовитым тоном хозяин кабинета.
   «Откуда он узнал? — мелькнуло в голове Степанова. — Вот оно, началось!..»
   — Это досадное недоразумение... — попытался выкрутиться он, — объект строго секретный, категории А; возможно, я просто упустил его из виду, когда докладывал на коллегии...
   — Не далее как три недели назад мне принесли из секретариата министра докладную записку, в которой черным по белому было сказано: «На данный момент разработка бактериологического оружия прекращена, а запасы этого вида вооружений уничтожены». Это вы подписали? — Первый помахал перед собой докладом Степанова.
   — Да, там стоит моя подпись, но вы понимаете, доклад готовил мой референт, ему не полагалось знать о полигоне «Гамма», поэтому в докладе о нем ничего нет. А я просто не успел проверить за ним, виноват...
   — Давайте начистоту, Семен Андреевич... — Первый сменил тон. — Я убежден, что вы умышленно скрыли от руководства страны эту информацию, и тому у меня есть неопровержимые доказательства. Я надеялся, что вы станете раскаиваться в своем поступке и чистосердечно расскажете мне о причинах, которые побудили вас совершить это — не побоюсь самых резких слов — преступление, могущее нанести громадный политический и экономический ущерб государству. Но теперь я вижу, что ошибался: вы гораздо опаснее, чем я думал... Сами понимаете, после всего этого я не вижу причин к тому, чтобы вы по-прежнему занимали свой пост, и обязательно выскажу свое мнение маршалу. Вы знаете, министр со мной привык считаться, так что лучше сами напишите рапорт. Все, больше мне с вами разговаривать не о чем. Прощайте!
   Степанов никак не ожидал, что их разговор пойдет так круто, но не растерялся.
   — Нет, лучше вы послушайте меня... — сказал он.
   — Зачем? — Первый, сделав вид, что снова занят бумагами, даже не посмотрел в сторону своего — теперь уже бывшего — коллеги и соседа по министерскому коридору. — Доводы о своей невиновности приберегите для военной прокуратуры. Я уже отдал распоряжение о расследовании вашей преступной деятельности. Ступайте, ступайте... И скажите спасибо, что об этой истории ничего не знают газетчики...
   Генерал зря произнес эту фразу — Степанов сразу же встрепенулся: он увидел свой шанс к спасению.
   — Отлично, я напишу рапорт об увольнении! — пошел в наступление Семен Андреевич. — Но зря вы думаете, что я в прокуратуре стану умалчивать и о ваших ошибках... А если об этом узнают еще и журналисты, то, как мне кажется, вам тоже придется писать рапорт о собственной отставке...
   — Что?! Что вы сказали? — вскинулся первый зам. — Вы что, имеете наглость мне угрожать?
   — Нет, просто предупреждаю: я сообщу журналистам, что по вашему личному указанию нашими учеными были переданы Ирану новейшие разработки по ракетоносителям среднего радиуса действия... Уверен, что ни президент, ни тогдашний министр обороны не были в курсе этого вашего приказа... Кстати говоря, журналистам наверняка будет интересно узнать, сколько конкретно стоило Ирану ваше расположение к ним. Наверное, их заинтересует один круглый счетец в багамском банке «Нассау»...