Глава 7
За прошедшие пять лет он ничуть не изменился, и это было довольно странно, особенно если учитывать то прискорбное обстоятельство, что как раз пять лет назад он утонул. Те же приятные твердые черты гладкого белого лица; та же гнусная вкрадчивость в жестах, в походке - во всем; тот же холодный взгляд, от бывшего когда-то отличный тем лишь, что теперь он и не пытался его смягчить. Он молча посторонился, предлагая войти, и Дигон, спиной ощущая протесты перепуганного Хама, следившего за ним из-за кустов у холма, решительно перешагнул порог и оказался на вражеской территории. Прямо от ворот к крыльцу вела ровная дорожка, посыпанная белым песком, а по обе стороны от неё стройными рядами росли плодовые дерева, пышными кронами затеняя небольшое пространство. Так же молча Красивый Зюк провел капитана за дом, где в глубоком квадратном наузе плавала совершенная, только в два раза уменьшенная, копия того галеона, с борта коего пять лет назад бандит сиганул в море Запада за золотой пастушкой. Здесь же, в полукруге буйно цветущего кустарника, находилось место отдохновения хозяина - низкий, по колено Дигону, стол дорогого хитайского тополя, и два плетеных кресла с причудливо изогнутыми ножками - одно синее с фиолетовым отливом по краям, другое желтое. Не дожидаясь приглашения, аккериец уселся в то, что побольше - синее, и с удовлетворением заметил промелькнувшую на красивом лице бандита гримасу раздражения: по всей видимости, это было его личное кресло. Принужденно улыбнувшись, он занял желтое, предварительно повернув его так, чтобы видеть и Дигона и галеон; потом забросил на стол скрещенные ноги, обтянутые черными бархатными штанами, и уставился на гостя своими жуткими, так пугавшими когда-то талисмана, черными глазами.
- Я ждал этой встречи, северянин, - тихо и медленно проговорил он. Давно ждал...
- Отдай рыжего, - мрачно рыкнул аккериец, не желая слушать болтовню Красивого Зюка. А то, что тот просто обожал помолоть языком, он помнил отлично. - И без лишней трепотни, приятель. Ну?
- Капитан, - качнув головой, резюмировал бандит. - Капитан и есть. Ладно, я отдам тебе Висканьо - что ж, он все равно не приносит мне пользы. Но, как ты знаешь (а если не знаешь, то вот я тебе говорю), ничто в мире не должно доставаться даром, а посему...
- Даром? - фыркнул Дигон, с презрением глядя в мутные змеиные зрачки бандита. - Он не твой, и никогда твоим не был. Но ладно, - он поднял руку, видя, что Деб собирается возразить, - я не стану спорить с тобой, пес. Клянусь Стахом, лучше ослиного дерьма нажраться... Говори, чего ты хочешь за рыжего?
- Чего я хочу? - задумчиво протянул Красивый Зюк, наконец отнимая взор свой от Дигонова лица и переводя его в сторону галеона. - Да я пока и сам не знаю, чего... Знаю одно: так просто я тебе его не отдам. В бессильной ярости капитан сжал кулаки, понимая, что сила его сейчас стоит не более медной монеты - он понятия не имел, где Деб может прятать Висканьо. В доме? В подвале? На галеоне? И в Рухе ли вообще? А сколько у него тут слуг? Пока Дигон не видел ни одного, но чувствовал их присутствие, да и Хам говорил, что народу здесь не меньше, чем охраны в темнице... И словно в подтверждение последней мысли звякнули створки ворот и по саду разнеслись голоса прислуги, вернувшейся с базара; как только они затихли, растворившись во чреве дома, как на фоне его белой стены, что ярко блистала под снопом лучей заходящего уже солнца, появились сначала тени их, а потом и сами три огромные черные фигуры с секирами за мощными плечами. Ростом они, как показалось капитану, намного его превосходили, в злобных красных глазах, направленных именно на него, сверкала ненависть, присущая дикарям Ло-Дакхе - это в их характере ненавидеть просто затем, чтоб ненавидеть. Иные чувства более сложны, а потому и менее доступны для их безмозглых маленьких головок. Кстати - и Дигон не раз замечал это прежде, - головы у них действительно крошечные, особенно по сравнению с могучими телами...
- Понравились? - самодовольно ухмыльнулся Деб, проследив за взглядом своего гостя. - Я привез их из Ло-Дакхе. Тупы как бараны, зато сильны как львы. А большего от них и не требуется.
- Чего ты хочешь за рыжего? - повторил аккериец основной вопрос. Он уже решил для себя, что если бандит начнет тянуть и торговаться, он продырявит его шею своим верным мечом, и дальше схватится с чернокожими. Что будет потом - только Митре известно, но если талисману суждено быть свободным и вообще быть, то подарит ему небо над головой именно Дигон, и никто другой... В конце концов, от этого зависит его дорога к Учителю...
- Не спеши, - Деб вдруг поднялся с желтого кресла, с раздражением отшвырнул его ногой в кусты. - Поведай мне раньше, как ты нашел меня. Конечно, я ждал твоего появления, но не так скоро... Он с размаху уселся прямо на землю, выжидающе посмотрел на Дигона. То ли его и в самом деле интересовал путь капитана к его обители, то ли он просто тянул время сейчас это не имело значения. Мрак царства мертвых уже возник за его спиной, а кого там волнует, как Дигон из Аккерии нашел бандита Деба Абдарраха...
- Что ж ты молчишь? - с улыбкой вопросил Красивый Зюк. - Или ты не меня искал? А кого? Не Деденихи ли? Аккериец вздрогнул. С того момента, как он увидел здесь Деба, он ни разу не вспомнил о злополучном Деденихи и его истории, приведшей Дигона именно сюда. Холодные синие глаза его, до этого равнодушные будто рыбы в пруду, потемнели; гнев полыхнул в них с такой силой, что бандит невольно отшатнулся к кустам - впрочем, всего на миг.
- Кто приходил к Кармио Газа? - сквозь зубы процедил Дигон, думая, что если Красивый Зюк назовет сейчас свое имя, он размозжит ему башку вот этим самым столом - хитайский тополь плотнее камня и крепче железа, так что бандиту мало не покажется.
- Лау-Ко, - пожав плечами, ответил Деб, - мой дядька. А что ещё нам оставалось делать? Ублюдки тимиты повязали меня на базаре как вора - между нами, северянин, кошель-то действительно увел я, не удержался - и потащили в темницу. Будь их хоть десяток, я б сумел уйти, но на мне повисло с полсотни потных козлов, чтоб их к Золотому Павлину Сабатеи всех... Бледное лицо Красивого Зюка заметно оживилось, и Дигон понял вдруг, что ему просто очень хотелось поговорить - для того и затеял сей бессмысленный поначалу спор. Такая слабость, по мнению сурового аккерийца, была достойна всяческого презрения, особенно если она присутствует в столь сильном и твердом характере как у Деба. И он бы не преминул оскорбительным словом задеть собеседника, но все мысли и чувства сейчас не проявлялись четко, заглушенные единственным желанием - узнать истинную историю происшедшего.
- А Деденихи тогда кто? - спросил он, сим вопросом настраивая Деба на продолжение разговора.
- Послушай, все это так запутано... Деденихи и в самом деле отец Лау-Ко, но...
- Так кто приходил к купцу? - потерял терпение Дигон. - Деденихи или Лау-Ко? Красивый Зюк с сожалением посмотрел на гостя, при этом в душе безумно радуясь его интересу. Капитан с его первобытным чутьем угадал верно: трепливый бандит изнывал от желания поболтать, и ради этого готов был рассказать все, от начала и до конца, тем более, что ему тоже чудился мрак царства мертвых - только за спиной Дигона, - а кого там волнует, что произошло в действительности... Значит, тайна Деба умрет вместе с этим угрюмым грубым парнем, что и требуется...
- Я же сказал тебе - Лау-Ко... - произнес он торопливо, словно опасаясь, что гость перебьет его и вернет к вопросу о талисмане (тем не менее, едва Дигон подумал, что вот он - настоящий признак старости, Деб усмехнулся и продолжал уже совершенно спокойно). Ясно было, что он вовсе не опасался этого вопроса, ибо ответ приготовил заранее, а лишь считал его незначащим и недостойным внимания. - Что ж... Я вижу, пытливый ум твой требует правды? Хорошо, я поведаю тебе её. Почтенный Деденихи, коему ныне перевалило б уже за сто лет, давно поселился на скалах Ущелий - я даже и не помню, когда. Он - непутевый дядюшка моего бедного отца, в юности покинувший родной дом (к слову сказать, он появился на свет не в какой-то там поганой горной деревушке, а в Рухе, у знатных и богатых родителей). Шлялся Деденихи по миру всю свою жизнь, так что сия часть рассказа Лау-Ко глупому купцу есть истина, равно как и та часть, где говорится о его благочестивой супруге Те-Минь и её пребывании с сыном в Кью-Мерри. Она, бедняжка, познала и нужду и беду, потому как в чопорной Гертунии женщина с ребенком, но без мужа, считается кем-то вроде бродячей собаки, особенно если эта женщина имеет другой разрез глаз... Надеюсь, тебя не очень удивит, если я скажу, что и сам такого же мнения? Хитаянка и тимит... Фу! Все равно что обезьяна и гиена... От этого-то противоестественного союза и родился мой отвратительный дядька Лау-Ко... Мать его после внезапного и бесследного исчезновения возлюбленного перебралась в Тим, и поселилась в качестве прислуги на постоялом дворе у одного сладострастного старика. (Отступая от прямой тропы моего рассказа несколько в сторону, замечу, что постоялый двор сей находится рядом с моим нынешним домом, а если быть совсем точным, так на этом самом месте, где мы с тобой сидим.) Так вот. Клянусь тебе грудью Астан, капитан, даже я содрогаюсь, только представлю, чем он заставлял её заниматься! Но боги были милостивы к этой женщине: хозяина её вскоре прибил до смерти пьяный постоялец, и она осталась одна. Мерзавец Лау-Ко подрастал, понемногу проявляя в своем характере самые что ни на есть гнусные черты полукровки, и мать нарадоваться не могла на ненаглядного сыночка, который заправлял всем хозяйством почище её убиенного мучителя. Спустя там-там-там лет (прости, я не стану придерживаться точных дат жизни моей семейки) на постоялом дворе, якобы случайно, появился этот идиотский Деденихи - как водится в таких случаях, весь в слезах и соплях. Те-Минь, чуть не умирая от счастья, зовет сыночка: мол, вот он, твой родной отец, тимит, бродяга, и... А-а, больше она ничего о нем не знала... И вот лицемер Лау-Ко бросается на чахлую грудь родителя и тоже рыдает (хотя ему к тому времени было уж к тридцати, не меньше), называет его любимым и долгожданным, клянется в сыновней верной любви и так далее. Дигон, ты не устал слушать? Дигон не устал. Рыжий талисман был прав, когда-то рассказывая ему об удивительном обаянии этого бандита - в его интонациях, мимике, жестах не было ничего лишнего, и если б аккериец не наблюдал его в иных обстоятельствах, сейчас слушал бы его повествование без той настороженности, что отравляла естественный интерес. Кивнув Красивому Зюку в знак своего внимания, он достал из мешка бутыль с хорайским вином, взятом в трактире Мархит, и, вытянув зубами пробку, приложился к узкому горлышку.
- Я могу допить? - вежливо спросил Деб, когда Дигон поставил опустевшую на треть бутыль на стол.
- Пей, - пожал плечами капитан. Он не привык отказывать в последней просьбе человеку, который в скором времени отправится в царство мертвых и более уже никогда не отведает хорошего вина (да и плохого тоже). Красивый Зюк со своей стороны полагал, что человеку, который в скором времени переселится в Ущелья, хорошее вино без надобности, а потому выпил его до капли, а бутыль выбросил в кусты.
- Итак, Дигон, я остановился на том, что Лау-Ко приветил отца как и подобает доброму сыну, то есть оросил его дорожное платье слезами, а может, и слюнями - не ведаю. С этого счастливого дня Деденихи прочно уселся на шее своих близких, радуя их тем лишь, что много спал и редко выходил из комнаты. Вскоре Те-Минь ушла туда, откуда возврата нет, и Лау-Ко, по привычке слегка поплакав, решил заняться наконец воспитанием нахлебника. Дважды он подсыпал ему в мясо отраву в небольших дозах, дабы тот помучился - и тот мучился, не понимая, конечно, происхождения колик и рвоты. Но, поскольку оба раза убирать за отцом приходилось опять же ему, Лау-Ко вспылил и прекратил земное существование Деденихи обыкновенным тесаком, то есть взял да и вонзил его старику в грудь. Так что, ты понимаешь теперь, что престарелый скиталец никак не мог прийти к купцу с печальным рассказом о своей и моей участи, ибо его к тому времени вовсе не существовало. Сынок же его был живее всех живых - он быстро разыскал в Рухе моего отца (благодарение Адонису, не с тем, чтоб и его прибить), поведал ему о внезапной кончине его дядюшки Деденихи от неизвестной болезни, и поселился в нашем доме на правах близкого родственника. Потом пришло мое время: я вырос и... Впрочем, это к нашему делу не относится. Короче говоря, Лау-Ко вновь появился в моей жизни не так давно, лет шесть тому назад. Я приютил его здесь, на сей раз не на правах близкого родственника, а на правах прислуги и сторожа, ибо мне самому приходилось скрываться в иных местах...
- В Собачьей Мельнице? - ухмыльнулся капитан.
- Там. Далее следовала та история с пастушкой и овцами, которая тебе хорошо известна, и в ней Лау-Ко, разумеется, не принимал никакого участия. Когда я утонул - а я действительно утонул по твоей милости, капитан, и спасло меня в последний момент то лишь, что пальцы мои вдруг захватили со дна золотую пастушку, против коей дар талисмана не властен, - я еле вынырнул, и после этого несчастного случая долго болел. Лау-Ко привез меня сюда и ухаживал за мною заботливо и преданно, словно родная мать (Истины ради открою тебе, что как-то раз он и меня попытался отравить, но не со зла, а так, вследствие привычки... Я, конечно, поругал его, а потом простил. Я добросердечен и незлобив, такая уж у меня натура). Вот и все, неожиданно заключил Красивый Зюк.
- Не все, - возразил аккериец. - Где Гана и Мисаил?
- Мои неблагодарные дети... - сморщил нос бандит. - Ну их к богу Шакалу, капитан... Они разбили мое нежное сердце на тысячу кусков, каждый из которых до сих пор стонет от невыносимой боли. Но - если тебе так хочется знать... Последний раз их видели на пути в Аркадию, года два назад... А после - ничего. Может, они давно уже гуляют по тропам и скалам Ущелий...
- Ждут тебя? - хмыкнул Дигон.
- Ждут меня? Не думаю. Я и там им спуску не дам. Ну, теперь все?
- Нет. Как ты выбрался из темницы в Рухе?
- А-а, это совсем просто. Охранник, который носил мне каждый день еду и воду, со временем перестал меня бояться, и я передал через него послание для моего дядьки. Там я написал, что он должен сделать. Он, конечно, немедленно поехал в Иссантию, разыскал там купца и предложил ему печальную историю - тебе известную в двух версиях, - назвавшись почему-то именем своего отца. Остальное и вовсе вздор, не стоящий твоего внимания: старик приволок Висканьо в темницу и с ним беспрепятственно прошел в подвал, снял с меня цепи и мы спокойно ушли. К чести юнца скажу тебе, что, увидев вместо ожидаемого младшего Деденихи меня, он развернулся и хотел убежать, и только по чистой случайности мне удалось зацепить его куртку указательным пальцем и так держать, пока Лау-Ко не освободил меня.
- А что за охранник передал записку? Тот, которого ты потом утопил?
- Он самый, - кивнул Красивый Зюк, поднимаясь. - Пойдем теперь, я отдам тебе твоего рыжего...
- Даром? - хмуро поинтересовался аккериец. Почему-то у него появилось такое чувство, что бандит обдурил его - вот только как, когда и где?
- Отчего же даром? - лукаво подмигнул ему Деб. - Ты выслушал меня вот вполне достаточная плата за мальчишку. Кстати, Дигон, ты так и не сказал мне, каким образом ты меня нашел?
* * *
Дигон не стал ему отвечать, памятуя о том, что в царстве мертвых никого не волнует, каким образом он нашел Красивого Зюка. Поднимаясь следом за бандитом на галеон (до мельчайших деталей напоминавший тот, что стоял у берега Иссантии), он рассчитывал время и место предстоящей схватки с ним. Если б не чернокожие гиганты, аккериец свернул бы шею Дебу прямо сейчас, ибо уже понял, где тот прячет талисмана. Но Дигон привык рисковать только собственной жизнью, так что сначала хотел выпустить рыжего на волю, а потом уж, если понадобится, драться с дикарями из далекого Ло-Дакхе - Митра знает, кто одержит победу в этой драке, но Висканьо должен вернуться к отцу.
- Дру-уг мо-о-й! - пропел вдруг Деб, склоняясь над трюмом. - Ты живой еще? Не дожидаясь ответа, капитан присел рядом с бандитом и с силой дернул железное кольцо крышки, обвитое проржавевшей цепью. С треском разорвались звенья, крышка отлетела, чуть не придавив ногу Красивому Зюку, и тут же из черноты трюма донесся такой смрад, перемешанный с сыростью и затхлостью, что Дигон невольно отпрянул в сторону.
- Ф-фи! - скривился Деб и отошел подальше. - Ну и вонь! Как будто пятьдесят мартышек одновременно пукнули... Лучше не спускайся, капитан, а то задохнешься. Только сейчас Дигон понял, что все эти три с лишним года бандит держал Висканьо здесь, в этой темной сырой конуре, из мести ли, из сентиментальных воспоминаний ли превратив в темницу галеон. Дикая ярость ослепила его; дыхание на миг перехватило; молниеносно выхватив из ножен меч, он замахнулся, видя перед собой не человека, а лишь цель, и в этот момент протяжный хриплый стон прервал его движение. Сердце капитана дрогнуло. Резко отвернувшись от Красивого Зюка, он сунул голову в дыру, но в кромешной тьме, конечно, ничего не смог разглядеть. Долей мгновения позже страшный удар в бедро едва не сбросил его в смрадное чрево трюма - уже падая, Дигон успел зацепиться левой рукой за край крышки; одновременно кулаком правой, в котором намертво была зажата рукоять меча, он оттолкнулся и, подбросив вверх свое массивное тело, приземлился на все четыре конечности в двух ладонях от широко расставленных ног бандита. С ловкостью гепарда тот отпрыгнул в сторону, словно предугадав намерение противника ухватить его за лодыжки и шмякнуть головой об пол. Сейчас на лице Красивого Зюка уже не было и следа благодушия и скуки: в глазах его, почти черных, мутных и бездонных, горели красные волчьи огоньки, губы изогнулись в злобной ухмылке, все черты обострились, напомнив аккерийцу о том, что перед ним сильный и опасный враг. Мягкими скользящими шагами, чуть пригнувшись, бандит начал обходить Дигона, желая, видимо, прыгнуть ему на спину и впиться зубами в шею, дабы перекусить толстую голубую жилку, содержащую жизнь. Розовый язык его облизывал пересохшие губы, вожделея крови, и капитан, презрительно сплюнув на шершавые доски палубы, молча ринулся на противника, стремясь поразить его мечом в грудь. Красивый Зюк увернулся легко, тем самым вновь напомнив Дигону о своей дикой, полузвериной-полудемонической сути: так и пять лет назад, в трюме того галеона, он небрежно пропустил три удара меча, ни один из которых даже не задел его. Капитан ещё раз, без замаха, молниеносно выбросил острие клинка, целя под кадык - этот хитрый прием он использовал редко, считая его недостойным воина, - но и сейчас Красивый Зюк избежал гибели, просто-напросто откинув голову назад так, что меч прошел в пальце от него, не коснувшись. Такого Дигону пока не приходилось видеть. Или Деб владел неким неизвестным ему боевым искусством - а в это капитан не мог поверить, или его рождению и правда посодействовал какой-нибудь демон из царства Бургана Безглазого; во всяком случае Дигон не встречал ещё человека, который был бы так неуязвим - он даже не пользовался мечом (висевшим у него на поясе, как видно, исключительно для красоты)! Тогда капитан отбросил оружие в сторону и, не теряя ни мига, бросился на бандита, стремясь раздавить его в железных тисках своих рук. Ярость, раздражение и недоумение слились в целое, образуя в груди Дигона пылающий шар, который, разрастаясь, мешал дышать; мешал он и соображать, как быть дальше - одна только мысль занимала сейчас всего его: кто? кто сжат кольцом рук его? человек или демон? Точно не живую плоть обнял он смертельною хваткой, ибо кожу его то обжигал холод склизкого медузьего тела, то царапал занозами деревянный чурбан. Но - не трещали кости, не вырывался из глотки натужный стон; сквозь розовую пелену, застлавшую глаза, Дигон видел все ту же злобную и насмешливую ухмылку на устах врага. Внезапно раскрыв руки, он выпустил Красивого Зюка, сам откатился в сторону и снова подобрал меч, без промедления хватив им бандита по плечу. Яростный рык возвестил о том, что на сей раз удар достиг цели. И, хотя на белоснежной рубахе не показалось и капли крови, Красивый Зюк пошатнулся, прошипел проклятье на незнакомом капитану языке, подался к борту, видно, думая сигануть в науз в случае чего. Тем не менее следующий удар был за ним. С прежней ловкостью увернувшись от Дигонова клинка, он метнулся к противнику и всадил под челюсть ему свой железный кулак. Потом, не давая опомниться, ребром ступни пробил твердые мышцы живота, так, что Дигон согнулся вдвое от резкой боли, а потом оставалось уже немного - быстро наклонившись, Красивый Зюк сунул обе руки под колени врага и опрокинул его в черную дыру трюма. Только послышался стук упавшего тела капитана, как крышка с грохотом закрылась, брякнула цепь, обворачивая железное кольцо, и Дигон второй раз стал пленником Деба Абдарраха.
* * *
- Хей, Виск, - он с трудом встал, осторожно продвинулся на шаг вперед, рукой проверяя дорогу, потому что больше всего опасался сейчас массой своего огромного тела ненароком придавить талисмана. Прежде аккерийцу приходилось видеть людей сразу после длительного их заточения в темнице, так что он хорошо представлял себе несчастного рыжего, что наверняка за три года превратился в тень, в подобие человека, все соки жизни коего впитали эти стены и эта тварь наверху. Пока глаза не привыкли к мраку, Дигон решил не двигаться: от Деба можно ожидать любой каверзы, и только боги знают, не подпилил ли он пол и не подвесил ли к потолку железное ядро, призванное упасть на голову узнику при малейшем неосторожном движении. Ночь уже опустилась на землю и была безлунна, потому и сквозь щели (а сентиментальный бандит в своей новой копии старого галеона не забыл даже про щели) совсем не проникал свет. Постепенно - Дигону показалось, что прошла целая ночь, но на деле всего лишь несколько мгновений - мгла вокруг него сдвинулась, начали проявляться предметы, и в одном из них он узнал вдруг то, что осталось ныне от рыжего талисмана. Бесформенной грудой он лежал на полу, прикованный к стене длинной тонкой цепью, змеей скрутившейся меж палок ног... У головы его стояла миска, в которой капитан с отвращением увидел мутную воду с накрошенным в неё хлебом; лоб талисмана касался края миски, и Дигон, не сдержавшись, отпнул её, расплескав вонючую бурду по всему полу.
- Хей, Виск... - пробормотал он, присаживаясь на корточки перед другом. - Слышишь? Это я, Дигон... Он не знал, что сказать еще, как заставить его очнуться и открыть глаза; он вообще не знал, жив ли ещё этот парень, над коим так жестоко посмеялись проклятые боги, подарив ему счастливую способность приносить удачу другим, самому её никогда не имея.
- Дигон... - хрип, с присвистом вырвавшийся из пересохшей глотки талисмана, заставил капитана вздрогнуть, и тут же сжать зубы в ярости: Деб отнял у рыжего все, не только свободу, не только суть, но и вид, и голос, ибо то было дребезжание колеса телеги, скрип мачты или треск обломанной ветром ветки, но только не голос человека...
- Ты можешь встать? - спросил Дигон угрюмо, но не отводя взгляда от кучи костей на полу.
- Да, - просипел талисман, приподымаясь на локтях.
- Надо уходить отсюда скорее... Клянусь Стахом, этот ублюдок сейчас или утопит нас или...
- Утопит... - наконец талисману удалось сесть. - Слышишь, как шумит вода? Он открыл под трюмом люк...
- Прах и пепел! - в ярости капитан ударил кулаком в стену, тем самым обвалив на себя с потолка мокрую труху. Он опять попался, и теперь уже, видимо, крепко... Наклонившись, он без труда разорвал тонкую цепь, сковывавшую ноги Виви, рывком поставил его на ноги и прислонил к бочке в углу.
- Вода прибывает, - тихо заметил рыжий, обозревая лужу во весь пол шириной и в три пальца глубиной. - Он говорил, что не успеет выпить и кубок вина, как мы уже...
- Нет! - яростно отрезал Дигон, снова вынимая меч и всматриваясь в потолок, в то место, где должна была быть крышка трюма.
- Он давно этого хотел... Чтоб нас вместе... Он ждал тебя...
- Хватит, Виск, - оборвал талисмана Дигон. - Давай выбираться отсюда. Холодный расчет, присущий его натуре всегда, в любые времена жизни, после первых мгновений ярости на себя самого снова начал действовать. Он вбил острие меча в щель в потолке, рядом с крышкой, и с силой надавил на рукоять. Доска со скрипом отошла, и аккериец, просунув под неё пальцы, отодрал её совсем. Едва талисман (ослабленный до такой степени, что вообще еле двигался) ценой невероятных усилий успел преодолеть расстоянье в пять шагов до друга, как у того уже была готова отличная дыра, в которую он, хотя и боком, но вполне мог протиснуться. Дигон готов уже был, подтянувшись на руках, пролезть в дыру, как вдруг до него донесся сверху чей-то сильно дрожащий, хотя и громкий голос: "А вот и я, грязная скотина! А вот и я!" С холодным ужасом он понял, кто это... Хам! Не дождавшись капитана у холма, он решил сам сразиться со страшным хозяином дворца, для чего и пробрался в сад... Возможно, он даже наблюдал драку Дигона и Красивого Зюка, и тогда его появление сейчас сродни подвигу - небольшой ростом бандит довольно легко справился с огромным, состоящим сплошь из железных мускулов аккерийцем. В отчаянии сплюнув, Дигон приказал талисману лезть следом за ним и, более не теряя и мига, змеей просочился в дыру.
За прошедшие пять лет он ничуть не изменился, и это было довольно странно, особенно если учитывать то прискорбное обстоятельство, что как раз пять лет назад он утонул. Те же приятные твердые черты гладкого белого лица; та же гнусная вкрадчивость в жестах, в походке - во всем; тот же холодный взгляд, от бывшего когда-то отличный тем лишь, что теперь он и не пытался его смягчить. Он молча посторонился, предлагая войти, и Дигон, спиной ощущая протесты перепуганного Хама, следившего за ним из-за кустов у холма, решительно перешагнул порог и оказался на вражеской территории. Прямо от ворот к крыльцу вела ровная дорожка, посыпанная белым песком, а по обе стороны от неё стройными рядами росли плодовые дерева, пышными кронами затеняя небольшое пространство. Так же молча Красивый Зюк провел капитана за дом, где в глубоком квадратном наузе плавала совершенная, только в два раза уменьшенная, копия того галеона, с борта коего пять лет назад бандит сиганул в море Запада за золотой пастушкой. Здесь же, в полукруге буйно цветущего кустарника, находилось место отдохновения хозяина - низкий, по колено Дигону, стол дорогого хитайского тополя, и два плетеных кресла с причудливо изогнутыми ножками - одно синее с фиолетовым отливом по краям, другое желтое. Не дожидаясь приглашения, аккериец уселся в то, что побольше - синее, и с удовлетворением заметил промелькнувшую на красивом лице бандита гримасу раздражения: по всей видимости, это было его личное кресло. Принужденно улыбнувшись, он занял желтое, предварительно повернув его так, чтобы видеть и Дигона и галеон; потом забросил на стол скрещенные ноги, обтянутые черными бархатными штанами, и уставился на гостя своими жуткими, так пугавшими когда-то талисмана, черными глазами.
- Я ждал этой встречи, северянин, - тихо и медленно проговорил он. Давно ждал...
- Отдай рыжего, - мрачно рыкнул аккериец, не желая слушать болтовню Красивого Зюка. А то, что тот просто обожал помолоть языком, он помнил отлично. - И без лишней трепотни, приятель. Ну?
- Капитан, - качнув головой, резюмировал бандит. - Капитан и есть. Ладно, я отдам тебе Висканьо - что ж, он все равно не приносит мне пользы. Но, как ты знаешь (а если не знаешь, то вот я тебе говорю), ничто в мире не должно доставаться даром, а посему...
- Даром? - фыркнул Дигон, с презрением глядя в мутные змеиные зрачки бандита. - Он не твой, и никогда твоим не был. Но ладно, - он поднял руку, видя, что Деб собирается возразить, - я не стану спорить с тобой, пес. Клянусь Стахом, лучше ослиного дерьма нажраться... Говори, чего ты хочешь за рыжего?
- Чего я хочу? - задумчиво протянул Красивый Зюк, наконец отнимая взор свой от Дигонова лица и переводя его в сторону галеона. - Да я пока и сам не знаю, чего... Знаю одно: так просто я тебе его не отдам. В бессильной ярости капитан сжал кулаки, понимая, что сила его сейчас стоит не более медной монеты - он понятия не имел, где Деб может прятать Висканьо. В доме? В подвале? На галеоне? И в Рухе ли вообще? А сколько у него тут слуг? Пока Дигон не видел ни одного, но чувствовал их присутствие, да и Хам говорил, что народу здесь не меньше, чем охраны в темнице... И словно в подтверждение последней мысли звякнули створки ворот и по саду разнеслись голоса прислуги, вернувшейся с базара; как только они затихли, растворившись во чреве дома, как на фоне его белой стены, что ярко блистала под снопом лучей заходящего уже солнца, появились сначала тени их, а потом и сами три огромные черные фигуры с секирами за мощными плечами. Ростом они, как показалось капитану, намного его превосходили, в злобных красных глазах, направленных именно на него, сверкала ненависть, присущая дикарям Ло-Дакхе - это в их характере ненавидеть просто затем, чтоб ненавидеть. Иные чувства более сложны, а потому и менее доступны для их безмозглых маленьких головок. Кстати - и Дигон не раз замечал это прежде, - головы у них действительно крошечные, особенно по сравнению с могучими телами...
- Понравились? - самодовольно ухмыльнулся Деб, проследив за взглядом своего гостя. - Я привез их из Ло-Дакхе. Тупы как бараны, зато сильны как львы. А большего от них и не требуется.
- Чего ты хочешь за рыжего? - повторил аккериец основной вопрос. Он уже решил для себя, что если бандит начнет тянуть и торговаться, он продырявит его шею своим верным мечом, и дальше схватится с чернокожими. Что будет потом - только Митре известно, но если талисману суждено быть свободным и вообще быть, то подарит ему небо над головой именно Дигон, и никто другой... В конце концов, от этого зависит его дорога к Учителю...
- Не спеши, - Деб вдруг поднялся с желтого кресла, с раздражением отшвырнул его ногой в кусты. - Поведай мне раньше, как ты нашел меня. Конечно, я ждал твоего появления, но не так скоро... Он с размаху уселся прямо на землю, выжидающе посмотрел на Дигона. То ли его и в самом деле интересовал путь капитана к его обители, то ли он просто тянул время сейчас это не имело значения. Мрак царства мертвых уже возник за его спиной, а кого там волнует, как Дигон из Аккерии нашел бандита Деба Абдарраха...
- Что ж ты молчишь? - с улыбкой вопросил Красивый Зюк. - Или ты не меня искал? А кого? Не Деденихи ли? Аккериец вздрогнул. С того момента, как он увидел здесь Деба, он ни разу не вспомнил о злополучном Деденихи и его истории, приведшей Дигона именно сюда. Холодные синие глаза его, до этого равнодушные будто рыбы в пруду, потемнели; гнев полыхнул в них с такой силой, что бандит невольно отшатнулся к кустам - впрочем, всего на миг.
- Кто приходил к Кармио Газа? - сквозь зубы процедил Дигон, думая, что если Красивый Зюк назовет сейчас свое имя, он размозжит ему башку вот этим самым столом - хитайский тополь плотнее камня и крепче железа, так что бандиту мало не покажется.
- Лау-Ко, - пожав плечами, ответил Деб, - мой дядька. А что ещё нам оставалось делать? Ублюдки тимиты повязали меня на базаре как вора - между нами, северянин, кошель-то действительно увел я, не удержался - и потащили в темницу. Будь их хоть десяток, я б сумел уйти, но на мне повисло с полсотни потных козлов, чтоб их к Золотому Павлину Сабатеи всех... Бледное лицо Красивого Зюка заметно оживилось, и Дигон понял вдруг, что ему просто очень хотелось поговорить - для того и затеял сей бессмысленный поначалу спор. Такая слабость, по мнению сурового аккерийца, была достойна всяческого презрения, особенно если она присутствует в столь сильном и твердом характере как у Деба. И он бы не преминул оскорбительным словом задеть собеседника, но все мысли и чувства сейчас не проявлялись четко, заглушенные единственным желанием - узнать истинную историю происшедшего.
- А Деденихи тогда кто? - спросил он, сим вопросом настраивая Деба на продолжение разговора.
- Послушай, все это так запутано... Деденихи и в самом деле отец Лау-Ко, но...
- Так кто приходил к купцу? - потерял терпение Дигон. - Деденихи или Лау-Ко? Красивый Зюк с сожалением посмотрел на гостя, при этом в душе безумно радуясь его интересу. Капитан с его первобытным чутьем угадал верно: трепливый бандит изнывал от желания поболтать, и ради этого готов был рассказать все, от начала и до конца, тем более, что ему тоже чудился мрак царства мертвых - только за спиной Дигона, - а кого там волнует, что произошло в действительности... Значит, тайна Деба умрет вместе с этим угрюмым грубым парнем, что и требуется...
- Я же сказал тебе - Лау-Ко... - произнес он торопливо, словно опасаясь, что гость перебьет его и вернет к вопросу о талисмане (тем не менее, едва Дигон подумал, что вот он - настоящий признак старости, Деб усмехнулся и продолжал уже совершенно спокойно). Ясно было, что он вовсе не опасался этого вопроса, ибо ответ приготовил заранее, а лишь считал его незначащим и недостойным внимания. - Что ж... Я вижу, пытливый ум твой требует правды? Хорошо, я поведаю тебе её. Почтенный Деденихи, коему ныне перевалило б уже за сто лет, давно поселился на скалах Ущелий - я даже и не помню, когда. Он - непутевый дядюшка моего бедного отца, в юности покинувший родной дом (к слову сказать, он появился на свет не в какой-то там поганой горной деревушке, а в Рухе, у знатных и богатых родителей). Шлялся Деденихи по миру всю свою жизнь, так что сия часть рассказа Лау-Ко глупому купцу есть истина, равно как и та часть, где говорится о его благочестивой супруге Те-Минь и её пребывании с сыном в Кью-Мерри. Она, бедняжка, познала и нужду и беду, потому как в чопорной Гертунии женщина с ребенком, но без мужа, считается кем-то вроде бродячей собаки, особенно если эта женщина имеет другой разрез глаз... Надеюсь, тебя не очень удивит, если я скажу, что и сам такого же мнения? Хитаянка и тимит... Фу! Все равно что обезьяна и гиена... От этого-то противоестественного союза и родился мой отвратительный дядька Лау-Ко... Мать его после внезапного и бесследного исчезновения возлюбленного перебралась в Тим, и поселилась в качестве прислуги на постоялом дворе у одного сладострастного старика. (Отступая от прямой тропы моего рассказа несколько в сторону, замечу, что постоялый двор сей находится рядом с моим нынешним домом, а если быть совсем точным, так на этом самом месте, где мы с тобой сидим.) Так вот. Клянусь тебе грудью Астан, капитан, даже я содрогаюсь, только представлю, чем он заставлял её заниматься! Но боги были милостивы к этой женщине: хозяина её вскоре прибил до смерти пьяный постоялец, и она осталась одна. Мерзавец Лау-Ко подрастал, понемногу проявляя в своем характере самые что ни на есть гнусные черты полукровки, и мать нарадоваться не могла на ненаглядного сыночка, который заправлял всем хозяйством почище её убиенного мучителя. Спустя там-там-там лет (прости, я не стану придерживаться точных дат жизни моей семейки) на постоялом дворе, якобы случайно, появился этот идиотский Деденихи - как водится в таких случаях, весь в слезах и соплях. Те-Минь, чуть не умирая от счастья, зовет сыночка: мол, вот он, твой родной отец, тимит, бродяга, и... А-а, больше она ничего о нем не знала... И вот лицемер Лау-Ко бросается на чахлую грудь родителя и тоже рыдает (хотя ему к тому времени было уж к тридцати, не меньше), называет его любимым и долгожданным, клянется в сыновней верной любви и так далее. Дигон, ты не устал слушать? Дигон не устал. Рыжий талисман был прав, когда-то рассказывая ему об удивительном обаянии этого бандита - в его интонациях, мимике, жестах не было ничего лишнего, и если б аккериец не наблюдал его в иных обстоятельствах, сейчас слушал бы его повествование без той настороженности, что отравляла естественный интерес. Кивнув Красивому Зюку в знак своего внимания, он достал из мешка бутыль с хорайским вином, взятом в трактире Мархит, и, вытянув зубами пробку, приложился к узкому горлышку.
- Я могу допить? - вежливо спросил Деб, когда Дигон поставил опустевшую на треть бутыль на стол.
- Пей, - пожал плечами капитан. Он не привык отказывать в последней просьбе человеку, который в скором времени отправится в царство мертвых и более уже никогда не отведает хорошего вина (да и плохого тоже). Красивый Зюк со своей стороны полагал, что человеку, который в скором времени переселится в Ущелья, хорошее вино без надобности, а потому выпил его до капли, а бутыль выбросил в кусты.
- Итак, Дигон, я остановился на том, что Лау-Ко приветил отца как и подобает доброму сыну, то есть оросил его дорожное платье слезами, а может, и слюнями - не ведаю. С этого счастливого дня Деденихи прочно уселся на шее своих близких, радуя их тем лишь, что много спал и редко выходил из комнаты. Вскоре Те-Минь ушла туда, откуда возврата нет, и Лау-Ко, по привычке слегка поплакав, решил заняться наконец воспитанием нахлебника. Дважды он подсыпал ему в мясо отраву в небольших дозах, дабы тот помучился - и тот мучился, не понимая, конечно, происхождения колик и рвоты. Но, поскольку оба раза убирать за отцом приходилось опять же ему, Лау-Ко вспылил и прекратил земное существование Деденихи обыкновенным тесаком, то есть взял да и вонзил его старику в грудь. Так что, ты понимаешь теперь, что престарелый скиталец никак не мог прийти к купцу с печальным рассказом о своей и моей участи, ибо его к тому времени вовсе не существовало. Сынок же его был живее всех живых - он быстро разыскал в Рухе моего отца (благодарение Адонису, не с тем, чтоб и его прибить), поведал ему о внезапной кончине его дядюшки Деденихи от неизвестной болезни, и поселился в нашем доме на правах близкого родственника. Потом пришло мое время: я вырос и... Впрочем, это к нашему делу не относится. Короче говоря, Лау-Ко вновь появился в моей жизни не так давно, лет шесть тому назад. Я приютил его здесь, на сей раз не на правах близкого родственника, а на правах прислуги и сторожа, ибо мне самому приходилось скрываться в иных местах...
- В Собачьей Мельнице? - ухмыльнулся капитан.
- Там. Далее следовала та история с пастушкой и овцами, которая тебе хорошо известна, и в ней Лау-Ко, разумеется, не принимал никакого участия. Когда я утонул - а я действительно утонул по твоей милости, капитан, и спасло меня в последний момент то лишь, что пальцы мои вдруг захватили со дна золотую пастушку, против коей дар талисмана не властен, - я еле вынырнул, и после этого несчастного случая долго болел. Лау-Ко привез меня сюда и ухаживал за мною заботливо и преданно, словно родная мать (Истины ради открою тебе, что как-то раз он и меня попытался отравить, но не со зла, а так, вследствие привычки... Я, конечно, поругал его, а потом простил. Я добросердечен и незлобив, такая уж у меня натура). Вот и все, неожиданно заключил Красивый Зюк.
- Не все, - возразил аккериец. - Где Гана и Мисаил?
- Мои неблагодарные дети... - сморщил нос бандит. - Ну их к богу Шакалу, капитан... Они разбили мое нежное сердце на тысячу кусков, каждый из которых до сих пор стонет от невыносимой боли. Но - если тебе так хочется знать... Последний раз их видели на пути в Аркадию, года два назад... А после - ничего. Может, они давно уже гуляют по тропам и скалам Ущелий...
- Ждут тебя? - хмыкнул Дигон.
- Ждут меня? Не думаю. Я и там им спуску не дам. Ну, теперь все?
- Нет. Как ты выбрался из темницы в Рухе?
- А-а, это совсем просто. Охранник, который носил мне каждый день еду и воду, со временем перестал меня бояться, и я передал через него послание для моего дядьки. Там я написал, что он должен сделать. Он, конечно, немедленно поехал в Иссантию, разыскал там купца и предложил ему печальную историю - тебе известную в двух версиях, - назвавшись почему-то именем своего отца. Остальное и вовсе вздор, не стоящий твоего внимания: старик приволок Висканьо в темницу и с ним беспрепятственно прошел в подвал, снял с меня цепи и мы спокойно ушли. К чести юнца скажу тебе, что, увидев вместо ожидаемого младшего Деденихи меня, он развернулся и хотел убежать, и только по чистой случайности мне удалось зацепить его куртку указательным пальцем и так держать, пока Лау-Ко не освободил меня.
- А что за охранник передал записку? Тот, которого ты потом утопил?
- Он самый, - кивнул Красивый Зюк, поднимаясь. - Пойдем теперь, я отдам тебе твоего рыжего...
- Даром? - хмуро поинтересовался аккериец. Почему-то у него появилось такое чувство, что бандит обдурил его - вот только как, когда и где?
- Отчего же даром? - лукаво подмигнул ему Деб. - Ты выслушал меня вот вполне достаточная плата за мальчишку. Кстати, Дигон, ты так и не сказал мне, каким образом ты меня нашел?
* * *
Дигон не стал ему отвечать, памятуя о том, что в царстве мертвых никого не волнует, каким образом он нашел Красивого Зюка. Поднимаясь следом за бандитом на галеон (до мельчайших деталей напоминавший тот, что стоял у берега Иссантии), он рассчитывал время и место предстоящей схватки с ним. Если б не чернокожие гиганты, аккериец свернул бы шею Дебу прямо сейчас, ибо уже понял, где тот прячет талисмана. Но Дигон привык рисковать только собственной жизнью, так что сначала хотел выпустить рыжего на волю, а потом уж, если понадобится, драться с дикарями из далекого Ло-Дакхе - Митра знает, кто одержит победу в этой драке, но Висканьо должен вернуться к отцу.
- Дру-уг мо-о-й! - пропел вдруг Деб, склоняясь над трюмом. - Ты живой еще? Не дожидаясь ответа, капитан присел рядом с бандитом и с силой дернул железное кольцо крышки, обвитое проржавевшей цепью. С треском разорвались звенья, крышка отлетела, чуть не придавив ногу Красивому Зюку, и тут же из черноты трюма донесся такой смрад, перемешанный с сыростью и затхлостью, что Дигон невольно отпрянул в сторону.
- Ф-фи! - скривился Деб и отошел подальше. - Ну и вонь! Как будто пятьдесят мартышек одновременно пукнули... Лучше не спускайся, капитан, а то задохнешься. Только сейчас Дигон понял, что все эти три с лишним года бандит держал Висканьо здесь, в этой темной сырой конуре, из мести ли, из сентиментальных воспоминаний ли превратив в темницу галеон. Дикая ярость ослепила его; дыхание на миг перехватило; молниеносно выхватив из ножен меч, он замахнулся, видя перед собой не человека, а лишь цель, и в этот момент протяжный хриплый стон прервал его движение. Сердце капитана дрогнуло. Резко отвернувшись от Красивого Зюка, он сунул голову в дыру, но в кромешной тьме, конечно, ничего не смог разглядеть. Долей мгновения позже страшный удар в бедро едва не сбросил его в смрадное чрево трюма - уже падая, Дигон успел зацепиться левой рукой за край крышки; одновременно кулаком правой, в котором намертво была зажата рукоять меча, он оттолкнулся и, подбросив вверх свое массивное тело, приземлился на все четыре конечности в двух ладонях от широко расставленных ног бандита. С ловкостью гепарда тот отпрыгнул в сторону, словно предугадав намерение противника ухватить его за лодыжки и шмякнуть головой об пол. Сейчас на лице Красивого Зюка уже не было и следа благодушия и скуки: в глазах его, почти черных, мутных и бездонных, горели красные волчьи огоньки, губы изогнулись в злобной ухмылке, все черты обострились, напомнив аккерийцу о том, что перед ним сильный и опасный враг. Мягкими скользящими шагами, чуть пригнувшись, бандит начал обходить Дигона, желая, видимо, прыгнуть ему на спину и впиться зубами в шею, дабы перекусить толстую голубую жилку, содержащую жизнь. Розовый язык его облизывал пересохшие губы, вожделея крови, и капитан, презрительно сплюнув на шершавые доски палубы, молча ринулся на противника, стремясь поразить его мечом в грудь. Красивый Зюк увернулся легко, тем самым вновь напомнив Дигону о своей дикой, полузвериной-полудемонической сути: так и пять лет назад, в трюме того галеона, он небрежно пропустил три удара меча, ни один из которых даже не задел его. Капитан ещё раз, без замаха, молниеносно выбросил острие клинка, целя под кадык - этот хитрый прием он использовал редко, считая его недостойным воина, - но и сейчас Красивый Зюк избежал гибели, просто-напросто откинув голову назад так, что меч прошел в пальце от него, не коснувшись. Такого Дигону пока не приходилось видеть. Или Деб владел неким неизвестным ему боевым искусством - а в это капитан не мог поверить, или его рождению и правда посодействовал какой-нибудь демон из царства Бургана Безглазого; во всяком случае Дигон не встречал ещё человека, который был бы так неуязвим - он даже не пользовался мечом (висевшим у него на поясе, как видно, исключительно для красоты)! Тогда капитан отбросил оружие в сторону и, не теряя ни мига, бросился на бандита, стремясь раздавить его в железных тисках своих рук. Ярость, раздражение и недоумение слились в целое, образуя в груди Дигона пылающий шар, который, разрастаясь, мешал дышать; мешал он и соображать, как быть дальше - одна только мысль занимала сейчас всего его: кто? кто сжат кольцом рук его? человек или демон? Точно не живую плоть обнял он смертельною хваткой, ибо кожу его то обжигал холод склизкого медузьего тела, то царапал занозами деревянный чурбан. Но - не трещали кости, не вырывался из глотки натужный стон; сквозь розовую пелену, застлавшую глаза, Дигон видел все ту же злобную и насмешливую ухмылку на устах врага. Внезапно раскрыв руки, он выпустил Красивого Зюка, сам откатился в сторону и снова подобрал меч, без промедления хватив им бандита по плечу. Яростный рык возвестил о том, что на сей раз удар достиг цели. И, хотя на белоснежной рубахе не показалось и капли крови, Красивый Зюк пошатнулся, прошипел проклятье на незнакомом капитану языке, подался к борту, видно, думая сигануть в науз в случае чего. Тем не менее следующий удар был за ним. С прежней ловкостью увернувшись от Дигонова клинка, он метнулся к противнику и всадил под челюсть ему свой железный кулак. Потом, не давая опомниться, ребром ступни пробил твердые мышцы живота, так, что Дигон согнулся вдвое от резкой боли, а потом оставалось уже немного - быстро наклонившись, Красивый Зюк сунул обе руки под колени врага и опрокинул его в черную дыру трюма. Только послышался стук упавшего тела капитана, как крышка с грохотом закрылась, брякнула цепь, обворачивая железное кольцо, и Дигон второй раз стал пленником Деба Абдарраха.
* * *
- Хей, Виск, - он с трудом встал, осторожно продвинулся на шаг вперед, рукой проверяя дорогу, потому что больше всего опасался сейчас массой своего огромного тела ненароком придавить талисмана. Прежде аккерийцу приходилось видеть людей сразу после длительного их заточения в темнице, так что он хорошо представлял себе несчастного рыжего, что наверняка за три года превратился в тень, в подобие человека, все соки жизни коего впитали эти стены и эта тварь наверху. Пока глаза не привыкли к мраку, Дигон решил не двигаться: от Деба можно ожидать любой каверзы, и только боги знают, не подпилил ли он пол и не подвесил ли к потолку железное ядро, призванное упасть на голову узнику при малейшем неосторожном движении. Ночь уже опустилась на землю и была безлунна, потому и сквозь щели (а сентиментальный бандит в своей новой копии старого галеона не забыл даже про щели) совсем не проникал свет. Постепенно - Дигону показалось, что прошла целая ночь, но на деле всего лишь несколько мгновений - мгла вокруг него сдвинулась, начали проявляться предметы, и в одном из них он узнал вдруг то, что осталось ныне от рыжего талисмана. Бесформенной грудой он лежал на полу, прикованный к стене длинной тонкой цепью, змеей скрутившейся меж палок ног... У головы его стояла миска, в которой капитан с отвращением увидел мутную воду с накрошенным в неё хлебом; лоб талисмана касался края миски, и Дигон, не сдержавшись, отпнул её, расплескав вонючую бурду по всему полу.
- Хей, Виск... - пробормотал он, присаживаясь на корточки перед другом. - Слышишь? Это я, Дигон... Он не знал, что сказать еще, как заставить его очнуться и открыть глаза; он вообще не знал, жив ли ещё этот парень, над коим так жестоко посмеялись проклятые боги, подарив ему счастливую способность приносить удачу другим, самому её никогда не имея.
- Дигон... - хрип, с присвистом вырвавшийся из пересохшей глотки талисмана, заставил капитана вздрогнуть, и тут же сжать зубы в ярости: Деб отнял у рыжего все, не только свободу, не только суть, но и вид, и голос, ибо то было дребезжание колеса телеги, скрип мачты или треск обломанной ветром ветки, но только не голос человека...
- Ты можешь встать? - спросил Дигон угрюмо, но не отводя взгляда от кучи костей на полу.
- Да, - просипел талисман, приподымаясь на локтях.
- Надо уходить отсюда скорее... Клянусь Стахом, этот ублюдок сейчас или утопит нас или...
- Утопит... - наконец талисману удалось сесть. - Слышишь, как шумит вода? Он открыл под трюмом люк...
- Прах и пепел! - в ярости капитан ударил кулаком в стену, тем самым обвалив на себя с потолка мокрую труху. Он опять попался, и теперь уже, видимо, крепко... Наклонившись, он без труда разорвал тонкую цепь, сковывавшую ноги Виви, рывком поставил его на ноги и прислонил к бочке в углу.
- Вода прибывает, - тихо заметил рыжий, обозревая лужу во весь пол шириной и в три пальца глубиной. - Он говорил, что не успеет выпить и кубок вина, как мы уже...
- Нет! - яростно отрезал Дигон, снова вынимая меч и всматриваясь в потолок, в то место, где должна была быть крышка трюма.
- Он давно этого хотел... Чтоб нас вместе... Он ждал тебя...
- Хватит, Виск, - оборвал талисмана Дигон. - Давай выбираться отсюда. Холодный расчет, присущий его натуре всегда, в любые времена жизни, после первых мгновений ярости на себя самого снова начал действовать. Он вбил острие меча в щель в потолке, рядом с крышкой, и с силой надавил на рукоять. Доска со скрипом отошла, и аккериец, просунув под неё пальцы, отодрал её совсем. Едва талисман (ослабленный до такой степени, что вообще еле двигался) ценой невероятных усилий успел преодолеть расстоянье в пять шагов до друга, как у того уже была готова отличная дыра, в которую он, хотя и боком, но вполне мог протиснуться. Дигон готов уже был, подтянувшись на руках, пролезть в дыру, как вдруг до него донесся сверху чей-то сильно дрожащий, хотя и громкий голос: "А вот и я, грязная скотина! А вот и я!" С холодным ужасом он понял, кто это... Хам! Не дождавшись капитана у холма, он решил сам сразиться со страшным хозяином дворца, для чего и пробрался в сад... Возможно, он даже наблюдал драку Дигона и Красивого Зюка, и тогда его появление сейчас сродни подвигу - небольшой ростом бандит довольно легко справился с огромным, состоящим сплошь из железных мускулов аккерийцем. В отчаянии сплюнув, Дигон приказал талисману лезть следом за ним и, более не теряя и мига, змеей просочился в дыру.