Татьяна Патрикова. Особенности эльфийской психологии

   – Ладно, – сказал примирительно, проникнувшись к нему сочувствием. – Садитесь, будем чай пить.
   Светлый по инерции попытался опуститься обратно на стул, но замер в неуклюжей позе, когда заговорил темный.
   – Я бы хотел побеседовать наедине, если на сегодня сеанс групповой терапии закончен.
   – Нет! – воскликнул Барсим так громко, что мне показалось, будто стекла в окнах затряслись.
   Они пересеклись взглядами. И темный пояснил:
   – Не с тобой. А с Андреем.
   – Что?! – На последней букве светлый возвысил голос.
   Я хмыкнул.
   – Извини, Барсик, но тебе придется выйти.
   – Ты чай обещал, – резко повернувшись ко мне, напомнил светлый, явно не желая оставлять темного наедине со мной. Разумеется, ему хотелось знать, что тот собрался обсуждать, и сама мысль, будто говорить мы будем о нем, претила. По крайней мере, именно так я идентифицировал поведение светлого в этот момент.
   – Раз так хочешь чая, можешь пить. Тогда мы с Муркой в класс вернемся.
   Барсим посидел, помялся. Потом опустил голову и тихо сказал:
   – Налей и дай мне кружку. Я попью.
   Пожал плечами, но сделал то, что он хотел. Светлый вынул у меня из рук кружку чая и гордо удалился, больше ничего не сказав. Мы с Муркой остались вдвоем.
   – Знаю, о чем спросишь, – сразу решил ухватить быка за рога, точнее, эльфа за уши. – Нет, я не считаю ваш с ним случай безнадежным. Но ведь и к Барсюте нашему не мешало бы прислушаться. Тут два варианта. Либо он пойдет в своем отторжении подобного рода отношений до конца, либо… – Я не закончил фразу, решил узнать, сумеет ли темный догадаться, к чему клоню.
   – То есть ты думаешь… – В голосе Мурки отчетливо проскользнуло удивление.
   – Да. Либо окажется так, что он сам увлечен тобой, просто признаться боится и тебе, и себе заодно. Вероятность, конечно, мала, но иногда его поведение наводит меня именно на такие мысли.
   – Но уверенности нет… – задумчиво обронил темный.
   – Откуда! – фыркнул я. – Вопрос в том, захочешь ли ты рискнуть дружбой, которая между вами вполне могла бы зародиться. И все ради весьма сомнительного чувства.
   – Сомнительного? – В голосе темного прозвучала легкая самоирония. Он спросил: – Почему сомнительного, если ты сам увлекаешься как женщинами, так и мужчинами?
   – Потому что увлечение и любовь – разные вещи, – убежденно ответил и попытался четко обозначить свою позицию. – А вообще, лично я считаю, что любовь любовью, но она как вспыхнула, так и остыть может мгновенно и безвозвратно, а вот настоящая дружба – это уже на всю жизнь.
   Мурка долго молчал. Я успел поставить перед ним кружку чая и стоял возле мойки, попивая свой. Хотелось бы к чаю чего-нибудь сладкого, но, увы, за печеньками только предстояло доползти в магазин. Молчание темного затягивалось, и мне неожиданно пришло в голову, что сомнительные там у него чувства или нет, но отбирать у человека, то есть эльфа, надежду, глупо и слишком безжалостно. К тому же я мог его понять. Правда мог.
   – Есть еще один вариант. Альтернативный, так сказать.
   – Слушаю. – Темный поднял голову и впился в мое лицо пристальным взглядом.
   – Захочет ли сам Барсик променять то сомнительное чувство, о котором мы говорим, на просто дружбу.
   – И как мне об этом узнать? – тут же уточнил темный. – На прямой вопрос он точно не ответит. Какие еще могут быть варианты?
   – Предлагаешь придумать способ вывести его на откровенный разговор? – прямо спросил, задумчиво вертя в руках кружку.
   – А ты можешь придумать?
   – Уже придумал, – хитро прищурившись, огорошил его и принялся излагать свою идею. – Предлагаю напрячь воображение, – вдохновенно начал я. – Вот что делают в первую очередь, чтобы привлечь внимание женщины? Не вашей, нашей, ну или светлой какой?
   Мурка непонимающе на меня смотрел. Я улыбался.
   – Дарят подарки, не согласен?
   – Если быть точным, – поправил он, все еще не понимая, – цветы.
   – Цветочки Барсик не оценит. Он ведь мужчина. Но, с другой стороны, есть ведь то, что можно подарить мужчине и от чего ему будет не так просто отказаться.
   – Например?
   – Ну, не знаю. Вот вы обычно как деретесь?
   – В смысле – как?
   – Я очень сомневаюсь, что кулаками друг другу морды месите.
   – Разумеется, не по-плебейски.
   – И?
   – На мечах. Когда нас только сюда послали и мы впервые схлестнулись с ним на дуэли, для меня стало откровением, что командор отряда лучников так искусно владеет мечом.
   – Лучников? – изумился, до меня только сейчас дошло, почему Барсик выглядит таким хлипеньким. Ему и не надо было быть мощным и внушительным, потому что не приходилось таскать на себе тонны амуниции. Для него главное – забраться повыше, чтобы противника лучше видеть и быстренько отстрелять всех, кто на мушку попадет.
   – Ты не знал, что я командую мечниками, а он лучниками?
   – Никто из вас меня как-то не просветил.
   – Да, наверное, – согласился Мурка, но я не дал ему загрустить.
   – Так вот, о подарке. Раз он так хорошо мечом владеет, значит, он в них разбирается, правильно?
   – В чем?
   – В мечах. И что, нет такого клинка, от которого, если бы Барсику удалось подержать его в руках, он уже не смог отказаться? – спросил и обрадовался, когда глаза Мурки в буквальном смысле слова загорелись. Красный ободок вокруг зрачков, казалось, начал светиться. И я, подстегиваемый такой реакцией, вдохновенно продолжил: – Разумеется, за подарки не требуют ничего взамен. Но, чтобы опробовать новую игрушку, ты мог бы предложить ему сразиться – не на дуэли, а просто так, в дружеском поединке. Что скажешь?
   – Скажу, чтобы ты никогда не называл оружие игрушкой.
   – Да ладно тебе, ты ведь понял, к чему клоню, – отмахнулся я. – А потом уже станешь действовать по обстоятельствам.
   – Благодарю, – помедлив, темный поднялся из-за стола, так и не притронувшись к чаю. – Так и сделаю, – он не улыбался, но я чувствовал, что Мурку переполняет радостное предвкушение.
   Теперь у него появилась цель и, что немаловажно, все еще теплилась надежда. Убежден, в их случае лучше попробовать и передумать, если не понравится, чем, отвергнув, потом всю жизнь сожалеть, что не попробовали, когда была такая возможность. Они ведь не тинейджеры какие, которые как что, так сразу в депрессию впадают и начинают всякими глупостями заниматься. Так что, пяток-другой шишек обоим командорам только на пользу пойдет, заодно и кругозор расширить поможет. В первую очередь, разумеется, для светлого. Вдруг, поговорив, они все же сумеют понять друг друга, и если не судьба в вечной любви клясться, то хоть подружатся. Тогда и брешей в охране университета поубавится, ведь, став друзьями, они научатся действовать сообща. Уверен в этом.
   Пока размышлял, в прихожей раздался щелчок двери. Это Мурка вернулся на территорию университета. Я остался один. Ну наконец-то. А теперь в магазин. Надо же своих деток за успешную операцию по спасению мира, ладно-ладно, всего лишь универа, отблагодарить.
 
   Тарэль Барсим Огненный
   – О чем ты с ним говорил? – спросил, не глядя на него.
   Я стоял слева от двери, из которой он только что вышел. Мои руки были скрещены на груди. Выглядело это, как я надеялся, небрежно и даже в чем-то пренебрежительно. Но на самом деле всеми силами пытался замаскировать свое собственное нервозное состояние.
   Пока темного не было, думал лишь о том, что мне не хочется его убивать. А ведь по всем законам чести именно это и должен был сделать после его так называемого признания. Поэтому злился на себя за то, что оказался таким непроходимым тупицей и не догадался раньше.
   Его взгляды. Конечно, психолог был прав, Фиг-Шамь ничего мне не говорил, не предлагал, но… он смотрел. Как я тренируюсь, ведь тренировочные площадки, в «интересах толерантности», как выразился наш ректор, у нас с темными были общими. Как просто прохожу мимо. Как умываюсь в колодце за казармами, как ем, в конце концов. Смотрел. И его красные глаза ничего не выражали. Это было… и рад сказать – мерзко, но вместо этого на язык просится совсем другое слово – интригующе.
   Я не знал, почему он смотрит. Не понимал, почему так терпеливо сносит все мои нападки. Но мне хотелось проверить его на прочность. Хотелось узнать, насколько хватит его терпения и станет ли взгляд, направленный на меня, хоть когда-нибудь выражать что-нибудь, кроме вселенского спокойствия. И оказался дураком. А теперь, когда психолог с непривычным эльфийскому слуху именем Андрей открыл мне глаза, что теперь?
   – Спрашивал совета, как быть дальше, – ответил Мурзяс.
   Что?! – хотелось выкрикнуть, но сдержался. Вместо этого спросил спокойным и даже чуть насмешливым тоном:
   – И что же этот землянин мог тебе такого насоветовать?
   – Скоро узнаешь, – с непроницаемым лицом пройдя мимо к двери, обронил темный.
   Мне не понравился его тон. Мне вообще все происходящее не нравилось. Но… в его словах прозвучал вызов. Впервые. Он всегда лишь отвечал на мои выпады, но никогда не нападал сам. Первым. И чувство, которое посетило меня в этот момент, не было гневом, хотя именно он оказался бы самым уместным. В душе проснулся азарт. Мне все еще хотелось узнать, надолго ли его хватит.
   – И не надейся, что я…
   – Я и не надеюсь. Но мне интересно, – он обернулся уже в дверях, – на что надеешься ты сам?
   И снова вызов. Наши взгляды скрестились, как мечи. Азарт разгорелся с новой силой. Мне еще не приходилось видеть Мурзяса Фиг-Шамя таким: готовым дать отпор не только в схватке на мечах, но и словами. Он задал удручающе верный вопрос. А чего хочу я сам?

Глава десятая
Не было у эльфа забот, завел эльф кота

   Андрей и «колокольчики»
   Премия была ого, нет, ого-го! Я тупо пялился на экран банкомата минут пять, пока сзади на меня не начала напирать какая-то тетка, вопрошая, долго ли я еще буду там возиться. Вытащил карточку, отошел в сторонку. Подождал, пока нетерпеливая женщина закончит обниматься с банкоматом (это она так от меня экран загораживала, чтобы, не дай бог, не увидел, какие цифры пин-кода она набирает). И, когда она ушла, наградив меня напоследок недоверчивым взглядом, снова занял место у экрана. У меня внутри все огнем жгло. Это же такие деньжищи, что просто, мама, не горюй! И единственная мысль, на что бы мне их теперь потратить, что купить в первую очередь. И тут в голову пришла сногсшибательная идея. Если все удастся, подарок выйдет хоть куда!
   Поэтому, сняв малую часть той суммы, счастливым обладателем которой я стал, сначала побежал на рынок, а потом в магазин сопутствующих товаров. У меня было такое ощущение, что за спиной выросли крылья, так сильно хотелось порадовать моих «колокольчиков».
   Утро началось с забот, но собрался я быстро. Кстати, о времени. До сих пор так и не сумел разобраться, почему даже в эти первые дни оно для меня совпадало с халярским, ведь, как оказалось, живут они там совсем по другим часам. Наверное, тоже какой-то магический эффект или что-то вроде того.
   Ну так вот. Я забыл позавтракать, но не беда. Предвкушая встречу с классом, и не то еще мог забыть. Придурок. Как есть придурок, но, похоже, во мне нежданно-негаданно пробудилась некая отцовская жилка и начала основательно так свербить в одном месте. И хорошо, если бы в мозгу, но нет, меня так и подмывало заняться чем-нибудь активным. Попрыгать, что ли? Однако я вовремя сообразил, что соседи снизу не оценят. Поэтому попрыскал в лицо водичкой и помчался на урок. По часам выходило, что пора уже.
   Класс встретил меня шумом. Неожиданно. Я еще помнил те постные мины, с которыми они меня приветствовалии предыдущие два раза.
   – Что за шум, а драки нет? – спросил, идя со стороны стены к учительскому столу.
   – Сейчас будет, – заверил меня Том, за что-то наседающий на Ульку.
   – Что не поделили на этот раз? – прекрасно видя, что все темные эльфы благополучно оказались на теневой стороне класса, полюбопытствовал я.
   – Места, – буркнул в сторону рыцарь.
   Я наконец добрался до стола и принялся уточнять уже оттуда, оседлав столешницу:
   – Так вроде бы все нормально?
   – Тому ведь не обязательно в тени сидеть.
   – И?
   – Вот я и не понимаю, почему должен уступать ему место.
   – Ты уже уступил.
   – Просто Том раньше его в класс ворвался, – пояснила с первой парты Ира.
   Я хмыкнул.
   – Улька, а для тебя это что, так принципиально?
   Рыцарь отвел глаза. И тут до меня дотекло. В этот раз Фа и Гарри не стали меняться местами, и девушка благополучно оказалась не перед Улькой, как в прошлый раз, а перед Томом.
   – Фа, а вы чего поменялись? – заинтересовался я.
   – Мне тоже не принципиально, где сидеть, а Гарилика, то есть Гарри, – спохватился пустынник, – захотела к окну, я и уступил.
   – А если я вас в шахматном порядке рассажу, кто-нибудь будет против?
   – Всех в шахматном? – спросила с первой парты Иля.
   – Нет. Только квартет с галерки, – успокоил темную я.
   Том рот открыл, чтобы возразить, по лицу его увидел. Поэтому поспешил заткнуть до того, как он выскажется. Посмотрел на него, показал взглядом на Ульку. Рыжий фыркнул и проговорил:
   – Если кто-то к Гарри под бок хочет, так бы и сказал. Мы бы с Фа давно вместе сели.
   Рыцарь зарделся как красна девица, а вот Гарри неожиданно вздрогнула. Причем мои молодцы были так заняты смущенным Улькой, что на девушку и не смотрели вовсе. Она что, испугалась такой перспективы? Почему, хотелось бы знать? Улька казался мне довольно безобидным, особенно для женского пола. К тому же они оба из бывшего лагеря светлых. Что бы им мешало… Нет, конечно, он просто может ей не нравиться, но от этого так в лице не меняются и не вздрагивают всем телом. Это точно.
   – Ладно, – пресекая шуточки и кривые ухмылки, со всех сторон посыпавшиеся на Ульку, произнес я. – Пока сидите так, а потом подумаем. Раз такое дело, вы бы лучше девушку для начала спросили. В конечном итоге ей выбирать.
   Я заметил, как одобрительно глянули на меня Иля и Ира, и остался доволен собственным решением. Смущенный рыцарь боялся голову лишний раз поднять. Рыжий рядом с ним что-то шептал, поглядывая на меня, но слова его явно предназначались исключительно для Улькиных ушей. Собственно, в этот момент я решил пойти в наступление. Но не успел. Меня опередили.
   Ирка встала, и я отвлекся на нее.
   – Вот, – сказала она, протягивая мне какой-то листок. – Ректор просил тебе передать.
   – Что это? – спросил, еще толком не вчитавшись.
   – План университетских мероприятий. Обычно мы ни в чем не участвуем, то есть раньше не участвовали. А теперь он вроде бы изъявил желание, чтобы ты с планом ознакомился и выбрал что-нибудь для нас. К тому же там есть ряд мероприятий, отмеченных красным, они считаются обязательными.
   – Да? – Я снова заскользил взглядом по строчкам, которые для меня с легкостью складывались в мою любимую кириллицу, вот только на этот раз я краем сознания успевал отмечать, что написано там вовсе не на моем родном языке.
   Может, у меня переводчик сломался? Или это так и задумано, чтобы постепенно самому язык можно было выучить? Непонятно. Собственно, услышав про обязательные мероприятия, я и зацепился за самую первую попавшуюся мне строчку, выделенную красным. И не смог прочитать, что там написано. По-русски полная абракадабра выходила.
   – А это что? – спросил я у Иры, подошел к ее парте и положил перед старостой листок. К ней сразу же придвинулась Иля. И обе как по команде сделали вид, что усиленно пытаются прочитать написанное. Я бы им, скорее всего, поверил. Я вообще легковерный, но тут обратил внимание на то, что весь класс затаил дыхание, поэтому напрягся. Окинул взглядом ребят, которые старательно делали вид, что не смотрят на меня. И понял, где-то собака зарыта. Теперь осталось найти где.
   – Не могу разобрать, – пожаловалась Ира. – Наверное, написано неразборчиво, вот и не получается. Переводчики сбоят.
   – А вы что, тоже все в переводчиках? – бесхитростно удивился я.
   – Конечно, – фыркнула в ответ на мою наивность Ира. – Мы ведь представители разных народов и племен. У нас, даже если язык одинаковый, наречия могут настолько разительно различаться, что и не разберешь, о чем другой говорит. Поэтому, поступая сюда, каждый студент первым делом обзаводится переводчиком, чтобы не испытывать проблем при общении как с другими студентами, так и преподавателями.
   – Лихо, – восхитился я и, прищурившись, уточнил: – А скажи-ка мне, Ира, можно как-то магически так поменять местами буквы на бумаге, чтобы они начали складываться в нечитаемую белиберду? Ведь, как мне думается, магия эта одноразовая. Смагичил, и все. Поэтому кулон мой развеять ее не может.
   Класс погрузился в гробовую тишину. Ну хоть напрямую солгать наглости не хватило, уже хлеб. Забрав у девчонок листок, я отошел к своему столу и впервые сел за него как полагается, на стул. Еще раз посмотрел на злополучную строчку, которая, что примечательно, во всей бумаге оказалась единственной, снова убедился, что разобрать написанное не могу, и понял, что варианта два.
   Я поднял на ребят глаза:
   – Обман раскрылся. Поэтому у нас с вами два варианта. Либо вы сами мне признаетесь, что там, либо я сейчас вас тут одних оставлю, вместо того чтобы потратить оставшееся время урока на более приятные вещи, и пойду напрямую к ректору. Уверен, он сможет мне ответить, что тут было написано изначально.
   Ира и Иля, которых мне было видно лучше остальных, одинаково потупились.
   – Только имейте в виду, что в следующий раз, – я специально понизил голос так, чтобы им пришлось напрягаться, чтобы меня слышать, – мне трудно будет так беззаветно вам верить. Стоит ли оно того? – Я постучал пальцем по листку бумаги, который теперь лежал передо мной на столе.
   – Стоит, – неожиданно убежденно буркнул с задней парты Том. По тому, как остальные промолчали, стало понятно, что это общее мнение. Беда. Чего же могли настолько испугаться мои «колокольчики»?
   Я откинулся на спинку стула и задумался. Вчера, на досуге, разобравшись с домашними делами и разместив пушистых гостей, я полвечера провел, пролистывая личные дела моих деток. Нарыл массу всего интересного, за что в первый раз даже взглядом не зацепился. Просто когда читал их впервые, плохо себе представлял, что это за ребята такие. Теперь о каждом из них у меня уже успело сложиться определенное мнение, поэтому информация, которую удалось почерпнуть, оказалась весьма кстати.
   Я прошелся по списку, переданному мне ректором, пытаясь угадать, чего ему не хватает, какой компонент был изъят. Так, посвящение в студенты – это у них, наверное, уже было. Далее, вечер памяти погибших в Великой войне. Что за война, я плохо себе представлял, но как-то подумалось, что это та, на которой темные воевали со светлыми. Потом какие-то спортивные мероприятия. Турнир имени Рамуэля Светлого, турниры между факультетами. И все явно с магическим уклоном. Никаких чисто спортивных мероприятий. Но вряд ли мои детки испугались бы спортом заняться. Какова их истинная физическая подготовка, можно было оценить во время нашего с ними героического прорыва. Что еще? Должно же быть что-то еще?
   У них тут система не такая, как в наших университетах. Больше напоминает американские школы. Опять-таки классное руководство, университетские мероприятия, участие в которых должен проконтролировать классный руководитель. Эти злополучные индивидуальные парты. Что бывает в американских школах? Я ведь, как любой нормальный российский человек конца двадцатого – начала двадцать первого века, в девяностые, да и в начале двухтысячных столько фильмов пересмотрел про их школьников, школьные банды, выпускные, где обязательно есть король и королева, родительские дни, к которым каждый класс обязательно что-то готовит, какое-то мероприятие… вот оно! Первым откликнулся Том, так? Значит…
   Я поднял глаза от листка. Посмотрел на ребят. Потом все же решил подняться.
   Встал. Обошел стол. Опять сел на него, скрестил руки на груди. И только после этого заговорил, обращаясь пока только к Тому:
   – Испугался, что пожалует Великий Папочка и устроит своему сыночку трепку?
   Том пошел красными пятнами, сжал руки в кулаки, зашипел, прожигая меня взглядом, полным неприкрытой ненависти, вот только направлена она была не столько на меня, сколько, как я понял, на недосягаемого сейчас родителя.
   – Ты ничего обо мне не знаешь! Не смей меня судить!
   – Я не сужу. Я удивляюсь.
   – Чему? – вмешался Улька. – Тому, что отец из Тома себя слепить хочет, а ему это не нравится?
   – Молчи! – рыкнул на него Том. Но рыцарь все так же твердо смотрел на меня. Ждал, что скажу.
   Я ответил:
   – Рад, что не только Том готов последнюю рубашку на себе за тебя порвать, но и ты за него заступаешься. – От этих моих слов рыцарь снова смутился и голову пригнул. Собственно, именно на это я рассчитывал. – И что мы имеем? У Тома не проходящий комплекс на почве отцовской идеальности и непогрешимости. Улька морально его поддерживает, но сам со своими родителями тоже видеться, как я понимаю, не спешит. – Тоже комплексуешь? – Рыцарь не ответил. Пришлось мне за него: – Похоже на то. У Фа и Гарри какие-то жуткие тайны в загашнике, поэтому, несмотря на полгода совместного обучения, оба боятся кого-то к себе подпускать. Судя по всему, опасаются быть раскрытыми. У Кара тоска по нормальному женскому теплу и ласке, а не властной руке какой-нибудь Владычицы из темных. У Лии типичный комплекс отличницы, которой нравится мальчик, но она искренне считает, что он на такую, как она, и не взглянет никогда. Потому что он такой… такой… – спародировав девчачье придыхание, протянул я. – Кто у нас дальше? Алый? Он у нас вообще толком с другими общаться не умеет. Разве что с себе подобными, светлыми и заносчивыми настолько, что зубы сводит. Считает всех окружающих грязью под своими ногами. Удобно, наверное, но что-то радости и довольства жизнью в нем как-то маловато, – от этих слов губы эльфа сжались в тонкую полоску, он стиснул кулаки, но смолчал. – Что там за проблемы у Машки, мы с ним еще позавчера в моей палате обсуждали. Иля, бедолага, разрывается между нормальным желанием жить так, как хочется, и непонятной мне пока необходимостью скрывать, что женщины темных могут быть куда сильнее и опаснее мужчин. Хотя, думаю, все дело в том, что, когда вас сюда отправляют, проводят отдельную разъяснительную работу о том, как вы должны себя вести, чтобы, не дай бог, не раздражать нервных светлых. И наконец Ира. С ее основной проблемой я напрямую столкнулся вчера. И честно могу сказать, что это не меньший абзац, чем у остальных. Ничего не забыл, нет?
   – А почему это наши комплексы и недостатки ты во всеуслышание озвучил, а Машку и Иру обошел? – возмутился Алый. Так и знал, что пристанет.
   – Потому что врачебная тайна, – хмыкнув, протянул я.
   – Но о нас же ты рассказал! – поддержал светлого Улька.
   – Только без подробностей, правда? – уточнил я. И посмотрел на Иру: – А о них некоторых подробностей я предпочел бы и не знать.
   Крыть было нечем, но влез Машка.
   – Да ладно, – объявил он с веселой улыбкой. – Я Алому уже сказал, что был увлечен им.
   – Правда? – заинтересовавшись, глянул на сидящего рядом с ним светлого. – А он что?
   – А как бы, по-твоему, я мог отреагировать? – зашипел на меня Алый.
   – Будь я таким снобом, как ты, я бы в морду дал.
   Алый надулся, как мышь на крупу, и отвел глаза.
   – А я не дал и не собираюсь. Мне поговорить нужно, а он не дает.
   – Машка, ну это ты зря. От разговора по душам давалка точно не отсохнет.
   – Я потом тебе в приватной беседе скажу, что у меня отсохнет, – больше не улыбаясь, проинформировал меня тот.
   Очень интересно. Он меня даже заинтриговал. Впрочем, как и Алый. Странная парочка, однако. А уж когда светлый вдруг возмутился:
   – Почему ему, а не напрямую мне? Зачем тебе посредники?!
   – А ты мне кто? – окрысился Машка. – Никто. Так, мимо проходил. А он психолог.
   – Я твой одноклассник! – запротестовал Алый, не придумав ничего лучше. Это он зря.
   – Да? – еще злее зашипел в его сторону Машка. – А со своими светлыми дружками ты меня в общаге травил тоже как одноклассник, да?
   О, как все у них запущено.
   – Прекратите устраивать из класса балаган! – возмутилась Ира. Хлопнула ладонью по парте. Ребята сразу присмирели, но возмущенно сопеть друг на друга не прекратили. Ну просто детский сад на выгуле. А староста тем временем продолжала: – И, раз уж речь зашла, то у меня от класса тоже секретов нет, – объявила она и неожиданно хитро мне улыбнулась. Я даже испугаться успел. Что она задумала? За что? – Андрей прекрасно целуется. В случае чего, рекомендую.
   – Что?! – воскликнули все вместе.
   – Когда ты успела? – набросилась на соседку Иля.
   – Вчера. – Ира тяжело вздохнула, и вся хитринка испарилась из ее глаз без следа, оставив после себя усталость и грусть. От чего ты так успела устать? – Он поэтому меня к тебе и отвел. Лучистый рвался сам проверить, какая я девочка. Вот Андрей его и умыл, заявил, что, если я с деканом целоваться не хочу, это еще ничего не значит. И поцеловал сам, чтобы тот больше не лез ко мне. Как сказал Андрей, ничего личного, просто помощь.
   – Почему ты не упоминала, что у тебя проблемы? – неожиданно из всех мальчишек заговорил именно Кар. – Мы бы могли…
   – Я бы тоже могла, – осадила его Иля и повторила вчерашние слова Иры. – Но она думала, что сама справится.
   Повисла пауза. Ребята переваривали откровения Машки и Иры.
   – И что, он правда так хорош? – вдруг полюбопытствовала темная.
   Я напрягся. Что-то мне совсем не понравилась такая постановка вопроса.
   А Ира все так же устало и тихо, от чего прозвучало до ужаса искренне, ответила:
   – У меня колени подкашивались и дышать было совсем нечем.
   Так, нужно нашу старосту срочно в чувство приводить, а то с такой рекламой мне скоро на стенку лезть придется.
   – Слушайте, не надо на меня так смотреть. Мне что, теперь с каждым целоваться, что ли?
   – Почему с каждым? – неожиданно, широко улыбнувшись, объявил Улька. Конечно, ему стало смешно. – Только с девчонками.
   – Да что ты, – протянул я в ответ. – Что-то мне подсказывает, что Машка вон тоже не против поучаствовать в развлечении. По ушам вижу.
   Машка в ответ на это призывно мне улыбнулся. Умеет играть на публику, гаденыш.
   – Уши как уши, – неожиданно строго произнес Алый. – Эльфийские.
   – Темноэльфийские, – пропел Машка и пояснил: – Наши выразительнее.
   – Да что ты говоришь? – снова начал заводиться Алый.