— Это не игра! — заорал Данко. Ридзику казалось, что Виктор уже так близко, что он почти чувствует его запах.
— Нет, черт бы тебя побрал!
Автобусы летели навстречу друг другу, словно две пули, пущенные в одну и ту же мишень с разных сторон. Данко и Виктор, охотник и зверь, вложили в эти несколько секунд всю свою жизнь и ненависть. И оба были полностью захвачены этим моментом.
Но не Ридзик. Он стоял за спиной у Данко, глядя, как с каждой долей секунды все ближе и ближе сходятся визжащие тела гигантских машин.
— Так, — произнёс он тоном спортивного тренера, — готовимся свернуть… готовимся…
Но Данко не слышал его. Он вообще даже забыл о присутствии Ридзика. А Арт Ридзик, рождённый и вскормленный в Чикаго, вдруг сообразил, что эта пара сумасшедших идиотов собирается уничтожить друг друга — при помощи американских автобусов, в американском товарном складе, причём жертвой сего несчастного случая должен стать американский же полисмен. Он оказался теперь лишь эпизодическим актёром в этой безумной русской фантазии.
— Суки вы сумасшедшие! — заорал он, готовый в этот момент убить их обоих. Вовсе не так собирался он помирать. И жажда жизни, столь же сильная, как их стремление к смерти, охватила все его тело. Он вцепился в руки Данко, сжатые на руле. Все своё стремление к жизни вложил он в свои усилия, дюйм за дюймом сдвигая смертельную хватку Данко. И за несколько секунд до столкновения он успел повернуть руль на столько, что автобус Виктора пронёсся мимо в волоске от них. Но их автобус продолжал жить собственной жизнью. Словно не выдержав нанесённого ему оскорбления, он проявил свой нрав, кувырнулся на сторону, словно умирая. Но скорость была слишком велика. И огромная машина перекувырнулась ещё раз, и ещё — а внутри, словно крысы в банке, кувыркались Ридзик и Данко.
Виктор взревел от восторга, наблюдая это в зеркало. Когда исцарапанный и помятый автобус Данко наконец остановился, первые язычки пламени, вырвавшись из разбитого бензобака, поползли по его израненному телу. И тут, проламывая стекло, появился кулак — это Данко разбил окно. Разбив окно, он выкарабкался из автобуса, волоча за собой Ридзика.
Данко сбросил чикагского полисмена на землю. Голова и руки Данко были испещрены ранами и царапинами, но под шрамами лицо его побелело от гнева.
— Дурак! — прокричал он Ридзику по-русски. — Дурак!
— Какого хрена значит «дурак», ты, псих? — спросил Ридзик, испытывая наслаждение от того, что все ещё жив.
— Идиот!
А Ридзику-то казалось, что именно его быстрое и энергичное вмешательство спасло их обоих от верной смерти. И он вовсе не считал, что за это его следует награждать «дураком».
— Ты бы убил нас, кретин!
Ничего не понимают эти американцы!
— Зато и Виктора бы тоже! Дурак!
Да только Виктор не смотрел, куда он едет. И когда он пересекал железнодорожные пути, огромный тепловоз, выполняющий своё дежурство в эту ночь, вывернув из-за поворота, с грохотом врезался в автобус. Тепловоз катился небыстро — миль двадцать пять в час, — но весил семьдесят пять тонн; он был больше, сильнее и страшнее, чем та машина, что несла Виктора навстречу свободе. Поезд протащился ещё сотню метров по пути, прежде чем остановился. Автобус был смят, словно консервная банка.
Наступила тишина. Данко и Ридзик стояли, уставившись на обломки.
— Вот и все, — сказал Ридзик.
Данко проковылял несколько шагов навстречу автобусу. Его машина горела позади, освещая склад красным светом.
Иван Данко вытащил пистолет и двинулся к искорёженному автобусу.
— Данко, — крикнул Арт. — Он же не мог… Но Виктор смог. Спотыкаясь на рельсах, в разодранной одежде, с переломанной левой рукой, безжизненно повисшей в рукаве, русский приближался к ним. В правой он сжимал пистолет — и он шёл убивать Ивана Данко, московского милиционера — даже если это будет, в буквальном смысле слова, последним, что он успеет сделать в жизни.
— Я пойду один, — сказал Данко. Ридзик вскарабкался на ноги. Казалось, будто все мышцы его пропустили через мясорубку.
— Почему вы считаете, что больше подходите для этой работы, чем я? — спросил он.
Данко оглянулся. По щеке у него струилась кровь. Лицо казалось красным в отсветах огня. Ридзик уже не сомневался, что Данко убьёт его, если он попытается вмешаться. А тот даже не удостоил его ответом.
Ридзик пожал плечами:
— Сдаюсь. Это чисто русский конфликт. Данко двинулся навстречу своему врагу, тяжело шагая по земле. Менее уверенным шагом, но не менее решительно, шёл навстречу Данко Виктор. Ридзику это напомнило «В самый полдень»
— только по-московски — долгий путь двух вооружённых людей навстречу друг другу.
Когда их разделяло метров двадцать, Виктор остановился, не поднимая пистолета. С усмешкой следил он, как приближается Данко.
— Хочешь, чтоб я сдался? Да? Данко шагал вперёд.
— Хочешь предать меня народному суду? Да? Данко шагал вперёд.
— Думаешь, если возьмёшь меня, то возьмёшь и всю семью — да?
Их разделяло лишь несколько шагов.
— Ну а я отвечу: иди на…! — закричал Виктор и, подняв пистолет, выстрелил. Но прежде успел выстрелить Данко. И первая пуля вонзилась Виктору в грудь. Иван держал свой изрыгающий огонь пистолет крепко и ровно, опустошая в Виктора весь магазин. Казалось, что лишь «В самый полдень» — знаменитый американский вестерн. сила впивающихся в тело пуль держала Виктора на ногах. Когда выстрелы прекратились, он рухнул на землю. Тело Виктора спазматически вздрогнуло, когда мозг и нервная система стали отключаться, перегруженные внезапным насилием, совершённым над телом.
Данко опустил пистолет, вовсе не чувствуя ожидаемого облегчения — лишь усталость и слабое отвращение. Он все ещё стоял, не двигаясь, когда Ридзик прошёл мимо и склонился над телом.
Профессиональным взглядом окинул он раны.
— Вот вы его и достали. Отлично. Прекрасная кучность попаданий.
Данко вздрогнул, словно отряхиваясь ото сна.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Данко протянул ещё тёплый пистолет. Больше он не понадобится.
— Все же я предпочёл бы советскую модель.
— Но знаете, у вас проблемы с позицией — серьёзные проблемы, Данко.
Он взял пистолет и пошёл дальше. Нужно найти телефон — Ридзик чувствовал, что множество народа весьма интересуется, куда ж это он подевался.
Данко стоял над телом Виктора. Разбитая грудь Росты приподнялась — лёгкие пытались вдохнуть немного воздуха в ещё теплящуюся жизнь. Кровь стекала у него из уголка рта, и все же губы Виктора искривились в последней предсмертной ухмылке.
— Кранты мне, — простонал он по-русски. Виктор закашлялся от усилия, контуры Данко постепенно все сильнее размывались у него перед глазами.
— Да, — ответил Данко.
Собрав всю силу, что ещё осталась в теле, Виктор сумел приподнять правую руку. Из рукава ему на ладонь выскользнул пистолет.
— Но и тебе тоже…
Он попытался направить пистолет в ту сторону, где, как ему казалось, находился Данко. Сердце отмеряло последние удары. Данко смотрел на пистолет, неуверенно сжатый в руке умирающего.
— Труп — он и есть труп, — заметил Иван.
Виктор не смог даже кивнуть. А прицелиться и нажать спуск было тем более выше его сил. Он лишь сумел улыбнуться, словно вспоминая что-то приятное, случившееся много лет назад. К тому времени, как Данко наклонился и вынул у него из руки пистолет, он был уже мёртв.
Глава 14
— Нет, черт бы тебя побрал!
Автобусы летели навстречу друг другу, словно две пули, пущенные в одну и ту же мишень с разных сторон. Данко и Виктор, охотник и зверь, вложили в эти несколько секунд всю свою жизнь и ненависть. И оба были полностью захвачены этим моментом.
Но не Ридзик. Он стоял за спиной у Данко, глядя, как с каждой долей секунды все ближе и ближе сходятся визжащие тела гигантских машин.
— Так, — произнёс он тоном спортивного тренера, — готовимся свернуть… готовимся…
Но Данко не слышал его. Он вообще даже забыл о присутствии Ридзика. А Арт Ридзик, рождённый и вскормленный в Чикаго, вдруг сообразил, что эта пара сумасшедших идиотов собирается уничтожить друг друга — при помощи американских автобусов, в американском товарном складе, причём жертвой сего несчастного случая должен стать американский же полисмен. Он оказался теперь лишь эпизодическим актёром в этой безумной русской фантазии.
— Суки вы сумасшедшие! — заорал он, готовый в этот момент убить их обоих. Вовсе не так собирался он помирать. И жажда жизни, столь же сильная, как их стремление к смерти, охватила все его тело. Он вцепился в руки Данко, сжатые на руле. Все своё стремление к жизни вложил он в свои усилия, дюйм за дюймом сдвигая смертельную хватку Данко. И за несколько секунд до столкновения он успел повернуть руль на столько, что автобус Виктора пронёсся мимо в волоске от них. Но их автобус продолжал жить собственной жизнью. Словно не выдержав нанесённого ему оскорбления, он проявил свой нрав, кувырнулся на сторону, словно умирая. Но скорость была слишком велика. И огромная машина перекувырнулась ещё раз, и ещё — а внутри, словно крысы в банке, кувыркались Ридзик и Данко.
Виктор взревел от восторга, наблюдая это в зеркало. Когда исцарапанный и помятый автобус Данко наконец остановился, первые язычки пламени, вырвавшись из разбитого бензобака, поползли по его израненному телу. И тут, проламывая стекло, появился кулак — это Данко разбил окно. Разбив окно, он выкарабкался из автобуса, волоча за собой Ридзика.
Данко сбросил чикагского полисмена на землю. Голова и руки Данко были испещрены ранами и царапинами, но под шрамами лицо его побелело от гнева.
— Дурак! — прокричал он Ридзику по-русски. — Дурак!
— Какого хрена значит «дурак», ты, псих? — спросил Ридзик, испытывая наслаждение от того, что все ещё жив.
— Идиот!
А Ридзику-то казалось, что именно его быстрое и энергичное вмешательство спасло их обоих от верной смерти. И он вовсе не считал, что за это его следует награждать «дураком».
— Ты бы убил нас, кретин!
Ничего не понимают эти американцы!
— Зато и Виктора бы тоже! Дурак!
Да только Виктор не смотрел, куда он едет. И когда он пересекал железнодорожные пути, огромный тепловоз, выполняющий своё дежурство в эту ночь, вывернув из-за поворота, с грохотом врезался в автобус. Тепловоз катился небыстро — миль двадцать пять в час, — но весил семьдесят пять тонн; он был больше, сильнее и страшнее, чем та машина, что несла Виктора навстречу свободе. Поезд протащился ещё сотню метров по пути, прежде чем остановился. Автобус был смят, словно консервная банка.
Наступила тишина. Данко и Ридзик стояли, уставившись на обломки.
— Вот и все, — сказал Ридзик.
Данко проковылял несколько шагов навстречу автобусу. Его машина горела позади, освещая склад красным светом.
Иван Данко вытащил пистолет и двинулся к искорёженному автобусу.
— Данко, — крикнул Арт. — Он же не мог… Но Виктор смог. Спотыкаясь на рельсах, в разодранной одежде, с переломанной левой рукой, безжизненно повисшей в рукаве, русский приближался к ним. В правой он сжимал пистолет — и он шёл убивать Ивана Данко, московского милиционера — даже если это будет, в буквальном смысле слова, последним, что он успеет сделать в жизни.
— Я пойду один, — сказал Данко. Ридзик вскарабкался на ноги. Казалось, будто все мышцы его пропустили через мясорубку.
— Почему вы считаете, что больше подходите для этой работы, чем я? — спросил он.
Данко оглянулся. По щеке у него струилась кровь. Лицо казалось красным в отсветах огня. Ридзик уже не сомневался, что Данко убьёт его, если он попытается вмешаться. А тот даже не удостоил его ответом.
Ридзик пожал плечами:
— Сдаюсь. Это чисто русский конфликт. Данко двинулся навстречу своему врагу, тяжело шагая по земле. Менее уверенным шагом, но не менее решительно, шёл навстречу Данко Виктор. Ридзику это напомнило «В самый полдень»
— только по-московски — долгий путь двух вооружённых людей навстречу друг другу.
Когда их разделяло метров двадцать, Виктор остановился, не поднимая пистолета. С усмешкой следил он, как приближается Данко.
— Хочешь, чтоб я сдался? Да? Данко шагал вперёд.
— Хочешь предать меня народному суду? Да? Данко шагал вперёд.
— Думаешь, если возьмёшь меня, то возьмёшь и всю семью — да?
Их разделяло лишь несколько шагов.
— Ну а я отвечу: иди на…! — закричал Виктор и, подняв пистолет, выстрелил. Но прежде успел выстрелить Данко. И первая пуля вонзилась Виктору в грудь. Иван держал свой изрыгающий огонь пистолет крепко и ровно, опустошая в Виктора весь магазин. Казалось, что лишь «В самый полдень» — знаменитый американский вестерн. сила впивающихся в тело пуль держала Виктора на ногах. Когда выстрелы прекратились, он рухнул на землю. Тело Виктора спазматически вздрогнуло, когда мозг и нервная система стали отключаться, перегруженные внезапным насилием, совершённым над телом.
Данко опустил пистолет, вовсе не чувствуя ожидаемого облегчения — лишь усталость и слабое отвращение. Он все ещё стоял, не двигаясь, когда Ридзик прошёл мимо и склонился над телом.
Профессиональным взглядом окинул он раны.
— Вот вы его и достали. Отлично. Прекрасная кучность попаданий.
Данко вздрогнул, словно отряхиваясь ото сна.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Данко протянул ещё тёплый пистолет. Больше он не понадобится.
— Все же я предпочёл бы советскую модель.
— Но знаете, у вас проблемы с позицией — серьёзные проблемы, Данко.
Он взял пистолет и пошёл дальше. Нужно найти телефон — Ридзик чувствовал, что множество народа весьма интересуется, куда ж это он подевался.
Данко стоял над телом Виктора. Разбитая грудь Росты приподнялась — лёгкие пытались вдохнуть немного воздуха в ещё теплящуюся жизнь. Кровь стекала у него из уголка рта, и все же губы Виктора искривились в последней предсмертной ухмылке.
— Кранты мне, — простонал он по-русски. Виктор закашлялся от усилия, контуры Данко постепенно все сильнее размывались у него перед глазами.
— Да, — ответил Данко.
Собрав всю силу, что ещё осталась в теле, Виктор сумел приподнять правую руку. Из рукава ему на ладонь выскользнул пистолет.
— Но и тебе тоже…
Он попытался направить пистолет в ту сторону, где, как ему казалось, находился Данко. Сердце отмеряло последние удары. Данко смотрел на пистолет, неуверенно сжатый в руке умирающего.
— Труп — он и есть труп, — заметил Иван.
Виктор не смог даже кивнуть. А прицелиться и нажать спуск было тем более выше его сил. Он лишь сумел улыбнуться, словно вспоминая что-то приятное, случившееся много лет назад. К тому времени, как Данко наклонился и вынул у него из руки пистолет, он был уже мёртв.
Глава 14
В больнице графства Кук Данко и Ридзику залечили раны. Надо сказать, правда, что Данко потребовалось от врачей больше внимания, за что Ридзик был благодарен судьбе. На большой порез на лбу у Данко наложили четырнадцать швов, тогда как Ридзику хватило лишь йода и очередного укола от столбняка. Впрочем, каждому из них следовало ещё давать объяснения: Данко уединился с советскими дипломатами, Муссорским и Степановичем почти на час, а Ридзик отвечал на вопросы Доннелли. И сам тоже собирался задать несколько вопросов.
— Так что вы добрались, наконец, до Виктора, — говорил Доннелли.
— Ага — сегодня мы сделали Россию немного счастливей и безопасней.
— Хорошо, — ответил Доннелли. — Я рад.
— А где его чёртово тело? — спросил Стоббз. Ридзик посмотрел на него таким взглядом, словно ответ был очевиден:
— Я перетащил его за границы нашего графства. Пусть им занимаются ребята Цицеро. Это сэкономит нам неделю бумагомарания.
— Просто прекрасная идея, Арт, — отметил Стоббз. Но Ридзику было плевать на то, что думает Стоббз. Его больше волновал Доннелли.
— Я всегда считал вас отличным парнем, командир.
— Рад стараться, — скромно ответил Доннелли.
— Ну да, чтобы мне потяжелей жилось. Вы ведь специально подвесили меня к Данко? Думали, что я в дерьме окажусь?
Доннелли неуверенно переступил с ноги на ногу:
— Вы хороший полисмен. Поэтому я и дал вам сложное задание. Я считал, что вы сможете справиться с ним.
— Черта-с-два! Если бы у них выгорело это дело, пока вы все сидели на бейсболе… — Ридзик махнул рукой. — Ох, черт возьми! Эй, Стоббз, а это дерьмо неплохо будет смотреться в моей характеристике, верно?
Как ни неприятно было Стоббзу сознавать это, но, похоже, Ридзик снова вступит в строй на полных правах. Если б они хоть разбили скульптуру Колдера, то можно было бы предъявить к нему какие-то претензии, но на ней не осталось и царапины.
— Да, — ответствовал он слегка подавленным тоном, — ваша характеристика будет в порядке.
— В порядке?
— Хорошая. Очень хорошая.
Ридзик чувствовал себя неплохо, хотя задница и побаливала.
— А знаете, этот сукин сын — настоящий полисмен. Может работать в Чикаго, командир, если ему дать подходящего партнёра, чтоб показал ходы.
Доннелли покачал головой:
— Данко? Забудьте, Ридзик. Радуйтесь, что продолжаете работать.
Телевизор над баром передавал бейсбол — «Уайт Сокс» — «Тайгерс», и Данко глазел на экран с таким видом, словно игра эта была для него столь же непостижима, как итальянская опера.
— Это Бейнс, — сказал Ридзик. — Чертовски здорово бросает.
Данко потягивал свой напиток.
— Да.
— Эй, Данко. Как вы думаете, мог бы я работать секретным агентом в России?
Перед тем как отправиться обратно домой, Данко ухе снова переоделся в свою милицейскую форму. На лбу у него выделялся красноватый шрам, но Ридзику подумалось» что это даже украшает Ивана.
— Нет.
Но Ридзик видел, что Данко шутит — в свойственной ему манере, конечно.
— Прекрасно. Просто прекрасно. Я тоже буду по вас скучать.
— Хорошо.
Ридзик отпил пива, поглядывая на экран.
— Слушайте, я вот что хотел у вас спросить. Помните, тогда, на автовокзале, когда мы уже было взяли Виктора, а вы направили пистолет на меня?
— Помню.
— Вы бы ведь не стали стрелять в меня, верно? Данко лишь молча продолжал смотреть. И Ридзик подумал: «Да, он бы выстрелил в меня. Может, только в ногу. Но этот сукин сын выстрелил бы».
— Ага. Так я и думал. Я просто хотел, понимаете, удостовериться.
Данко снова повернулся к телевизору:
— Я не понимаю этой игры.
— Бейсбола? Да и не надо. Это чисто американская забава, — Ридзик отхлебнул пива. Он решил, что не стоит упоминать, что бейсбол — это ещё и японская забава, и кубинская. — Вам, русским, лучше заниматься плясками вприсядку и дрессировать медведей для цирка.
— Сейчас и в Советском Союзе играют в бейсбол. Почему-то это разозлило Ридзика:
— У вас, ребята, в этом деле нет никаких шансов. Это наша национальная игра, — он снова перевёл взгляд на экран, посасывая пиво. — Хотя, надо сказать, между нами можно бы было устроить дьявольское состязание.
Данко улыбнулся:
— Мы бы выиграли. Ридзик рассмеялся:
— Это уж мы посмотрим, товарищ. Данко поставил стакан и снял с запястья свои дешёвые часы. В Советском Союзе, — начал он торжественно, словно произнося речь, — есть обычай обмениваться сувенирами на память — как знак дружбы. Я решил отдать вам это.
Ридзик посмотрел на его часы, потом на свой «Ролекс». Обмен был явно нечестным — ну и черт с ним. Мир во всем мире в обмен на часы — благородное дело.
— Очень мило, а я и не знал о таком обычае. Просто очень приятно, — он отстегнул свой «Ролекс». — Я тоже хочу подарить вам свои часы. Это чудо — тысячедолларовый образчик западной технологии. Умеет делать все что угодно — разве что задницу не может пороть.
Данко застегнул «Ролекс» у себя на руке и с восхищением посмотрел на часы. Ридзика же его подарок отнюдь не привёл в восторг.
— А это настоящие… восточногерманские часы за двадцатку. Даже не верится, что вы мне их подарили, — сказал он, широко улыбаясь. — Это пластмасса, верно?
Впрочем, какого черта. Забавно будет как-нибудь вспомнить вечерком в баре.
— Я очень рад, — ответил Данко. Он допил и, наклонившись, поднял свой чемодан.
— Пока, — сказал Ридзик.
— До свиданья, — ответил Данко. Затем, подумав, добавил:
— Ридзик, мы полицейские, а не политики.
— Да? Слава Богу. И что это должно означать? Данко улыбнулся:
— Это значит, что мы можем любить друг друга, — а потом сказал по-русски:
— Удачи тебе. До свиданья. Ридзик пожал плечами:
— Извините, я слегка подзабыл русский язык.
— Удачи и до свиданья, — перевёл Данко. Он положил руку Ридзику на плечо, сжал его, снова подхватил чемодан и вышел из бара.
— Пока, чувак! — крикнул вслед ему Ридзик. Он проследил, как серая форма постепенно скрывается в толпе, потом снова принялся за пиво. Ридзик смотрел игру, решив, что после всего недавно пережитого ему следует пару часиков передохнуть. В середине восьмого иннинга часы Данко — а теперь уже Ридзика — запищали. Ридзик нажал кнопку, отключая сигнал, и допил пиво.
— Пора кормить попугая, — сообщил он бармену. Тот подозрительно взглянул на него:
— И какого черта это должно означать?
Ридзик улыбнулся:
— Мистер, вы мне все равно никогда не поверите.
— Так что вы добрались, наконец, до Виктора, — говорил Доннелли.
— Ага — сегодня мы сделали Россию немного счастливей и безопасней.
— Хорошо, — ответил Доннелли. — Я рад.
— А где его чёртово тело? — спросил Стоббз. Ридзик посмотрел на него таким взглядом, словно ответ был очевиден:
— Я перетащил его за границы нашего графства. Пусть им занимаются ребята Цицеро. Это сэкономит нам неделю бумагомарания.
— Просто прекрасная идея, Арт, — отметил Стоббз. Но Ридзику было плевать на то, что думает Стоббз. Его больше волновал Доннелли.
— Я всегда считал вас отличным парнем, командир.
— Рад стараться, — скромно ответил Доннелли.
— Ну да, чтобы мне потяжелей жилось. Вы ведь специально подвесили меня к Данко? Думали, что я в дерьме окажусь?
Доннелли неуверенно переступил с ноги на ногу:
— Вы хороший полисмен. Поэтому я и дал вам сложное задание. Я считал, что вы сможете справиться с ним.
— Черта-с-два! Если бы у них выгорело это дело, пока вы все сидели на бейсболе… — Ридзик махнул рукой. — Ох, черт возьми! Эй, Стоббз, а это дерьмо неплохо будет смотреться в моей характеристике, верно?
Как ни неприятно было Стоббзу сознавать это, но, похоже, Ридзик снова вступит в строй на полных правах. Если б они хоть разбили скульптуру Колдера, то можно было бы предъявить к нему какие-то претензии, но на ней не осталось и царапины.
— Да, — ответствовал он слегка подавленным тоном, — ваша характеристика будет в порядке.
— В порядке?
— Хорошая. Очень хорошая.
Ридзик чувствовал себя неплохо, хотя задница и побаливала.
— А знаете, этот сукин сын — настоящий полисмен. Может работать в Чикаго, командир, если ему дать подходящего партнёра, чтоб показал ходы.
Доннелли покачал головой:
— Данко? Забудьте, Ридзик. Радуйтесь, что продолжаете работать.
* * *
Если капитан Данко и был рад тому, что отбывает домой, или грустил оттого, что покидает Чикаго, или даже счастлив, что наконец-то мёртв Виктор Роста — то он не показывал этого. Ридзик отвёз его в аэропорт, зарегистрировал на рейс Аэрофлота, а потом отвёл в один из многочисленных баров. Ридзика слегка удивило то, что Данко одним махом опорожнил полбутылки водки, словно это был лимонад, и лишь потом успокоился и стал попивать её ухе неторопливо. И при этом он не пьянел.Телевизор над баром передавал бейсбол — «Уайт Сокс» — «Тайгерс», и Данко глазел на экран с таким видом, словно игра эта была для него столь же непостижима, как итальянская опера.
— Это Бейнс, — сказал Ридзик. — Чертовски здорово бросает.
Данко потягивал свой напиток.
— Да.
— Эй, Данко. Как вы думаете, мог бы я работать секретным агентом в России?
Перед тем как отправиться обратно домой, Данко ухе снова переоделся в свою милицейскую форму. На лбу у него выделялся красноватый шрам, но Ридзику подумалось» что это даже украшает Ивана.
— Нет.
Но Ридзик видел, что Данко шутит — в свойственной ему манере, конечно.
— Прекрасно. Просто прекрасно. Я тоже буду по вас скучать.
— Хорошо.
Ридзик отпил пива, поглядывая на экран.
— Слушайте, я вот что хотел у вас спросить. Помните, тогда, на автовокзале, когда мы уже было взяли Виктора, а вы направили пистолет на меня?
— Помню.
— Вы бы ведь не стали стрелять в меня, верно? Данко лишь молча продолжал смотреть. И Ридзик подумал: «Да, он бы выстрелил в меня. Может, только в ногу. Но этот сукин сын выстрелил бы».
— Ага. Так я и думал. Я просто хотел, понимаете, удостовериться.
Данко снова повернулся к телевизору:
— Я не понимаю этой игры.
— Бейсбола? Да и не надо. Это чисто американская забава, — Ридзик отхлебнул пива. Он решил, что не стоит упоминать, что бейсбол — это ещё и японская забава, и кубинская. — Вам, русским, лучше заниматься плясками вприсядку и дрессировать медведей для цирка.
— Сейчас и в Советском Союзе играют в бейсбол. Почему-то это разозлило Ридзика:
— У вас, ребята, в этом деле нет никаких шансов. Это наша национальная игра, — он снова перевёл взгляд на экран, посасывая пиво. — Хотя, надо сказать, между нами можно бы было устроить дьявольское состязание.
Данко улыбнулся:
— Мы бы выиграли. Ридзик рассмеялся:
— Это уж мы посмотрим, товарищ. Данко поставил стакан и снял с запястья свои дешёвые часы. В Советском Союзе, — начал он торжественно, словно произнося речь, — есть обычай обмениваться сувенирами на память — как знак дружбы. Я решил отдать вам это.
Ридзик посмотрел на его часы, потом на свой «Ролекс». Обмен был явно нечестным — ну и черт с ним. Мир во всем мире в обмен на часы — благородное дело.
— Очень мило, а я и не знал о таком обычае. Просто очень приятно, — он отстегнул свой «Ролекс». — Я тоже хочу подарить вам свои часы. Это чудо — тысячедолларовый образчик западной технологии. Умеет делать все что угодно — разве что задницу не может пороть.
Данко застегнул «Ролекс» у себя на руке и с восхищением посмотрел на часы. Ридзика же его подарок отнюдь не привёл в восторг.
— А это настоящие… восточногерманские часы за двадцатку. Даже не верится, что вы мне их подарили, — сказал он, широко улыбаясь. — Это пластмасса, верно?
Впрочем, какого черта. Забавно будет как-нибудь вспомнить вечерком в баре.
— Я очень рад, — ответил Данко. Он допил и, наклонившись, поднял свой чемодан.
— Пока, — сказал Ридзик.
— До свиданья, — ответил Данко. Затем, подумав, добавил:
— Ридзик, мы полицейские, а не политики.
— Да? Слава Богу. И что это должно означать? Данко улыбнулся:
— Это значит, что мы можем любить друг друга, — а потом сказал по-русски:
— Удачи тебе. До свиданья. Ридзик пожал плечами:
— Извините, я слегка подзабыл русский язык.
— Удачи и до свиданья, — перевёл Данко. Он положил руку Ридзику на плечо, сжал его, снова подхватил чемодан и вышел из бара.
— Пока, чувак! — крикнул вслед ему Ридзик. Он проследил, как серая форма постепенно скрывается в толпе, потом снова принялся за пиво. Ридзик смотрел игру, решив, что после всего недавно пережитого ему следует пару часиков передохнуть. В середине восьмого иннинга часы Данко — а теперь уже Ридзика — запищали. Ридзик нажал кнопку, отключая сигнал, и допил пиво.
— Пора кормить попугая, — сообщил он бармену. Тот подозрительно взглянул на него:
— И какого черта это должно означать?
Ридзик улыбнулся:
— Мистер, вы мне все равно никогда не поверите.