— Ни с места, Виктор, — сказал он. Юрий ликовал. Он уже чувствовал во рту вкус водки, которую они будут пить с Данко, отмечая замечательное событие. Он будет подшучивать над своим другом, напирая на тот факт, что это он, Юрий, поймал злого разбойника Виктора Росту, пока Данко отлавливал мелкую рыбёшку. Иван станет притворяться раздосадованным, станет ругаться… но оба они будут понимать, что это победа их обоих, что это вместе они уничтожили крупнейшую в Москве шайку. Это будет минута их триумфа.
   Виктор остановился, спиной почувствовав направленный в него пистолет.
   — Вот ты и арестован, дружок, — сказал Юрий. Виктор медленно повернулся и посмотрел на него. Он слегка улыбнулся.
   «Хладнокровный, сволочь», — подумал милиционер.
   — Бросай оружие! — приказал он. Большой автоматический пистолет Виктора тихо упал на снежный покров. Он протянул вперёд руки:
   — А теперь наручники, да?
   — Да, — сказал Юрий, улыбаясь. «Не такие уж они крутые, когда попадутся», — подумал он. — Пожалуй, это будет очень кстати.
   Виктор оттянул назад манжеты:
   — Осторожней с рубашкой. Её в Лондоне шили.
   — Конечно, приятель.
   Руки Виктора были направлены прямо в сторону груди Юрия. Внезапно, словно скользнув вдоль руки, в ладони у Виктора оказался пистолет. Он выскочил, приведённый в движение усилием мышц и появился, словно по волшебству. Калибр у него был небольшой, но двух пуль, вонзившихся в грудь Юрия, оказалось достаточно. Юрий схватился за грудь и упал. Виктор спрятал пистолет обратно в свой пошитый в Лондоне рукав и неторопливо вышел через ворота. Там он свернул налево по заснеженной улице и исчез…
   После чего вновь возник в городе Чикаго, что в Соединённых Штатах Америки. Там он был арестован полицией за какое-то нарушение уличного движения. Имя его оказалось в компьютере ФБР, откуда попало в компьютер Интерпола в Бельгии, который, в свою очередь, оповестил как американцев, так и русских, что задержан крупный международный преступник.
   Сообщение об аресте Виктора Росты, проследовав через ряд инстанций московской милиции, в конце концов оказалось на столе у непосредственного начальника Ивана Данко. Это был майор Бондарев — и уже он-то и сообщил Данко, что самый разыскиваемый в Москве человек арестован в Чикаго. Хотя внешне, казалось бы, спокойно воспринявший эту новость, Данко почувствовал, как сильно забилось сердце у него в груди.
   — Вы отправитесь в Америку, — сказал Бондарев, — и привезёте его домой.
   — Есть, товарищ майор, — флегматично ответил Данко.
   — Вообще-то мне не следовало бы посылать вас. Вы, конечно, отличный офицер, Иван Иванович, но уж больно много значит для вас это дело. А это порой, мне кажется, несколько влияет на рассудок.
   — Я буду исполнять приказания, товарищ майор.
   — Конечно, — майор Бондарев предложил Данко толстую чёрную сигару. — Возьмите. Стоит иногда доставить себе удовольствие.
   Данко взял сигару скорее из любезности, чем с охотою, но сигара понравилась ему. Чудесная настоящая Гавана — в Штатах таких не достанешь.
   — Там вы останетесь только на одну ночь, — сообщил ему начальник. — Прилетаете, проведёте ночь, заберёте арестованного и возвращаетесь. Вам ясно?
   — Абсолютно, товарищ майор.
   — Отлично, — майор выпустил облако голубого дыма. — Я ведь знаю, что это значит для тебя, Ваня.
   «Нет, не знаешь», — подумал Данко. Никто не знает, что чувствует опер, когда убивают его напарника. Данко провёл целые ночи, долгие холодные ночи, восстанавливая ту сцену в своём воображении. Он снова прослеживал каждое своё движение, анализируя, критикуя, размышляя, не совершил ли где ошибки. Он не мог забыть того дня.
   Как только он увидал огорчённое, бледное и испуганное лицо молоденького милиционера, Данко понял, что Юра ранен. Он выскочил во двор, как сквозь туман различая, что снег возле тела его друга стал уже совсем красным рядом с раной, постепенно розовея по краям. Люди, посетители «Дружбы» и милиционеры, сгрудились вокруг Юриного тела. Данко растолкал их и опустился на колени возле лежащего друга. Даже неспециалисту было ясно, что Юрий уже при смерти. Лицо его побелело, дыхание стало тяжёлым и прерывистым, губы посинели и дрожали.
   Данко обхватил Юрия руками.
   — Держись, дружок, — хрипло произнёс он, — сейчас «скорая» придёт. Завтра мы ещё посмеёмся. Пожалуйста, держись.
   Глаза Юрия словно ничего уже не видели, но он узнал голос и улыбнулся:
   — Слишком поздно, Вань. Я проиграл.
   Данко почувствовал, как тело его друга тяжелеет.
   — Он ведь был мой. Мой! Но я проиграл, — если б у Юрия было побольше сил, он бы в отчаянии трахнул по земле кулаком. Но даже для того, чтобы произнести последние слова, ему понадобилось напрягаться. — Продолжай без меня. Обещай, обещай, что возьмёшь его.
   — Обещаю, — торжественно сказал Данко. Юрий довольно улыбнулся:
   — Вот и хорошо.
   Бондарев что-то говорил, и Данко потребовалось несколько секунд, чтобы сосредоточиться на его словах:
   — ..конечно, вы не должны давать американцам ни малейшего намёка на то, за что мы разыскиваем этого человека. Мы с ними можем сейчас более-менее дружить, но не стоит выносить сор из избы — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
   — Конечно, товарищ майор, — Данко выглянул в окно. В Москве уже лето. А Юра умер зимой. Но кажется, будто ещё вчера снег был по колено.
   Бондарев продолжал что-то говорить. Данко снова заставил себя вернуться к действительности.
   — Ровошенко, лейтенант Ровошенко принесёт вам билет, визы и все остальное, что потребуется. Сегодня вечером, — он протянул руку:
   — Удачи, товарищ капитан.
   Данко пожал руку своего начальника:
   — Спасибо, товарищ майор.
* * *
   Данко, будучи аккуратным, методичным человеком, упаковал одежду, заботливо складывая её, прежде чем поместить в потрёпанный чемодан, лежащий на кровати. Он уложил два гражданских костюма — один голубой, другой безвкусного зеленоватого цвета, не забывая при этом расправлять складки на брюках. Опустился вечер и, словно напоминая ему об этом, ровно в шесть запикали его наручные часы. Он нажал на рычажок, отключая сигнал. Затем пошёл в свою небогато обставленную гостиную, приподнял крышку птичьей клетки и покормил сидящего там яркого попугайчика.
   Тут раздался звонок в дверь. Он открыл. Это была лейтенант Катя Ровошенко, светловолосая, сурового вида дама лет сорока с лишним, столь же преданная своему служению в рядах московской милиции, как и сам Данко.
   — Товарищ капитан, — сказала она. — Я принесла ваши документы.
   Он посторонился, пропуская её на кухню, и вынул бутылку водки из морозилки обшарпанного холодильника. Она открыла свой портфель, надела очки в роговой оправе и начала читать холодным отрывистым голосом.
   — Ваш паспорт, — сказала она, протягивая ему красную книжицу, — и ваше удостоверение, и ваше международное разрешение на перевоз преступника через границы иностранных государств.
   Данко взял три темно-жёлтых конверта и подержал на ладони, точно взвешивая.
   — В Международном аэропорту О'Хейр вас встретит представитель чикагской полиции.
   — Как его зовут?
   Ровошенко полистала свои записи:
   — Тут не указано.
   Данко кивнул. Он найдёт этого человека, когда прибудет.
   Ровошенко вынула из портфеля ещё один конверт Он был потолще других.
   — Тысяча долларов наличными. За каждый цент вы должны отчитаться. Если по каким-либо причинам этого будет недостаточно или если у вас возникнут какие-либо затруднения, вам следует связаться с Советским посольством в Вашингтоне. Там вам следует обратиться к вице-консулу Григорию Муссорскому, помощнику Дмитрия Степановича.
   Данко запомнил имена.
   — Что-нибудь ещё?
   Последний конверт лёг на стол.
   — Билет на самолёт для Виктора Росты. В одну сторону, — она взяла водку и выпила её одним глотком. Снова налила и, наконец, позволила себе одну из редких для неё улыбок.
   — Чикаго, — сказала она, — город американских гангстеров.
   — Меня не интересуют американские гангстеры, — сказал Данко, — меня интересует их советская разновидность.
   — Если позволите мне заметить, товарищ капитан, — не следует воспринимать все так близко к сердцу.
   — Вы кое-что забыли, — сказал Данко, проигнорировав её совет.
   Лейтенант Ровошенко нахмурилась:
   — Что?
   — Разрешение на провоз через границу оружия.
   — Вы поедете без оружия. Американские власти не разрешили вам иметь при себе оружие. Данко кивнул.
   — Как хотят, — сказал он с миной послушного служаки.
   И напоследок, прежде чем выйти из квартиры и отправиться в аэропорт, Данко вытащил свой тяжёлый девятимиллиметровый пистолет из ящика стола и опустил его под фальшивое дно чемодана. Черт с ними, с американскими правилами. К Виктору Росте он без оружия подходить не станет. И уж если не сумеет привезти его в Москву, чтоб отправить под суд, то лучше пристрелит его. Это уж точно.

Глава 2

   По разумению сержанта Арта Ридзика, в Чикагской полиции существовали две основополагающие точки зрения. Одни из его коллег придерживались мнения, что Ридзик являет собою образчик преданного, героического служаки, чьи неортодоксальные методы возносят его из разряда достойных до уровня истинно великих. Детективы, придерживающиеся сего мнения, к числу коих относился и сам Арт Ридзик, пребывали, однако, в меньшинстве. Согласно другой точке зрения, Ридзик был просто бандюгой и вообще редиской, каковую следует немедля вырвать из их стройных рядов, покуда не нанесла ещё серьёзного вреда. Однако и те и другие сходились во мнении, что трудно было найти лучшего оперативника и что работать с ним было, по меньшей мере, не скучно. Ибо Ридзик имел свойство притягивать пули — словно намагниченный.
   В тот день воздух на юге Чикаго раскалился до предела — и все старались оставаться дома, возле несущих прохладу кондиционеров. Все, кроме троих полисменов в автомобиле, затормозившем у сломанной тумбы посреди грязной, облезлой улицы. Арт Ридзик сидел, развалившись, на заднем сиденье, потный, мрачный и мечтающий лишь о том, чтобы побыстрее убраться отсюда.
   Его непосредственный начальник, лейтенант Чарльз Стоббз, молодой человек в безукоризненном костюме, возглавлял отделение: весь его экстерьер словно гласил: перед вами комиссар. Стоббз сидел за рулём. Рядом с ним расположился третий оперативник — Том Галлахер. Все трое рассматривали изрядно подызносившееся строение, возле которого остановилась машина.
   — А твоему наводчику доверять вообще-то можно? — спросил Стоббз.
   — Как человеку? — ответил Галлахер. — Нет. Ведь на своих дружков доносит. Таких разве можно любить? Подонок — но ведь это его работа. Можно сказать, даже призвание. Но информацию он даёт верную. По крайней мере, как правило.
   Стоббз погладил свои аккуратно подстриженные усики:
   — Не верю я размерам, которые он называет. Получается, что тут просто настоящий рынок за последние пару месяцев вырос.
   — Знаете что, — сказал Ридзик, — вместо того чтоб сидеть здесь, стоило бы чем-нибудь заняться. А то в нас каждый за десять секунд фараонов узнает.
   Стоббз обернулся:
   — Почему вы так считаете, Ридзик? «Чёртов Ридзик, — подумал он, — вечно строит из себя всезнайку и тут же норовит об этом сообщить».
   — Да вот сидят тут пара бледнолицых в раздолбанной колымаге рядом с негром — то есть с вами, лейтенант, — и негр при этом разодет так, словно только что слез со страниц модного журнала. Как вы полагаете, что народ подумает? Что это команда архитекторов прибыла?
   — Заткнись, Арт, — пробормотал Галлахер. Ему вовсе не хотелось злить Стоббза.
   — На улице цены по 145 баксов…
   — Сейчас новые расценки, Стоббз, — сказал Ридзик, тоскливо зевая.
   Стоббз проигнорировал его реплику. Галлахер последовал примеру Стоббза.
   — Я понимаю, что это бессмысленно, — сказал Галлахер. Ему захотелось защитить своего наводчика. — Но я верю, когда он говорит, что они просят больше, причём гораздо больше.
   — Да ведь рынок завален. Перенасыщен, — настаивал Стоббз.
   — О-па! — указал Ридзик с заднего сиденья. Он выпрямился и уставился в окно. — Внимание, боевая готовность номер один. Справа по курсу истребитель-перехватчик.
   Мимо по улице шествовала исключительно привлекательная девица. Но внимание Ридзика было приковано отнюдь не к её мордашке, а к весьма объёмистому бюсту, лишь весьма условно прикрытому плотно облегающей блузкой с изрядной глубины вырезом. Впрочем, тот факт, что сей бюст вообще был чем-то прикрыт, казался скорее недоразумением, нежели истинным намерением обладательницы.
   — Ладно, Ридзик. Успокойся. Пойдём, пока тебе дурно не стало.
   — Полагаете, она их купила? — спросил Ридзик. — А я так считаю, что нет. Мне вот кажется, что она их дома выращивает.
   — Арт! — застонал Галлахер. Ридзик ухмыльнулся:
   — Каждый имеет право высказать своё мнение.
   — Мы тебя не для того с собой брали, чтобы выслушивать твои мнения.
   Арт Ридзик проводил даму сладострастным взором.
   — Я ведь человек, — сказал он, — и ничто человеческое мне не чуждо.
   Парадная дверь в доме была не заперта. Войдя в тесный подъезд, сыщики остановились и насторожённым взглядом обвели запущенное помещение. Со второго этажа слышались звуки включённого телевизора. Тёмная лестница отнюдь не вызывала желания подниматься по ней.
   — Так ты уверен, что твой парень не врёт?
   — Да, — сказал Галлахер.
   — А как ты его прижал? — спросил Ридзик. Девица на улице была забыта.
   — Поймал, когда он расфасовывал. Освободили под честное слово. Вот я ему и сказал: либо станешь постукивать, либо тот, что задерживал, припомнит про пистолет. Вот он и стукнул насчёт этих Бритоголовых.
   Ридзик повёл плечами:
   — Ох, старик, только не говори, что мы здесь отлавливаем Бритоголовых. Я их терпеть не могу.
   Галлахер схватил Ридзика за руку и оттащил его в сторону.
   — Разреши нам на секунду, а Чарли? — спросил он Стоббза.
   — Ладно.
   — Арт! — зашипел Галлахер Ридзику в лицо. — Хватит выпендриваться. Это точная наводка. Горячая и верная. Усвоил?
   Ридзик отбросил его руку:
   — А я что, разве удираю?
   Галлахер показал головой в сторону Стоббза.
   — Он тебя с собой взял, — зашептал детектив. — Никто его не заставлял. А ты его обгадить норовишь. — Галлахер заговорил ещё тише. — Ради Бога, Арт, ведь этот человек будет писать отчёт о твоей пригодности. Я думал, ты хочешь вернуться. Я думал, ты даже здорово этого хочешь, — и, говоря все это, Галлахер даже сам недоумевал, почему он так борется за то, чтобы сохранить Ридзику карьеру.
   Впрочем, Ридзик тоже недоумевал. Уж если ему-то наплевать, то не все ли равно Галлахеру? Он улыбнулся:
   — Нет, серьёзно, Том. Я хочу. Ты только взгляни на меня. Меня аж всего переполняет. По уши. Просто утопаю в адреналине.
   — Пожалуйста, Арт. Мне ведь нужна помощь. Мы делаем крутую работу и никто нас не любит — верно?
   Ридзик кивнул. Ладно, ради собственной карьеры отлавливать Бритоголовых он не станет, но возьмётся за это ради Тома Галлахера.
   — Улажено, — сказал он. — Поехали. Галлахер похлопал Ридзика по, спине. Вот это уже лучше.
   — Квартира 305, — сказал Стоббз. Третий этаж. Они вскарабкались по тёмной лестнице, вынимая по дороге оружие. Нашли квартиру, ещё раз проверили пистолеты и негромко постучали, после чего Стоббз обрушил весь свой вес на старую деревянную дверь, разнося её в щепки.
   Первым, что увидели трое полисменов, ворвавшись в квартиру — была горка крэка[1] на голом деревянном столе посреди комнаты и двое негров, которые, сидя, тщательно отмеряли наркотик и рассыпали его по маленьким пакетикам.
   Оба подскочили на ноги с криками негодования:
   — Это что ещё за хрен сюда припёрся?
   — У вас есть ордер, чтоб сюда соваться? Трое детективов двигались быстро и уверенно, словно уже прорепетировали весь этот номер заранее. Ридзик с Галлахером ткнули носами обнаруженную парочку в стенку, приставив к головам торговцев наркотиками пистолеты. Оба мужчины были лысы — их волосы сбриты до кожи — потому-то они и звались Бритоголовыми.
   Один из Бритоголовых обернулся к Ридзику:
   — Дерьмо, — выругался он, вперив в Ридзика полный ненависти взгляд.
   — Только не выпендривайся, говноголовый, — Ридзик отошёл, а Галлахер приковал обоих наручниками к водосточным трубам.
   — Ну вот, — сказал Стоббз, — вы, засранцы, арестованы, — он вытащил из кармана карту Миранды[2]. — Имеете право не отвечать на вопросы.
   Оба Бритоголовых решили не отвечать.
   — Любое ваше слово может быть использовано против вас на суде. У вас есть право посоветоваться с адвокатом, прежде чем мы станем задавать вам вопросы, и на его присутствие на допросах.
   Ридзик слонялся по комнате, в дальнем конце её обнаружилась дверь, закрытая, быть может, запертая.
   — Если средства не позволяют вам нанять юриста, он может быть предложен вам до начала допросов, — продолжал читать Стоббз. — Если же вы решитесь отвечать на вопросы сейчас, в отсутствие адвоката, вы, тем не менее, имеете право прервать допрос в любое угодное вам время.
   Арт Ридзик повернул дверную ручку и, распахнув дверь, воодушевлённо переступил порог, но немедленно влетел обратно в комнату, преследуемый оглушающим грохотом пистолетного выстрела.
   — Черт возьми! — возопил Галлахер.
   Оба Бритоголовых попытались броситься на пол, что оказалось нелёгким делом, учитывая тот факт, что руки их оставались прикованными к трубам над головой.
   Полисмены сгруппировались. Ридзик услыхал отчётливый звук перезаряжаемого пистолета. Он метнулся в двери и выпалил, лишь чудом не попав в третьего Бритоголового, выскочившего через боковую дверь в коридор. Стоббз и Галлахер последовали за ним. Но отнюдь не Ридзик. Он отправился в сторону главного входа в квартиру.
   — Арт! — заорал Галлахер. — Какого хрена ты…
   — Эй, мужик, — крикнул один из прикованных. — А как же мы?
   Ридзик встретил стрелявшего на лестнице возле квартиры и выпустил по нему пару зарядов, однако тот ускакал по лестнице на другой этаж. Появившиеся Стоббз и Галлахер поскакали вслед за ним. Но отнюдь не Ридзик. Он запрыгал по лестнице вниз, подальше от неприятностей.
   — Вот сукин сын! — закричал Стоббз. — Вот только поймаем этого засранца — и я лично прослежу, чтобы этого Ридзика…
   Но его слова потонули в треске выстрелов, возникших в сумраке лестничной клетки у них над головой. С дребезгом разлетелась дверца пожарного крана, осыпав полисменов стеклянными осколками.
   — Он меня с ума сведёт, — проскрежетал зубами Стоббз. Галлахер так и не понял, имел ли он в виду Бритоголового или Ридзика.
   — Аида, — поторопил Галлахер. Фараоны вынырнули из своего укрытия и рванули наверх, одолевая по четыре ступеньки зараз.
   Тем временем стрелявший взобрался аж на крышу дома. Но прежде чем направиться к пожарной лестнице, которая зигзагами спускалась вниз, словно уродливый шов, он несколько задержался, дабы пальнуть по Стоббзу и Галлахеру, возникшим в проёме дверей. Оба повалились на липкий толь.
   Бритоголовый покарабкался вниз по металлическим ступеням, высматривая через плечо Стоббза и Галлахера. Хотя вообще-то ему лучше стоило бы глядеть вперёд, ибо первый признак присутствия в недалёком соседстве Ридзика он почувствовал лишь тогда, когда тёплый ствол револьвера уткнулся ему в затылок.
   — Замри, сучонок, — прошептал Ридзик. Бритоголовый медленно поворотил голову и обнаружил улыбающегося Арта.
   — Бляаааа, — сказал Бритоголовый.
   — Только не нужно нервничать, — сказал Ридзик. — Я этим на жизнь зарабатываю.
   Вскоре и Галлахер со Стоббзом сползли по лестнице, Галлахер веселился.
   — Ай да Арт, ай да сукин сын. А мы-то думали, у тебя нервы сдали.
   — Это ты мог такое подумать, Том, — отвечал Ридзик невинным тоном, — но вот лейтенант Стоббз никогда бы так не подумал. Он-то сразу усёк, что я собираюсь сделать. Верно, лейтенант?
   Стоббз медленно покачал головой, убирая оружие в кобуру:
   — Напомните ему о его правах, Ридзик. А как этих ребят сдадим, у меня будет ещё работка для вас обоих.
   — Сомневаюсь, что такая же весёлая, — сказал Ридзик.
* * *
   Арт Ридзик и Том Галлахер стояли в зале прилетов международных рейсов аэропорта О'Хейр ровно в 7 часов пополудни. Таможня была переполнена, и сотни людей пробивались сквозь огромное помещение, волоча свой багаж к выходу.
   — Пойду проверю, сел ли этот самолёт, — сказал Галлахер, направляясь к справочной.
   — Отличная мысль, — пробормотал Ридзик. — Валяй. Его взгляд немедленно обратился в сторону привлекательной белокурой стюардессы. Она толкала перед собой складную тележку с чемоданом. А Ридзик всегда обожал путешествовать.
   — Эй, привет. Как делишки, милая?
   Холодный взор её голубых глаз не задержался на нем.
   — Мотай отсюда.
   — Спасибо. Огромное спасибо. Отличная мысль, — ответил он бесстрастно, в то время как она, миновав его, прошествовала к выходу.
   Вернулся Галлахер:
   — Самолёт прилетел. Он должен появиться с минуты па минуту.
   — У-гу, — Ридзику удалось оторвать взгляд от круглой попки стюардессы. — Слушай, а ты видал рапорт Стоббза про этих Бритоголовых?
   — Да, — сказал Галлахер. Ридзику это не понравится. — Он написал, что твоё поведение было «надлежащим».
   — Боже мой, — сказал Ридзик, вытаскивая пачку сигарет из кармана рубашки. — Надлежащим? И все?
   — Слушай, Арт…
   — Ясно, Том, — Ридзик закурил. — Если бы я полез по ступенькам вслед за вами, ребята, этот дерьмоголовый Давно бы уже смылся.
   Он с силой выдохнул:
   — Просто Стоббзу не нравится, что ты его все время подкалываешь. Он от этого дураком выглядит.
   — Но я ведь сделал работу, верно?
   — Арт, — сказал Галлахер, — пожалуйста. Дело в особенностях твоей личности. Стоббзу они не нравятся.
   — Особенности личности? А он сам. У него личность рекламной тумбы.
   — Слушай, я понимаю, что ты его не любишь, но не дёргайся. Все-таки именно он составляет отчёт о твоей пригодности, если помнишь.
   Ридзик отвернулся, глянул на толпящихся вокруг людей:
   — Как тут забудешь.
   — Послушай моего совета. Не порти ему настроения. Ридзик бросил недокуренную сигарету на пол и раздавил её каблуком.
   — Ладно, ладно, какие дела. А какого черта нас в это вот сунули? И чего этот комуняка делает в Чикаго?
   — Потому что тот комуняка, которого этот комуняка заберёт домой, сидит на шее у нашего отдела, — терпеливо стал объяснять Галлахер. — Это просто одна из тех чудесных штук, что произошли в мире поддержания правопорядка за то время, пока ты был отстранён от дел.
   — Ага, понятно, жаль, что я это проворонил. Только стоит заметить, что не по своей воле я проторчал три недели без зарплаты. Наверно, это было величайшим достижением в связях востока с западом.
   — Я бы не сказал, что это не беда.
   — А комуняки, они хитрые, старик. Знаешь, весь мир хотят к рукам прибрать.
   Галлахер вздохнул. Задание-то было очень простое. Встретить русского мента, отвезти его в гостиницу; завтра утром забрать русского мента, передать ему арестованного и сказать: «Приятного полёта». Но Ридзик, как только он один это умеет, склонён все дело, насколько можно, усложнить.
   — Сделай мне одолжение, Арт. Попридержи свой язык на эту тему. А то ещё из-за тебя третью мировую войну затеют.
   — Неважно это будет смотреться в моем личном деле. Галлахер вглядывался в толпу людей:
   — А тебе не приходило в голову… как мы узнаем этого парня?
   На что Ридзик, глядя в другую сторону, ответил:
   — Том, у меня такое чувство, что с этим проблем не будет.
   Через толпу пробирался капитан Иван Данко. Не говоря уже о своих размерах, которые сами по себе были внушительны, он и так бы выделялся в любой толпе. Ибо был одет в полную форму офицера московской милиции. Форма была строгого серого цвета, если не считать красных с золотом погон и красных нашивок на воротнике. На груди у него красовались две широкие колодки наградных знаков. Он двигался им навстречу, держа свой потрёпанный старый чемодан.
   — Ты погляди на его штиблеты, — прошептал Ридзик, уставившись на толстые резиновые подмётки Данковых сапог. — Не иначе, как он их с трактора спёр.
   — Заткнись, Арт.
   — Спорим, что он по-английски Не говорит. Галлахер подошёл к Данко.
   — Капитан Данко? Данко остановился:
   — Да!
   — Я сержант следственного отдела чикагской полиции Галлахер. Рад вас видеть — добро пожаловать в Чикаго.
   Лицо Данко не отразило никаких эмоций. Ни радости, ни грусти, ни даже простого любопытства. Лишь полное безразличие.
   — Спасибо.
   — А это мой напарник, сержант Ридзик. Ридзик помахал ручкой:
   — Вы впервые в Чикаго? — спросил Галлахер, тут же поняв всю глупость своего вопроса.
   — Да.
   — Тааак… — сказал Галлахер неуверенно. — Другой багаж у вас есть?
   — Нет.
   — Были проблемы с таможней?
   — Дипломатическая неприкосновенность, — сказал Данко.
   «Во! — подумал Ридзик. — Целых тринадцать слогов. Что-то этот парень разболтался».