Тхи Нгуен. В огне

   Несколько лет назад многие старые командиры и партработники колебались, не веря, что молодежь сможет выдержать испытания войны. Ведь во время Сопротивления{20} каждый солдат был человеком, испытавшим на себе позорное бремя рабства. На лицах бойцов лежал тогда, различимый с первого взгляда, отпечаток долгих лет голода, нужды и лишений. Для них винтовка была не только оружием, но и ключом, отворившим двери темницы.
   Сегодняшние молодые солдаты с самого детства чувствовали себя хозяевами своей страны, своего будущего; у них было все - и рис и книжки. А выучившись и придя на работу, они, , случалось, негодовали, что какой-нибудь кадровый работник зажимает демократию или недостаточно разбирается в технике и науке, чтобы как следует руководить производством. Им не нравилось, скажем, что во многих деревнях нет еще электрического освещения, нет насосных станций или сельскохозяйственных машин, нет кино и домов культуры.
   Но что значит все их недовольство в сравнении с лишениями и тяготами, выпавшими на долю людей постарше! Ведь никто из этих парней и девушек не испытал на собственной шкуре, что такое колонизатор, жандарм, помещик, уездный начальник или деревенский староста!
   Смогут ли они проникнуться ненавистью к империализму? Не дрогнут ли перед лицом врага?
   Но когда началось испытание огнем, то "отцы и дядья" убедились, что молодежь не уступает старым бойцам в мужестве и отваге; зато у молодых, кроме смелости, были еще и знания, они легко овладевали военной наукой, умели обращаться с техникой. Они и мыслили по-новому, часто ставя проблемы, которых старые кадровые работники, как Суан, просто не замечали или не всегда могли сразу понять. В своей повседневной работе Суан часто убеждался, что ему не хватает знаний. Но он не мог подменять живое дело пустыми казенными лозунгами и вот - с поседевшей уже головой - старался учиться, жадно тянулся к знаниям. "Я должен многое знать, - твердил он себе постоянно. - Должен научиться выслушивать людей. Иначе можно стать камнем, лежащим у них на дороге..."
   Суан и друзья его одних с ним лет, встречаясь, часто говорили друг другу: "Хо Ши Мин и другие наши руководители всегда отмечают, что народ наш - героический народ. Но мы не всегда осознаем до конца все значение этих слов!"
   И когда Суан видел, как эти юноши, похожие на только что распустившиеся цветы, впервые попав под огонь, стоят насмерть, ему казалось, будто перед глазами его встают те, кого смерть скосила в пути, кто отдал до капли свою кровь за революцию, за отечество. И Суан говорил им: "Будьте спокойны, товарищи! Ничто не пропало даром - ни одна ваша мысль, ни один ваш шаг, ни одно движение вашего сердца!.. Вы не зря шли в рост на пулеметы, не зря умирали в одиночестве под пытками... Все самое прекрасное, самое возвышенное и дорогое, чем бились сердца тысяч и тысяч солдат и подпольщиков, не только сохранилось нетленным, но расцвело с новой силой в сердцах сыновей и дочерей - наших сегодняшних двадцатилетних..."
   - Готовность номер два!.. Расчетам можно уйти в укрытия!..
   На позиции роты неожиданно пришла тишина. И тогда из-за брустверов орудийных гнезд, из ходов сообщения высыпали солдаты. Весело переговариваясь и утирая пот, они торопились к землянкам.
   Суан вытащил мокрый платок и вытер лоб.
   - Товарищ комиссар, не зайдете к нам отдохнуть?
   Слыша, как солдаты наперебой его приглашают, Суан снял шлем и, пригнувшись, вошел в одну из землянок. Парень с оспинками на лице уселся за спиной комиссара и принялся обмахивать его веером. Лай, командир расчета, налил гостю чаю.
   Суан, конечно, не помнил по именам всех солдат. В этом расчете он знал только Лая и еще одного парня по имени Бинь, которого все называли "крупнейшим ротным писателем". Бинь преподавал раньше литературу в школе, в армии он служил уже около года.
   - Ну как, - спросил Суан, - созданы ли за это время новые произведения?
   Бинь смущенно улыбнулся.
   - Он недавно закончил рассказ и отослал его в редакцию "Ван нге куан дой"{21}, - сказал парень с оспинами ломающимся еще голосом.
   - А вас я раньше, кажется, не встречал. Вы из пополнения?
   Соседи щербатого паренька похлопали его по спине.
   - Точно! Тат попал к нам уже после боев у Дой-шим.
   - Как у вас вообще идут дела, ребята? Место ведь новое...
   - Да вот ни разу еще не отстрелялись как следует. Черт знает что!
   - Ничего-ничего, у вас все впереди.
   - Ясное дело, мы сами понимаем: этот перекресток - как заноза для "джонсона".
   - Ну и отлично!
   - Янки летают здесь на своих "громовержцах" да на "фантомах"{22}, которыми они запугивают весь мир.
   - Все эти "громовержцы" загремят прямо на тот свет. А "фантомам" там только и место - с привидениями и мертвяиами!
   - Ополченцы даже из винтовок сшибают реактивщиков. Вон в Куанг-бине{23} в феврале этого года упал самолет. Оказалось, летчик был убит пулей; она пробила ему горло и разнесла затылок.
   - Да, во сколько раз быстрее звука он ни летай, а нам на земле надежней и проще!
   - По этому делу ребята на Юге - чемпионы. Ходят на своих двоих, а что ни бой - гробят десятки самолетов.
   - У нас во Вьетнаме "аэродромные мастера" - высший класс!
   Разговор становился все оживленнее. В землянку набился уже и соседний расчет. Седая голова Суана резко выделялась среди обступивших его парней, темнокожих, словно прокопченных дымом.
   - Глядите, девчата с фабрики несут нам чай!
   - Ну, наконец-то попьем вволю!..
   По тропинке через поле шла к батареям цепочка женщин с коромыслами на плечах; мерно покачивались подвешенные к коромыслам кувшины. Видно было, что дорога хорошо им знакома. Они прошли прямо на позиции, поставили кувшины на землю и, сняв с головы ноны, стали обмахиваться ими как веерами. Девчонки помоложе бросились собирать бидоны, кружки и фляги.
   Девочка лет пятнадцати с хвостом черных волос за спиной подбежала к землянке, где сидел Суан.
   - Давайте посуду!
   - Здравствуй, Туйен. - Лай протянул девочке флягу. - Сегодня ты угощаешь таким же вкусным чаем, как вчера?
   - А он у меня всегда одинаковый - зеленый!
   Она засмеялась, но, увидев незнакомого седого военного, смутилась.
   - Не тяжело вам носить сюда чай?
   - Вот еще! Если хотите, выкопайте себе целый бассейн, а мы вам воды натаскаем - полный нальем, до краев. Надо вам выкупаться, чтоб не были такие черные!
   Все расхохотались. Туйен нацепила на себя семь или восемь фляг и, растопырив пальцы, подхватила несколько эмалированных кружек. Маленькие ступни ее замелькали по темной раскаленной земле.
   К четырем часам вернулся Дык. Позвав Тхо и Хюйена, ротный сказал:
   - Все в порядке. Присмотрел отличное место. Правда, деревья закрывают обзор; придется срубить. Жаль, такие красивые фыонги, высоченные... Если соберут побольше людей, за ночь кончат. Товарищ Тай обещал прислать сто пятьдесят человек. Как стемнеет, начнем...
   Он не успел договорить, раздался сигнал тревоги.
   - Ладно, иди отдыхай, - сказал Хюйен. - Мы с Тхо управимся сами.
   Но Дык, посидев минуту, вскочил. По звуку моторов он понял, что самолетов много и они идут прямо на батареи. "Атакуют!" - пронеслось в мозгу Дыка. Он побежал на КП.
   Набросив на плечи накидку из парашютной ткани, Дык встал рядом с окопом наблюдателя. Кан, сидевший в окопе, - он заменил Тоана, раненного у Дой-шима, - улыбнулся ротному и прильнул к окулярам.
   На позиции все молчали. Слышно было лишь, как поворачивались стволы пушек. "Жарко, - подумал Дык, - в кожухах быстро высохнет масло, надо бы не забыть... Кто это, неужели комиссар?.. Стоит, прислонившись к брустверу, около пушки Лая..."
   И Дык невольно вспомнил Диен-биен-фу. Он пришел тогда в ПВО рядовым пулеметчиком, а Суан был уже замполитом батальона. Дык помнил - словно это случилось вчера - тот день, когда их рота сбила первый Б-26{24}... Самолет огромным костром вспыхнул в небе, прямо над ними. Суан сорвал с головы шлем и, радостно крича, подбросил его высоко вверх. А Дык так и застыл у пулемета, забыв, что еще идет бой и кругом рвутся бомбы...
   За все эти долгие военные годы Дык больше всего возненавидел самолеты. В начале войны не было еще пушек и солдаты не умели вести бой с авиацией. Самолеты сносили с лица земли деревни, мосты и дороги, безнаказанно улетали и возвращались снова, а он, стиснув зубы, глядел им вслед...
   У него с самолетами были свои, личные счеты: свинец, пущенный с неба, убил Шам, его сестру! И сейчас, вспоминая о ней, он чувствовал щемящую, острую боль. Родители Дыка умерли рано, и Шам заменила ему мать. Дык навсегда запомнил страшный голод сорок пятого года, месиво из отрубей, раздиравшее горло... Ему было тогда десять лет. Шам ушла вместе с братом в Фу-тхо{25}. Бог знает какими судьбами удалось ей наняться в дом богача. Он держал целую свору собак; огромные и страшные, как пантеры, они бегали по всему имению. Днем Дык прятался, забившись в заросли на холмах, где рос чай, а вечерами прокрадывался к изгороди позади дома и, притаившись, сидел там, пока не окликал его голос сестры:
   - Дык, милый, где ты?..
   Шам просовывала сквозь узкую щель в изгороди узелок с холодным рисом, который она, сама чуть живая от голода, сберегала для брата. И покуда он жадно поглощал сухие комки риса, рука сестры легонько гладила его волосы, щеки, плечи. Они не видели друг друга, он слышал только, как Шам негромко плакала по ту сторону изгороди.
   А когда пришла революция, Шам убежала от хозяев и вернулась вместе с братом в деревню. Затем началась война, и она ушла в партизанский отряд. Дык пошел вместе с ней. Партизаны привязались к нему, вскоре он стал в отряде связным.
   В четырнадцать лет он был уже связным партизанского штаба уезда, потом его взяли в батальон ополчения. Он все больше отдалялся от дома. Французы устроили в их округе "белую зону", понаставили всюду форты и заграждения, и ему очень редко удавалось повидаться с сестрой.
   Никогда не забудет он ту декабрьскую ночь пятьдесят второго года. В непроглядной тьме под резким, холодным дождем перешел вброд речные протоки, глубокие и топкие, как болота. Когда пробрался наконец к своему дому, у него зуб на зуб не попадал от холода. Но дом был пуст. Он решил заглянуть к соседям. Старуха, приоткрыв дверь, посветила бамбуковой лучиной прямо ему в лицо и, узнав, вдруг заплакала навзрыд:
   - Ох, какое у нас тяжкое горе!.. Самолеты налетели и убили из пулемета твою сестру!..
   Поэтому в пятьдесят третьем, услыхав, что его берут в ПВО, Дык ни о чем больше и не мечтал. Под Диен-биен-фу появились уже зенитные пушки и пулеметы, которые впервые дали отпор самолетам. Все говорили: "Ну, теперь и умирать не обидно!.."
   А Дык с тех пор так и не разлучался с зенитками: сперва - служба на батарее, потом - артучилище. Теперь он командует ротой. И в небе снова вражеские самолеты - американские!..
   Приближалась новая группа реактивщиков. Они не пошли прямо на зенитные позиции, а широкими кругами стали уходить к югу. "Хотят зайти со стороны солнца", - подумал Дык.
   Тут же, словно отвечая его мыслям, раздался голос связного, слушавшего КП группы.
   - Приготовиться к заходу с запада... Цель - четыре головных Ф-105!..
   - Рота, внимание!.. Цель - четыре головные машины!.. - выкрикнул Тхо слова команды.
   - Товарищи! Спокойнее, не горячитесь... Цельтесь получше! - Политрук Хюйен говорил с солдатами так, словно они были охотниками, обложившими матерого зверя.
   Поблескивающие стволы зениток быстро поднялись к небу. От рева самолетов дрожала земля. Кан, глядя в окуляры дальномера, выкрикивал:
   - Четыре тысячи... шестьсот!.. Четыре тысячи... двести!.. Три тысячи... девятьсот!..
   Они шли прямо на батареи! Дык увидел, как первый самолет лег на крыло и понесся к земле.
   Ухнули пушки, изрыгнув длинные языки пламени. Метнувшийся в стороны воздух рванул накидки из парашютной ткани за плечами бойцов.
   Самолет, сбросив бомбы, задрал нос кверху, уходя от повисших вокруг разрывов.
   - Что, сволочь, не выдержал?! - закричал Дык.
   Бомбы, ревевшие, как сирены, взорвались за его спиной, где-то в поле.
   Следующий самолет, оглушительно воя, вошел в пике. Земля на позициях содрогнулась от взрывов. На этот раз бомбы упали неподалеку, рядом с дорогой; осколки застучали по густым веткам сандалов. В тучах дыма и пыли красными сполохами вспыхивали залпы зениток...
   - Молодцы, ребята! Отлично стреляли!.. Спокойнее, сейчас будет новый заход... Наводить как можно тщательней! - Голос Хюйена - самого его не было видно в густом дыму - звучал неторопливо и спокойно.
   Два самолета, поднявшись повыше, описывали круг в небе.
   - Эти двое с перепугу побросали бомбы куда попало!
   Суан присел рядом с Дыком на бруствер и протянул ему сигарету. Оказалось, что у них нет спичек.
   - Они сейчас отвлекают наше внимание. - продолжал Суан, - их цель "единица" и мост.
   Кан бросил им из своего окопа коробку спичек. Они прикурили и стали наблюдать за тем, что происходило у моста.
   Один из самолетов начал пикировать на мост примерно с пятнадцати тысяч метров. От него отделилась огненно-красная искра, за которой потянулся хвост белого дыма.
   - Бьет ракетами, гад!
   Самолет продолжал пикировать на мост, направляя полет ракеты. "Единица" открыла огонь. С другого берега реки тоже заговорили пушки. Темный силуэт самолета неотступно преследовали белые дымки разрывов. Вокруг сетью сплетались красноватые линии трассирующих снарядов.
   Пилот не выдержал и круто взмыл вверх. Над рекой взметнулся высоко к небу гигантский белый фонтан. Ракета упала в воду! Дык и Суан ясно видели, как на речной глади заблестели под солнцем волны.
   Следующий Ф-105 спикировал на мост, за ним - еще один... Рвались бомбы, грохотали пушки, ходуном ходила земля. Черный дым, поднимавшийся над воронками, смешался с пороховой гарью и затянул весь берег. В бамбуковых зарослях и в кронах деревьев метались и тревожно кричали птицы.
   Бой у моста становился все ожесточеннее. Разрывы и выстрелы слились в сплошной, непрерывный грохот. У Дыка, смотревшего, как "единица" стеной огня встречает каждую вражескую машину, от напряженного ожидания гулко колотилось сердце. Он поднял руку и показал комиссару на мост.
   - Обратите внимание, со стороны высоты "сто двадцать" наши позиции совершенно открыты. Противник все время заходит именно оттуда. Надо заткнуть эту дыру!
   Суан вскочил и, подбежав к одному из наблюдателей, выхватил у него бинокль. Дык встал на бруствер.
   Огромный столб черного дыма, крутясь, поднялся прямо над расположением "единицы"; рядом появился еще один. Огонь зениток сразу ослабел, выстрелы раздавались все реже. Судя по звуку, действовали всего два или три орудия. Гнев стиснул Дыку горло: "Все из-за того, что до сегодняшнего дня так и не сменили позиций!.. Мы здесь на отшибе, можем только глазами хлопать!.."
   Самолеты, звено за звеном, отбомбившись, уходили в сторону моря. На смену им шла вторая волна.
   Суан протянул бинокль Дыку:
   - Мост цел! Ну, ладно, я подъеду в первую роту, погляжу, как у них там дела.
   Дык не решился возразить комиссару, но в душе встревожился: шутка ли тащиться по этой дороге под бомбами...
   - Надо усилить наблюдение, - продолжал Суан, - чтобы они не проскользнули с тыла!..
   Через несколько секунд Дык увидел, как "газик" комиссара петлял по дороге между полями.
   Шестнадцать "мухобоек" шли прямо к мосту. Первое звено снизилось и сбросило бомбы на позиции зенитчиков, прикрывавших мост.
   "Они решили раздавить "единицу"!" - пронеслось в мозгу у Дыка.
   "Газик" мчался по большаку, прижимаясь к зарослям филао{26}.
   "Единица" все-таки продолжала огонь. Дык прислушался, выстрелы стали более частыми. "Так и есть... три орудия... четыре... теперь - пятое... и шестое... Молодцы, ребята!.."
   "Газик" проскочил последний участок мощеной дороги перед мостом и остановился, свернув в засеянное бататами поле у самой реки. Дык хорошо видел в бинокль, как комиссар бежит по полю, но вот он исчез в облаке дыма.
   "Мухобойки" непрерывно снижались и подымались, вися над мостом. Снова огромными черными грибами встали фонтаны взрывов. Мост заволокло дымом.
   - Один готов! - крикнул вдруг Хюйен, стоявший рядом с Дыком.
   - Горит!.. - закричали бойцы.
   - Горит, сволочь!..
   - Смотри, дым так и прет!..
   Самолет пытался набрать высоту, волоча за собой длинный черный шлейф. Потом начал полого спускаться к морю.
   Когда все смолкло, в ушах у Дыка долго еще отдавался грохот боя.
   Над рекой в расплывающемся черном дыму забелело бетонное тело моста. Его хорошо было видно в бинокль. Мост совершенно не пострадал, хотя поля и дорога рядом были перепаханы бомбами, а деревья - начисто сбриты взрывами.
   VII
   Суан, спрыгнув с машины, бежал через поле, затянутое пеленой дыма. Несколько женщин-ополченок тоже бежали на позиции "единицы", громко крича что-то. Одну Суан успел разглядеть: сжимая винтовку, она оборачивалась назад и махала рукой подругам, тащившим бамбуковые носилки. Следом торопилась женщина с сумкой на боку. Потом дым, стлавшийся по ветру, закрыл все вокруг.
   Не пройдя и ста шагов, Суан остановился на краю огромной воронки. Огибая ее, он свернул вбок и взобрался на груду выброшенной взрывом земли. Вдруг она с шумом поползла у него из-под ног. Он побежал, увязая в дымящейся рыхлой земле.
   Неожиданно Суан почувствовал, что проваливается куда-то, и, не успев еще толком понять, что произошло, очутился на дне воронки. Сверху, вдавливая его в землю, обрушился тяжелый рев реактивных турбин. Самолет пикировал прямо на него. Суан, прижавшись к обожженным глыбам земли, смотрел, сощурив глаза, вверх, откуда неслись, казалось, направленные ему в грудь струи трассирующих пуль.
   Самолет промчался мимо. Суан смахнул с лица комья грязи. Земля набилась ему в рот. Бешено колотилось сердце. Тело налилось тяжестью, которая словно приковала его ко дну воронки. "Что это - страх?.." Вдруг почудилось, что он снова видит маленькие фигурки женщин, бегущих среди столбов черно-рыжего дыма.
   Он поднялся и пополз вверх по скату воронки, перевалился через край, встал и побежал прямиком через поле - туда, где за густыми клубами дыма полыхали вспышки орудийных залпов...
   "Наконец-то!" Суан различил силуэты пушек. Он принялся считать, сколько орудий ведут бой: "Одно... второе... третье... четвертое... пятое... Отлично! Почти вся огневая мощь роты!"
   Грохот разрывов, гром канонады, вой бомб и рев реактивных моторов рвали воздух в клочья.
   Суан замедлил шаг и огляделся.
   Бомба, упавшая рядом с орудийным окопом, разметала бруствер и перевернула пушку. В окопе сидели и лежали раненые. Наклоняясь то к одному, то к другому, перебегала женщина с медицинской сумкой на боку.
   Вторая бомба завалила траншею прямо перед КП роты, где сидели связисты. Бойцы вытаскивали засыпанных землей товарищей.
   Около траншеи командир роты Шон невозмутимо взмахивал флажком, указывая цели. Возле него, поддерживая руками трубы дальномера, стоял наблюдатель и, не отрываясь от окуляров, следил за самолетами. Он был ранен в голову, и кровь багровыми кругами расплывалась по его рубахе.
   "А где Тхань? - подумал Суан? - Почему не видно политрука?.. Может быть, ранен?.."
   Красный флажок в руке Шона прочертил резкую дугу.
   Огонь!..
   Огонь!..
   Огонь!..
   Пушки, сотрясая землю, выплевывали снаряды навстречу двум "мухобойкам", снижавшимся над мостом. В орудийных гнездах вокруг лафетов поблескивали сотни разбросанных медных гильз.
   Лица солдат с воспаленными, красными глазами почернели от порохового дыма. Для них не существовало сейчас ничего, кроме распарывавших небо реактивных машин. Люди оступались, падали и поднимались снова, не сводя глаз с самолетов, не замечая глины и сажи на гимнастерках, не обращая внимания на раны и ссадины, на кровь, которая, смешавшись с землей, бурой коркой запекалась на руках и на лицах и темными пятнами, вместе с потом и грязью, расползалась по одежде. Они слились в единое целое со своими пушками, посылая в небо снаряд за снарядом...
   Самолеты поодиночке и по два стремительно уходили вдаль.
   Девушки-ополченки из меддружины, перебежав через поле, рассыпались по позициям. Несколько человек с бамбуковыми носилками сразу побежали к перевернутому орудию. По полю спешила еще одна группа ополченцев - мужчины и женщины.
   Комиссар подошел к Шону. Почему-то сейчас особенно бросалось в глаза, что ротный совсем молод. Шон потерял где-то свой шлем, гимнастерка его была разорвана в клочья и вся залеплена грязью, волосы, ресницы и брови стали серыми от песка и пыли. Он выплевывал набившийся в рот песок.
   Суан понял, что Шон тоже был засыпан взрывом в траншее.
   Увидев комиссара, Шон широко улыбнулся.
   - Где Тхань? - спросил Суан.
   - Он во время боя был у третьего орудия. Наверно, еще там. - Шон мотнул подбородком в сторону перевернутой пушки.
   В траншее, наполовину закаленный землей, сидел телефонист, прижимая к груди аппарат.
   - Ну как, есть связь с КП группы?
   - Товарищ Шон, где-то на линии разрыв. Разрешите, я пойду и исправлю?
   - Хорошо, идите. Только осторожнее! И побыстрее!..
   Самолеты возвращались обратно. Шон вскочил на груду земли около воронки и, взмахнув флажком, закричал:
   - Рота! Внимание!.. Вести огонь залпами!
   На этот раз самолеты заходили прямо на мост. Один за другим они разворачивались со стороны солнца и, отбомбившись, уходили на восток, к морю. Но огонь "единицы" и соседей с той стороны реки каждый раз смертоносным острием вонзался в небо на их пути. И они сворачивали в сторону, сбрасывая бомбы куда попало.
   Зенитчики, видя эффективность своего огня, стали действовать слаженней и точнее. Один из самолетов загорелся и стал уходить, набирая высоту.
   Трое тяжелораненых лежали на земле, залитой кровью. Среди них был ротный фельдшер; у него была перебита нога, он бредил. Рядом с ним лежала на земле медицинская сумка.
   Суан, увидав женщин с носилками, крикнул:
   - Сюда! Сюда, товарищи!
   Дружинницы подбежали, с трудом переводя дух. Молоденькая девушка лет шестнадцати, наклонившись над раненым, начала делать перевязку.
   Женщины выносили раненых. Суан провожал глазами каждые носилки.
   Наблюдатель, стоявший рядом с Шоном, вдруг покачнулся и упал на землю. Суан подбежал к нему и, с трудом разжав его пальцы, осторожно взял дальномер. Лицо у парня совсем посерело, он потерял много крови. Он пошевелился, открыл глаза и, увидав комиссара, попытался приподняться, но снова рухнул прямо на руки Суану.
   Дружинницы бросились к Суану, следом за ними торопился старик. Несколько пар рук подхватили раненого. Одна из женщин быстро перебинтовала ему голову. Старик, стоя подле нее, повторял:
   - Дай-ка ему попить сладкой воды!.. Быстрей, быстрей! Натягивай бинт!..
   Суан отыскал Тханя в землянке рядом с разбитым орудием. Одна рука его была перевязана и притянута бинтами к боку. Он сидел, прислонившись к плетеной стенке.
   Рядом с политруком лежал раненый солдат, накрытый по грудь окровавленным одеялом. Он был очень плох. Около него сидела женщина; в одной руке она держала шприц, в другой - блестящее металлическое блюдце с разноцветными ампулами.
   Подойдя поближе, Суан узнал Лить. При виде комиссара Тхань привстал. Суан хотел заговорить с ним, но, бросив взгляд на солдата, промолчал и опустился на циновку.
   Лицо солдата, по-мальчишечьи округлое, было прозрачно как воск и с каждой секундой становилось все бледнее. Черная прядь волос, упавшая на лоб, слиплась от пота. Длинные ресницы стали неподвижны, побелевшие губы не шевелились. Жизнь заметна была лишь в слабом подрагивании ноздрей.
   Лить не подняла головы. Пальцы ее лежали на запястье раненого, улавливая пульс. Комиссар и политрук ждали, что она скажет.
   Снаружи умолкли пушки. Самолеты ушли. Издалека доносился голос Шона:
   - Привести в порядок боекомплекты!.. Осмотреть орудия!.. Об окончании доложить!..
   В землянке царило молчание. Лить, подняв голову, взглянула на офицеров. В широко раскрытых глазах ее застыли горечь и боль. Она снова нагнулась и, вытерев пот со лба раненого, тихонько окликнула его:
   - Ну как, милый... Ты слышишь меня?..
   - Дыонг!.. Товарищ Дыонг! - наклонившись, позвал Тхань.
   Еле заметно дрогнули ресницы, потом медленно разжались веки...
   - Дыонг, ты узнаешь меня? - спросил Тхань.
   Раненый чуть пошире открыл глаза, как бы стараясь разглядеть нечто, стоящее прямо перед ним. Губы его шевельнулись, словно он хотел произнести что-то. Он вырвал руку из пальцев Лить, судорожно приподнял и вытянувшись, откинулся назад.
   У Тханя покраснели глаза. Здоровой рукой он подтянул край одеяла и прикрыл им лицо солдата. "Дыонг!.. Какой же это Дыонг?!" - думал Суан.
   Лить вышла из землянки и позвала женщин с носилками. Тхань решил, что они хотят унести умершего, но Лить сказала:
   - Ложитесь, пожалуйста, на носилки! Вас доставят на медпункт. Вероятно, потребуется операция...
   Тхань поднялся:
   - Я дойду сам. Возьмите лучше тяжелораненых...
   - Нет, сами вы не дойдете! - мягко, но решительно возразила Лить. Ложитесь на носилки.