Тхи Нгуен. В огне

Тхи Нгуен Динь
В огне

   Тхи Нгуен Динь
   В огне
   Перевод с вьетнамского М. Ткачева.
   {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
   Из предисловия: Батальная проза писателя, которую так убедительно характеризуют повести "В огне" и "Линия фронта прочерчивает небо", переносит нас на землю Вьетнама, дает возможность увидеть сражающийся народ, почувствовать глубину его трагедии.
   С о д е р ж а н и е
   Нгуен Динь Тхи (Савва Дангулов)
   I-V
   VI-XI
   Примечания
   Нгуен Динь Тхи
   По традиции этот номер "Роман-газеты" открывается портретом автора. Всмотритесь в лицо Нгуен Динь Тхи: как оно хорошо. В нем и душевная сила, и мужество, и великое благородство. Когда я впервые увидел Тхи, меня поразило именно его лицо: что-то было в этих чертах от героев вьетнамского эпоса, какими их воссоздали умельцы по лаку и дереву. Помню, в ту первую встречу Тхи говорил, что своеобразными символами сегодняшнего Вьетнама стали винтовка и велосипед. У всех за спиной винтовка: у крестьян, стоящих по колено в воде на рисовом поле, у рыбаков, осторожно ведущих свои джонки вдоль лесистых берегов, у рабочих... А велосипед? Он способен пройти там, куда не проникнет ни автомашина, ни двухколесная вьетнамская фура, а при дополнительной бамбуковой раме может взять треть тонны. "Шутка ли, треть тонны! - воскликнул Тхи. - Что хочешь, то и думай: где он, предел прочности!" - "Разумеется, не только вещи, но и человека?" - спросил кто-то из нас. "Именно человека! - ответил Тхи. - Он явил такое, во что не просто поверить..."
   Я невольно повторил: "Он явил такое..." Повторил и подумал: наверно, эти слова и о Нгуен Динь Тхи.
   Жизнь писателя воедино слилась с жизнью борющегося Вьетнама. Он родился в 1924 году. Его патриотическое сознание мужало в Ассоциации спасения родины, в которую он вступил юношей. Сын Вьетнама, Тхи все эти годы шел дорогами джунглей... Первое время - как боец-партизан, сражающийся с колонизацией французской, позже американской. Своеобразным военным дневником писателя в это время стали романы и повести, его рассказы, стихи, поэмы. Дневником, который возникал в окопах стрелкового взвода, в блиндажах ракетчиков, в подземных ангарах летчиков.
   Часто бывает так: поэт, начавший писать прозу, навсегда оставляет стихи. В творчестве Тхи поэт не противостоит романисту, а помогает ему. Прозаик учится у стихотворца точности и емкости языка, поэт у прозаика масштабности видения и мышления. Прозаик Тхи - автор книги рассказов "На берегу реки Ло", романов "Прорванные берега", "Вперёд, в атаку!", повестей "В огне" и "Линия фронта прочерчивает небо". Поэт Тхи - творец стихов, любимых народом, глубоко гражданских, философских, лирических, восславляющих подвиг Вьетнама. Человек деятельной мысли, Нгуен Динь Тхи всегда занимал высокое общественное положение в стране. Ныне он один из руководителей Ассоциации литературы и искусства, генеральный секретарь Союза писателей.
   Что характерно для творческого почерка прозаика Тхи? Он верит в ценность непосредственно виденного, в эмоциональную силу факта. Тхи как бы протоколирует войну, при этом нередко языком спокойно-будничным. Его увлекает хроника с ее достоверностью события, доподлинностью самого духа войны. Может показаться, что, творя таким образом, писатель самоограничивает себя, не использует всех прав, принадлежащих художнику издревле. Если подобное мнение возникает, оно неверно. Чем подлиннее выглядит произведение, тем большего умения требует от писателя. Особенно в такой трудной и своеобычной сфере художественного мастерства, как характеры. Тхи не просто рассказывает о событиях войны, он изображает людей, повествует о них психологически достоверно и глубоко.
   Батальная проза писателя, которую так убедительно характеризуют повести "В огне" и "Линия фронта прочерчивает небо", переносит нас на землю Вьетнама, дает возможность увидеть сражающийся народ, почувствовать глубину его трагедии. Сегодня во Вьетнаме нет человека, которого война не задела бы железным своим крылом. Поистине горе страны переплелось с личным горем ее сыновей и дочерей. Враг применил здесь знаменитую формулу угнетателей: разделяй и властвуй. Вьетнам был разделен, но враг не обрел над ним власти. Едва ли не впервые древний метод колонизаторов не сработал. Произошло это по воле соотечественников писателя, а точнее - благодаря таким, как Нгуен Динь Тхи. Первое, что говорит автор своими повестями: люди, заклеймите агрессора и помогите делу вьетнамского друга - война еще жжет живое тело его родины.
   Как ни коротка эта заметка, справедливо отметить труд переводчика. Наверное, надо быть верным своему призванию так, как верен ему Мариан Ткачев. Не раз и не два в год летит он в дальний конец планеты, пересекает страну отнюдь не по самым спокойным ее тропам с единственной целью добыть произведения, способные поведать советским людям о подвиге Вьетнама, добыть из огня войны. Книга, которую предстоит прочесть читателю, такая книга.
   Савва Дангулов
   I
   Ночь. Сквозь ветер и дождь вымокший "газик" с потушенными фарами поднимается, сползает вниз и снова взбирается по бесконечным холмам. В машине - тишина, тускло мерцает огонек сигареты, иногда он разгорается ярче, и красноватый блин света, отражающийся в ветровом стекле, очерчивает в темноте неясные контуры касок.
   Суан, сидя рядом с Хоа, ведущим машину, пытался разглядеть дорогу, но впереди все тонуло в слепой темноте ночи. Дык, сидевший сзади, кажется, наконец задремал. Младший лейтенант выглядит очень усталым: эта ночная поездка измотает кого угодно! Один Виен дрыхнет как ни в чем не бывало и только похрапывает на ухабах.
   Дорога тянулась через залитые водою поля. Колеса проваливались в выбоины, и машину швыряло из стороны в сторону.
   - Эй, Хоа! Осторожнее! - Суан весь подался вперед.
   У самой дороги мелькнул силуэт человека, еле заметный под низко нависшей кроной баньяна.
   - Черт побери! - пробормотал Хоа. - Нашел, где разлечься, так недолго во сне и жизни лишиться!
   "Газик" заревел и медленно вполз в черный ночной лес. Суан разглядел людей, которые, завернувшись в нейлоновые накидки, лежали на траве прямо у обочины дороги. Наверно, это были народные носильщики{1} или молодежная ударная бригада{2}.
   Лес неожиданно вырвался из темноты, залитый резким мертвенно-желтым светом. Опять осветительные ракеты на парашютах! Откуда-то с холма долетел отчаянный женский крик:
   - Самолеты! Само-о-о-ле-ты...
   В слепящем свете ракет колебался сгустившийся под деревьями мрак. Носильщики, лежавшие у дороги, не просыпались. Суан увидел тяжело нагруженные велосипеды, прислоненные к стволам деревьев. Носильщиков было очень много, они лежали вдоль дороги до самой опушки.
   В машине все проснулись. Дык, высунув голову из-под брезентового верха, глядел на ракету, медленно опускавшуюся к вершине горы.
   - Они еще далеко... - сонным голосом сказал Виен. - А-а, мы уже у Кривого баньяна. Вот и дорога в госхоз! - Он явно просыпался. - Давайте остановимся ненадолго, у меня здесь есть дело.
   Машина стала. Виен, набросив нейлоновую накидку, спрыгнул на землю.
   - Я на полчасика загляну в госхоз, Суан, ладно?
   Он обошел вокруг машины, посветил карманным фонариком на привязанный сзади велосипед и пощупал веревки. А убедившись, что велосипед в полном порядке, закурил сигарету, затянулся несколько раз и, подняв повыше брюки, зашлепал по тропинке.
   Ракета погасла, и все снова утонуло во мраке. Хоа взял лежавший на сиденье автомат, надел его на плечо и повернулся к тропинке, по которой ушел Виен.
   - И чего он так трясется над своим велосипедом!
   - Дело ясное, - засмеялся Дык, - теперь лучше всего ездить на своих двоих...
   - Уж я привязал велосипед - надежнее быть не может, а он все, гляжу, недоволен. Пришлось тряпками обмотать все части, тогда только он сел в машину.
   Суан тоже улыбался в темноте. Виен и вправду казался слишком дотошным. А все-таки хорошо, что они встретились на совещании в парткоме провинции. Суан уговорил его вместе ехать обратно. С заместителем председателя уезда все нипочем; завтра в штабе боевой группы любое дело, связанное с местными властями, можно будет решить на месте.
   * * *
   Дождь не унимался. С веток падали тяжелые капли. Накинув плащи, все присели под деревом и закурили, чтобы разогнать сон. Сверху плыл тяжелый гул самолета, кружившего где-то высоко в небе.
   - Очень ты устал, Дык? Как твоя рана?
   - Да нет, комиссар, все в порядке.
   - У тебя ведь вынули половину пяточной кости, сможешь ли ходить?
   - Ничего, привыкну. В пехоте было бы трудно, а нас, зенитчиков, на машинах катают...
   Оба засмеялись.
   - Вам, Дык, наверно, весь этот месяц в госпитале страшно хотелось потанцевать! - скороговоркой сказал Хоа. - Ничего, вернетесь к себе, в шестую роту, сшибете парочку "мухобоек"{3}, вот и расквитаетесь за Дойшим{4}.
   - Да, ребята из "шестерки" заждались своего ротного!.. - Голос Суана зазвучал веселее. - Ну, зато письма ты от кого-нибудь да получал...
   - Да... - Дык помолчал, словно колеблясь, и продолжал: - Нга была у меня в госпитале...
   - Ого, вот кому подвалило счастье! - воскликнул Хоа, похлопав ротного по спине.
   - А Нга еще в Хайфоне? - спросил Суан.
   - Да. По-прежнему работает в порту... в авторемонтном цехе.
   - Путь оттуда не близкий. И дорога сейчас не легкая.
   - Да...
   В небе по-прежнему гудел самолет; звук мотора отдалился было и, казалось, совсем затих, но потом послышался снова. Хоа прислушался.
   - Эти АД-6{5} совсем обнаглели. Прилипают как пиявки...
   - А-а... - Суан поднял голову. - Высматривает здешний паром.
   Самолет ревел все ближе и ближе и, наконец, сотрясая воздух, прошел где-то прямо над ними.
   * * *
   "...Сегодня Нга, конечно, вернулась уже в Хайфон, - думал про себя Дык. - Наверно, сейчас она как раз вышла в ночную смену и тоже думает обо мне..." Дыку вдруг почудилось, будто Нга тут, рядом, голова ее лежит на сгибе его локтя и разметавшиеся волосы еле ощутимо щекочут кожу. А в его руке маленькая ладонь, сильная и такая мягкая, ласковая. Кровь горячей волной прилила к сердцу. На своей шее, на лице он почувствовал легкое размеренное дыхание - совсем как в те ночи, когда Нга засыпала возле него и он лежал молча, не смея пошевелиться... Нга, любимая...
   Последний вечер. Они поднимаются на холм по дороге, обсаженной пальмами ко{6}. В ярких зеленых листьях шелестит ветер. Нга ведет за руль свой велосипед, негромко позвякивающий на камнях. Они не говорят ни слова, шелковистые пряди черных волос, упавшие ей на щеки, трепещут от ветра. Но вот она замедляет шаг: "Тебе пора возвращаться, милый!" Губы ее чуть заметно дрожат; широко открытые глаза, не отрываясь, глядят на Дыка, и ему кажется, что время остановилось... "Будь осторожна в пути..." Зачем он говорит эти бессмысленные слова?.. Нга, прищурившись, крепко пожимает его руку, словно желая передать ему всю свою силу...
   - Давно не видел я грузовых велосипедов{7}, - улыбнулся Суан, пожалуй, с самого Диен-биен-фу{8}. А ты, Дык, хорошо помнишь Диен-биен?
   - Да...
   - Ну, это еще вопрос! Ты ведь, наверно, помоложе Хоа?
   - Мне тогда только что стукнуло девятнадцать.
   - Сколько же тебе, Хоа?
   - Двадцать два. А вам, комиссар, есть уже сорок?
   - Что ж, ты почти угадал. Только немного меня омолодил.
   - А вы и так молодой, - засмеялся Хоа.
   - Где там! Совсем уж начал сдавать, вон и волосы поседели.
   Дык улыбался своим мыслям. "Ига, что ты делаешь сейчас? Верь, я буду достоин твоей любви..."
   На дороге, скрывавшейся в темноте, по-прежнему маячили тени. Люди шли пешком, ехали на велосипедах. Плыли силуэты широких, плетенных конусом шляп{9}. Тяжелое дыхание уставших людей сливалось со скрипом сгибающихся под тяжестью груза бамбуковых коромысел и быстрым стуком шагов.
   - Что, не терпится? - спросил Суан. - Ничего, еще часа два, и будешь на месте. "Шестерка" стоит сейчас сразу около бетонного моста. Там самые тяжелые бои!
   - Я слышал, сегодня ранило Лаунга, это правда?
   - Да. Кажется, было прямое попадание ракеты на позиции "четверки". До позавчерашнего вечера у ребят еще бывали передышки, а эти два дня налет за налетом. Но мост цел. Так что все еще впереди.
   - Надо прямо на месте сбить несколько сволочей, тогда они присмиреют! - вставил Хоа.
   - Это верно. Только его так легко не собьешь. Задача у нашей боевой группы очень сложная.
   - Может, трудно еще и потому, что ребята больше привыкли к маневренным операциям, а здесь приходится вести позиционные бои?
   - Возможно. Посмотрим, что будет дальше. Послушай, Дык, ты возвращаешься в роту как раз вовремя, "шестерка" недавно получила два новых орудия. Да и местечко у вас - около реки - совсем недурственное, купаться можно... Мне кажется, что в позиции нашей боевой группы есть какая-то заковырка, из-за которой никак не налаживается система огня. У части, стоявшей здесь до нас, тоже не все шло гладко, но тогда было меньше налетов. А нам придется драться всерьез.
   Из леса в темноте послышался шум, замелькали лучи фонариков. Раздался чей-то голос:
   - Эй, где вторая колонна? Спят, черти!
   - Гаси фонари! - закричали в ответ. С полсотни грузовых велосипедов выкатились из леса и запрудили большак.
   Послышался тяжелый грохот мотора. Огромный черный куст вырвался из темноты и двинулся по большаку. Хоа выскочил на дорогу и закричал:
   - Стой! Стой!
   Куст взревел и остановился, со свистом выдохнув воздух. Это был грузовик, замаскированный ветками. Шофер высунул голову из кабины.
   - Ну, чего?! - заорал он.
   Посветив фонариком, шофер разглядел автомат, каску Хоа и спросил, понизив голос:
   - В чем дело, товарищ?
   - Убавь скорость! На дороге полно людей, впереди еще колонна велосипедов. И выключи свой фонарик. АД-6 порхает над головой!
   Снова раздался стук мотора. Еще один грузовик вырвался из темноты и резко остановился, заскрежетав тормозами. Лес дрожал от рокота двигателей. С первой машины спрыгнул помощник шофера; пятясь, он сделал несколько шагов по большаку, прикидывая, не заденет ли кузов за деревья и крикнул:
   - Давай, давай!
   Трехосный великан загудел и медленно тронулся с места.
   Чуть не два десятка грузовиков один за другим углубились в лес.
   Автомобили, велосипеды, носильщики с коромыслами на плечах сплошным потоком двигались по дороге; окрики, смех и ругань смешивались с гулом моторов и шумом колес.
   Хоа, стоявший у дороги со своим автоматом, крикнул шоферу последнего грузовика:
   - Сзади еще есть машины?
   - Полно!
   Вернувшись к дереву, под которым сидел Суан, Хоа вздохнул:
   - Ну, теперь позагораем у парома!
   В просвете между облаками вспыхнули две ракеты, через минуту - еще одна.
   Ракеты медленно плыли по небу, оставляя за собой белые хвосты дыма. Алые и желтые вспышки понеслись вверх к облакам, точно метлой прочесывая небо из конца в конец. С высоты метнулись вниз красные языки пламени, и несколько секунд спустя загрохотали взрывы.
   - Сейчас он улетит обратно, - пробормотал Хоа.
   Самолеты, гудя, ушли в сторону переправы. В лесу мерцало неясное сияние угасавших ракет. Дык, Суан и Хоа сидели молча. Не сговариваясь, они подумали о последних грузовиках из автоколонны. Не накрыло ли их бомбами там, на открытых, поросших травою холмах?..
   - Уф, наконец-то добрался! - весело закричал Виен, сходя с раскисшей от дождя тропинки. - Дорогу развезло, чуть шею не свернул! - Он обернулся назад: - Эй, сестрица Лить, идите сюда! - И снова обратился к своим спутникам: - Ну как, заждались? Я вам еще пассажирку привел.
   К машине подошла женщина с рюкзаком за плечами. На голове у нее был нон, .штаны закатаны выше колен, в руках она несла резиновые сандалии.
   Не успели они усесться в машине, как Хоа дал газ. На заднем сиденье Лить пыталась пристроить свой нон и рюкзак.
   - Скажите, Виен, потери сегодня большие? - обернувшись, спросил Суан.
   - Да не очень. Он сбросил двадцать четыре бомбы и снова разбил дорогу. Придется восстанавливать. Но люди успели разбежаться, только несколько парней заработали синяки. Ущерб, конечно, есть: убило пять коров и двух буйволов, сгорел старый дом из листьев на стройплощадке... А вы, Лить, повернулся он к женщине, - во время бомбежки были в больнице?
   - Да... - Голос ее прерывался. - Видите, Виен, заставили меня бежать всю дорогу, теперь никак дух не переведу!
   Она чуть слышно засмеялась.
   В темноте Суан увидел только, как Лить, подняв руку, перебросила за спину свои длинные волосы.
   II
   Уже недалеко от переправы их застиг ливень. "Газик" пробирался по дороге сквозь плотную стену дождя, ловко лавируя между огромными грузовиками. Неожиданно он затормозил, едва не уткнувшись радиатором в шлагбаум. Суан и его спутники разглядели слабый желтоватый огонек коптилки в хижине на обочине дороги.
   - Чья машина?
   - ПВО! Пропустите на паром, товарищи.
   - Подождите.
   Человек невысокого роста, в ноне и нейлоновой накидке вышел из хижины с фонарем в руке. Он подошел к машине и поднял фонарь. И тут Суан увидел, что перед ним стоит девушка лет двадцати. За спиной у нее была винтовка, повернутая стволом вниз. В лучах фонаря под широкими полями нона, с которых струйками стекала вода, можно было разглядеть нежный румянец на ее щеках.
   - Вот пропуск, - торопливо сказал Хоа. - Переправьте нас, пожалуйста, поскорее.
   Девушка покосилась на карточку с надписью "особо срочно" и оглядела сидящих в машине.
   - Поезжайте скорей, товарищи, успеете на этот рейс. Как доедете туда, где много воронок, берите налево, в объезд.
   Она отошла назад и подняла шлагбаум. "Газик" рванулся с места. Суан, наклонившись, успел заметить, как фигура девушки исчезла за пеленой дождя.
   Дождь шумел по-прежнему, но стало чуть светлее, на землю падали неясные серебристые блики. Наверно, за расходившимися тучами взошла, как всегда в конце месяца, поздняя луна.
   В тусклом туманном мареве Суан и его спутники увидели разрушенную деревню. С обуглившихся стволов арековых пальм свисали почерневшие скрюченные листья. Остатки кирпичных стен торчали среди щебня, мусора, осколков посуды и черепицы, усыпавших землю. Повсюду - глубокие черные пасти воронок. А поближе к дороге щетинился обгоревший бамбук.
   Люди в машине умолкли.
   Разве забудешь вас, бамбуковые заросли родных долин! Зелеными изгородями прикрываете вы каждую вьетнамскую деревушку.
   Сколько раз вас выжигали дотла, но люди сажали вас снова и снова!..
   Сколько раз вырубали вас, но вы поднимались вновь!..
   Сколько обломков железа в земле под фундаментом каждого дома!..
   Сколько черных слоев золы под корнями каждого дерева!..
   В памяти Суана вдруг всплыли картины прошлого... Заброшенные рисовые поля, холодная лунная ночь у форта Тху-кук в сорок седьмом... Покинутая деревня, заросшая травою в рост человека, а в воздухе - запах цветущих апельсинов... Этот запах преследует его до сих пор!
   Чего только не довелось испытать людям на нашей земле! И эту землю янки хотят заграбастать? Какая тупость и какая подлость!
   Хоа, не отрываясь от баранки, пробормотал:
   - Эх, попался бы мне хоть один подбитый янки, я б ему выдал! И все было бы по правилам!
   Дык, молча прислушивавшийся к разговору, вдруг вспомнил американского летчика, сбитого в бою у Дой-шим. Он казался великаном в своем широком жестком комбинезоне. На его наголо обритом черепе бросались в глаза низкий обезьяний лоб и оттопыренные мясистые уши. Брови, нависшие над глазами, то грозно хмурились, то растерянно выгибались кверху, толстые ручищи с огромными кулаками неуклюже тянулись "по швам". Летчик - он был в чине лейтенанта - старался держаться высокомерно и невозмутимо, но ему плохо удавалось скрыть терзавший его страх. Когда конвоир повысил голос, он вздрогнул и обернулся, побледнев до синевы, точно приговоренный к смерти. Убедившись, что никто не собирается его убивать, он зашагал дальше...
   - Правильно! Всю эту банду реактивщиков перестрелять мало! - сказал Дык, презрительно скривив губы.
   "Он прав, - думал Суан. - Каждый ребенок, у которого янки убили родителей, вырастет с незаживающей раной в сердце, в самом сокровенном его уголке. Дома можно отстроить, деревья и цветы - посадить заново, но эти раны никто и никогда не залечит!"
   Он вспомнил, как более десяти лет назад французская бомба убила Тхуан и их дочка Май, которой тогда едва минуло три года, осиротела. Ему казалось, что девочка ничего еще не понимает... Как он ошибался! Май уже взрослая, но в характере дочери Суан до сих пор замечает какие-то странные черточки...
   Наконец они добрались до переправы. Дождь кончился. Тучи, закрывавшие небо, стали расходиться, заблестели редкие звезды. Ветер не унимался, на реке пенились волны. С другого берега донесся гудок автомобиля, затем скрип тележных колес, стук топоров и визг пил, - должно быть, поблизости работали плотники.
   - Черт побери, переправа совсем не защищена, - сказал Виен, оглядываясь по сторонам. - Но здесь здорово поставлено дело - машины идут без задержки и не скапливаются у парома.
   Действительно, на берегу было пусто: только два грузовика да их "газик".
   Лить, присев на обочине, заговорила с молодой женщиной, эвакуировавшейся в эти места вместе с семьей. Она держала на руках спящего малыша. Трое ребятишек постарше долго клевали носом, потом растянулись между корзинами, не обращая внимания на окрики матери.
   - Кхань, Кхань! - звала женщина дочку. - Разбуди их, паром уже подходит!..
   - Куда вы идете с детьми, одна?
   - Да вот хочу оставить эту троицу у бабушки. Старуха живет на том берегу, недалеко от парома. Здесь спокойнее: пусть побудут, пока не выгоним американцев. Этого заберу с собой, больно он еще мал. А со всеми мне дома не управиться, да и не на кого их оставлять.
   - Вы с мужем оба работаете?
   - Да, на заводе сельхозмашин. Мой муж раньше служил в армии, потом демобилизовался. А месяц назад снова попросился в солдаты - взял и подал заявление. Только вот о детях беспокоился. Он у меня в месяц больше шестидесяти донгов зарабатывал; вместе с моей зарплатой за сотню переходило - хватало на всех. Теперь будет на пятерых сорок с чем-то, тоже жить можно. Мы с мужем решили, что он должен идти в армию ради наших малышей. У нас здесь было хоть десять лет мирных, а каково людям на Юге... Ну, вот и паром. Кхань, Кхань! Да встань же ты!
   Дети никак не просыпались. Лить погладила их по головкам и взяла одного на руки.
   Паром причалил к пристани. Пока одни машины скатывались на берег, а другие въезжали по бревенчатым сходням, женщина расталкивала детишек:
   - Вставайте! Вставайте, маленькие!
   - Не волнуйтесь! Позвольте, мы отнесем малышей на паром, - предложили Суан и его спутники.
   Они быстро подхватили ребятишек и разобрали коромысла с корзинами.
   - Вот спасибо, - обрадовалась женщина, - без вас, товарищи, мне бы не управиться... Кхань, ты не спишь? Проснись-ка и иди сама!
   Но девочка, обхватив Суана за.шею, только уткнулась головой в его плечо.
   Паромщики сбросили штаны и рубашки и, оставшись в одних трусах, взялись за канат. Паром отчалил от берега и медленно выплыл на середину реки. Стремительное течение ударило в борт, и казалось, будто паром, замедлив ход, остановился, хотя все ехавшие в машинах помогали перетягивать канат.
   - Ну, если сейчас явится "джонсон"{10}, быть беде, - улыбнувшись, сказал Виен, выразив этими словами общую тревогу.
   Двое паромщиков, стоявшие рядом с Суаном, дышали отрывисто и тяжело. Суан усмехнулся, слушая, как они болтают, едва успевая перевести дух:
   - А ты обратил внимание... на тот военный автобус?.. Помнишь... в нем девушки ехали?..
   - Ну...
   - Это был ансамбль...
   - Что ж ты мне сразу не сказал?.. Заставили б их спеть, иначе бы не повезли.
   Где-то далеко отсюда забили тревогу.
   - Скорей, ребята!.. Товарищи, если появятся самолеты, всем немедленно лечь на палубу; не бегать, не суетиться! - крикнул командир парома, снимая с плеча винтовку.
   Все сразу смолкли - слышалось только хриплое дыхание паромщиков да поскрипывание каната. Тяжело груженный паром пересек быстрину и стал приближаться к берегу. Стук барабанов и трезвон, возвещавшие тревогу, раздавались все ближе и ближе, наконец совсем рядом, у контрольного пункта на пристани, гулко зазвенели удары об рельс. Люди тревожно смотрели на придвигавшийся из темноты причал: "Пронесло!.. Еще немножко, узкая полоска воды..."
   Внезапно раздавшийся рев самолета заставил всех прыгнуть с парома в воду.
   - Спускай сходни! - надрывался командир парома. - Машины, съезжайте на берег!.. Спокойно, ребята!.. Машины, съезжайте!.. Съезжайте!..
   На берегу захлопали винтовочные выстрелы. Все озарилось вдруг мертвенно-желтым светом. Суан увидел свою и девочкину тень, отпечатавшуюся на песке. Он чувствовал, как неистово колотится сердце ребенка.
   - Не бойся, малышка. Все будет в порядке.
   Девочка еще крепче обняла его за шею.
   Снова вспыхнули ракеты, выхватив из темноты берег и кусок реки. Лить и Дык, каждый с ребенком на руках, спотыкаясь, бежали сзади. Суан обернулся:
   - Лить, давайте мне ребенка!
   - Ничего...
   Они едва успели перебежать через песчаную отмель, как самолет начал пикировать. Вой мотора разрывал барабанные перепонки. На берегу затрещала пулеметная очередь.
   Суан, прижав к себе девочку, бежал вдоль берегового обрыва. Он ясно видел языки пламени, вырвавшиеся из пущенных с самолета ракет. Мгновение спустя завыли несущиеся к земле бомбы.
   - Мимо!
   Суан остановился, дождался Лить и взял у нее ребенка.
   Оглянувшись, он заметил выходивший к реке овраг и крикнул:
   - Бегите сюда! Скорее!..
   Земля содрогнулась от взрывов.