Симбиоз на контрасте
Россиян во Вьетнаме несколько тысяч, основная масса (почти 2000 человек, из них работников-чуть больше 500) живут в закрытом поселке нефтяников в Вунгтау, сильно напоминающем войсковую часть. Бетонный забор, КПП, выкрашенные белым бордюры и полное самообеспечение: дизель-генератор, поликлиника, русская школа, фабрика-кухня, шесть каналов российского ТВ, клуб, кафе «Лакомка»... Две недели на вахте, две – в поселке. Каждый пятый вьетнамский донг (за доллар дают 15–16 тыс. донгов) – с нефтяных платформ ближайшего шельфа. Прибыль (примерно $1,5 млрд в год) Россия и Вьетнам делят пополам, но после 2010 года, когда кончится срок соглашения, условия будут пересмотрены в пользу хозяина недр. Количество российских работников СП «Вьетсовпетро» в последние несколько лет неуклонно уменьшается (на этот год план сокращения – 80 должностей), по договору часть должностей постепенно переходит вьетнамской стороне. Вьетнамцев на предприятии трудится почти 6000, зарплата рабочих – $100 в месяц. (Мой проводник по стране Туан на ответственном посту в министерстве информации получает $250). Средняя зарплата во «Вьетсовпетро» – $500, это если к зарплате вьетнамцев приплюсовать получку наших специалистов.ВВП Вьетнама ежегодно растет на 8,5 %, динамика цен на землю и недвижимость – под 100 % в год.
– Раньше, когда я летел во Вьетнам, лучшим подарком даже партийным чиновникам была сгущенка или рафинад, – рассказывает руководитель вьетнамского отдела «Голоса России» Алексей Суннерберг, – сейчас тут есть все.
– Еще лет десять назад в Ханое даже поесть было проблемой, ресторанов почти не было, – вспоминает начало своей вьетнамской эпопеи хозяин швейной фабрики Сергей Звездин, – а сейчас город не узнать.
«Моему вьетнамскому сыну 14 лет, его рост – 168 см, и он в классе не самый высокий. Местные подросли за последние годы от жизни неплохой, живут до 80 лет, даже ноги прямые стали (шучу), а раньше... Вьетнамки, кстати, самые красивые женщины в Юго-Восточной Азии, европейцам тут нравится», – рассказывает предприниматель Вячеслав Чернышов. Официальные данные: за последние 15 лет среднестатистический вьетнамец подрос на 3 см.
Сейчас во Вьетнаме ежегодно собирается около 600 грузовиков КамАЗ, планирует начать курортное строительство Mirax Group, активно добывает желтого полосатика производитель снеков «Сибирский берег», шьет спортивную одежду Baon, в ближайший год ожидается приватизация трех вьетнамских GSM-операторов, за один из них борется Altimo – телекоммуникационное подразделение «Альфа-групп».
– Конечно, тут все решается на партийном уровне, так что, думаю, дружба между Россией и Вьетнамом нам зачтется, – говорит вице-президент Altimo Кирилл Бабаев.
Коммунистическая специфика капиталистической страны: Хо Ши Мин и Владимир Ленин – святыни, пионеры в красных галстуках, улицы в красных флагах с серпом-молотом. В 1986 году страна выбрала курс, напоминающий китайский. Значение партии определяющее, при этом основная доля ВВП обеспечивается частным бизнесом, страна недавно вошла в ВТО. Логотипы некоторых частных компаний дополнены главными вьетнамскими наградами – Золотой Звездой или орденом Хо Ши Мина, а между уличных лотков в Сайгоне легко встретить припаркованный Bentley, при том что ввозная пошлина на машины – 250 %.
Свой человек
Судьба Вячеслава Чернышова достойна пера киносценариста. Бывший дипломат торговал советскими катерами, женился на вьетнамке, снялся в семи местных телесериалах, играя белых агрессоров... По Сайгону Вячеслав носится, как настоящий вьетнамец, на мотоцикле, уверенно лавируя среди азиатского сумбура. В свое время Вячеслав окончил МГИМО, а в 1988 году ушел в бизнес с должности первого секретаря консула в Хошимине. Общий вьетнамский стаж у Чернышова – 35 лет («Приехал в 1973 году, еще американцы не все ушли, застал двухмесячную войну с Китаем 1979 года, отправил сотню гробов с нашими танкистами и зенитчиками...»).Вячеслав Чернышов вспоминает: «Я, как и многие, начал с текстиля: завозил контейнер на завод – АЗЛК, к примеру, приходил в профком, говорил: есть дешевый товар, могу помочь купить – и за сутки влет уходило все. Потом пришла идея с судами...»
Береговая линия у Вьетнама – более 3000 км. Вячеслав поехал по нашим провинциальным портам, нашел в Рыбинске и Ярославле четыре «Метеора» и один «Луч» на воздушной подушке, все вместе обошлось в $500 тыс. До Одессы суда добрались своим ходом, там их погрузили на палубу сухогруза, за $87 тыс. доставили в Сайгон. На основе «Метеоров» Вячеслав сделал СП с местным партнером – сыном бывшего министра транспорта, запустил линию Хошимин – Вунгтау. Бизнес обещал быть неплохим: вместимость «Метеора» – 126 человек, билет – чуть дешевле $10, заполняемость – почти полная.
«Правда, вскоре партнеры меня, мягко говоря, кинули – подделали документы, а в один „Метеор“ врезался французский сухогруз. В общем, два „Метеора“ пришлось продать за $360 тыс., чтобы рассчитаться с кредитом, а француз расплатился только через несколько лет, – говорит Вячеслав Чернышов. – Если бы все было нормально, бизнес приносил бы $1 млн ежегодно». В результате Вячеслав остался практически без денег. В конце концов плавсредства пришлось продать на металлолом – 39 тонн ушли за $13 тыс.
Как-то Чернышова попросили дублировать для кинофестиваля вьетнамские фильмы на русский язык, потом в 1989 году он консультировал советско-вьетнамский фильм о Хо Ши Мине и тогда познакомился с местными режиссерами.
«Во время съемок сериала „Земля и огонь“ внезапно умер француз, игравший землевладельца, и вспомнили обо мне. Я говорю: я же не актер, а режиссер. Мне: справишься... Пришлось „насиловать вьетнамских девушек“, в общем, играть плохого белого. Впрочем, $50 за смену были не лишние», – продолжает вспоминать Вячеслав Чернышов.
В следующем фильме Вячеслав стал американцем – полковником ЦРУ, и пришлось все время сидеть в подземных ходах, отрытых партизанами, в тоннелях Кути, в грязи, воде, жаре, с крысами и змеями, под взрывами и без каскадеров («каскадера ростом под 180 см во Вьетнаме не найти»), в роли плененного американского офицера. Сейчас за плечами Вячеслава уже несколько фильмов. Только хошиминский канал HTV в этом году планирует снять 2000 серий (себестоимость 45-минутной серии – $10 тыс.), так что работа у Чернышова точно будет.
Вячеслав говорит, что главная его мечта – открыть в Сайгоне яхт-клуб: «Открою, если, конечно, деньги найду. Невероятно – во Вьетнаме нет ни одной марины, а побережье и море – уникальные, тысячи островов. Землю уже нашел...»
– Непосредственно иностранцу землю купить во Вьетнаме до сих пор невозможно, – предупреждает Сергей Звездин. – Если кто говорит, что можно, – не верьте, многие уже поплатились, купившись на эту рекламу.
Землю можно приобрести на совместное предприятие или же получить свидетельство на право пользования (обычно на 49 лет) на предприятие со 100-процентным иностранным капиталом. В прошлом году земля опять резко подорожала, в некоторых прибрежных районах за полгода в несколько раз. К примеру, метр площади в престижном районе Сайгона может стоить 160 млн донгов – $10 тыс. Вячеслав Чернышов, да и не только он, уверяет, что бизнес с землей и недвижимостью крайне рискован – что будет дальше с ценами, никто предсказать не может.
Говорит Вячеслав Чернышов: «Надо обладать точной информацией, особенно о том, где планируют застраивать. Тут, конечно, преимущество у приближенных к власти. Классных гостиниц на курортах явно не хватает, мало кондоминиумов, приличных офисов для иностранцев. К примеру, небольшая комната в аренду может стоить $800. Хорошую виллу сейчас можно построить за миллиард донгов, а продать – за $1 млн».
Бизнес-препоны
Иностранцу бизнес во Вьетнаме вести непросто. К примеру, если вы заявляете, что инвестируете $1 млн, они должны лежать на вашем счете, а в СП – не меньше 25 % принадлежать вьетнамцу. Регистрация компании обойдется примерно в $2 тыс., но необходимо подтвердить наличие капитала. Говорят, скоро власти примут закон об инвестициях в труднодоступных районах – упростят регистрацию, снизят налоги. Между тем в стране начались забастовки, особенно часто бастуют тайваньские предприятия, где отношение к рабочим напоминает рабовладение: на туалет – не больше двух минут в смену, бесконечные переработки, а зарплата – 700–800 тыс. донгов в месяц ($50). Плюс недавнее двукратное подорожание риса... К чему все это приведет, прогнозировать сложно, но, если зарплаты вырастут, себестоимость производства не будет уже столь низка.По словам Вячеслава Чернышова, в 1992 году в Хошимине было 35 российско-вьетнамских СП, а сейчас осталось лишь несколько: каучуковое, порт «Лотос», рыбопереработка... Скоро может исчезнуть СП Seaprimfico, поскольку власти Сайгона имеют виды на занимаемую им землю, а компенсацию за вывод, по словам руководителя предприятия Елены Фришман, они не предлагают.
– Тут вас будут облизывать, если вы принесете новые технологии, но потом постараются выдавить, забрать бизнес, – рассказывает Вячеслав Чернышов. – С американцами такой номер не проходит, у них имеется специальный отдел, тут же составляющий ноту в МИД, и все встает на свои места. Наши посольские чиновники обычно бессильны...
– Когда мы только начинали работать, вьетнамские умельцы неоднократно отшивали не то и не из того, понятие о красоте и моде у них своеобразное, – говорит Сергей Звездин. – Мы регулярно терпели убытки. Американцы же все контракты регистрируют при торгпредстве, которое в случае чего решает все проблемы с местными чиновниками, заставляя напортачившую фабрику все переделать.
Вьетнамцы быстро учатся вести дела по-западному. Мой сосед на рейсе Ханой – Москва, представитель «Росвооружения», говорил, прихлебывая виски, что «вьетнамцы – жесткие переговорщики, и американцы нам тут проигрывают только по причине памяти о войне».
– Многие вьетнамцы ошалели от долларов, и дешево сделать компанию на местном рынке не получится, с лицензиями в $50 тыс. еще уложитесь, – говорит Сергей Звездин. – Причем представительство не имеет права заниматься коммерческой деятельностью, надо открывать местную компанию. Когда я регистрировал фирму, услуги юристов стоили $3 тыс. и несколько сот тысяч требовалось на уставный капитал (сейчас можно ограничиться суммой в $30–50 тыс.). Плюс на каждый вид деятельности надо покупать лицензию – на турдеятельность она стоит от $100 тыс., на ресторан – $1 тыс. Я делал СП, а после просто выкупал акции у вьетнамского партнера, оставлял ему 1,5 %. Одним звонком государство может перекрыть кислород, но ты обрастаешь связями, и это сильно помогает. Еще на одного работающего европейца нужно создать 8-10 рабочих мест для вьетнамцев, причем вьетнамца уволить почти невозможно. Еще надо учесть, что большинство местных – буддисты, и для них лучше заработать $1, но сейчас, чем $1 млн в перспективе. Я тут хотел вступить в партию, чтобы присутствовать на собраниях парткома своей фабрики, но мне ответили, что я, скорее всего, не смогу выучить устав, и не приняли.
Непросто иностранцу и из-за языка – чтобы вести дела, язык лучше знать, а его шесть тонов, как уверяет Вячеслав Чернышов, закончивший музыкальную школу по классу баяна, без музыкального слуха освоить почти невозможно.
– Когда я только начинал жить в Ханое, зашел в ресторан, заказываю жареную свинину – все официанты в шоке, – смеется Сергей Звездин. – Оказывается, «свинина», но другим тоном, означает «женский половой орган», а я его еще попросил жареным! Представляешь, что обо мне местные подумали!
Текстильный базис
Текстильная промышленность дает Вьетнаму $5 млрд в год. Эта страна, конечно, у наших челноков была не так популярна, как более близкий Китай, но 1000 вьетнамских ткацких фабрик внесли весомый вклад в снабжение российских граждан недорогими шмотками.Первые деньги Сергей Звездин заработал, устанавливая компьютерные программы в только начинавшем работать «Коммерсанте». Именно тогда он подался в бизнес из Института общей физики при Академии наук.
– В 1991 году мы начали шить куртки и брюки на псковских фабриках, организовали СП в Чехии. В России зарплата росла – смысл что-то производить там пропал, и в 1998 году решили двигаться на восток. Я вспомнил о Вьетнаме, – рассказывает Сергей Звездин. – Нашел местные «Желтые страницы», объехал фабрики. Оказалось, многие из них оборудованы по последнему слову техники. Тогда пол-Вьетнама ходило в военной форме, отсюда понятие о красоте, мягко говоря, не европейское. Из-за этого мы много раз на выходе получали совсем не то, что просили, – для них вполне нормально пришить к белой рубашке красные пуговицы. За всем надо следить, но сейчас ситуация исправляется, а себестоимость в три раза ниже, чем в Европе.
Год назад Сергей, вложив $600 тыс., открыл фабрику в Ханое (предприятие обошлось в $100 1 кв. м, сейчас на нем работают 300 швей) – не столько ради экономии, сколько ради контроля. И, как уверяет, инвестиции можно «отбить» за полтора года – в какой еще стране такое возможно? Приличного качества мужские костюмы на вьетнамском предприятии можно купить за $30, рубашки – $4–5, джинсы – $8-12.
Вьетнамку Зину знают многие россияне, возящие вьетнамские шмотки, кроме того, она хозяйка единственного русского ресторана Zina в Хошимине. Надо сказать, раньше и у Сергея Звездина был русский ресторан в Ханое, но год назад он его закрыл – грамотного управляющего найти не удалось. Тем не менее, по его словам, ресторан там можно открыть за $30 тыс.
«Я, конечно, вьетнамка, но, когда водку пью, точно русская», – шутит Зина, ставя фрукты перед Буддой и подливая нам «Путинку». Официантки – студентки русского факультета местного университета, для них это не только подработка, но и языковая практика. Сыр, икру, колбасу копченую и прочее, чего нет во Вьетнаме, подвозят экипажи Vietnam Airlines. Квас (1 л – $2) Зина делает сама и намерена поставлять его «на вынос», в городскую розницу. Из вьетнамского в интерьере, пожалуй, лишь буддистский алтарь в ярких огоньках – такие стоят во всех вьетнамских офисах-магазинах для успеха в делах. Напротив – стол с русскими сувенирами, Зина сама их привезла из России, в том числе матрешек-Путиных (400 тыс. донгов) и матрешек-Медведевых (550 тыс.) – «главный ведь уже Медведев – потому и дороже, логично ведь».
В 1981 году правительство СССР издало постановление о привлечении вьетнамской рабочей силы на промышленные предприятия – своих рабочих у нас катастрофически не хватало. Половину заработанных денег вьетнамцы переправляли домой, везли также дефицитные будильники, вентиляторы, кастрюли... В год в страну приезжали 50 тыс. рабочих из Вьетнама. Вьетнамка Зина тоже попала под эту кампанию, четыре года проработала на швейной фабрике в Орехове-Зуеве, половину выручки, как и все, отправляла домой. На фабрике открыла первый бизнес – магазинчик по продаже вышивки, ведь каждая вьетнамка – прирожденная вышивальщица. Доход вырос до 500 руб.
«Потом на меня наехали, времена были такие – бандитов полно, хотели денег, но я никому не платила, и пришлось вернуться», – вспоминает Зина. На самом деле ей сильно повезло – успела уехать домой, многим повезло меньше. Фабрики встали, и денег на отправку вьетнамцев на родину у них не было. Именно тогда появились вьетнамские бомжи, торгующие дешевым товаром на улицах, и так появились вьетнамские рынки, с которыми сегодня борются московские власти (неофициальная причина – конкуренция со столичным ритейлом; москвичи знают, что у вьетнамцев можно приобрести приличный товар за пристойные деньги). Многие ныне состоятельные вьетнамцы поднялись именно на бизнесе в России: вся страна ест вьетнамскую лапшу, сделанную под Серпуховом, полстраны носит вьетнамскую одежду, при этом крупнейший торговый центр под Ханоем Melinh Plaza и многие курорты построены на русские деньги.
Зина свой ресторан тоже построила на то, что заработала на поставке вьетнамской одежды. У нее в России до сих пор сотня партнеров, присылающих заказы (минимальный – на $10 тыс., средний – $50-100 тыс.). Зина размещает их на местных фабриках, товар отправляет в Россию в мешках. Доставить один мешок в Россию стоит $850, в него запихивают, к примеру, джинсы на $2–5 тыс. Прибыль Зины – 10–20 % с заказа, у заказчика в России до 100 % выходит. Ресторан пока денег больших не приносит, так как в центре города очень дорогая аренда. Основные гости – вьетнамцы, учившиеся в России и тоскующие по своей молодости под русскую водку, оливье и сельдь под шубой. В ближайшее время Зина планирует открыть еще четыре русских ресторана. Вьетнамцев, ностальгирующих по России и способных заплатить $7 (средний счет в ресторане больше, чем в общепите с местной кухней), в стране несколько сот тысяч. «Несколько десятков тысяч жителей Хошимина учились в СССР, все они мои потенциальные клиенты», – говорит Зина.
ГЕРМАНИЯ. Русский плацдарм в Европе
Текст: Дмитрий ТихомировВ ГДР начинал свою карьеру разведчик Путин, Россией периодически правили выходцы из немецких земель. Заключив позорный мир с Германией в 1918 году, мы победили в 1945-м. В Берлине несколько лет назад случился дефолт рынка жилья... Впрочем, последнее России, возможно, еще предстоит, но и так нас многое связывает. Уже сейчас каждый пятый берлинец – русскоязычный. А этим летом снизились требования к бизнес-эмиграции: теперь вместо €1 млн достаточно вложить в страну €500 тыс. – и вид на жительство у вас в кармане. Не в последнюю очередь благодаря этому почти тысяча русских магазинов, открытых в Германии, зарабатывает €300–500 млн в год.
Окрестности немецкого консульства в Москве напоминают рынок: плотно конкурируют между собой с десяток столов страховых компаний (правда, основной доход страховщикам приносит хранение мобильных телефонов по 100 рублей за штуку – на сдачу документов немцы не пускают с телефоном, если в нем фотоаппарат). Через дорогу в ряд палатки с шаурмой и копчеными курами – все для очередников (запись на собеседование идет за полтора месяца). Напротив – точки отправления нескольких автобусных компаний с ежедневными рейсами в главные немецкие города (доехать до Берлина – €90 и 30 часов; перелет стоит столько же, а по времени – три часа).
В Германию всегда стремились самые предприимчивые соотечественники, еще с 1970-х годов, когда власти приоткрыли границу для евреев. Очередь в российское консульство в Берлине только подтверждает: людской поток между нашими странами не иссякает.
Понаехали тут
«На прошлогоднюю праздничную дискотеку 9 мая я поставил напротив клуба пару джипов, врубив „День Победы“! Чтоб не расслаблялись, – рассказывает Игорь Котяй, устроитель русских вечеринок, который уже почти 20 лет живет в Берлине, но, кажется, по российским правилам. – А еще иду по городу, вижу немцев, подхожу, дарю цветы, говорю: „С праздником вас, мы победили!“». Он принципиально не пристегивается в своем BMW (штраф €40), ставит его там, где запрещено (почти весь Берлин, штраф €20), ездит по полосе с надписью BUS: «Наверное, все от слишком размеренной немецкой жизни – русский характер требует драйва».В самом конце 80-х Игорь служил в Западной группе войск (ЗГВ) и, как многие сослуживцы, решил остаться в ГДР – тогда это было просто. Начинал Котяй с модельного агентства, привозил русских девчонок в Берлин за 25 % в заработке, но на этом разбогатеть особо не удалось. Теперь плата за вход в его клуб – €10, а гостей на еженедельные вечеринки собирается до 500, и это, даже за вычетом аренды пафосного клуба (€500-3000), обеспечивает Котяю стабильный доход.
«Если в России объявляют, что выступает DJ из Германии, точно – наш: немецкая электронная музыка считается самой продвинутой, но заработать на ней лучше всего можно в России», – рассказывает Игорь. В Берлине DJ зарабатывает пару сотен за вечеринку, в России – $600–800. Зато на величине гонораров, запрашиваемых российскими артистами, не один местный продюсер разорился. «Себестоимость приезда большинства звезд, – говорит Котяй, – €5-20 тыс. Стандартная цена билета тут €20–50, а собирают зал на тысячу мест только „имена“ – Абдулов, Чурикова, Куценко. Это отлично знают в „Русских театрально-концертных кассах“».
– Сейчас в Германии проживают около 5 млн русскоязычных (всего население Германии – 85 млн, Берлина – 3,5 млн), в Берлине – полмиллиона, – уверен Николай Вернер, успешный местный издатель (газеты «Европа Экспресс», «Берлинская газета», «Еврейская газета», журналы «Оптовик», «Вся Европа»).
Первый свой миллион Вернер заработал еще в 1992 году, в Приднестровье, импортируя мороженое, потом была политическая карьера: в 27 лет он стал вице-губернатором при генерале Лебеде. От политики Вернер не отказался до сих пор, входя в этнографический совет при канцлере Германии. «В Приднестровье 100 человек охраны я должен был держать, а тут я за себя и семью вполне спокоен, – уверяет Вернер. – Как в 1991 году приехал, полгода думал, чем заняться, решил строить этноконцерн, по аналогу с китайскими или индусскими, успешно работающими по всему миру. В Германии целевая аудитория огромная, в одном Марцане (район Берлина) проживают 100 тыс. русскоязычных, 7,5 % всего рынка Германии – наши соотечественники!» Первую русскую газету Вернер купил за 25 тыс., потом приобрел еще пару. Объединенное издание через два года начало приносить прибыль (всего в стране выходит более 40 русскоязычных газет, в каждом более или менее крупном городе есть своя, а то и не одна). В планах Вернера – издание большой бульварной газеты и женского журнала, чтобы удовлетворить все потребности рекламодателей.
Заклятый конкурент Werner Media Дмитрий Фельдман, другой крупный русский издатель (газета «Русский Берлин» и одноименное радио, «Русские театрально-концертные кассы», «Русская Германия», «Рейнская газета»), уверяет, что русскоязычных в стране около 3 млн. Впрочем, и это не так мало для центра Европы, и этнический русский рынок Германии – самый развитый в мире. Это прекрасно знают и в крупнейших немецких компаниях, что только на руку «нашим» издателям: рекламу в русскоязычных газетах дают все. К примеру, как утверждает Фельдман, на радио «Русский Берлин» 90 % рекламы – немецких фирм, в печати соотношение 60 на 40! Русский издательский бизнес в Германии-дело вполне рентабельное. Годовой оборот Werner Media, по словам Николая Вернера, €15 млн. По словам Фельдмана, оборот его издательства – €7 млн.
Именно из Германии все русские магазины Европы снабжаются этническими русскими продуктами, марки оптовиков (наиболее раскрученные – Ulan и оптово-розничный оператор Monolit) известны далеко за ее пределами. Обычно товары по русским рецептам и – главное – с русскими этикетками заказываются на предприятиях Восточной Европы (Болгарии, Польши, Прибалтики), что гораздо дешевле, чем везти их из России (пожалуй, лишь пиво «Балтика» и водка ввозятся из России). Как показали результаты исследования маркетингового отдела издательства Rusmedia RR GmbH, русскоязычные жители ежемесячно тратят на продукты около €320, из которых примерно треть приходится на этнические продукты. А если знать, что в одном Берлине 100 русских магазинов, в Германии порядка 1 тыс., а всего ими пользуются 3–5 млн человек, получается оборот этнической торговли €300–500 млн.
Россия в ассортименте
Типичная центральная улица Берлина Passauer Strasse: супермаркет «Заря», рядом русское reiseburo (туристический офис) Антона Левита, напротив – магазин Russia, в паре десятков метров – аптека, которой также владеют русские. И это не этническое компактное поселение, а рядовой городской район. На примыкающей Joachimstal на днях открыл уже третий детский игровой клуб Олег Непомнящий, на соседней Lietzenburger – пара «русских» гостиниц (большинство двух-трехзвездочных отелей города принадлежит выходцам из бывшего СССР). И, даже если портье в Ritz поприветствует вас на чистом русском, не удивляйтесь: большинство немецких компаний, от автосалонов до страховщиков, содержит штат русскоязычных, которым проще находить общий язык со своими. Даже экзамен на водительские права можно сдать на русском, пройдя курс в русской автошколе Геннадия Бояра за €2 тыс.Если поселиться в берлинском районе Marzahn в восточной части города, отчетливо напоминающем своими многоэтажками московские окраины, или более западном Spandau, можно даже не учить немецкий – общения и развлечений хватит на русском. Драки на дискотеках (Новый год в одном клубе закончился убийством), посиделки с пивом у подъездов, черные «бумеры» с громким шансоном... Вечером вам никто не посоветует прогуляться по Марцану – здесь в состоянии России середины 90-х «законсервировались» большинство поволжских немцев. «Их просто вывезли из одного колхоза и бросили в никуда, ни работы, ни денег, одна „социалка“ в €350 в месяц, – разоткровенничался один мой собеседник. – Когда они только приехали, засадили дворы панелек капустой с картошкой, больше ведь ничего не умеют». Обеспеченные русскоязычные в этих районах не живут, выбирая респектабельный центр города или западные земли, от Мюнхена до Франкфурта. А в Берлине до сих пор можно купить двухкомнатную квартиру за €50 тыс., и не в самом худшем районе! «Тут хорошо, но только слишком много немцев», – кажется, не очень шутят «наши».
Рафаил Горбан и Михаил Мороз познакомились в Берлине 17 лет назад, в лагере для переселенцев, в одной комнате на 20 человек. Москвич Рафаил работал в Главмосавтотрансе, затем, в самом конце советской эпохи, строил кооперативные гаражи, «первый миллион еще в 1988 году заработал, построив 8-тысячный гараж, каждый, кстати, по 1200 рублей»). Михаил – из Питера, экономист, уехал за три недели до защиты диссертации, сперва в Италию собирать груши: «У меня все было хорошо, денег – море, уехал от ненужности. Хотелось двигать науку, но все начало разваливаться...»