Страница:
На первой сопке в самом деле обнаружились двое. Бесшумно возникший рядом Шагалан застал их врасплох и тут же умертвил короткими ударами меча. На второй его углядели, но, видимо, не сразу поверили, будто этот откровенно торопящийся к ним человек и есть грозный враг. Когда сомнения рассеялись, один мелонг оказался уже мертв, а другой — обречен. И все нее, вероятно, какую-то тревогу они породить сумели — на последней, желанной сопке юношу поджидали трое готовых к бою солдат. Положение, правда, осложнялось не столько количеством противников, сколько требованием сохранить схватку с ними в тайне — неизвестно, как много публики топчется еще на холмах и что она предпримет в ответ на призыв о помощи. А посему Шагалан, едва скрестив клинки, быстро попятился назад. Должно быть, он достоверно разыграл собственную слабость: искушенные воины с охотой пустились вдогон, норовя окружить нахального парнишку. Когда основательно скрылось из виду поле боя, приспело время сбрасывать маски. Шагалан метнулся к ближнему из широко разошедшихся загонщиков и покончил с ним единственным выверенным ударом. В тонкостях доспехов этих наблюдателей он начинал разбираться. Не давая мелонгам опомниться, юноша рванулся через брешь по склону, отрезая путь к помощи. На трусость и не рассчитывал — пара солдат плечом к плечу приняла вызов. Совладать с опытными мечниками непросто, но он смог…
Медленно восстанавливая дыхание, Шагалан отер краем плаща мокрое лицо, затем — потемневший от крови клинок. Поморщился, нащупав пальцем новую зазубрину на безупречном лезвии. В решающую минуту такая сталь рубила все, однако после иногда приходила в полную негодность. Реставрации произведения далеких мастеров не подлежали. Юноша спрятал меч в ножны, мельком покосился на поверженных врагов и поспешил наверх. У самой вершины он уже полз, осторожно раздвигая пересохший бурьян.
Место и вправду оказалось удачным. Прямо перед ним кипела, ярилась битва, жаркая и упорная. Численность противников была столь несоразмерной, что чудилось — это лишь громоздкая черная каша мелонгов копошится, переваливается из стороны в сторону, волнами перетекает, по таинственным причинам, из одного конца в другой. Только присмотревшись, можно было различить крошечные источники таких волнений. Ребята работали неистово и самозабвенно. Около каждого по два круга: из бездыханных тел и из ощетинившегося оружия. Немногие сохранили рядом товарища, способного прикрыть спину, валы покойников тогда были заметно выше.
Над полем боя висел непрерывный вой, заглушавший иногда даже лязг стали. «Птенцы» встретили достойных противников, Гонсет действительно собрал здесь лучших, дав им шанс совершить невозможное. Исступленно вопя, мелонги, словно одурманенные, лезли и лезли на смертоносные клыки. Среди них имелось немало отличных рубак. Учителя как-то рассказывали о подобных героях, почитаемых у себя на родине наравне с богами. Говорили, будто накануне сражения их поят настоем неких северных грибов, после чего подготовленные люди превращаются в диких и ужасных зверей, не ведающих страха или жалости. Такие ходили в атаку впереди строя, поскольку в пылу битвы не различали ни своих, ни чужих. Вооруженные огромными топорами, они опустошали ряды врагов, ломая их как оружием, так и бешеным напором. Сейчас Шагалан мог разглядеть легендарных богатырей: не меньше полудюжины великанов с топорами возвышалось над толпой в самых жарких местах. Они не прятались за спинами солдат, нередко первыми кидались в схватку, правда, успехов особых не достигали. И вообще на этих перекошенных физиономиях отражалась скорее растерянность, чем кровожадность. Прочие предпочитали брать массой. Слепо тыча оружием, они накатывали на врага, надеясь если не поразить его, то хотя бы сковать или сшибить с ног бронированной волной. Таких требовалось избивать почти до последнего, остатки отползали вспять. Впрочем, и тогда об отдыхе не думалось: рассевшиеся по близким склонам лучники сразу начинали выцеливать устоявшего юношу. Хорошему бойцу нетрудно парировать несколько стрел, но тут в каждого их летели десятки. Спасения искали только среди врагов, прижимались к их разнородным жалам, что провоцировало новую атаку. Стрелки не очень опасались попасть по своим, зато увешанная железом толпа прикрывала лучше всякого щита. Следовало лишь выжить под бременем такой защиты.
Кого-то из ребят Шагалан даже узнавал, однако все они тотчас окунались обратно в сечу, чтобы вынырнуть совсем в ином месте. Или не вынырнуть вовсе. Разведчик чуть не застонал, когда черное месиво сомкнулось над головой кого-то из друзей.
Ноги сами напряглись, готовые нести хозяина в бой, но разум и на сей раз взял верх. Пока сражение шло с переменным успехом — ни одна сторона не обнаруживала слабости, продолжая упрямо перемалывать другую. Не меньше четверти вступивших в баталию варваров ныне покоилось на земле, противоборствовало же врагу два десятка человек. В любой битве такое соотношение потерь смотрелось бы победным, сегодня от него сжимало сердце.
Слева, в море, творилось тем временем странное. Две галеры-близнецы медленно дрейфовали вдоль берега, отличие заключалось в том, что имперская делала это по собственной воле. До сражающихся мелонги уже не дотягивались, а потому осторожно и редко обстреливали утраченный корабль. Того, в свою очередь, вероятно, просто сносило течением. Растопыренные крылья весел бестолково раскачивались, то обрушиваясь в воду, то сталкиваясь и мешая друг другу. Судя по всему, обрадованные внезапным освобождением невольники-гребцы напрочь растеряли навыки, организовать их на последний бросок никак не получалось. На палубе с мертвыми телами находился лишь Скоха, укрывшийся от стрел за фальшбортом. Он почти не шевелился, порождая мысли о ранении. Его товарищ, видимо, спустился к гребцам. Теперь это были еще двое, принужденные наблюдать за сражением со стороны. Управление их галера утратила, то есть не могла ни пристать к берегу, ни ринуться на методично гвоздящего ее врага. Не обсуждалась и переправа вплавь — одинокие медлительные пловцы превратились бы в легкую добычу для лучников.
Шагалан снова повернулся к полю боя, где его внимание привлекла центральная из облюбованных неприятелем сопок. Именно там, среди разреженных цепей стрелков, в рощице, подернутой чахлой зеленью, разведчик углядел интересную толпу. Примерно сотня солдат грудилась у бунчука — высокого шеста, увешанного волчьими хвостами. Согласно молве, как раз с подобными символами пускались в свои первые походы предки современных завоевателей. Если у мелонгов, доныне ценящих старинные регалии куда выше официальных имперских знамен, здесь и существовал предводитель, он обязан располагаться там же, под бунчуком. А вдруг сам Гонсет? От идеи зачесались руки. Дело, однако, было даже не в полководце, которого, разумеется, не помешало бы убрать, — вокруг него явно топталась не просто сотня человек, но последний резерв, приготовленный для решения исхода битвы. И сотня эта не только нависала над отчаянно рубящимися ребятами, а вдобавок еще лишала смысла атаку Сегеша. О строй бронированных мечников ватажники расшибутся как стекло. Значит, пока резерв наготове, и Шагалану сидеть на своем посту. Бездеятельно созерцая гибель друзей, давно ставших братьями…
Томительно тянулись минуты, грохотало железо, надрывно выла вражеская орда. Воля разведчика изнемогала удерживать его от безрассудства. Как будто сквозь сонную пелену продолжал он наблюдать за колыханием сечи и лишь потому заметил в нем некую закономерность. Сразу несколько бойцов в хаотичных внешне перемещениях начали постепенно сходиться вместе. Выявился и центр этого сбора — великолепно дерущийся командор. Мелонги уже невольно расступались перед пугающей мощью, стрелы отскакивали от добротных лат, что позволяло Эскобару созывать соратников. Вскоре к нему пробились четверо. Озадаченные появлением столь внушительной силы, солдаты на секунду опешили, командор нее незамедлительно бросил свой маленький отряд в атаку. Ребята пошли напролом, не избивая врагов, а тараня их строй в одной точке. И направление удара не случайно — только наверх, к хвостатому бунчуку! Смять резерв, уничтожить полководца, разогнать лучников — такой рывок предопределил бы победу. Дружный натиск, и ощетинившаяся стена мелонгов не вынесла, подалась, треснула перезрелой тыквой. Сзади еще не успели добежать до схватки, а впереди ширился зияющий пролом, вторгшиеся в него ребята устроили настоящую резню.
Однако нависшую над имперским войском угрозу осознали и враги. Возле бунчука блеснули окованные медью рога, над кровавым пиршеством поплыл их нутряной рык. Единым вымуштрованным лязгом солдаты резервной сотни сомкнули линию щитов и мерно, не рассуждая, двинулись навстречу. Сто свежих воинов против пятерых, изможденных и израненных, хотя по-прежнему вселяющих ужас в самые закаленные сердца. И вдобавок, то был шанс для истерзавшегося в отдалении разведчика! Шагалан змеей скользнул обратно за сопку, скинул там лишние вещи, котомку, плащ. Меч — за спину, перначи — в руки. Подумав, вновь поднял плащ. Если уж Кабо не заметит такого…
Со стороны это, наверное, выглядело как нелепое чудачество, неуместное в столь трагические минуты. Юноша мчался по песку открыто, в полный рост, одной рукой прижимая какие-то палки, а другой вздымая кусок грязной ткани. Набегающий поток воздуха раздувал плащ, будто странное знамя незримой, но атакующей армии. Ни дать ни взять деревенский сумасшедший, ненароком забредший в опасные края. Бог ведает, возможно, похожие мысли и посетили свидетелей той выходки. Во всяком случае, Шагалан уже миновал подножие первой из дерущихся сопок, когда на ее склоне показались солдаты. Сразу несколько лучников поспешили вдогон, пытаясь стрелять на ходу. Получалось у них скверно, хотя какая-то шальная стрела и запуталась в развевающемся плаще. Шагалан отпустил тяжелую материю, побежал еще быстрее. Оглянулся, перепрыгивая очередную кочку. За ним уцепилось пятеро: двое впереди, остальные безнадежно отставали. Ерундовая помеха. Преследователям с ним не справиться, лишь бы не застопорили, не сорвали основную атаку. Юноша ведь несся сейчас во все лопатки не для избиения беззащитных стрелков, его цель дальше — латники, борющиеся с командором. Именно там решалась судьба битвы и отряда, именно там надлежало быть и ему. Центральная сопка стремительно приближалась. На ее вершине какое-то копошение, но к новому противнику никто пока не выскакивал. Ему бы лишнее мгновение… успеть забраться чуть повыше…
Крики сзади привлекли внимание. Останавливаться нельзя, однако Шагалан ухитрился оглянуться, не снижая темпа. Никакой погони. Пятерка мелонгов, забыв про луки, старательно вспахивала сапогами песок своей сопки, торопясь обратно, на безопасную высоту. И понять их несложно: в четверти мили мчались, развернувшись цепью, конники. Полтора десятка всадников Джангеса ничего не смогли бы здесь изменить, зато для чересчур ретивых стрелков — смертельная угроза. В половине же мили отсюда раскатывались главные силы. Нестройное облако серых фигур наползало медленно, но непреклонно. Шагалан осознал, что через считанные минуты ватажники достигнут сопок и вступят в схватку, даже если не обнаружат ни малейшего шанса на успех. Таким образом, у него несколько минут для подготовки подобного шанса.
С увесистыми перначами в руках юноша устремился по склону наверх. Еще пара рывков, и меж кустов замаячили силуэты вражеских солдат. Свистнула одинокая стрела, Шагалан отбил ее с оттенком досады: он шел на большой бой, а ему все предлагали тягаться с подмастерьями. Дальше стрелы следовали гуще, но опять весьма неточно — то ли солнце слепило глаза лучникам, то ли уверенности после наблюдаемого побоища у них поубавилось. Плотно разогнав перед собой оружие, разведчик буквально прорубился сквозь рой жужжащего навстречу дерева. Вроде бы что-то задело бок, он едва почувствовал. Стоило же приблизиться, как лучники, не долго думая, прыснули врассыпную. Увиденного сегодня им, похоже, хватило сполна, чтобы не подставлять понапрасну головы этим ненормальным бойцам. Где-то сзади зазвенела сталь, вероятно, отряд Джангеса настиг-таки свои жертвы. Там грозила завязаться и более серьезная стычка, но, в конце концов, с ними, скорее всего, находился Кабо. Шагалан не оглядывался. На плечах удирающих стрелков он взлетел на вершину…
По ту сторону еще топотала, грохоча, драка. Ребят не распознать вовсе, однако старательно грудящаяся масса черных доспехов говорила о продолжающемся бое. Командор мало что не отступил, он чуть продвинулся к злосчастному бунчуку, где, Шагалан теперь отчетливо рассмотрел, застыла группа тяжеловооруженных воинов. Вот только дались эти немногие шаги дорогой ценой: когда очередной навал мелонгов опрокинулся, в жерле сечи разведчик заметил лишь троих бойцов. Они по-прежнему разили врагов, обильно устилая ими землю, правда, быстрота движений ощутимо спала. Ребят требовалось выручать. Даже Эскобара.
Седобородый воин у бунчука что-то выкрикнул, ткнув окольчуженной дланью в направлении юноши. Окружение тотчас прикрыло предводителя щитами, одновременно десяток латников от толпы дерущихся поспешил к внезапно возникшему противнику. Приказам варвары повиновались беспрекословно, хотя строй совершенно растеряли да и выглядели понуро. Шагалан предпочел их не дожидаться. Коротко рыкнув, метнулся к толпе, сам врубился в нее всей мощью. Затрещали сминаемые шлемы, лопающиеся черепа, ломающиеся ребра, крошащиеся щиты. Грани перначей не могли разрезать человека надвое, зато столкновение с чужим железом переносили легко.
Для основной массы мелонгов, увлеченных схваткой, удар в спину стал абсолютным сюрпризом. Первые пали, так и не успев осмыслить произошедшее. Следующие за ними тщились развернуться, однако в общей тесноте сделать это оказалось затруднительно. Ни о каком строе или организованном отпоре не шло и речи, каждый защищал себя сам, отчаянно и безуспешно. Не замедляясь ни на секунду, Шагалан дробил, мял, рвал плещущуюся кругом кашу. Враги давно сомкнули кольцо, но юноша и не искал выхода. Наоборот, его влекло именно туда, где плотнее черные доспехи, где всякий взмах обещал щедрую жатву. Он не различал отдельных лиц, не ловил отдельные стремящиеся к нему жала — это было бы просто невыполнимо. Будто в полусне юноша танцевал посреди озверевшей толпы какой-то странный танец. Очень быстрый. И смертоносный. Гудящие перначи безостановочно мелькали вокруг хозяина, сметая любой выпад, ломая любую защиту. Точно вместо двух боец обрел десяток рук, причем наделенных собственным разумом. Руки вырастали даже на спине — чудовищного косаря не получалось взять и с тыла.
По рядам мелонгов прокатилась чуть заметная волна замешательства. Они еще не усмирили прежний прорыв, а сзади их плоть уже драл новый враг. Опять что-то закричал седобородый командир, истошно норовя перекрыть грохот битвы, но его солдаты дрогнули. Можно многое требовать от отборных, вышколенных воинов, однако и их стойкости имеется предел. Сперва попятился один, отшатнулся другой… Мелонги не побежали, их масса лишь отхлынула от неподатливых противников. Для гибнущего отряда командора сверкнул слабый луч надежды: неотложно соединяться с Шагаланом и пробиваться назад…
Эскобар решил по-своему. Не давая неприятелю передышки, он, будто глотнув свежих сил, ринулся в штурм. Сам, безоглядно. Часть солдат расступилась, изумленная видом этого безумного демона войны, иные пытались преградить дорогу и тотчас уничтожались. Проломив своим неистовством толпу, командор обрушился на личную охрану имперского полководца. Окружающие, словно забыв о ненависти, завороженно следили за схваткой. На пути Эскобара — сразу шестеро могучих, грозных воинов. Вряд ли кого из ребят не задержала бы подобная препона, но командора сегодня было не остановить. Точно все терзания и муки десяти лет вкладывались в каждый удар его мечей, срывались молниями с лезвий, испепеляя врагов. Закованные в броню великаны вдруг стали падать беспомощными куклами, один за другим. А командор, повергнув очередного варвара, продвигался на шаг к застывшему столбом седобородому. До него оставалось лишь двое охранников, когда бледный знаменщик, наблюдавший из-за древка бунчука за приближением смерти, вскинул трясущимися руками рог. Сигнал уродился хилым, напоминавшим скорее хрип, тем не менее нескольких солдат он все же вывел из оцепенения.
С разных сторон на спасение командующего бросилось человек семь-восемь. Тут же грянул пронзительный свист Шагалана, огромным скачком сиганувшего наперерез. С друзьями он ударил по спасающим, смял их и рассеял. У бунчука тем временем с лязгом рухнул пятый телохранитель. А сзади наползало мучительно пробуждающееся воинство, пришлось встречать его. На сей раз натиск мелонгов оказался особенно силен, они, похоже, осознали, что биться предстоит не за победу и славу, за собственное выживание. Сеча получилась жестокая и кровавая, многого Шагалану так и не дано было увидеть. Он не видел, как под ударами командора пал последний из великанов, как подломился, роняя бунчук, оглушенный знаменщик, как седобородый сам скрестил мечи со страшным противником. И как одинокий лучник прокрался за спинами дерущихся. Вокруг ребят кипела яростная схватка, они лишь мелькали среди обступивших их солдат, а вот командор непомерно увлекся своим главным поединком… На первую стрелу, отыскавшую щель между пластинами доспеха, Эскобар не отреагировал, разве что едва дернул плечом. От второй — пошатнулся, но не повернул головы. Так и продолжался невообразимый бой: командор избивал упорно защищающегося мелонга, а лучник методично посылал ему в спину одну стрелу за другой. На гребне сопки уже появились передовые ватажники, когда это испытание воли оборвалось. Нагруженный тяжелыми ударами, полководец повалился на колени и сразу нашел свою кончину. Только тогда Эскобар позволил себе обернуться. Очутившийся с ним лицом к лицу стрелок замер, съежился, выронил лук. Попробовал метнуться вбок, но командор смахнул его небрежным движением…
Пошатываясь, Эскобар медленно выпрямился в рост, окинул взором поле битвы. Ему теперь ничто не угрожало — приблизиться к такой пугающей фигуре, черной то ли от крови, то ли от дьявольского пламени, сейчас, пожалуй, не решились бы и друзья. Но не оттого дрогнули в улыбке губы воина. Ход сражения менял русло, и с каждым мгновением это становилось очевиднее. Перед глазами командора все плыло, их заливала кровь с рассеченной головы, но он еще уверенно читал книгу простершейся у ног баталии. По-прежнему немало мелонгов копошилось у подножия, осаждая уцелевших бойцов, где-то тщился выдуть сигнал трубач, однако стойкость завоевателей определенно надломилась. Они явно не выдерживали бешеной, беспощадной рубки с почти неуязвимым противником, их поколебали упавший бунчук и гибель предводителя, а тут в придачу с вершины сопки устремилось в атаку сонмище новых врагов. Даже мысль, что среди них также найдутся невероятные бойцы, подобные высадившимся, устрашила бы самое храброе сердце. И хваленые имперские полки дрогнули. Один за другим мелонги начали пятиться, отступать, бросая отважных на съедение неприятелю. Он же, в свою очередь, нажимал, волна оборванцев с сопок проворно охватывала воинство с флангов, перед ней кубарем мчались разогнанные лучники. Привнесенный ими дух паники оказался последней каплей. Отступление на глазах превращалось в бегство, степным пожаром заражая ряд за рядом.
Коанет Эскобар улыбался. Попытался отереть лицо, но не смог поднять рук, оружие свинцовым грузом тянуло к земле. Он был победителем, цена уже не имела значения. В груди командора заурчало, губы разомкнулись, однако вместо смеха изо рта вылетели брызги крови. Он выплюнул большую порцию, откашлялся, хрипло вздохнул, запрокинул лицо к солнцу. И повалился вперед, выставляя бесстрастно-голубым небесам свою ощетинившуюся стрелами спину. Мечей из рук воин так и не выпустил.
IX
Медленно восстанавливая дыхание, Шагалан отер краем плаща мокрое лицо, затем — потемневший от крови клинок. Поморщился, нащупав пальцем новую зазубрину на безупречном лезвии. В решающую минуту такая сталь рубила все, однако после иногда приходила в полную негодность. Реставрации произведения далеких мастеров не подлежали. Юноша спрятал меч в ножны, мельком покосился на поверженных врагов и поспешил наверх. У самой вершины он уже полз, осторожно раздвигая пересохший бурьян.
Место и вправду оказалось удачным. Прямо перед ним кипела, ярилась битва, жаркая и упорная. Численность противников была столь несоразмерной, что чудилось — это лишь громоздкая черная каша мелонгов копошится, переваливается из стороны в сторону, волнами перетекает, по таинственным причинам, из одного конца в другой. Только присмотревшись, можно было различить крошечные источники таких волнений. Ребята работали неистово и самозабвенно. Около каждого по два круга: из бездыханных тел и из ощетинившегося оружия. Немногие сохранили рядом товарища, способного прикрыть спину, валы покойников тогда были заметно выше.
Над полем боя висел непрерывный вой, заглушавший иногда даже лязг стали. «Птенцы» встретили достойных противников, Гонсет действительно собрал здесь лучших, дав им шанс совершить невозможное. Исступленно вопя, мелонги, словно одурманенные, лезли и лезли на смертоносные клыки. Среди них имелось немало отличных рубак. Учителя как-то рассказывали о подобных героях, почитаемых у себя на родине наравне с богами. Говорили, будто накануне сражения их поят настоем неких северных грибов, после чего подготовленные люди превращаются в диких и ужасных зверей, не ведающих страха или жалости. Такие ходили в атаку впереди строя, поскольку в пылу битвы не различали ни своих, ни чужих. Вооруженные огромными топорами, они опустошали ряды врагов, ломая их как оружием, так и бешеным напором. Сейчас Шагалан мог разглядеть легендарных богатырей: не меньше полудюжины великанов с топорами возвышалось над толпой в самых жарких местах. Они не прятались за спинами солдат, нередко первыми кидались в схватку, правда, успехов особых не достигали. И вообще на этих перекошенных физиономиях отражалась скорее растерянность, чем кровожадность. Прочие предпочитали брать массой. Слепо тыча оружием, они накатывали на врага, надеясь если не поразить его, то хотя бы сковать или сшибить с ног бронированной волной. Таких требовалось избивать почти до последнего, остатки отползали вспять. Впрочем, и тогда об отдыхе не думалось: рассевшиеся по близким склонам лучники сразу начинали выцеливать устоявшего юношу. Хорошему бойцу нетрудно парировать несколько стрел, но тут в каждого их летели десятки. Спасения искали только среди врагов, прижимались к их разнородным жалам, что провоцировало новую атаку. Стрелки не очень опасались попасть по своим, зато увешанная железом толпа прикрывала лучше всякого щита. Следовало лишь выжить под бременем такой защиты.
Кого-то из ребят Шагалан даже узнавал, однако все они тотчас окунались обратно в сечу, чтобы вынырнуть совсем в ином месте. Или не вынырнуть вовсе. Разведчик чуть не застонал, когда черное месиво сомкнулось над головой кого-то из друзей.
Ноги сами напряглись, готовые нести хозяина в бой, но разум и на сей раз взял верх. Пока сражение шло с переменным успехом — ни одна сторона не обнаруживала слабости, продолжая упрямо перемалывать другую. Не меньше четверти вступивших в баталию варваров ныне покоилось на земле, противоборствовало же врагу два десятка человек. В любой битве такое соотношение потерь смотрелось бы победным, сегодня от него сжимало сердце.
Слева, в море, творилось тем временем странное. Две галеры-близнецы медленно дрейфовали вдоль берега, отличие заключалось в том, что имперская делала это по собственной воле. До сражающихся мелонги уже не дотягивались, а потому осторожно и редко обстреливали утраченный корабль. Того, в свою очередь, вероятно, просто сносило течением. Растопыренные крылья весел бестолково раскачивались, то обрушиваясь в воду, то сталкиваясь и мешая друг другу. Судя по всему, обрадованные внезапным освобождением невольники-гребцы напрочь растеряли навыки, организовать их на последний бросок никак не получалось. На палубе с мертвыми телами находился лишь Скоха, укрывшийся от стрел за фальшбортом. Он почти не шевелился, порождая мысли о ранении. Его товарищ, видимо, спустился к гребцам. Теперь это были еще двое, принужденные наблюдать за сражением со стороны. Управление их галера утратила, то есть не могла ни пристать к берегу, ни ринуться на методично гвоздящего ее врага. Не обсуждалась и переправа вплавь — одинокие медлительные пловцы превратились бы в легкую добычу для лучников.
Шагалан снова повернулся к полю боя, где его внимание привлекла центральная из облюбованных неприятелем сопок. Именно там, среди разреженных цепей стрелков, в рощице, подернутой чахлой зеленью, разведчик углядел интересную толпу. Примерно сотня солдат грудилась у бунчука — высокого шеста, увешанного волчьими хвостами. Согласно молве, как раз с подобными символами пускались в свои первые походы предки современных завоевателей. Если у мелонгов, доныне ценящих старинные регалии куда выше официальных имперских знамен, здесь и существовал предводитель, он обязан располагаться там же, под бунчуком. А вдруг сам Гонсет? От идеи зачесались руки. Дело, однако, было даже не в полководце, которого, разумеется, не помешало бы убрать, — вокруг него явно топталась не просто сотня человек, но последний резерв, приготовленный для решения исхода битвы. И сотня эта не только нависала над отчаянно рубящимися ребятами, а вдобавок еще лишала смысла атаку Сегеша. О строй бронированных мечников ватажники расшибутся как стекло. Значит, пока резерв наготове, и Шагалану сидеть на своем посту. Бездеятельно созерцая гибель друзей, давно ставших братьями…
Томительно тянулись минуты, грохотало железо, надрывно выла вражеская орда. Воля разведчика изнемогала удерживать его от безрассудства. Как будто сквозь сонную пелену продолжал он наблюдать за колыханием сечи и лишь потому заметил в нем некую закономерность. Сразу несколько бойцов в хаотичных внешне перемещениях начали постепенно сходиться вместе. Выявился и центр этого сбора — великолепно дерущийся командор. Мелонги уже невольно расступались перед пугающей мощью, стрелы отскакивали от добротных лат, что позволяло Эскобару созывать соратников. Вскоре к нему пробились четверо. Озадаченные появлением столь внушительной силы, солдаты на секунду опешили, командор нее незамедлительно бросил свой маленький отряд в атаку. Ребята пошли напролом, не избивая врагов, а тараня их строй в одной точке. И направление удара не случайно — только наверх, к хвостатому бунчуку! Смять резерв, уничтожить полководца, разогнать лучников — такой рывок предопределил бы победу. Дружный натиск, и ощетинившаяся стена мелонгов не вынесла, подалась, треснула перезрелой тыквой. Сзади еще не успели добежать до схватки, а впереди ширился зияющий пролом, вторгшиеся в него ребята устроили настоящую резню.
Однако нависшую над имперским войском угрозу осознали и враги. Возле бунчука блеснули окованные медью рога, над кровавым пиршеством поплыл их нутряной рык. Единым вымуштрованным лязгом солдаты резервной сотни сомкнули линию щитов и мерно, не рассуждая, двинулись навстречу. Сто свежих воинов против пятерых, изможденных и израненных, хотя по-прежнему вселяющих ужас в самые закаленные сердца. И вдобавок, то был шанс для истерзавшегося в отдалении разведчика! Шагалан змеей скользнул обратно за сопку, скинул там лишние вещи, котомку, плащ. Меч — за спину, перначи — в руки. Подумав, вновь поднял плащ. Если уж Кабо не заметит такого…
Со стороны это, наверное, выглядело как нелепое чудачество, неуместное в столь трагические минуты. Юноша мчался по песку открыто, в полный рост, одной рукой прижимая какие-то палки, а другой вздымая кусок грязной ткани. Набегающий поток воздуха раздувал плащ, будто странное знамя незримой, но атакующей армии. Ни дать ни взять деревенский сумасшедший, ненароком забредший в опасные края. Бог ведает, возможно, похожие мысли и посетили свидетелей той выходки. Во всяком случае, Шагалан уже миновал подножие первой из дерущихся сопок, когда на ее склоне показались солдаты. Сразу несколько лучников поспешили вдогон, пытаясь стрелять на ходу. Получалось у них скверно, хотя какая-то шальная стрела и запуталась в развевающемся плаще. Шагалан отпустил тяжелую материю, побежал еще быстрее. Оглянулся, перепрыгивая очередную кочку. За ним уцепилось пятеро: двое впереди, остальные безнадежно отставали. Ерундовая помеха. Преследователям с ним не справиться, лишь бы не застопорили, не сорвали основную атаку. Юноша ведь несся сейчас во все лопатки не для избиения беззащитных стрелков, его цель дальше — латники, борющиеся с командором. Именно там решалась судьба битвы и отряда, именно там надлежало быть и ему. Центральная сопка стремительно приближалась. На ее вершине какое-то копошение, но к новому противнику никто пока не выскакивал. Ему бы лишнее мгновение… успеть забраться чуть повыше…
Крики сзади привлекли внимание. Останавливаться нельзя, однако Шагалан ухитрился оглянуться, не снижая темпа. Никакой погони. Пятерка мелонгов, забыв про луки, старательно вспахивала сапогами песок своей сопки, торопясь обратно, на безопасную высоту. И понять их несложно: в четверти мили мчались, развернувшись цепью, конники. Полтора десятка всадников Джангеса ничего не смогли бы здесь изменить, зато для чересчур ретивых стрелков — смертельная угроза. В половине же мили отсюда раскатывались главные силы. Нестройное облако серых фигур наползало медленно, но непреклонно. Шагалан осознал, что через считанные минуты ватажники достигнут сопок и вступят в схватку, даже если не обнаружат ни малейшего шанса на успех. Таким образом, у него несколько минут для подготовки подобного шанса.
С увесистыми перначами в руках юноша устремился по склону наверх. Еще пара рывков, и меж кустов замаячили силуэты вражеских солдат. Свистнула одинокая стрела, Шагалан отбил ее с оттенком досады: он шел на большой бой, а ему все предлагали тягаться с подмастерьями. Дальше стрелы следовали гуще, но опять весьма неточно — то ли солнце слепило глаза лучникам, то ли уверенности после наблюдаемого побоища у них поубавилось. Плотно разогнав перед собой оружие, разведчик буквально прорубился сквозь рой жужжащего навстречу дерева. Вроде бы что-то задело бок, он едва почувствовал. Стоило же приблизиться, как лучники, не долго думая, прыснули врассыпную. Увиденного сегодня им, похоже, хватило сполна, чтобы не подставлять понапрасну головы этим ненормальным бойцам. Где-то сзади зазвенела сталь, вероятно, отряд Джангеса настиг-таки свои жертвы. Там грозила завязаться и более серьезная стычка, но, в конце концов, с ними, скорее всего, находился Кабо. Шагалан не оглядывался. На плечах удирающих стрелков он взлетел на вершину…
По ту сторону еще топотала, грохоча, драка. Ребят не распознать вовсе, однако старательно грудящаяся масса черных доспехов говорила о продолжающемся бое. Командор мало что не отступил, он чуть продвинулся к злосчастному бунчуку, где, Шагалан теперь отчетливо рассмотрел, застыла группа тяжеловооруженных воинов. Вот только дались эти немногие шаги дорогой ценой: когда очередной навал мелонгов опрокинулся, в жерле сечи разведчик заметил лишь троих бойцов. Они по-прежнему разили врагов, обильно устилая ими землю, правда, быстрота движений ощутимо спала. Ребят требовалось выручать. Даже Эскобара.
Седобородый воин у бунчука что-то выкрикнул, ткнув окольчуженной дланью в направлении юноши. Окружение тотчас прикрыло предводителя щитами, одновременно десяток латников от толпы дерущихся поспешил к внезапно возникшему противнику. Приказам варвары повиновались беспрекословно, хотя строй совершенно растеряли да и выглядели понуро. Шагалан предпочел их не дожидаться. Коротко рыкнув, метнулся к толпе, сам врубился в нее всей мощью. Затрещали сминаемые шлемы, лопающиеся черепа, ломающиеся ребра, крошащиеся щиты. Грани перначей не могли разрезать человека надвое, зато столкновение с чужим железом переносили легко.
Для основной массы мелонгов, увлеченных схваткой, удар в спину стал абсолютным сюрпризом. Первые пали, так и не успев осмыслить произошедшее. Следующие за ними тщились развернуться, однако в общей тесноте сделать это оказалось затруднительно. Ни о каком строе или организованном отпоре не шло и речи, каждый защищал себя сам, отчаянно и безуспешно. Не замедляясь ни на секунду, Шагалан дробил, мял, рвал плещущуюся кругом кашу. Враги давно сомкнули кольцо, но юноша и не искал выхода. Наоборот, его влекло именно туда, где плотнее черные доспехи, где всякий взмах обещал щедрую жатву. Он не различал отдельных лиц, не ловил отдельные стремящиеся к нему жала — это было бы просто невыполнимо. Будто в полусне юноша танцевал посреди озверевшей толпы какой-то странный танец. Очень быстрый. И смертоносный. Гудящие перначи безостановочно мелькали вокруг хозяина, сметая любой выпад, ломая любую защиту. Точно вместо двух боец обрел десяток рук, причем наделенных собственным разумом. Руки вырастали даже на спине — чудовищного косаря не получалось взять и с тыла.
По рядам мелонгов прокатилась чуть заметная волна замешательства. Они еще не усмирили прежний прорыв, а сзади их плоть уже драл новый враг. Опять что-то закричал седобородый командир, истошно норовя перекрыть грохот битвы, но его солдаты дрогнули. Можно многое требовать от отборных, вышколенных воинов, однако и их стойкости имеется предел. Сперва попятился один, отшатнулся другой… Мелонги не побежали, их масса лишь отхлынула от неподатливых противников. Для гибнущего отряда командора сверкнул слабый луч надежды: неотложно соединяться с Шагаланом и пробиваться назад…
Эскобар решил по-своему. Не давая неприятелю передышки, он, будто глотнув свежих сил, ринулся в штурм. Сам, безоглядно. Часть солдат расступилась, изумленная видом этого безумного демона войны, иные пытались преградить дорогу и тотчас уничтожались. Проломив своим неистовством толпу, командор обрушился на личную охрану имперского полководца. Окружающие, словно забыв о ненависти, завороженно следили за схваткой. На пути Эскобара — сразу шестеро могучих, грозных воинов. Вряд ли кого из ребят не задержала бы подобная препона, но командора сегодня было не остановить. Точно все терзания и муки десяти лет вкладывались в каждый удар его мечей, срывались молниями с лезвий, испепеляя врагов. Закованные в броню великаны вдруг стали падать беспомощными куклами, один за другим. А командор, повергнув очередного варвара, продвигался на шаг к застывшему столбом седобородому. До него оставалось лишь двое охранников, когда бледный знаменщик, наблюдавший из-за древка бунчука за приближением смерти, вскинул трясущимися руками рог. Сигнал уродился хилым, напоминавшим скорее хрип, тем не менее нескольких солдат он все же вывел из оцепенения.
С разных сторон на спасение командующего бросилось человек семь-восемь. Тут же грянул пронзительный свист Шагалана, огромным скачком сиганувшего наперерез. С друзьями он ударил по спасающим, смял их и рассеял. У бунчука тем временем с лязгом рухнул пятый телохранитель. А сзади наползало мучительно пробуждающееся воинство, пришлось встречать его. На сей раз натиск мелонгов оказался особенно силен, они, похоже, осознали, что биться предстоит не за победу и славу, за собственное выживание. Сеча получилась жестокая и кровавая, многого Шагалану так и не дано было увидеть. Он не видел, как под ударами командора пал последний из великанов, как подломился, роняя бунчук, оглушенный знаменщик, как седобородый сам скрестил мечи со страшным противником. И как одинокий лучник прокрался за спинами дерущихся. Вокруг ребят кипела яростная схватка, они лишь мелькали среди обступивших их солдат, а вот командор непомерно увлекся своим главным поединком… На первую стрелу, отыскавшую щель между пластинами доспеха, Эскобар не отреагировал, разве что едва дернул плечом. От второй — пошатнулся, но не повернул головы. Так и продолжался невообразимый бой: командор избивал упорно защищающегося мелонга, а лучник методично посылал ему в спину одну стрелу за другой. На гребне сопки уже появились передовые ватажники, когда это испытание воли оборвалось. Нагруженный тяжелыми ударами, полководец повалился на колени и сразу нашел свою кончину. Только тогда Эскобар позволил себе обернуться. Очутившийся с ним лицом к лицу стрелок замер, съежился, выронил лук. Попробовал метнуться вбок, но командор смахнул его небрежным движением…
Пошатываясь, Эскобар медленно выпрямился в рост, окинул взором поле битвы. Ему теперь ничто не угрожало — приблизиться к такой пугающей фигуре, черной то ли от крови, то ли от дьявольского пламени, сейчас, пожалуй, не решились бы и друзья. Но не оттого дрогнули в улыбке губы воина. Ход сражения менял русло, и с каждым мгновением это становилось очевиднее. Перед глазами командора все плыло, их заливала кровь с рассеченной головы, но он еще уверенно читал книгу простершейся у ног баталии. По-прежнему немало мелонгов копошилось у подножия, осаждая уцелевших бойцов, где-то тщился выдуть сигнал трубач, однако стойкость завоевателей определенно надломилась. Они явно не выдерживали бешеной, беспощадной рубки с почти неуязвимым противником, их поколебали упавший бунчук и гибель предводителя, а тут в придачу с вершины сопки устремилось в атаку сонмище новых врагов. Даже мысль, что среди них также найдутся невероятные бойцы, подобные высадившимся, устрашила бы самое храброе сердце. И хваленые имперские полки дрогнули. Один за другим мелонги начали пятиться, отступать, бросая отважных на съедение неприятелю. Он же, в свою очередь, нажимал, волна оборванцев с сопок проворно охватывала воинство с флангов, перед ней кубарем мчались разогнанные лучники. Привнесенный ими дух паники оказался последней каплей. Отступление на глазах превращалось в бегство, степным пожаром заражая ряд за рядом.
Коанет Эскобар улыбался. Попытался отереть лицо, но не смог поднять рук, оружие свинцовым грузом тянуло к земле. Он был победителем, цена уже не имела значения. В груди командора заурчало, губы разомкнулись, однако вместо смеха изо рта вылетели брызги крови. Он выплюнул большую порцию, откашлялся, хрипло вздохнул, запрокинул лицо к солнцу. И повалился вперед, выставляя бесстрастно-голубым небесам свою ощетинившуюся стрелами спину. Мечей из рук воин так и не выпустил.
IX
Упав на колени, Шагалан медленно возвращался к жизни. Никакие тренировки близко не подходили к тому взрыву, что потребовала от него эта четверть часа. Борхи и Дашер из поддержавшей атаку Эскобара группы просто лежали навзничь. Мимо с ликующим ревом проносились отставшие ватажники, размахивая оружием. Судя по стремительности, врага сломили окончательно.
— Как ты, брат? Цел? — Над Шагаланом склонился Эркол.
— Дышу пока. — Поморщившись, разведчик тяжело поднялся на ноги. Сейчас и помощь товарища была нелишней.
— Ранен? Серьезно задело?
Шагалан скосил глаза на свою кольчугу, провел ладонью по щеке. Кровь покрывала его с головы до пят, но по преимуществу чужая. Саднило многострадальный бок, повреждена рука, разбит лоб.
— Мои раны — ерунда. Где Кабо?
— С Джангесом в погоню ударились. Шибко быстро супостаты удирали, только верхами и догнать.
— Лучше б и не догнали… — Шагалан снова скривился от неудачного движения. — А то одного Кабо назад дождемся… Пособи-ка мне, брат. Хочу вокруг пройтись, оглядеть все.
Опираясь на плечо Эркола, он неторопливо отправился в скорбный путь. Музыкант же тащил и помятые, перемазанные липким перначи, приняв их с благоговейной робостью. Постояли у места последнего боя командора, стали спускаться к побережью. Чем ниже по склону, тем гуще завалы из тел мелонгов, сразивших их бойцов не всегда получалось даже заметить под такими грудами. У подножия сопки и вовсе выискивали проходы, тела погибших сливались в сплошной толстый ковер, топорщившийся стрелами, копьями, прочим ратовьем. Гнетущий дух остывающей крови висел здесь особенно плотно.
Разведчик шел молча, внимательно осматривая поле. Эйгур, Локк, умница Керман… Каждый герой крайне дорого давался мелонгам, потому, дорвавшись-таки, его буквально раздирали на куски… Аусон, переживший нападение карателей, Вингон, Елян, малыш Зука… Каждое имя, будто жемчужина с ожерелья, летело на дно души и разбивалось там с прозрачным звоном… Павших братьев было много… слишком много… Какой-то окровавленный варвар, застонав, приподнялся от земли, Шагалан походя впечатал его сапогом обратно. Враги юношу уже не интересовали, он искал глазами друзей. Крохотная группка зашевелилась в отдалении, на самом краю бранной нивы. Встрепенувшись, Шагалан кинулся туда так, что Эркол еле поспел следом.
Восемь. Сидели и лежали прямо на песке, безмолвно, уронив оружие. Грязные, истерзанные, то черные от крови, то блестящие от исполосованных доспехов. Как понял разведчик, сидели здоровые, лежали — тяжелораненые, коих набралась аккурат половина. Совсем без ран не остался никто, пара ватажников кое-как перевязывала их по очереди. Ребята сделали свое дело честно и до конца. Простой подвиг, потребовавший всех сил и множества жизней. Они выжались до капли, а возможно, и глубже. Сейчас хотелось лишь упасть и забыться, медленно приходя в себя. Навстречу Шагалану повернулись единицы.
— Привет, брат, — хрипло заговорил осунувшийся Рокош. — Чем там, на сопке, у вас закончилось?
— Командор мертв. — С помощью Эркола разведчик опустился возле друга. — Сбил предводителя и сам пал. Кроме меня уцелело еще двое.
— Борхи?
— Он в том числе.
— Хоть это славно, — вздохнул Рокош. — А то Гойзу задели серьезно, в горячке брата звал… Если б не Эскобар… валяться бы нам всем на проклятом берегу. И ведь я тоже слышал его клич, а вот пробиться не сумел, стеной латники встали.
— Тебя-то, брат, стеной так легко не смиришь, — рядом криво усмехнулся Лансар, которого как раз перевязывали, отдирая от тела пропитанную кровью одежду. — Небось больше прочих порубил сегодня варваров.
— Сколько бы ни порубил, а на подмогу не успел. Довелось командору одному врага обезглавливать.
— Если б не Эскобар… — сухо заметил Шагалан, — нас бы тут вообще не было. Своим героизмом он исправлял собственные ошибки.
— М-да. — Рокош кивнул. — Верны оказались твои подозрения, брат, не спорю. Хотя и не пойму до сих пор, как у мелонгов получилось так точно все разнюхать? Будто не с друзьями, а с ними совет держали.
— Этого и я не знаю. Но ничего, придет час — выясним. Если имперцев скинем, непременно найдем и душу, из которой все вытрясти. А пока бы разобраться с ближайшими планами.
— Вот и думай, брат. Ты у нас самый башковитый, тебе и принимать под команду отряд. Пусть он и поредел… ощутимо… Ну, мыслю, у Гонсета теперь тоже основательный недобор в людях обнаружится.
К группе бойцов подошел Сегеш в окружении ватажников. Остановился, оглядел ребят, потом, не проронив слова, снял шапку и низко поклонился.
— Полно, сир, — обернулся к атаману Шагалан. — Не по годам поклоны земные класть, да и титулы не обязывают.
— Не в титулах, господа хорошие, дело, — твердо ответил старик. — И уж тем паче не в возрасте. Тому, что нынче здесь содеяно, еще долго в народе славиться, в сказки переходить, в веках запечатлеваться. Сотворили вы, сынки, небывалое и невозможное, за то и спасибо великое. Смилостивился Господь, дозволил увидеть подвиг ваш…
— Погоди, отец, — махнул рукой Гош. — Восхвалениями, возникнет желание, позже займетесь. А покуда послал бы кого товарищей наших погибших собрать. Достойная тризна, прочее… А там вдруг и живой кто, в помощи нуждается.
— Как ты, брат? Цел? — Над Шагаланом склонился Эркол.
— Дышу пока. — Поморщившись, разведчик тяжело поднялся на ноги. Сейчас и помощь товарища была нелишней.
— Ранен? Серьезно задело?
Шагалан скосил глаза на свою кольчугу, провел ладонью по щеке. Кровь покрывала его с головы до пят, но по преимуществу чужая. Саднило многострадальный бок, повреждена рука, разбит лоб.
— Мои раны — ерунда. Где Кабо?
— С Джангесом в погоню ударились. Шибко быстро супостаты удирали, только верхами и догнать.
— Лучше б и не догнали… — Шагалан снова скривился от неудачного движения. — А то одного Кабо назад дождемся… Пособи-ка мне, брат. Хочу вокруг пройтись, оглядеть все.
Опираясь на плечо Эркола, он неторопливо отправился в скорбный путь. Музыкант же тащил и помятые, перемазанные липким перначи, приняв их с благоговейной робостью. Постояли у места последнего боя командора, стали спускаться к побережью. Чем ниже по склону, тем гуще завалы из тел мелонгов, сразивших их бойцов не всегда получалось даже заметить под такими грудами. У подножия сопки и вовсе выискивали проходы, тела погибших сливались в сплошной толстый ковер, топорщившийся стрелами, копьями, прочим ратовьем. Гнетущий дух остывающей крови висел здесь особенно плотно.
Разведчик шел молча, внимательно осматривая поле. Эйгур, Локк, умница Керман… Каждый герой крайне дорого давался мелонгам, потому, дорвавшись-таки, его буквально раздирали на куски… Аусон, переживший нападение карателей, Вингон, Елян, малыш Зука… Каждое имя, будто жемчужина с ожерелья, летело на дно души и разбивалось там с прозрачным звоном… Павших братьев было много… слишком много… Какой-то окровавленный варвар, застонав, приподнялся от земли, Шагалан походя впечатал его сапогом обратно. Враги юношу уже не интересовали, он искал глазами друзей. Крохотная группка зашевелилась в отдалении, на самом краю бранной нивы. Встрепенувшись, Шагалан кинулся туда так, что Эркол еле поспел следом.
Восемь. Сидели и лежали прямо на песке, безмолвно, уронив оружие. Грязные, истерзанные, то черные от крови, то блестящие от исполосованных доспехов. Как понял разведчик, сидели здоровые, лежали — тяжелораненые, коих набралась аккурат половина. Совсем без ран не остался никто, пара ватажников кое-как перевязывала их по очереди. Ребята сделали свое дело честно и до конца. Простой подвиг, потребовавший всех сил и множества жизней. Они выжались до капли, а возможно, и глубже. Сейчас хотелось лишь упасть и забыться, медленно приходя в себя. Навстречу Шагалану повернулись единицы.
— Привет, брат, — хрипло заговорил осунувшийся Рокош. — Чем там, на сопке, у вас закончилось?
— Командор мертв. — С помощью Эркола разведчик опустился возле друга. — Сбил предводителя и сам пал. Кроме меня уцелело еще двое.
— Борхи?
— Он в том числе.
— Хоть это славно, — вздохнул Рокош. — А то Гойзу задели серьезно, в горячке брата звал… Если б не Эскобар… валяться бы нам всем на проклятом берегу. И ведь я тоже слышал его клич, а вот пробиться не сумел, стеной латники встали.
— Тебя-то, брат, стеной так легко не смиришь, — рядом криво усмехнулся Лансар, которого как раз перевязывали, отдирая от тела пропитанную кровью одежду. — Небось больше прочих порубил сегодня варваров.
— Сколько бы ни порубил, а на подмогу не успел. Довелось командору одному врага обезглавливать.
— Если б не Эскобар… — сухо заметил Шагалан, — нас бы тут вообще не было. Своим героизмом он исправлял собственные ошибки.
— М-да. — Рокош кивнул. — Верны оказались твои подозрения, брат, не спорю. Хотя и не пойму до сих пор, как у мелонгов получилось так точно все разнюхать? Будто не с друзьями, а с ними совет держали.
— Этого и я не знаю. Но ничего, придет час — выясним. Если имперцев скинем, непременно найдем и душу, из которой все вытрясти. А пока бы разобраться с ближайшими планами.
— Вот и думай, брат. Ты у нас самый башковитый, тебе и принимать под команду отряд. Пусть он и поредел… ощутимо… Ну, мыслю, у Гонсета теперь тоже основательный недобор в людях обнаружится.
К группе бойцов подошел Сегеш в окружении ватажников. Остановился, оглядел ребят, потом, не проронив слова, снял шапку и низко поклонился.
— Полно, сир, — обернулся к атаману Шагалан. — Не по годам поклоны земные класть, да и титулы не обязывают.
— Не в титулах, господа хорошие, дело, — твердо ответил старик. — И уж тем паче не в возрасте. Тому, что нынче здесь содеяно, еще долго в народе славиться, в сказки переходить, в веках запечатлеваться. Сотворили вы, сынки, небывалое и невозможное, за то и спасибо великое. Смилостивился Господь, дозволил увидеть подвиг ваш…
— Погоди, отец, — махнул рукой Гош. — Восхвалениями, возникнет желание, позже займетесь. А покуда послал бы кого товарищей наших погибших собрать. Достойная тризна, прочее… А там вдруг и живой кто, в помощи нуждается.