Тихонов Алексей. Возвращение на Остров Мечты

   — Только еще пара таких славных побед, и от нас даже следа не останется, — проворчал тот же недовольный голос.
   — Чепуха. Поднять дух народа сегодня самое главное. Если это получится, ватага уже никогда людьми не оскудеет, а доведись новой буре раскрутиться, вырастут как из-под земли и новые крестьянские армии. Многие из нас такое помнят.
   — Но не забыли и то, чем те бури закончились. Разве что-то изменилось?
   — Изменилось, братья, и резко изменилось. Не могу всего оглашать, но, поверьте, надежды на успех теперь несравнимо больше. Эркол, сыграй же наконец что-нибудь пристойное, полно душу бередить! И вина разнесите! Проводим, братья, старого Шургу с друзьями по-человечески, как и нас, даст Господь, когда-то проводят.
   На дальней стороне костра встал Джангес с кубком, затянул песню. Настроение оставалось неподходящим, однако люди один за другим подхватывали, мотив поддержала лютня, и общая тягостность вроде бы чуть отступила.
   — Что там подружка нашептала? — негромко спросил Кабо у вернувшегося с довольным видом Шагалана.
   — Торен очнулся.
   — Невероятно. И впрямь, похоже, оплатил отшельник грехи, коль позволили ему по-прежнему небо коптить.
   — Тебе ли, брат, удивляться? Ведь сам его штопал.
   — Штопал. Точнее, переделывал кошмар, сооруженный тобой. Очень легко шла работа, и знаешь почему? С подобными ранами все равно не выживают.
   — Выходит, того не желая, сотворил чудо. — Шагалан улыбнулся. — Еще парочка таких случаев, и на тебя, брат, тут молиться начнут.
   — Еще парочка таких вылазок с публичным героизмом, — проворчал Кабо, — и от тебя, брат, свои начнут шарахаться.
   Мало-помалу поминальный пир набирал силу. Песни тянули уже без понуждения, бодрее застучали кружки, окрепли голоса. Убедившись, что все идет правильным чередом, атаман подозвал Джангеса и обоих юношей. Слух о волшебном воскрешении Торена достиг костра, теперь старик хотел лично проведать раненого. Вчетвером проследовали на край лагеря, к небольшой свежевырытой землянке. Из посещения, впрочем, толку не получилось — вышедшая на стук Танжина наотрез отказалась пускать кого бы то ни было. По ее словам, отшельник провел в сознании лишь несколько минут и ныне опять провалился в горячечное забытье. Рядом с ним в таком же бесчувствии пребывал Йерс, этот даже мельком не возвращался. Кабо, знаток увечий и боевых ран, разводил руками: тело парнишки не так уж серьезно пострадало, зато душа, чудилось, зажмурившись накрепко от ужаса, не желала просыпаться. Шагалан намеревался отвезти беднягу к Нестиону — его отговорили, сослались на тяготы дороги. Вместо этого пристроили малыша возле Торена, чтобы, как подозревали разведчики, хоть дыханием соприкасался с благодатью, несомненно отметившей поправляющегося отшельника. Во всяком случае, покуда день за днем тянулось мучительное, бессильное ожидание, ни жизнь, ни смерть верх взять не могли.
   Гости, потоптавшись у порога, неспешно двинулись обратно к костру.
   — Скажите-ка, атаман, — не удержался от любопытства Кабо, — а что вы там намекали по поводу особой надежды на успех?
   — Много разного. — Сегеш чуть смешался. — Прежде всего, бесспорно, о вас, братья, речь шла. После увиденного в бою с барокарами… Возникни приличный отряд таких же рубак, участи мелонгов не позавидуешь.
   — А кроме нас?
   — Народ, о чем имею сведения, созревает к новому восстанию. Качеством те полки, конечно, слабее будут, зато счет пойдет на тысячи.
   — Хм, тоже важно, хотя подобные крестьянские армии мелонгам не в диковинку. Что-то еще?
   — Ну… опять же все указывает на большую войну за морями. О том и вы толковали, и прознатчики доносят. Оттянув с Гердонеза силы, мелонги подарят нам лишний шанс. Разве не так?
   — Верно, — ехидно усмехнулся хромец. — Все доводы? И ничегошеньки другого?
   Атаман остановился, насупившись, посмотрел на юношу. Махнул рукой.
   — Проболтался кто, да? Леший с вами, скажу. Человечек намедни тут объявлялся поблизости, искал знакомства. В ватагу его пускать не решились, а на месте расспросили подробно. Так вот назвался он посланником принца.
   — Демиона? — хмыкнул Шагалан. — Что же он здесь потерял?
   — Со слов того человека, принц зовет народ поддержать его в законной борьбе за свободу страны и трон предков.
   — Ну, история заурядная, привычное краснобайство. Сам-то принц собирается наконец ступить в стремя?
   — Вроде бы он с крупным отрядом наемников и дворян рассчитывает вскоре высадиться в Гердонезе. И для помощи скликает под свои знамена все вольные ватаги и простых добровольцев. Само собой, с последующим прощением любых грехов, королевской благодарностью и наградами.
   — Понятно, посулы он сейчас готов раздавать мешками. — Шагалан нахмурился. — Настораживает эта заразная идея всеобщего единения. Помнится, Большой Ааль тоже ею бредил. Уверены, что за тем вестником стоит принц, а не Гонсет?
   — Так целиком никогда нельзя увериться, — пожал плечами Сегеш. — Полная истина исключительно Творцу Великому открыта, но проверяли мужика, допрашивали с тщанием. Сыскался у нас… мастер, грамотно все вытряхнул, хитро. Да вам ли его не знать, сами к нам привели!
   — Бархат? — с сомнением покосился юноша. — Рискованно вы, право, действуете, сир. Это, безусловно, мастак подноготную выуживать, однако не забывайте о его прежних хозяевах.
   — О том еще долго не забудут. Только назад ему теперь дороги нет, а таких умельцев поискать надо. Разумеется, потихоньку за ним приглядывают, чтобы глупости какой не выкинул. Не попытался, к примеру, предательством прощение мелонгов себе купить или просто напакостить от обиды. Мы и к ватаге его до поры не подпускаем, посадили на заимку в стороне. Парень опасный, зато умный и опытный. Есть у меня на него кой-какие виды.
   Шагалан покачал головой.
   — С огнем играете, сир. Какие могут быть на Бархата виды?
   — Народ в ватагу подтягивается. И так часто прибывали, а после нынешних подвигов, чаю, прослышав, валом повалят. Это, конечно, здорово, в нашем труде любая рука — не лишняя. При всем том, несложно догадаться, вместе с честными бойцами явятся и лазутчики Гонсета. И раньше мы их нет-нет да вылавливали, но тогда ведь каждый новичок на примете находился, глаз да времени хватало. А теперь? Известно, даже один проникший паразит способен всех на погибель обречь. Вот я пораскинул умишком, братья, и решил вашего Бархата к занятию пристроить. Пусть новобранцев перетряхивает, он в этом дока, сам убедился. Надо же человеку чем-то свой хлеб отрабатывать, если уж не повесили? Глядишь, выслужит и прощение людское, и награду. Не в бою биться, так хоть спину прикрывать сгодится.
   — Вот-вот, — фыркнул Кабо. — Он для этой спины ножик и заточит. Кто же лисицу кур стеречь…
   — Ладно, сир… — Шагалан придержал друга. — Если ясно понимаете, сколь дикого зверя взялись укрощать, то пожелаем вам успеха. Главное — осторожности с ним не теряйте. Сейчас Бархат впрямь загнан в угол, но никто не поручится, куда он оттуда рванет. Ну а что сказал этот наш свежеиспеченный повстанец про курьера?
   — Говорит, тот, вероятнее всего, не лжет.
   Юноша помолчал, размышляя.
   — Похоже, совсем плохи дела принца, раз просит помощи у вольных ватажников. Поистратился, солдат нанять не на что? Или отважился-таки на последний отчаянный бой, когда и с чертом на союз пойдешь? Либо корона, либо бурьян… От нас-то зачем таились?
   — Так… — Сегеш вновь замялся, покосился на Джангеса. — Мы ж не ведаем… как вы относитесь к Артави. Всякие бывают настроения. Думали до поры погодить сообщать…
   — А как мы относимся к Артави, брат? — Шагалан обернулся к Кабо.
   — Никак не относимся, — проворчал тот. — Как и всегда.
   — Про принца молва болтает разное, и хорошее и плохое. В конце концов, откровенным чудовищем он не выглядит, а серьезной альтернативы не видно. Полагаю, стоит сохранить эту ниточку. Ни на какое объединение, разумеется, не поддавайтесь, к ватаге никого не подпускайте, но переговоры могут оказаться полезными. Пока у нас общий враг, и пара сот рыцарей кстати.
   — Вот и я, братья, так же рассудил, — с явным облегчением вздохнул Сегеш. — Королевство, оно… веками созидалось. Не нам и ломать. Если уж привел Творец к власти дом Артави, то ему и править. А нам — о простом народе печься. Если уж пособляем принцу трон отцовский занять, то и в ответ смеем надеяться на послабления. Верно мыслю?
   — От этих валестийских волков Артави только и дождетесь, что дармовых виселиц, — неожиданно зло рыкнул Джангес. — Испокон веку от господ другого не видывали.
   — Так и случая столь удачного еще не выпадало! — Атаман развел руками. — Ладить надо с людьми, брат, как же иначе? Силу за спиной иметь, но решать дело стараться миром. Сегодня принц никто, изгнанник безземельный, приживала у собственного братца. Должен он расплачиваться за возвращение престола? Дворяне, которые с ним снарядятся, конечно, свое получат, однако страну с этакой армией не упорядочить. Доведется делиться и со знатью, и с церковниками, с городами, со всеми, кто поддержал вовремя. Вот здесь-то и нам следует участвовать. Новой, междоусобной, войны Гердонезу не вынести, рухнет во тьму смуты на долгие годы. А чтобы этого избежать, придется отрезать и черному люду кусок пирога. Тут уж его величина зависит от искусства переговорщиков: как и резню не накликать, и долю крестьянскую предельно облегчить. Подати, земли, повинности, барские дурости… Любой пахарь свои нужды перечислит, сложнее их вытребовать. Но единственно так, терпеливо, без крови, шаг за шагом…
   — И не тошно вам, атаман, вечно по узкой дощечке ходить? — скрипнул зубами Джангес. — Чтоб и людям помочь, и господ не огорчить? Если к этому стремиться, ничего и не получится. Нет, именно по-господски все выйдет! Они-то ведь, почуяв наживу, и благородство и церемонии тотчас забывают. Сразу лезут наружу волчьи зубы. Вы будете с ними сюсюкать, стараться не обидеть, не обделить, а они при удобном моменте всех собственноручно вздернут! С шутками и прибаутками! Никогда господин с холопом не договорятся. Сказки это все для малых детей. Разные они люди, из разного теста лепил их Творец. Цели, мысли, души, все… Возможно, нынче, в трудную минуту, принц и вправду снизойдет, пожалует какие-нибудь льготы. И в обмен-то попросит о сущей безделице, например распустить ватаги, сдать оружие. Но что с того? Окрепнет королевство, так тем же росчерком пера льготы у вас отнимут! Какой интерес знати до тягот крестьянской жизни? Плевали они на это раньше, не обратят внимания и теперь. И снова пойдут по дорогам, обвешанным покойниками, толпы голодных бродяг, снова примутся травить собаками беглых и выкидывать в канавы лишних младенцев. Народ снова доведут до края, вынудят стать мятежниками или ворами, после чего расправятся с совершенно законной лютостью. Но тогда уже не будет у нас никакого шанса взяться за оружие, ваш, атаман, счастливый случай безвозвратно минует! И не грош ли цена благим помыслам, если они неизменно вталкивают в ту же Преисподнюю?!
   Шагалан, склонив голову, выслушал речь одноглазого. Джангес вроде не отличался прежде особенным ораторским мастерством, сквозивший же в его словах пыл ясно обличал страсть. Причем страсть давнюю и надежно в обычное время хоронимую.
   — Что же предлагаешь ты, брат? — спросил юноша негромко.
   — Закончить то, что не удавалось нашим отцам и дедам! — Голос Джангеса подрагивал от обжигавшего накала чувств. — Аккурат сегодня, когда мелонги отвлеклись, а наша родная знать еще слаба, надо будить народ. Если уж так совпало, воспользуемся и помощью принца, тут я согласен с атаманом. Верно, мы должны для начала вымести с Гердонеза варваров, но не останавливаться на этом! Ни в коем разе! Следом за мелонгами в море должны полететь сами дворяне, все эти бароны, графы и принцы. А попутно и жирные церковники с ворюгами-торговцами. Понимаю, задача непростая, и труднее прочего — расшевелить наш забитый люд. Ведь на всякого барона, опояшь его хоть целиком дружина с прислугой, сотни и сотни крестьян! На их крови он живет, их соками питается, расплачиваясь батогами да могилами. Разве спасется сей гнусный клещ, колыхнись вся народная масса? Его же порвут руками на куски вместе с мечом и доспехами! И не милости свыше обязаны мы смиренно выпрашивать, а постоянно будоражить черный люд, поднимать его, вооружать и вести на бой с господами. С теми единственными, кто мешают ему жить спокойно и счастливо!
   — Очередной бунт? — вздохнул Сегеш устало. — Опять насилие, моря крови и злобы.
   — Да, без крови не обойдется! Только, по-моему, лучше уж однажды пожертвовать многим, освободившись от гнета, чем страдать и терпеть поколениями. Неужто мало сейчас насилия и жертв? Убежден, восставшие крестьяне совершат не больше жестокости, чем успели им отвесить благородные сеньоры. Слишком сложно совершить больше!
   — А что потом? — спросил Шагалан.
   — Когда?
   — После победы возмущенного люда.
   Джангес замешкался. Вероятно, столь отдаленное будущее им обдумывалось гораздо реже.
   — Точно не скажу… Народу и решать, как жить потом без вражды, без обмана… Будь моя власть, воротился бы назад, к поселениям вольных хлебопашцев. Ведь, как ни странно, сегодня к этому ближе всего очутились окаянные барокары. Видели? Сами сеют, сами урожай убирают, отдавая лишь толику, сами защищают себя при угрозе. Ни барской плети, ни голода, ни междоусобиц. Разумеется, барокары получили такое счастье из рук завоевателей, причем за наш счет. Но неужели мы не сможем построить что-то схожее для себя? Разве мы не заслужили этого веками рабства и мук?
   — Благие мечты… — горько усмехнулся Сегеш.
   — Мечты?! — Джангес взорвался. — А договориться с господами по-хорошему не кажется мечтой? Наперед несбыточной и потому глупой. Никому же не взбредет на ум мирно столковаться со стаей кровожадных волков. Почему тогда вы, атаман, упрямо стремитесь к переговорам? Не догадываетесь, что превратитесь на них в первую жертву?
   — Мне ли, старику, страшиться?..
   — Да не в вас же дело! — всплеснул руками одноглазый. — Как вы не понимаете?! Ваша гибель, атаман, не будет последней и пользы тому же народу не принесет ни капли. Над лапотными потугами опять посмеются, затем обманут и поставят на место. И крови людской вы не сбережете вовсе! Пусть и выльется она не в одном-двух сражениях, а по всей стране за несколько лет. Вы этого хотите?
   Сегеш лишь молча покачал головой, отвернулся в сторону костра, движение к которому почти прекратилось.
   — И часто у вас, друзья, такие споры? — хмыкнул Шагалан.
   — Случаются, — разгоряченно отозвался Джангес. — Время от времени. И сойтись до сих пор никак не удается. Где уж тут с благородными торговаться, когда сами… Ну а вы-то, братья, что про все это думаете? Поделитесь, вдруг перевесите куда-либо чашу весов.
   Шагалан наклонился, скрывая усмешку, стряхнул с полы плаща грязный снег.
   — Я лучше воздержусь. Нет резона никого здесь обижать, нам еще воевать вместе.
   — А вот я не воздержусь, — буркнул хмурый Кабо. — Желаете услышать, что я думаю? Ничего из этого не получится.
   — Ты про чье мнение, брат? — не понял одноглазый.
   — Про оба. Каждый из вас, дорогие мои, неплохо обличает чужие недостатки, зато напрочь не видит собственных. Вас, атаман, безусловно, обманут. Раньше или позже, подло или откровенно, с большой кровью или с отдельными казнями. Так было веками, так будет и сейчас. Знать иногда отступает, но растущие аппетиты непременно погонят ее в ответную атаку. С какой стати они должны ломать свою натуру? Что заставит хищников жевать сено? Вы помогли принцу вернуть трон? Спасибо огромное, только вот нужен ли тот ему без сытых рыцарей и обильной казны? Знать, как подметил Джангес, живет, питаясь соками черного люда, и никогда от этого не откажется. Из-за алчности или тупоумия она не способна даже толком учиться на прежних ошибках. Разве облегчило крестьянское ярмо хоть одно из крупных восстаний? Скольких благородных господ предали лютой смерти, скольких надменных барынь пустили по рукам, сколько замков выжгли дотла? Вместо того чтобы испугаться и дать послабления, выжившие множат казни и пытки, усмиряя, а точнее, злобя народ. И такой круговорот устрашения повторяется вновь и вновь, конца ему не видно.
   — Метко, брат! — воскликнул Джангес. — И прижмем дворян к стенке, они всегда пойдут на уступки, выждут и вернут утраченное сторицею. Потому надобно вовсе извести под корень это ненасытное племя и следа его на нашей земле не оставлять!
   Кабо сумрачно покосился на ватажника.
   — С тобой тоже, брат, не все так уж весело. Во-первых, ты неизбежно проиграешь. На каждого рыцаря потребуются десятки босоногих крестьян с кольями и вилами, на приличную армию — десятки, если не сотни тысяч. Воины из пахарей чаще никудышные, атаман подтвердит. Всю страну, как обычно, не раскачаете, людского мяса не хватит, и вас раздавят. Разумеется, ты, брат, уповаешь на смутный период после освобождения, пока королевство поднимается на ноги. Действительно, шансов на победу тогда чуть больше. Однако едва угроза забрезжит, думаю, к нам моментально ввалится все дворянство Архипелага. Едва по-настоящему запахнет жареным, господа отложат в сторону вечные распри, Святой Престол объявит новый крестовый поход и… вас раздавят все равно. Пусть заносчивое рыцарство трусит схлестываться с имперскими полками, зато оно ужасно любит развлекаться, кромсая беззащитную чернь.
   — И это лишь «во-первых»? — нахмурился Джангес. — Что же еще?
   — Во-вторых… — хромец помедлил, — ты проиграешь, даже если победишь. Представим на миг: вы истребили дворян и каким-то чудом отбились от внешних нападок. Страна свободных хлебопашцев? Ты же сам передавал слова того барокара: земли мало, людей много. Славно жить, когда вас, вольных, несколько сот. Сотням тысяч так уже не устроиться, не хватит места. Но и не в этом суть. Чем ты, брат, намерен награждать своих боевых товарищей, добывавших желанную победу? Землей? А захотят ли они сменить назад меч на плуг? Страдавшие и голодавшие, они же будут мечтать о сытой жизни, а не о тяжком труде. Оттого пожелают землю с обитающими на ней крестьянами, чтобы имелось кому пахать за них. Так чем они лучше прежних баронов? Да, возможно, это окажутся добрые и кристально честные люди, они не позволят себе совсем уж диких выходок. А какими станут их наследники? Не обольщайтесь, человеческая природа еле меняется веками, через одно-два поколения жизнь и нравы Гердонеза ничуть не уступят окрестным землям как свирепостью, так и несправедливостью. Вырастут новые бароны и графы, которые быстро забудут о корнях, зато побратаются с соседями, вольются в их волчью стаю. Все вернется на круги своя. Ведь знать не выползла вдруг из-под земли ровно нечистый дух, ее породил сам народ. С чего вы взяли, что ему не под силу родить ее опять?
   — Мы… не допустим воскрешения господ, — без уверенности выдавил Джангес.
   — Верю. Самые непорочные будут бороться до конца. И в один прекрасный день внезапно увидят, что начали сражаться против бывших друзей. Тех из вас, кому не посчастливится погибнуть в бою, приближенные убьют ножом в спину. И великий поход за правдой закончится. До появления очередных мечтателей.
   Все четверо остановились. Меж верхушками деревьев завывал ветер, со стороны доносилась лихая застольная песня.
   — Что же выбрать? — тихо спросил Джангес.
   — Представления не имею. — Кабо пожал плечами. — По мне, так идеи атамана чуть менее бесплодны… Впрочем, каждый в итоге определяет свой путь. Главное — искренне идти по нему, тогда не важно и то, что конечная цель скрыта в тумане. Возможно, ее не найдется вообще, но разве это меняет дело?
   — Святые Пророки… — вздохнул Сегеш. — Подчас слушаю ваши речи, молодые люди, и сомневаюсь, кто из нас старше. Не всякий седобородый старец доживает до подобных взглядов. Неужто не жутковато обрести их с самой юности?
   Хромец усмехнулся в темноту.
   — Зато вообразите, сир, сколько времени выигрывается, чтобы просто по-настоящему жить.
 
   Сперва Шагалан не понял, что именно его насторожило. Изрядно задержавшийся у повстанцев, он приближался на своей лодчонке к родному лагерю. И что-то было не так. Снова и снова юноша озирал привычную полосу берега, безжизненный морской горизонт, сливающийся с небесами в свинцовую муть, зависающих над тугой зыбью чаек. Отгадка никак не посещала, вынуждая двигаться дальше. Вскоре лагерная бухта скрылась из глаз, лодка, подлавливая попутные дуновения, заскользила к тайной стоянке разведчиков.
   Встречать его вышел Борхи. Необычность этого словно подхлестнула постижение источника беспокойства — над бухтой покачивалась вовсе не голая крона сиротливого дерева, а корабельная мачта. Отчаянно ускорив ход, юноша выкатил лодку на песок, прыжком вымахнул сам.
   — Нападение? — отрывисто спросил, беря посох наперевес.
   Борхи с недоумением глянул на него, поежился, засунул ладони под мышки.
   — Расслабься, брат, никто ни на кого не нападает. Все гораздо спокойней… и печальней.
   — А что за корабль в гостях?
   — Отродясь у нас ни баркаса не подчаливало, поводов не находилось. Вот и догадайся, кому тут есть чего искать.
   — Брось загадками разговаривать, брат. Кто… Неужели… с Диадона?
   — Угу, — кивнул Борхи. — Целый мир насквозь проткнули, обтрепались. Кажись, не забыли на Востоке про давнишнюю затею. Сам Верховный Магистр деткам подарки прислал.
   — Все шутишь. А серьезно объяснить?
   — Да пожалуйста. Второго дня корабль возник. Вернее, за день до того прискакал посыльный, сообщил, дескать, какие-то чужеземцы пытаются нашарить в этих краях лагерь Бентанора Иигуира.
   — И вы сразу поверили?
   — Записка при нем имелась, несколько слов на ихнем языке. Очата увидел, тотчас распорядился парням направить странников в бухту.
   — Ну, хорошо, — согласился Шагалан. — И что же за гости? Диадонцы? Пошли, брат, по дороге расскажешь.
   — А вот уж это — фигу. По дороге будешь мне помогать через ваши чертовы ловушки пробираться, не до бесед тогда. Сюда-то меня мастер Кане привел, он же обещался к вечеру забрать. Теперь, значится, тебе, приятель, выводить, потому стой пока и слушай, раз интересно. Корабль из Хэната, наняли под конкретное путешествие. Команда тоже в основном оттуда, вдобавок горстка безродных морских скитальцев. Ничего примечательного. А гость, собственно, один. Помнишь воспоминания мессира Иигуира про поездку на Восток? Его спутник еще решил там остаться.
   — Эскобар?
   — Он самый. В ту пору загорелся желанием совершенствоваться на месте, принять вроде как истину из первых рук. Учитель успел уйти, сомневаясь в его возвращении, все же десять лет без единой весточки. А он возьми да объявись. Похоже, не такой человек, чтоб отказываться от однажды задуманного.
   — А какой?
   Борхи поскреб свежевыбритую макушку.
   — Ну и вопросы у тебя, брат… Разве ж мыслимо за два дня человека изучить? Тем более если видишь его урывками. Что ясно уже сейчас? Волевой. Неглупый. Матерый, в общем.
   — А… по нашей линии?
   — Сам понимаешь — в башку к нему не залезешь, беседовать пока не доводилось, слышал всего десяток слов. Так что про дух ничего точно не скажу. Вот боец, подтверждаю, отличный. Недаром прорву лет с лучшими мастерами провел.
   — Шибко могуч?
   — Ну, уж от нас не отстанет. Врать не буду, Рокош его, пожалуй, перекрывал, зато с Керманом и Зукой работал на равных. И в технике моменты есть любопытные, обратишь внимание. Он, правда, не столько показывал, сколько нас наблюдал, обозревал, так сказать, будущее воинство.
   — Это что же, он сразу командиром у нас? — Шагалан еле заметно сдвинул брови.
   — Почему бы и нет? — легко отозвался Борхи. — Неплохой выбор. И с мессиром Иигуиром начинал, и хардаи его поддерживают. Им-то ведь дорога нынче домой лежит, соображаешь?
   — Понятно. Дождались-таки своего часа. Жаль, с ними надеялся выступить… Небось рады-радешеньки, вещи собирают?
   — Сам знаешь, брат, хардаев эмоции не переполняют. Однако, чаю, довольны назад отправиться. Все же там их родина, и главная сеча грядет тоже там.
   — И здесь, боюсь, не праздничный парад готовится, — проворчал Шагалан. — Ладно, тронулись, замерз совсем. Вот попрыгаем — разогреешься.
 
   Лагерь жил обычной жизнью. Ни покачивающийся в прибое остроносый корабль, ни дымящие на берегу чужие костры не нарушали единожды определенного ритма. Может, только чуть оживленнее переглядывались встречные ребята да пара молодцов вместо тренировки лениво прогуливалась по краю поселка. Ненапрасная предосторожность.
   Расставшись с Борхи, разведчик какое-то время созерцал морское диво, затем двинулся в глубь лагеря. По-прежнему ровно гудели площадки, несколько человек кучились у Зала Собраний. Ринара вынесла из кухни ведро с помоями, остановилась, завидев юношу. Шагалан так и не разобрал, в каком теперь состоянии их извилистые отношения, а потому лишь кивнул на ходу.
   Землянка мастера Кане оказалась пустой. Разведчик повертел головой, прикидывая, где сыскать хардая, но едва высунулся на улицу, как подскочил Зука, невысокий юркий парень.