— Именно поэтому и запоздали?
   — Да, ждал их сообщения. Собственно, никто ничего толком не знает, слухи очень разноречивы. По словам церковного сторожа, вроде бы посреди ночи примчался какой-то незнакомец, умолил поехать с ним к умирающему. То ли тот находился в дороге, то ли в отдаленном поселении, неясно.
   — И что потом?
   — Прихожане забеспокоились через день. Обыскали округу, расспросили кого только можно — никаких следов. Ни святого отца, ни страждущих незнакомцев. Поиски вяло тянулись почти неделю, а пару дней назад прибыл новый пастырь.
   — Загадочно, — кивнул Шагалан. — И мы как-то ухитрились проворонить подобное под самым боком. Конечно, Церковь нас не слишком интересует, но тут… Что же полагают в деревне?
   — А что люди способны вообразить? Большинство грешит на разбойников, якобы перехвативших служителя по дороге. Кое-кому мерещатся козни богомерзких чернокнижников или еретиков, мечтающих извести ревнителей истинной веры.
   — Когда я его видел, учитель, он не показался мне чересчур уж беззаветным борцом с пороками.
   — Метко. — Хардай усмехнулся. — Тем не менее, я тоже примирился бы с какой-нибудь из этих версий, не являйся наш святой отец помимо всего прочего исповедником господина Иигуира. Мы с тобой, Шагалан, оба догадываемся, в чем мог повиниться мессир на смертном одре. Плохо, когда услыхавший такое человек остается в живых и на свободе. Еще хуже, когда он внезапно погибает. Совсем скверно — если исчезает, ровно призрак.
   — Подозреваете мелонгов, учитель? Гонсет?
   — Нельзя исключать, старый лис — любитель подобных штучек. Говорят, перед просьбой об исповеди посыльный долго и дотошно уточнял, с тем ли именно священником встретился. Странная въедливость для чужака, согласись.
   — Как же нам теперь поступить?
   Кане глянул на юношу с легкой улыбкой.
   — Не забывай, друг мой, отныне ты ведаешь разведкой в лагере. Попробуй-ка сам сделать выводы, благо пока есть кому их оценить.
   — Насколько понимаю, учитель, — фыркнул Шагалан, — мои полномочия начинаются не раньше утра. При всем том, будь сегодня уже завтра, я бы решил… В сущности, мы ничего не в силах предпринять, даже если святой отец очутился в лапах Гонсета. Можно пошарить по окрестностям, но едва ли повезет наткнуться на логово врагов… Черт, мы глубоко влезаем в Гердонез, а враг оказывается гораздо ближе… Надо представить, что конкретно мог священник услышать, а главное — понять из путаных речей мессира. Затем допустим, это разом стало достоянием Гонсета — тайна исповеди не часто выдерживала дыбу и каленое железо. Что получаем тогда? Потеря внезапности — серьезная потеря, и все же высадку она не сломает. Только вдвое, вдесятеро больше осторожности, продуманности каждого шага, постоянное ожидание осмысленного, коварного противодействия.
   — Недурно, — кивнул Кане. — Всегда помни: предупрежденный враг увеличивает мощь стократно. Чувствую, ты вполне готов к грядущему утру.
   — Однако, учитель… все же как-то не по себе… Уже завтра вас здесь не будет… так резко… И весьма вероятно, мы никогда не встретимся…
   Хардай положил ладони на плечи ученика, прямо заглянул в глаза.
   — Мы следуем единым путем, Шагалан, но своими дорогами. Ты прав, шансов свидеться мало: мне предстоит страшная, всеуничтожающая война, вас тоже ожидают тяжелые бои и горькие утраты. Вряд ли обоим предначертано пережить такие потрясения. Если же чудо случится… надеюсь, ты или кто-то из твоих товарищей еще посетит Диадон. И тогда мы похвастаем друг перед другом небывалыми подвигами и громкими победами. А также тем, что по-прежнему следуем единым путем…

V

   Вместе с запахом тепла приспели новые хлопоты. После проводов хардаев Шагалан с головой погрузился в работу, все больше времени просиживая в лагере. Ему самому это не слишком нравилось, вдобавок Кабо отреагировал недовольным ворчанием, а Танжина — нешуточной и затяжной обидой. Выхода, впрочем, иного не сыскалось, разведка набирала обороты, доставляя все более горячие вести. Совладав с первым отчаянием, Шагалан принялся потихоньку осваиваться в непривычной роли.
   Обжегшись с Тореном и Шургой, охота за наместником как-то незаметно сошла на нет. Формально никто не отказывался от идеи, сохранялся даже пост в Гельнхорне. Правда, Гонсет там так и не объявился. Порой сообщали о его путешествиях, повстанцы лишь хмуро переглядывались. Только однажды Кабо пустил на перехват конный разъезд — с тем же обескураживающим результатом. Шагалан чурался и этого, недаром живой упрек постоянно перед глазами: из двух недель беспамятства вернулся малыш Йерс, исхудалый, бледный, вздрагивающий от любого шороха. За ним ухаживали всей ватагой, особенно старался отшельник, которого уже почитали едва ли не чудотворцем. И яростное сопротивление встретили попытки увезти парнишку поправляться к Нестиону. Шагалан тем не менее настоял — долгие вдохновенные назидания Торена о Божьих законах отчего-то пришлись ему очень не по сердцу.
   Прекратив выслеживать Гонсета и редко тревожа проползающие поблизости караваны, усилия сосредоточили на работе сети осведомителей. Именно ей разведчики отводили ключевую роль. Главное из событий свершилось в самом конце февраля. Согласно рассказу Кабо, гостившего, как получалось все чаще, в тот момент у Сегеша, за неделю к атаману стеклась куча сходных донесений. Разные, совершенно незнакомые друг с другом люди, разделенные многими милями, описывали примерно одно и то же: на пустынных до гулкости ночных дорогах Гердонеза внезапно возникли таинственные вооруженные отряды. До полусотни человек, обычно верховые, двигались скорым маршем, не задерживаясь в городках и деревнях. Там, где все же случался короткий привал, в воинах удавалось вроде бы распознать мелонгов гарнизона. Некоторые, впрочем, упрямо твердили о толпах барокаров, сорвавшихся с насиженных хуторов, иные — о свирепых горцах-наемниках. Так или иначе, ясно было, что зашевелилась внушительная военная сила. В принципе, ничего удивительного: жизнь беспокойная, то тут, то там вспыхивают мелкие, но кровавые схватки. Разбойники бегают за поживой, власти — за разбойниками, смутьянят пахари, шумят города, дворяне только и норовят сцепиться между собой. Тяжелая длань Империи лишь чуть притушила эту всеобщую вакханалию, карательные партии никогда не скучали. Если б не широкая сеть прознатчиков, раскинутая Сегешем, навряд ли заподозрили бы странное и на сей раз. Привычная картина — отряд мелонгов, молчаливо рысящий по своим темным делам. А если подобных отрядов одновременно множество? Да еще тянутся они почему-то в одном и том же направлении — к восточному побережью? Стоило свести воедино разрозненные сообщения, как разведчики поняли, что нащупали желанное.
   По их просьбе люди Сегеша попытались отследить путь таинственных скитальцев. Это оказалось сложно, враги вдруг проявили чудеса осторожности, а удвоившиеся посты даже прекратили брать мзду. Ценой потерь проведали — отряды действительно в самых разнообразных, подчас необустроенных местах вылезают к морю, где их ждут корабли. Спешившись, воины набиваются в трюмы плотно, едва ли не стоя, и немедленно отплывают. В таком виде одинокие корабли, разумеется, не способны к дальним морским переходам, по злой иронии, их цель располагалась рядом, в устье Дера — точке, откуда начиналось некогда завоевание страны. Заболоченную дельту заслоняло сплошное кольцо охраны, валы и рогатки. Бродили слухи о громадном флоте, накопленном там, но проникнуть и удостовериться не получилось.
   Тем не менее ситуация прояснялась: хитрец Гонсет организовал отправку войск загодя, не дожидаясь последнего дня, да еще и распылив их на крохотные группы. И без Сегеша фокус вполне мог удаться. Теперь же требовалось оценить, какой частью гарнизона вынудили пожертвовать наместника. Поскольку немыслимо отследить все отряды, Кабо решил подойти к этому с обратной стороны — атаман не раз говорил про кое-какие связи среди губернаторских стражников. Логично предположить, что именно на стражников перенесут груз службы ушедших в поход варваров. К знакомым солдатам послали лазутчиков, которые немедля и подтвердили — несчастные служаки в голос воют от обрушившегося бремени. Караулы и патрули непрерывной чередой, жалование еле выросло, многих вовсе оторвали от домов и семей, перекинув на неизвестное время в чужие края… Слезы вражеских прихвостней разведчиков волновали мало, зато появился шанс вычислить количество оставшихся мелонгов. Ряды их заметно поредели, и любой десятник нынче мнил себя крупным командиром. Стражники отвечали глухим брюзжанием, из которого опытное ухо и извлекало нужные сведения. Судя по всему, имперский гарнизон сократился почти наполовину, насчитывая теперь не более полутора тысяч человек. Учитывая же их разбросанность по колоссальной территории, страна выглядела, по существу, голой. Тень наливавшейся где-то за морями чудовищной армии надежно сдерживала от глупостей соседние королевства, но мелкие кучки отчаянных храбрецов неизбежно воспользовались бы уникальными условиями. С одной стороны, пираты, разбойники и прочий сброд, жаждущий легкой добычи, с другой — они, мечтатели о свободном Гердонезе. Пусть последних много меньше, они, хотелось верить, сильнее и в придачу умнее. Достаточно умны, чтобы не обольщаться видимой беззащитностью желанных рубежей.
   Второе важное событие нагрянуло из иной сказки и, напротив, совершенно внезапно. Еще бы, Шагалан буквально оторопел, когда уткнувшаяся в плечо Кесси смущенно прошептала, что ждет от него ребенка… Хоть и нечасто посещал теперь юноша Гердонез, к гостеприимному Нестиону заскакивал непременно. Семейство встречало его по-прежнему приветливо, несмотря на то что основная цель визитов как-то сама собой перестала быть тайной. Загадка, какие бури шумели здесь в его отсутствие. При нем все неуклюже старались закрывать глаза на творящееся в хлеву. Нестион лишь украдкой хмурился, его жена — вздыхала, младшая Эвира прыскала в ладошку и шушукалась с Йерсом, а Кесси… Кесси мчалась к любимому со всех ног, не замечая родителей, и до утра пропадала в хлеву, щедро одаряя своими ласками. В самые крепкие морозы смирившийся отец даже намекал молодой паре перебраться в дом, а получив отказ, выделил огромную медвежью шкуру. И вот… ночные забавы принесли результат. По убеждению Кесси, произошло все едва ли не в первый же раз, ныне срок близился к середине.
   Сбитый с толку Шагалан взялся осматривать подругу, чем привел ее в окончательное смущение. Пока ничего внешне вроде бы не изменилось, но девушку просто переполняло здоровье и готовность к материнству. Пожалуй, она зачала бы и от страстного поцелуя. Еще больше озадачило юношу отношение подруги к своему состоянию: ее, похоже, не особо пугала доля нагулявшей вне брака девицы. Беззаветно упиваясь и своей любовью, и взращиванием ее плода, Кесси не заговаривала о будущем, мысли о неуместности беременности не допускались вовсе. По откровениям девушки, она, уже тогда, в ноябре, заподозрив, ждала эти месяцы абсолютной уверенности и удобного случая. Что было ответить Шагалану на сей наивный лепет? Чем обнадежить глупую влюбленную девчонку, если сам не ведаешь собственной судьбы? Она не просила ничего, да он и не сумел бы ничего ей сейчас дать. Зато он станет отцом… Вот это необычно. Вчерашний мальчуган ненароком разбудил новую жизнь. Что ж, если им суждено встретиться, он найдет что сказать сыну. Сын… еще одно непривычное, цепляющее за язык слово. Почему-то даже не думалось, что может родиться дочь. Ребенок, который окажется непременно сыном, поднимал волну какой-то яркой, сумбурной радости… Потребовался весь остаток ночи, дабы прийти в себя.
   В лагере тем временем события развивались ни шатко, ни валко. Коанета Эскобара, предпочитавшего именоваться командором, ребята спокойно приняли в качестве руководителя. Сбывались пророчества мастера Кане: отличный боец и опытный военный, Эскобар держался со всеми ровно и дружелюбно, показывая, что видит в юных поселенцах не солдат, но соратников. Если с кем отношения и складывались тяжело, то с Шагаланом. При этом по своему рангу как раз Шагалану чаще других доводилось говорить с командором — каждую неделю вожаки устраивали небольшое совещание, разбирая выполненную работу и намечая дальнейшие цели. По сравнению с Рокошем или Беронбосом, по сути повторявшим старые, истертые до оскомины фразы, доклады разведки неизменно вызывали оживление. Как на этих совещаниях, так и в беседах с глазу на глаз Эскобар с Шагаланом вели себя подчеркнуто уважительно, однако истинное доверие все никак не рождалось. Юноша с придирчивостью следил за первыми шагами командира, постоянно ожидая оплошностей. Тот, в свою очередь, едва заметно напрягался, стоило юноше подойти ближе. Было ли это предсказанным Кане чутьем на конкурента или неловкостью в присутствии строгого критика, неизвестно. Справедливости ради надлежало признать — никаких вопиющих промахов Эскобар за месяц так и не совершил, а его оценку дел Шагалана всегда отличали взвешенность и беспристрастие.
   В самом начале марта вернувшийся Тинас Бойд объявил, что ему удалось условиться о сотрудничестве с людьми принца Демиона. Мало того, наслушавшись хвалебных речей, принц вскоре намерен лично посетить сей уголок, дабы ознакомиться с боевым мастерством поселенцев. На обитателей лагеря такая перспектива впечатления не произвела, только Беронбос с супругой засуетились, готовясь к встрече высоких гостей. Да еще нахмурился командор. Тем же вечером он пригласил в Зал Собраний нескольких ребят. Как можно было понять, Рокош и Керман представляли здесь полевых бойцов, Шагалан и Дайсар — разведку.
   Пока юноши неспешно располагались вокруг очага, Эскобар, закутавшийся в теплый плащ, мерил шагами гулкий зал. Он откровенно нервничал, пожалуй, впервые с момента возвращения. Стуча каблуками, подошел к огню, окинул взором собравшихся и сел.
   — Мне надо серьезно с вами поговорить, друзья, — негромко произнес он, теребя короткий седой ус. — Точнее даже — посоветоваться. К нам, как вы знаете, едет принц. Цели у нас с ним общие, и вроде бы абсолютно естественно объединить усилия для освобождения Гердонеза от варваров. Вместе с тем мы, как разумные люди, обязаны смотреть в будущее, а заключая союз, четко понимать, как ему развиваться позже. Вопрос можно задать прямо: к кому попадет корона Гердонеза? Если мы встаем сейчас под знамена принца, он вправе ожидать от нас содействия и затем.
   — Извините, командор. — Дайсар пожал плечами. — Я всегда считал это очевидным. Разве права Демиона на трон его брата кто-то оспаривает?
   — Все верно. Принц — законный наследник старшего брата. Младший из их семьи, герцог Даго, лишен амбиций и целиком поддерживает Демиона. Дальняя родня, шумящая в Амиарте, или надменные потомки северных королей вовсе не в счет. И не было бы никаких иных вариантов, происходи смена властителя в спокойное, мирное время. Но осмелится ли кто наши дни назвать спокойными? Сегодня, когда лихорадит весь Архипелаг, Гердонез ждет такая встряска, что в тартарары полетит множество понятий, взглядов и традиций. Вместе с ними обрушится и закон, сделав на миг мерилом поступков справедливость. И силу. А коли так, то я задаю вопрос по-другому: заслуживают ли по справедливости Артави короны Гердонеза?
   — Есть претензии к дому Артави? — хмыкнул Шагал ан.
   — Они безраздельно правили страной почти полтора века. Глупо спорить, на благо ли пошло их правление, суть не в том. Они проиграли державу, не сумели воспрепятствовать врагу и отдали ее на растерзание. Это бесспорный факт.
   — Никто бы не устоял перед мощью Империи, командор, — заметил Рокош.
   — Как бы то ни было, у них имелся шанс защитить государство, но они его потеряли, — упрямо отчеканил Эскобар, рубанув ладонью воздух. — Артави могут тысячу раз называть себя добрыми и щедрыми, в чем тоже есть основания сомневаться, но они обнаружили свою слабость. Слабый человек на троне — горе для страны! Разве хотим мы вместе со свободой принести в Гердонез несчастье? Зачем же нам на собственном горбу везти никчемных владык к утраченному ими престолу? Иной претендент способен оказаться дурнее или лучше, эти — уже безусловно плохи.
   — Предлагаете не заключать союза с Демионом? — осведомился Рокош.
   — Отнюдь! В борьбе с общим врагом и принц совсем не лишний. Пускай ведет своих наемников в бой, даст бог, отвлечет немного мелонгов. Не мне вам говорить, эти сотни продажных вояк да поистратившихся рыцарей мало чего стоят в деле. И в конечном итоге судьбу страны решать именно нам. Больше просто некому. А в таком случае, по-моему, справедливо, друзья, чтобы именно мы и определяли будущую власть. Мы должны быть готовы не только сражаться, но и в один прекрасный момент отринуть прежние соглашения, огласив свое веское, а главное, единое решение.
   — Не пойму я что-то, куда вы клоните, командор. — Рокош зевнул.
   — Командор всего лишь хочет стать новым королем, — обозревая носки сапог, отчетливо вымолвил Шагал ан.
   Все дружно встрепенулись, завертелись, переглядываясь.
   — Это так? — без обиняков спросил Дайсар.
   Застывший Эскобар покосился мрачно в сторону Шагалана, с усилием разжал окаменевшие челюсти.
   — В конце концов, почему бы и нет? Если отбросить родословную мишуру, я сейчас ничем не уступаю Демиону. Более того, когда он удирал в Валесту, я с его покойным братом дрался за Гердонез. Гердонез Артави, заметьте! Демион запятнал себя трусостью и после завоевания — вдобавок к тому, что за десять лет ни разу не попытался вернуть трон, он даже не сумел создать приличного войска для этого. Проедал остатки казны, мечтая о чуде! И теперь нам своей кровью обеспечивать бездарности подобное чудо? Чем еще принц достойнее? У меня нет поддержки дворянства, однако и Демион за долгие годы ее растерял. Меня пока не знают Церковь и народ, но разве не примут они радостно освободителя? Не на такой ли прием и рассчитывает Демион, дабы подпереть шатающуюся репутацию? У меня нет огромной армии, но, сокрушив мелонгов, мы с вами, друзья, превратимся в основную, определяющую силу Гердонеза. Ну, а кроме того, у меня есть перед высокородным принцем особое преимущество. Я ваш, ребята!.. Я десять лет провел среди ваших учителей, прошел вашим путем, знаком с вашими взглядами и образом мыслей. Предвижу, что окажусь самым близким для всех вас человеком, единственным, понимающим здесь членов вашего братства. Волей рока вы заброшены в далекие, чужие земли. Освободив страну, в ней предстоит жить, а я смог бы… помочь вам, друзья, найти место в этом кровожадном мире. Порознь наша цена невысока, сообща нам по плечу захватывающие дух вершины!
   — Почему же сразу грезить о короне? — Дайсар скривил губы.
   — Мы ведь должны взять наибольшее из доступного, — порывисто отозвался Эскобар. Молчание слушателей начинало его беспокоить. — А лучше момента, чем вслед за освобождением, не сыскать! Упустим — придется, кусая локти, довольствоваться крохами. Подумайте, друзья, не спешите с ответом. Сейчас позволительны любые переговоры, любые союзы, ваше решение потребуется лишь после победы… Хотя, не скрою, желал бы узнать его заранее и быть уверенным, что оно одобрено всеми остальными.
   Ребята переглянулись и, к явной досаде Эскобара, заговорил Шагалан.
   — Не вижу смысла тянуть с ответом, командор, — ровным, холодным голосом произнес разведчик. — Выскажу пока только собственное суждение: ваша идея мне не по душе. Я не испытываю пиетета к дому Артави, много слышал о принце и хорошего и дурного. Не имею также ничего против вас, сир. Мы недолго знакомы, но, полагаю, из вас получился бы не худший монарх. Более того, по поводу близости к нам вы всецело правы. Уже то, что вы взялись советоваться по столь щекотливому вопросу, служит подтверждением. С этой точки зрения вы, командор, для нас на троне Гердонеза, бесспорно, предпочтительнее.
   — Тогда в чем же дело? — вырвалось у Эскобара.
   Юноша придержал его жестом.
   — Видите ли, сир, мы давно не дети, бедные сиротки, выброшенные войной на чужбину. Наши помыслы теперь не ограничены слепой местью за разрушение прежней жизни. Как вы верно указали, выступая в поход, требуется понимать, что случится дальше. Допустим, вы окажетесь прекрасным королем, лучшим за последние века. Но что произойдет со страной, узурпируй вы трон?
   — Это будет зависеть от меня. И от вашего содействия.
   — Не совсем так. Гердонез, по сути, едва-едва сплотился в цельное государство, его нельзя вечно связывать лишь грубой силой. При всех минусах дом Артави самим своим существованием обеспечивает еще одну связь — традицию общей власти. Данная нить пока очень тонка, порвать ее нетрудно, но это приведет, считаю, к удручающим результатам. Да, впереди смутная пора, все можно изменить. Но если безвестный дворянин, совершенно чуждый древним королевским родам, собственным мечом захватит трон… страну ждут тяжелые годы. Рухнет закон, и все сторонники Артави вместе с ревнителями права ополчатся против вас. Рухнет традиция, и множество смельчаков, самозванцев и бандитов попробуют вслед за вами заполучить себе кусок пожирнее. Под шумок, почуяв зыбкость власти, вскроются застарелые язвы: зашумит черный люд, отложатся Хамарань и Редгарсия, потянут лапы алчные соседи. Всем можно будет все. Гердонез на годы и десятилетия окунется в кровавый мрак междоусобиц, беззакония, войн. А проклинать за эти беды примутся вас, командор.
   — Какой-то смуты и так не избежать, — воскликнул Эскобар, — вы это знаете не хуже меня! Волнения с потрясениями достанутся любому королю, мне или Демиону. Только у меня за спиной выстроятся не жадные до золота наемники, а бесстрашные, непобедимые воины. Какие там бароны или самозванцы, друзья? Мы же походя втопчем в грязь всякое сопротивление!
   — Вот-вот. Не желая того, вы готовите нам роль кучки карателей, мечущихся от пожара к пожару. А наша мощь или растает под градом новых напастей, или зальет Гердонез кровью по колено… Поймите, сир, вы предлагаете выдернуть из страны ее хребет — сословную систему. Он, бесспорно, слаб и кособок, но альтернативы-то нет вовсе! Из каких бы побуждений вы ни совершили это, неизменно получится катастрофа: немыслимо вместо позвоночного столба воткнуть меч и ждать долгой, счастливой жизни. Вероятно, в отчаянной ситуации мы бы еще рискнули на подобное, однако ныне в лице принца я серьезной угрозы не вижу.
   Раскрасневшийся Эскобар отер пот со лба. Обвел взглядом собравшихся, облизнул губы.
   — Вы тоже с этим согласны?
   — На мой вкус, Шагалан все толково изложил, — пожал плечами Рокош. — Чуточку витиевато, но разумно.
   — Что же тогда? — сник командор.
   — Лишь немного умерьте свои аппетиты, сир. Действительно, почему сразу корона? Если мы воистину очистим Гердонез от варваров, то ведь сможем просить у принца любой награды.
   — Просить? — Лицо Эскобара перекосила гримаса.
   — Не цепляйтесь к словам, командор, — поддержал друга Керман. — Вы же понимаете, в тревожное время иная просьба равносильна повелению. Нам-то, в сущности, ничего особенного и не надо, ну, а вам, если настаиваете… Титулом маркиза и постом первого министра для начала не ограничитесь? И вообще, братья, не рановато ли мы взялись делить шкуру зверя, еще весьма бойкого и зубастого?
   — Не думаю, — откликнулся Шагалан. — Господин командор прав в том, что на землю Гердонеза следует вступать уже с ясным представлением о будущей власти. Неизвестно, сколько продлится эта война, скольких жизней она потребует да и достанется ли нам в итоге победа. Если же такое случится, мы не должны тыкаться в потемках, спешно выбирая нового властителя. Тем более желающих обдурить и использовать нас отыщется масса. И раз веских возражений так и не прозвучало, смею заключить: мы попробуем опереться именно на Демиона. Примем дорогого гостя, покажем себя, посмотрим на него. Тогда и приспеет черед окончательных выводов.
 
   Утекла еще неделя. Высокая делегация появилась вполне буднично, без фанфар и знамен. В лагере к встрече, собственно, никто и не готовился, никому в голову не приходило вырядиться в праздничное платье и выстроиться вдоль дороги. Некоторую сумятицу вносили разве что Беронбос с женой Марикой. Похоже, они по-прежнему сохраняли искреннее благоговение перед звонкими титулами и вовсю пытались не ударить в грязь лицом. Их героических усилий хватило на славный, по здешним меркам, обед, и все же потуги привлечь к работе ребят с треском провалились. Даже убраться в хижинах и вокруг них кое-кто решился единственно из сочувствия к стараниям Ринары. Уборка чуть подслащивалась привычным флиртом, столь же привычно тщетным.
   Незадолго до полудня прискакал гонец, один из валестийских слуг Бойда. Примерно через пару часов к посту на въезде в лагерь приблизилась группа всадников. Четырнадцать человек, среди них сам Тинас Бойд. Переглянувшись с ним, постовые молча пропустили гостей внутрь, те шагом проследовали к центру лагеря, где и спешились. Приветствовать их выпало сияющему от счастья Беронбосу, хмурый Эскобар затерялся за спинами.
   Принц Демион оказался низеньким, полноватым мужчиной. Возраст под сорок, вид — абсолютно чуждый воинственности. Одутловатое, с отвисшими складками щек лицо, большой мясистый нос, толстые губы, жидкие волосы вокруг обозначившейся лысины. Заметное брюшко и одышка, с которой он покинул седло, выдавали склонность к сытой, изнеженной жизни. Принц мог бы показаться вовсе бессмысленным куском мяса, если бы не ясный, острый блеск крошечных глаз. Как и его спутники, он был одет по-дорожному: строго, без пышности, из украшений — лишь серебряная цепь на груди. Под платьем угадывалась кольчуга, на боку — короткий, изящно отделанный меч, вряд ли, впрочем, годный для настоящего боя.