как вызвать этого пса...
"23 августа.
Сегодня похоронили Гену. Матиуш и я ездили на похороны, я
видела многих знакомых -- но подойти побоялась. Потому что
никто не знал, как на самом деле умер Геннадий Фельцман,
двадцати восьми лет. Боже мой! Двадцать восемь лет... И я -- я!
-- виновна в этой смерти.
На самом деле, я не думала, что все так получится.
Эксперимент должен был закончиться стыдом или смехом, но не
трагедией. Если только... Если только я не научилась кое-чему,
что человеку уметь не следует.
Буду полностью честной: я хотела позвать собаку. Я даже не
боялась -- любопытство пересилило страх. Несколько дней подряд
я думала, читала, сопоставляла -- все с одной целью: вызвать
НЕЧТО по собственной воле. Все мои творческие способности,
сколько их ни есть, были направлены на это...
Мы дождались полнолуния. Гена сказал, что ему нужны
зарисовки при лунном свете -- вот и законный повод уединиться
среди ночи. Вначале он и вправду рисовал, потом... Потом он
стал изображать Матиуша. Весьма пародийно, кстати сказать, но и
очень выразительно. Естественно, за игрой в графа последовали
приставания к графине. Я не знаю, зачем он это делал -- от
страха, по глупости, еще зачем-то...
Я возмутилась. Хотела позвать кого-то -- Матиуша,
горничную, хоть Антона -- но вряд ли кто-нибудь из них услышал
бы меня. И тогда я, крикнув: "смотри, собака!", швырнула в окно
тяжелой пепельницей. До сих пор уверена, что хотела только
отвлечь и напугать...
Еще не затих звук падающих осколков, как в комнате снова
ПОЯВИЛАСЬ СОБАКА. На этот раз она не угрожала мне, и я
чувствовала это. Но тот, кому она угрожала... Я никогда не
видела на лице человека такого страха. Гена даже не пытался
убегать -- стоял и, замерев, ждал смерти...
Самое ужасное -- я не пыталась помочь ему, хоть и знала
почти наверняка, что собака меня послушается. Я получала
удовольствие от ощущения своей силы. От того, что меня кто-то
защищает... Это наваждение длилось всего несколько секунд -- но
его хватило, чтобы жизнь покинула Геннадия.
Как ни странно, я очень отчетливо помню, что было дальше.
Когда собака, не дожидаясь моей команды, исчезла, я кинулась
звать на помощь. Сбежались слуги, вызвали "скорую"... Матиуш
силой увел меня из комнаты. Он ни о чем не спрашивал.
Но когда приехал врач, мне пришлось вернуться туда... и я
сразу же заметила, что никаких следов укусов нет. Врач сказал,
что смерть наступила от сердечного спазма. Бывает? Да, только
не в таком возрасте!
Меня спрашивали, зачем я разбила окно. Я сказала, что в
панике не сообразила открыть, а думала, что нужен свежий
воздух. При этих словах я почувствовала -- или мне показалось?
-- чей-то благодарный взгляд... Матиуша? Или собаки? Странно,
но я в равной мере могу допустить и то, и другое..."
"2 сентября.
Хватит раздумывать. И хватит киснуть. Я знаю точно, что
приоткрыла дверь в потусторонний мир. Знаю, что помощи мне
ждать неоткуда. Может быть, над родом Горвичей тяготеет
проклятие? Одно уж точно тяготеет -- слабые характеры по
мужской линии!..
Но что делать мне? Дожидаться, пока Антон, который гораздо
лучше своего хозяина понял, что случилось, убьет меня? Ну,
нет!.. Странно, но я не испытываю к нему зла. Вообще, такие
люди, как он, становились при определенных условиях вождями или
мучениками. Но тем более он опасен!
Итак, какой же выход? Вынудить Матиуша на развод, это
во-первых. Попытаться разобраться в ситуации, это во-вторых.
Черт, даже некому пожелать мне "счастливого пути"... имея ввиду
тот же путь, что и я!"
P.S. Что, пытался расправиться с воспоминаниями, дорогой?
Ну, так получи еще одну порцию их... и пострашней, чем прежде!
Даю тебе совет, о котором ты не просил: научись смотреть правде
в глаза. Жить станет интереснее!"
Как ни странно, первым молчание нарушил Евгений.
-- Так вот чей дар она переняла после смерти. -- задумчиво
протянул он. -- Рехнуться можно! Собака, как известно, друг
человека... Скажи мне, кто твой друг...
Юля, еще не вполне пришедшая в себя после прочитанного,
уставилась на него абсолютно непонимающим взглядом.
-- Ты... Ты хочешь сказать, -- она запнулась, словно боясь
звучания слов, -- что теперь у Тонечки и этой... этого
страшилища -- одна и та же природа?!
-- Думаю, да, -- серьезно кивнул Евгений. -- Астральный
убийца, точно как в легендах! Убивает при помощи сна. И сама
Тонечка была убита так же...
-- Что?! -- вскинулась Юля. -- Та самая... непонятная
смерть, да? Ты хочешь сказать, что Тонечку убила
собака-призрак? Но как? Тонечка же справилась с ней!
-- Да, -- подтвердил Евгений. -- Справилась. Один раз. Но
когда она захотела умереть... Вот тут-то полуприрученный сон и
подстерег ее! Ты помнишь, каким странным было ее предсмертное
письмо? -- Евгений внимательно посмотрел на Юлю, и его тон стал
извиняющимся, но тем не менее он настойчиво продолжал: --
Помнишь? Если она ждала тебя, то никак не могла отравиться
раньше следующего утра -- если бросила письмо в ящик вечером. А
ты пришла ночью, и она уже...
-- Ты же решил тогда, -- перебила Юля, -- что она была не в
себе.
-- Ну, да, -- как-то полуутвердительно-полунасмешливо
сказал Евгений, -- это первое, что приходило в голову. Но на
самом деле... Она захотела уйти -
- и ей помогли это сделать! Тогда, в том состоянии, она не
смогла сопротивляться.
-- Если... -- начала Юля, но замолчала.
Выпила ли Тонечка яд под влиянием сна? Или просто уснула и
не проснулась? Какое это имеет теперь значение! Но если бы Юля
пришла хотя бы на несколько часов раньше...
-- Не надо, Юленька, -- тихо сказал Евгений, поняв, что
мучает ее. -- Ты ни в чем не виновата. Если бы такое можно было
предвидеть...
-- То она была бы жива, -- грустно закончила Юля. -- Нет, я
не виню себя, но...
На самом деле, Юле все же было за что чувствовать себя
виноватой: ей следовало бы чуть раньше перестать смотреть на
Тонечку снизу вверх, перестать деликатничать, хоть раз
поговорить со своей подругой о ее проблемах!..
Ближе к вечеру Евгений все-таки решил зайти в институт. Для
"неофициального" визита время было самое подходящее: начальство
уже разошлось, дела сделаны или отложены, и можно не спеша
поболтать с приятелями о том, о сем... и кто знает, сколько
хороших идей рождалось во время таких вот разговоров!
Юля не возражала остаться вечером одна, но Евгений видел,
что она всетаки тревожится -- без конкретной причины, просто от
измотанных нервов. Он посоветовал ей выпить транквилизатор и
даже оставил таблетку на столике.
-- Не дожидайся меня! -- сказал он уходя. -- Прими
лекарство и ложись... И не волнуйся, если я буду задерживаться:
болтовня с коллегами никогда быстро не заканчивается!
...В лаборатории ауристики было тихо, однако ни Олег, ни
Ниночка еще не ушли -- а только их, честно говоря, Евгений и
хотел бы сейчас видеть. Друзья тоже обрадовались его появлению.
Олег сдвинул бумаги на край стола, Нина побежала делать кофе.
Евгений в который уже раз задал себе "вечный вопрос": есть ли
что-то между ней и Олегом, кроме дружеской близости? Раньше по
этому поводу в институте ходило множество разговоров, но через
какоето время лишенные "подпитки" слухи утихли, а парочка между
тем продолжала прежние непонятные отношения!
Начался традиционный "вечерний треп". На какой-то миг
Евгений испугался -- сможет ли он теперь, после того, что с ним
произошло, воспринять всерьез проблемы своих коллег? Ведь
таинственная встреча с Тонечкой перевернула всю его жизнь,
перепутав реальность с мистикой в угрожающе правдоподобной
пропорции!
Но друзья ожидали рассказа о путешествии в Шатогорию -- и
Евгений "выдал" заранее подготовленную версию, в которой граф
выглядел как странноватый, но в общем неплохой и искренний
человек, а поездка была всего лишь свадебным путешествием.
Обстановка в лаборатории была такой родной, уютной и
безопасной, что через пять минут Евгений и сам почти поверил в
свой рассказ. Замок остался где-то далеко за горами, и все
происходившее там казалось сном...
"Может быть, потом, попозже, -- думал Евгений, -- когда я
привыкну к тому, что узнал, можно будет поделиться этим с
кем-нибудь..." Но не сейчас! Пока же он спросил, как идут дела
над "излучателем аур" -- последней разработкой лаборатории.
Собственно, моделирование физической ауры существовало
давно, и даже с успехом использовалось в некоторых областях
медицины (накладывание "здоровой" ауры на "больную" давало
иногда потрясающие результаты). С психикой было сложнее --
здесь понятия "здоровья" неопределенны и очень индивидуальны!
-- и Евгению интересно было, есть ли хоть какие-то результаты?
К тому же их с Юлей совместное исследование имело прямое
отношение к этому: правила построения "предельных" аур могли
подсказать способ расчета излучающих контуров...
Олег принялся с увлечением рассказывать. Евгений вначале
слушал рассеянно, но потом увлекся, даже записал кое-что для
себя. "Интересно было бы, -- подумал он неожиданно, --
разложить по контурам картинку из перстня. Кто знает, не
помогло бы это добраться до астрала Тонечки?.."
Впрочем, всерьез подумать об этом он не успел: подошла
Ниночка, и с мягкой непреклонностью прервав разговор, сказала,
что кофе готов. Потом поздравила Евгения с женитьбой, спросила,
как прошел медовый месяц, а когда они сели за стол, пересказала
кое-какие институтские сплетни -- в ее исполнении даже уже
известные Евгению глупости звучали смешно и мило.
Вопросов, естественно, было много. Олег спрашивал в
основном о замке, о семье Горвич, об истории. Ниночку больше
интересовала Юля и ее отношения с Евгением. Она не переходила
грань недозволенного любопытства, но все же Евгений уловил в ее
внимании какую-то необычную ласковую осторожность. Он удивился
было... но тут же понял, в чем дело -- и едва не подскочил на
стуле! Оказывается, она все еще опасается за него! И все только
потому, что Юля эсперка?
Евгений досадливо мотнул головой. Сколько же времени его
еще будут преследовать эти мрачные легенды о "неравных браках"!
Ему вдруг очень захотелось рассказать друзьям о Лизе и Юргене
-- но это было невозможно, и он только очень серьезно ответил:
-- Не беспокойся за меня, Ниночка! Надеюсь, я стану
счастливым исключением...
Она смутилась прямоты Евгения, и Олег, заметив это, снова
перевел разговор на "излучатель аур". Впрочем, не только из
деликатности -- проблемы, возникшие при разработке,
действительно волновали его. Никто не мог точно сформулировать,
как именно следует настраивать излучающие контуры и
расшифровывать их излучения. Конечно, самые общие параметры
известны еще из классической психологии -- но ведь тут самое
интересное в индивидуальном подходе! Что является нормой для
данного конкретного человека? Как и на что повлияет излучение?
Пока что опыты с добровольцами по "созданию настроения" терпели
неудачу: эмоции удавалось регулировать лишь очень грубо.
-- Похоже, что у реальной человеческой ауры есть какой-то
механизм защиты от внешних проникновений, -- заметил Олег. --
Причем этот механизм носит явно не волновой характер.
-- По-моему, -- предположил Евгений, -- это та же
классическая проблема восприятия, только с несколько другой
точки зрения. Вам не казалось?
-- Казалось, -- кивнул Олег, -- но дело в том, что
имеющиеся разработки пока мало подходят нам: нет опорных точек.
-- То есть?
-- Ну, непонятно, что брать за основу: ведь один и тот же
человек может "транслировать" разные ауральные изображения. Это
зависит от многих факторов, а эти факторы, в свою очередь,
влияют на восприятие, а оно, замыкая круг, формирует ауральную
картинку. Технический аналог -- положительная обратная связь,
приводящая к устойчивому резонансу...
Евгений задумался. Олег очень выразительно сформулировал
проблему. Как найти резонанс, если параметры неизвестны? Да, но
ведь он уже делал нечто подобное...
То есть реально делал не он. Гармоничные картинки выбирала
Юля -- он же всего лишь нашел математическое описание этого
процесса. А Юля руководствовалась своим интуитивным
восприятием, эстетическим чувством... Да, но почему бы снова не
подойти к проблеме с этой стороны?!
-- Вот что мне пришло в голову, -- сказал Евгений. -- А что
если перевести ваши излучения в "цвета и формы"? Ну, грубо
говоря: несущая частота -
- цвет, модулирующая -- форма... и так далее! Можно
попробовать разные способы кодировки. Но главное, что тогда мы
получим обычные ауральные рисунки -- и их уже можно будет
оценивать с эстетической точки зрения. Ведь редактировать
рисунок проще, чем наугад перебирать сочетания излучений!
-- Хм, -- протянул Олег, -- а ведь в этом что-то есть... По
крайней мере, это можно сделать сразу, и сразу проверить
результат... Знаешь, -- он посмотрел на Евгения со смешанным
выражениям зависти и восхищения, -- это первая здравая мысль в
лаборатории за последние две недели!
-- Ну, -- Евгений смущенно опустил глаза. -- Иногда свежий
взгляд со стороны бывает полезен...
-- Ну да! -- ехидно встряла Ниночка. -- Он хочет сказать,
что для успеха общего дела его надо удалить отсюда еще на пару
месяцев -- для большей свежести взгляда! Нет, серьезно, Жень,
когда кончается твой отпуск? И чем ты собираешься заниматься
после? Ей-богу, всякий раз так тяжело ждать твоего очередного
"визита"...
Евгений открыл было рот -- и вдруг понял, что не может
ответить на этот простой вопрос. Что делать дальше? Раньше
такой проблемы не существовало... Но теперь, когда он волею
судьбы узнал нечто невероятное -- разве сможет он легко
вернуться к обычной повседневной работе?! Конечно нет -- отныне
его жизнь долго еще будет посвящена главной задаче: найти
астрал Тонечки, разобраться с его природой...
Он вспомнил слова Юли: "ты что, надеешься прожить две
жизни? свою и ее? думаешь, у тебя хватит сил?" В чем-то она
была права: это действительно невероятно трудно!..
Да, но разве о таком расскажешь кому-нибудь?! Пожалуй,
впервые Евгений осознал, какой груз взвалил на себя, и как
нелегко будет продолжать начатые поиски. И вправду надо как-то
определяться с работой... И предстоит беседа с Яном --
нелегкая, даже если он не знает об истинной причине заграничных
экскурсий...
Нина удивленно смотрела на него -- она явно не ожидала, что
ее вопрос вызовет такие затруднения. Евгений лихорадочно
конструировал нейтральный ответ вроде "пока не знаю", "не решил
еще", "это не только от меня зависит" -- когда дверь неожиданно
приоткрылась.
С удивлением и легким беспокойством Евгений увидел
входящего в лабораторию Гуминского. Вот досада! Он же
специально пришел в институт вечером, чтобы избежать встреч с
начальством!
-- Добрый вечер, господин Миллер! -- произнес шеф. -- Мне
сказали, что вы здесь, и я решил зайти, поздравить вас.
Надеюсь, вы вполне счастливы? И госпожа Миллер тоже?..
-- Спасибо, у нас все хорошо! -- вежливо ответил Евгений,
начиная чувствовать неприятный холодок: если шеф искал его
специально, значит, его самодеятельное расследование биографии
Тонечки все же привлекло внимание руководства...
-- Вы не могли бы зайти ко мне, господин Миллер? --
неожиданно сказал шеф. -- Мне хотелось бы поговорить с вами...
Как раз этого Евгению хотелось меньше всего! Нетрудно
догадаться, о чем будет говорить Гуминский... Но разве можно не
выполнить прямой приказ, даже если он выражен в форме просьбы!
Евгений внутренне вздохнул, готовясь к неприятному разговору,
скомкано попрощался с друзьями и вышел вслед за шефом.
Спускаясь по лестнице, Гуминский ни разу не оглянулся -- и
Евгений в конце концов разозлился. Какого черта? Не на допрос
же его ведут, в самом деле!
По-прежнему идя друг за другом, они дошли до кабинета, и
Гуминский долго возился, отпирая его. Потом жестом пригласил
Евгения войти, указал на кресло. И начал неторопливо:
-- Вы знаете, господин Миллер, меня очень заинтересовала
ваша поездка. Дело в том, что я интересуюсь историей знатных
родов Шатогории, и если вы согласитесь удовлетворить мое
простительное любопытство в отношении семьи Горвич...
Евгений слегка расслабился. Ну, если дело только в этом,
тогда обойдется... Главное, не сболтнуть лишнего!..
Медленно и обстоятельно он начал описывать графа Матиуша
Горвича -- таким, каким воспринял его после первого
"вертолетного" визита. Шеф внимательно слушал, не перебивая и
не переспрашивая. Когда Евгений закончил, он откинулся назад и
заговорил:
-- Что ж, ваше мнение о графе довольно любопытно, спасибо.
Правда меня, когда я задавал вопрос, больше интересовал не
граф, а графиня Горвич... как, впрочем, и вас, насколько я
понимаю, -- Гуминский холодно усмехнулся, глядя, на
побледневшее лицо Евгения. -- Так что продолжайте, я слушаю...
"Один, два, три... -- Евгений буквально слышал насмешливый
отсчет невидимого рефери. -- Так вот оно что... Четыре, пять...
Ну ладно, потягаемся... Шесть, семь... Семь -- еще не нокаут!"
Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза шефа и
заговорил холодновежливым тоном:
-- Боюсь, что мне трудно будет удовлетворить ваше
любопытство. Я действительно интересовался графиней, но граф
был весьма неразговорчив, когда речь заходила о ней. Так что
если вы уточните, _что именно_ вы хотели бы услышать...
-- С легкостью, господин Миллер: я хотел бы услышать _все_!
-- в голосе шефа неожиданно зазвенела сталь. -- Тем более, что
в отношении Антонины Горвич вы и вправду оказались
разговорчивее самого графа! -- Гуминский достал из папки лист и
протянул Евгению.
Евгений, усилием воли заставив руку не дрожать, взял
бумагу... и с изумлением увидел ксерокопию своей собственной
записки -- той самой, что взял у него в аэропорту граф в обмен
на дневник! Антонина Завилейски, дата смерти, адрес... Но каким
образом...
Видимо, растерянный взгляд, брошенный им на Гуминского,
достаточно выразительно отразил его внутреннее состояние,
потому что тот уже несколько мягче добавил:
-- Ну а если вам трудно выбрать, с чего начать, поведайте
для начала, зачем вообще вы написали сей... документ!
-- Зачем? Да просто из дружеской любезности, -- Евгений
надеялся, что его голос звучит естественно. Интересно, может
шеф знает и о дневнике с тайником? И о призраке?..
-- Вот как? Из любезности? -- Гуминский приподнял бровь.
-- Ну да, -- осторожно продолжал Евгений. -- Ведь граф не
мог жениться второй раз, пока Антонина числилась пропавшей без
вести...
-- Ну что ж, мне все ясно, -- мягко проговорил Гуминский и
неожиданно взорвался -- Кроме одного: почему в ответ на вашу
любезность граф отплатил вам таким вот "подарком"?!! -- с этими
словами он достал еще один листок. -
- Читайте! Насколько я знаю, языком вы владеете.
Одного взгляда на документ хватило Евгению, чтобы все
понять. Гербовая бумага, крупная цветная шапка -- Министерство
иностранных дел Шатогории!
Он даже зажмурился от досады на себя. Черт побери, ну надо
же было свалять такого дурака! Можно было понять, что граф,
едва получив нужные сведения, тут же пошлет запрос о Тонечке...
что этот запрос будет секретным, и что он через МИД и полицию
почти наверняка попадет в СБ! Ведь именно СБ расследовала
самоубийство...
Да, хорош конспиратор, нечего сказать... Так старался
скрыть истинную цель поездки -- и сам отдал ключ для своего
разоблачения! Теперь понятно, почему Гуминский нервничает...
Хотя нет, нервничает он все равно чересчур... Или тут кроется
еще что-то?
Евгений пробежал глазами документ, ничего не понял, начал
внимательно читать с начала. Да, недооценил он Горвича! МИД
Шатогории обвинял СБ во вмешательстве во внутренние дела
страны, в сокрытии оперативно-следственных данных о пропавших
без вести гражданах Шатогории, в ведении агентурной
деятельности на территории страны, во вторжении в личную жизнь
высокопоставленных граждан Шатогории... доказательства
прилагаются... требование возмещения морального ущерба в
сумме... ого, губа не дура!.. в противном случае информация
будет официально предана огласке...
Чувства графа были явно далеки от благодарности! Похоже, он
задействовал все связи и поддержку своей влиятельной семьи,
чтобы расквитаться с обидчиком за поруганное достоинство
аристократа... Но на что он рассчитывал?..
-- Да это же все бред собачий! -- Евгений решительно
отложил бумагу. -- И по-моему, вам это известно куда лучше
меня!
-- К сожалению, известно! И честное слово, я предпочел бы,
чтобы это был не бред! Уж если бы мы решили послать вас куда-то
с агентурным заданием, то по крайней мере предупредили бы, что
при этом можно делать, а что нет! Это обошлось бы нам куда
дешевле, чем ваш глупый дилетантизм! -- Гуминский сердито
кивнул на документ.
-- Вы что, хотите сказать, что собираетесь платить? --
Евгений не смог сдержать удивления.
-- А вы как думаете? -- Гуминский вскочил и нетерпеливо
прошелся по комнате. -- Или вы полагаете, что я буду объяснять
репортерам, что вы вторглись в чужие владения во время отпуска?
По своей личной инициативе?
-- Но ведь это так легко доказать! -- Евгений даже
привстал.
-- Сидите! -- Гуминский шагнул к нему. -- Неужели вы
думаете, что у любого пойманного шпиона будут не в порядке
какие-нибудь документы? Или что он забудет оформить
какое-нибудь разрешение? Нет, господин Миллер, судят не за
бумаги, а за действия, и отвечать публично за ваши безобразия у
меня нет никакого желания. Подозреваю, что у Яна тоже не
будет...
-- А он что, еще не знает?.. -- осторожно поинтересовался
Евгений.
-- Узнает завтра. Пока что вы шестой или седьмой человек в
стране -- включая президента и премьера -- которые читали эту
бумажку. Видите -- на ней нет регистрации входа-выхода. Это
секретная нота. И будут приняты все -
- я подчеркиваю, все! -- меры к тому, чтобы она не стала
официальной!
Евгений подавленно молчал. Да, ситуация оказалась куда
серьезнее, чем можно было ожидать! Уж по крайней мере на
международный скандал он не рассчитывал...
-- Теперь видите, что вы натворили! -- Гуминский больше не
сдерживался. -- А ведь Ян в свое время предупреждал вас, чтобы
вы не занимались самодеятельностью в отношении этой эсперки!
Или все-таки не предупреждал?
Евгений проглотил комок.
-- Предупреждал, -- выдавил он из себя. -- Но это было так
давно... И потом, разве Веренков знал о ее происхождении?
По-моему, он имел в виду что-то другое...
-- Что бы он ни имел в виду, следовало прислушаться к его
рекомендациям -- как это делаю я, например! У Яна отличная
интуиция и замечательное чутье на опасность, если он говорит
"нет", не надо спрашивать, почему! Особенно, если вы дорожите
его отношением к вам!
Евгений густо покраснел. До него дошло наконец, что он и в
самом деле крупно подвел Веренкова, пусть тот и не запретил
поиски прямо, ограничившись общей рекомендацией. Рассчитывал на
благоразумие своего ученика? Если так, то Евгений не оправдал
ожиданий...
-- Я вижу, вы осознали наконец всю серьезность положения,
-- снова заговорил Гуминский. -- Тогда надеюсь, вас не
затруднит ответить на ряд вопросов. И прежде всего: каким
образом вам стало известно, что Антонина Завилейски и графиня
Горвич -- одно лицо? Если, как вы сами уверяете, этого не знает
даже Веренков!
Евгений внутренне напрягся. Ну вот, теперь-то и начнется...
Игра в вопросы-ответы! Не проболтаться бы о главном...
-- Ничего особенного мне не стало известно, -- осторожно
начал он. -- Вы же знаете, что Антонина была подругой моей
жены. Странно, что вас удивляет наш интерес к ее прошлому! --
Евгений сделал паузу, лихорадочно соображая, что же говорить
дальше: ведь про Юргена не следует упоминать ни в коем случае!
-- А то, что она графиня, мы узнали совершенно случайно: жена
увидела фото со свадьбы в старой газете. В светской хронике...
Я долго не мог поверить, -- Евгений почувствовал, что "поймал
несущую", и теперь врал раскованно и вдохновенно. -- Но имя,
страна... В общем, когда я окончательно убедился, что Антонина
действительно была графиней Горвич...
-- Это когда же? После запроса в МИД? -- перебил Гуминский,
заставив Евгения в очередной раз вздрогнуть. -- Кстати, не
советую в ближайшее время видеться со своим приятелем: он как
раз доедает валидол после беседы с министром... которую тоже вы
ему устроили! Ну так продолжайте: после того, как вы
окончательно убедились, вы сели в вертолет... Нет-нет, господин
Миллер, если вы сейчас начнете уверять меня, что это была
случайная авария, я вас просто выставлю за дверь! Или вы
хотите, чтобы я направил опергруппу для осмотра машины? Я
понимаю, что пограничники уже делали это, но ведь они не искали
того, что буду искать я... -- он замолчал и внимательно
посмотрел Евгению в глаза. -- Ага, так я и думал, следы
"аварии" наверняка до сих пор лежат где-нибудь среди
инструментов и прочего барахла! Так?
Евгений устало откинулся в кресле и закрыл глаза.
Окружающее вдруг стало каким-то далеким и безразличным. Пусть
едут куда хотят, ищут что хотят, и вообще -- как это все ему
осточертело! Возможно, будь на месте шефа Ян, Евгений рассказал
бы ему все сразу и без утайки -- да и вряд ли тот стал бы так
дергаться и нервничать из-за этой дурацкой ноты: наверняка
что-нибудь придумал бы! Но говорить дальше с Гуминским было
просто невыносимо...
...Очевидно, его мысли отразились на лице, потому что
Гуминский резко повернулся к столу:
-- Я вижу, у вас нет желания помочь мне в ликвидации
"23 августа.
Сегодня похоронили Гену. Матиуш и я ездили на похороны, я
видела многих знакомых -- но подойти побоялась. Потому что
никто не знал, как на самом деле умер Геннадий Фельцман,
двадцати восьми лет. Боже мой! Двадцать восемь лет... И я -- я!
-- виновна в этой смерти.
На самом деле, я не думала, что все так получится.
Эксперимент должен был закончиться стыдом или смехом, но не
трагедией. Если только... Если только я не научилась кое-чему,
что человеку уметь не следует.
Буду полностью честной: я хотела позвать собаку. Я даже не
боялась -- любопытство пересилило страх. Несколько дней подряд
я думала, читала, сопоставляла -- все с одной целью: вызвать
НЕЧТО по собственной воле. Все мои творческие способности,
сколько их ни есть, были направлены на это...
Мы дождались полнолуния. Гена сказал, что ему нужны
зарисовки при лунном свете -- вот и законный повод уединиться
среди ночи. Вначале он и вправду рисовал, потом... Потом он
стал изображать Матиуша. Весьма пародийно, кстати сказать, но и
очень выразительно. Естественно, за игрой в графа последовали
приставания к графине. Я не знаю, зачем он это делал -- от
страха, по глупости, еще зачем-то...
Я возмутилась. Хотела позвать кого-то -- Матиуша,
горничную, хоть Антона -- но вряд ли кто-нибудь из них услышал
бы меня. И тогда я, крикнув: "смотри, собака!", швырнула в окно
тяжелой пепельницей. До сих пор уверена, что хотела только
отвлечь и напугать...
Еще не затих звук падающих осколков, как в комнате снова
ПОЯВИЛАСЬ СОБАКА. На этот раз она не угрожала мне, и я
чувствовала это. Но тот, кому она угрожала... Я никогда не
видела на лице человека такого страха. Гена даже не пытался
убегать -- стоял и, замерев, ждал смерти...
Самое ужасное -- я не пыталась помочь ему, хоть и знала
почти наверняка, что собака меня послушается. Я получала
удовольствие от ощущения своей силы. От того, что меня кто-то
защищает... Это наваждение длилось всего несколько секунд -- но
его хватило, чтобы жизнь покинула Геннадия.
Как ни странно, я очень отчетливо помню, что было дальше.
Когда собака, не дожидаясь моей команды, исчезла, я кинулась
звать на помощь. Сбежались слуги, вызвали "скорую"... Матиуш
силой увел меня из комнаты. Он ни о чем не спрашивал.
Но когда приехал врач, мне пришлось вернуться туда... и я
сразу же заметила, что никаких следов укусов нет. Врач сказал,
что смерть наступила от сердечного спазма. Бывает? Да, только
не в таком возрасте!
Меня спрашивали, зачем я разбила окно. Я сказала, что в
панике не сообразила открыть, а думала, что нужен свежий
воздух. При этих словах я почувствовала -- или мне показалось?
-- чей-то благодарный взгляд... Матиуша? Или собаки? Странно,
но я в равной мере могу допустить и то, и другое..."
"2 сентября.
Хватит раздумывать. И хватит киснуть. Я знаю точно, что
приоткрыла дверь в потусторонний мир. Знаю, что помощи мне
ждать неоткуда. Может быть, над родом Горвичей тяготеет
проклятие? Одно уж точно тяготеет -- слабые характеры по
мужской линии!..
Но что делать мне? Дожидаться, пока Антон, который гораздо
лучше своего хозяина понял, что случилось, убьет меня? Ну,
нет!.. Странно, но я не испытываю к нему зла. Вообще, такие
люди, как он, становились при определенных условиях вождями или
мучениками. Но тем более он опасен!
Итак, какой же выход? Вынудить Матиуша на развод, это
во-первых. Попытаться разобраться в ситуации, это во-вторых.
Черт, даже некому пожелать мне "счастливого пути"... имея ввиду
тот же путь, что и я!"
P.S. Что, пытался расправиться с воспоминаниями, дорогой?
Ну, так получи еще одну порцию их... и пострашней, чем прежде!
Даю тебе совет, о котором ты не просил: научись смотреть правде
в глаза. Жить станет интереснее!"
Как ни странно, первым молчание нарушил Евгений.
-- Так вот чей дар она переняла после смерти. -- задумчиво
протянул он. -- Рехнуться можно! Собака, как известно, друг
человека... Скажи мне, кто твой друг...
Юля, еще не вполне пришедшая в себя после прочитанного,
уставилась на него абсолютно непонимающим взглядом.
-- Ты... Ты хочешь сказать, -- она запнулась, словно боясь
звучания слов, -- что теперь у Тонечки и этой... этого
страшилища -- одна и та же природа?!
-- Думаю, да, -- серьезно кивнул Евгений. -- Астральный
убийца, точно как в легендах! Убивает при помощи сна. И сама
Тонечка была убита так же...
-- Что?! -- вскинулась Юля. -- Та самая... непонятная
смерть, да? Ты хочешь сказать, что Тонечку убила
собака-призрак? Но как? Тонечка же справилась с ней!
-- Да, -- подтвердил Евгений. -- Справилась. Один раз. Но
когда она захотела умереть... Вот тут-то полуприрученный сон и
подстерег ее! Ты помнишь, каким странным было ее предсмертное
письмо? -- Евгений внимательно посмотрел на Юлю, и его тон стал
извиняющимся, но тем не менее он настойчиво продолжал: --
Помнишь? Если она ждала тебя, то никак не могла отравиться
раньше следующего утра -- если бросила письмо в ящик вечером. А
ты пришла ночью, и она уже...
-- Ты же решил тогда, -- перебила Юля, -- что она была не в
себе.
-- Ну, да, -- как-то полуутвердительно-полунасмешливо
сказал Евгений, -- это первое, что приходило в голову. Но на
самом деле... Она захотела уйти -
- и ей помогли это сделать! Тогда, в том состоянии, она не
смогла сопротивляться.
-- Если... -- начала Юля, но замолчала.
Выпила ли Тонечка яд под влиянием сна? Или просто уснула и
не проснулась? Какое это имеет теперь значение! Но если бы Юля
пришла хотя бы на несколько часов раньше...
-- Не надо, Юленька, -- тихо сказал Евгений, поняв, что
мучает ее. -- Ты ни в чем не виновата. Если бы такое можно было
предвидеть...
-- То она была бы жива, -- грустно закончила Юля. -- Нет, я
не виню себя, но...
На самом деле, Юле все же было за что чувствовать себя
виноватой: ей следовало бы чуть раньше перестать смотреть на
Тонечку снизу вверх, перестать деликатничать, хоть раз
поговорить со своей подругой о ее проблемах!..
Ближе к вечеру Евгений все-таки решил зайти в институт. Для
"неофициального" визита время было самое подходящее: начальство
уже разошлось, дела сделаны или отложены, и можно не спеша
поболтать с приятелями о том, о сем... и кто знает, сколько
хороших идей рождалось во время таких вот разговоров!
Юля не возражала остаться вечером одна, но Евгений видел,
что она всетаки тревожится -- без конкретной причины, просто от
измотанных нервов. Он посоветовал ей выпить транквилизатор и
даже оставил таблетку на столике.
-- Не дожидайся меня! -- сказал он уходя. -- Прими
лекарство и ложись... И не волнуйся, если я буду задерживаться:
болтовня с коллегами никогда быстро не заканчивается!
...В лаборатории ауристики было тихо, однако ни Олег, ни
Ниночка еще не ушли -- а только их, честно говоря, Евгений и
хотел бы сейчас видеть. Друзья тоже обрадовались его появлению.
Олег сдвинул бумаги на край стола, Нина побежала делать кофе.
Евгений в который уже раз задал себе "вечный вопрос": есть ли
что-то между ней и Олегом, кроме дружеской близости? Раньше по
этому поводу в институте ходило множество разговоров, но через
какоето время лишенные "подпитки" слухи утихли, а парочка между
тем продолжала прежние непонятные отношения!
Начался традиционный "вечерний треп". На какой-то миг
Евгений испугался -- сможет ли он теперь, после того, что с ним
произошло, воспринять всерьез проблемы своих коллег? Ведь
таинственная встреча с Тонечкой перевернула всю его жизнь,
перепутав реальность с мистикой в угрожающе правдоподобной
пропорции!
Но друзья ожидали рассказа о путешествии в Шатогорию -- и
Евгений "выдал" заранее подготовленную версию, в которой граф
выглядел как странноватый, но в общем неплохой и искренний
человек, а поездка была всего лишь свадебным путешествием.
Обстановка в лаборатории была такой родной, уютной и
безопасной, что через пять минут Евгений и сам почти поверил в
свой рассказ. Замок остался где-то далеко за горами, и все
происходившее там казалось сном...
"Может быть, потом, попозже, -- думал Евгений, -- когда я
привыкну к тому, что узнал, можно будет поделиться этим с
кем-нибудь..." Но не сейчас! Пока же он спросил, как идут дела
над "излучателем аур" -- последней разработкой лаборатории.
Собственно, моделирование физической ауры существовало
давно, и даже с успехом использовалось в некоторых областях
медицины (накладывание "здоровой" ауры на "больную" давало
иногда потрясающие результаты). С психикой было сложнее --
здесь понятия "здоровья" неопределенны и очень индивидуальны!
-- и Евгению интересно было, есть ли хоть какие-то результаты?
К тому же их с Юлей совместное исследование имело прямое
отношение к этому: правила построения "предельных" аур могли
подсказать способ расчета излучающих контуров...
Олег принялся с увлечением рассказывать. Евгений вначале
слушал рассеянно, но потом увлекся, даже записал кое-что для
себя. "Интересно было бы, -- подумал он неожиданно, --
разложить по контурам картинку из перстня. Кто знает, не
помогло бы это добраться до астрала Тонечки?.."
Впрочем, всерьез подумать об этом он не успел: подошла
Ниночка, и с мягкой непреклонностью прервав разговор, сказала,
что кофе готов. Потом поздравила Евгения с женитьбой, спросила,
как прошел медовый месяц, а когда они сели за стол, пересказала
кое-какие институтские сплетни -- в ее исполнении даже уже
известные Евгению глупости звучали смешно и мило.
Вопросов, естественно, было много. Олег спрашивал в
основном о замке, о семье Горвич, об истории. Ниночку больше
интересовала Юля и ее отношения с Евгением. Она не переходила
грань недозволенного любопытства, но все же Евгений уловил в ее
внимании какую-то необычную ласковую осторожность. Он удивился
было... но тут же понял, в чем дело -- и едва не подскочил на
стуле! Оказывается, она все еще опасается за него! И все только
потому, что Юля эсперка?
Евгений досадливо мотнул головой. Сколько же времени его
еще будут преследовать эти мрачные легенды о "неравных браках"!
Ему вдруг очень захотелось рассказать друзьям о Лизе и Юргене
-- но это было невозможно, и он только очень серьезно ответил:
-- Не беспокойся за меня, Ниночка! Надеюсь, я стану
счастливым исключением...
Она смутилась прямоты Евгения, и Олег, заметив это, снова
перевел разговор на "излучатель аур". Впрочем, не только из
деликатности -- проблемы, возникшие при разработке,
действительно волновали его. Никто не мог точно сформулировать,
как именно следует настраивать излучающие контуры и
расшифровывать их излучения. Конечно, самые общие параметры
известны еще из классической психологии -- но ведь тут самое
интересное в индивидуальном подходе! Что является нормой для
данного конкретного человека? Как и на что повлияет излучение?
Пока что опыты с добровольцами по "созданию настроения" терпели
неудачу: эмоции удавалось регулировать лишь очень грубо.
-- Похоже, что у реальной человеческой ауры есть какой-то
механизм защиты от внешних проникновений, -- заметил Олег. --
Причем этот механизм носит явно не волновой характер.
-- По-моему, -- предположил Евгений, -- это та же
классическая проблема восприятия, только с несколько другой
точки зрения. Вам не казалось?
-- Казалось, -- кивнул Олег, -- но дело в том, что
имеющиеся разработки пока мало подходят нам: нет опорных точек.
-- То есть?
-- Ну, непонятно, что брать за основу: ведь один и тот же
человек может "транслировать" разные ауральные изображения. Это
зависит от многих факторов, а эти факторы, в свою очередь,
влияют на восприятие, а оно, замыкая круг, формирует ауральную
картинку. Технический аналог -- положительная обратная связь,
приводящая к устойчивому резонансу...
Евгений задумался. Олег очень выразительно сформулировал
проблему. Как найти резонанс, если параметры неизвестны? Да, но
ведь он уже делал нечто подобное...
То есть реально делал не он. Гармоничные картинки выбирала
Юля -- он же всего лишь нашел математическое описание этого
процесса. А Юля руководствовалась своим интуитивным
восприятием, эстетическим чувством... Да, но почему бы снова не
подойти к проблеме с этой стороны?!
-- Вот что мне пришло в голову, -- сказал Евгений. -- А что
если перевести ваши излучения в "цвета и формы"? Ну, грубо
говоря: несущая частота -
- цвет, модулирующая -- форма... и так далее! Можно
попробовать разные способы кодировки. Но главное, что тогда мы
получим обычные ауральные рисунки -- и их уже можно будет
оценивать с эстетической точки зрения. Ведь редактировать
рисунок проще, чем наугад перебирать сочетания излучений!
-- Хм, -- протянул Олег, -- а ведь в этом что-то есть... По
крайней мере, это можно сделать сразу, и сразу проверить
результат... Знаешь, -- он посмотрел на Евгения со смешанным
выражениям зависти и восхищения, -- это первая здравая мысль в
лаборатории за последние две недели!
-- Ну, -- Евгений смущенно опустил глаза. -- Иногда свежий
взгляд со стороны бывает полезен...
-- Ну да! -- ехидно встряла Ниночка. -- Он хочет сказать,
что для успеха общего дела его надо удалить отсюда еще на пару
месяцев -- для большей свежести взгляда! Нет, серьезно, Жень,
когда кончается твой отпуск? И чем ты собираешься заниматься
после? Ей-богу, всякий раз так тяжело ждать твоего очередного
"визита"...
Евгений открыл было рот -- и вдруг понял, что не может
ответить на этот простой вопрос. Что делать дальше? Раньше
такой проблемы не существовало... Но теперь, когда он волею
судьбы узнал нечто невероятное -- разве сможет он легко
вернуться к обычной повседневной работе?! Конечно нет -- отныне
его жизнь долго еще будет посвящена главной задаче: найти
астрал Тонечки, разобраться с его природой...
Он вспомнил слова Юли: "ты что, надеешься прожить две
жизни? свою и ее? думаешь, у тебя хватит сил?" В чем-то она
была права: это действительно невероятно трудно!..
Да, но разве о таком расскажешь кому-нибудь?! Пожалуй,
впервые Евгений осознал, какой груз взвалил на себя, и как
нелегко будет продолжать начатые поиски. И вправду надо как-то
определяться с работой... И предстоит беседа с Яном --
нелегкая, даже если он не знает об истинной причине заграничных
экскурсий...
Нина удивленно смотрела на него -- она явно не ожидала, что
ее вопрос вызовет такие затруднения. Евгений лихорадочно
конструировал нейтральный ответ вроде "пока не знаю", "не решил
еще", "это не только от меня зависит" -- когда дверь неожиданно
приоткрылась.
С удивлением и легким беспокойством Евгений увидел
входящего в лабораторию Гуминского. Вот досада! Он же
специально пришел в институт вечером, чтобы избежать встреч с
начальством!
-- Добрый вечер, господин Миллер! -- произнес шеф. -- Мне
сказали, что вы здесь, и я решил зайти, поздравить вас.
Надеюсь, вы вполне счастливы? И госпожа Миллер тоже?..
-- Спасибо, у нас все хорошо! -- вежливо ответил Евгений,
начиная чувствовать неприятный холодок: если шеф искал его
специально, значит, его самодеятельное расследование биографии
Тонечки все же привлекло внимание руководства...
-- Вы не могли бы зайти ко мне, господин Миллер? --
неожиданно сказал шеф. -- Мне хотелось бы поговорить с вами...
Как раз этого Евгению хотелось меньше всего! Нетрудно
догадаться, о чем будет говорить Гуминский... Но разве можно не
выполнить прямой приказ, даже если он выражен в форме просьбы!
Евгений внутренне вздохнул, готовясь к неприятному разговору,
скомкано попрощался с друзьями и вышел вслед за шефом.
Спускаясь по лестнице, Гуминский ни разу не оглянулся -- и
Евгений в конце концов разозлился. Какого черта? Не на допрос
же его ведут, в самом деле!
По-прежнему идя друг за другом, они дошли до кабинета, и
Гуминский долго возился, отпирая его. Потом жестом пригласил
Евгения войти, указал на кресло. И начал неторопливо:
-- Вы знаете, господин Миллер, меня очень заинтересовала
ваша поездка. Дело в том, что я интересуюсь историей знатных
родов Шатогории, и если вы согласитесь удовлетворить мое
простительное любопытство в отношении семьи Горвич...
Евгений слегка расслабился. Ну, если дело только в этом,
тогда обойдется... Главное, не сболтнуть лишнего!..
Медленно и обстоятельно он начал описывать графа Матиуша
Горвича -- таким, каким воспринял его после первого
"вертолетного" визита. Шеф внимательно слушал, не перебивая и
не переспрашивая. Когда Евгений закончил, он откинулся назад и
заговорил:
-- Что ж, ваше мнение о графе довольно любопытно, спасибо.
Правда меня, когда я задавал вопрос, больше интересовал не
граф, а графиня Горвич... как, впрочем, и вас, насколько я
понимаю, -- Гуминский холодно усмехнулся, глядя, на
побледневшее лицо Евгения. -- Так что продолжайте, я слушаю...
"Один, два, три... -- Евгений буквально слышал насмешливый
отсчет невидимого рефери. -- Так вот оно что... Четыре, пять...
Ну ладно, потягаемся... Шесть, семь... Семь -- еще не нокаут!"
Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза шефа и
заговорил холодновежливым тоном:
-- Боюсь, что мне трудно будет удовлетворить ваше
любопытство. Я действительно интересовался графиней, но граф
был весьма неразговорчив, когда речь заходила о ней. Так что
если вы уточните, _что именно_ вы хотели бы услышать...
-- С легкостью, господин Миллер: я хотел бы услышать _все_!
-- в голосе шефа неожиданно зазвенела сталь. -- Тем более, что
в отношении Антонины Горвич вы и вправду оказались
разговорчивее самого графа! -- Гуминский достал из папки лист и
протянул Евгению.
Евгений, усилием воли заставив руку не дрожать, взял
бумагу... и с изумлением увидел ксерокопию своей собственной
записки -- той самой, что взял у него в аэропорту граф в обмен
на дневник! Антонина Завилейски, дата смерти, адрес... Но каким
образом...
Видимо, растерянный взгляд, брошенный им на Гуминского,
достаточно выразительно отразил его внутреннее состояние,
потому что тот уже несколько мягче добавил:
-- Ну а если вам трудно выбрать, с чего начать, поведайте
для начала, зачем вообще вы написали сей... документ!
-- Зачем? Да просто из дружеской любезности, -- Евгений
надеялся, что его голос звучит естественно. Интересно, может
шеф знает и о дневнике с тайником? И о призраке?..
-- Вот как? Из любезности? -- Гуминский приподнял бровь.
-- Ну да, -- осторожно продолжал Евгений. -- Ведь граф не
мог жениться второй раз, пока Антонина числилась пропавшей без
вести...
-- Ну что ж, мне все ясно, -- мягко проговорил Гуминский и
неожиданно взорвался -- Кроме одного: почему в ответ на вашу
любезность граф отплатил вам таким вот "подарком"?!! -- с этими
словами он достал еще один листок. -
- Читайте! Насколько я знаю, языком вы владеете.
Одного взгляда на документ хватило Евгению, чтобы все
понять. Гербовая бумага, крупная цветная шапка -- Министерство
иностранных дел Шатогории!
Он даже зажмурился от досады на себя. Черт побери, ну надо
же было свалять такого дурака! Можно было понять, что граф,
едва получив нужные сведения, тут же пошлет запрос о Тонечке...
что этот запрос будет секретным, и что он через МИД и полицию
почти наверняка попадет в СБ! Ведь именно СБ расследовала
самоубийство...
Да, хорош конспиратор, нечего сказать... Так старался
скрыть истинную цель поездки -- и сам отдал ключ для своего
разоблачения! Теперь понятно, почему Гуминский нервничает...
Хотя нет, нервничает он все равно чересчур... Или тут кроется
еще что-то?
Евгений пробежал глазами документ, ничего не понял, начал
внимательно читать с начала. Да, недооценил он Горвича! МИД
Шатогории обвинял СБ во вмешательстве во внутренние дела
страны, в сокрытии оперативно-следственных данных о пропавших
без вести гражданах Шатогории, в ведении агентурной
деятельности на территории страны, во вторжении в личную жизнь
высокопоставленных граждан Шатогории... доказательства
прилагаются... требование возмещения морального ущерба в
сумме... ого, губа не дура!.. в противном случае информация
будет официально предана огласке...
Чувства графа были явно далеки от благодарности! Похоже, он
задействовал все связи и поддержку своей влиятельной семьи,
чтобы расквитаться с обидчиком за поруганное достоинство
аристократа... Но на что он рассчитывал?..
-- Да это же все бред собачий! -- Евгений решительно
отложил бумагу. -- И по-моему, вам это известно куда лучше
меня!
-- К сожалению, известно! И честное слово, я предпочел бы,
чтобы это был не бред! Уж если бы мы решили послать вас куда-то
с агентурным заданием, то по крайней мере предупредили бы, что
при этом можно делать, а что нет! Это обошлось бы нам куда
дешевле, чем ваш глупый дилетантизм! -- Гуминский сердито
кивнул на документ.
-- Вы что, хотите сказать, что собираетесь платить? --
Евгений не смог сдержать удивления.
-- А вы как думаете? -- Гуминский вскочил и нетерпеливо
прошелся по комнате. -- Или вы полагаете, что я буду объяснять
репортерам, что вы вторглись в чужие владения во время отпуска?
По своей личной инициативе?
-- Но ведь это так легко доказать! -- Евгений даже
привстал.
-- Сидите! -- Гуминский шагнул к нему. -- Неужели вы
думаете, что у любого пойманного шпиона будут не в порядке
какие-нибудь документы? Или что он забудет оформить
какое-нибудь разрешение? Нет, господин Миллер, судят не за
бумаги, а за действия, и отвечать публично за ваши безобразия у
меня нет никакого желания. Подозреваю, что у Яна тоже не
будет...
-- А он что, еще не знает?.. -- осторожно поинтересовался
Евгений.
-- Узнает завтра. Пока что вы шестой или седьмой человек в
стране -- включая президента и премьера -- которые читали эту
бумажку. Видите -- на ней нет регистрации входа-выхода. Это
секретная нота. И будут приняты все -
- я подчеркиваю, все! -- меры к тому, чтобы она не стала
официальной!
Евгений подавленно молчал. Да, ситуация оказалась куда
серьезнее, чем можно было ожидать! Уж по крайней мере на
международный скандал он не рассчитывал...
-- Теперь видите, что вы натворили! -- Гуминский больше не
сдерживался. -- А ведь Ян в свое время предупреждал вас, чтобы
вы не занимались самодеятельностью в отношении этой эсперки!
Или все-таки не предупреждал?
Евгений проглотил комок.
-- Предупреждал, -- выдавил он из себя. -- Но это было так
давно... И потом, разве Веренков знал о ее происхождении?
По-моему, он имел в виду что-то другое...
-- Что бы он ни имел в виду, следовало прислушаться к его
рекомендациям -- как это делаю я, например! У Яна отличная
интуиция и замечательное чутье на опасность, если он говорит
"нет", не надо спрашивать, почему! Особенно, если вы дорожите
его отношением к вам!
Евгений густо покраснел. До него дошло наконец, что он и в
самом деле крупно подвел Веренкова, пусть тот и не запретил
поиски прямо, ограничившись общей рекомендацией. Рассчитывал на
благоразумие своего ученика? Если так, то Евгений не оправдал
ожиданий...
-- Я вижу, вы осознали наконец всю серьезность положения,
-- снова заговорил Гуминский. -- Тогда надеюсь, вас не
затруднит ответить на ряд вопросов. И прежде всего: каким
образом вам стало известно, что Антонина Завилейски и графиня
Горвич -- одно лицо? Если, как вы сами уверяете, этого не знает
даже Веренков!
Евгений внутренне напрягся. Ну вот, теперь-то и начнется...
Игра в вопросы-ответы! Не проболтаться бы о главном...
-- Ничего особенного мне не стало известно, -- осторожно
начал он. -- Вы же знаете, что Антонина была подругой моей
жены. Странно, что вас удивляет наш интерес к ее прошлому! --
Евгений сделал паузу, лихорадочно соображая, что же говорить
дальше: ведь про Юргена не следует упоминать ни в коем случае!
-- А то, что она графиня, мы узнали совершенно случайно: жена
увидела фото со свадьбы в старой газете. В светской хронике...
Я долго не мог поверить, -- Евгений почувствовал, что "поймал
несущую", и теперь врал раскованно и вдохновенно. -- Но имя,
страна... В общем, когда я окончательно убедился, что Антонина
действительно была графиней Горвич...
-- Это когда же? После запроса в МИД? -- перебил Гуминский,
заставив Евгения в очередной раз вздрогнуть. -- Кстати, не
советую в ближайшее время видеться со своим приятелем: он как
раз доедает валидол после беседы с министром... которую тоже вы
ему устроили! Ну так продолжайте: после того, как вы
окончательно убедились, вы сели в вертолет... Нет-нет, господин
Миллер, если вы сейчас начнете уверять меня, что это была
случайная авария, я вас просто выставлю за дверь! Или вы
хотите, чтобы я направил опергруппу для осмотра машины? Я
понимаю, что пограничники уже делали это, но ведь они не искали
того, что буду искать я... -- он замолчал и внимательно
посмотрел Евгению в глаза. -- Ага, так я и думал, следы
"аварии" наверняка до сих пор лежат где-нибудь среди
инструментов и прочего барахла! Так?
Евгений устало откинулся в кресле и закрыл глаза.
Окружающее вдруг стало каким-то далеким и безразличным. Пусть
едут куда хотят, ищут что хотят, и вообще -- как это все ему
осточертело! Возможно, будь на месте шефа Ян, Евгений рассказал
бы ему все сразу и без утайки -- да и вряд ли тот стал бы так
дергаться и нервничать из-за этой дурацкой ноты: наверняка
что-нибудь придумал бы! Но говорить дальше с Гуминским было
просто невыносимо...
...Очевидно, его мысли отразились на лице, потому что
Гуминский резко повернулся к столу:
-- Я вижу, у вас нет желания помочь мне в ликвидации