Страница:
Нет твердых свидетельств, что Александр Покрышкин и Эрих Хартман встречались в воздухе, но точно так же нет никаких оснований отрицать такую возможность».
Можно добавить к этому заключению главный штрих — своим предупреждением о появлении А. И. Покрышкина в небе, заявлениями «меня мог сбить только Покрышкин» и тому подобным немцы признали превосходство русского летчика.
…5 мая 1945 года Александр Иванович с ведомым побывал в Берлине. Как вспоминает Г. Г. Голубев: «Расписались и мы на рейхстаге, осмотрели его и затем вышли на площадь, постояли у Бранденбургских ворот… Пустынная площадь усыпана обломками кирпичей и стекла, осколками и гильзами. Тянет пороховой гарью…»
В ночь на 9 мая Покрышкин, завершив в штабе планирование следующего боевого дня, «провалился в привычно короткий и настороженный сон». Разбудила его нараставшая пальба из всех видов оружия, вплоть до авиапушек и пулеметов…
«Я схватил в темноте трубку телефона.
— Дежурный? Что происходит? Почему стреляют?
— Фашистская Германия капитулировала, товарищ полковник! Кончилась война!..»
Положив трубку, Александр Иванович несколько минут постоял, глядя в окно на фейерверк победных трасс… Затем:
«Я тоже достал пистолет и несколько раз выстрелил из окна вверх».
Поздравил командира начальник штаба Б. А. Абрамович. Первыми из летчиков, кого встретил Александр Иванович, были Андрей Труд и Дмитрий Глинка.
Пасха, Светлое Христово Воскресение, в 1945 году совпала с днем Георгия Победоносца — 6 мая. День 9 мая был средой Светлой пасхальной седмицы…
В этот день на родине трижды Героя тысячи новосибирцев собрались перед зданием облисполкома. 1-й секретарь обкома М. В. Кулагин, выступая с речью с балкона облисполкома, говорил:
29 мая А. И. Покрышкин был вызван в Москву на дипломатический прием, который устраивал В. М. Молотов в честь Победы. С Центрального аэродрома трижды Героя на машине доставили «с корабля на бал». В гимнастерке, галифе и сапогах летчик почувствовал себя неловко среди украшенных драгоценностями дам в бальных платьях, мужчин в смокингах и парадных мундирах.
Командующему ВВС А. А. Новикову Покрышкин сказал:
— Товарищ Главный маршал! Среди этих разряженных дипломатов и гостей я чувствую себя белой вороной.
— Не обращай внимания! Сейчас, как только откроется дверь в другой зал, все эти респектабельные господа ринутся наперегонки к столам.
«Так оно и произошло», — вспоминал Александр Иванович.
Командующий ВВС отпустил его на неделю в Новосибирск. В июне 1945-го Покрышкин впервые увидел семимесячную дочь Светлану… С женой Марией они поехали по предложению парторга авиазавода А. И. Шибаева на пчельник в тайгу. Эта поездка поэтично описана М. К. Покрышкиной:
«Знаешь, Мария, за что я люблю свою Сибирь? — спрашивал меня муж. — За доброту. Вот побыл всего один день здесь и словно всю накипь страшных военных лет с души снял».
В жизни Марии Кузьминичны и Александра Ивановича заканчивалось время долгих разлук. Расставание перед полетом мужа в Москву было совсем другим, чем в прошлом сентябре.
…24 июня 1945 года. Куранты Спасской башни Кремля бьют 10 часов утра. Час торжества России. На Красной площади начинается Парад Победы — блистательно задуманное и проведенное историческое действо.
Каждый из десяти фронтов армии победителей представлен сводным полком — 1059 солдат и командиров. В полку — шесть рот пехоты, по одной роте артиллеристов, танкистов и летчиков, а также сводная рота кавалеристов, саперов и связистов. Отобраны лучшие из лучших, цвет армии. Участвуют в параде сводный полк Военно-морского флота, суворовцы, слушатели военных академий, войска Московского гарнизона.
На парадной, пошитой в традициях русской армии специально для этого дня форме, на мундирах, танковых комбинезонах, черкесках кубанских казаков — блеск орденов и медалей. В военном оркестре — 400 музыкантов, на правом фланге — полковник В. И. Агапкин, автор марша «Прощание славянки», участник парада 7 ноября 1941 года.
Колонна 1-го Украинского фронта, штандарт которого держит полковник А. И. Покрышкин, построена напротив Мавзолея. Над силуэтами елей — зубчатая черта Кремлевской стены. На трибуне Мавзолея, совсем близко, в окружении партийных и военных руководителей СССР, — Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Все взгляды прикованы к нему. То был его день… День победителей…
А. И. Покрышкин, изучив впоследствии битвы и операции Великой Отечественной войны в стенах двух академий, и в конце своей жизни повторил: «Если бы не Сталин, мы бы войну не выиграли…»
Один из кумиров дореволюционной России Александр Вертинский, вернувшийся на родину в 1943 году, написал песню «Он»:
Чуть седой, как серебряный тополь, Он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему Севастополь? Сколько стоил ему Сталинград? И в седые, холодные ночи, Когда фронт заметала пурга, Его ясные, яркие очи До конца разглядели врага. …И когда подходили вандалы К нашей древней столице отцов, Где нашел он таких генералов И таких легендарных бойцов. …Как высоко вознес он Державу, Мощь советских народов — друзей. И какую великую славу Создал он для отчизны своей. Тот же взгляд, те же речи простые, Так же мудры и просты слова. Над разорванной картой России Поседела его голова.
…Пасмурное утро, моросит дождь. Демонстрация трудящихся отменена. Мундиры промокают насквозь. Может быть, иным и не могло быть то утро Победы, доставшейся поистине неимоверной ценой… Кажется, Александр Иванович отступает от скользящей по лицам кинокамеры в тень фронтового штандарта. Наверно, он не хотел показывать нахлынувшие в этот момент чувства… «Эх, дороги, пыль да туман…» Но вот она, последняя дорога войны — по брусчатке главной русской площади под гром труб и литавр, на глазах у всего мира. «Нас переполняло чувство гордости. Во всем величии в сознании вставала наша Победа над фашизмом», — писал Покрышкин, завершая свои воспоминания именно днем 24 июня, вершиной жизни поколения фронтовиков.
Фанфары подают сигнал: «Слушайте все!» Блеснула сабля в руке командующего парадом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Он отдает рапорт Г. К. Жукову, появившемуся из Спасских ворот на белом коне. В ответ на поздравления заместителя Верховного Главнокомандующего из строя звучит «ура». Соответствует моменту музыка М. И. Глинки «Славься, славься, русский народ!».
Затем исполняется гимн Советского Союза. Одновременно грохочут 50 залпов артиллерийского салюта. И вот двинулись народные колонны. Порядок их движения — от самого северного Карельского фронта до самого южного, 3-го Украинского…
Это была, безусловно, сильнейшая армия мира. Вскоре она показала свою мощь, в три недели с минимальными потерями разорвав в клочья 750-тысячную Квантунскую армию японцев.
Картина парада, увиденная в необычном ракурсе, оставлена сербским писателем М. Црнянским. Герой его «Романа о Лондоне», русский князь-изгнанник Николай Репнин в одиночестве бродит по улицам чужой столицы. Все утрачено и жизнь видится лишенной смысла… Чтобы скоротать время, он заходит в кинотеатр на вокзале и видит название одного из короткометражных фильмов — «Парад на Красной площади в Москве». И не парад нужен князю, а хотя бы несколько видов Белокаменной и Златоглавой:
«На экране он увидел Кремль и Красную площадь. Трибуну, где стоял в окружении своих людей Сталин, и, главное, парад войск. В Москве парад продолжался очень долго. Однако в Лондоне, сразу после войны, этот фильм шел только в маленьких кинотеатрах и давался с сокращениями. Он длился совсем, совсем мало. Репнин сидел в полузабытьи, склонив голову, и смотрел, широко раскрыв глаза. В горле у него пересохло… Совсем поразил Репнина парадный церемониал и выправка этих двух военных на конях. Все совершалось так же, как в бывшей старой армии.
Далее камера стала скользить, показывая крупным планом выведенные на парад, замершие по команде «смирно» отборные части. Камера специально задержалась на нескольких прославленных полководцах, в мундирах с иголочи, расшитых золотом, и Репнина особенно тронули их смуглые шеи, видневшиеся над воротничками мундиров» словно эти маршальские мундиры они надели прямо на голое тело, шагнув в вечность. Они стояли в строю чисто выбритые, неподвижно.
Это была та же самая армия — просто воскресла старая русская армия, казалось Репнину. Ему хотелось закричать об этом в темноте зала. Он принадлежал к старому, посрамленному русскому воинству, а на полотне перед ним маршировали победители. Однако того, что затем последовало, он не мог себе даже вообразить.
На площадь вступили части, и шли они таким чеканным шагом, что, казалось, сотрясался экран, а должно быть, тряслась и сама Красная площадь. Развернутым строем шли воины, неся в руках отнятые у врага знамена, и, словно в некоем балете, швыряли их к подножию Кремля.
Это было невероятно.
В каком-то порыве он подался вперед и смотрел в темноте широко раскрытыми глазами. Замершие было на площади части вдруг с шумом двинулись.
Та же самая, знакомая ему поступь. В первое мгновение, глядя на железные шеренги сапог, ног и людей в первых рядах, он даже не заметил знамен в их руках. Увидел позже, когда они их повергли к подножию Кремля.
Количество поверженных знамен все увеличивалось. Куча росла. Словно вырастал огромный костер. Будто скорпионы, корчились в этой куче начертанные на знаменах свастики. Репнин стиснул зубы и смотрел молча…
Сосед слева от него, англичанин, взирал на экран с явной иронией. Он кривил губы, а заметив лихорадочное выражение на лице Репнина, увидев его горящие, широко раскрытые глаза, которые тот не отрывал от экрана, легонько подтолкнул локтем…
— В один прекрасный день русские за это дорого заплатят. — И, заметив, что Репнин молчит, добавил: — Кто бы мог себе такое представить?..»
24 июня 1945 года предсказанный англичанином день еще не просматривался впереди. Но злоба при виде триумфа в Москве корежила многих…
Покрышкин, уже с почетной трибуны глядя на лавину танков, орудий, гвардейских минометов — «катюш», на ликующий народ, все же задавал себе вопрос: «Не забудет ли мир, человечество, чего стоила ему эта победа над гитлеризмом?.. Не забудут ли люди, сколько за эти годы было пролито крови, сколько могил рассеяно по земле от Волги до Шпрее?..»
Той энергии достало на сорок с лишним лет, в течение которых созданная победителями сверхдержава удерживала свои границы.
Гордость Великой Победой — огромная духовная сила — стала главным двигателем восстановления разрушенного войной достояния советского народа, всех последующих достижений СССР. Эта Победа и эта гордость и сейчас оставляют России надежду…
Великая победа не только в памяти, она в сердцах, в характере всех, гордых своим недавним прошлым, жителей просторов исчезнувшего с карты мира Советского Союза.
…Вскоре после Победы русский эмигрант Иван Солоневич, который в 1936 году предсказывал, что в случае войны против СССР «все штыки и все вилы» будут «воткнуты в спину Красной Армии», написал книгу «Народная монархия». В ней Солоневич, которого немцы не слушали и держали под надзором, полемически размышляет об истории и характере русского народа. Слишком часто о русском человеке за границей судят по художественной литературе, которая нередко оказывается «кривым зеркалом»:
«Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные. И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москвичей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков — откуда-то возникли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли…
В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди — по тайге и тундрам — прошли десятки тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один сплошной нуль? Или — как это самый пассивный народ в Европе — русские смогли обзавестись 21 миллионом кв. км, а динамические немцы так и остались на своих 450 000? Так что или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион квадратных километров. Или любовь к страданию — или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или «анархизм русской души» — или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима и «история русской общественной мысли». Кто-то врет: или история или мысль…
Разгром Гитлера есть, конечно, результат национального чувства, взятого в его почти химически чистом виде… Германия поставила перед Россией вопрос «быть или не быть» — и получила свой ответ».
Доктор исторических наук В. П. Попов пишет:
После вечернего приема в Кремле летчики 9-й гвардейской дивизии — Дмитрий Глинка, Николай Трофимов, Александр Вильямсон, Алексей Закалюк — собрались у своего командира в гостиничном номере. Зашел разговор и о планах на будущее. Начиналась эра реактивной авиации. Наивных мечтателей среди собравшихся у Покрышкина не было, все понимали неизбежность угроз извне. Фронтовых героев ждали аудитории военных академий.
Часть третья
XVI. «Служить бы рад…»
Поздравляя Покрышкина в августе 1944-го с присвоением звания трижды Героя, командир корпуса А. В. Утин сказал ему: «Рад за тебя, Саша! Ты по праву заслужил это звание и носи его с гордостью. Но запомни мои слова: твои три звезды — это твой терновый венец, который очень больно будет колоть тебя всю жизнь…»
Слова эти оказались вещими. Несмотря на официальные почести и высокие посты, которые доставались ему огромным трудом, судьба народного героя после войны была непростой.
Летом 1945 года А. И. Покрышкину предложили поступить в Военно-воздушную академию. Но он отвергает этот, казалось бы, вполне логичный вариант и просит направить его на основной факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. Полковника, которому недавно исполнилось 32 года, не страшат трудности изучения малознакомых для него общевойсковых дисциплин. Покрышкин считал, что такая подготовка позволит ему глубоко освоить вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками. Не без оснований он полагал, что курс Военно-воздушной академии им в целом уже освоен.
Вместе с другом — дважды Героем Советского Союза Владимиром Лавриненковым — Покрышкин штудирует военные науки. Основной восьмиэтажный корпус академии, расположенный в Москве, на проезде Девичьего Поля, и сейчас впечатляет мощью архитектуры 1930-х годов.
На первых учебных сборах в Загорске (ныне — Сергиев Посад) Героям-летчикам приходится ползать по-пластунски, рыть окопы и траншеи, осваивать все навыки пехотинца. Не выдержав общевойсковых порядков, Иван Кожедуб и Амет-хан Султан убыли в Военно-воздушную академию.
В. Д. Лавриненков описывает эпизод, когда им с Покрышкиным надо было сдать зачет по стрельбе из артиллерийского орудия. Слушатели сборов подначивали летчиков, сомневаясь в их успехе.
«Покрышкин молча, ни на кого не обращая внимания, с головой ушел в расчеты. Я тоже молча орудовал с прицелом…
— Огонь!
Покрышкин производит выстрел. Точно в цель.
…И третий снаряд попал точно по назначению. Повторить этот результат на сей раз никому, даже артиллеристам, не удалось».
Класс встретил Покрышкина и Лавриненкова песней:
«Мы парни бравые, бравые, бравые…» Смотрелись они действительно броско. Лавриненков — также сильного сложения, лицо скульптурной лепки. Вырос Владимир Дмитриевич в смоленской деревне, прославился в воздушных боях под Сталинградом. В августе 1943-го Лавриненков, после столкновения с уже сбитым им немецким разведчиком ФВ-189, выбросился из «аэрокобры» на парашюте. Ветер отнес его к немецким траншеям… Под охраной в купе железнодорожного вагона двух пленных летчиков повезли в Германию. Лавриненков был опознан как известный ас, Герой Советского Союза.
В купе он приятно удивил немцев, подобострастно вскакивая с места, чтобы открыть им дверь. Затем бьет по чемодану, на котором успокоившиеся охранники расставили свои закуски, и, распахнув отработанным движением дверь, выпрыгивает с напарником из шедшего полным ходом поезда в ночную украинскую степь. Воевал в партизанском отряде, вернулся в свой полк. За войну совершил 448 боевых вылетов, сбил лично 35 и в группе 11 самолетов противника.
Покрышкину и Лавриненкову, при помощи бывшего командарма, а теперь заместителя главкома ВВС генерал-полковника Т. Т. Хрюкина, удалось добиться разрешения на полеты на истребителе, хотя академическое начальство возражало. «По очереди уходили мы в зону пилотажа, специально отведенную для нас, и там отводили душу. Один на один с небом — это настоящее счастье!» — вспоминал Лавриненков.
К великому горю летчиков, генерал Хрюкин умер в 1953 году, 43-летним, от болезни почек…
Полеты беспокоили жен. Однако Покрышкин говорил Марии Кузьминичне: «Эх ты, а еще жена летчика. Понимать должна, чем реже я стану летать, тем больше буду терять летные навыки». Иногда отшучивался: «Выходила бы замуж за начпрода, максимум, что ему грозило бы, это растрата».
Полковник В. И. Бочков тепло вспоминал дружную учебную академическую группу, составленную из отличившихся на фронте офицеров. Старостой был Покрышкин.
«В длинные зимние вечера, выполняя курсовые задания, наклонившись над картами, Миша Титов (впоследствии — генерал-лейтенант. — А. Т.) тихо запевал любимую чапаевскую песню с припевом „Ты добычи не добьешься…“, ее подхватывала вся группа, и надо было слышать и видеть, с какой страстью пел Александр Иванович. Все мы горячо любили и уважали его. Он был у нас первым заводилой во всех делах».
М. К. Покрышкина в своей книге воспоминаний описывает дружеские встречи тех первых послевоенных лет с Лавриненковыми, другими однокашниками мужа, с художником Василием Николаевичем Мешковым, с артистами — Борисом Бабочкиным и Сергеем Столяровым…
Был знаком Александр Иванович со знаменитым футболистом и хоккеистом Всеволодом Бобровым, с абсолютным чемпионом страны по боксу Николаем Королевым, который позднее свою книгу «На ринге» подписал: «Отзывчивому товарищу! Королю воздуха Александру Покрышкину в знак глубокого уважения от автора. 5 сентября 1950 г.».
Королеву, кстати говоря, Покрышкин однажды взял да и отдал привезенный из Германии трофейный серебристого цвета роскошный «хорьх», подарок командующего воздушной армии С. А. Красовского. «Зачем мне „хорьх“? У меня есть служебная машина».
Двухкомнатная квартира на улице Горького, 8 всегда была полна друзьями, однополчанами, избирателями, пришедшими по депутатским делам. В 1946 году А. И. Покрышкин был избран депутатом Верховного Совета СССР от Татарского района Новосибирской области.
В том же, 1946-м, все авиаторы были потрясены судом над командующим ВВС Главным маршалом авиации А. А. Новиковым, наркомом авиапромышленности А. И. Шахуриным и рядом других генералов и руководящих работников авиапромышленности. Все они были приговорены к различным срокам тюремного заключения за поставку в армию некачественных самолетов. Совсем недавно их награждали Золотыми Звездами и орденами, а спустя год — отправили в камеры и лагеря… Официальные обвинения были малоубедительны. За этим процессом и поныне тянется шлейф различных слухов и версий. По одной из них Новиков был арестован, чтобы выбить из него показания против Г. К. Жукова. По другой — сын И. В. Сталина Василий сам хотел стать командующим ВВС и доложил отцу об отставании нашей авиации…
Так или иначе, люди, надеявшиеся, что репрессии остались позади, что Победа сплотила наше общество, испытали шок. Герой Советского Союза Г. А. Баевский, в то время слушатель Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н. Е. Жуковского, вспоминает: «У всех ощущение было, прямо скажем, хреновое. Ну вот, опять… Что же дальше? — появилась мысль…»
В 1953 году все осужденные по «авиационному делу» были оправданы. А. А. Новиков после шести лет строгой изоляции в следственной тюрьме был назначен командующим Дальней авиацией. В начале 1955-го его прямота и возражения на представительном совещании не понравились Н. С. Хрущеву, и Новикова сняли с поста. Несколько лет Александр Александрович занимал скромную должность начальника Высшего авиационного училища Гражданской авиации. Такие люди, как А. А. Новиков, оказались в мирное время не нужны…
А. И. Покрышкин не раз встречался со своим бывшим командующим на различных собраниях. Бывал Главный маршал авиации и дома у Покрышкиных. Уважение друг к другу они сохранили до конца своих дней.
…Подходил к завершению трехгодичный курс обучения в академии.
Из личного дела А. И. Покрышкина:
Можно добавить к этому заключению главный штрих — своим предупреждением о появлении А. И. Покрышкина в небе, заявлениями «меня мог сбить только Покрышкин» и тому подобным немцы признали превосходство русского летчика.
…5 мая 1945 года Александр Иванович с ведомым побывал в Берлине. Как вспоминает Г. Г. Голубев: «Расписались и мы на рейхстаге, осмотрели его и затем вышли на площадь, постояли у Бранденбургских ворот… Пустынная площадь усыпана обломками кирпичей и стекла, осколками и гильзами. Тянет пороховой гарью…»
В ночь на 9 мая Покрышкин, завершив в штабе планирование следующего боевого дня, «провалился в привычно короткий и настороженный сон». Разбудила его нараставшая пальба из всех видов оружия, вплоть до авиапушек и пулеметов…
«Я схватил в темноте трубку телефона.
— Дежурный? Что происходит? Почему стреляют?
— Фашистская Германия капитулировала, товарищ полковник! Кончилась война!..»
Положив трубку, Александр Иванович несколько минут постоял, глядя в окно на фейерверк победных трасс… Затем:
«Я тоже достал пистолет и несколько раз выстрелил из окна вверх».
Поздравил командира начальник штаба Б. А. Абрамович. Первыми из летчиков, кого встретил Александр Иванович, были Андрей Труд и Дмитрий Глинка.
«Дорогой наш командир!Три летчика-богатыря обнялись. Страна ликовала. С плеч народа падал груз, всю тяжесть которого никогда не измерить.
Поздравляем с долгожданной победой! Позволь от всех летчиков расцеловать тебя, наш Батя! — торжественно произнес Труд, обнимая меня.
— Поздравляю вас, Андрей и Дмитрий, с тем, что дожили вы до светлого праздника!
— Товарищ командир! Мы же с Дмитрием криворожские шахтеры. Не задавило под землей, а в воздухе нас убить было трудно, тем более когда у нас был такой учитель!»
Пасха, Светлое Христово Воскресение, в 1945 году совпала с днем Георгия Победоносца — 6 мая. День 9 мая был средой Светлой пасхальной седмицы…
В этот день на родине трижды Героя тысячи новосибирцев собрались перед зданием облисполкома. 1-й секретарь обкома М. В. Кулагин, выступая с речью с балкона облисполкома, говорил:
«Дорогие товарищи, друзья, деды, отцы, матери, сестры, жены, дети, героические труженики, славные сибиряки!.. Нельзя словами выразить переживаемые чувства. Этот день войдет в историю многих веков, многих поколений.Друг А. И. Покрышкина по ФЗУ начальник цеха Анатолий Бовтручук описал празднование Дня Победы на родном заводе: «Начальство приказало выкатить к проходной несколько бочек спирта и всем подавали… В войну здорово сработали — и теперь вроде как премия получилась спиртовая для всех отличившихся… Вызываю к себе, наливаю спирт и подаю. Условие одно — пей, но не попадайся!.. И загудели мужики по полной, о работе в этот день уже никто не вспоминал…»
Сибиряки с честью вынесли на своих плечах тяжести Отечественной войны, с честью выдержали экзамен. Сибирь в дни войны стала, а если понадобится — будет и дальше, могущественным арсеналом Красной Армии.
…Сегодня на нашей улице праздник. Торжествуй и славь победу, народ-победитель!»
29 мая А. И. Покрышкин был вызван в Москву на дипломатический прием, который устраивал В. М. Молотов в честь Победы. С Центрального аэродрома трижды Героя на машине доставили «с корабля на бал». В гимнастерке, галифе и сапогах летчик почувствовал себя неловко среди украшенных драгоценностями дам в бальных платьях, мужчин в смокингах и парадных мундирах.
Командующему ВВС А. А. Новикову Покрышкин сказал:
— Товарищ Главный маршал! Среди этих разряженных дипломатов и гостей я чувствую себя белой вороной.
— Не обращай внимания! Сейчас, как только откроется дверь в другой зал, все эти респектабельные господа ринутся наперегонки к столам.
«Так оно и произошло», — вспоминал Александр Иванович.
Командующий ВВС отпустил его на неделю в Новосибирск. В июне 1945-го Покрышкин впервые увидел семимесячную дочь Светлану… С женой Марией они поехали по предложению парторга авиазавода А. И. Шибаева на пчельник в тайгу. Эта поездка поэтично описана М. К. Покрышкиной:
«Поехали мы на пасеку в фаэтоне, запряженном симпатичной гнедой лошадкой. Дорога все время шла лесом. Смыкающиеся в вышине кроны деревьев создавали зеленый, пронизанный солнцем многокилометровый тоннель. Ехали мы, ехали, и вдруг — диво дивное! Перед нами открылась огромная и словно каким-то волшебником раскрашенная поляна. Только выехав на нее, мы поняли, в чем дело. Вся она была засеяна длинными полосами розовых, белых, голубых, сиреневых медоносных трав. А вокруг этой дивной поляны, словно вековые стражи, стояли огромные березы, причем все они разнились друг от друга рисунком коры и кроной… К тому же нашим взорам предстала трава невиданной высоты, в которой радовало глаз множество цветов, среди них были и сибирские огоньки…»Беседы с умудренным светлым человеком, пчеловодом К. К. Бессоновым, банька по-черному, прогулки по лесу, любимый с детства шум деревьев переносили Героя из войны в прекрасный, казавшийся сказочным, мир…
«Знаешь, Мария, за что я люблю свою Сибирь? — спрашивал меня муж. — За доброту. Вот побыл всего один день здесь и словно всю накипь страшных военных лет с души снял».
В жизни Марии Кузьминичны и Александра Ивановича заканчивалось время долгих разлук. Расставание перед полетом мужа в Москву было совсем другим, чем в прошлом сентябре.
…24 июня 1945 года. Куранты Спасской башни Кремля бьют 10 часов утра. Час торжества России. На Красной площади начинается Парад Победы — блистательно задуманное и проведенное историческое действо.
Каждый из десяти фронтов армии победителей представлен сводным полком — 1059 солдат и командиров. В полку — шесть рот пехоты, по одной роте артиллеристов, танкистов и летчиков, а также сводная рота кавалеристов, саперов и связистов. Отобраны лучшие из лучших, цвет армии. Участвуют в параде сводный полк Военно-морского флота, суворовцы, слушатели военных академий, войска Московского гарнизона.
На парадной, пошитой в традициях русской армии специально для этого дня форме, на мундирах, танковых комбинезонах, черкесках кубанских казаков — блеск орденов и медалей. В военном оркестре — 400 музыкантов, на правом фланге — полковник В. И. Агапкин, автор марша «Прощание славянки», участник парада 7 ноября 1941 года.
Колонна 1-го Украинского фронта, штандарт которого держит полковник А. И. Покрышкин, построена напротив Мавзолея. Над силуэтами елей — зубчатая черта Кремлевской стены. На трибуне Мавзолея, совсем близко, в окружении партийных и военных руководителей СССР, — Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Все взгляды прикованы к нему. То был его день… День победителей…
А. И. Покрышкин, изучив впоследствии битвы и операции Великой Отечественной войны в стенах двух академий, и в конце своей жизни повторил: «Если бы не Сталин, мы бы войну не выиграли…»
Один из кумиров дореволюционной России Александр Вертинский, вернувшийся на родину в 1943 году, написал песню «Он»:
Чуть седой, как серебряный тополь, Он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему Севастополь? Сколько стоил ему Сталинград? И в седые, холодные ночи, Когда фронт заметала пурга, Его ясные, яркие очи До конца разглядели врага. …И когда подходили вандалы К нашей древней столице отцов, Где нашел он таких генералов И таких легендарных бойцов. …Как высоко вознес он Державу, Мощь советских народов — друзей. И какую великую славу Создал он для отчизны своей. Тот же взгляд, те же речи простые, Так же мудры и просты слова. Над разорванной картой России Поседела его голова.
…Пасмурное утро, моросит дождь. Демонстрация трудящихся отменена. Мундиры промокают насквозь. Может быть, иным и не могло быть то утро Победы, доставшейся поистине неимоверной ценой… Кажется, Александр Иванович отступает от скользящей по лицам кинокамеры в тень фронтового штандарта. Наверно, он не хотел показывать нахлынувшие в этот момент чувства… «Эх, дороги, пыль да туман…» Но вот она, последняя дорога войны — по брусчатке главной русской площади под гром труб и литавр, на глазах у всего мира. «Нас переполняло чувство гордости. Во всем величии в сознании вставала наша Победа над фашизмом», — писал Покрышкин, завершая свои воспоминания именно днем 24 июня, вершиной жизни поколения фронтовиков.
Фанфары подают сигнал: «Слушайте все!» Блеснула сабля в руке командующего парадом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Он отдает рапорт Г. К. Жукову, появившемуся из Спасских ворот на белом коне. В ответ на поздравления заместителя Верховного Главнокомандующего из строя звучит «ура». Соответствует моменту музыка М. И. Глинки «Славься, славься, русский народ!».
Затем исполняется гимн Советского Союза. Одновременно грохочут 50 залпов артиллерийского салюта. И вот двинулись народные колонны. Порядок их движения — от самого северного Карельского фронта до самого южного, 3-го Украинского…
Это была, безусловно, сильнейшая армия мира. Вскоре она показала свою мощь, в три недели с минимальными потерями разорвав в клочья 750-тысячную Квантунскую армию японцев.
Картина парада, увиденная в необычном ракурсе, оставлена сербским писателем М. Црнянским. Герой его «Романа о Лондоне», русский князь-изгнанник Николай Репнин в одиночестве бродит по улицам чужой столицы. Все утрачено и жизнь видится лишенной смысла… Чтобы скоротать время, он заходит в кинотеатр на вокзале и видит название одного из короткометражных фильмов — «Парад на Красной площади в Москве». И не парад нужен князю, а хотя бы несколько видов Белокаменной и Златоглавой:
«На экране он увидел Кремль и Красную площадь. Трибуну, где стоял в окружении своих людей Сталин, и, главное, парад войск. В Москве парад продолжался очень долго. Однако в Лондоне, сразу после войны, этот фильм шел только в маленьких кинотеатрах и давался с сокращениями. Он длился совсем, совсем мало. Репнин сидел в полузабытьи, склонив голову, и смотрел, широко раскрыв глаза. В горле у него пересохло… Совсем поразил Репнина парадный церемониал и выправка этих двух военных на конях. Все совершалось так же, как в бывшей старой армии.
Далее камера стала скользить, показывая крупным планом выведенные на парад, замершие по команде «смирно» отборные части. Камера специально задержалась на нескольких прославленных полководцах, в мундирах с иголочи, расшитых золотом, и Репнина особенно тронули их смуглые шеи, видневшиеся над воротничками мундиров» словно эти маршальские мундиры они надели прямо на голое тело, шагнув в вечность. Они стояли в строю чисто выбритые, неподвижно.
Это была та же самая армия — просто воскресла старая русская армия, казалось Репнину. Ему хотелось закричать об этом в темноте зала. Он принадлежал к старому, посрамленному русскому воинству, а на полотне перед ним маршировали победители. Однако того, что затем последовало, он не мог себе даже вообразить.
На площадь вступили части, и шли они таким чеканным шагом, что, казалось, сотрясался экран, а должно быть, тряслась и сама Красная площадь. Развернутым строем шли воины, неся в руках отнятые у врага знамена, и, словно в некоем балете, швыряли их к подножию Кремля.
Это было невероятно.
В каком-то порыве он подался вперед и смотрел в темноте широко раскрытыми глазами. Замершие было на площади части вдруг с шумом двинулись.
Та же самая, знакомая ему поступь. В первое мгновение, глядя на железные шеренги сапог, ног и людей в первых рядах, он даже не заметил знамен в их руках. Увидел позже, когда они их повергли к подножию Кремля.
Количество поверженных знамен все увеличивалось. Куча росла. Словно вырастал огромный костер. Будто скорпионы, корчились в этой куче начертанные на знаменах свастики. Репнин стиснул зубы и смотрел молча…
Сосед слева от него, англичанин, взирал на экран с явной иронией. Он кривил губы, а заметив лихорадочное выражение на лице Репнина, увидев его горящие, широко раскрытые глаза, которые тот не отрывал от экрана, легонько подтолкнул локтем…
— В один прекрасный день русские за это дорого заплатят. — И, заметив, что Репнин молчит, добавил: — Кто бы мог себе такое представить?..»
24 июня 1945 года предсказанный англичанином день еще не просматривался впереди. Но злоба при виде триумфа в Москве корежила многих…
Покрышкин, уже с почетной трибуны глядя на лавину танков, орудий, гвардейских минометов — «катюш», на ликующий народ, все же задавал себе вопрос: «Не забудет ли мир, человечество, чего стоила ему эта победа над гитлеризмом?.. Не забудут ли люди, сколько за эти годы было пролито крови, сколько могил рассеяно по земле от Волги до Шпрее?..»
Той энергии достало на сорок с лишним лет, в течение которых созданная победителями сверхдержава удерживала свои границы.
Гордость Великой Победой — огромная духовная сила — стала главным двигателем восстановления разрушенного войной достояния советского народа, всех последующих достижений СССР. Эта Победа и эта гордость и сейчас оставляют России надежду…
Великая победа не только в памяти, она в сердцах, в характере всех, гордых своим недавним прошлым, жителей просторов исчезнувшего с карты мира Советского Союза.
…Вскоре после Победы русский эмигрант Иван Солоневич, который в 1936 году предсказывал, что в случае войны против СССР «все штыки и все вилы» будут «воткнуты в спину Красной Армии», написал книгу «Народная монархия». В ней Солоневич, которого немцы не слушали и держали под надзором, полемически размышляет об истории и характере русского народа. Слишком часто о русском человеке за границей судят по художественной литературе, которая нередко оказывается «кривым зеркалом»:
«Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные. И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москвичей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков — откуда-то возникли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли…
В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди — по тайге и тундрам — прошли десятки тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один сплошной нуль? Или — как это самый пассивный народ в Европе — русские смогли обзавестись 21 миллионом кв. км, а динамические немцы так и остались на своих 450 000? Так что или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион квадратных километров. Или любовь к страданию — или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или «анархизм русской души» — или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима и «история русской общественной мысли». Кто-то врет: или история или мысль…
Разгром Гитлера есть, конечно, результат национального чувства, взятого в его почти химически чистом виде… Германия поставила перед Россией вопрос «быть или не быть» — и получила свой ответ».
Доктор исторических наук В. П. Попов пишет:
«…Существует устойчивая традиция, которая объясняет победу Советского Союза над фашистской Германией исключительно количественным фактором (территория, людские ресурсы и т. п.). Было и это, о чем свидетельствуют цифры погибших. Но главное состояло в другом.…Парад завершился. Его участников обнимали в праздничной толпе, «качали». Покрышкина, о чем он скромно умалчивает, несли до гостиницы «Москва» на руках. Люди были охвачены единением и счастьем, которого следующим поколениям уже не было дано…
Характер русского воина, получивший свое воплощение в таких эпических фигурах, как А. И. Покрышкин, В. Н. Леонов (дважды Герой Советского Союза, командир диверсионно-разведывательных отрядов Северного, а затем Тихоокеанского флотов. — А. Т.) и им подобные, в конечном счете стал тем фундаментом Победы, на котором выстроилось все остальное».
После вечернего приема в Кремле летчики 9-й гвардейской дивизии — Дмитрий Глинка, Николай Трофимов, Александр Вильямсон, Алексей Закалюк — собрались у своего командира в гостиничном номере. Зашел разговор и о планах на будущее. Начиналась эра реактивной авиации. Наивных мечтателей среди собравшихся у Покрышкина не было, все понимали неизбежность угроз извне. Фронтовых героев ждали аудитории военных академий.
Часть третья
«ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ»
XVI. «Служить бы рад…»
Если другое зло имеет некий предел, то зависть предела не имеет…
Архимандрит Кирилл (Павлов). Проповеди
Поздравляя Покрышкина в августе 1944-го с присвоением звания трижды Героя, командир корпуса А. В. Утин сказал ему: «Рад за тебя, Саша! Ты по праву заслужил это звание и носи его с гордостью. Но запомни мои слова: твои три звезды — это твой терновый венец, который очень больно будет колоть тебя всю жизнь…»
Слова эти оказались вещими. Несмотря на официальные почести и высокие посты, которые доставались ему огромным трудом, судьба народного героя после войны была непростой.
Летом 1945 года А. И. Покрышкину предложили поступить в Военно-воздушную академию. Но он отвергает этот, казалось бы, вполне логичный вариант и просит направить его на основной факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. Полковника, которому недавно исполнилось 32 года, не страшат трудности изучения малознакомых для него общевойсковых дисциплин. Покрышкин считал, что такая подготовка позволит ему глубоко освоить вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками. Не без оснований он полагал, что курс Военно-воздушной академии им в целом уже освоен.
Вместе с другом — дважды Героем Советского Союза Владимиром Лавриненковым — Покрышкин штудирует военные науки. Основной восьмиэтажный корпус академии, расположенный в Москве, на проезде Девичьего Поля, и сейчас впечатляет мощью архитектуры 1930-х годов.
На первых учебных сборах в Загорске (ныне — Сергиев Посад) Героям-летчикам приходится ползать по-пластунски, рыть окопы и траншеи, осваивать все навыки пехотинца. Не выдержав общевойсковых порядков, Иван Кожедуб и Амет-хан Султан убыли в Военно-воздушную академию.
В. Д. Лавриненков описывает эпизод, когда им с Покрышкиным надо было сдать зачет по стрельбе из артиллерийского орудия. Слушатели сборов подначивали летчиков, сомневаясь в их успехе.
«Покрышкин молча, ни на кого не обращая внимания, с головой ушел в расчеты. Я тоже молча орудовал с прицелом…
— Огонь!
Покрышкин производит выстрел. Точно в цель.
…И третий снаряд попал точно по назначению. Повторить этот результат на сей раз никому, даже артиллеристам, не удалось».
Класс встретил Покрышкина и Лавриненкова песней:
«Мы парни бравые, бравые, бравые…» Смотрелись они действительно броско. Лавриненков — также сильного сложения, лицо скульптурной лепки. Вырос Владимир Дмитриевич в смоленской деревне, прославился в воздушных боях под Сталинградом. В августе 1943-го Лавриненков, после столкновения с уже сбитым им немецким разведчиком ФВ-189, выбросился из «аэрокобры» на парашюте. Ветер отнес его к немецким траншеям… Под охраной в купе железнодорожного вагона двух пленных летчиков повезли в Германию. Лавриненков был опознан как известный ас, Герой Советского Союза.
В купе он приятно удивил немцев, подобострастно вскакивая с места, чтобы открыть им дверь. Затем бьет по чемодану, на котором успокоившиеся охранники расставили свои закуски, и, распахнув отработанным движением дверь, выпрыгивает с напарником из шедшего полным ходом поезда в ночную украинскую степь. Воевал в партизанском отряде, вернулся в свой полк. За войну совершил 448 боевых вылетов, сбил лично 35 и в группе 11 самолетов противника.
Покрышкину и Лавриненкову, при помощи бывшего командарма, а теперь заместителя главкома ВВС генерал-полковника Т. Т. Хрюкина, удалось добиться разрешения на полеты на истребителе, хотя академическое начальство возражало. «По очереди уходили мы в зону пилотажа, специально отведенную для нас, и там отводили душу. Один на один с небом — это настоящее счастье!» — вспоминал Лавриненков.
К великому горю летчиков, генерал Хрюкин умер в 1953 году, 43-летним, от болезни почек…
Полеты беспокоили жен. Однако Покрышкин говорил Марии Кузьминичне: «Эх ты, а еще жена летчика. Понимать должна, чем реже я стану летать, тем больше буду терять летные навыки». Иногда отшучивался: «Выходила бы замуж за начпрода, максимум, что ему грозило бы, это растрата».
Полковник В. И. Бочков тепло вспоминал дружную учебную академическую группу, составленную из отличившихся на фронте офицеров. Старостой был Покрышкин.
«В длинные зимние вечера, выполняя курсовые задания, наклонившись над картами, Миша Титов (впоследствии — генерал-лейтенант. — А. Т.) тихо запевал любимую чапаевскую песню с припевом „Ты добычи не добьешься…“, ее подхватывала вся группа, и надо было слышать и видеть, с какой страстью пел Александр Иванович. Все мы горячо любили и уважали его. Он был у нас первым заводилой во всех делах».
М. К. Покрышкина в своей книге воспоминаний описывает дружеские встречи тех первых послевоенных лет с Лавриненковыми, другими однокашниками мужа, с художником Василием Николаевичем Мешковым, с артистами — Борисом Бабочкиным и Сергеем Столяровым…
Был знаком Александр Иванович со знаменитым футболистом и хоккеистом Всеволодом Бобровым, с абсолютным чемпионом страны по боксу Николаем Королевым, который позднее свою книгу «На ринге» подписал: «Отзывчивому товарищу! Королю воздуха Александру Покрышкину в знак глубокого уважения от автора. 5 сентября 1950 г.».
Королеву, кстати говоря, Покрышкин однажды взял да и отдал привезенный из Германии трофейный серебристого цвета роскошный «хорьх», подарок командующего воздушной армии С. А. Красовского. «Зачем мне „хорьх“? У меня есть служебная машина».
Двухкомнатная квартира на улице Горького, 8 всегда была полна друзьями, однополчанами, избирателями, пришедшими по депутатским делам. В 1946 году А. И. Покрышкин был избран депутатом Верховного Совета СССР от Татарского района Новосибирской области.
В том же, 1946-м, все авиаторы были потрясены судом над командующим ВВС Главным маршалом авиации А. А. Новиковым, наркомом авиапромышленности А. И. Шахуриным и рядом других генералов и руководящих работников авиапромышленности. Все они были приговорены к различным срокам тюремного заключения за поставку в армию некачественных самолетов. Совсем недавно их награждали Золотыми Звездами и орденами, а спустя год — отправили в камеры и лагеря… Официальные обвинения были малоубедительны. За этим процессом и поныне тянется шлейф различных слухов и версий. По одной из них Новиков был арестован, чтобы выбить из него показания против Г. К. Жукова. По другой — сын И. В. Сталина Василий сам хотел стать командующим ВВС и доложил отцу об отставании нашей авиации…
Так или иначе, люди, надеявшиеся, что репрессии остались позади, что Победа сплотила наше общество, испытали шок. Герой Советского Союза Г. А. Баевский, в то время слушатель Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н. Е. Жуковского, вспоминает: «У всех ощущение было, прямо скажем, хреновое. Ну вот, опять… Что же дальше? — появилась мысль…»
В 1953 году все осужденные по «авиационному делу» были оправданы. А. А. Новиков после шести лет строгой изоляции в следственной тюрьме был назначен командующим Дальней авиацией. В начале 1955-го его прямота и возражения на представительном совещании не понравились Н. С. Хрущеву, и Новикова сняли с поста. Несколько лет Александр Александрович занимал скромную должность начальника Высшего авиационного училища Гражданской авиации. Такие люди, как А. А. Новиков, оказались в мирное время не нужны…
А. И. Покрышкин не раз встречался со своим бывшим командующим на различных собраниях. Бывал Главный маршал авиации и дома у Покрышкиных. Уважение друг к другу они сохранили до конца своих дней.
…Подходил к завершению трехгодичный курс обучения в академии.
Из личного дела А. И. Покрышкина:
«За время учебы в Военной академии им. Фрунзе тов. Покрышкин аттестовался исключительно положительно. Проявил себя как весьма способный к учебе офицер. 1-й курс окончил хорошо, 2-й курс отлично, годовой экзамен за 3-й курс сдал отлично. Дипломную работу на тему „Борьба истребителей с большой группой бомбардировщиков“ защитил с оценкой отлично.
…В аттестации на тов. Покрышкина особо отмечаются следующие положительные качества: дисциплинированность, добросовестность, выдержанность, спокойствие. Глубоко вникает в существо вопросов и принимает верные решения»