Страница:
- Понимаешь, дело тут очень деликатное. Пожалуйста, не говори никому...
Оказалось, что Иван приехал домой, а его подруга в это время ушла на фронт. Свадьба не состоялась. Земляки, когда отпуск Ивана окончился, преподнесли в подарок для его друзей, летчиков-фронтовиков, четверть самогона-первача: "Уж не осуди. Чем богаты... " Иван всю дорогу берег огромную бутыль, завернув ее в мою "фирменную" шинель. От Краснодара до аэродрома он добирался на перекладных, и вот уже в последней машине шофер так тряхнул своих седоков, что они все повылетали из кузова и сильно ударились о землю. Все остались живы, только вот Иван немножко пострадал: четверть с самогоном разбилась. Понятно, крепкий самодельный напиток пропитал шинель. По приезде Иван выстирал ее, чтобы освободить от запаха самогона, и повесить сушить где-то за станицей, на огородах.
- Вот как высохнет, он ее отутюжет и принесет тебе, - серьезно закончил Борис, а мне вдруг стало так смешно: я представила Ивана, летящего из грузовика в обнимку с бутылью, завернутой в мою шинель. И я предложила:
- Уж ладно. Шинель мне придется просить у командира батальона новую, а эту, так и быть, подарю Ивану - пусть напоминает о подарке земляков.
Так оно и чередовалось в нашей фронтовой жизни: редкие минуты молодого веселья, разрядки, горе потерь и боевые вылеты, атаки...
Летчик Кузьма Грудняк
В одном из вылетов подбитый штурмовик Кузьмы Грудняка приземлился, едва перетянув линию фронта. Ил-2 с поврежденным мотором стоял на колесах в лощине, недалеко от оврага, за которым проходил передний край обороны врага. Летчик под градом пуль и разрывов мин выбрался из кабины и залег. Затем он пополз в свою сторону, вскоре доложил о случившемся и к его самолету выехали техники. К машине пробираться пришлось пешком. Вся местность была перекопана траншеями, заминирована, поэтому отбуксировать самолет от передовой не представлялось возможным. Для спасения "ильюшина" оставалось только одно: после смены поврежденного мотора взлететь с того места, где он стоял. Но как это сделать? Ведь для взлета нужен разбег, а вокруг сплошные траншеи да минные поля. Можно было взлететь - но в сторону противника. В таком случае сразу после отрыва от земли самолет окажется за линией фронта и под огнем. Да ведь и менять мотор на виду у противника - дело опасное. Решили работать ночью, а на день самолет замаскировали ветками.
И вот ночь, техники прикрылись брезентовыми чехлами и при свете переносной лампы принялись снимать мотор. На следующую ночь поставили исправный мотор. Приполз к замаскированному самолету и летчик. Расстелил Кузьма Дмитриевич свой видавший виды реглан, улегся на него, закурил и стал думать, как же произвести взлет. Посмотрел на дымок папиросы и увидел, что ветер-то тянет со стороны противника. "Это хорошо, - подумал Грудняк, - при взлете против ветра разбег будет короче", - и спросил у техников:
- Ну, как, все готово?
Те пристально посмотрели на летчика, а заговорил старший Петр Панарин:
- Все гайки на подмоторной раме зашплинтованы, шланги и трубопроводы присоединены - сам проверял, водой и маслом заправили, горючим - тоже...
- Ты лучше скажи, Петр, покороче, - остановил его летчик. Ты скажи: лететь можно?..
- На аэродроме я бы его не выпустил.
- Это почему же?
- Мотор-то ведь не опробовали, как положено, да и все делали на глазок... Вдруг раскрутка винта? Или еще что?..
- А ты еще разок проверь хорошенько - на свой глазок- тросик регулятора оборотов и представь, что сам будешь взлетать.
- Есть, товарищ командир. Но как мы будем мотор перед взлетом прогревать? Ведь сейчас под утро тишина стоит, как у нас под Омском.
- Попросим артиллеристов. Под шумок и прогреем моторчик-то.
Так и сделали. Командир артиллерийской батареи согласился:
- Хорошо, пошебуршим малость с запасных позиций - будто пристрелкой целей занимаемся.
И вот рано утром наша артиллерия заработала. А Грудняк запустил мотор и начал его прогревать, затем дал максимальные обороты - раскрутки нет. И тогда он спустил штурмовик с тормозов и пошел!
Самолет бежал прямо на блиндажи фашистов и их траншеи. В какое-то мгновение летчик включил форсаж и уже у самого блиндажа немцев рванул ручку на себя...
Вскоре штурмовик низко пронесся над нашими войсками, покачал крыльями, как бы благодаря за гостеприимство.
Баба на корабле
В один из дней меня вызвали на КП полка и приказали вести четверку штурмовиков опять на эту косу Чушку - штурмовать только что переправившийся через Керченский пролив резерв пехоты и техники противника. Я попыталась отказаться от роли ведущего и робко попросила командира полка разрешить мне лететь в качестве ведомой.
- А кто, по - вашему, должен вести группу? - спросил, глядя на меня в упор, Михаил Николаевич. - Осталась одна необстрелянная молодежь. Погибли Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Пашков, Балябин, Мкртумов... Обгорел Бугров. Тяжело ранен Трекин. Ну кто, по - вашему, поведет летчиков на боевое задание?...
Командир полка отвернулся, протирая глаза перчаткой, и тогда, быстро повторив задание, я выскочила из землянки.
- В такую погоду да на такую цель только смертников посылать... проворчал пилот Зубов, узнав о вылете.
А я, вместо того чтобы разъяснить задание, как-то успокоить летчика, вдруг резко приказала:
- Всем по самолетам! Бегом!..
Не выдержала, сорвалась...
После взлета все мои ведомые пристроились ко мне, заняв каждый свое место в строю. Зашла с группой за истребителями сопровождения: они почти всегда стояли ближе к линии фронта, а мы, штурмовики, подальше. Взлетела к нам четверка ЛаГГ-3.
Я знала, что лететь к цели на косу Чушку по прямой - сквозь зенитный заслон - невозможно. Решила действовать глубоким заходом со стороны Азовского моря. Низкая облачность работала на нас. Но пока мы летели над плавнями и морем, минуты показались вечностью: ведь любая неисправность в моторе или повреждение самолета - это бесследная гибель.
Наконец, в окнах облаков показалась песчаная отмель - Чушка. Здесь вокруг таилась смерть. Она могла вынырнуть из облаков пикирующим "фоккером", с земли - зенитным снарядом, шальной пулей...
При переходе к цели мы попали под сильнейший зенитный огонь. Я оглянулась - ведомые были на местах. "С зенитками надо хитрить, - вспомнила слова моего командира эскадрильи Андрианова, - иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше бы вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит поперек дороги, загораживая цель...".
Готовлюсь к атаке: раскачиваю самолет, меняю высоту, скорость. Ведомые делают то же самое.
Проскочили первый пояс противовоздушной обороны, проскочили второй... Вот она - цель! Коса Чушка тянется на 18 километров и похожа на насыпь недостроенного моста через Керченский пролив. На этой узкой и плоской песчаной полосе, обмываемой двумя морями, столько фашистской нечисти собралось, что не видно и самой косы - машины, орудия, танки, люди...
Пикируем. Сбрасываем бомбы, бьем из пушек и пулеметов. Выводим над головами гитлеровцев, набираем высоту и стремительно опять в атаку. Вижу, как горят машины, что - то взрывается. Пехота бежит, танки ползут в разные стороны, давят своих же солдат. Так вам, сволочи, за все наше горе!...
Боеприпасы на исходе. Я развернула самолет в свою сторону, домой. Оглянулась - все ли со мной? - и противный холодок пробежал по спине, затем стало жарко, а во рту сразу пересохло: нет самолета Зубова... Где он? Как же так? Сбили летчика, а я и не заметила?...
Нас осталось трое. Четверка наших истребителей сопровождения чуть в стороне вела бой.
И вот лечу, а сама все на землю смотрю: может, где увижу самолет Миши Зубова? Как же так?... Еще и накричала на него перед боем... Только перелетели линию фронта - вижу, что недалеко от плавней лежит на бугорке штурмовик, хвостовой номер "23" - это Зубов! Он и воздушный стрелок вылезли из кабины на крылья самолета и машут нам, стреляют из ракетницы.
Я сделала вираж, помахала крыльями, мол, вижу, ждите помощи - и улетела.
На земле, доложив командиру о выполнении задания, я тут же на По-2 отправилась к плавням за Зубовым и его стрелком.
Позже, когда мы с Мишей сделали немало боевых вылетов, он как-то признался мне:
- Я ведь, Анна Александровна, тогда не косы Чушки и не плохой погоды испугался, а вас. Думал, ну, Михаил, добра не жди баба "на корабле". Но когда вы сделали над нами вираж, а затем прилетели, чтобы забрать нас на По-2, сомнения мои в отношении "бабы" пропали. Уж извините...
Впоследствии к месту вынужденной посадки самолета выехала команда техников и мотористов из нашего полка и из ПАРМ(а). ПАРМ - это полевые авиационные ремонтные мастерские. Предстояло определить степень повреждения штурмовика и решить его судьбу. Можно ли на месте отремонтировать или погрузить "ИЛ" в машины, да по частям отправить в мастерские? Эту задачу всегда решал начальник ПАРМ-1 - капитан технической службы Петр Васильевич Комков, бывший моторист В.П.Чкалова. Он был мастер на все руки, особенно по мотору АМ-38. Как хороший доктор-диагностик, прослушает, простукает, затем сядет в кабину штурмовика, заведет мотор и - то на малых оборотах, то на средних, а то и на форсажном режиме все слушает, слушает. Наконец, выключит зажигание, заглянет во все отсеки мотора и только тогда сделает заключение. Все были уверены в том, что наш фронтовой "академик" всегда поставит точный диагноз - ошибок у него не случалось.
Одна, правда слабость была за горьковчанином Комковым сильно ревновал жену, да так, что она не раз бегала к начальнику политотдела дивизии с жалобой на мужа. Москвичка - Прасковья Семеновна, а для всех просто Паня, совсем молоденькая, хорошенькая, она появилась в ПАРМе неожиданно, да так и задержалась. Стала работать в мастерских у мужа- сшивать на машинке перкаль. До конца войны так и шила - вносила, как могла, свой вклад в Победу.
На курсы под "конвоем"
Командование дивизии решило отправить меня на курсы штурманов в Ставрополь. В штурмовых да истребительных полках штурманы - то на самолетах не нужны - сам летчик за штурмана. Но должность такая - штурман эскадрильи была. Он же - заместитель командира эскадрильи, а штурман полка - заместитель командира полка по штурманской службе.
Мне эти должностные ступеньки были как - то безразличны. Я хотела только летать и категорически отказалась ехать на курсы. Тогда командир дивизии генерал Гетьман приказал майору Кареву отвезти меня на По-2 "под конвоем"... Ничего не оставалось пришлось смириться.
И вот я учусь. Учатся вместе со мной еще шесть "невольников" - четыре истребителя и два штурмовика. Преподавателей столько же, сколько и слушателей. Начальником курсов у нас высокообразованный, доброй души человек подполковник Александр Петрович Килин.
Через два месяца курсы закончены. Поездом Ставрополь - Краснодар мы возвращаемся в свою 4-ю воздушную армию. На одной из станций покупаем свежие газеты, читаем и тут же кричим "ура". Нашему сокурснику летчику-истребителю старшему лейтенанту В.Калугину присвоено звание Героя Советского Союза! О подвиге товарища мы знали из армейской газеты, фронтовой, были еще листки-молнии, боевые листки, посвященные бесстрашному воздушному бойцу. Корреспонденты писали:
"Патрулируя в воздухе, старший лейтенант Калугин увидел группу вражеских бомбардировщиков, направляющихся бомбить наши объекты. Не раздумывая, он пошел на сближение и вступил с ними в бой. Атака смельчака следовала за атакой. Когда у старшего лейтенанта кончились боеприпасы, он решил идти на таран, ибо знал: если вражеские самолеты прорвутся и бросят на наши позиции бомбы, они нанесут нам большой урон. Выбрав момент, Калугин вплотную приблизился к одному из "юнкерсов" и винтом своего самолета отрубил ему плоскость. "Юнкерс" неуклюже перевернулся и через мгновение врезался в землю и взорвался. Остальные фашисты повернули на запад. Выполнив главную задачу, отважный летчик довел поврежденный самолет до своего аэродрома и благополучно произвел посадку.
На второй день Калугин снова вылетел на боевое задание. И опять в критическую минуту воздушного боя он совершил таран. На этот раз летчик отрубил хвостовое оперение вражескому бомбардировщику. Сам герой возвратился домой невредимым. За два дня два тарана! Какое яркое и убедительное доказательство боевой отваги, высокого мастерства советского летчика, его неукротимой решимости во что бы то ни стало одержать победу над врагом!"
Мы, товарищи Калугина по штурманским курсам, знали еще и то, что этот симпатичный парнишка с непокорными каштановыми волосами, с доброй улыбкой и веснушками на носу сбил более двадцати фашистских истребителей. Мы очень рады высокой награде старосты нашых курсов и решили отпраздновать это событие. Тут же на станции второпях купили арбуз, какие-то фрукты и, когда поезд тронулся, начали чествовать героя...
Художник из Нижнего Тагила
Из Краснодара, где стоял 4-й штаб воздушной армии, все разлетелись каждый в свой полк. Я к своим вернулась с радостью, как к родным, но тут же радость моя и померкла. Я узнала, что погиб двадцатилетний командир нашей эскадрильи Семен Васильевич Андрианов с воздушным стрелком Поцелуйко. Помню у меня комок подкатил к горлу - ничего ни спросить, ни сказать, не могу, только мысли работают, вернее, память. Почему-то вспомнились его замечательные рисунки в альбоме, который он однажды мне показал.
- Вы талант, товарищ командир, - сказала я тогда Андрианову.
- Нет, Егорова, ошибаетесь. Просто у нас в одиннадцатой школе в Нижнем Тагиле был очень хороший учитель рисования. Он же вел кружок по рисованию, который я усердно посещал. Сколько помню себя - мне всегда хотелось рисовать.
- Так поступайте после войны в художественное училище, Семен Васильевич, впервые обратилась я к комэску по имени и отчеству. - Уж очень хороши ваши рисунки, хотя я, конечно, мало разбираюсь в живописи.
- Я летать люблю, Аннушка, - неожиданно ласково назвал меня Андрианов. - А после войны, когда мы разобьем всех до одного фашистов, можно будет всерьез и рисованием заняться...
Не довелось командиру нашей эскадрильи дожить до победы. Погиб Семен Андрианов при выполнении боевого задания в восьми километрах западнее станицы Крымской.
А произошло это так. Шестерке штурмовиков поставили задачу нанести бомбовой удар по скоплению танков. Задачу ставил начальник штаба полка Яшин. Ведущим был назначен Андрианов. Прикрывала их четверка ЛаГГ-3 из братского полка. Удар по танкам группе Андрианова предстояло нанести с малых высот, так как погода стояла очень сложная - облачность висела над самой землей, шел дождь. Наши вооруженцы загрузили в самолеты ПТАБы (противотанковые бомбы) - в каждый отсек по 200-250 штук, зарядили пушки, пулеметы, подвесили эрэсы, и в строго назначенное время Андрианов с группой взлетел.
К слову сказать, при ударе с малых высот штурмовик не всегда мог использовать все свои возможности. ПТАБами по танкам, например, получалось хорошо, а вот стокилограммовые бомбы надо было сбрасывать с замедленным взрывом, иначе своими же осколками повредишь самолет, да и точность бомбометания на такой высоте резко снижалась. При атаках с бреющего полета очень сложно использовать по окопам противника, и траншеям те же пушки, пулеметы, эрэсы. Для штурмовки требовалось набрать высоту - у танковых- то пушек прицельность завидная. Но у группы Андрианова высоты не было, а комэск знал, что задание необходимо выполнить любой ценой. И он его выполнил. Ценой своей жизни...
Воздушный стрелок
В полку на стареньком одноместном штурмовике я летала дольше всех. Мне он казался гораздо легче и маневреннее, чем машина с двойной кабиной. И вот теперь, когда я вернулась с курсов штурманов, предстояло летать на Ил-2 с двойной кабиной и адъютант нашей третьей эскадрильи Бойко предложил мне выбрать воздушного стрелка.
Дело в том, что в одном из последних вылетов мне изрядно досталось от атак "мессеров". Летали мы тогда на Темрюк - требовалось разбить мост через реку Кубань. Кажется, только что этот мост разнес в щепки Карев с группой. Но заразы-фрицы опять его восстановили! Сколько же можно возиться с ним?..
Город Темрюк почти у берега Азовского моря, с западной его стороны протекает Кубань. Здесь через мост проходит основная дорога от причала на косе Чушка до Голубой линии. Мост этот окружен сплошными зенитными батареями, да еще у Голубой линии неисчислимое множество противовоздушных средств. Над Темрюком и его мостом мы уже потеряли три экипажа - Подыненогина, Мкрутомова, Тасеца.
Сегодня на мост нашу группу ведет капитан Якимов. Статный, спортивного сложения, с барскими манерами, Якимов держался чуточку свысока, как бы пренебрегая нами, хотя по возрасту был не на много старше нас. Проработал он с нами весь полет, сделал боевой расчет и почему-то меня - на одноместном-то самолете! поставил замыкающей шестерки.
Приказы не обсуждаются - и мы полетели. Прикрывала нас четверка истребителей ЛаГГ-3, но, признаться, летать в строю последней и без воздушного стрелка было как-то неуютно...
После того, как мы сбросили бомбы на мост и выскочили на Азовское море, нашу группу перехватили "мессершмитты". "Лагги" уже вели бой с немецкими истребителями где-то в стороне. Так что в работу вступили наши воздушные стрелки, умело отбиваясь от наседавших "мессеров". Несколько раз они пытались расколоть строй штурмовиков, но напрасно. Мы летели плотно, крыло к крылу. И только один мой самолет с задней полусферы не был прикрыт стрелком. Не удивительно, что именно по мне и полоснула трасса огня: прошла справа по борту. Я метнулась влево, но поздно. Уже и вторая очередь огня ударила по моему "илюше". Затем "мессеры" разошлись в стороны, развернулись и теперь с разных сторон ринулись на мой самолет в атаку. Боясь лобового огня штурмовиков, с передней полусферы фашисты старались не заходить, а били по моему не защищенному с хвоста самолету сзади.
И снова огненная струя с близкого расстояния... Тогда я резко дала форсаж, отжала ручку управления машиной от себя - увеличила скорость, обогнала свою группу и втиснулась в нее между ведущим и его ведомым справа - Володей Соколовым. Это меня и спасло.
На разборе боевого вылета пришлось выслушать нарекания.
- Вы нарушили боевой порядок, - словно чеканил, выговаривая каждое слово и каждую букву, капитан Якимов. - Летчик Соколов мог принять вас за противника и ударить по вам из пушек и пулеметов!
- А почему, - дерзко спросила я капитана, - когда меня расстреливали фашистские самолеты, вы не перестроили группу в оборонительный круг с оттягиванием на свою сторону?
Воцарилась тишина. Якимов покраснел. И тут, нарушив гробовое молчание, за меня вступился Володя Соколов.
- Товарищ капитан! Вы сказали, что штурмовик Егоровой я мог бы принять за вражеский. Да разве это возможно? И вообще, разве не видно, как у нее из-под шлемофона торчат концы голубой косынки вместо подшлемника?..
Летчики засмеялись, тяжелая атмосфера разрядилась. Обстрелянные летчики, как правило, весело вспоминают минуты серьезной опасности. Ее ощутимый сердцем холодок сменяется радостью видеть, дышать, жить. Возможно, потому с шуткой и говорят они об уже испытанной реальности смерти.
После этого случая мне дали Ил-2 с кабиной для воздушного стрелка. На этой машине до учебы на курсах я летала с разными стрелками - свободными от вылетов. Да и не только со стрелками. Однажды в полет, украдкой, взяла механика самолета Тютюнника. Вообще-то стрелков готовили на краткосрочных курсах из числа желающих летать и умеющих стрелять. Были среди них мотористы, механики, летнабы (летчики-наблюдатели со старых марок самолетов), даже пулеметчики из наземных частей. У будущих стрелков не было летной подготовки и они не знали сложных правил стрельбы по воздушным целям, но у них - у всех было огромное желание научиться этому делу и бить фашистов до победы. Во всех полках дивизии стали тогда распевать про стрелков незамысловатую песенку:
Крутится - вертится "Ил" над горой,
Крутится - вертится летчик герой,
В задней кабинке сидит паренек,
Должность у парня - воздушный стрелок...
Среди пареньков были и девушки - Саша Чуприна, Лена Ленская. Были "пареньки" и в возрасте отцов. У нас в полку, например, бывший летнаб - Сергей Михайлович Завернин - из села Корпогоры Архангельской области. Словом, когда я вернулась с курсов штурманов и адъютант эскадрильи предложил мне выбрать стрелка, я удивилась:
- Что значит выбрать? Если есть свободный стрелок, давайте его мне. А брать его из экипажа, в котором летчик и воздушный стрелок слетались, - такое не годится.
- У нас тут есть один, безэкипажный, да какой-то странный. Мы его хотим отправить из полка в наземные части. А вы теперь на правах замкомэска имеете право выбрать себе хорошего воздушного стрелка.
- Как фамилия стрелка, которого хотите отправить?
- Макосов.
- Давайте его мне.
- Настоятельно не советую, товарищ лейтенант, - заметил адьютант.
- И все-таки пришлите стрелка, пожалуйста, к моему самолету, - попросила я.
Вскоре, разговаривая на самолетной стоянке с инженером эскадрильи Шурхиным и техником-лейтенантом Степановым, я услышала сзади себя смешок:
- Вот я и явился.
Оглянулась. Стоит мальчишка лет от силы восемнадцати, с круглым лицом, расплывшимся в улыбке, от чего на тугих розовых щеках образовались ямочки. Пилотка бойца сдвинута на затылок, а чубчик светлых волос старательно зачесан на бочок.
- Вы кто такой? - спросила.
- Сержант Макосов. Адъютант капитана Бойко послал вот к вам.
- Ну и что же? Докладывайте, сержант Макосов, о прибытии.
- Да чудно как-то. Я ведь первый раз вижу летчицу.
И он опять захихикал, переступая с ноги на ногу, явно не дружа со стойкой "смирно".
- Вас кем прислали в наш полк?
- Воздушным стрелком.
- Вы раньше летали когда-нибудь?
- Я курсы стрелков окончил и все...
- Хотите воевать стрелком?
- Очень хочу, но мне летчика не назначают.
- Вы хорошо знаете материальную часть кабины, ракурсы стрельбы и силуэты вражеских самолетов?
- Знаю.
- Хорошо. Завтра буду принимать у вас зачет.
На второй день с утра я увидела Макосова в кабине штурмовика. При опросе он отвечал мне без запинок, не переставая улыбаться. Так и стали мы с ним летать на боевые задания.
Я, пожалуй, ни за что бы не согласилась быть воздушным стрелком на Ил-2. Страшно все-таки. Сидит стрелок спиной к летчику в открытой кабине. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Когда фашистский истребитель заходит в хвост штурмовика и в упор начинает расстреливать его - ну, как такое выдержать? У воздушного стрелка ведь нет ни траншеи, ни того бугорка земли, за который он мог бы укрыться от пуль. У него, конечно, в руках пулемет, но управление-то самолетом у летчика, и прицеливаться стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. А еще бывает и так - вдруг пулемет замолчит от неисправности или когда кончатся патроны... Нет, ни за что бы не хотела я быть стрелком на штурмовике.
Макосов же с первых боевых полетов вел себя довольно активно. Увидев самолет противника, он тут же давал выстрел из ракетницы в его сторону, предупреждая всех об опасности. Когда я, уходя от цели, переводила самолет в набор высоты, Макосов строчил из своего пулемета по наземным целям. Хвост моего самолета был прикрыт надежно. Больше того, воздушный стрелок передавал мне по переговорному аппарату все, что видел и на земле, и в воздухе.
- Товарищ лейтенант, - то и дело слышу теперь, - справа из лесочка бьет зенитка!
- Товарищ лейтенант, к Малой земле от Новороссийска ползут шесть танков. Стреляют на ходу.
И опять:
- Товарищ лейтенант, подбит штурмовик номер "шесть", со снижением идет над морем...
Казалось, ничто не могло ускользнуть от внимания моего стрелка. Я радовалась его успехам и при каждом удобном случае хвалила, поддерживала, а командование полка за успешно совершенные десять боевых вылетов и подбитый "мессер" наградило Макосова медалью "За боевые заслуги".
Свой крупнокалиберный пулемет воздушный стрелок всегда содержал в боевой готовности, своевременно чистил его, смазывал, предупреждал всякие задержки. Часами Макосов мог сидеть в кабине штурмовика и тренироваться в прицеливании по пролетающим мимо аэродрома машинам.
Я уже полностью доверяла своему стрелку и была уверена - он не растеряется, не подведет в трудной боевой обстановке. Когда, случалось, в хвост нашего штурмовика заходил "мессершмитт" или другой вражеский истребитель, Макосов не паниковал, не горячился, а спокойно и деловито открывал огонь и достигал цели. Над станицей Молдаванской вместе с другими стрелками он сбил Ме-109. Макосова наградили еще одной медалью - "За отвагу". На разборах боевых вылетов его уже стали ставить в пример другим стрелкам, а он неизменно улыбался, показывая ямочки на щеках, и краснел. Девушки-оружейницы стали с интересом посматривать в сторону штурмовика, в кабинете которого сидел Макосов.
Оружейницы
А надо сказать, в полку у нас все девушки были, как на подбор - очень красивые. Прибыли они все из ШМАС (школа младших авиаспециалистов). Маша Житняк, Юля Панина, Маша Драгова, Варя Матвеева, Нина Гнеушева, Дуся Назаркина, Лида Федорова, Люба Касапенко, Нина Пиюк, Катя Кожевникова, Нина Швец, Катя Зелинская. Руководили ими техники по вооружению П.И. Панарин, Н.А.Калмыков и инженер по вооружению Б.Д.Шейко. Неимоверно тяжело было девчатам во время частых наших боевых вылетов. Сколько надо перетаскать к самолету бомб, эрэсов и все это хозяйство подвесить без всяких приспособлений. А между вылетами еще и зарядить сотни лент для пулеметов, пушек, заправить каждый самолет, летящий в бой.
Оказалось, что Иван приехал домой, а его подруга в это время ушла на фронт. Свадьба не состоялась. Земляки, когда отпуск Ивана окончился, преподнесли в подарок для его друзей, летчиков-фронтовиков, четверть самогона-первача: "Уж не осуди. Чем богаты... " Иван всю дорогу берег огромную бутыль, завернув ее в мою "фирменную" шинель. От Краснодара до аэродрома он добирался на перекладных, и вот уже в последней машине шофер так тряхнул своих седоков, что они все повылетали из кузова и сильно ударились о землю. Все остались живы, только вот Иван немножко пострадал: четверть с самогоном разбилась. Понятно, крепкий самодельный напиток пропитал шинель. По приезде Иван выстирал ее, чтобы освободить от запаха самогона, и повесить сушить где-то за станицей, на огородах.
- Вот как высохнет, он ее отутюжет и принесет тебе, - серьезно закончил Борис, а мне вдруг стало так смешно: я представила Ивана, летящего из грузовика в обнимку с бутылью, завернутой в мою шинель. И я предложила:
- Уж ладно. Шинель мне придется просить у командира батальона новую, а эту, так и быть, подарю Ивану - пусть напоминает о подарке земляков.
Так оно и чередовалось в нашей фронтовой жизни: редкие минуты молодого веселья, разрядки, горе потерь и боевые вылеты, атаки...
Летчик Кузьма Грудняк
В одном из вылетов подбитый штурмовик Кузьмы Грудняка приземлился, едва перетянув линию фронта. Ил-2 с поврежденным мотором стоял на колесах в лощине, недалеко от оврага, за которым проходил передний край обороны врага. Летчик под градом пуль и разрывов мин выбрался из кабины и залег. Затем он пополз в свою сторону, вскоре доложил о случившемся и к его самолету выехали техники. К машине пробираться пришлось пешком. Вся местность была перекопана траншеями, заминирована, поэтому отбуксировать самолет от передовой не представлялось возможным. Для спасения "ильюшина" оставалось только одно: после смены поврежденного мотора взлететь с того места, где он стоял. Но как это сделать? Ведь для взлета нужен разбег, а вокруг сплошные траншеи да минные поля. Можно было взлететь - но в сторону противника. В таком случае сразу после отрыва от земли самолет окажется за линией фронта и под огнем. Да ведь и менять мотор на виду у противника - дело опасное. Решили работать ночью, а на день самолет замаскировали ветками.
И вот ночь, техники прикрылись брезентовыми чехлами и при свете переносной лампы принялись снимать мотор. На следующую ночь поставили исправный мотор. Приполз к замаскированному самолету и летчик. Расстелил Кузьма Дмитриевич свой видавший виды реглан, улегся на него, закурил и стал думать, как же произвести взлет. Посмотрел на дымок папиросы и увидел, что ветер-то тянет со стороны противника. "Это хорошо, - подумал Грудняк, - при взлете против ветра разбег будет короче", - и спросил у техников:
- Ну, как, все готово?
Те пристально посмотрели на летчика, а заговорил старший Петр Панарин:
- Все гайки на подмоторной раме зашплинтованы, шланги и трубопроводы присоединены - сам проверял, водой и маслом заправили, горючим - тоже...
- Ты лучше скажи, Петр, покороче, - остановил его летчик. Ты скажи: лететь можно?..
- На аэродроме я бы его не выпустил.
- Это почему же?
- Мотор-то ведь не опробовали, как положено, да и все делали на глазок... Вдруг раскрутка винта? Или еще что?..
- А ты еще разок проверь хорошенько - на свой глазок- тросик регулятора оборотов и представь, что сам будешь взлетать.
- Есть, товарищ командир. Но как мы будем мотор перед взлетом прогревать? Ведь сейчас под утро тишина стоит, как у нас под Омском.
- Попросим артиллеристов. Под шумок и прогреем моторчик-то.
Так и сделали. Командир артиллерийской батареи согласился:
- Хорошо, пошебуршим малость с запасных позиций - будто пристрелкой целей занимаемся.
И вот рано утром наша артиллерия заработала. А Грудняк запустил мотор и начал его прогревать, затем дал максимальные обороты - раскрутки нет. И тогда он спустил штурмовик с тормозов и пошел!
Самолет бежал прямо на блиндажи фашистов и их траншеи. В какое-то мгновение летчик включил форсаж и уже у самого блиндажа немцев рванул ручку на себя...
Вскоре штурмовик низко пронесся над нашими войсками, покачал крыльями, как бы благодаря за гостеприимство.
Баба на корабле
В один из дней меня вызвали на КП полка и приказали вести четверку штурмовиков опять на эту косу Чушку - штурмовать только что переправившийся через Керченский пролив резерв пехоты и техники противника. Я попыталась отказаться от роли ведущего и робко попросила командира полка разрешить мне лететь в качестве ведомой.
- А кто, по - вашему, должен вести группу? - спросил, глядя на меня в упор, Михаил Николаевич. - Осталась одна необстрелянная молодежь. Погибли Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Пашков, Балябин, Мкртумов... Обгорел Бугров. Тяжело ранен Трекин. Ну кто, по - вашему, поведет летчиков на боевое задание?...
Командир полка отвернулся, протирая глаза перчаткой, и тогда, быстро повторив задание, я выскочила из землянки.
- В такую погоду да на такую цель только смертников посылать... проворчал пилот Зубов, узнав о вылете.
А я, вместо того чтобы разъяснить задание, как-то успокоить летчика, вдруг резко приказала:
- Всем по самолетам! Бегом!..
Не выдержала, сорвалась...
После взлета все мои ведомые пристроились ко мне, заняв каждый свое место в строю. Зашла с группой за истребителями сопровождения: они почти всегда стояли ближе к линии фронта, а мы, штурмовики, подальше. Взлетела к нам четверка ЛаГГ-3.
Я знала, что лететь к цели на косу Чушку по прямой - сквозь зенитный заслон - невозможно. Решила действовать глубоким заходом со стороны Азовского моря. Низкая облачность работала на нас. Но пока мы летели над плавнями и морем, минуты показались вечностью: ведь любая неисправность в моторе или повреждение самолета - это бесследная гибель.
Наконец, в окнах облаков показалась песчаная отмель - Чушка. Здесь вокруг таилась смерть. Она могла вынырнуть из облаков пикирующим "фоккером", с земли - зенитным снарядом, шальной пулей...
При переходе к цели мы попали под сильнейший зенитный огонь. Я оглянулась - ведомые были на местах. "С зенитками надо хитрить, - вспомнила слова моего командира эскадрильи Андрианова, - иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше бы вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит поперек дороги, загораживая цель...".
Готовлюсь к атаке: раскачиваю самолет, меняю высоту, скорость. Ведомые делают то же самое.
Проскочили первый пояс противовоздушной обороны, проскочили второй... Вот она - цель! Коса Чушка тянется на 18 километров и похожа на насыпь недостроенного моста через Керченский пролив. На этой узкой и плоской песчаной полосе, обмываемой двумя морями, столько фашистской нечисти собралось, что не видно и самой косы - машины, орудия, танки, люди...
Пикируем. Сбрасываем бомбы, бьем из пушек и пулеметов. Выводим над головами гитлеровцев, набираем высоту и стремительно опять в атаку. Вижу, как горят машины, что - то взрывается. Пехота бежит, танки ползут в разные стороны, давят своих же солдат. Так вам, сволочи, за все наше горе!...
Боеприпасы на исходе. Я развернула самолет в свою сторону, домой. Оглянулась - все ли со мной? - и противный холодок пробежал по спине, затем стало жарко, а во рту сразу пересохло: нет самолета Зубова... Где он? Как же так? Сбили летчика, а я и не заметила?...
Нас осталось трое. Четверка наших истребителей сопровождения чуть в стороне вела бой.
И вот лечу, а сама все на землю смотрю: может, где увижу самолет Миши Зубова? Как же так?... Еще и накричала на него перед боем... Только перелетели линию фронта - вижу, что недалеко от плавней лежит на бугорке штурмовик, хвостовой номер "23" - это Зубов! Он и воздушный стрелок вылезли из кабины на крылья самолета и машут нам, стреляют из ракетницы.
Я сделала вираж, помахала крыльями, мол, вижу, ждите помощи - и улетела.
На земле, доложив командиру о выполнении задания, я тут же на По-2 отправилась к плавням за Зубовым и его стрелком.
Позже, когда мы с Мишей сделали немало боевых вылетов, он как-то признался мне:
- Я ведь, Анна Александровна, тогда не косы Чушки и не плохой погоды испугался, а вас. Думал, ну, Михаил, добра не жди баба "на корабле". Но когда вы сделали над нами вираж, а затем прилетели, чтобы забрать нас на По-2, сомнения мои в отношении "бабы" пропали. Уж извините...
Впоследствии к месту вынужденной посадки самолета выехала команда техников и мотористов из нашего полка и из ПАРМ(а). ПАРМ - это полевые авиационные ремонтные мастерские. Предстояло определить степень повреждения штурмовика и решить его судьбу. Можно ли на месте отремонтировать или погрузить "ИЛ" в машины, да по частям отправить в мастерские? Эту задачу всегда решал начальник ПАРМ-1 - капитан технической службы Петр Васильевич Комков, бывший моторист В.П.Чкалова. Он был мастер на все руки, особенно по мотору АМ-38. Как хороший доктор-диагностик, прослушает, простукает, затем сядет в кабину штурмовика, заведет мотор и - то на малых оборотах, то на средних, а то и на форсажном режиме все слушает, слушает. Наконец, выключит зажигание, заглянет во все отсеки мотора и только тогда сделает заключение. Все были уверены в том, что наш фронтовой "академик" всегда поставит точный диагноз - ошибок у него не случалось.
Одна, правда слабость была за горьковчанином Комковым сильно ревновал жену, да так, что она не раз бегала к начальнику политотдела дивизии с жалобой на мужа. Москвичка - Прасковья Семеновна, а для всех просто Паня, совсем молоденькая, хорошенькая, она появилась в ПАРМе неожиданно, да так и задержалась. Стала работать в мастерских у мужа- сшивать на машинке перкаль. До конца войны так и шила - вносила, как могла, свой вклад в Победу.
На курсы под "конвоем"
Командование дивизии решило отправить меня на курсы штурманов в Ставрополь. В штурмовых да истребительных полках штурманы - то на самолетах не нужны - сам летчик за штурмана. Но должность такая - штурман эскадрильи была. Он же - заместитель командира эскадрильи, а штурман полка - заместитель командира полка по штурманской службе.
Мне эти должностные ступеньки были как - то безразличны. Я хотела только летать и категорически отказалась ехать на курсы. Тогда командир дивизии генерал Гетьман приказал майору Кареву отвезти меня на По-2 "под конвоем"... Ничего не оставалось пришлось смириться.
И вот я учусь. Учатся вместе со мной еще шесть "невольников" - четыре истребителя и два штурмовика. Преподавателей столько же, сколько и слушателей. Начальником курсов у нас высокообразованный, доброй души человек подполковник Александр Петрович Килин.
Через два месяца курсы закончены. Поездом Ставрополь - Краснодар мы возвращаемся в свою 4-ю воздушную армию. На одной из станций покупаем свежие газеты, читаем и тут же кричим "ура". Нашему сокурснику летчику-истребителю старшему лейтенанту В.Калугину присвоено звание Героя Советского Союза! О подвиге товарища мы знали из армейской газеты, фронтовой, были еще листки-молнии, боевые листки, посвященные бесстрашному воздушному бойцу. Корреспонденты писали:
"Патрулируя в воздухе, старший лейтенант Калугин увидел группу вражеских бомбардировщиков, направляющихся бомбить наши объекты. Не раздумывая, он пошел на сближение и вступил с ними в бой. Атака смельчака следовала за атакой. Когда у старшего лейтенанта кончились боеприпасы, он решил идти на таран, ибо знал: если вражеские самолеты прорвутся и бросят на наши позиции бомбы, они нанесут нам большой урон. Выбрав момент, Калугин вплотную приблизился к одному из "юнкерсов" и винтом своего самолета отрубил ему плоскость. "Юнкерс" неуклюже перевернулся и через мгновение врезался в землю и взорвался. Остальные фашисты повернули на запад. Выполнив главную задачу, отважный летчик довел поврежденный самолет до своего аэродрома и благополучно произвел посадку.
На второй день Калугин снова вылетел на боевое задание. И опять в критическую минуту воздушного боя он совершил таран. На этот раз летчик отрубил хвостовое оперение вражескому бомбардировщику. Сам герой возвратился домой невредимым. За два дня два тарана! Какое яркое и убедительное доказательство боевой отваги, высокого мастерства советского летчика, его неукротимой решимости во что бы то ни стало одержать победу над врагом!"
Мы, товарищи Калугина по штурманским курсам, знали еще и то, что этот симпатичный парнишка с непокорными каштановыми волосами, с доброй улыбкой и веснушками на носу сбил более двадцати фашистских истребителей. Мы очень рады высокой награде старосты нашых курсов и решили отпраздновать это событие. Тут же на станции второпях купили арбуз, какие-то фрукты и, когда поезд тронулся, начали чествовать героя...
Художник из Нижнего Тагила
Из Краснодара, где стоял 4-й штаб воздушной армии, все разлетелись каждый в свой полк. Я к своим вернулась с радостью, как к родным, но тут же радость моя и померкла. Я узнала, что погиб двадцатилетний командир нашей эскадрильи Семен Васильевич Андрианов с воздушным стрелком Поцелуйко. Помню у меня комок подкатил к горлу - ничего ни спросить, ни сказать, не могу, только мысли работают, вернее, память. Почему-то вспомнились его замечательные рисунки в альбоме, который он однажды мне показал.
- Вы талант, товарищ командир, - сказала я тогда Андрианову.
- Нет, Егорова, ошибаетесь. Просто у нас в одиннадцатой школе в Нижнем Тагиле был очень хороший учитель рисования. Он же вел кружок по рисованию, который я усердно посещал. Сколько помню себя - мне всегда хотелось рисовать.
- Так поступайте после войны в художественное училище, Семен Васильевич, впервые обратилась я к комэску по имени и отчеству. - Уж очень хороши ваши рисунки, хотя я, конечно, мало разбираюсь в живописи.
- Я летать люблю, Аннушка, - неожиданно ласково назвал меня Андрианов. - А после войны, когда мы разобьем всех до одного фашистов, можно будет всерьез и рисованием заняться...
Не довелось командиру нашей эскадрильи дожить до победы. Погиб Семен Андрианов при выполнении боевого задания в восьми километрах западнее станицы Крымской.
А произошло это так. Шестерке штурмовиков поставили задачу нанести бомбовой удар по скоплению танков. Задачу ставил начальник штаба полка Яшин. Ведущим был назначен Андрианов. Прикрывала их четверка ЛаГГ-3 из братского полка. Удар по танкам группе Андрианова предстояло нанести с малых высот, так как погода стояла очень сложная - облачность висела над самой землей, шел дождь. Наши вооруженцы загрузили в самолеты ПТАБы (противотанковые бомбы) - в каждый отсек по 200-250 штук, зарядили пушки, пулеметы, подвесили эрэсы, и в строго назначенное время Андрианов с группой взлетел.
К слову сказать, при ударе с малых высот штурмовик не всегда мог использовать все свои возможности. ПТАБами по танкам, например, получалось хорошо, а вот стокилограммовые бомбы надо было сбрасывать с замедленным взрывом, иначе своими же осколками повредишь самолет, да и точность бомбометания на такой высоте резко снижалась. При атаках с бреющего полета очень сложно использовать по окопам противника, и траншеям те же пушки, пулеметы, эрэсы. Для штурмовки требовалось набрать высоту - у танковых- то пушек прицельность завидная. Но у группы Андрианова высоты не было, а комэск знал, что задание необходимо выполнить любой ценой. И он его выполнил. Ценой своей жизни...
Воздушный стрелок
В полку на стареньком одноместном штурмовике я летала дольше всех. Мне он казался гораздо легче и маневреннее, чем машина с двойной кабиной. И вот теперь, когда я вернулась с курсов штурманов, предстояло летать на Ил-2 с двойной кабиной и адъютант нашей третьей эскадрильи Бойко предложил мне выбрать воздушного стрелка.
Дело в том, что в одном из последних вылетов мне изрядно досталось от атак "мессеров". Летали мы тогда на Темрюк - требовалось разбить мост через реку Кубань. Кажется, только что этот мост разнес в щепки Карев с группой. Но заразы-фрицы опять его восстановили! Сколько же можно возиться с ним?..
Город Темрюк почти у берега Азовского моря, с западной его стороны протекает Кубань. Здесь через мост проходит основная дорога от причала на косе Чушка до Голубой линии. Мост этот окружен сплошными зенитными батареями, да еще у Голубой линии неисчислимое множество противовоздушных средств. Над Темрюком и его мостом мы уже потеряли три экипажа - Подыненогина, Мкрутомова, Тасеца.
Сегодня на мост нашу группу ведет капитан Якимов. Статный, спортивного сложения, с барскими манерами, Якимов держался чуточку свысока, как бы пренебрегая нами, хотя по возрасту был не на много старше нас. Проработал он с нами весь полет, сделал боевой расчет и почему-то меня - на одноместном-то самолете! поставил замыкающей шестерки.
Приказы не обсуждаются - и мы полетели. Прикрывала нас четверка истребителей ЛаГГ-3, но, признаться, летать в строю последней и без воздушного стрелка было как-то неуютно...
После того, как мы сбросили бомбы на мост и выскочили на Азовское море, нашу группу перехватили "мессершмитты". "Лагги" уже вели бой с немецкими истребителями где-то в стороне. Так что в работу вступили наши воздушные стрелки, умело отбиваясь от наседавших "мессеров". Несколько раз они пытались расколоть строй штурмовиков, но напрасно. Мы летели плотно, крыло к крылу. И только один мой самолет с задней полусферы не был прикрыт стрелком. Не удивительно, что именно по мне и полоснула трасса огня: прошла справа по борту. Я метнулась влево, но поздно. Уже и вторая очередь огня ударила по моему "илюше". Затем "мессеры" разошлись в стороны, развернулись и теперь с разных сторон ринулись на мой самолет в атаку. Боясь лобового огня штурмовиков, с передней полусферы фашисты старались не заходить, а били по моему не защищенному с хвоста самолету сзади.
И снова огненная струя с близкого расстояния... Тогда я резко дала форсаж, отжала ручку управления машиной от себя - увеличила скорость, обогнала свою группу и втиснулась в нее между ведущим и его ведомым справа - Володей Соколовым. Это меня и спасло.
На разборе боевого вылета пришлось выслушать нарекания.
- Вы нарушили боевой порядок, - словно чеканил, выговаривая каждое слово и каждую букву, капитан Якимов. - Летчик Соколов мог принять вас за противника и ударить по вам из пушек и пулеметов!
- А почему, - дерзко спросила я капитана, - когда меня расстреливали фашистские самолеты, вы не перестроили группу в оборонительный круг с оттягиванием на свою сторону?
Воцарилась тишина. Якимов покраснел. И тут, нарушив гробовое молчание, за меня вступился Володя Соколов.
- Товарищ капитан! Вы сказали, что штурмовик Егоровой я мог бы принять за вражеский. Да разве это возможно? И вообще, разве не видно, как у нее из-под шлемофона торчат концы голубой косынки вместо подшлемника?..
Летчики засмеялись, тяжелая атмосфера разрядилась. Обстрелянные летчики, как правило, весело вспоминают минуты серьезной опасности. Ее ощутимый сердцем холодок сменяется радостью видеть, дышать, жить. Возможно, потому с шуткой и говорят они об уже испытанной реальности смерти.
После этого случая мне дали Ил-2 с кабиной для воздушного стрелка. На этой машине до учебы на курсах я летала с разными стрелками - свободными от вылетов. Да и не только со стрелками. Однажды в полет, украдкой, взяла механика самолета Тютюнника. Вообще-то стрелков готовили на краткосрочных курсах из числа желающих летать и умеющих стрелять. Были среди них мотористы, механики, летнабы (летчики-наблюдатели со старых марок самолетов), даже пулеметчики из наземных частей. У будущих стрелков не было летной подготовки и они не знали сложных правил стрельбы по воздушным целям, но у них - у всех было огромное желание научиться этому делу и бить фашистов до победы. Во всех полках дивизии стали тогда распевать про стрелков незамысловатую песенку:
Крутится - вертится "Ил" над горой,
Крутится - вертится летчик герой,
В задней кабинке сидит паренек,
Должность у парня - воздушный стрелок...
Среди пареньков были и девушки - Саша Чуприна, Лена Ленская. Были "пареньки" и в возрасте отцов. У нас в полку, например, бывший летнаб - Сергей Михайлович Завернин - из села Корпогоры Архангельской области. Словом, когда я вернулась с курсов штурманов и адъютант эскадрильи предложил мне выбрать стрелка, я удивилась:
- Что значит выбрать? Если есть свободный стрелок, давайте его мне. А брать его из экипажа, в котором летчик и воздушный стрелок слетались, - такое не годится.
- У нас тут есть один, безэкипажный, да какой-то странный. Мы его хотим отправить из полка в наземные части. А вы теперь на правах замкомэска имеете право выбрать себе хорошего воздушного стрелка.
- Как фамилия стрелка, которого хотите отправить?
- Макосов.
- Давайте его мне.
- Настоятельно не советую, товарищ лейтенант, - заметил адьютант.
- И все-таки пришлите стрелка, пожалуйста, к моему самолету, - попросила я.
Вскоре, разговаривая на самолетной стоянке с инженером эскадрильи Шурхиным и техником-лейтенантом Степановым, я услышала сзади себя смешок:
- Вот я и явился.
Оглянулась. Стоит мальчишка лет от силы восемнадцати, с круглым лицом, расплывшимся в улыбке, от чего на тугих розовых щеках образовались ямочки. Пилотка бойца сдвинута на затылок, а чубчик светлых волос старательно зачесан на бочок.
- Вы кто такой? - спросила.
- Сержант Макосов. Адъютант капитана Бойко послал вот к вам.
- Ну и что же? Докладывайте, сержант Макосов, о прибытии.
- Да чудно как-то. Я ведь первый раз вижу летчицу.
И он опять захихикал, переступая с ноги на ногу, явно не дружа со стойкой "смирно".
- Вас кем прислали в наш полк?
- Воздушным стрелком.
- Вы раньше летали когда-нибудь?
- Я курсы стрелков окончил и все...
- Хотите воевать стрелком?
- Очень хочу, но мне летчика не назначают.
- Вы хорошо знаете материальную часть кабины, ракурсы стрельбы и силуэты вражеских самолетов?
- Знаю.
- Хорошо. Завтра буду принимать у вас зачет.
На второй день с утра я увидела Макосова в кабине штурмовика. При опросе он отвечал мне без запинок, не переставая улыбаться. Так и стали мы с ним летать на боевые задания.
Я, пожалуй, ни за что бы не согласилась быть воздушным стрелком на Ил-2. Страшно все-таки. Сидит стрелок спиной к летчику в открытой кабине. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Когда фашистский истребитель заходит в хвост штурмовика и в упор начинает расстреливать его - ну, как такое выдержать? У воздушного стрелка ведь нет ни траншеи, ни того бугорка земли, за который он мог бы укрыться от пуль. У него, конечно, в руках пулемет, но управление-то самолетом у летчика, и прицеливаться стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. А еще бывает и так - вдруг пулемет замолчит от неисправности или когда кончатся патроны... Нет, ни за что бы не хотела я быть стрелком на штурмовике.
Макосов же с первых боевых полетов вел себя довольно активно. Увидев самолет противника, он тут же давал выстрел из ракетницы в его сторону, предупреждая всех об опасности. Когда я, уходя от цели, переводила самолет в набор высоты, Макосов строчил из своего пулемета по наземным целям. Хвост моего самолета был прикрыт надежно. Больше того, воздушный стрелок передавал мне по переговорному аппарату все, что видел и на земле, и в воздухе.
- Товарищ лейтенант, - то и дело слышу теперь, - справа из лесочка бьет зенитка!
- Товарищ лейтенант, к Малой земле от Новороссийска ползут шесть танков. Стреляют на ходу.
И опять:
- Товарищ лейтенант, подбит штурмовик номер "шесть", со снижением идет над морем...
Казалось, ничто не могло ускользнуть от внимания моего стрелка. Я радовалась его успехам и при каждом удобном случае хвалила, поддерживала, а командование полка за успешно совершенные десять боевых вылетов и подбитый "мессер" наградило Макосова медалью "За боевые заслуги".
Свой крупнокалиберный пулемет воздушный стрелок всегда содержал в боевой готовности, своевременно чистил его, смазывал, предупреждал всякие задержки. Часами Макосов мог сидеть в кабине штурмовика и тренироваться в прицеливании по пролетающим мимо аэродрома машинам.
Я уже полностью доверяла своему стрелку и была уверена - он не растеряется, не подведет в трудной боевой обстановке. Когда, случалось, в хвост нашего штурмовика заходил "мессершмитт" или другой вражеский истребитель, Макосов не паниковал, не горячился, а спокойно и деловито открывал огонь и достигал цели. Над станицей Молдаванской вместе с другими стрелками он сбил Ме-109. Макосова наградили еще одной медалью - "За отвагу". На разборах боевых вылетов его уже стали ставить в пример другим стрелкам, а он неизменно улыбался, показывая ямочки на щеках, и краснел. Девушки-оружейницы стали с интересом посматривать в сторону штурмовика, в кабинете которого сидел Макосов.
Оружейницы
А надо сказать, в полку у нас все девушки были, как на подбор - очень красивые. Прибыли они все из ШМАС (школа младших авиаспециалистов). Маша Житняк, Юля Панина, Маша Драгова, Варя Матвеева, Нина Гнеушева, Дуся Назаркина, Лида Федорова, Люба Касапенко, Нина Пиюк, Катя Кожевникова, Нина Швец, Катя Зелинская. Руководили ими техники по вооружению П.И. Панарин, Н.А.Калмыков и инженер по вооружению Б.Д.Шейко. Неимоверно тяжело было девчатам во время частых наших боевых вылетов. Сколько надо перетаскать к самолету бомб, эрэсов и все это хозяйство подвесить без всяких приспособлений. А между вылетами еще и зарядить сотни лент для пулеметов, пушек, заправить каждый самолет, летящий в бой.