– Предупредили бы, так мы бы с собой банки под них прихватили.
– Мы прочесали сегодня с утра всю округу, – ровным голосом продолжал Кенуорд, – от Питерсфилда да Доркинга и от Годалминга до Рейгейта.
– В поисках трупа? – выкрикнули из толпы.
– Думаете, кто-то ее прикончил? – поинтересовался другой голос.
– «Де или ньюс», сэр. Почему вы так уверены, что миссис Кристи нет в живых?
– Пока что я не могу вам этого сообщить. – С этими словами Кенуорд снова повернулся к своим подчиненным. – А теперь – быстро в лодки, и пройдем пруд еще раз с веревкой. Но теперь помедленнее.
Уолли уже собрался было возвращаться в Лондон «добивать колонку», когда появился констебль Рейнолдс и с ним трое мужчин – Арчи Кристи, его брат Кемпбелл и Филип Ренкин.
– Доброе утро, сэр, – обратился Кенуорд к полковнику. – Скажите, вам знакома эта машина?
– Она принадлежит моей жене, – процедил тот сквозь зубы, – Когда вы видели жену в последний раз?
– В последний раз? Вчера в полдесятого утра.
Кенуорд отвел Арчи и компанию в сторонку, подальше от журналистов.
– Вам не показалось, что она чем-то расстроена?
– Нет, ничего необычного, если учитывать нынешнее состояние ее здоровья.
– В нашем телефонном разговоре мисс Фишер сказала, что миссис Кристи находится в очень подавленном состоянии.
– Это так. Она недавно потеряла мать.
– Видите ли, сэр, до нас дошли слухи, будто бы ваша жена угрожала самоубийством.
Полковник сложил руки на груди.
– Вот уж не подумал бы, что вы принимаете во внимание слухи. Откуда же они до вас дошли?
Уолли Стентон потихоньку пододвигал свой насест поближе к центру событий.
– Лично мне такие слухи неизвестны, – продолжал Арчи, – вчера утром я уехал из дому на все выходные в гости к капитану Ренкину, – он кивнул в сторону приятеля, высокомерно поглядывавшего на полицейских. – Я к нему часто уезжаю, и жена знает это мое местонахождение. О том, что она пропала, я впервые услышал только сегодня утром.
– Прошу прощения, сэр, но кто-нибудь может засвидетельствовать это ваше местонахождение?
– Мне кажется, я только что сказал вам, старший инспектор, что я провел эту ночь в доме капитана Ренкина.
– Но возможно, вы по каким-либо причинам покидали его дом в течение ночи? Ваша жена, как вы выразились, знает ваше местонахождение. Может быть, она приезжала к капитану Ренкину, чтобы повидаться с вами?
– Она туда не приезжала.
– В котором часу вы ложитесь спать, сэр?
– Обычно около полуночи.
– Значит, в принципе вы могли среди ночи незаметно отлучиться из дома капитана Ренкина?
– Я никуда не отлучался оттуда до утра.
– И у вас есть свидетель?
Кристи покосился на Ренкина.
– Разумеется, у меня нет свидетелей. Но с какой бы я стати стал разгуливать по округе среди ночи…
– Если только вы не встречались с женой.
– Я с ней не встречался. Еще вопросы есть? Вы должны понимать, что меня все это глубоко огорчило, и чем раньше…
– По словам мисс Фостер, ваша супруга оставила некие письма, – перебил его Кенуорд.
– Да. Обычные письма нервной женщины. Мне она написала, что уезжает на выходные и что чувствует себя как-то странно. В основном ее письмо касается очень личных тем и никак не проливает свет на ее исчезновение.
– Нам оно может понадобиться, мистер Кристи.
– Боюсь, я его сжег. Познакомьтесь – мой брат, – представил Арчи Кемпбелла, желая поскорее уйти от щекотливой темы.
– Очень приятно, сэр. – Кенуорд вежливо наклонил голову, но отпускать свою жертву явно не собирался. – А скажите, полковник, у вас нет никаких предположений, где может находиться ваша жена?
– Нет, но я убежден, что она не вернется, пока весь этот шум не уляжется. Поэтому я настоятельно попросил бы вас оставить все это, – оглянувшись, он заметил, как близко успел подобраться Уолли Стентон, – строго между нами.
Кенуорд и ухом не повел.
– Я боюсь, ваша жена могла погибнуть. И мой долг – сделать все, что в моих силах, и не останавливаться ни перед чем.
– Погибнуть? – фыркнул полковник. – Чушь!
– У вашей жены есть зеленая шляпка?
– Наверняка. Нелепый вопрос. Что-нибудь еще?
– Пока что нет.
– Что ж, я всегда к вашим услугам, – ледяным тоном сообщил полковник и вместе с обоими спутниками повернулся, чтобы уйти.
Джон Фостер подкрался к Уолли.
– Что он сказал?
– Интереснее то, чего он не сказал, – шепнул в ответ Уолли. – А что ты вообще о нем знаешь, Джон?
– Что он пришел с войны с кучей медалей. Прошлой весной вот поезда водил во время забастовки.
Полицейские, тащившие веревку за оба конца, наконец встретились и, сняв с одного из крючьев добычу – дамскую туфлю, – торжественно подали ее Кенуорду. Толпа подалась вперед – поглядеть, что нашли.
– Доисторическая, – прокомментировал находку Уолли и вместе с топающим рядышком Джоном направился берегом Тихого пруда в сторону шоссе. – Интересно, почему это твой старший инспектор так уверен, что миссис Кристи надо искать именно в этом пруду?
– Кто-то сказал ему, будто миссис Кристи утопила тут кого-то из своих персонажей, но думаю, не только в этом Дело. Старина Билл опять прячет козыри в рукаве. Надо полагать, подозревает, что ее могли укокошить.
– Я-то думал, вы с ним в доле.
Вид у Джона был пренесчастный.
– Я делаю за него всю черную работу, а он хорошо, когда мне кость швырнет. Без мяса. Прости, дружище, боюсь, я только зря тебя сдернул с места. – Они молча брели берегом пруда. – Король Иоанн как-то загнал в этот пруд обнаженную девственницу, – сообщил Джон единственную информацию, которой располагал. – Она просто шла, и шла, и шла, пока не утонула.
Уолли рассмеялся.
– Не слыхал про такую Эми Семпл Макферсон?
Джон затряс соломенными волосами.
– Миссионерша. Несколько месяцев назад зашла в воды Тихого океана и простояла там тридцать семь дней, пока не явился Иисус. Она спросила у него: «Если я буду только уповать и молиться, то Ты сделаешь все остальное?» А Иисус, натурально, отвечает: «Само собой». А потом выяснилась, что эта Эми все это время трахалась там с одним парнем.
Ну ладно, так где же миссис Кристи?
– Есть одна горничная, может, что-то и знает. Надо бы ее найти.
На поиски горничной, Джейн Миллер, пара перевоплотившихся в сыщиков журналистов потратила битых три часа. «Стайлз» уже окружили полицейские кордоны, и о том, чтобы пробраться туда, нечего было и думать. Но по телефону удалось выяснить, что в этот вечер девушка выходная.
Тогда пошли к жене местного священника, знавшей всех 6 округе, но та, оказалось, уехала в Доркинг па благотворительный базар в помощь прокаженным. Уолли уже было собрался следом – «попроказничать», как он выразился, но его отговорил Джон, он впервые почуял, что ухватил наконец мясную косточку.
– Ее знает начальник нашей почты, – сказал он. – А отсюда уезжать пока не стоит.
Начальник почты Додс, косой на левый глаз, как раз отвешивал леденцы какому-то малышу. Кроме конфет, на прилавке у Додса лежали мотки шерсти и выкройки для вязания, а также банки с сардинами, покрытые толстым слоем пыли по причине слабого товарооборота. Начальник почты как раз дописал до середины труд своей жизни – книгу под названием «Санингдейл: вчера и сегодня», ибо сердце его принадлежало истории более, чем коммерции. Джон Фостер представил своего прославленного друга.
– Вы знакомы с миссис Кристи? – поинтересовался Уолли.
– Конечно, она сюда заходит чуть не каждый день.
– А какая она?
– Миссис Кристи? Очень славная леди. И очень толковая.
– Но малость того?
Левый глаз Додса повело еще левее.
– Господь с вами, мистер Стентон! Ей, конечно, нелегко пришлось в последние месяцы, но с головкой у нее полный порядок!
– У меня поручение к Джейн Миллер, – вклинился Фостер. – Где бы нам ее найти?
– Известно где, – хмыкнул Додс. – На танцах она, где же ей еще и быть в субботу вечером?
Субботние танцы в Санингдейле являли собой зрелище унылое и жалкое. Присутствовало на них человек двадцать – двадцать пять из местной молодежи, все больше прислуга, не знающая, куда себя деть субботним вечером. В зале играл духовой оркестр, а в уголке сбилась стайка девушек, ожидающих приглашения на танец. Среди них оказалась и Джейн – миниатюрная, со свежим личиком горничная из «Стайлз».
– Вот она, – торжествующе указал на нее Джон. – Добрый вечер, Джейн, – осклабился он.
– Добрый вечер, Джон, – отозвалась она, впившись глазами в Уолли Стентона.
Девушка слева от Джейн вежливо отодвинулась, чтобы кавалеры смогли усесться по обеим сторонам от дамы.
– Ваш полковник, вижу, крепко влип, – начал Джон без обиняков. – Думаете, она умерла?
Остренькая мордочка Джейн страдальчески скривилась:
– Она такая хоро-ошая!
– Потанцуем? – предложил Стентон.
– Ой, с удовольствием! – Джейн, просияв, протянула руку Уолли.
Под похоронный мотив они закружились в вальсе. Уолли улыбался, и Джейн улыбалась в ответ.
– А вы – друг Джона? – недоверчиво спросила она.
– Вообще-то я – американский издатель миссис Кристи, А мистер Фостер просто брал у меня интервью.
– А-а, тогда понятно, – уважительно ответила Джейн.
– Вы прекрасно танцуете, мисс Миллер.
– Вот только приглашают редко!
– Надо же, – искренне удивлялся Уолли, – вы так весело про это говорите!
– Наше счастье – в нас самих!
– Как и несчастье. – Ее партнер глубокомысленно кивнул. – Что, миссис Кристи сильно переживала из-за смерти матушки?
– Да, конечно, – ответила девушка, – только…
Глаза Уолли приглашали к доверительности.
– Честно сказать, – робко продолжила она, – дело-то не в этом.
– А в чем, по-вашему?
– У нее жизнь стала просто ужасная.
– Думаете, миссис Кристи могла что-то такое сделать?
– Она была в жутком состоянии, – вздохнула Джейн.
Отмучив вальс, оркестр заиграл бравый тустеп. Уолли, сказав, что не знает такого танца, проводил партнершу к ее месту.
– Неужели вы пришли сюда только ради меня? – Она подняла глаза на Уолли.
– Да. Мне нужно знать, что же стряслось с миссис Кристи.
Девушка глубоко вздохнула.
– Что ж, все равно спасибо за танец.
И, простившись с кавалерами, она присоединилась к компании скучающих подружек.
– Толку от твоей горничной маловато! – посетовал Уолли, когда оба журналиста уже были на улице.
– Зато от ее подружки побольше, – ухмыльнулся Фостер. – Пока вы танцевали, она рассказала, что у полковника интрижка с секретаршей. И будто бы он грозился бросить жену.
Глава 4
– Мы прочесали сегодня с утра всю округу, – ровным голосом продолжал Кенуорд, – от Питерсфилда да Доркинга и от Годалминга до Рейгейта.
– В поисках трупа? – выкрикнули из толпы.
– Думаете, кто-то ее прикончил? – поинтересовался другой голос.
– «Де или ньюс», сэр. Почему вы так уверены, что миссис Кристи нет в живых?
– Пока что я не могу вам этого сообщить. – С этими словами Кенуорд снова повернулся к своим подчиненным. – А теперь – быстро в лодки, и пройдем пруд еще раз с веревкой. Но теперь помедленнее.
Уолли уже собрался было возвращаться в Лондон «добивать колонку», когда появился констебль Рейнолдс и с ним трое мужчин – Арчи Кристи, его брат Кемпбелл и Филип Ренкин.
– Доброе утро, сэр, – обратился Кенуорд к полковнику. – Скажите, вам знакома эта машина?
– Она принадлежит моей жене, – процедил тот сквозь зубы, – Когда вы видели жену в последний раз?
– В последний раз? Вчера в полдесятого утра.
Кенуорд отвел Арчи и компанию в сторонку, подальше от журналистов.
– Вам не показалось, что она чем-то расстроена?
– Нет, ничего необычного, если учитывать нынешнее состояние ее здоровья.
– В нашем телефонном разговоре мисс Фишер сказала, что миссис Кристи находится в очень подавленном состоянии.
– Это так. Она недавно потеряла мать.
– Видите ли, сэр, до нас дошли слухи, будто бы ваша жена угрожала самоубийством.
Полковник сложил руки на груди.
– Вот уж не подумал бы, что вы принимаете во внимание слухи. Откуда же они до вас дошли?
Уолли Стентон потихоньку пододвигал свой насест поближе к центру событий.
– Лично мне такие слухи неизвестны, – продолжал Арчи, – вчера утром я уехал из дому на все выходные в гости к капитану Ренкину, – он кивнул в сторону приятеля, высокомерно поглядывавшего на полицейских. – Я к нему часто уезжаю, и жена знает это мое местонахождение. О том, что она пропала, я впервые услышал только сегодня утром.
– Прошу прощения, сэр, но кто-нибудь может засвидетельствовать это ваше местонахождение?
– Мне кажется, я только что сказал вам, старший инспектор, что я провел эту ночь в доме капитана Ренкина.
– Но возможно, вы по каким-либо причинам покидали его дом в течение ночи? Ваша жена, как вы выразились, знает ваше местонахождение. Может быть, она приезжала к капитану Ренкину, чтобы повидаться с вами?
– Она туда не приезжала.
– В котором часу вы ложитесь спать, сэр?
– Обычно около полуночи.
– Значит, в принципе вы могли среди ночи незаметно отлучиться из дома капитана Ренкина?
– Я никуда не отлучался оттуда до утра.
– И у вас есть свидетель?
Кристи покосился на Ренкина.
– Разумеется, у меня нет свидетелей. Но с какой бы я стати стал разгуливать по округе среди ночи…
– Если только вы не встречались с женой.
– Я с ней не встречался. Еще вопросы есть? Вы должны понимать, что меня все это глубоко огорчило, и чем раньше…
– По словам мисс Фостер, ваша супруга оставила некие письма, – перебил его Кенуорд.
– Да. Обычные письма нервной женщины. Мне она написала, что уезжает на выходные и что чувствует себя как-то странно. В основном ее письмо касается очень личных тем и никак не проливает свет на ее исчезновение.
– Нам оно может понадобиться, мистер Кристи.
– Боюсь, я его сжег. Познакомьтесь – мой брат, – представил Арчи Кемпбелла, желая поскорее уйти от щекотливой темы.
– Очень приятно, сэр. – Кенуорд вежливо наклонил голову, но отпускать свою жертву явно не собирался. – А скажите, полковник, у вас нет никаких предположений, где может находиться ваша жена?
– Нет, но я убежден, что она не вернется, пока весь этот шум не уляжется. Поэтому я настоятельно попросил бы вас оставить все это, – оглянувшись, он заметил, как близко успел подобраться Уолли Стентон, – строго между нами.
Кенуорд и ухом не повел.
– Я боюсь, ваша жена могла погибнуть. И мой долг – сделать все, что в моих силах, и не останавливаться ни перед чем.
– Погибнуть? – фыркнул полковник. – Чушь!
– У вашей жены есть зеленая шляпка?
– Наверняка. Нелепый вопрос. Что-нибудь еще?
– Пока что нет.
– Что ж, я всегда к вашим услугам, – ледяным тоном сообщил полковник и вместе с обоими спутниками повернулся, чтобы уйти.
Джон Фостер подкрался к Уолли.
– Что он сказал?
– Интереснее то, чего он не сказал, – шепнул в ответ Уолли. – А что ты вообще о нем знаешь, Джон?
– Что он пришел с войны с кучей медалей. Прошлой весной вот поезда водил во время забастовки.
Полицейские, тащившие веревку за оба конца, наконец встретились и, сняв с одного из крючьев добычу – дамскую туфлю, – торжественно подали ее Кенуорду. Толпа подалась вперед – поглядеть, что нашли.
– Доисторическая, – прокомментировал находку Уолли и вместе с топающим рядышком Джоном направился берегом Тихого пруда в сторону шоссе. – Интересно, почему это твой старший инспектор так уверен, что миссис Кристи надо искать именно в этом пруду?
– Кто-то сказал ему, будто миссис Кристи утопила тут кого-то из своих персонажей, но думаю, не только в этом Дело. Старина Билл опять прячет козыри в рукаве. Надо полагать, подозревает, что ее могли укокошить.
– Я-то думал, вы с ним в доле.
Вид у Джона был пренесчастный.
– Я делаю за него всю черную работу, а он хорошо, когда мне кость швырнет. Без мяса. Прости, дружище, боюсь, я только зря тебя сдернул с места. – Они молча брели берегом пруда. – Король Иоанн как-то загнал в этот пруд обнаженную девственницу, – сообщил Джон единственную информацию, которой располагал. – Она просто шла, и шла, и шла, пока не утонула.
Уолли рассмеялся.
– Не слыхал про такую Эми Семпл Макферсон?
Джон затряс соломенными волосами.
– Миссионерша. Несколько месяцев назад зашла в воды Тихого океана и простояла там тридцать семь дней, пока не явился Иисус. Она спросила у него: «Если я буду только уповать и молиться, то Ты сделаешь все остальное?» А Иисус, натурально, отвечает: «Само собой». А потом выяснилась, что эта Эми все это время трахалась там с одним парнем.
Ну ладно, так где же миссис Кристи?
– Есть одна горничная, может, что-то и знает. Надо бы ее найти.
На поиски горничной, Джейн Миллер, пара перевоплотившихся в сыщиков журналистов потратила битых три часа. «Стайлз» уже окружили полицейские кордоны, и о том, чтобы пробраться туда, нечего было и думать. Но по телефону удалось выяснить, что в этот вечер девушка выходная.
Тогда пошли к жене местного священника, знавшей всех 6 округе, но та, оказалось, уехала в Доркинг па благотворительный базар в помощь прокаженным. Уолли уже было собрался следом – «попроказничать», как он выразился, но его отговорил Джон, он впервые почуял, что ухватил наконец мясную косточку.
– Ее знает начальник нашей почты, – сказал он. – А отсюда уезжать пока не стоит.
Начальник почты Додс, косой на левый глаз, как раз отвешивал леденцы какому-то малышу. Кроме конфет, на прилавке у Додса лежали мотки шерсти и выкройки для вязания, а также банки с сардинами, покрытые толстым слоем пыли по причине слабого товарооборота. Начальник почты как раз дописал до середины труд своей жизни – книгу под названием «Санингдейл: вчера и сегодня», ибо сердце его принадлежало истории более, чем коммерции. Джон Фостер представил своего прославленного друга.
– Вы знакомы с миссис Кристи? – поинтересовался Уолли.
– Конечно, она сюда заходит чуть не каждый день.
– А какая она?
– Миссис Кристи? Очень славная леди. И очень толковая.
– Но малость того?
Левый глаз Додса повело еще левее.
– Господь с вами, мистер Стентон! Ей, конечно, нелегко пришлось в последние месяцы, но с головкой у нее полный порядок!
– У меня поручение к Джейн Миллер, – вклинился Фостер. – Где бы нам ее найти?
– Известно где, – хмыкнул Додс. – На танцах она, где же ей еще и быть в субботу вечером?
* * *
Субботние танцы в Санингдейле являли собой зрелище унылое и жалкое. Присутствовало на них человек двадцать – двадцать пять из местной молодежи, все больше прислуга, не знающая, куда себя деть субботним вечером. В зале играл духовой оркестр, а в уголке сбилась стайка девушек, ожидающих приглашения на танец. Среди них оказалась и Джейн – миниатюрная, со свежим личиком горничная из «Стайлз».
– Вот она, – торжествующе указал на нее Джон. – Добрый вечер, Джейн, – осклабился он.
– Добрый вечер, Джон, – отозвалась она, впившись глазами в Уолли Стентона.
Девушка слева от Джейн вежливо отодвинулась, чтобы кавалеры смогли усесться по обеим сторонам от дамы.
– Ваш полковник, вижу, крепко влип, – начал Джон без обиняков. – Думаете, она умерла?
Остренькая мордочка Джейн страдальчески скривилась:
– Она такая хоро-ошая!
– Потанцуем? – предложил Стентон.
– Ой, с удовольствием! – Джейн, просияв, протянула руку Уолли.
Под похоронный мотив они закружились в вальсе. Уолли улыбался, и Джейн улыбалась в ответ.
– А вы – друг Джона? – недоверчиво спросила она.
– Вообще-то я – американский издатель миссис Кристи, А мистер Фостер просто брал у меня интервью.
– А-а, тогда понятно, – уважительно ответила Джейн.
– Вы прекрасно танцуете, мисс Миллер.
– Вот только приглашают редко!
– Надо же, – искренне удивлялся Уолли, – вы так весело про это говорите!
– Наше счастье – в нас самих!
– Как и несчастье. – Ее партнер глубокомысленно кивнул. – Что, миссис Кристи сильно переживала из-за смерти матушки?
– Да, конечно, – ответила девушка, – только…
Глаза Уолли приглашали к доверительности.
– Честно сказать, – робко продолжила она, – дело-то не в этом.
– А в чем, по-вашему?
– У нее жизнь стала просто ужасная.
– Думаете, миссис Кристи могла что-то такое сделать?
– Она была в жутком состоянии, – вздохнула Джейн.
Отмучив вальс, оркестр заиграл бравый тустеп. Уолли, сказав, что не знает такого танца, проводил партнершу к ее месту.
– Неужели вы пришли сюда только ради меня? – Она подняла глаза на Уолли.
– Да. Мне нужно знать, что же стряслось с миссис Кристи.
Девушка глубоко вздохнула.
– Что ж, все равно спасибо за танец.
И, простившись с кавалерами, она присоединилась к компании скучающих подружек.
– Толку от твоей горничной маловато! – посетовал Уолли, когда оба журналиста уже были на улице.
– Зато от ее подружки побольше, – ухмыльнулся Фостер. – Пока вы танцевали, она рассказала, что у полковника интрижка с секретаршей. И будто бы он грозился бросить жену.
Глава 4
Агата Кристи сидела в вагоне поезда, уставясь прямо перед собой и сложив руки на коленях поверх газеты, аккуратно сложенной кроссвордом кверху. Она была в суконном пальто, на чулках и туфлях засохли брызги грязи, а из ручной клади только небольшой саквояж. И пальто, и саквояж были не те, с которыми она вчера вечером покинула «Стайлз».
В шесть часов вечера поезд подошел к станции Харрогет близ Йоркширских минеральных вод. Пройдя по перрону, Агата вышла в город. Снежная слякоть облепила такси на вокзальной площади. В тусклом свете виднелись два ярко раскрашенных почти пустых омнибуса, на одном значилось «Гранд-отель», на другом – «Отель „Гидропатик“. Забравшись в последний, Агата устроилась на заднем сиденье, и там, в полумраке и одиночестве, наконец закрыла глаза, губы сами собой мучительно скривились от нестерпимой боли, и она всей душой предалась своему горю – роскоши, непозволительной на людях.
Отель, куда омнибус доставил троих своих пассажиров, оказался величественным зданием в викторианском стиле, сложенным из серого йоркширского камня. Администратор, пожилой мужчина со светлыми усами, повидавший за свою жизнь немало разных посетителей, знавший цену каждому и даже однажды имевший счастье поклониться самой российской императрице Марии Федоровне, смотрел на Агату с плохо скрытым любопытством.
– Я хотела бы получить номер, – проговорила она.
– На какой срок, мадам?
– Думаю, недели на две. Сколько это будет стоить?
Администратор заглянул в тетрадку.
– У нас есть номера по пять гиней в неделю. Есть и по пять с половиной, окнами в сад.
– Давайте окнами в сад.
Ее попросили расписаться в регистрационном журнале, «Миссис Тереза Нил», – вывела она и, помедлив, дописала: «Кейптаун, Южная Африка».
– Ваш багаж, мадам? – осведомился администратор.
– Только саквояж, – ответила она. – Видите ли, мой багаж… мой багаж пропал.
У себя в номере Агата сняла пальто, вымыла руки и вытащила из саквояжа грелку, расческу и два пузырька с аптечными наклейками, на одной их которых было крупно выведено «яд». Поставила на тумбочку фотографию дочери в кожаной рамке. И, ничего больше не распаковывая, села на краешек кровати, словно вдруг утратив всякое представление, что ей делать дальше.
Спустя какое-то время, все в той же серой юбке, зеленом свитере и заляпанной грязью обуви Агата спустилась в ресторан. В просторным зале с цветными витражами и деревянным резным потолком было занято от силы четыре столика; все посетители – люди пожилые, если не считать тридцатилетней женщины, ужинавшей за отдельным столиком, – хорошенькой, темноволосой, с яркими губами и открытым взглядом. Агата, устроившаяся неподалеку, разглядела, что блузка у женщины была дешевенькая, и расслышала, как официант обратился к ней «мисс Кроули», а значит, женщина либо уже давно живет в отеле, либо часто бывает в ресторане.
Тот же официант принес меню и Агате. Она скользнула взглядом по отпечатанной карточке.
– А что, pate готовят прямо тут, у вас?
– Не уверен, мадам. – Официант был уязвлен.
– Что ж, если вы не уверены, – улыбнулась Агата, – тогда не стоит. А каков ваш суп из зайца?
– Превосходен, мадам.
– Потом rognon de veau <Телячьи почки (фр.).>.
– А рыбы не желаете?
– Нет, не нужно ни рыбы, ни пудинга «дипломат». – Она протянула меню назад. – А спиртное у вас есть?
– Увы, мадам. Не держим. – Официант упивался возможностью отказать слишком взыскательной клиентке. – У нас, знаете ли, место здоровое, курорт…
– И правильно, – улыбнулась в ответ Агата. – Кстати, я-то вообще не пью спиртного. Оно невкусное.
Обиженный вид официанта не укрылся от внимания мисс Кроули – выходя из зала, та заговорщически ей улыбнулась. Агата заметила, что женщина ходит с палочкой.
Кофе в «Гидропатике» подавался не в ресторане, а в Красной гостиной. Там было почти пусто, если не считать дремавшего в уголке старика и все той же мисс Кроули за отдельном столиком. Агата уселась неподалеку от нее, но не слишком близко, и, взяв со стола номер «Харрогет геральд», углубилась в изучение списка знаменитостей, удостоивших городок своим посещением. Старик храпел в кресле. Почувствовав взгляд соседки, Агата улыбнулась.
– Вообще-то храпеть лучше у себя в номере, – заметила та.
Агата кивнула, отпивая глоточками кофе.
– – Я – Эвелин Кроули, – представилась женщина.
– Очень приятно. А я – миссис Нил. Тереза Нил. – Агата, помолчав, спросила:
– А вы тут в первый раз?
– О нет. Я сюда постоянно приезжаю.
– Ради термальных ванн?
– Нет, скорее ради специального курса физиотерапии.
У меня со спиной неважно. На работе я весь день на ногах, а это не слишком-то здорово. Но тут есть одна врач, она просто чудеса творит. – Выговор у Эвелин Кроули был северный, немножко нараспев.
– У меня со спиной тоже нелады, – поспешила пожаловаться Агата.
– Тогда лучшего места вам и искать не надо. Хотя что касается развлечений, то теперь тут, прямо скажем, – не фонтан!
– А что, – улыбнулась Агата, – раньше был… фонтан?
– Раньше летом сюда съезжались сливки общества. Короли и королевы. Перед ними тут выступали даже Павлова и Бернхардт. Мне родители столько всего рассказывали!
– Они тоже сюда постоянно приезжали?
– Нет, что вы! Мой отец служил тут метрдотелем, а мать работала в банях. Почему меня тут и лечат. Я ведь не из тех, кто по курортам разъезжает, – рассмеялась она. – Боюсь, я вам наскучила своей болтовней.
– Что вы, что вы, – засмеялась в ответ Агата. – А что тут теперь за публика, в это время года?
– Что вам сказать? Старички, вроде этого вот храпуна.
Хромые, калеки. Да несколько алкоголиков. Сами-то откуда, миссис Нил?
– Из Южной Африки.
– Из Южной Африки!
Агата торопливо кивнула:
– Вы простите меня, пожалуйста, но, боюсь, мне пора.
И с этими словами поднялась и вышла.
По коридору она направилась к телефонной кабинке и, закрывшись там, попросила соединить ее с гостиницей «Валенсия».
– Скажите, мисс Нэнси Нил еще не приехала? – справилась она у администратора и, выслушав ответ, переспросила:
– Не раньше понедельника? Вы не могли бы проверить поточнее? – И подождав, проговорила:
– Благодарю вас. Нет, ничего передавать не нужно.
На следующий день, в воскресенье, на курорте царила гробовая тишина. Свинцовое небо низко нависло над раскинувшимся на холме нарядным викторианским городком, а жестокий мороз не позволил немногочисленным курортникам высунуть носа из гостиничных номеров. Агата стала единственным исключением. Она посетила собор Святого Уилфреда, предварительно справившись у портье, где тут служат обедню по обряду Высокой Церкви, заглянула в антикварные лавки, где присмотрела миленький столик из папье-маше, а ближе к вечеру сходила на концерт Эдгара <Элгар Эдуард (1857—1934) – английский композитор и дирижер, один из борцов за возрождение старинной английской музыки, автор ряда кантат и ораторий, а также оркестровых пьес.> и Баха, самых своих любимых композиторов.
Нет, боль не прошла, но сковывавшая ее апатия немного отступила. Понемногу возвращалась способность действовать, делать выбор и принимать решение, и уже от одного этого словно стало легче. Вечер она скоротала за книгой под названием «Водолечение в Британии», взятой в библиотеке отеля. Она читала и читала, закрывшись в номере, пока наконец не спохватилась – как она выглядит! Во что одета! Она приняла ванну, вымыла голову, насухо вытерла полотенцем и тщательно расчесала волосы, а потом нырнула нагишом в постель, оставив грязную одежду у двери – для горничной, – ни дать ни взять примерная школьница, у которой каждый день четко расписан наперед.
Агата раскрыла утренний выпуск «Дейли мейл» за понедельник. Внизу на первой полосе помещалась статья о ее исчезновении – на взгляд автора статьи, весьма таинственном. Агата не столько испугалась, сколько удивилась – общественного резонанса она как-то в расчет не приняла, увидев собственный снимок, облегченно вздохнула: по такой фотографии узнать ее практически невозможно.
Расплатившись за газету, она поспешила прочь из отеля вниз по склону холма, полукругом опоясанного маленькими магазинчиками. Она с наслаждением ощущала, как солнечные лучи скользят по лицу и как морозный воздух наполняет легкие. Даже статья в газете не казалась существенной угрозой ее нынешнему существованию, самодостаточному и совершенно отдельному от мира, откуда она сбежала. Она твердо знала, что ей делать дальше.
Пока что можно насладиться той жизнью, от которой она долго отказывалась. Первым делом она прошлась по магазинам и накупила всякой всячины: несколько пар туфель, прелестную подушечку для булавок, кое-какие письменные принадлежности, пудру, румяна и помаду, которой никогда прежде не пользовалась. Потом зашла в магазин готового платья под названием «Макдональдс», привлеченная выставленной на витрине крепдешиновой пижамой и креп-жоржетовым вечерним платьем, украшенным бисером. Магазин, по харрогетским меркам, был шикарный. Внутри вдоль всего прилавка красовались изысканнейшие наряды. Хозяйка магазина, дама с подвитыми волосами и фальшивым французским акцентом радостно засуетилась вокруг Агаты. Она предложила ей сумочку из змеиной кожи, нижнее белье – из crepe de soie <Шелкового крепа (фр.).>, шелковые чулки и пояс с резинками. Агата купила все это, а еще шубку из выхухоли, шерстяное платье и плиссированную юбку. А потом все-таки приложила к себе жоржетовое платье, такое же, как на витрине. Его абрикосовый оттенок удивительно шел к ее нежному цвету лица и рыжеватым волосам.
– Потрясающе, мадам, – выдохнула хозяйка магазина.
– По-моему, тоже, – согласилась Эвелин Кроули, потрясенная платьем на витрине и зашедшая в магазин из чисто платонического любопытства – если судить по ее собственному дешевенькому суконному пальтишку и фетровой шляпке.
Агата улыбнулась.
– Униформа в самый раз для Харрогета!
Потом вернулась в кабинку переодеться.
– Не дайте мне скупить весь магазин, – выкрикнула она оттуда Эвелин Кроули. – Я вас задерживаю?
– Что вы! Процедур у меня сейчас никаких нет, так что я совершенно свободна до пяти вечера – в пять меня пригласил на чашку чаю один джентльмен шестидесяти трех лет. Он рассчитывает совратить меня, потому как выговор у меня провинциальный.
Агата стянула через голову зеленый джемпер и вышла из кабинки в абрикосовом великолепии.
– Кошмар, да, мисс Кроули?
Эвелин засмеялась:
– Вот уж правда что униформа для Харрогета! Почему я и работаю в Бредфорде. Там я хоть могу из-за тряпок не дергаться. Такого, во всяком случае, там никто не нацепит. – Эвелин взяла в руки комбинацию с застежкой между ног.
– Миланская, – с гордостью сообщила хозяйка.
– Да, заметно, что не йоркширская.
Агата хихикнула. Хозяйка тем временем принялась упаковывать покупки. Агата обернулась к Эвелин:
– Могу я попросить вас об одолжении? Вы не могли бы взять меня с собой, когда пойдете принимать ванны? Вы тут уже знаете порядки, и вообще…
– Конечно, – улыбнулась Эвелин своей торопливой улыбкой. – Я вас познакомлю с моим физиотерапевтом.
Она тут самый лучший врач, а поскольку теперь мертвый сезон, то она, конечно же, и вас возьмет.
Агата искренне поблагодарила добросердечную провинциалку и расплатилась за покупки наличными. Хозяйка взяла ее заляпанную грязью одежду.
– Это тоже завернуть?
– Спасибо, не нужно. Выкиньте ее.
Эвелин не смогла скрыть удивления, но, как человек воспитанный, от комментариев воздержалась. Вместо этого она помогла Агате вынести свертки из магазина, и они вдвоем пошли по нарядной Эдвардиан-стрит и, проходя мимо Дворцового театра, увидели огромную афишу: «Глэдчс Купер и Айвор Новелло в „Цыганке“. Агата остановилась и зачитала вслух строчку, набранную шрифтом помельче:
– «Цыгане спасают британских офицеров от австрийских солдат». Сходим как-нибудь?
– О, с удовольствием. – Эвелин поняла, что это приглашение потребовало недюжинной отваги от ее застенчивой приятельницы, за всю обратную дорогу не сумевшей больше выдавить из себя ни слова.
Оставив свертки у портье отеля, обе женщины отправились в Королевские бани – чудовищных размеров и пышности викторианское сооружение, расположенное в десяти минутах ходу от «Гидропатика» и представлявшее собой центр всей курортной жизни. Однако в это время года народу тут было мало – пустые конные тележки и кресла-каталки сиротливо сгрудились снаружи. А внутри пожилые посетители не спеша прогуливались или сидели за столиками в просторном вестибюле. Под огромным куполом помещалась восьмиугольная конторка, за которой специальный клерк-регистратор выписывал больным назначенные процедуры, а за его спиной ныряли и резвились голубые фаянсовые русалки. Тяжеловесный купол вестибюля поддерживали коринфские колонны, а все это великолепие довершали собой пальмы в вазонах, разноцветный кафель на полу и бюсты местных знаменитостей.
А по фризу, опоясывавшему здание внутри, огромными буквами было выведено:
Что нам дары сладчайшие небес,
Когда здоровье подорвут болезни, –
Тогда и счастье мы вкушаем без
Особой радости. Всего полезней –
Укреплять свое здоровье!
Прочитав эти невообразимые вирши, Агата, не чуждая музам, тут же принялась их мысленно редактировать. А вслух произнесла:
– Что-то в размер не укладывается! – Теперь, в роли миссис Терезы Нил, напудренной, нарумяненной и с подкрашенными губами, она могла позволить себе решиться на такое смелое заявление.
Эвелин Кроули стояла в очереди в регистратуру впереди Агаты и позади двух престарелых больных в инвалидных колясках, которые битый час не могли оформить свои назначения.
– Они сюда на грязи приезжают? – шепотом спросила Агата.
– Ага. Каждый год там по несколько старичков тонут!
– Что, прямо в грязи?
– Ага. Бедные старикашечки!
Наконец те укатили, и Эвелин с Агатой приблизились к конторке. Малокровный юноша-регистратор узнал Эвелин.
– Мисс Кроули? – Он уныло оскалился в улыбке. – Миссис Брейтуэйт готова принять вас в любое время.
– Я бы хотела, чтобы вместо меня процедуры получила бы вот эта леди, – Эвелин кивком показала на Агату. – Вы не могли бы пригласить сюда миссис Брейтуэйт?
– Вообще-то я не меняю назначения.
– Но правилами это не запрещается. К тому же у миссис Нил сильные боли. А весь дальнейший курс она оплатит после консультации с врачом.
– Ну ладно, – отозвался регистратор без особого энтузиазма.
В шесть часов вечера поезд подошел к станции Харрогет близ Йоркширских минеральных вод. Пройдя по перрону, Агата вышла в город. Снежная слякоть облепила такси на вокзальной площади. В тусклом свете виднелись два ярко раскрашенных почти пустых омнибуса, на одном значилось «Гранд-отель», на другом – «Отель „Гидропатик“. Забравшись в последний, Агата устроилась на заднем сиденье, и там, в полумраке и одиночестве, наконец закрыла глаза, губы сами собой мучительно скривились от нестерпимой боли, и она всей душой предалась своему горю – роскоши, непозволительной на людях.
Отель, куда омнибус доставил троих своих пассажиров, оказался величественным зданием в викторианском стиле, сложенным из серого йоркширского камня. Администратор, пожилой мужчина со светлыми усами, повидавший за свою жизнь немало разных посетителей, знавший цену каждому и даже однажды имевший счастье поклониться самой российской императрице Марии Федоровне, смотрел на Агату с плохо скрытым любопытством.
– Я хотела бы получить номер, – проговорила она.
– На какой срок, мадам?
– Думаю, недели на две. Сколько это будет стоить?
Администратор заглянул в тетрадку.
– У нас есть номера по пять гиней в неделю. Есть и по пять с половиной, окнами в сад.
– Давайте окнами в сад.
Ее попросили расписаться в регистрационном журнале, «Миссис Тереза Нил», – вывела она и, помедлив, дописала: «Кейптаун, Южная Африка».
– Ваш багаж, мадам? – осведомился администратор.
– Только саквояж, – ответила она. – Видите ли, мой багаж… мой багаж пропал.
У себя в номере Агата сняла пальто, вымыла руки и вытащила из саквояжа грелку, расческу и два пузырька с аптечными наклейками, на одной их которых было крупно выведено «яд». Поставила на тумбочку фотографию дочери в кожаной рамке. И, ничего больше не распаковывая, села на краешек кровати, словно вдруг утратив всякое представление, что ей делать дальше.
Спустя какое-то время, все в той же серой юбке, зеленом свитере и заляпанной грязью обуви Агата спустилась в ресторан. В просторным зале с цветными витражами и деревянным резным потолком было занято от силы четыре столика; все посетители – люди пожилые, если не считать тридцатилетней женщины, ужинавшей за отдельным столиком, – хорошенькой, темноволосой, с яркими губами и открытым взглядом. Агата, устроившаяся неподалеку, разглядела, что блузка у женщины была дешевенькая, и расслышала, как официант обратился к ней «мисс Кроули», а значит, женщина либо уже давно живет в отеле, либо часто бывает в ресторане.
Тот же официант принес меню и Агате. Она скользнула взглядом по отпечатанной карточке.
– А что, pate готовят прямо тут, у вас?
– Не уверен, мадам. – Официант был уязвлен.
– Что ж, если вы не уверены, – улыбнулась Агата, – тогда не стоит. А каков ваш суп из зайца?
– Превосходен, мадам.
– Потом rognon de veau <Телячьи почки (фр.).>.
– А рыбы не желаете?
– Нет, не нужно ни рыбы, ни пудинга «дипломат». – Она протянула меню назад. – А спиртное у вас есть?
– Увы, мадам. Не держим. – Официант упивался возможностью отказать слишком взыскательной клиентке. – У нас, знаете ли, место здоровое, курорт…
– И правильно, – улыбнулась в ответ Агата. – Кстати, я-то вообще не пью спиртного. Оно невкусное.
Обиженный вид официанта не укрылся от внимания мисс Кроули – выходя из зала, та заговорщически ей улыбнулась. Агата заметила, что женщина ходит с палочкой.
Кофе в «Гидропатике» подавался не в ресторане, а в Красной гостиной. Там было почти пусто, если не считать дремавшего в уголке старика и все той же мисс Кроули за отдельном столиком. Агата уселась неподалеку от нее, но не слишком близко, и, взяв со стола номер «Харрогет геральд», углубилась в изучение списка знаменитостей, удостоивших городок своим посещением. Старик храпел в кресле. Почувствовав взгляд соседки, Агата улыбнулась.
– Вообще-то храпеть лучше у себя в номере, – заметила та.
Агата кивнула, отпивая глоточками кофе.
– – Я – Эвелин Кроули, – представилась женщина.
– Очень приятно. А я – миссис Нил. Тереза Нил. – Агата, помолчав, спросила:
– А вы тут в первый раз?
– О нет. Я сюда постоянно приезжаю.
– Ради термальных ванн?
– Нет, скорее ради специального курса физиотерапии.
У меня со спиной неважно. На работе я весь день на ногах, а это не слишком-то здорово. Но тут есть одна врач, она просто чудеса творит. – Выговор у Эвелин Кроули был северный, немножко нараспев.
– У меня со спиной тоже нелады, – поспешила пожаловаться Агата.
– Тогда лучшего места вам и искать не надо. Хотя что касается развлечений, то теперь тут, прямо скажем, – не фонтан!
– А что, – улыбнулась Агата, – раньше был… фонтан?
– Раньше летом сюда съезжались сливки общества. Короли и королевы. Перед ними тут выступали даже Павлова и Бернхардт. Мне родители столько всего рассказывали!
– Они тоже сюда постоянно приезжали?
– Нет, что вы! Мой отец служил тут метрдотелем, а мать работала в банях. Почему меня тут и лечат. Я ведь не из тех, кто по курортам разъезжает, – рассмеялась она. – Боюсь, я вам наскучила своей болтовней.
– Что вы, что вы, – засмеялась в ответ Агата. – А что тут теперь за публика, в это время года?
– Что вам сказать? Старички, вроде этого вот храпуна.
Хромые, калеки. Да несколько алкоголиков. Сами-то откуда, миссис Нил?
– Из Южной Африки.
– Из Южной Африки!
Агата торопливо кивнула:
– Вы простите меня, пожалуйста, но, боюсь, мне пора.
И с этими словами поднялась и вышла.
По коридору она направилась к телефонной кабинке и, закрывшись там, попросила соединить ее с гостиницей «Валенсия».
– Скажите, мисс Нэнси Нил еще не приехала? – справилась она у администратора и, выслушав ответ, переспросила:
– Не раньше понедельника? Вы не могли бы проверить поточнее? – И подождав, проговорила:
– Благодарю вас. Нет, ничего передавать не нужно.
* * *
На следующий день, в воскресенье, на курорте царила гробовая тишина. Свинцовое небо низко нависло над раскинувшимся на холме нарядным викторианским городком, а жестокий мороз не позволил немногочисленным курортникам высунуть носа из гостиничных номеров. Агата стала единственным исключением. Она посетила собор Святого Уилфреда, предварительно справившись у портье, где тут служат обедню по обряду Высокой Церкви, заглянула в антикварные лавки, где присмотрела миленький столик из папье-маше, а ближе к вечеру сходила на концерт Эдгара <Элгар Эдуард (1857—1934) – английский композитор и дирижер, один из борцов за возрождение старинной английской музыки, автор ряда кантат и ораторий, а также оркестровых пьес.> и Баха, самых своих любимых композиторов.
Нет, боль не прошла, но сковывавшая ее апатия немного отступила. Понемногу возвращалась способность действовать, делать выбор и принимать решение, и уже от одного этого словно стало легче. Вечер она скоротала за книгой под названием «Водолечение в Британии», взятой в библиотеке отеля. Она читала и читала, закрывшись в номере, пока наконец не спохватилась – как она выглядит! Во что одета! Она приняла ванну, вымыла голову, насухо вытерла полотенцем и тщательно расчесала волосы, а потом нырнула нагишом в постель, оставив грязную одежду у двери – для горничной, – ни дать ни взять примерная школьница, у которой каждый день четко расписан наперед.
* * *
Агата раскрыла утренний выпуск «Дейли мейл» за понедельник. Внизу на первой полосе помещалась статья о ее исчезновении – на взгляд автора статьи, весьма таинственном. Агата не столько испугалась, сколько удивилась – общественного резонанса она как-то в расчет не приняла, увидев собственный снимок, облегченно вздохнула: по такой фотографии узнать ее практически невозможно.
Расплатившись за газету, она поспешила прочь из отеля вниз по склону холма, полукругом опоясанного маленькими магазинчиками. Она с наслаждением ощущала, как солнечные лучи скользят по лицу и как морозный воздух наполняет легкие. Даже статья в газете не казалась существенной угрозой ее нынешнему существованию, самодостаточному и совершенно отдельному от мира, откуда она сбежала. Она твердо знала, что ей делать дальше.
Пока что можно насладиться той жизнью, от которой она долго отказывалась. Первым делом она прошлась по магазинам и накупила всякой всячины: несколько пар туфель, прелестную подушечку для булавок, кое-какие письменные принадлежности, пудру, румяна и помаду, которой никогда прежде не пользовалась. Потом зашла в магазин готового платья под названием «Макдональдс», привлеченная выставленной на витрине крепдешиновой пижамой и креп-жоржетовым вечерним платьем, украшенным бисером. Магазин, по харрогетским меркам, был шикарный. Внутри вдоль всего прилавка красовались изысканнейшие наряды. Хозяйка магазина, дама с подвитыми волосами и фальшивым французским акцентом радостно засуетилась вокруг Агаты. Она предложила ей сумочку из змеиной кожи, нижнее белье – из crepe de soie <Шелкового крепа (фр.).>, шелковые чулки и пояс с резинками. Агата купила все это, а еще шубку из выхухоли, шерстяное платье и плиссированную юбку. А потом все-таки приложила к себе жоржетовое платье, такое же, как на витрине. Его абрикосовый оттенок удивительно шел к ее нежному цвету лица и рыжеватым волосам.
– Потрясающе, мадам, – выдохнула хозяйка магазина.
– По-моему, тоже, – согласилась Эвелин Кроули, потрясенная платьем на витрине и зашедшая в магазин из чисто платонического любопытства – если судить по ее собственному дешевенькому суконному пальтишку и фетровой шляпке.
Агата улыбнулась.
– Униформа в самый раз для Харрогета!
Потом вернулась в кабинку переодеться.
– Не дайте мне скупить весь магазин, – выкрикнула она оттуда Эвелин Кроули. – Я вас задерживаю?
– Что вы! Процедур у меня сейчас никаких нет, так что я совершенно свободна до пяти вечера – в пять меня пригласил на чашку чаю один джентльмен шестидесяти трех лет. Он рассчитывает совратить меня, потому как выговор у меня провинциальный.
Агата стянула через голову зеленый джемпер и вышла из кабинки в абрикосовом великолепии.
– Кошмар, да, мисс Кроули?
Эвелин засмеялась:
– Вот уж правда что униформа для Харрогета! Почему я и работаю в Бредфорде. Там я хоть могу из-за тряпок не дергаться. Такого, во всяком случае, там никто не нацепит. – Эвелин взяла в руки комбинацию с застежкой между ног.
– Миланская, – с гордостью сообщила хозяйка.
– Да, заметно, что не йоркширская.
Агата хихикнула. Хозяйка тем временем принялась упаковывать покупки. Агата обернулась к Эвелин:
– Могу я попросить вас об одолжении? Вы не могли бы взять меня с собой, когда пойдете принимать ванны? Вы тут уже знаете порядки, и вообще…
– Конечно, – улыбнулась Эвелин своей торопливой улыбкой. – Я вас познакомлю с моим физиотерапевтом.
Она тут самый лучший врач, а поскольку теперь мертвый сезон, то она, конечно же, и вас возьмет.
Агата искренне поблагодарила добросердечную провинциалку и расплатилась за покупки наличными. Хозяйка взяла ее заляпанную грязью одежду.
– Это тоже завернуть?
– Спасибо, не нужно. Выкиньте ее.
Эвелин не смогла скрыть удивления, но, как человек воспитанный, от комментариев воздержалась. Вместо этого она помогла Агате вынести свертки из магазина, и они вдвоем пошли по нарядной Эдвардиан-стрит и, проходя мимо Дворцового театра, увидели огромную афишу: «Глэдчс Купер и Айвор Новелло в „Цыганке“. Агата остановилась и зачитала вслух строчку, набранную шрифтом помельче:
– «Цыгане спасают британских офицеров от австрийских солдат». Сходим как-нибудь?
– О, с удовольствием. – Эвелин поняла, что это приглашение потребовало недюжинной отваги от ее застенчивой приятельницы, за всю обратную дорогу не сумевшей больше выдавить из себя ни слова.
Оставив свертки у портье отеля, обе женщины отправились в Королевские бани – чудовищных размеров и пышности викторианское сооружение, расположенное в десяти минутах ходу от «Гидропатика» и представлявшее собой центр всей курортной жизни. Однако в это время года народу тут было мало – пустые конные тележки и кресла-каталки сиротливо сгрудились снаружи. А внутри пожилые посетители не спеша прогуливались или сидели за столиками в просторном вестибюле. Под огромным куполом помещалась восьмиугольная конторка, за которой специальный клерк-регистратор выписывал больным назначенные процедуры, а за его спиной ныряли и резвились голубые фаянсовые русалки. Тяжеловесный купол вестибюля поддерживали коринфские колонны, а все это великолепие довершали собой пальмы в вазонах, разноцветный кафель на полу и бюсты местных знаменитостей.
А по фризу, опоясывавшему здание внутри, огромными буквами было выведено:
Что нам дары сладчайшие небес,
Когда здоровье подорвут болезни, –
Тогда и счастье мы вкушаем без
Особой радости. Всего полезней –
Укреплять свое здоровье!
Прочитав эти невообразимые вирши, Агата, не чуждая музам, тут же принялась их мысленно редактировать. А вслух произнесла:
– Что-то в размер не укладывается! – Теперь, в роли миссис Терезы Нил, напудренной, нарумяненной и с подкрашенными губами, она могла позволить себе решиться на такое смелое заявление.
Эвелин Кроули стояла в очереди в регистратуру впереди Агаты и позади двух престарелых больных в инвалидных колясках, которые битый час не могли оформить свои назначения.
– Они сюда на грязи приезжают? – шепотом спросила Агата.
– Ага. Каждый год там по несколько старичков тонут!
– Что, прямо в грязи?
– Ага. Бедные старикашечки!
Наконец те укатили, и Эвелин с Агатой приблизились к конторке. Малокровный юноша-регистратор узнал Эвелин.
– Мисс Кроули? – Он уныло оскалился в улыбке. – Миссис Брейтуэйт готова принять вас в любое время.
– Я бы хотела, чтобы вместо меня процедуры получила бы вот эта леди, – Эвелин кивком показала на Агату. – Вы не могли бы пригласить сюда миссис Брейтуэйт?
– Вообще-то я не меняю назначения.
– Но правилами это не запрещается. К тому же у миссис Нил сильные боли. А весь дальнейший курс она оплатит после консультации с врачом.
– Ну ладно, – отозвался регистратор без особого энтузиазма.