- Пасынок остается на старом месте. Еремина переведем в другой полк.
На место Еремина назначили майора Николаенкова, который раньше служил в нашем полку заместителем. Он только что вернулся из госпиталя. Командирами эскадрилий стали Алексей Машенкин, я и Егор Анкудинов, пришедший к нам из другой дивизии. Заместителем к нему назначили Ивана Федорова, а ко мне Ивана Мартыненко, высокого, худощавого и энергичного лейтенанта. На фронт он прибыл вместе со всеми с Дальнего Востока, служил в соседней эскадрилье. Во время кубанских боев сбил два вражеских самолета. Его отличала неукротимая ненависть к фашистам, неистощимое желание летать, заботливое отношение к боевым друзьям.
Полк пополнился многими новыми летчиками. Несколько человек пришли и в нашу эскадрилью. Я стал знакомиться с молодыми лейтенантами, недавно закончившими училище.
Вот добродушный богатырь Федор Тихомиров. В его внешне неуклюжей, сутуловатой фигуре с длинными цепкими руками угадывалась большая сила и целеустремленность. Казалось, поручи ему труднейшее задание, и он, как говорится, костьми ляжет, но выполнит его.
Такой же высокий Павел Сереженко оказался очень застенчивым, говорил мало и неохотно. Зато потом, в бою, он буквально преображался, становился смелым, решительным и инициативным летчиком. Прямой противоположностью Тихомирову и Сереженко был Андрей Кузнецов. Энергичный, порывистый, с горящими черными глазами, он не сидел без дела ни минуты. Его работоспособность, старательность и дисциплинированность позволили ему со временем стать отличным воздушным бойцом. Золотую середину между ними занимал Андрей Казак. В его характере удивительно сочетались спокойствие и неиссякаемая энергия - ценнейшие качества для летчика-истребителя.
Первое впечатление о молодых летчиках у меня сложилось хорошее: подтянуты, рвутся в бой, перерыв в полетах, судя по документам, у них небольшой, новые истребители знают неплохо.
Контрольно-вывозные полеты на "спарке" подтвердили мои предположения об уровне их подготовки. Большинство новичков хоть сейчас можно было выпускать самостоятельно на боевых самолетах.
На фронт нам предстояло летать на истребителях Як-9. Эти самолеты имели лучшие летно-технические данные, чем Як-1, - большую скорость, лучшую скороподъемность, более мощное вооружение.
Подготовка молодежи к боям продолжалась около двух месяцев. Особое внимание обращалось на изучение противника и совершенствование тактики. В практику обучения широко внедрялся опыт кубанских боев.
Командование торопило с вводом в строй молодых летчиков. Наш корпус, находившийся в Резерве Ставки, мог в любой момент получить боевой приказ.
В конце августа такой приказ поступил. Корпус передавался в распоряжение командующего 8-й воздушной армией, обеспечивавшей наступление войск Южного фронта.
Здравствуй, родная Украина!
1
В начале сентября 1943 года полк базировался возле города Шахты. Там был не аэродром, а слегка укатанный участок поля. На Украине мы часто использовали такие площадки. Выбирались они обычно по соседству с населенными пунктами и приличными дорогами.
На шахтинский аэродром полк прибыл в разгар нашего наступления, начавшегося 18 августа. Прорвав сильно укрепленный Миусский оборонительный рубеж, войска Южного фронта расчленили вражескую группировку на две части. В конце августа в прорыв были введены кавалерийский и механизированный корпуса, которые стремительным броском отрезали противнику пути отхода из Таганрога. Фашисты попытались эвакуироваться из города морем, но наши бомбардировщики и штурмовики мощными ударами с воздуха заставили их отказаться от своего намерения. После решительного штурма Таганрог был освобожден.
Советские войска добились успеха и на других участках фронта. 6 сентября они освободили Макеевку, затем Мариуполь и продолжали продвигаться на запад.
Наш полк, как и другие части корпуса, получил задачу прикрывать наступающие наземные войска. Нам предстояло действовать в обстановке, значительно отличающейся от кубанской. Слабая активность фашистской авиации позволяла посылать на задания не только опытных летчиков, но и молодых, чтобы они быстрее вошли в строй. Как и ветераны, они летали главным образом на штурмовку наземных целей. А трудности состояли в том, что в связи с быстрым продвижением пехоты и танков нам часто приходилось перебазироваться. На последнее обстоятельство командование, партийно-политический аппарат да и летно-технический состав обращали, конечно, особое внимание.
С получением боевого приказа гвардия Пасынка, как любовно называли мы политработников своего полка, развернула активную деятельность. Во всех подразделениях были проведены партийные и комсомольские собрания, беседы, выпущены боевые листки. На аэродроме появились красочно оформленные щиты, лозунги и плакаты, призывающие равняться на героев Кубани и с честью выполнять поставленные задачи.
Из наглядной агитации щиты пользовались наибольшей популярностью среди летчиков и техников. Подготовкой их занимался сам замполит вместе с художником Кличко. Каждое важное событие в жизни полка находило отражение в рисунках и стихотворных текстовках к ним.
Но наиболее действенными были, пожалуй, так называемые малые формы партийно-политической работы, то есть индивидуальные беседы. Тимофей Евстафьевич Пасынок, Михаил Лисицын и Борис Тендлер постоянно находились с людьми, хорошо знали их нужды и запросы, своевременно давали советы и оказывали помощь. Особое внимание они уделяли молодым летчикам, только начинающим свой фронтовой путь.
В первые дни наступления, когда над боевыми порядками наших войск появлялись лишь одиночные вражеские разведчики или истребители, летчики полка действовали в основном по наземным целям: штабам и маршевым колоннам, бронетранспортерам и орудиям. Они вели также разведку, снабжая свое командование свежими данными о противнике.
Но вскоре фашистская авиация усилила активность. Над полем боя стали появляться группы вражеских бомбардировщиков. Нашим летчикам приходилось по нескольку раз в день подниматься в воздух. В большинстве случаев они рассеивали гитлеровцев, но сбивали самолеты редко. Объяснялось это тем, что летала в основном молодежь, еще не имеющая боевого опыта.
В такое-то время и нагрянул к нам работник политотдела дивизии. Фамилию его я не запомнил, но разговор между ним и Пасынком крепко запал в память.
- Неважно воюете, товарищ Пасынок! - начальственным тоном сказал подполковник. - И знаете почему? Формально ведете партийно-политическую работу, не мобилизуете людей...
- Как не мобилизуем? - удивился замполит. - Делаем мы много: проводим собрания, беседы, выпускаем боевые листки, используем наглядную агитацию.
- Если нет сбитых самолетов, значит, и партполитработа никуда не годится...
- Не сбиваем потому, что летает молодежь, опыта у нее еще нет, пояснил Пасынок. - Разве это не объективная причина?
- Никаких объективных причин я не признаю! - категорически заявил подполковник. - Учитесь работать, как наш пропагандист: побывал позавчера в соседнем полку, побеседовал с двумя молодыми летчиками, а сегодня они уже сбили по одному самолету. Понятно?
Я взглянул на Пасынка. В его глазах заплясали хитроватые искорки. Ну, думаю, сейчас он отколет номер по поводу этих бесед! И не ошибся.
- Есть просьба, товарищ подполковник, - сказал он с подчеркнутой серьезностью. - Пришлите этого пропагандиста в наш полк. Соберу на беседу тридцать человек. Тогда у нас на счету наверняка будет еще тридцать сбитых самолетов.
Увидев вытянувшееся лицо подполковника, я поспешил уйти. Мне, как подчиненному Пасынка, было неудобно присутствовать при его споре с работником политотдела.
Когда Пасынок доложил командиру полка о своем разговоре с подполковником, тот сказал:
- И в корпусе недовольны нашими делами. Генерал приказал своему помощнику майору Новикову разобраться на месте. Завтра он будет у нас.
Если начальство недовольно, не жди добра. Все предполагали, что помощник командира корпуса устроит нам разнос. Но майор Новиков своим поведением удивил нас. Собрав летчиков, он заявил:
- Ругать кого-либо из вас и читать лекцию не буду. Лучше покажу, как надо сбивать фашистов.
"Не слишком ли смелое заявление?" - подумал я и тут же представил, что будет, если Новиков не сдержит слова. Тогда молодежь окончательно потеряет веру в свои силы. Как не хотелось, чтобы это случилось! Ведь Новиков не просто летчик. Его грудь украшает Золотая Звезда Героя.
- Вылетаем восьмеркой, - заключил майор. - Сначала атакую только я, а вы наблюдаете. В бой вступите по моей команде.
И вот группа в воздухе. Хотя станция наведения сообщила, что противник где-то рядом, его пока не видно. Летчики начинают волноваться: а вдруг фашисты совсем не появятся? Попробуй тогда получи еще раз разрешение посмотреть показательный воздушный бой.
Вскоре на западе показались черные точки. Увеличиваясь в размерах, они превратились в "юнкерсов". Их было тринадцать. Один из них почему-то шел чуть позади общего строя. Летчики решили, что Новиков будет атаковать именно его. Но майор поступил иначе.
- Бью ведущего, - послышался в наушниках его хрипловатый голос. Смотрите за "мессерами".
Самолет Новикова ринулся вверх, затем, круто развернувшись, стал пикировать на голову колонны вражеских бомбардировщиков. Расстояние между ними быстро сокращалось. Вдруг передний "юнкерс" вспыхнул и окутался дымом. Казалось, что в него врезался "як". Но в следующий момент наш истребитель вынырнул из дымного облака и направился к своей группе. А "юнкерсы", поспешно сбрасывая бомбы, начали разворачиваться на запад.
- Атакуйте "бомберов"! - услышали летчики команду Новикова. - Я, кажется, подбит, иду на посадку.
На земле, после окончания боя, летчики окружили самолет Новикова. Он был весь покрыт сажей. Да и немудрено: ведь он пролетел в нескольких метрах от "юнкерса", когда у того взорвался бензобак. Для наглядности Новиков расписался пальцем на крыле.
- Сколько снарядов выпустили? - поинтересовался кто-то из летчиков.
- Три, - ответил оружейник за Новикова.
Что могло быть убедительнее этой демонстрации боевого мастерства! Не только у молодежи, даже у опытных летчиков она оставила неизгладимое впечатление.
- Надо сближаться с противником на максимальной скорости, - пояснил Новиков. - При стремительном и внезапном нападении стрелок "бомбера" теряется и не способен вести прицельный огонь.
Выводы майора подтвердились при допросе членов экипажа сбитого им "юнкерса". Все они успели выброситься на парашютах и попали в плен.
- Как могло получиться, что дюжина "юнкерсов" не отразила атаку одного истребителя? - спросили у командира экипажа сбитого самолета.
- Мы его поздно заметили, - ответил тот.
- А может быть, стрелок у вас неопытный?
- Нет. Он уже сбил несколько ваших самолетов... А в этот раз растерялся. Истребитель атаковал его внезапно, дерзко и открыл огонь с малой дальности.
После показательного воздушного боя дела в полку пошли лучше. Заслуга в этом не только майора Новикова. Большую работу проделала гвардия Пасынка. Политработники провели с молодыми летчиками беседы, организовали выступления ветеранов войны, умело использовали наглядную агитацию для пропаганды передового опыта.
Вспоминается такой факт. Примерно через два дня после показательного боя я зашел в штаб полка и увидел склонившихся над столом майора Пасынка и сержанта Кличко. Они оживленно беседовали, рассматривая какой-то рисунок.
- Ну-ка взгляни, - сказал мне Тимофей Евстафьевич. - Поймут это летчики?
На листе бумаги был нарисован немецкий истребитель "фокке-вульф", уходящий в облака. Из его кабины высовывалась ухмыляющаяся физиономия вражеского летчика с огромными рыжими усами. Где-то сзади немецкого самолета плелся наш истребитель. Под рисунком стояла подпись:
В облака уходит "фоккер",
Фриц накручивает ус.
Бьет с дистанции далекой
Только неуч или трус.
- Здoрово! - не скрывая восхищения, ответил я. - Не в бровь, а в глаз.
- А посмотри, что нам прислали. - И Пасынок развернул серенький плакат, на котором невыразительным типографским шрифтом была тиснута фраза: "Летчик, открывай огонь по врагу с короткой дистанции!" - Чем только думают те, кто изготовляет такую наглядную агитацию?
Эти два плаката нельзя было даже сравнивать. Если первый сразу бросался в глаза, заставлял задуматься и сделать выводы, то второй, типографский, отталкивал своей серостью и казенными фразами.
* * *
Погожим сентябрьским утром четверка истребителей нашей эскадрильи вылетела в район Мелитополя. В первой паре были Тихомиров и я, во второй Кузнецов и Сереженко. Достигнув линии фронта, мы стали свидетелями танкового боя, в котором с обеих сторон участвовало до ста машин. С высоты трех километров было хорошо видно, как по скошенному полю навстречу друг другу движутся, маневрируя и стреляя, танки. Время патрулирования близилось к концу, а в воздухе было спокойно. Мы уже собрались помочь своим танкистам, как вдруг под нами появилась большая группа самолетов, похожих на наши "илы". Ну, думаю, сейчас штурмовики наведут порядок в немецких танковых войсках.
Но что это? Самолеты начинают бросать бомбы на наши танки. И тут я понял, что это фашистские штурмовики "хеншели".
- "Сокол сто двадцать шестой", - командую Кузнецову, - атакуй! Прикрываю...
Кузнецов и Сереженко устремились вниз и с первой же атаки подбили "хеншеля". Тот с убранными шасси плюхнулся на поле. Летчики решили его добить.
- Бросьте этого, - кричу им. - Бейте следующего! А сам посматриваю по сторонам, нет ли вражеских истребителей? Нет, небо чистое. А что, если и нам атаковать? Обстановка вполне благоприятная. "Хеншели" - не "мессершмитты", с ними легче бороться. Да и Тихомирову, чувствую, не терпится понюхать пороху. Даю команду ведомому и бросаю свой "як" в пике. Поймав в прицел "хеншеля", нажимаю на гашетку. Но пушка не стреляет. Лишь пулемет делает несколько выстрелов и замолкает. Вот досада!
- "Ястреб сто двадцать пятый", атакуй! - командую Тихомирову, а сам выхожу из пикирования и перезаряжаю оружие.
Тихомиров энергичным маневром заходит в хвост крайнему "хеншелю", но тот закладывает глубокий вираж и прижимается к земле. Начинается карусель вокруг соломенных скирд, разбросанных по полю. Ну, думаю, теперь фашист закрутит моего ведомого, раз заставил его вести бой в невыгодных условиях. И все же Тихомирову удается поджечь "хеншеля". Я советую ему поскорее набрать высоту.
Ошеломленные нашим внезапным ударом и потерей двух самолетов, гитлеровцы спешат покинуть поле боя. Мы их не преследуем: горючее на исходе.
По возвращении на аэродром у молодых летчиков только и разговоров было об этой схватке с противником. Еще бы! Они получили боевое крещение, открыли счет, а у самих - ни одной пробоины. Как тут не радоваться?
Доволен был и я. Но сразу же почувствовал, что молодежь несколько переоценивает свои силы и недооценивает противника. А это очень опасно. Ведь в сегодняшнем бою, по сути дела, не было настоящего противодействия. Если бы на месте "хеншелей" оказались "мессершмитты", исход схватки мог стать иным. Потому-то я и решил подробно разобрать проведенный бой, отметить плюсы и минусы в действиях летчиков.
Похвалу они, разумеется, встретили как должное, а вот критические замечания оказались для них неприятным сюрпризом. Вот те раз, говорили их лица, из боя вышли победителями, а командир выискивает какие-то недостатки. Стоит ли заниматься такими мелочами? "Да, - решил я, - стоит! Чтобы не повторилось то, что было в начале кубанских боев".
- Ошибки были у всех, - заметил я. - Кузнецову и Сереженко не следовало добивать лежачего - "хеншеля". Их могли атаковать другие вражеские самолеты. А Тихомиров пошел на поводу у фашиста, не сумел навязать ему свою волю. Так что всем надо учиться и учиться...
В конце разбора Тихомиров спросил:
- А стоило нам вступать в бой? Ведь по боевому заданию наша пара должна была прикрывать Кузнецова и Сереженко...
- Обязательно стоило! - убежденно ответил я. - Если в воздухе нет вражеских истребителей противника, то командир группы может принять решение - всеми силами атаковать бомбардировщиков или штурмовиков. Определенный риск здесь, конечно, есть: трудно предугадать намерения противника. Но без риска, безусловно разумного, воевать невозможно. Да и приказы нужно выполнять не формально, а творчески, с инициативой.
От полета к полету росло мастерство молодых летчиков. Лейтенантов Мартыненко, Кузнецова, Сереженко и Казака я все чаще стал назначать командирами групп, и они оправдывали это доверие.
Особенно быстро приобретал командирские навыки мой новый заместитель Иван Мартыненко. Хотя он получил боевое крещение еще на Кубани, в полку его считали пока молодым летчиком, не решались доверять ему группу. И не потому, что сомневались в его способностях. Нет! Просто, видимо, некоторых начальников смущал его двадцатилетний возраст. Да и сержантские погоны на лейтенантские он сменил совсем недавно.
Внутренне я был не согласен с таким положением дел и старался больше доверять молодым летчикам. Ведь только в поединках с врагом они могли стать настоящими бойцами и научиться командовать.
Мне хочется рассказать о бое, в котором молодежь проявила себя не хуже ветеранов. С этого дня даже скептики изменили свое мнение о ней.
Шестерка наших истребителей вылетела на прикрытие наземных войск. Погода была ясная, солнечная. Лишь за линией фронта на маршруте стали появляться редкие облака. Группа была в боевом порядке, напоминающем этажерку: впереди - пара Мартыненко, чуть сзади и выше - пара Кузнецова, а над ней - прикрывающая пара Тихомирова.
Время патрулирования близилось к концу, когда Тихомиров сообщил по радио:
- Справа, ниже, вижу шесть "юнкерсов" и пару "мессеров".
Оценив выгодное положение своей группы, Мартыненко решил атаковать противника всей шестеркой. - Тихомиров! - скомандовал он. - Бери на себя "худых", а мы с Кузнецовым займемся бомбардировщиками.
Пара Тихомирова, срезав круг, устремилась к вражеским истребителям прикрытия. Те, ничего не подозревая, плелись за "юнкерсами". Но вот один из фашистов заметил "яков" и начал разворот. В этот момент Кузнецов первой же очередью сбил его. Тихомиров обрушился на второго истребителя, но тот искусным маневром ушел из-под удара, спикировал вниз и скрылся в сизой дымке.
Тем временем Мартыненко атаковал сверху ведущего "юнкерса". Одна из пушечных очередей угодила в мотор. Бомбардировщик загорелся и пошел к земле. Выходя из атаки, командир группы заметил, что и второй "юнкерс", свалившись на крыло, начал падать. Его подбил Кузнецов.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Освобождаясь от бомбового груза, они поодиночке стали уходить на запад. Воспользовавшись замешательством противника, наши летчики сбили еще две вражеские машины.
Когда группа возвратилась на свой аэродром и Мартыненко доложил о результатах боя, многие удивились. Как же так? Птенцы... и вдруг уничтожили пять самолетов. Но удивляться было нечему: молодые летчики, закалившись в огне боев, научились воевать.
Упорные бои шли и на земле. Наша пехота, поддерживаемая танками, артиллерией и авиацией, вышла к реке Молочная. Но на этом рубеже противник, подтянув свежие силы, остановил наступление советских войск.
Мы базировались тогда на аэродроме, расположенном в шестидесяти километрах от Мелитополя, рядом с Большим Токмаком. Однажды вечером к нам приехал командующий воздушной армией. Он поинтересовался, как идут дела в полку, похвалил отличившихся молодых летчиков, угостил курящих генеральскими папиросами. Словом, генерал был в отличном настроении. Пожелав нам новых успехов, он направился к поджидавшей его автомашине.
Как раз в этот момент западнее Большого Токмака начали ошалело стрелять зенитки. Мы посмотрели в ту сторону и на красноватом фоне заката увидели большую группу вражеских бомбардировщиков. Вскоре до слуха донеслись взрывы. Фашисты бомбили кавалерийский корпус генерала Н. Я. Кириченко, который мы прикрывали.
Хорошего настроения у командующего как не бывало. Наблюдая в бинокль, он не заметил в воздухе ни одного нашего истребителя.
- Товарищ генерал, разрешите поднять полк, - обратился к нему майор Николаенков.
- Действуйте по своему плану, - ответил командующий, не отрываясь от бинокля. Видимо, он надеялся, что наши истребители все-таки появятся.
Но вместо советских самолетов к Большому Токмаку подходили все новые и новые группы вражеских бомбардировщиков. Каждую из них прикрывали две-три пары "мессершмиттов".
Когда Николаенков повторил свою просьбу, генерал в знак согласия молча кивнул головой и, оставив машину, направился к домику, где находилась радиостанция. И тотчас же в небо взлетела зеленая ракета. Летчики бросились к самолетам. Через несколько минут группа истребителей под командованием Федорова была уже в воздухе.
Майор Николаенков взял в руку микрофон и приказал группе атаковать противника. С ходу? - удивились мы. Как же можно вступать в бой, не имея преимущества ни в высоте, ни в скорости? Эта самоуверенность может привести к плохим последствиям.
Так оно и получилось. Нашим летчикам, которые вступили в схватку с врагом в невыгодных для них условиях, не удалось прорваться к бомбардировщикам. Двое из них погибли в неравном бою.
Командующего возмутил этот факт. Когда на КП появился командир дивизии полковник Корягин, он гневно бросил ему:
- Командира полка и командира группы - под суд! - Сказал, сел в автомашину и уехал.
Такого оборота никто не ожидал. Отдать под суд людей, которые не совершили никакого преступления? Невероятно! Да, майор Николаенков погорячился и допустил ошибку. Но ведь намерения его были добрыми: побыстрее прийти на помощь конникам. А в чем виноват Федоров? Он же выполнял приказ командира полка. Скорее всего, генерал произнес эти суровые слова не подумав, в порыве гнева. Завтра он забудет о них...
Но на следующий день в полк приехали два следователя из военного трибунала армии. Они заявили, что им приказано подготовить материал для отдачи под суд Николаенкова и Федорова. Первого - за плохое руководство боем, второго - за трусость. Если в отношении Николаенкова такое обвинение было в какой-то степени оправданным, то Федорова ни в чем нельзя было упрекнуть. Не только в полку, но в дивизии и корпусе он считался одним из самых смелых и опытных летчиков.
Однако с мнением коллектива работники трибунала не посчитались. Не помогло также вмешательство майора Пасынка и полковника Корягина. Вскоре Николаенков был осужден на двенадцать, а Федоров на восемь лег лишения свободы с отбыванием наказания после войны. Решено было отчислить их из авиации и направить в стрелковую часть. Но генерал Савицкий добился того, чтобы осужденных оставили в корпусе. Правда, Николаенкова освободили от должности и перевели в другой полк.
К счастью, ни тому, ни другому офицеру не пришлось отбывать наказание. Через некоторое время тот же трибунал снял с них судимость за героизм и мужество, проявленные в боях.
* * *
В конце сентября, когда советские войска готовились к прорыву вражеской обороны на реке Молочная, фашистская авиация активизировалась. Но наши летчики надежно прикрывали боевые порядки своих частей. К линии фронта прорывались лишь одиночные бомбардировщики противника.
В этот период в одном из воздушных боев был сбит Алексей Машенкин. Выпрыгнув из горящего самолета с парашютом, он приземлился на территории, занятой гитлеровцами. О его дальнейшей судьбе никто ничего не знал. Федоров и я особенно тяжело переживали потерю друга.
Мы надеялись, что Алексей Машенкин жив, что он обязательно вернется в полк. И, как потом выяснилось, - не ошиблись.
2
Утро 26 сентября 1943 года началось мощной артиллерийской канонадой. Гул ее докатился и до нашего аэродрома, хотя он находился в нескольких десятках километров от передовой.
С рубежа реки Молочная войска Южного фронта перешли в наступление. Перед ними стояла задача - уничтожить мелитопольскую группировку противника, переправиться через Днепр и захватить плацдарм на его правом берегу. Затем они должны были ворваться на Перекопский перешеек и блокировать вражеские части, оборонявшие Крым. Гитлеровцы оказали нашим войскам упорное сопротивление. На всех участках фронта развернулись ожесточенные бои.
Летчики нашего полка делали по нескольку боевых вылетов в день. Они прикрывали наступающие войска, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков, наносили удары по наземным целям. А когда в прорыв были введены кавалерийский и танковый корпуса, нам приходилось вести и разведку.
Обстановка заставляла нас менять аэродромы через каждые два-три дня. Возникли трудности со снабжением горючим и боеприпасами. Но и в этих условиях полк успешно справлялся с поставленными перед ним задачами.
В ходе совместных боевых действий наши летчики крепко сдружились с конниками генерала Кириченко. В часы затишья мы нередко ходили друг к другу в гости, обменивались концертами художественной самодеятельности.
Однажды под вечер к нам на тачанках приехали два офицера в кавалерийских бурках. Встретил их майор Пасынок, оставшийся за командира полка.
На место Еремина назначили майора Николаенкова, который раньше служил в нашем полку заместителем. Он только что вернулся из госпиталя. Командирами эскадрилий стали Алексей Машенкин, я и Егор Анкудинов, пришедший к нам из другой дивизии. Заместителем к нему назначили Ивана Федорова, а ко мне Ивана Мартыненко, высокого, худощавого и энергичного лейтенанта. На фронт он прибыл вместе со всеми с Дальнего Востока, служил в соседней эскадрилье. Во время кубанских боев сбил два вражеских самолета. Его отличала неукротимая ненависть к фашистам, неистощимое желание летать, заботливое отношение к боевым друзьям.
Полк пополнился многими новыми летчиками. Несколько человек пришли и в нашу эскадрилью. Я стал знакомиться с молодыми лейтенантами, недавно закончившими училище.
Вот добродушный богатырь Федор Тихомиров. В его внешне неуклюжей, сутуловатой фигуре с длинными цепкими руками угадывалась большая сила и целеустремленность. Казалось, поручи ему труднейшее задание, и он, как говорится, костьми ляжет, но выполнит его.
Такой же высокий Павел Сереженко оказался очень застенчивым, говорил мало и неохотно. Зато потом, в бою, он буквально преображался, становился смелым, решительным и инициативным летчиком. Прямой противоположностью Тихомирову и Сереженко был Андрей Кузнецов. Энергичный, порывистый, с горящими черными глазами, он не сидел без дела ни минуты. Его работоспособность, старательность и дисциплинированность позволили ему со временем стать отличным воздушным бойцом. Золотую середину между ними занимал Андрей Казак. В его характере удивительно сочетались спокойствие и неиссякаемая энергия - ценнейшие качества для летчика-истребителя.
Первое впечатление о молодых летчиках у меня сложилось хорошее: подтянуты, рвутся в бой, перерыв в полетах, судя по документам, у них небольшой, новые истребители знают неплохо.
Контрольно-вывозные полеты на "спарке" подтвердили мои предположения об уровне их подготовки. Большинство новичков хоть сейчас можно было выпускать самостоятельно на боевых самолетах.
На фронт нам предстояло летать на истребителях Як-9. Эти самолеты имели лучшие летно-технические данные, чем Як-1, - большую скорость, лучшую скороподъемность, более мощное вооружение.
Подготовка молодежи к боям продолжалась около двух месяцев. Особое внимание обращалось на изучение противника и совершенствование тактики. В практику обучения широко внедрялся опыт кубанских боев.
Командование торопило с вводом в строй молодых летчиков. Наш корпус, находившийся в Резерве Ставки, мог в любой момент получить боевой приказ.
В конце августа такой приказ поступил. Корпус передавался в распоряжение командующего 8-й воздушной армией, обеспечивавшей наступление войск Южного фронта.
Здравствуй, родная Украина!
1
В начале сентября 1943 года полк базировался возле города Шахты. Там был не аэродром, а слегка укатанный участок поля. На Украине мы часто использовали такие площадки. Выбирались они обычно по соседству с населенными пунктами и приличными дорогами.
На шахтинский аэродром полк прибыл в разгар нашего наступления, начавшегося 18 августа. Прорвав сильно укрепленный Миусский оборонительный рубеж, войска Южного фронта расчленили вражескую группировку на две части. В конце августа в прорыв были введены кавалерийский и механизированный корпуса, которые стремительным броском отрезали противнику пути отхода из Таганрога. Фашисты попытались эвакуироваться из города морем, но наши бомбардировщики и штурмовики мощными ударами с воздуха заставили их отказаться от своего намерения. После решительного штурма Таганрог был освобожден.
Советские войска добились успеха и на других участках фронта. 6 сентября они освободили Макеевку, затем Мариуполь и продолжали продвигаться на запад.
Наш полк, как и другие части корпуса, получил задачу прикрывать наступающие наземные войска. Нам предстояло действовать в обстановке, значительно отличающейся от кубанской. Слабая активность фашистской авиации позволяла посылать на задания не только опытных летчиков, но и молодых, чтобы они быстрее вошли в строй. Как и ветераны, они летали главным образом на штурмовку наземных целей. А трудности состояли в том, что в связи с быстрым продвижением пехоты и танков нам часто приходилось перебазироваться. На последнее обстоятельство командование, партийно-политический аппарат да и летно-технический состав обращали, конечно, особое внимание.
С получением боевого приказа гвардия Пасынка, как любовно называли мы политработников своего полка, развернула активную деятельность. Во всех подразделениях были проведены партийные и комсомольские собрания, беседы, выпущены боевые листки. На аэродроме появились красочно оформленные щиты, лозунги и плакаты, призывающие равняться на героев Кубани и с честью выполнять поставленные задачи.
Из наглядной агитации щиты пользовались наибольшей популярностью среди летчиков и техников. Подготовкой их занимался сам замполит вместе с художником Кличко. Каждое важное событие в жизни полка находило отражение в рисунках и стихотворных текстовках к ним.
Но наиболее действенными были, пожалуй, так называемые малые формы партийно-политической работы, то есть индивидуальные беседы. Тимофей Евстафьевич Пасынок, Михаил Лисицын и Борис Тендлер постоянно находились с людьми, хорошо знали их нужды и запросы, своевременно давали советы и оказывали помощь. Особое внимание они уделяли молодым летчикам, только начинающим свой фронтовой путь.
В первые дни наступления, когда над боевыми порядками наших войск появлялись лишь одиночные вражеские разведчики или истребители, летчики полка действовали в основном по наземным целям: штабам и маршевым колоннам, бронетранспортерам и орудиям. Они вели также разведку, снабжая свое командование свежими данными о противнике.
Но вскоре фашистская авиация усилила активность. Над полем боя стали появляться группы вражеских бомбардировщиков. Нашим летчикам приходилось по нескольку раз в день подниматься в воздух. В большинстве случаев они рассеивали гитлеровцев, но сбивали самолеты редко. Объяснялось это тем, что летала в основном молодежь, еще не имеющая боевого опыта.
В такое-то время и нагрянул к нам работник политотдела дивизии. Фамилию его я не запомнил, но разговор между ним и Пасынком крепко запал в память.
- Неважно воюете, товарищ Пасынок! - начальственным тоном сказал подполковник. - И знаете почему? Формально ведете партийно-политическую работу, не мобилизуете людей...
- Как не мобилизуем? - удивился замполит. - Делаем мы много: проводим собрания, беседы, выпускаем боевые листки, используем наглядную агитацию.
- Если нет сбитых самолетов, значит, и партполитработа никуда не годится...
- Не сбиваем потому, что летает молодежь, опыта у нее еще нет, пояснил Пасынок. - Разве это не объективная причина?
- Никаких объективных причин я не признаю! - категорически заявил подполковник. - Учитесь работать, как наш пропагандист: побывал позавчера в соседнем полку, побеседовал с двумя молодыми летчиками, а сегодня они уже сбили по одному самолету. Понятно?
Я взглянул на Пасынка. В его глазах заплясали хитроватые искорки. Ну, думаю, сейчас он отколет номер по поводу этих бесед! И не ошибся.
- Есть просьба, товарищ подполковник, - сказал он с подчеркнутой серьезностью. - Пришлите этого пропагандиста в наш полк. Соберу на беседу тридцать человек. Тогда у нас на счету наверняка будет еще тридцать сбитых самолетов.
Увидев вытянувшееся лицо подполковника, я поспешил уйти. Мне, как подчиненному Пасынка, было неудобно присутствовать при его споре с работником политотдела.
Когда Пасынок доложил командиру полка о своем разговоре с подполковником, тот сказал:
- И в корпусе недовольны нашими делами. Генерал приказал своему помощнику майору Новикову разобраться на месте. Завтра он будет у нас.
Если начальство недовольно, не жди добра. Все предполагали, что помощник командира корпуса устроит нам разнос. Но майор Новиков своим поведением удивил нас. Собрав летчиков, он заявил:
- Ругать кого-либо из вас и читать лекцию не буду. Лучше покажу, как надо сбивать фашистов.
"Не слишком ли смелое заявление?" - подумал я и тут же представил, что будет, если Новиков не сдержит слова. Тогда молодежь окончательно потеряет веру в свои силы. Как не хотелось, чтобы это случилось! Ведь Новиков не просто летчик. Его грудь украшает Золотая Звезда Героя.
- Вылетаем восьмеркой, - заключил майор. - Сначала атакую только я, а вы наблюдаете. В бой вступите по моей команде.
И вот группа в воздухе. Хотя станция наведения сообщила, что противник где-то рядом, его пока не видно. Летчики начинают волноваться: а вдруг фашисты совсем не появятся? Попробуй тогда получи еще раз разрешение посмотреть показательный воздушный бой.
Вскоре на западе показались черные точки. Увеличиваясь в размерах, они превратились в "юнкерсов". Их было тринадцать. Один из них почему-то шел чуть позади общего строя. Летчики решили, что Новиков будет атаковать именно его. Но майор поступил иначе.
- Бью ведущего, - послышался в наушниках его хрипловатый голос. Смотрите за "мессерами".
Самолет Новикова ринулся вверх, затем, круто развернувшись, стал пикировать на голову колонны вражеских бомбардировщиков. Расстояние между ними быстро сокращалось. Вдруг передний "юнкерс" вспыхнул и окутался дымом. Казалось, что в него врезался "як". Но в следующий момент наш истребитель вынырнул из дымного облака и направился к своей группе. А "юнкерсы", поспешно сбрасывая бомбы, начали разворачиваться на запад.
- Атакуйте "бомберов"! - услышали летчики команду Новикова. - Я, кажется, подбит, иду на посадку.
На земле, после окончания боя, летчики окружили самолет Новикова. Он был весь покрыт сажей. Да и немудрено: ведь он пролетел в нескольких метрах от "юнкерса", когда у того взорвался бензобак. Для наглядности Новиков расписался пальцем на крыле.
- Сколько снарядов выпустили? - поинтересовался кто-то из летчиков.
- Три, - ответил оружейник за Новикова.
Что могло быть убедительнее этой демонстрации боевого мастерства! Не только у молодежи, даже у опытных летчиков она оставила неизгладимое впечатление.
- Надо сближаться с противником на максимальной скорости, - пояснил Новиков. - При стремительном и внезапном нападении стрелок "бомбера" теряется и не способен вести прицельный огонь.
Выводы майора подтвердились при допросе членов экипажа сбитого им "юнкерса". Все они успели выброситься на парашютах и попали в плен.
- Как могло получиться, что дюжина "юнкерсов" не отразила атаку одного истребителя? - спросили у командира экипажа сбитого самолета.
- Мы его поздно заметили, - ответил тот.
- А может быть, стрелок у вас неопытный?
- Нет. Он уже сбил несколько ваших самолетов... А в этот раз растерялся. Истребитель атаковал его внезапно, дерзко и открыл огонь с малой дальности.
После показательного воздушного боя дела в полку пошли лучше. Заслуга в этом не только майора Новикова. Большую работу проделала гвардия Пасынка. Политработники провели с молодыми летчиками беседы, организовали выступления ветеранов войны, умело использовали наглядную агитацию для пропаганды передового опыта.
Вспоминается такой факт. Примерно через два дня после показательного боя я зашел в штаб полка и увидел склонившихся над столом майора Пасынка и сержанта Кличко. Они оживленно беседовали, рассматривая какой-то рисунок.
- Ну-ка взгляни, - сказал мне Тимофей Евстафьевич. - Поймут это летчики?
На листе бумаги был нарисован немецкий истребитель "фокке-вульф", уходящий в облака. Из его кабины высовывалась ухмыляющаяся физиономия вражеского летчика с огромными рыжими усами. Где-то сзади немецкого самолета плелся наш истребитель. Под рисунком стояла подпись:
В облака уходит "фоккер",
Фриц накручивает ус.
Бьет с дистанции далекой
Только неуч или трус.
- Здoрово! - не скрывая восхищения, ответил я. - Не в бровь, а в глаз.
- А посмотри, что нам прислали. - И Пасынок развернул серенький плакат, на котором невыразительным типографским шрифтом была тиснута фраза: "Летчик, открывай огонь по врагу с короткой дистанции!" - Чем только думают те, кто изготовляет такую наглядную агитацию?
Эти два плаката нельзя было даже сравнивать. Если первый сразу бросался в глаза, заставлял задуматься и сделать выводы, то второй, типографский, отталкивал своей серостью и казенными фразами.
* * *
Погожим сентябрьским утром четверка истребителей нашей эскадрильи вылетела в район Мелитополя. В первой паре были Тихомиров и я, во второй Кузнецов и Сереженко. Достигнув линии фронта, мы стали свидетелями танкового боя, в котором с обеих сторон участвовало до ста машин. С высоты трех километров было хорошо видно, как по скошенному полю навстречу друг другу движутся, маневрируя и стреляя, танки. Время патрулирования близилось к концу, а в воздухе было спокойно. Мы уже собрались помочь своим танкистам, как вдруг под нами появилась большая группа самолетов, похожих на наши "илы". Ну, думаю, сейчас штурмовики наведут порядок в немецких танковых войсках.
Но что это? Самолеты начинают бросать бомбы на наши танки. И тут я понял, что это фашистские штурмовики "хеншели".
- "Сокол сто двадцать шестой", - командую Кузнецову, - атакуй! Прикрываю...
Кузнецов и Сереженко устремились вниз и с первой же атаки подбили "хеншеля". Тот с убранными шасси плюхнулся на поле. Летчики решили его добить.
- Бросьте этого, - кричу им. - Бейте следующего! А сам посматриваю по сторонам, нет ли вражеских истребителей? Нет, небо чистое. А что, если и нам атаковать? Обстановка вполне благоприятная. "Хеншели" - не "мессершмитты", с ними легче бороться. Да и Тихомирову, чувствую, не терпится понюхать пороху. Даю команду ведомому и бросаю свой "як" в пике. Поймав в прицел "хеншеля", нажимаю на гашетку. Но пушка не стреляет. Лишь пулемет делает несколько выстрелов и замолкает. Вот досада!
- "Ястреб сто двадцать пятый", атакуй! - командую Тихомирову, а сам выхожу из пикирования и перезаряжаю оружие.
Тихомиров энергичным маневром заходит в хвост крайнему "хеншелю", но тот закладывает глубокий вираж и прижимается к земле. Начинается карусель вокруг соломенных скирд, разбросанных по полю. Ну, думаю, теперь фашист закрутит моего ведомого, раз заставил его вести бой в невыгодных условиях. И все же Тихомирову удается поджечь "хеншеля". Я советую ему поскорее набрать высоту.
Ошеломленные нашим внезапным ударом и потерей двух самолетов, гитлеровцы спешат покинуть поле боя. Мы их не преследуем: горючее на исходе.
По возвращении на аэродром у молодых летчиков только и разговоров было об этой схватке с противником. Еще бы! Они получили боевое крещение, открыли счет, а у самих - ни одной пробоины. Как тут не радоваться?
Доволен был и я. Но сразу же почувствовал, что молодежь несколько переоценивает свои силы и недооценивает противника. А это очень опасно. Ведь в сегодняшнем бою, по сути дела, не было настоящего противодействия. Если бы на месте "хеншелей" оказались "мессершмитты", исход схватки мог стать иным. Потому-то я и решил подробно разобрать проведенный бой, отметить плюсы и минусы в действиях летчиков.
Похвалу они, разумеется, встретили как должное, а вот критические замечания оказались для них неприятным сюрпризом. Вот те раз, говорили их лица, из боя вышли победителями, а командир выискивает какие-то недостатки. Стоит ли заниматься такими мелочами? "Да, - решил я, - стоит! Чтобы не повторилось то, что было в начале кубанских боев".
- Ошибки были у всех, - заметил я. - Кузнецову и Сереженко не следовало добивать лежачего - "хеншеля". Их могли атаковать другие вражеские самолеты. А Тихомиров пошел на поводу у фашиста, не сумел навязать ему свою волю. Так что всем надо учиться и учиться...
В конце разбора Тихомиров спросил:
- А стоило нам вступать в бой? Ведь по боевому заданию наша пара должна была прикрывать Кузнецова и Сереженко...
- Обязательно стоило! - убежденно ответил я. - Если в воздухе нет вражеских истребителей противника, то командир группы может принять решение - всеми силами атаковать бомбардировщиков или штурмовиков. Определенный риск здесь, конечно, есть: трудно предугадать намерения противника. Но без риска, безусловно разумного, воевать невозможно. Да и приказы нужно выполнять не формально, а творчески, с инициативой.
От полета к полету росло мастерство молодых летчиков. Лейтенантов Мартыненко, Кузнецова, Сереженко и Казака я все чаще стал назначать командирами групп, и они оправдывали это доверие.
Особенно быстро приобретал командирские навыки мой новый заместитель Иван Мартыненко. Хотя он получил боевое крещение еще на Кубани, в полку его считали пока молодым летчиком, не решались доверять ему группу. И не потому, что сомневались в его способностях. Нет! Просто, видимо, некоторых начальников смущал его двадцатилетний возраст. Да и сержантские погоны на лейтенантские он сменил совсем недавно.
Внутренне я был не согласен с таким положением дел и старался больше доверять молодым летчикам. Ведь только в поединках с врагом они могли стать настоящими бойцами и научиться командовать.
Мне хочется рассказать о бое, в котором молодежь проявила себя не хуже ветеранов. С этого дня даже скептики изменили свое мнение о ней.
Шестерка наших истребителей вылетела на прикрытие наземных войск. Погода была ясная, солнечная. Лишь за линией фронта на маршруте стали появляться редкие облака. Группа была в боевом порядке, напоминающем этажерку: впереди - пара Мартыненко, чуть сзади и выше - пара Кузнецова, а над ней - прикрывающая пара Тихомирова.
Время патрулирования близилось к концу, когда Тихомиров сообщил по радио:
- Справа, ниже, вижу шесть "юнкерсов" и пару "мессеров".
Оценив выгодное положение своей группы, Мартыненко решил атаковать противника всей шестеркой. - Тихомиров! - скомандовал он. - Бери на себя "худых", а мы с Кузнецовым займемся бомбардировщиками.
Пара Тихомирова, срезав круг, устремилась к вражеским истребителям прикрытия. Те, ничего не подозревая, плелись за "юнкерсами". Но вот один из фашистов заметил "яков" и начал разворот. В этот момент Кузнецов первой же очередью сбил его. Тихомиров обрушился на второго истребителя, но тот искусным маневром ушел из-под удара, спикировал вниз и скрылся в сизой дымке.
Тем временем Мартыненко атаковал сверху ведущего "юнкерса". Одна из пушечных очередей угодила в мотор. Бомбардировщик загорелся и пошел к земле. Выходя из атаки, командир группы заметил, что и второй "юнкерс", свалившись на крыло, начал падать. Его подбил Кузнецов.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Освобождаясь от бомбового груза, они поодиночке стали уходить на запад. Воспользовавшись замешательством противника, наши летчики сбили еще две вражеские машины.
Когда группа возвратилась на свой аэродром и Мартыненко доложил о результатах боя, многие удивились. Как же так? Птенцы... и вдруг уничтожили пять самолетов. Но удивляться было нечему: молодые летчики, закалившись в огне боев, научились воевать.
Упорные бои шли и на земле. Наша пехота, поддерживаемая танками, артиллерией и авиацией, вышла к реке Молочная. Но на этом рубеже противник, подтянув свежие силы, остановил наступление советских войск.
Мы базировались тогда на аэродроме, расположенном в шестидесяти километрах от Мелитополя, рядом с Большим Токмаком. Однажды вечером к нам приехал командующий воздушной армией. Он поинтересовался, как идут дела в полку, похвалил отличившихся молодых летчиков, угостил курящих генеральскими папиросами. Словом, генерал был в отличном настроении. Пожелав нам новых успехов, он направился к поджидавшей его автомашине.
Как раз в этот момент западнее Большого Токмака начали ошалело стрелять зенитки. Мы посмотрели в ту сторону и на красноватом фоне заката увидели большую группу вражеских бомбардировщиков. Вскоре до слуха донеслись взрывы. Фашисты бомбили кавалерийский корпус генерала Н. Я. Кириченко, который мы прикрывали.
Хорошего настроения у командующего как не бывало. Наблюдая в бинокль, он не заметил в воздухе ни одного нашего истребителя.
- Товарищ генерал, разрешите поднять полк, - обратился к нему майор Николаенков.
- Действуйте по своему плану, - ответил командующий, не отрываясь от бинокля. Видимо, он надеялся, что наши истребители все-таки появятся.
Но вместо советских самолетов к Большому Токмаку подходили все новые и новые группы вражеских бомбардировщиков. Каждую из них прикрывали две-три пары "мессершмиттов".
Когда Николаенков повторил свою просьбу, генерал в знак согласия молча кивнул головой и, оставив машину, направился к домику, где находилась радиостанция. И тотчас же в небо взлетела зеленая ракета. Летчики бросились к самолетам. Через несколько минут группа истребителей под командованием Федорова была уже в воздухе.
Майор Николаенков взял в руку микрофон и приказал группе атаковать противника. С ходу? - удивились мы. Как же можно вступать в бой, не имея преимущества ни в высоте, ни в скорости? Эта самоуверенность может привести к плохим последствиям.
Так оно и получилось. Нашим летчикам, которые вступили в схватку с врагом в невыгодных для них условиях, не удалось прорваться к бомбардировщикам. Двое из них погибли в неравном бою.
Командующего возмутил этот факт. Когда на КП появился командир дивизии полковник Корягин, он гневно бросил ему:
- Командира полка и командира группы - под суд! - Сказал, сел в автомашину и уехал.
Такого оборота никто не ожидал. Отдать под суд людей, которые не совершили никакого преступления? Невероятно! Да, майор Николаенков погорячился и допустил ошибку. Но ведь намерения его были добрыми: побыстрее прийти на помощь конникам. А в чем виноват Федоров? Он же выполнял приказ командира полка. Скорее всего, генерал произнес эти суровые слова не подумав, в порыве гнева. Завтра он забудет о них...
Но на следующий день в полк приехали два следователя из военного трибунала армии. Они заявили, что им приказано подготовить материал для отдачи под суд Николаенкова и Федорова. Первого - за плохое руководство боем, второго - за трусость. Если в отношении Николаенкова такое обвинение было в какой-то степени оправданным, то Федорова ни в чем нельзя было упрекнуть. Не только в полку, но в дивизии и корпусе он считался одним из самых смелых и опытных летчиков.
Однако с мнением коллектива работники трибунала не посчитались. Не помогло также вмешательство майора Пасынка и полковника Корягина. Вскоре Николаенков был осужден на двенадцать, а Федоров на восемь лег лишения свободы с отбыванием наказания после войны. Решено было отчислить их из авиации и направить в стрелковую часть. Но генерал Савицкий добился того, чтобы осужденных оставили в корпусе. Правда, Николаенкова освободили от должности и перевели в другой полк.
К счастью, ни тому, ни другому офицеру не пришлось отбывать наказание. Через некоторое время тот же трибунал снял с них судимость за героизм и мужество, проявленные в боях.
* * *
В конце сентября, когда советские войска готовились к прорыву вражеской обороны на реке Молочная, фашистская авиация активизировалась. Но наши летчики надежно прикрывали боевые порядки своих частей. К линии фронта прорывались лишь одиночные бомбардировщики противника.
В этот период в одном из воздушных боев был сбит Алексей Машенкин. Выпрыгнув из горящего самолета с парашютом, он приземлился на территории, занятой гитлеровцами. О его дальнейшей судьбе никто ничего не знал. Федоров и я особенно тяжело переживали потерю друга.
Мы надеялись, что Алексей Машенкин жив, что он обязательно вернется в полк. И, как потом выяснилось, - не ошиблись.
2
Утро 26 сентября 1943 года началось мощной артиллерийской канонадой. Гул ее докатился и до нашего аэродрома, хотя он находился в нескольких десятках километров от передовой.
С рубежа реки Молочная войска Южного фронта перешли в наступление. Перед ними стояла задача - уничтожить мелитопольскую группировку противника, переправиться через Днепр и захватить плацдарм на его правом берегу. Затем они должны были ворваться на Перекопский перешеек и блокировать вражеские части, оборонявшие Крым. Гитлеровцы оказали нашим войскам упорное сопротивление. На всех участках фронта развернулись ожесточенные бои.
Летчики нашего полка делали по нескольку боевых вылетов в день. Они прикрывали наступающие войска, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков, наносили удары по наземным целям. А когда в прорыв были введены кавалерийский и танковый корпуса, нам приходилось вести и разведку.
Обстановка заставляла нас менять аэродромы через каждые два-три дня. Возникли трудности со снабжением горючим и боеприпасами. Но и в этих условиях полк успешно справлялся с поставленными перед ним задачами.
В ходе совместных боевых действий наши летчики крепко сдружились с конниками генерала Кириченко. В часы затишья мы нередко ходили друг к другу в гости, обменивались концертами художественной самодеятельности.
Однажды под вечер к нам на тачанках приехали два офицера в кавалерийских бурках. Встретил их майор Пасынок, оставшийся за командира полка.