Мадам Гароди подошла к свидетельскому барьеру в своем траурном одеянии. Она была все ещё прекрасна.
Произнесенная ею присяга говорить правду, всю правду и только правду произвела должное впечатление на публику и, на состав суда присяжных. Но полной неожиданностью для всех присутствующих стали первые же слова мадам Гароди. Она провозгласила, что убеждена в невиновности обвиняемого, и произнесла имя настоящей убийцы, известной куртизанки Теодоры Фарнезе.
- Когда мсье Серж покинул территорию виллы, в Пасси во вторник, заявила мадам Гароди, - находившиеся там лица были ещё живы... Спустя полчаса после того, как там побывала Теодора Фарнезе, - они были уже мертвы!..
При этих словах прокурор поднялся со своего места.
- В данном деле, - воскликнул он, - это имя произносится впервые... Мы хотели бы знать о ней как можно больше!
- Мсье прокурор, - ответила Тереза Гароди, - здесь речь идет об истине. Я объявляю её вам, даже если она кое-кому не понравится!.. И я её эту истину докажу!
- Доказывайте же, мадам! - провозгласил председательствующий.
- Господа! - сказала тогда Тереза Гароди, вынув из своей сумочки какую-то бумагу. - Вот письмо, обнаруженное мсье Сержем и доверенное им мне, чтобы я могла им воспользоваться. Это - письмо, адресованное моим мужем Теодоре Фарнезе. В этом письме он отказывал ей в свидании и прощался с ней навсегда! Но, несмотря на это Теодора Фарнезе побывала на "Цветущей вилле" в Сент-Адрес". Там-то мсье Серж и обнаружил чисто случайно упомянутое письмо. И мой муж, уже решив, что эта женщина не приедет, угостил чаем пришедшую к нему свою главную ассистентку, мадам Ивану, супругу обвиняемого. Там оказалась другая девушка, но мне о ней ничего не известно. Мне было известно и то, что мой муж - этот настоящий ловелас всячески увивается и за мадам Иваной. Но я никогда не сомневалась в её добропорядочности. Она ни за что на свете не предала бы этой нашей с ней дружбы, а любила она и доказала это всей своей жизнью, только одного мужчину: вот он, этот человек, который сейчас находится на скамье подсудимых. Возможно, что цель приезда на виллу моего мужа и была другая девушка, пока никому неизвестная.
- Однако, - продолжала мадам Гароди, и в зале стало очень тихо, Теодора Фарнезе все же приехала на виллу и ей показалось, что "ее место занято", и тогда она пошла на страшную месть. Ревнивая и мстительная Теодора сочла, судя по всему, что её "место" занято и как истая корсиканка совершила свою вендетту, безжалостно убив тех лиц, которые находились на вилле, в том числе и моего мужа.
- Прошу прощения! - прервал свидетельницу председатель суда. - Это письмо (тем временем служитель передал письмо председательствовавшему) ещё не доказывает, что Теодора Фарнезе, действительно, приезжала на виллу.
- Согласна с вами, мсье, хоть и не полностью. Но есть ещё одна вещь, и это - ещё более весомая улика... Вот она...
И засунув руку в свою сумочку, мадам Гароди вытащила из неё "кольцо рабства".
- Эта драгоценность украшала обычно лодыжку Теодоры Фарнезе. Кольцо это отцепилось при бегстве преступницы... Мсье Серж обнаружил его на вилле при свидетелях, которых мы вам представим... Мсье Серж доверил мне это кольцо, как и письмо!
Служитель передает драгоценность председательствующему, сначала её рассматривает суд, а затем прокурор.
- Будет ли доказано, - произнес прокурор, - что именно эта драгоценность принадлежала Теодоре Фарнезе? - Остается также определить, что Теодора Фарнезе, часто бывавшая на вилле потеряла кольцо именно в тот день?
- Есть человек, который в тот день и в тот час видел Теодору Фарнезе выходящей с виллы. Я имею в виду парикмахера, чье заведение находилось на углу тупика Ла Рош. Но, очевидно, его показаний опасались, и потому удалили его из Парижа в Марсель.
Тогда-то со скамьи подсудимых и поднялся Серж.
- Извините, мсье прокурор, - сказал он. - Извините! Но кое-кто мог бы порассказать вам намного больше, чем этот мсье Моншан, так зовут парикмахера, о котором только что говорила мадам Гароди, о том, что делала в тот день и в тот час Теодора Фарнезе, если она приезжала в Пасси и проникла на эту виллу.
- И кто же этот человек?
- Это сама Теодора Фарнезе!
- Без сомнения! Но где сейчас Теодора Фарнезе?
- Сейчас, - произнес Серж, - она должна находиться в расположенной рядом галерее Арле.
Председатель суда тихим голосом отдал какое-то распоряжение служителю, тот вышел в помещение для свидетелей, но быстро вернулся и объявил:
- Мадам Теодора Фарнезе здесь!
- Введите ее!
Теодора Фарнезе вошла. Когда она появилась, в зале воцарилась тишина, взоры всех обратились на нее.
Если среди публики, да и суда присяжных не все считали её убийцей, то, наверняка, надеялись на это.
Теодора Фарнезе прошла на свидетельское место. Она даже не посмотрела в сторону своей соперницы.
Теодора Фарнезе произнесла слова традиционной присяги и начала излагать дело.
- Приехала я издалека, - сказала она, - по просьбе того, кто предстал перед судом в качестве обвиняемого... Кажется, я смогу помочь доказать его невиновность! Как бы истина не была опасной для меня, я доверилась ему, и я скажу всю правду... Вот она: получив письмо мсье Ролана Гароди, просившего меня не приезжать в столицу во вторник, я все же покинула "Цветущую виллу" близ Сент-Адреса и Гавра в понедельник.
- Прибыв в Париж, - продолжала она, - я обнаружила у себя в гостинице уже не письмо, а записку, снова от Ролана Гароди. Вопреки предыдущему письму, в ней мне предлагалось прибыть на свидание - не отрицаю, на хорошо известную мне виллу у тупика Ла Рош. Я смогла приехать туда только в половине шестого... У меня был ключ от калитки, выходящей на пустырь. Я прошла через сад, собиралась подняться по ступенькам "парадной" лестницы, открыв её входную дверь, когда услышала доносившиеся со второго этажа крики и револьверные выстрелы. Я тотчас же убежала как безумная, вновь заперла калитку у пустыря и бросилась в парикмахерскую мсье Моншана, расположенную напротив виллы.
- Он, действительно, спал в эти минуты, - продолжала Теодора, - и я его разбудила. Но на всякий случай - и с помощью одного своего приятеля - я передала ему через час деньги, чтобы он вообще ничего не говорил о моем к нему вторжении и чтобы немедля уехал из Парижа. Мое поведение, быть может, было неосторожным... Во всяком случае я рассказала вам все, что знаю, и я ничего не утаила от вас!.. В тот же вечер я узнала о многих подробностях страшного злодеяния в Пасси... Я тоже плакала! И уехала оплакивать свое горе в Марсель, где у меня находятся близкие родственники.
- Вы бежали, а не просто уехали! - вскричала мадам Гароди, - и теперь, преисполненная, убеждением в своей безнаказанности, приехали сюда, чтобы оправдаться!
И мадам Гароди подошла к председателю суда, взяла из его рук драгоценность и буквально сунула её под нос Теодоре Фарнезе.
- Да! - проговорила Теодора Фарнезе. - Мне хорошо знакома эта драгоценность. Это то самое "кольцо рабства", которое я потеряла на "Цветущей вилле" невдалеке от Сент-Адреса и Гавра.
- Мадам! - воскликнула Тереза Гароди, так самоуверенно, как и раньше. - Вы лжете! Это "кольцо рабства" найдено в домике в Пасси, и это доказывает, что вы там были, там его и потеряли, убегая после совершенного вами гнусного злодеяния!
Лицо Теодоры Фарнезе вдруг покрыла восковая бледность.
- Кто же нашел это кольцо? - спросила она.
- Мсье Серж! - вскричала мадам Гароди.
Теодора Фарнезе повернулась к обвиняемому:
- О, мсье, - сказала она мягким голосом, - вы забыли сказать мне об этом.
- Да, я действительно забыл, - ответил Серж. - Но мадам Гароди также забыла сказать вам, что если я его нашел там, так это потому, что она его туда подбросила!
В зале наступило какое-то оцепенение, а мадам Гароди казалась совершенно растерянной и потрясенной. Когда же мадам Гароди смогла снова заговорить, то все услышали сначала какие-то путанные восклицания... "Я!.. Что он хочет сказать?.. Но он сошел с ума!"
Председатель суда, почувствовав инстинктивно, что дело "уплывает" подобно трупу в бушующих волнах моря, быстро спросил:
- Но какими доказательствами, мсье Серж, вы располагаете для столь недоказанного обвинения в адрес мадам Гароди?
- У меня только одно доказательство! - ответил тот. - Когда проводились расследования в домике Пасси, и одно из них - третье расследование с участием мадам Гароди и свидетелей, когда было найдено "кольцо рабства"!
- Но зачем... - начал было председатель.
- Да, зачем бы я это сделала? - вмешалась мадам Гароди, как бы исчерпав все свои силы при столь неожиданном для неё заявлении.
- Зачем? - спросил Серж. - Я вам скажу, мадам! Сначала ваше поведение диктовалось ненавистью к этой женщине, а затем стремлением ввести правосудие в заблуждение. Убийца - это вы!
- Он сошел с ума!
Этот отчаянный вопль мадам Гароди прозвучал в мертвой тишине в зале суда.
Что же касается Сержа, то он сохранял ледяное спокойствие. Он произнес:
- Сейчас я готов дать суду все необходимые показания!
С разрешения председательствующего он занял место для показаний.
Он начал с того, что стал разъяснять истинную подоплеку трагедии в домике в Пасси, которую он понял, когда были обнаружены в саду следы ног Теодоры Фарнезе.
- Случилось так, - рассказывал Серж, - что в тот день Иване, как главной ассистентке профессора Гароди, понадобилось, судя по всему, срочно посоветоваться о чем-то с профессором, придававшим огромное значение своим последним исследованиям. И случилось так, что шпиономанка, каковой оказалась в конечном счете сама мадам Гароди, неотступно следившая за малейшим шагом своего мужа, которого она продолжала страстно любить, при очередном "обходе" "павильона свиданий", заметила вошедшую на территорию виллы Ивану. И тогда-то она решила собственноручно расквитаться с профессором и с Иваной! Убив своего мужа, она потом в завязавшейся схватке убила и Ивану, а потом и ту глухонемую и слепую девушку. Ее маниакальность в вопросах любви привела к тому, что никто не остался в живых. Ведь она, мадам Гароди, страшно ревновала своего мужа.
- Этой женщине пришла в голову чудовищная мысль: убить всех, кто находился в это время на вилле, взвалив всю вину на Теодору Фарнезе. Это она сама, мадам Гароди, послала Теодоре Фарнезе записку с приглашением придти на свидание, подделав почерк мужа. И поскольку Теодора Фарнезе на свидание пришла позднее случившегося, все сложилось в угоду планам мадам Гароди.
Тут мадам Гароди испустила страшный вопль и упала в обморок. Председатель объявил перерыв в заседании суда.
Спустя четверть часа, когда заседание возобновилось, мадам Гароди предстала перед присутствующими в зале как бы окаменевшей в том состоянии ужаса, в которое её ввергли разоблачения Сержа. Ее глаза казались ещё глубже посаженными в глазные орбиты, двойная морщина горести на её щеках расширилась. Вся её зрелая красота буквально исчезла в какой-то миг. Многие из публики начинали понимать, что она больше замешана в этой трагедии, чем считалось прежде, но и в рассказ Сержа мало кто ещё верил.
После возобновления судебного процесса председательствующий сначала сделал выговор Сержу. Он напомнил ему, что тот находится на скамье подсудимых в меньшей степени не для обвинений, а в большей - чтоб защищать себя. И что в любом случае ему следует учитывать, что он нападает на женщину с незапятнанной репутацией и что свои обвинения он обязан выдвигать в выражениях не оскорбительных для общественного сознания и в особенности внести в свою неожиданную систему защиты больше доказательств.
Серж склонил голову в знак того, что понял и учтет сделанное ему замечание. Затем он возобновил свое выступление.
- Господа! - произнес он. - Мой адвокат Тессон во время перерыва напомнил мне, что в момент преступления, в половине шестого, мадам Гароди вместе с ним находились у меня в гостиной. Но я вспомнил, с какой настойчивостью, не подавая вида, мадам Гароди указывала нам с Тессоном на время, зафиксированное стенными часами в моей гостиной. Это мне показалось неестественным. Согласно словам моего друга Тессона, он первым пришел в мою гостиную и слышал, как мадам Гароди звонила у входной двери моей квартиры. Тессон потом все время был там.
- В принципе, - продолжал Серж, - я должен был бы отбросить мнение о том, что мадам Гароди могла сфабриковать себе "алиби", отведя назад на полчаса стрелку моих настенных часов, но фактически я установил, что это было вполне возможно. Расспросив своего секретаря, я узнал, что мадам Гароди приходила ко мне ещё за пять минут, до появления Тессона, была введена в гостиную, затем вышла из моей квартиры, заявив, что скоро вернется. Она, действительно, вернулась, застав в гостиной Тессона, опять вышла из неё и вновь поднялась в квартиру вместе со мной, встретив меня на лестнице. Отчего такая настойчивость, с какою мадам Гароди все время возвращалась ко мне в дом? Чтобы её там видели?.. Я утверждаю, что лицо, заинтересованное в фабрикации "алиби", действовало не иначе бы... С того момента, когда я установил, что мадам Гароди находилась одна в моей гостиной напротив моих настенных часов, время перестало быть для меня решающим фактором!
Я отправился в район Гавра.
- С тех пор я начал думать, что к злодеянию в Пасси имела какое-то отношение и сама мадам Гароди. Смутное подозрение об этом возникло у меня тогда, когда в домике в Пасси было найдено "кольцо рабства", не замеченное при первых двух обследованиях места злодеяния (и данное обстоятельство сразу же сделало мадам Гароди в моих глазах замешанной в происшедшей трагедии). До сего момента у меня было лишь моральное убеждение вмешательства мадам Гароди, но не было ни в какой степени интеллектуального и особенно же материального убеждения относительно такого вмешательства. Тогда-то, господа, я вновь посетил "Цветущую виллу" в районе Гавра, где имела место драма.
- Господа! - произнес Серж. - Присутствие в этой зале мадемуазель (и он указал при этом на Теодору Фарнезе), которая согласилась явиться сюда, чтобы помочь вам распутать по-настоящему эту запутанную криминальную историю, должно в ваших глазах быть надежной гарантией, что здесь не будет произнесено ни единого смущающего кого-либо слова, особенно близкого ей друга араба.
- Этот араб, - продолжал Серж, - ни в чем не был замешан при первой драме в Сент-Адресе, когда была ранена несколькими револьверными выстрелами мадам Гароди. Хочу сказать то, чего никто не знал об этой драме. Ни должностные лица, которые подозревали араба в разыгравшейся трагедии, ни моя жена, прибывшая на место происшествия спустя короткое время после того, как раздались выстрелы, хотя она и выслушивала фальшивые откровения раненой мадам Гароди, ни сам Ролан Гароди, ни Теодора Фарнезе, которая ничего не видела и могла лишь слышать револьверные выстрелы, раздававшиеся за дверью. Только мадам знает истину! Мадам и я!
- Во время моего возвращения в Париж, последовавшего за драмой в Сент-Адресе, когда была ранена мадам Гароди, я уже установил, что стрелявшим не мог быть араб по той причине - в числе прочих, - что револьвер, из которого стреляли по мадам Гароди, был куплен за несколько дней до происшедшего в Гавре самим Роланом Гароди. И я возвращался с мыслью, что, быть может, именно профессор стрелял в свою жену. Однако многие аспекты драмы оставались невыясненными, и когда, после трагедии в Пасси, я вернулся в Гавр, мысленно представляя себе иную мадам Гароди, чем та, которую до сих пор знали, я решил дополнить свое собственное расследование и одновременно занялся Теодорой Фарнезе в том, что касалось второй драмы, т. е. убийства трех человек на вилле в Пасси.
- Мне удалось, - продолжал Серж, - встретиться с секретарем Ролана Гароди, Бернаром. Я завел с ним разговор о драме в Сент-Адресе. Мне не давала покоя одна засевшая в голове фраза профессора, которую я случайно услышал в Довилле. Профессор говорил тогда Бернару: "Ничего не поделаешь, Бернар. Тем хуже, если револьвер потерян! Мне придется купить себе другой! И оставьте меня в покое с этой историей!"
- Отсюда, - проговорил Серж, - я заключил, что "эта история с револьвером" в высшей степени беспокоила Гароди и, следовательно, обвиняла его в нечто определенном. Из моего последнего разговора с Бернаром вытекало, что именно сам профессор первым выразил беспокойство в связи с пропажей оружия. Если Ролан Гароди стрелял из этого револьвера в свою жену, ему нисколько не было нужды привлекать к нему чье-либо внимание, (и в первую очередь, своего секретаря).
- Следовательно, - сказал Серж, - надо было установить, кто взял револьвер Ролана Гароди, да так, что он потом использовался на месте драмы? Кто, если не та единственная особа, возле которой и нашли револьвер. Револьвер этот быстро был спрятан, и поэтому полагали, что он принадлежал арабу! Кто же все это сделал, если то была не мадам Гароди? И я предлагаю, чтоб она публично доказала противоположное!
- Ну что ж, это - правда! - вскричала мадам Гароди. - Я тогда привезла этот револьвер, чтобы покончить с собой... И я стреляла в себя дважды! Это - правда! Я хотела умереть! Разве я была не вправе так поступить? Разве я недостаточно настрадалась для этого?
- Вы, мадам, - продолжал Серж, - подстроили все так, чтобы поверили: дескать, убивал вас ваш муж!
- Я обожала своего мужа.
- Бывают минуты, когда в сердце женщины, - проговорил Серж, - любовь становится ужасней ненависти и своеобразно сливается с ней... И вы познали такой момент! А я скажу, когда это произошло! Помните ли вы один вечер, когда на вилле в Довилле я едва не столкнулся с вами в конце коридора? Я не должен был бы вас спрашивать: помните ли вы это?! Ибо на самом деле я не могу утверждать, что вы меня заметили!.. Но я-то вас видел! Вы выходили, как взбешенная фурия, - из комнаты вашего мужа. Но в великолепном, привлекательнейшем для мужчин ночном белье. И есть ли что-либо более естественное для любящей женщины, чем стремление приукрасить себя, приподнять занавес над женскими тайнами и своими прелестями для обожаемого мужчины? Но клянусь вам: тогда я думал о другом! Видя, как вы выходили из комнаты своего мужа, я просто ужаснулся!
- Я ужаснулся, - продолжал Серж, - ибо та завеса, которая всегда скрывала вашу истинную натуру от моих глаз, та пелена, которой вы закрывали глаза всем нам прорвалась. Ну так вот: эта женщина лжет! Эта неземная супруга, эта соратница, утверждавшая, что для неё превыше всего работа мужа, в которой она участвует рядом с гением, этот чистый "дух", эта благородная интеллигентность, это божественное существо, которое соединяет в единый культ любовь к мужу и безграничную любовь к науке, - все это вопиет от отчаяния, потому что её не обнимают, не ласкают со всем жарким пылом. Да, её достаточно не ублажают, как в первые ночи после свадьбы с Роланом... Когда после ночи, в которую вы всячески приукрасились, чтоб соблазнить, собственного мужа. Но, увы! - безрезультатно! И тогда вы задумали тот проект "самоубийства", причем при таких условиях, при которых можно было бы уверовать, что вас убил ваш собственный супруг... С его револьвером вы стучите в его дверь, крича при этом: "На помощь! Меня убивают! Ролан! Убийца! Убийца!"
- Я кричала: "На помощь! Меня убивают!" - хрипло выкрикнула мадам Гароди.
- Зачем же вам надо было кричать: "Меня убивают"? Ведь вас никто не убивал?! Я докажу, что араб, который якобы стрелял в вас, к этому времени уже был мертв, когда вы пытались умереть! Но вы стремились умереть, погубив своего Ролана. И в доказательство этого, я вам представлю тотчас же. Вот оно: после той ночи, когда я вас видел в конце коридора на вилле, вы написали одной из своих парижских приятельниц, мадам де Ланс, письмо. Оно заставило её примчаться в Гавр, узнав спустя два дня о разыгравшейся на "Цветущей вилле" драме. В этом письме вы текстуально писали: "Теперь он меня ненавидит. Я прочла это в его глазах... Он хотел бы, чтобы я умерла!.. Жди какую-нибудь ужасную трагедию!.. Я её жду, и я к ней готова! Если ты узнаешь о моей смерти, скажи себе с полным основанием, что меня убил он!"
Но ваш план не удался: вы не умерли, а только ранили себя! И когда мадам де Ланс увидела вас в Сент-Адресе, вы указали ей на стоящего перед вами на коленях своего мужа... В тот момент вы считали его вновь завоеванным. И вы приняли на вооружение утверждение окружающих о том, - что вас хотел убить араб, друг Теодоры.
После этих слов Сержа в зале воцарилось молчание, молчание, при котором что-то ждали от этой женщины, вцепившейся в барьер, отделяющий судей от публики, но это "что-то" не наступило и Серж продолжал:
- Относительно этой первой "истории" сказано достаточно... Перейдем теперь ко второй. Впрочем, мне мало что следует сказать на сей счет. Какое-то время спустя, я стал думать, что вы провернули дело в Пасси таким же образом, как и в Сент-Адресе. Мне нужны были только доказательства, и они были найдены, потратив все необходимое время и обманув вас, как вы обманывали всех. Подлинной находкой для понимания второй истории стало то, что вы подбросили в этот домик в Пасси "кольцо рабства", найденное вами на вилле в Сент-Адресе! Наконец, у меня оказалась записка, подписанная Роланом Гароди и вновь якобы звавшая Теодору Фарнезе в свои объятия. Та самая записка, подлинность которой эксперты отвергают. Она могла быть написана только вами!
- Ложь!.. Подделка!.. - прошипела мадам Гароди, уже не глядя, на Сержа.
- Мадам, у меня здесь есть доказательство, что вы многократно старались подделать почерк своего мужа. Больше того. Я склеил, восстановил последовательно наброски этой записки. Мсье председатель! Вскройте вот этот конверт. После этого мадам нечего будет сказать!
И Серж упорно посмотрел на мадам Гароди, словно хотел её загипнотизировать, пока служитель передавал конверт председателю суда.
- Мне как раз надо кое-что вам сказать, мсье председатель, сравнительно тихо, на одном дыхании молвила мадам Гароди. - Действительно, я часто пыталась имитировать почерк мужа; об этом он сам меня просил, чтобы я отвечала вместо него на письма его многочисленных корреспондентов и особенно корреспонденток и даже... расписывалась за него!
- Это-все, что я хотел знать! - вскричал Серж. - А теперь, мсье председатель, вы можете порвать конверт: в нем ничего нет!
Присутствующие в зале словно оцепенели. А затем, несмотря, на всю серьезность события, то тут, то там раздались смешки.
- А сейчас ещё несколько слов, несколько положений, - добавил Серж. Об абсолютном доказательстве присутствия мадам Гароди на вилле в Пасси в момент преступления и о доказательстве её преступления. Свершив свое злодеяние, мадам Гароди спустилась в кухню и, испытывая жажду, выпила свежей воды из-под крана, налив её в стаканчик из шкафа по соседству. Только мадам Гароди ошиблась и поставила обратно свой стаканчик неправильно по сравнению с остальными... Я дал его на осмотр эксперту. Он обнаружил на стаканчике отпечаток, в важности которого нельзя ошибиться, - отпечаток пальцев убийцы.
- Это - неправда! - вскричала несчастная женщина в последнем порыве самозащиты.
- Почему вы сказали: "Это - неправда!"? Не потому ли, что у вас на руке нитяные перчатки? Но ваша перчатка оставила свой след на стаканчике. Он обличает вас сильнее признания!
- Выходит, - прервал Сержа председательствующий, - нитяные перчатки носит только мадам Гароди?
- Нет. Но она носила их часто. И надела их в тот день, что легко определить, ибо у её перчатки на мизинце правой руки был шов, который мы обнаружили и на стаканчике! Впрочем, вот она, эта перчатка! Вы, мадам, напрасно её потеряли на лестнице в тот роковой вторник, когда ушли из моей квартиры.
И Серж продемонстрировал перчатку, вынутую из небольшого пакета, который находился в кармане его пиджака.
- На этот раз перчатка здесь, - сказал он. - Не так, как с предшествующими бумагами!
Со стороны мадам Гароди донеслось какое-то хриплое дыхание, послышался глубокий стон. Она поднялась над барьером, но внезапно рухнула на пол. Тереза была мертва, сердце её не выдержало.
Сержа как будто нисколько не взволновала эта смерть, приведшая в смятение всех собравшихся в зале суда. Люди устремились к выходу, и заседание суда, снявшего все обвинения с Сержа, было прекращено. Он поведал мне с невообразимым хладнокровием:
- Самое замечательное здесь то, что перчатка - подделка! Я купил её сегодня утром и сам сделал этот шов! - Что правда, так это то, что на стаканчике действительно есть отпечаток нитяной перчатки и шва! Следовательно, я ничем не рисковал, фабрикуя недостающую мне улику! Эта ужасная женщина изобретала улики против Теодоры Фарнезе, которую стоит пожалеть. В борьбе с мадам Гароди я использовал её же оружие! Только мои улики были менее фальшивыми, чем её доказательства!
Часть II
НОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ - НОВЫЕ ДЕНЬГИ
В ШОТЛАНДИИ
Рассказывает Серж
Лето и осень уступили место зиме. По совету врачей я временно поселился в горах Швейцарии. Правда, морозы там были не "сибирскими", но все же достаточно ощутимыми, и, казалось, что такая зима мстит за летне-осеннее благоденствие, что сама природа взбунтовалась и не хочет, чтобы любовь была беспрерывной, будь то любовь к 22-летней Иване, или любовь к зрелой женщине - Терезе. Мне казалось, что Ивана искренне меня любила.
Положение с Терезой было сложнее: "безмужняя" замужняя Тереза искала не просто наслаждений "на стороне", а на самом деле тосковала о единственно любимом. Но тут я выразился крайне неточно. Терезе недостаточно было иметь единственного любимого. В её душе уживались принципы современного общества и матриархата. Поэтому-то она и заблудилась "меж трех сосен", не зная, кого в конечном счете, предпочесть: отвергающего её супруга и меня, влюбленного в нее. Убивая своего мужа, чтобы отомстить за пренебрежение ею как женщиной, она из ревности убила и Ивану.
Произнесенная ею присяга говорить правду, всю правду и только правду произвела должное впечатление на публику и, на состав суда присяжных. Но полной неожиданностью для всех присутствующих стали первые же слова мадам Гароди. Она провозгласила, что убеждена в невиновности обвиняемого, и произнесла имя настоящей убийцы, известной куртизанки Теодоры Фарнезе.
- Когда мсье Серж покинул территорию виллы, в Пасси во вторник, заявила мадам Гароди, - находившиеся там лица были ещё живы... Спустя полчаса после того, как там побывала Теодора Фарнезе, - они были уже мертвы!..
При этих словах прокурор поднялся со своего места.
- В данном деле, - воскликнул он, - это имя произносится впервые... Мы хотели бы знать о ней как можно больше!
- Мсье прокурор, - ответила Тереза Гароди, - здесь речь идет об истине. Я объявляю её вам, даже если она кое-кому не понравится!.. И я её эту истину докажу!
- Доказывайте же, мадам! - провозгласил председательствующий.
- Господа! - сказала тогда Тереза Гароди, вынув из своей сумочки какую-то бумагу. - Вот письмо, обнаруженное мсье Сержем и доверенное им мне, чтобы я могла им воспользоваться. Это - письмо, адресованное моим мужем Теодоре Фарнезе. В этом письме он отказывал ей в свидании и прощался с ней навсегда! Но, несмотря на это Теодора Фарнезе побывала на "Цветущей вилле" в Сент-Адрес". Там-то мсье Серж и обнаружил чисто случайно упомянутое письмо. И мой муж, уже решив, что эта женщина не приедет, угостил чаем пришедшую к нему свою главную ассистентку, мадам Ивану, супругу обвиняемого. Там оказалась другая девушка, но мне о ней ничего не известно. Мне было известно и то, что мой муж - этот настоящий ловелас всячески увивается и за мадам Иваной. Но я никогда не сомневалась в её добропорядочности. Она ни за что на свете не предала бы этой нашей с ней дружбы, а любила она и доказала это всей своей жизнью, только одного мужчину: вот он, этот человек, который сейчас находится на скамье подсудимых. Возможно, что цель приезда на виллу моего мужа и была другая девушка, пока никому неизвестная.
- Однако, - продолжала мадам Гароди, и в зале стало очень тихо, Теодора Фарнезе все же приехала на виллу и ей показалось, что "ее место занято", и тогда она пошла на страшную месть. Ревнивая и мстительная Теодора сочла, судя по всему, что её "место" занято и как истая корсиканка совершила свою вендетту, безжалостно убив тех лиц, которые находились на вилле, в том числе и моего мужа.
- Прошу прощения! - прервал свидетельницу председатель суда. - Это письмо (тем временем служитель передал письмо председательствовавшему) ещё не доказывает, что Теодора Фарнезе, действительно, приезжала на виллу.
- Согласна с вами, мсье, хоть и не полностью. Но есть ещё одна вещь, и это - ещё более весомая улика... Вот она...
И засунув руку в свою сумочку, мадам Гароди вытащила из неё "кольцо рабства".
- Эта драгоценность украшала обычно лодыжку Теодоры Фарнезе. Кольцо это отцепилось при бегстве преступницы... Мсье Серж обнаружил его на вилле при свидетелях, которых мы вам представим... Мсье Серж доверил мне это кольцо, как и письмо!
Служитель передает драгоценность председательствующему, сначала её рассматривает суд, а затем прокурор.
- Будет ли доказано, - произнес прокурор, - что именно эта драгоценность принадлежала Теодоре Фарнезе? - Остается также определить, что Теодора Фарнезе, часто бывавшая на вилле потеряла кольцо именно в тот день?
- Есть человек, который в тот день и в тот час видел Теодору Фарнезе выходящей с виллы. Я имею в виду парикмахера, чье заведение находилось на углу тупика Ла Рош. Но, очевидно, его показаний опасались, и потому удалили его из Парижа в Марсель.
Тогда-то со скамьи подсудимых и поднялся Серж.
- Извините, мсье прокурор, - сказал он. - Извините! Но кое-кто мог бы порассказать вам намного больше, чем этот мсье Моншан, так зовут парикмахера, о котором только что говорила мадам Гароди, о том, что делала в тот день и в тот час Теодора Фарнезе, если она приезжала в Пасси и проникла на эту виллу.
- И кто же этот человек?
- Это сама Теодора Фарнезе!
- Без сомнения! Но где сейчас Теодора Фарнезе?
- Сейчас, - произнес Серж, - она должна находиться в расположенной рядом галерее Арле.
Председатель суда тихим голосом отдал какое-то распоряжение служителю, тот вышел в помещение для свидетелей, но быстро вернулся и объявил:
- Мадам Теодора Фарнезе здесь!
- Введите ее!
Теодора Фарнезе вошла. Когда она появилась, в зале воцарилась тишина, взоры всех обратились на нее.
Если среди публики, да и суда присяжных не все считали её убийцей, то, наверняка, надеялись на это.
Теодора Фарнезе прошла на свидетельское место. Она даже не посмотрела в сторону своей соперницы.
Теодора Фарнезе произнесла слова традиционной присяги и начала излагать дело.
- Приехала я издалека, - сказала она, - по просьбе того, кто предстал перед судом в качестве обвиняемого... Кажется, я смогу помочь доказать его невиновность! Как бы истина не была опасной для меня, я доверилась ему, и я скажу всю правду... Вот она: получив письмо мсье Ролана Гароди, просившего меня не приезжать в столицу во вторник, я все же покинула "Цветущую виллу" близ Сент-Адреса и Гавра в понедельник.
- Прибыв в Париж, - продолжала она, - я обнаружила у себя в гостинице уже не письмо, а записку, снова от Ролана Гароди. Вопреки предыдущему письму, в ней мне предлагалось прибыть на свидание - не отрицаю, на хорошо известную мне виллу у тупика Ла Рош. Я смогла приехать туда только в половине шестого... У меня был ключ от калитки, выходящей на пустырь. Я прошла через сад, собиралась подняться по ступенькам "парадной" лестницы, открыв её входную дверь, когда услышала доносившиеся со второго этажа крики и револьверные выстрелы. Я тотчас же убежала как безумная, вновь заперла калитку у пустыря и бросилась в парикмахерскую мсье Моншана, расположенную напротив виллы.
- Он, действительно, спал в эти минуты, - продолжала Теодора, - и я его разбудила. Но на всякий случай - и с помощью одного своего приятеля - я передала ему через час деньги, чтобы он вообще ничего не говорил о моем к нему вторжении и чтобы немедля уехал из Парижа. Мое поведение, быть может, было неосторожным... Во всяком случае я рассказала вам все, что знаю, и я ничего не утаила от вас!.. В тот же вечер я узнала о многих подробностях страшного злодеяния в Пасси... Я тоже плакала! И уехала оплакивать свое горе в Марсель, где у меня находятся близкие родственники.
- Вы бежали, а не просто уехали! - вскричала мадам Гароди, - и теперь, преисполненная, убеждением в своей безнаказанности, приехали сюда, чтобы оправдаться!
И мадам Гароди подошла к председателю суда, взяла из его рук драгоценность и буквально сунула её под нос Теодоре Фарнезе.
- Да! - проговорила Теодора Фарнезе. - Мне хорошо знакома эта драгоценность. Это то самое "кольцо рабства", которое я потеряла на "Цветущей вилле" невдалеке от Сент-Адреса и Гавра.
- Мадам! - воскликнула Тереза Гароди, так самоуверенно, как и раньше. - Вы лжете! Это "кольцо рабства" найдено в домике в Пасси, и это доказывает, что вы там были, там его и потеряли, убегая после совершенного вами гнусного злодеяния!
Лицо Теодоры Фарнезе вдруг покрыла восковая бледность.
- Кто же нашел это кольцо? - спросила она.
- Мсье Серж! - вскричала мадам Гароди.
Теодора Фарнезе повернулась к обвиняемому:
- О, мсье, - сказала она мягким голосом, - вы забыли сказать мне об этом.
- Да, я действительно забыл, - ответил Серж. - Но мадам Гароди также забыла сказать вам, что если я его нашел там, так это потому, что она его туда подбросила!
В зале наступило какое-то оцепенение, а мадам Гароди казалась совершенно растерянной и потрясенной. Когда же мадам Гароди смогла снова заговорить, то все услышали сначала какие-то путанные восклицания... "Я!.. Что он хочет сказать?.. Но он сошел с ума!"
Председатель суда, почувствовав инстинктивно, что дело "уплывает" подобно трупу в бушующих волнах моря, быстро спросил:
- Но какими доказательствами, мсье Серж, вы располагаете для столь недоказанного обвинения в адрес мадам Гароди?
- У меня только одно доказательство! - ответил тот. - Когда проводились расследования в домике Пасси, и одно из них - третье расследование с участием мадам Гароди и свидетелей, когда было найдено "кольцо рабства"!
- Но зачем... - начал было председатель.
- Да, зачем бы я это сделала? - вмешалась мадам Гароди, как бы исчерпав все свои силы при столь неожиданном для неё заявлении.
- Зачем? - спросил Серж. - Я вам скажу, мадам! Сначала ваше поведение диктовалось ненавистью к этой женщине, а затем стремлением ввести правосудие в заблуждение. Убийца - это вы!
- Он сошел с ума!
Этот отчаянный вопль мадам Гароди прозвучал в мертвой тишине в зале суда.
Что же касается Сержа, то он сохранял ледяное спокойствие. Он произнес:
- Сейчас я готов дать суду все необходимые показания!
С разрешения председательствующего он занял место для показаний.
Он начал с того, что стал разъяснять истинную подоплеку трагедии в домике в Пасси, которую он понял, когда были обнаружены в саду следы ног Теодоры Фарнезе.
- Случилось так, - рассказывал Серж, - что в тот день Иване, как главной ассистентке профессора Гароди, понадобилось, судя по всему, срочно посоветоваться о чем-то с профессором, придававшим огромное значение своим последним исследованиям. И случилось так, что шпиономанка, каковой оказалась в конечном счете сама мадам Гароди, неотступно следившая за малейшим шагом своего мужа, которого она продолжала страстно любить, при очередном "обходе" "павильона свиданий", заметила вошедшую на территорию виллы Ивану. И тогда-то она решила собственноручно расквитаться с профессором и с Иваной! Убив своего мужа, она потом в завязавшейся схватке убила и Ивану, а потом и ту глухонемую и слепую девушку. Ее маниакальность в вопросах любви привела к тому, что никто не остался в живых. Ведь она, мадам Гароди, страшно ревновала своего мужа.
- Этой женщине пришла в голову чудовищная мысль: убить всех, кто находился в это время на вилле, взвалив всю вину на Теодору Фарнезе. Это она сама, мадам Гароди, послала Теодоре Фарнезе записку с приглашением придти на свидание, подделав почерк мужа. И поскольку Теодора Фарнезе на свидание пришла позднее случившегося, все сложилось в угоду планам мадам Гароди.
Тут мадам Гароди испустила страшный вопль и упала в обморок. Председатель объявил перерыв в заседании суда.
Спустя четверть часа, когда заседание возобновилось, мадам Гароди предстала перед присутствующими в зале как бы окаменевшей в том состоянии ужаса, в которое её ввергли разоблачения Сержа. Ее глаза казались ещё глубже посаженными в глазные орбиты, двойная морщина горести на её щеках расширилась. Вся её зрелая красота буквально исчезла в какой-то миг. Многие из публики начинали понимать, что она больше замешана в этой трагедии, чем считалось прежде, но и в рассказ Сержа мало кто ещё верил.
После возобновления судебного процесса председательствующий сначала сделал выговор Сержу. Он напомнил ему, что тот находится на скамье подсудимых в меньшей степени не для обвинений, а в большей - чтоб защищать себя. И что в любом случае ему следует учитывать, что он нападает на женщину с незапятнанной репутацией и что свои обвинения он обязан выдвигать в выражениях не оскорбительных для общественного сознания и в особенности внести в свою неожиданную систему защиты больше доказательств.
Серж склонил голову в знак того, что понял и учтет сделанное ему замечание. Затем он возобновил свое выступление.
- Господа! - произнес он. - Мой адвокат Тессон во время перерыва напомнил мне, что в момент преступления, в половине шестого, мадам Гароди вместе с ним находились у меня в гостиной. Но я вспомнил, с какой настойчивостью, не подавая вида, мадам Гароди указывала нам с Тессоном на время, зафиксированное стенными часами в моей гостиной. Это мне показалось неестественным. Согласно словам моего друга Тессона, он первым пришел в мою гостиную и слышал, как мадам Гароди звонила у входной двери моей квартиры. Тессон потом все время был там.
- В принципе, - продолжал Серж, - я должен был бы отбросить мнение о том, что мадам Гароди могла сфабриковать себе "алиби", отведя назад на полчаса стрелку моих настенных часов, но фактически я установил, что это было вполне возможно. Расспросив своего секретаря, я узнал, что мадам Гароди приходила ко мне ещё за пять минут, до появления Тессона, была введена в гостиную, затем вышла из моей квартиры, заявив, что скоро вернется. Она, действительно, вернулась, застав в гостиной Тессона, опять вышла из неё и вновь поднялась в квартиру вместе со мной, встретив меня на лестнице. Отчего такая настойчивость, с какою мадам Гароди все время возвращалась ко мне в дом? Чтобы её там видели?.. Я утверждаю, что лицо, заинтересованное в фабрикации "алиби", действовало не иначе бы... С того момента, когда я установил, что мадам Гароди находилась одна в моей гостиной напротив моих настенных часов, время перестало быть для меня решающим фактором!
Я отправился в район Гавра.
- С тех пор я начал думать, что к злодеянию в Пасси имела какое-то отношение и сама мадам Гароди. Смутное подозрение об этом возникло у меня тогда, когда в домике в Пасси было найдено "кольцо рабства", не замеченное при первых двух обследованиях места злодеяния (и данное обстоятельство сразу же сделало мадам Гароди в моих глазах замешанной в происшедшей трагедии). До сего момента у меня было лишь моральное убеждение вмешательства мадам Гароди, но не было ни в какой степени интеллектуального и особенно же материального убеждения относительно такого вмешательства. Тогда-то, господа, я вновь посетил "Цветущую виллу" в районе Гавра, где имела место драма.
- Господа! - произнес Серж. - Присутствие в этой зале мадемуазель (и он указал при этом на Теодору Фарнезе), которая согласилась явиться сюда, чтобы помочь вам распутать по-настоящему эту запутанную криминальную историю, должно в ваших глазах быть надежной гарантией, что здесь не будет произнесено ни единого смущающего кого-либо слова, особенно близкого ей друга араба.
- Этот араб, - продолжал Серж, - ни в чем не был замешан при первой драме в Сент-Адресе, когда была ранена несколькими револьверными выстрелами мадам Гароди. Хочу сказать то, чего никто не знал об этой драме. Ни должностные лица, которые подозревали араба в разыгравшейся трагедии, ни моя жена, прибывшая на место происшествия спустя короткое время после того, как раздались выстрелы, хотя она и выслушивала фальшивые откровения раненой мадам Гароди, ни сам Ролан Гароди, ни Теодора Фарнезе, которая ничего не видела и могла лишь слышать револьверные выстрелы, раздававшиеся за дверью. Только мадам знает истину! Мадам и я!
- Во время моего возвращения в Париж, последовавшего за драмой в Сент-Адресе, когда была ранена мадам Гароди, я уже установил, что стрелявшим не мог быть араб по той причине - в числе прочих, - что револьвер, из которого стреляли по мадам Гароди, был куплен за несколько дней до происшедшего в Гавре самим Роланом Гароди. И я возвращался с мыслью, что, быть может, именно профессор стрелял в свою жену. Однако многие аспекты драмы оставались невыясненными, и когда, после трагедии в Пасси, я вернулся в Гавр, мысленно представляя себе иную мадам Гароди, чем та, которую до сих пор знали, я решил дополнить свое собственное расследование и одновременно занялся Теодорой Фарнезе в том, что касалось второй драмы, т. е. убийства трех человек на вилле в Пасси.
- Мне удалось, - продолжал Серж, - встретиться с секретарем Ролана Гароди, Бернаром. Я завел с ним разговор о драме в Сент-Адресе. Мне не давала покоя одна засевшая в голове фраза профессора, которую я случайно услышал в Довилле. Профессор говорил тогда Бернару: "Ничего не поделаешь, Бернар. Тем хуже, если револьвер потерян! Мне придется купить себе другой! И оставьте меня в покое с этой историей!"
- Отсюда, - проговорил Серж, - я заключил, что "эта история с револьвером" в высшей степени беспокоила Гароди и, следовательно, обвиняла его в нечто определенном. Из моего последнего разговора с Бернаром вытекало, что именно сам профессор первым выразил беспокойство в связи с пропажей оружия. Если Ролан Гароди стрелял из этого револьвера в свою жену, ему нисколько не было нужды привлекать к нему чье-либо внимание, (и в первую очередь, своего секретаря).
- Следовательно, - сказал Серж, - надо было установить, кто взял револьвер Ролана Гароди, да так, что он потом использовался на месте драмы? Кто, если не та единственная особа, возле которой и нашли револьвер. Револьвер этот быстро был спрятан, и поэтому полагали, что он принадлежал арабу! Кто же все это сделал, если то была не мадам Гароди? И я предлагаю, чтоб она публично доказала противоположное!
- Ну что ж, это - правда! - вскричала мадам Гароди. - Я тогда привезла этот револьвер, чтобы покончить с собой... И я стреляла в себя дважды! Это - правда! Я хотела умереть! Разве я была не вправе так поступить? Разве я недостаточно настрадалась для этого?
- Вы, мадам, - продолжал Серж, - подстроили все так, чтобы поверили: дескать, убивал вас ваш муж!
- Я обожала своего мужа.
- Бывают минуты, когда в сердце женщины, - проговорил Серж, - любовь становится ужасней ненависти и своеобразно сливается с ней... И вы познали такой момент! А я скажу, когда это произошло! Помните ли вы один вечер, когда на вилле в Довилле я едва не столкнулся с вами в конце коридора? Я не должен был бы вас спрашивать: помните ли вы это?! Ибо на самом деле я не могу утверждать, что вы меня заметили!.. Но я-то вас видел! Вы выходили, как взбешенная фурия, - из комнаты вашего мужа. Но в великолепном, привлекательнейшем для мужчин ночном белье. И есть ли что-либо более естественное для любящей женщины, чем стремление приукрасить себя, приподнять занавес над женскими тайнами и своими прелестями для обожаемого мужчины? Но клянусь вам: тогда я думал о другом! Видя, как вы выходили из комнаты своего мужа, я просто ужаснулся!
- Я ужаснулся, - продолжал Серж, - ибо та завеса, которая всегда скрывала вашу истинную натуру от моих глаз, та пелена, которой вы закрывали глаза всем нам прорвалась. Ну так вот: эта женщина лжет! Эта неземная супруга, эта соратница, утверждавшая, что для неё превыше всего работа мужа, в которой она участвует рядом с гением, этот чистый "дух", эта благородная интеллигентность, это божественное существо, которое соединяет в единый культ любовь к мужу и безграничную любовь к науке, - все это вопиет от отчаяния, потому что её не обнимают, не ласкают со всем жарким пылом. Да, её достаточно не ублажают, как в первые ночи после свадьбы с Роланом... Когда после ночи, в которую вы всячески приукрасились, чтоб соблазнить, собственного мужа. Но, увы! - безрезультатно! И тогда вы задумали тот проект "самоубийства", причем при таких условиях, при которых можно было бы уверовать, что вас убил ваш собственный супруг... С его револьвером вы стучите в его дверь, крича при этом: "На помощь! Меня убивают! Ролан! Убийца! Убийца!"
- Я кричала: "На помощь! Меня убивают!" - хрипло выкрикнула мадам Гароди.
- Зачем же вам надо было кричать: "Меня убивают"? Ведь вас никто не убивал?! Я докажу, что араб, который якобы стрелял в вас, к этому времени уже был мертв, когда вы пытались умереть! Но вы стремились умереть, погубив своего Ролана. И в доказательство этого, я вам представлю тотчас же. Вот оно: после той ночи, когда я вас видел в конце коридора на вилле, вы написали одной из своих парижских приятельниц, мадам де Ланс, письмо. Оно заставило её примчаться в Гавр, узнав спустя два дня о разыгравшейся на "Цветущей вилле" драме. В этом письме вы текстуально писали: "Теперь он меня ненавидит. Я прочла это в его глазах... Он хотел бы, чтобы я умерла!.. Жди какую-нибудь ужасную трагедию!.. Я её жду, и я к ней готова! Если ты узнаешь о моей смерти, скажи себе с полным основанием, что меня убил он!"
Но ваш план не удался: вы не умерли, а только ранили себя! И когда мадам де Ланс увидела вас в Сент-Адресе, вы указали ей на стоящего перед вами на коленях своего мужа... В тот момент вы считали его вновь завоеванным. И вы приняли на вооружение утверждение окружающих о том, - что вас хотел убить араб, друг Теодоры.
После этих слов Сержа в зале воцарилось молчание, молчание, при котором что-то ждали от этой женщины, вцепившейся в барьер, отделяющий судей от публики, но это "что-то" не наступило и Серж продолжал:
- Относительно этой первой "истории" сказано достаточно... Перейдем теперь ко второй. Впрочем, мне мало что следует сказать на сей счет. Какое-то время спустя, я стал думать, что вы провернули дело в Пасси таким же образом, как и в Сент-Адресе. Мне нужны были только доказательства, и они были найдены, потратив все необходимое время и обманув вас, как вы обманывали всех. Подлинной находкой для понимания второй истории стало то, что вы подбросили в этот домик в Пасси "кольцо рабства", найденное вами на вилле в Сент-Адресе! Наконец, у меня оказалась записка, подписанная Роланом Гароди и вновь якобы звавшая Теодору Фарнезе в свои объятия. Та самая записка, подлинность которой эксперты отвергают. Она могла быть написана только вами!
- Ложь!.. Подделка!.. - прошипела мадам Гароди, уже не глядя, на Сержа.
- Мадам, у меня здесь есть доказательство, что вы многократно старались подделать почерк своего мужа. Больше того. Я склеил, восстановил последовательно наброски этой записки. Мсье председатель! Вскройте вот этот конверт. После этого мадам нечего будет сказать!
И Серж упорно посмотрел на мадам Гароди, словно хотел её загипнотизировать, пока служитель передавал конверт председателю суда.
- Мне как раз надо кое-что вам сказать, мсье председатель, сравнительно тихо, на одном дыхании молвила мадам Гароди. - Действительно, я часто пыталась имитировать почерк мужа; об этом он сам меня просил, чтобы я отвечала вместо него на письма его многочисленных корреспондентов и особенно корреспонденток и даже... расписывалась за него!
- Это-все, что я хотел знать! - вскричал Серж. - А теперь, мсье председатель, вы можете порвать конверт: в нем ничего нет!
Присутствующие в зале словно оцепенели. А затем, несмотря, на всю серьезность события, то тут, то там раздались смешки.
- А сейчас ещё несколько слов, несколько положений, - добавил Серж. Об абсолютном доказательстве присутствия мадам Гароди на вилле в Пасси в момент преступления и о доказательстве её преступления. Свершив свое злодеяние, мадам Гароди спустилась в кухню и, испытывая жажду, выпила свежей воды из-под крана, налив её в стаканчик из шкафа по соседству. Только мадам Гароди ошиблась и поставила обратно свой стаканчик неправильно по сравнению с остальными... Я дал его на осмотр эксперту. Он обнаружил на стаканчике отпечаток, в важности которого нельзя ошибиться, - отпечаток пальцев убийцы.
- Это - неправда! - вскричала несчастная женщина в последнем порыве самозащиты.
- Почему вы сказали: "Это - неправда!"? Не потому ли, что у вас на руке нитяные перчатки? Но ваша перчатка оставила свой след на стаканчике. Он обличает вас сильнее признания!
- Выходит, - прервал Сержа председательствующий, - нитяные перчатки носит только мадам Гароди?
- Нет. Но она носила их часто. И надела их в тот день, что легко определить, ибо у её перчатки на мизинце правой руки был шов, который мы обнаружили и на стаканчике! Впрочем, вот она, эта перчатка! Вы, мадам, напрасно её потеряли на лестнице в тот роковой вторник, когда ушли из моей квартиры.
И Серж продемонстрировал перчатку, вынутую из небольшого пакета, который находился в кармане его пиджака.
- На этот раз перчатка здесь, - сказал он. - Не так, как с предшествующими бумагами!
Со стороны мадам Гароди донеслось какое-то хриплое дыхание, послышался глубокий стон. Она поднялась над барьером, но внезапно рухнула на пол. Тереза была мертва, сердце её не выдержало.
Сержа как будто нисколько не взволновала эта смерть, приведшая в смятение всех собравшихся в зале суда. Люди устремились к выходу, и заседание суда, снявшего все обвинения с Сержа, было прекращено. Он поведал мне с невообразимым хладнокровием:
- Самое замечательное здесь то, что перчатка - подделка! Я купил её сегодня утром и сам сделал этот шов! - Что правда, так это то, что на стаканчике действительно есть отпечаток нитяной перчатки и шва! Следовательно, я ничем не рисковал, фабрикуя недостающую мне улику! Эта ужасная женщина изобретала улики против Теодоры Фарнезе, которую стоит пожалеть. В борьбе с мадам Гароди я использовал её же оружие! Только мои улики были менее фальшивыми, чем её доказательства!
Часть II
НОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ - НОВЫЕ ДЕНЬГИ
В ШОТЛАНДИИ
Рассказывает Серж
Лето и осень уступили место зиме. По совету врачей я временно поселился в горах Швейцарии. Правда, морозы там были не "сибирскими", но все же достаточно ощутимыми, и, казалось, что такая зима мстит за летне-осеннее благоденствие, что сама природа взбунтовалась и не хочет, чтобы любовь была беспрерывной, будь то любовь к 22-летней Иване, или любовь к зрелой женщине - Терезе. Мне казалось, что Ивана искренне меня любила.
Положение с Терезой было сложнее: "безмужняя" замужняя Тереза искала не просто наслаждений "на стороне", а на самом деле тосковала о единственно любимом. Но тут я выразился крайне неточно. Терезе недостаточно было иметь единственного любимого. В её душе уживались принципы современного общества и матриархата. Поэтому-то она и заблудилась "меж трех сосен", не зная, кого в конечном счете, предпочесть: отвергающего её супруга и меня, влюбленного в нее. Убивая своего мужа, чтобы отомстить за пренебрежение ею как женщиной, она из ревности убила и Ивану.