Страница:
"Демоны поиска". С ним будут связаны многочисленные хлопоты и разочарования. Рукопись, отправленная в издательство "Молодая гвардия", через месяц вернулась назад с печатью издательства, но без объяснения. Я решил предложить "Демоны поиска" в Волго-Вятское издательство, которое располагалось в Нижегородском кремле. Тогда не сложно было оказаться на приеме у самого редактора. До этого я встречался с ним пару раз в Горьковском Союзе писателей, куда залетал скорее случайно, чем с корыстным умыслом. Он объяснил простую вещь – моя фамилия находится в списках идеологического отдела обкома партии, которые составляет КГБ. "Вряд ли, – сказал он,
– вы получите возможность печататься на страницах горьковских изданий". Что такие списки существовали, мне удалось убедиться несколько позже, но тогда, с рукописью, видимо имелись более простые причины. О них, довольно откровенно, мне поведал еще один директор издательства, в Красноярске.
Попасть в Красноярск меня побудили две причины – надежда в месте, где неизвестно мое "антисоветское" прошлое, пристроить роман, и, конкретное желание заработать в регионе с более высоким коэффициентом оплаты труда. Стремление подработать объяснялось появлением у нас с Катей доченьки – Дины. Своей квартиры не имелось, мы жили у тещи, и я, при всем умении ладить с людьми, чувствовал себя там не вполне комфортно. В Красноярский край я отправился с двумя друзьями по работе – бригадиром секции "В" Лешей
Корсаковым и испытателем двигателей Володей Лютовым. Внутри нас бродили иллюзии и уверенность в том, что подработать с нашей энергией в краю высоких заработков – дело плевое. Красноярск встретил густым желтоватым смогом алюминиевых гигантов расположенных на левобережье. Силуэты зданий по другую сторону холодных вод
Енисея казались погруженными в лимонный сироп. Нам пришлось пожить некоторое время именно в этом сиропе, потому что там были свободные места в гостинице. Они не только имелись, но и стоили значительно дешевле, как раз по экологическим соображениям. Одновременно с поисками работы я отправился на розыски центрального краевого издательства. Вот здесь и состоялась откровенная беседа редактора с наивным претендентом в писатели. Он объяснил, что я напрасно трачу время, пытаясь пристроить довольно объемистую рукопись, что включение в график издания – вещь сложная и требует совсем другого уровня связи с издательством и местным союзом писателей. На мое неуверенное предложение хотя бы прочитать рукопись, редактор, иронически усмехнувшись, ответил, что никто эту рукопись читать не будет. Даже если бы он знал, что перед ним гениальное произведение, то и это ничего не меняет. У них своя очередь на кусок хлеба, а искатели славы пусть обивают пороги столичных изданий, впрочем, и там такая же история. На вратах области литературного соискания славы написано то же, что и у входа в Дантов ад: "Забудь надежду всяк сюда входящий".
Мне неоднократно приходилось убеждаться, насколько это соответствует истине. Попытки заинтересовать Аркадия Стругацкого, закончились безрезультатно, он как ежа отстранил от себя протянутую рукопись, не впустив в прихожую, после нескольких ничего не значащих фраз захлопнул дверь. Даже сын Ивана Ефремова, работавший в экспедиции Мосгидропроекта с моей сестрой, категорически отверг возможность знакомства с рукописью его отцом.
Между тем, надежды на высокие заработки растворялись по мере нашего поиска работы. Во-первых, был "не сезон", во-вторых, заработки появлялись вместе с приобретением льгот возникавших при длительном трудовом стаже на постоянном месте работы. Нас это не устраивало. Помахав топорами на широких просеках будущей дороги в
Саянах и побегав вверх-вниз по предгорьям Алтая, я вернулся домой. В кармане у меня лежали письма от Кати. Они жгли меня, и я как ребенок испытывал всю правду выражения: "Мама, я хочу домой".
В этот момент существо зашевелилось, и я услышал его вкрадчивый голос:
– Не ожидает ли нас рассуждение о главных ценностях жизни? Ведь ты кое-что пересмотрел, встретившись с настоящим чувством. Твой хваленый рационализм извинился и подвинулся.
Да, что-то такое было, но я привык анализировать все, что происходит со мной, рассматривая обстоятельства в общечеловеческом, социальном, и даже в космическом плане. Я никогда не забывал о биологических принципах взаимодействия людей и общества. Мне было интересно проследить, насколько внутренняя свобода зависит от моего чувства к семье, полноты потребности служить семье. По каким тропинкам необходимо пройти, чтобы служить истине, понять истину, приблизиться к истине, почувствовать истину, в конце-концов, задать вопрос: "Что есть истина?" Ведь этот процесс предполагает, что человек должен стремиться к чему-то высшему, что делает осмысленным и оправданным его существование на этом свете. Или, иными словами,
– кто хозяин: мы или бытие, обстоятельства? В принципе, ответы на эти вопросы есть, но если мы займемся ими сейчас, то никогда не доберемся до продолжения повествования. Лучше отправить читателя к
Библии, Ведам, самхитам, упанишадам и т.д., а здесь должен сказать, что мой рационализм еще не был подорван до такой степени, чтобы я ощущал себя не способным к контролю над обстоятельствами.
В начале движения по жизни, я задавал себе вопрос: что способна совершить воля в достижении цели или решении жизненных задач? У меня было пару философских эссе на эту тему. Частично я пытался изложенные там идеи претворить в жизнь. Вообще-то, пока человек молод, ему лучше думать, что воля всесильна. Я так и поступал, навязывая организму определенный режим сна, отказываясь от курева или еще чего-то, заставляя себя писать, читать, когда этого мне вовсе не хотелось, и тому подобное. С возрастом, приходит понимание, что не все так просто. Но Йорик был прав. Действительно, именно тогда, в семидесятые годы, стало приходить понимание, что жизнь в значительной степени явление личного свойства и наши социальные, пассионарные движения души, отражают заинтересованность личности в самоутверждении, или утверждении насущных, если так можно выразиться, потребностей. К ним могут относиться все интересы – от интеллектуальных и духовных, до сексуальных и физиологических. При этом происходит рационализация в стремлении придать более низким потребностям более возвышенный вид…
Возвращение домой сопровождалось некоторым смирением перед обстоятельствами и осознанием недостаточности одних только волевых усилий в достижении цели. Я начинал понимать, что чувство имеет право на существование, и за ним могут скрываться более фундаментальные причины мотивов нашего поведения, чем у интеллекта.
Это понимание переопределило, в свою очередь, начало нового этапа познания – познания себя. Силы, направившие меня в сторону такого познания, давно бродили в сознании, как бы ожидая, когда им откроют двери. Я вернулся к индийской философии уже без высокомерия европейца. Здесь обнаружилось, что принципы моего мышления очень близки индуистским, что моя теория познания отражает логическую систему философии санкхья. Мне не нужно было искать доказательств правильности философских рассуждений, они уже имелись у меня. Я словно вернулся в страну своего детства, где говорят на родном, немного забытом языке, который в полной мере можно обрести вновь.
Мой вызов системе и ее власти отошел в сторону. Не то что бы проблема перестала интересовать мое сознание, она просто перешла во второстепенную. Для меня открывался путь йоги. Йога – особая степень свободы, особая степень бесстрашия сознания, в ней освобождение не только от социальных или религиозных догм, здесь освобождение от собственных заблуждений, а они, как известно, самые устойчивые, самые незаметные, потому что принадлежат нашему разуму и постоянно мимикрируют в нем.
Это было время, когда произошли изменения не только в области духовного сопряжения с миром, но и в бытовых условиях – мы получили квартиру. Новое место обитания совпало с изменениями взглядов на роль тела, физиологии в той системе мышления, которая присутствует в каждом мгновении нашего бытия, а не только в теоретических построениях о нем. Это было время освоения принципов хатха-йоги, с близостью к природе, правильным питанием, рациональной гимнастикой.
Я перевернул кучу литературы, которая еще не издавалась в Союзе, ее перевод и размножение полностью зависели от энтузиастов. На старенькой пишущей машинке я перепечатывал тысячи страниц самиздатовского текста, погружаясь в мир строгой этики, ясного мышления, высокого благородства и духовной дисциплины. "Запад – есть
Запад, Восток – есть Восток, и вместе им не сойтись", – как говорил
Киплинг. Да, на Востоке глубже традиция, глубже проникновение в законы, которые нам передает космос, позволяя жить на земле; глубже, точнее, осознание вселенской связи. Сама передача информации в восточных вероучениях и философии, имеет много уровней посвящения и ступеней познания. Пока мы не подходим с полным доверием к этому процессу, нам не проникнуть в его глубины. Часто именно европейское высокомерие является причиной, по которой не раскрывается эта пещера
Алладина.
– Вспомни, – пробормотал Йорик. Он хотел картинкой из прошлого оживить мои воспоминания. Воспоминания о периоде в котором менялось все, – от места жительства до мышления и тела.
Новый, девятиэтажный дом, с привычным для новостроек пейзажем – какие-то вагончики, где мы получали оборудование для квартир. Кучи мусора, глубокие траншеи, частично необходимые для коммуникаций, частично ошибочные. Пушистый серый кот Персей, осторожно пробирающийся через строительный хлам. Он будет падать с балкона четвертого этажа в погоне за птичками, а я находить его слегка оглушенного от полета в траве, и возвращать обратно. Наша квартира пахла свежей хвоей, потому что я купил доски, чтобы создать встроенную мебель для книг и всего остального. Стратегическая позиция дома была довольно выгодна, с точки зрения возможности общения с природой. Зимой – лыжня в ста метрах от дома, летом – заливные луга с Приволжскими озерами, да и сама Волга не так далеко.
Мы всей семьей – Катя, Дина и я выезжали к озеру Долгое, на заливные луга, где пахло душистыми травами, где спела крупная луговая клубника, голубика и кусты дикого орешника. Там у меня появился, после перерыва почти с самого детства, загар. Мы купались, я возил Дину на себе через небольшие глубины озера. Мы приходили на следующий день и смеялись над мамой, когда она неловко перенеслась на велосипеде через небольшую балку и зарылась носом в грязи.
Подумать только, подобный невинный садизм обычно вспоминается с особым удовольствием. Память вспыхивает не только яркими бликами, солнечными зайчиками воспоминаний, но и открывается панорамами картин, куда вмещаются и события и годы. Все это было со мной, и никакая власть не могла отобрать отмеренное там счастье.
Но течение времени вновь подхватывает и уносит туда, где я должен узнать, понять, преодолеть. Усилия, совершаемые в жизни, находяться в зависимости от идеи, ради которой они совершаются. С юности, если нами движет мощная пассионарная волна, растущая где-то внутри, кажется, что необходимо служить великим маякам – всеобщего счастья, равенства, братства ну и так далее. Или это могут быть поиски чистых знаний, громких открытий, и опять-таки, во имя человечества. Для меня пришло время, когда я мог повторить вслед за Сократом, что "я знаю, что ничего не знаю". Но йога ведет дальше, там, где начинаешь понимать, что самоценно каждое мгновение, каждое существо, каждый эпизод жизни. Мироздание пишет собственную особую летопись, в которой великие завоевания Александра Македонского положены на одну чашу с порывом материнской любви, или героизмом скромного землепашца защищающего свою семью, или, даже более, – способностью преодолеть в себе неправедный гнев. В мире нет пустяков. Революция может потрясти континент, но для человека важнее личное преодоление, ибо космос именно это вносит в свою летопись. Мы нужны как личности и общественные потрясения всего лишь слабый фон, на котором реализуется индивидуальное начало. Великое, совершившееся в пещере йога или в дружной семье, не достигает газетных полос, но для мироздания не менее значительно, чем мировые сенсации. В общем, в тот период я понял, что нет пустяков, а значит, и нет места, куда следует рваться. Если мы осознаем, что мы дома, мы действительно обрели дом. Буда спросил своего ученика, увидев его за воротами храма: "Манджушри, почему ты не входишь в храм?" На что Манджушри, проникший в суть буддизма, отвечал: "Куда мне идти? – Я не вижу ничего кроме храма". Так же и мы успокаиваемся, когда приходит понимание. Все, что мне требовалось для реализации, было в моей семье. Требовалось лишь постоянное усилие, чтобы это понимание не рассеялось, не превратилось из религиозного в бытовое. Первые усилия, еще наполненные суетливостью неофита, я совершил в этой новой квартире. Потом они утратили неопытность и превратились в систему. Я делал гимнастику каждое утро, и меня постепенно отпускало зло, которое присутствует в каждом как первородное начало. Во мне просыпалось ощущение спонтанного знания того, с чем приходилось соприкасаться.
Но жизнь имеет собственные сюрпризы. Желание взять под контроль то, что мы начинаем понимать, но до чего еще не доросли, может незаметно обмануть любого, даже опытного человека. Но ведь мы созданы раскрывать неведомое, разве мы можем обладать опытом в этом неведомом? Мне стало недостаточно квартиры, она стесняла своей городской сухостью. Нам с Катей не нравился воздух, проникающий именно тогда, когда я хотел проветрить комнату. Рядом располагалась заводская свалка, и там постоянно что-то горело, распространяя смрад. Буквально через дорогу закончили строительство заводской котельной, и дым от сжигаемого мазута наполнял комнату при северо-восточном ветре. Сверх всего, перед нами со стороны солнечного восхода стали строить дом, который должен был подняться выше нашего на два этажа. Мы решили, (вернее я решил, а Катя не возражала) поменять квартиру на финский домик.
"Тук-тук-тук", – Явственно услышал я неопределенно исходящий откуда-то звук, и вопросительно посмотрел на Йорика.
– Это к тебе постучала Россия с обратной стороны экрана телевизора. – Невозмутимо разрешил он мое недоумение, – Когда ты пишешь, находясь во времени, к которому относятся воспоминания, ты продолжаешь, естественно, оставаться в настоящем моменте, поэтому реальное время может взять и отправить тебя пообедать, сходить в магазин или постучится, как сейчас, с обратной стороны телевизора.
Сегодня 12 июня 2003 года – День Независимости России. Правда, слово
"независимость" убрали с вывески праздника, но все остальное осталось. Того, что осталось, более чем достаточно. Отцы народа собрали себя на Красной площади, усадили на шикарные лавки, стыдливо прикрыли полотнищем государственного флага мавзолей, чтобы дедушка
Ильич не смотрел на безобразия своих внучатых племянников, и стали потреблять приготовленные для себя зрелища. Поистине, праздник олигархов. На лавках одно федеральное начальство, включая президента. Что он хочет сказать в своей речи? – Ответа нет. Это можно только наблюдать и делать собственные выводы.
Я возразил:
– Ты вот тут употребил имя Ленина, связав с местами на лавках перед кремлевской стеной. Но это всего лишь кич, не более. Ульянов был обольщен идеей высшей социальной справедливости. Она его ослепила. Он довел до абсурда заповедь справедливости – "око за око", и никто не может сказать – раскаивался он или нет. Есть основания поддержать версию раскаяния, так же как и противоположную. Но что сделали наследники этой великой лжи? – они создали ложь просто невиданных размеров, и она возникла уже не благодаря обольщению лукавого, а вполне осознано. Теория лжи предшествовала ее воплощению на практике, и даже сатане здесь нечего было делать. Если в первом случае он обольщал, чтобы потом человек пожинал кровавые плоды, то у наследников зло уже воплотилось в самом сознании, оно планировалось как великое жертвоприношение.
Наследники перестали быть инструментом дьявола, они стали его институтом. Они создали обряды, закрепляющие свое торжество.
Йорик пошевелил пальчиками, словно не имел ничего против моих рассуждений, и мы воззрились на экран. Там, на площади бывшей свидетелем самых страшных российских преступлений сейчас сидели те, кто создал это общество, и потребляли зрелища приготовленные для себя. В небе проносились "Русские витязи" и "Стрижи", на брусчатке кружились раскрашенные в триколлор, студенты и физкультурники обоего пола, а где-то поодаль, за многослойным милицейским и спецназовским оцеплением шумела толпа из праздных и прикормленных властью граждан
Российской Федерации. И уже совершенно нагло в мою квартиру врывался восторженный комментарий телевизионного ведущего. И невольно вспомнилось недавнее, еще более позорное зрелище, – празднование 300-летия Санкт-Петербурга. Они сделали целый город ареной своих развлечений. С одной стороны – избранные под заслонами вооруженной охраны, с другой – отгороженная в загонах толпа, где все смешалось – влюбленные и пьяные – те, которые вопреки рекомендации властей уехать за город, остались в Петербурге, брели по набережным в надежде разделить торжество с гостями города. Многие, потеряв терпение в поисках отхожего места, прямо среди толпы справляли нужду не стесняясь друг друга.
Впрочем, об этом будет возможность поговорить, когда мы попадем в надлежащее время. Разумеется, наше рассуждение по поводу священных коров выглядят как злопыхательство, ведь в России люди мгновенно забывают о том, как их обманули, унизили, разорили и уж тем более не хотят видеть, кто это сделал. Русский человек понимает, что он продолжит свою жизнь во власти деспота и уж лучше сделать вид, что правят добрые отцы и рачители интересов народа государства
Российского, чем такие, какие есть. Тем не менее, здесь уместно было бы добавить несколько цифр, которые я записал из речи председателя парламентского комитета по безопасности Александра Гурова, бывшего генерала МВД, человека знающего свое дело. Он привел закрытую статистику по преступлениям против личности на территории Российской
Федерации за 2002 год.
Убийства – 32000
Тяжкие телесные повреждения – 19000
Несчастные случаи со смертельным исходом – 14000
Самоубийства – 50000
Погибло в криминальных разборках – 42000
Безвести пропали – 38000
Итого насильственно вырванных из жизни граждан России – 195000 человек.
"Еще, – печально сказал Гуров, – можно добавить, что в стране существует только официально зарегистрированных 59 фирм торгующих детьми".
А они празднуют. Никогда российское начальство не делало интересы общества своими приоритетами. Всегда они дни думали только о своих интересах, и в гражданской войне, и в коллективизации, и войне
Отечественной, и в мирные будни, когда военные расходы забирали 88 копеек на каждый рубль национального дохода, и вот сейчас, на фоне всеобщего повышения цен, они отрезали для себя за счет наших больниц и школ, кусок пирога во многие миллионы долларов для развлекательных зрелищ. Что могут означать оптимистические заявления президента?! -
Все, что осталось для ушей.
Но, двинемся в путь. Уже совсем немного событий отделяет нас от новейшей истории Отечества и его недовольного гражданина.
Мы обнаружили квартиру, хозяйка которой желала поменять ее на каменное жилище. "Финский" – поселение деревенского типа, когда-то, в начале строительства Горьковской ГЭС построенное из щитковых домиков на одну или две семьи. Тот, что выбрали мы, имел за стенкой соседей. Дворик нашего жилья был покрыт густой зеленью вишен и яблони. Рядом, за соседской оградой возвышались две великолепные старые березы. Их густая зелень покровительственно осеняла ближайшее пространство, наделяя его особенной красотой. Пожалуй, в округе не было еще двух таких могучих деревьев. Они тоже сыграли роль в нашем решении поселиться именно здесь. Шел 1984 год, до
Перестройки оставалось несколько месяцев.
– Ну, вот, – разочарованно протянул Йорик, – а я-то думал, что ты не будешь пролетать транзитом важнейшие события в отрезке времени, который ты так, по-кавалерийски миновал. Ведь там произошли главные изменения в твоем нравственном мироощущении.
– Да, – согласился я, – но об этом не просто говорить. Изменение мироощущения – не конкретное событие, которое можно выделить из ряда явлений. Оно накапливается как роса и только с восходом солнца начинает искриться, заявляя о себе.
– Кто здесь желает копаться в прошлом, – я, или ты?
Действительно, прошлое принадлежало мне. Йорик только ассистировал. Я не упоминал о том, какое огромное влияние оказала на меня "Махабхарата". Священные тексты имеют безграничный спектр приемов воздействующих на читателя. Это живая история. И факты и люди дышат нечеловеческой, возвышенной правдой. Когда проникаешься духом священных писаний, ощущаешь, что жизнь, показанная в них, более реальна, чем твоя собственная. Махабхарата открыла новые горизонты. Но главное – она убедительно показала, что человек должен постоянно очищать себя и жить вне лжи, лукавства, жадности и порока. Правдивость, верность слову, внимание к каждому живому существу стали для меня естественной нормой поведения. Мне это было легче делать, потому что рядом находилась Катерина. С того времени я категорически запретил себе две вещи – никотин и мат. Сегодня с экранов телевизора постоянно раздается хвалебное слово мату. Это так характерно для общества живущего в атмосфере постоянного унижения, оскорбления, осквернения и хамства. Разве можно представить
Жириновского без мата? А он – олицетворение низости властей. Мат появился не как украшение речи, он возник из желания оскорбить, унизить. В нем каждое слово отражает грубость, надругательство, похоть. Наша пресловутая "творческая интеллигенция", говорит даже об эстетике мата. Это примерно то же, что искать прекрасное в отхожем месте. Прекрасное – прекрасно, уродливое – уродливо, – это так просто.
Первый год жизни в гнезде, которое оказалось не вполне обустроенным, потребовал от меня неожиданных, вернее не входивших в планы усилий. Ремонт, реконструкция и дополнительный пристрой, забрали время, отпущенное на английский язык. Пострадал не только мой, пострадал английский язык и у Дины – в местной школе имелся только преподаватель немецкого языка. Тихо печалилась Катя, вспоминая оставленную квартиру, и это особенно огорчало меня. Но отступать было некуда. В конце концов, мы освоились с новым сельским бытом и даже научились пользоваться его преимуществами, но и по сей день, существуют сомнения, – правильно ли было принято решение об обмене квартирами.
Мы вместе с Катей ездили на работу на велосипедах. Очистные сооружения находились на противоположном краю города. Там я числился слесарем-ремонтником, но выполнял самый широкий круг работ – токарные, лекальные, фрезерные, сварочные, Катерина трудилась лаборантом и следила за состоянием прошедших биологическую очистку сточных вод.
1988 год ознаменовался для нас ожиданием, надеждой и исполнением желания – у нас родился сыночек – Саша. Непросто появляются дети в нашем отечестве. Сложности в содержании, воспитании, да и самом рождении дополняются обстоятельствами для каждого индивидуальными, но несущими осложнения. Так было и у Кати. При рождении Дины она получила травму, которую гинекологи не замечали в течение пятнадцати лет. Сколько страдания принес ей этот медицинский "тяп-ляп"! На этот раз помогло санаторное лечение. По профсоюзной путевке Катю направили в санаторий, на Кавказ, в Грузию. Это тоже целая история и требует отдельного длительного повествования, но поскольку такая тема не предусмотрена направлением нашего изложения, как слишком типичная и распространенная, скажу только, что опытная врач-гинеколог санатория, сразу заметила травму и помогла сохранить ребенка. Мы встречали с Диной нашу мамочку, исхудавшую, истосковавшуюся по дому и никак не могли поверить, что, наконец, оказались все вместе. 25 ноября на свет появился Сашенька.
А время неслось вперед, и уже не первый год в стране шумела
Перестройка. Забрезжила надежда, и рабочий люд слегка зашевелился.
Не то чтобы он готов был участвовать в политической жизни страны, но в соответствии с последними тезисами ЦК, его слегка подталкивали туда. Партия выдвинула идею о наделении трудовых коллективов какими-то полномочиями. Частичку административных функций намеревались передать советам трудовых коллективов. Меня избрали председателем цехового совета. Тогда многим казалось, что что-то в этой стране может измениться в лучшую сторону. А я-то, я, – тоже попался на эту удочку и первое время даже пытался воздействовать на кадровую и технологическую политику цеха. Но скоро пришлось убедиться, что большие дяди из политбюро просто играют в свою игру, совершенно не просчитывая реальные варианты развития событий. Надо сказать, что местное начальство было напугано, но, оправившись от первого испуга, продолжило тянуть одеяло на себя уже с большим ожесточением. Трудовые коллективы, так и не получив реального воплощения, помаячили как приведения, и стали медленно чахнуть, отдаваясь во власть поместной бюрократии.
– вы получите возможность печататься на страницах горьковских изданий". Что такие списки существовали, мне удалось убедиться несколько позже, но тогда, с рукописью, видимо имелись более простые причины. О них, довольно откровенно, мне поведал еще один директор издательства, в Красноярске.
Попасть в Красноярск меня побудили две причины – надежда в месте, где неизвестно мое "антисоветское" прошлое, пристроить роман, и, конкретное желание заработать в регионе с более высоким коэффициентом оплаты труда. Стремление подработать объяснялось появлением у нас с Катей доченьки – Дины. Своей квартиры не имелось, мы жили у тещи, и я, при всем умении ладить с людьми, чувствовал себя там не вполне комфортно. В Красноярский край я отправился с двумя друзьями по работе – бригадиром секции "В" Лешей
Корсаковым и испытателем двигателей Володей Лютовым. Внутри нас бродили иллюзии и уверенность в том, что подработать с нашей энергией в краю высоких заработков – дело плевое. Красноярск встретил густым желтоватым смогом алюминиевых гигантов расположенных на левобережье. Силуэты зданий по другую сторону холодных вод
Енисея казались погруженными в лимонный сироп. Нам пришлось пожить некоторое время именно в этом сиропе, потому что там были свободные места в гостинице. Они не только имелись, но и стоили значительно дешевле, как раз по экологическим соображениям. Одновременно с поисками работы я отправился на розыски центрального краевого издательства. Вот здесь и состоялась откровенная беседа редактора с наивным претендентом в писатели. Он объяснил, что я напрасно трачу время, пытаясь пристроить довольно объемистую рукопись, что включение в график издания – вещь сложная и требует совсем другого уровня связи с издательством и местным союзом писателей. На мое неуверенное предложение хотя бы прочитать рукопись, редактор, иронически усмехнувшись, ответил, что никто эту рукопись читать не будет. Даже если бы он знал, что перед ним гениальное произведение, то и это ничего не меняет. У них своя очередь на кусок хлеба, а искатели славы пусть обивают пороги столичных изданий, впрочем, и там такая же история. На вратах области литературного соискания славы написано то же, что и у входа в Дантов ад: "Забудь надежду всяк сюда входящий".
Мне неоднократно приходилось убеждаться, насколько это соответствует истине. Попытки заинтересовать Аркадия Стругацкого, закончились безрезультатно, он как ежа отстранил от себя протянутую рукопись, не впустив в прихожую, после нескольких ничего не значащих фраз захлопнул дверь. Даже сын Ивана Ефремова, работавший в экспедиции Мосгидропроекта с моей сестрой, категорически отверг возможность знакомства с рукописью его отцом.
Между тем, надежды на высокие заработки растворялись по мере нашего поиска работы. Во-первых, был "не сезон", во-вторых, заработки появлялись вместе с приобретением льгот возникавших при длительном трудовом стаже на постоянном месте работы. Нас это не устраивало. Помахав топорами на широких просеках будущей дороги в
Саянах и побегав вверх-вниз по предгорьям Алтая, я вернулся домой. В кармане у меня лежали письма от Кати. Они жгли меня, и я как ребенок испытывал всю правду выражения: "Мама, я хочу домой".
В этот момент существо зашевелилось, и я услышал его вкрадчивый голос:
– Не ожидает ли нас рассуждение о главных ценностях жизни? Ведь ты кое-что пересмотрел, встретившись с настоящим чувством. Твой хваленый рационализм извинился и подвинулся.
Да, что-то такое было, но я привык анализировать все, что происходит со мной, рассматривая обстоятельства в общечеловеческом, социальном, и даже в космическом плане. Я никогда не забывал о биологических принципах взаимодействия людей и общества. Мне было интересно проследить, насколько внутренняя свобода зависит от моего чувства к семье, полноты потребности служить семье. По каким тропинкам необходимо пройти, чтобы служить истине, понять истину, приблизиться к истине, почувствовать истину, в конце-концов, задать вопрос: "Что есть истина?" Ведь этот процесс предполагает, что человек должен стремиться к чему-то высшему, что делает осмысленным и оправданным его существование на этом свете. Или, иными словами,
– кто хозяин: мы или бытие, обстоятельства? В принципе, ответы на эти вопросы есть, но если мы займемся ими сейчас, то никогда не доберемся до продолжения повествования. Лучше отправить читателя к
Библии, Ведам, самхитам, упанишадам и т.д., а здесь должен сказать, что мой рационализм еще не был подорван до такой степени, чтобы я ощущал себя не способным к контролю над обстоятельствами.
В начале движения по жизни, я задавал себе вопрос: что способна совершить воля в достижении цели или решении жизненных задач? У меня было пару философских эссе на эту тему. Частично я пытался изложенные там идеи претворить в жизнь. Вообще-то, пока человек молод, ему лучше думать, что воля всесильна. Я так и поступал, навязывая организму определенный режим сна, отказываясь от курева или еще чего-то, заставляя себя писать, читать, когда этого мне вовсе не хотелось, и тому подобное. С возрастом, приходит понимание, что не все так просто. Но Йорик был прав. Действительно, именно тогда, в семидесятые годы, стало приходить понимание, что жизнь в значительной степени явление личного свойства и наши социальные, пассионарные движения души, отражают заинтересованность личности в самоутверждении, или утверждении насущных, если так можно выразиться, потребностей. К ним могут относиться все интересы – от интеллектуальных и духовных, до сексуальных и физиологических. При этом происходит рационализация в стремлении придать более низким потребностям более возвышенный вид…
Возвращение домой сопровождалось некоторым смирением перед обстоятельствами и осознанием недостаточности одних только волевых усилий в достижении цели. Я начинал понимать, что чувство имеет право на существование, и за ним могут скрываться более фундаментальные причины мотивов нашего поведения, чем у интеллекта.
Это понимание переопределило, в свою очередь, начало нового этапа познания – познания себя. Силы, направившие меня в сторону такого познания, давно бродили в сознании, как бы ожидая, когда им откроют двери. Я вернулся к индийской философии уже без высокомерия европейца. Здесь обнаружилось, что принципы моего мышления очень близки индуистским, что моя теория познания отражает логическую систему философии санкхья. Мне не нужно было искать доказательств правильности философских рассуждений, они уже имелись у меня. Я словно вернулся в страну своего детства, где говорят на родном, немного забытом языке, который в полной мере можно обрести вновь.
Мой вызов системе и ее власти отошел в сторону. Не то что бы проблема перестала интересовать мое сознание, она просто перешла во второстепенную. Для меня открывался путь йоги. Йога – особая степень свободы, особая степень бесстрашия сознания, в ней освобождение не только от социальных или религиозных догм, здесь освобождение от собственных заблуждений, а они, как известно, самые устойчивые, самые незаметные, потому что принадлежат нашему разуму и постоянно мимикрируют в нем.
Это было время, когда произошли изменения не только в области духовного сопряжения с миром, но и в бытовых условиях – мы получили квартиру. Новое место обитания совпало с изменениями взглядов на роль тела, физиологии в той системе мышления, которая присутствует в каждом мгновении нашего бытия, а не только в теоретических построениях о нем. Это было время освоения принципов хатха-йоги, с близостью к природе, правильным питанием, рациональной гимнастикой.
Я перевернул кучу литературы, которая еще не издавалась в Союзе, ее перевод и размножение полностью зависели от энтузиастов. На старенькой пишущей машинке я перепечатывал тысячи страниц самиздатовского текста, погружаясь в мир строгой этики, ясного мышления, высокого благородства и духовной дисциплины. "Запад – есть
Запад, Восток – есть Восток, и вместе им не сойтись", – как говорил
Киплинг. Да, на Востоке глубже традиция, глубже проникновение в законы, которые нам передает космос, позволяя жить на земле; глубже, точнее, осознание вселенской связи. Сама передача информации в восточных вероучениях и философии, имеет много уровней посвящения и ступеней познания. Пока мы не подходим с полным доверием к этому процессу, нам не проникнуть в его глубины. Часто именно европейское высокомерие является причиной, по которой не раскрывается эта пещера
Алладина.
– Вспомни, – пробормотал Йорик. Он хотел картинкой из прошлого оживить мои воспоминания. Воспоминания о периоде в котором менялось все, – от места жительства до мышления и тела.
Новый, девятиэтажный дом, с привычным для новостроек пейзажем – какие-то вагончики, где мы получали оборудование для квартир. Кучи мусора, глубокие траншеи, частично необходимые для коммуникаций, частично ошибочные. Пушистый серый кот Персей, осторожно пробирающийся через строительный хлам. Он будет падать с балкона четвертого этажа в погоне за птичками, а я находить его слегка оглушенного от полета в траве, и возвращать обратно. Наша квартира пахла свежей хвоей, потому что я купил доски, чтобы создать встроенную мебель для книг и всего остального. Стратегическая позиция дома была довольно выгодна, с точки зрения возможности общения с природой. Зимой – лыжня в ста метрах от дома, летом – заливные луга с Приволжскими озерами, да и сама Волга не так далеко.
Мы всей семьей – Катя, Дина и я выезжали к озеру Долгое, на заливные луга, где пахло душистыми травами, где спела крупная луговая клубника, голубика и кусты дикого орешника. Там у меня появился, после перерыва почти с самого детства, загар. Мы купались, я возил Дину на себе через небольшие глубины озера. Мы приходили на следующий день и смеялись над мамой, когда она неловко перенеслась на велосипеде через небольшую балку и зарылась носом в грязи.
Подумать только, подобный невинный садизм обычно вспоминается с особым удовольствием. Память вспыхивает не только яркими бликами, солнечными зайчиками воспоминаний, но и открывается панорамами картин, куда вмещаются и события и годы. Все это было со мной, и никакая власть не могла отобрать отмеренное там счастье.
Но течение времени вновь подхватывает и уносит туда, где я должен узнать, понять, преодолеть. Усилия, совершаемые в жизни, находяться в зависимости от идеи, ради которой они совершаются. С юности, если нами движет мощная пассионарная волна, растущая где-то внутри, кажется, что необходимо служить великим маякам – всеобщего счастья, равенства, братства ну и так далее. Или это могут быть поиски чистых знаний, громких открытий, и опять-таки, во имя человечества. Для меня пришло время, когда я мог повторить вслед за Сократом, что "я знаю, что ничего не знаю". Но йога ведет дальше, там, где начинаешь понимать, что самоценно каждое мгновение, каждое существо, каждый эпизод жизни. Мироздание пишет собственную особую летопись, в которой великие завоевания Александра Македонского положены на одну чашу с порывом материнской любви, или героизмом скромного землепашца защищающего свою семью, или, даже более, – способностью преодолеть в себе неправедный гнев. В мире нет пустяков. Революция может потрясти континент, но для человека важнее личное преодоление, ибо космос именно это вносит в свою летопись. Мы нужны как личности и общественные потрясения всего лишь слабый фон, на котором реализуется индивидуальное начало. Великое, совершившееся в пещере йога или в дружной семье, не достигает газетных полос, но для мироздания не менее значительно, чем мировые сенсации. В общем, в тот период я понял, что нет пустяков, а значит, и нет места, куда следует рваться. Если мы осознаем, что мы дома, мы действительно обрели дом. Буда спросил своего ученика, увидев его за воротами храма: "Манджушри, почему ты не входишь в храм?" На что Манджушри, проникший в суть буддизма, отвечал: "Куда мне идти? – Я не вижу ничего кроме храма". Так же и мы успокаиваемся, когда приходит понимание. Все, что мне требовалось для реализации, было в моей семье. Требовалось лишь постоянное усилие, чтобы это понимание не рассеялось, не превратилось из религиозного в бытовое. Первые усилия, еще наполненные суетливостью неофита, я совершил в этой новой квартире. Потом они утратили неопытность и превратились в систему. Я делал гимнастику каждое утро, и меня постепенно отпускало зло, которое присутствует в каждом как первородное начало. Во мне просыпалось ощущение спонтанного знания того, с чем приходилось соприкасаться.
Но жизнь имеет собственные сюрпризы. Желание взять под контроль то, что мы начинаем понимать, но до чего еще не доросли, может незаметно обмануть любого, даже опытного человека. Но ведь мы созданы раскрывать неведомое, разве мы можем обладать опытом в этом неведомом? Мне стало недостаточно квартиры, она стесняла своей городской сухостью. Нам с Катей не нравился воздух, проникающий именно тогда, когда я хотел проветрить комнату. Рядом располагалась заводская свалка, и там постоянно что-то горело, распространяя смрад. Буквально через дорогу закончили строительство заводской котельной, и дым от сжигаемого мазута наполнял комнату при северо-восточном ветре. Сверх всего, перед нами со стороны солнечного восхода стали строить дом, который должен был подняться выше нашего на два этажа. Мы решили, (вернее я решил, а Катя не возражала) поменять квартиру на финский домик.
"Тук-тук-тук", – Явственно услышал я неопределенно исходящий откуда-то звук, и вопросительно посмотрел на Йорика.
– Это к тебе постучала Россия с обратной стороны экрана телевизора. – Невозмутимо разрешил он мое недоумение, – Когда ты пишешь, находясь во времени, к которому относятся воспоминания, ты продолжаешь, естественно, оставаться в настоящем моменте, поэтому реальное время может взять и отправить тебя пообедать, сходить в магазин или постучится, как сейчас, с обратной стороны телевизора.
Сегодня 12 июня 2003 года – День Независимости России. Правда, слово
"независимость" убрали с вывески праздника, но все остальное осталось. Того, что осталось, более чем достаточно. Отцы народа собрали себя на Красной площади, усадили на шикарные лавки, стыдливо прикрыли полотнищем государственного флага мавзолей, чтобы дедушка
Ильич не смотрел на безобразия своих внучатых племянников, и стали потреблять приготовленные для себя зрелища. Поистине, праздник олигархов. На лавках одно федеральное начальство, включая президента. Что он хочет сказать в своей речи? – Ответа нет. Это можно только наблюдать и делать собственные выводы.
Я возразил:
– Ты вот тут употребил имя Ленина, связав с местами на лавках перед кремлевской стеной. Но это всего лишь кич, не более. Ульянов был обольщен идеей высшей социальной справедливости. Она его ослепила. Он довел до абсурда заповедь справедливости – "око за око", и никто не может сказать – раскаивался он или нет. Есть основания поддержать версию раскаяния, так же как и противоположную. Но что сделали наследники этой великой лжи? – они создали ложь просто невиданных размеров, и она возникла уже не благодаря обольщению лукавого, а вполне осознано. Теория лжи предшествовала ее воплощению на практике, и даже сатане здесь нечего было делать. Если в первом случае он обольщал, чтобы потом человек пожинал кровавые плоды, то у наследников зло уже воплотилось в самом сознании, оно планировалось как великое жертвоприношение.
Наследники перестали быть инструментом дьявола, они стали его институтом. Они создали обряды, закрепляющие свое торжество.
Йорик пошевелил пальчиками, словно не имел ничего против моих рассуждений, и мы воззрились на экран. Там, на площади бывшей свидетелем самых страшных российских преступлений сейчас сидели те, кто создал это общество, и потребляли зрелища приготовленные для себя. В небе проносились "Русские витязи" и "Стрижи", на брусчатке кружились раскрашенные в триколлор, студенты и физкультурники обоего пола, а где-то поодаль, за многослойным милицейским и спецназовским оцеплением шумела толпа из праздных и прикормленных властью граждан
Российской Федерации. И уже совершенно нагло в мою квартиру врывался восторженный комментарий телевизионного ведущего. И невольно вспомнилось недавнее, еще более позорное зрелище, – празднование 300-летия Санкт-Петербурга. Они сделали целый город ареной своих развлечений. С одной стороны – избранные под заслонами вооруженной охраны, с другой – отгороженная в загонах толпа, где все смешалось – влюбленные и пьяные – те, которые вопреки рекомендации властей уехать за город, остались в Петербурге, брели по набережным в надежде разделить торжество с гостями города. Многие, потеряв терпение в поисках отхожего места, прямо среди толпы справляли нужду не стесняясь друг друга.
Впрочем, об этом будет возможность поговорить, когда мы попадем в надлежащее время. Разумеется, наше рассуждение по поводу священных коров выглядят как злопыхательство, ведь в России люди мгновенно забывают о том, как их обманули, унизили, разорили и уж тем более не хотят видеть, кто это сделал. Русский человек понимает, что он продолжит свою жизнь во власти деспота и уж лучше сделать вид, что правят добрые отцы и рачители интересов народа государства
Российского, чем такие, какие есть. Тем не менее, здесь уместно было бы добавить несколько цифр, которые я записал из речи председателя парламентского комитета по безопасности Александра Гурова, бывшего генерала МВД, человека знающего свое дело. Он привел закрытую статистику по преступлениям против личности на территории Российской
Федерации за 2002 год.
Убийства – 32000
Тяжкие телесные повреждения – 19000
Несчастные случаи со смертельным исходом – 14000
Самоубийства – 50000
Погибло в криминальных разборках – 42000
Безвести пропали – 38000
Итого насильственно вырванных из жизни граждан России – 195000 человек.
"Еще, – печально сказал Гуров, – можно добавить, что в стране существует только официально зарегистрированных 59 фирм торгующих детьми".
А они празднуют. Никогда российское начальство не делало интересы общества своими приоритетами. Всегда они дни думали только о своих интересах, и в гражданской войне, и в коллективизации, и войне
Отечественной, и в мирные будни, когда военные расходы забирали 88 копеек на каждый рубль национального дохода, и вот сейчас, на фоне всеобщего повышения цен, они отрезали для себя за счет наших больниц и школ, кусок пирога во многие миллионы долларов для развлекательных зрелищ. Что могут означать оптимистические заявления президента?! -
Все, что осталось для ушей.
Но, двинемся в путь. Уже совсем немного событий отделяет нас от новейшей истории Отечества и его недовольного гражданина.
Мы обнаружили квартиру, хозяйка которой желала поменять ее на каменное жилище. "Финский" – поселение деревенского типа, когда-то, в начале строительства Горьковской ГЭС построенное из щитковых домиков на одну или две семьи. Тот, что выбрали мы, имел за стенкой соседей. Дворик нашего жилья был покрыт густой зеленью вишен и яблони. Рядом, за соседской оградой возвышались две великолепные старые березы. Их густая зелень покровительственно осеняла ближайшее пространство, наделяя его особенной красотой. Пожалуй, в округе не было еще двух таких могучих деревьев. Они тоже сыграли роль в нашем решении поселиться именно здесь. Шел 1984 год, до
Перестройки оставалось несколько месяцев.
– Ну, вот, – разочарованно протянул Йорик, – а я-то думал, что ты не будешь пролетать транзитом важнейшие события в отрезке времени, который ты так, по-кавалерийски миновал. Ведь там произошли главные изменения в твоем нравственном мироощущении.
– Да, – согласился я, – но об этом не просто говорить. Изменение мироощущения – не конкретное событие, которое можно выделить из ряда явлений. Оно накапливается как роса и только с восходом солнца начинает искриться, заявляя о себе.
– Кто здесь желает копаться в прошлом, – я, или ты?
Действительно, прошлое принадлежало мне. Йорик только ассистировал. Я не упоминал о том, какое огромное влияние оказала на меня "Махабхарата". Священные тексты имеют безграничный спектр приемов воздействующих на читателя. Это живая история. И факты и люди дышат нечеловеческой, возвышенной правдой. Когда проникаешься духом священных писаний, ощущаешь, что жизнь, показанная в них, более реальна, чем твоя собственная. Махабхарата открыла новые горизонты. Но главное – она убедительно показала, что человек должен постоянно очищать себя и жить вне лжи, лукавства, жадности и порока. Правдивость, верность слову, внимание к каждому живому существу стали для меня естественной нормой поведения. Мне это было легче делать, потому что рядом находилась Катерина. С того времени я категорически запретил себе две вещи – никотин и мат. Сегодня с экранов телевизора постоянно раздается хвалебное слово мату. Это так характерно для общества живущего в атмосфере постоянного унижения, оскорбления, осквернения и хамства. Разве можно представить
Жириновского без мата? А он – олицетворение низости властей. Мат появился не как украшение речи, он возник из желания оскорбить, унизить. В нем каждое слово отражает грубость, надругательство, похоть. Наша пресловутая "творческая интеллигенция", говорит даже об эстетике мата. Это примерно то же, что искать прекрасное в отхожем месте. Прекрасное – прекрасно, уродливое – уродливо, – это так просто.
Первый год жизни в гнезде, которое оказалось не вполне обустроенным, потребовал от меня неожиданных, вернее не входивших в планы усилий. Ремонт, реконструкция и дополнительный пристрой, забрали время, отпущенное на английский язык. Пострадал не только мой, пострадал английский язык и у Дины – в местной школе имелся только преподаватель немецкого языка. Тихо печалилась Катя, вспоминая оставленную квартиру, и это особенно огорчало меня. Но отступать было некуда. В конце концов, мы освоились с новым сельским бытом и даже научились пользоваться его преимуществами, но и по сей день, существуют сомнения, – правильно ли было принято решение об обмене квартирами.
Мы вместе с Катей ездили на работу на велосипедах. Очистные сооружения находились на противоположном краю города. Там я числился слесарем-ремонтником, но выполнял самый широкий круг работ – токарные, лекальные, фрезерные, сварочные, Катерина трудилась лаборантом и следила за состоянием прошедших биологическую очистку сточных вод.
1988 год ознаменовался для нас ожиданием, надеждой и исполнением желания – у нас родился сыночек – Саша. Непросто появляются дети в нашем отечестве. Сложности в содержании, воспитании, да и самом рождении дополняются обстоятельствами для каждого индивидуальными, но несущими осложнения. Так было и у Кати. При рождении Дины она получила травму, которую гинекологи не замечали в течение пятнадцати лет. Сколько страдания принес ей этот медицинский "тяп-ляп"! На этот раз помогло санаторное лечение. По профсоюзной путевке Катю направили в санаторий, на Кавказ, в Грузию. Это тоже целая история и требует отдельного длительного повествования, но поскольку такая тема не предусмотрена направлением нашего изложения, как слишком типичная и распространенная, скажу только, что опытная врач-гинеколог санатория, сразу заметила травму и помогла сохранить ребенка. Мы встречали с Диной нашу мамочку, исхудавшую, истосковавшуюся по дому и никак не могли поверить, что, наконец, оказались все вместе. 25 ноября на свет появился Сашенька.
А время неслось вперед, и уже не первый год в стране шумела
Перестройка. Забрезжила надежда, и рабочий люд слегка зашевелился.
Не то чтобы он готов был участвовать в политической жизни страны, но в соответствии с последними тезисами ЦК, его слегка подталкивали туда. Партия выдвинула идею о наделении трудовых коллективов какими-то полномочиями. Частичку административных функций намеревались передать советам трудовых коллективов. Меня избрали председателем цехового совета. Тогда многим казалось, что что-то в этой стране может измениться в лучшую сторону. А я-то, я, – тоже попался на эту удочку и первое время даже пытался воздействовать на кадровую и технологическую политику цеха. Но скоро пришлось убедиться, что большие дяди из политбюро просто играют в свою игру, совершенно не просчитывая реальные варианты развития событий. Надо сказать, что местное начальство было напугано, но, оправившись от первого испуга, продолжило тянуть одеяло на себя уже с большим ожесточением. Трудовые коллективы, так и не получив реального воплощения, помаячили как приведения, и стали медленно чахнуть, отдаваясь во власть поместной бюрократии.