Томас Рид. Квартеронка

   Я заметил, что виновник ложной тревоги тоже участвовал в игре. Он сидел ко мне спиной и, казалось, был так поглощен юкром, что даже не оборачивался. Как одеждой, так и всем своим видом он сильно отличался от остальных. На нем была белая касторовая шляпа с широкими полями и просторная, со свободными рукавами куртка. Он походил не то на зажиточного фермера из Индианы, не то на торговца свининой из Цинциннати. Чувствовалось, однако, что ему не впервые совершать путешествия по реке и он уже не раз бывал на Юге. Вероятно, мое второе предположение было правильно-он и впрямь был торговцем свининой.
   Одни из описанных мною элегантных джентльменов сидел пpoтив меня. Он все время проигрывал крупные суммы, которые переходили в карман моему торговцу свининой или фермеру. Отсюда следовало, что в картах везет не тому, кто лучше одет, и это внушало простым людям желание, в свою очередь, попытать счастья.
   Я даже невольно проникся сочувстоием к элегантному джентльмену - уж очень ему не везло. Да и трудно было не восхищаться самообладанием, с каким он принимал очередной проигрыш.
   Но вот он поднял глаза и испытующе посмотрел на стоящих вокруг. Он, видимо, решил выйти из игры. Его взгляд встретился с моим:
   - Не желаете ли, молодой человек, сыграть? Если угодно, можете занять мое место. Мне сегодня не везет, и я уж ни за что не отыграюсь. Придется бросить.
   При этих словах его партнеры, в том числе и торговец свининой, оглянулись в мою сторону. Я ждал, что он сейчас же накинется на меня, но ошибся. К моему удивлению, торговец свининой дружески меня окликнул.
   - Хэлло, мистер! - закричал он.- Надеюсь, вы на меня не сердитесь?
   - Нисколько! - ответил я.
   - И хорошо делаете. Я ведь не хотел вас обидеть. Думал, кто-то за борт свалился. Будь я проклят, если вру!
   -Я и не обиделся,- подтвердил я,- и в доказательство прошу вас выпить со мной.
   Несколько бокалов джулепа и желание забыться настроили меня на общительный лад; к тому же этот искренний тон подкупил меня, и я простил торговцу свининой его невольную вину.
   - Идет! - согласился обладатель белой шляпы. - К вашим услугам, незнакомец! Но только разрешите мне угостить вас. Видите ли, я тут малость выиграл, так это уж мое дело - вспрыснуть мировую.
   - Не возражаю.
   - Ну, значит, опрокинем по стаканчику. Плачу за всех. Что вы на это скажите, друзья?-обратился он к присутствующим.
   Ему ответили одобрительными возгласами.
   - Вот и отлично! А ну-ка, буфетчик, поднеси всей честной компании!
   С этими словами торговец свининой подошел к буфету и бросил на стойку несколько долларов. Все, кто стоял поближе, последовали за ним, причем каждый старался как можно громче выкрикнуть название своего любимого напитка. Кто требовал джинслингу, кто коктейля или кобблера, джулепа и прочих замысловатых смесей.
   В Америке не принято пить вино маленькими глотками, сидя за столом: здесь пьют стоя, вернее--на ходу. Будь вино холодным или горячим, смешанным или неразбавленным-американец глотает его залпом, а потом возвращается на место и там курит сигару или жует табак до нового приглашения: "Ну-ка, опрокинем по стаканчику!"
   Все выпили, и игроки снова уселись вокруг стола. Джентльмен, предложивший уступить мне свое место, отказался участвовать в игре. Ему сегодня не везет, повторил он, больше он не намерен играть.
   Может быть, кто-нибудь сядет вместо него? И все игроки повернулись ко мне.
   Я поблагодарил своих новых знакомых, но отказался наотрез. В юкр я никогда не играл и не имею о нем никакого представления, объяснил я, если не считать того, что я успел усвоить, наблюдая за их игрой.
   - Ну, это никуда не годится! - заявил торговец свининой.- Как же это мы останемся без партнера? Пожалуйста, мистер Чорли,- так вас, кажется, зовут? (Эти слова были обращены к джентльмену, покинувшему свое место.) Что же вы нас подводите? Вы расстраиваете всю игру.
   - Если я снова сяду,- возразил Чорли,- я окончательно проиграюсь. Нет, не желаю рисковать.
   - Но, может быть, этот джентльмен играет в вист?-предложил другой, указывая на меня.- Ведь вы, сэр, англичанин, а ваши соотечественники все мастера играть в вист.
   - Да, в вист я играю,- ответил я довольно опрометчиво.
   - Вот и прекрасно!.. Что вы скажете насчет виста?-спросил тот же джентльмен, обратившись к сидящим за столом.
   - Ну, в вист я не игрок,- недовольно заявил торговец свининой.- Да уж, так и быть, рискну, просто чтобы не расстраивать компанию.
   - А я уверен, что вы играете не хуже меня,- сказал предложивший вист.
   - Да я и не помню, когда играл. Но раз нельзя составить партию в юкр-пожалуй, попробую...
   - Однако позвольте... Если вы затеваете вист...-прервал его джентльмен, отказавшийся от юкра,- если вы затеваете вист, я не прочь примкнуть к вам может быть, хоть сейчас повезет. И если джентльмен не возражает, я буду рад иметь его своим партнером. Как вы правильно изволили заметить, сэр, англичане-знатоки по части виста. Их национальная игра, насколько мне известно.
   - Это нам, пожалуй, невыгодно, мистер Чорли,- заметил специалист по окорокам.- Но поскольку вы предлагаете и мистер Хэтчер... Хэтчер, если не ошибаюсь?
   - Да, меня зовут Хэтчер,-ответил поклонник виста, к которому относился этот вопрос.
   - Если мистер Хэтчер согласен,-продолжала белая шляпа,- то и я не пойду на попятный, черт меня побери!
   - О! Мне решительно все равно,- сказал Хэтчер, махнув рукой,- лишь бы играть.
   Надо заметить, что я никогда особенно не увлекался картами, а тем более не играл систематически, но в силу некоторых обстоятельств сносно играл в вист и знал, что не всякий меня обыграет. Если партнер у меня достойный, то, уж конечно, мы сильно не пострадаем, а, судя по всему, этот знал свое дело. Кто-то из стоявших рядом успел шепнуть мне, что он дока по этой части.
   Потому ли, что на меня нашел какой-то бесшабашный стих, потому ли, что меня толкало тайное побуждение, которое особенно окрепло впоследствии, потому ли, что меня попросту одурачили и приперли к стене, но я дал согласие, и мы с Чорли стали играть против Хэтчера и торговца свининой.
   Партнеры сели за стол друг против друга, карты перетасовали, раздали, и игра началась.
   Глава XLVIII
   ИГРА ПРЕРВАНА
   Первые две или три партии мы играли по маленькой -всего по доллару. Это предложение исходило от Хэтчера и торговца свининой, которые не желали рисковать, ибо давно не играли в вист. Зато оба усиленно бились об заклад с моим партнером Чорли и любым желающим. Спорили, на какой будет открыт козырь, на масть, на "онер" и на "решающую взятку".
   Первые две партии мы с Чорли выиграли без труда. Я заметил, что наши противники допустили несколько грубых промахов, и решил, что мы их заткнем за пояс. Чорли не преминул заявить об этом, словно мы играли не на интерес, а ради того, чтобы отличиться друг перед другом. Немного погодя, когда мы выиграли еще одну партию, он снова стал бахвалиться.
   Торговец свининой и его партнер начинали мало-помалу злиться.
   - Не идет карта, и все! - с обиженным видом оправдывался последний.
   - Что это за карта!-подтвердила касторовая шляпа.- Хоть бы раз сдали что-нибудь путное. Ну, вот опять!
   - Опять дрянь?-с мрачным видом осведомился его партнер.
   - Хуже нельзя! Тут и на картофельные очистки не выиграешь.
   - А ну, джентльмены! - вмешался мой партнер Чорли.- Нельзя ли без разговоров? Неудобно все-таки!
   - Эх! - воскликнул торговец свининой.- Если на то пошло, хотите, я вам свои карты открою? Все равно ни одной взятки.
   И опять выиграли мы!
   Это еще больше раздосадовало наших противников, и они предложили удвоить ставку. Мы согласились, и игра продолжалась.
   Снова мы с Чорли оказались в выигрыше, и торговец свининой спросил своего партнера, согласен ли он повысить ставку. Тот поколебался немного, словно сумма показалась чересчур уж высокой, но в конце концов согласился. Нам, выигрывавшим раз за разом, тем более неловко было отказываться, и мы снова, по образному выражению Чорли, загребли всю казну.
   Ставку опять удвоили и, возможно, продолжали бы и дальше увеличивать в той же пропорции, если бы я наотрез не отказался играть на таких условиях. Я знал, сколько у меня денег, и понимал, что, если ставки будут расти с такой головокружительной быстротой, а счастье вдруг переменится, я сяду на мель. Все-таки я согласился увеличить ставку до десяти долларов, и мы продолжали игру.
   Хорошо, что мы вовремя остановились, потому что с этой минуты счастье от нас отвернулось. Мы чуть ли не всякий раз проигрывали, и это при ставке в десять долларов! Кошелек мой заметно съежился. Еще немного, и я проигрался бы в пух.
   Мой партнер, который до сего времени играл хладнокровно, вдруг начал горячиться, проклинал карты и ту несчастную минуту, когда сел за этот паршивый вист. То ли от волнения, то ли по другой причине, но играл он теперь из рук вон плохо. Несколько раз с непонятной опрометчивостью скидывал не ту карту и делал неправильные ходы. По всей видимости, наши неудачи так обескуражили его, что он зарывался, играл все небрежнее и, казалось, совсем не думал, к каким плачевным результатам может привести подобная невнимательность. Признаюсь, я удивился, так как всего час назад он на моих глазах с завидным спокойствием проигрывал в юкр куда более значительные суммы.
   Я бы не сказал, что нам не везло. Карта нам шла неплохая, и несколько раз мы, несомненно, могли бы выиграть, если бы мой партнер проявил большее искусство. Но из-за его промахов мы продолжали проигрывать, и вскоре более половины имевшихся у меня денег благополучно перекочевало в карманы Хэтчера и торговца свининой.
   Вероятно, туда последовали бы и остатки моих капиталов, если бы наш вист не был прерван, и притом весьма загадочным образом.
   Мы услышали вдруг какие-то возгласы, идущие, по-видимому, с нижней палубы, потом два пистолетных выстрела, словно на выстрел ответили выстрелом, и секунду спустя кто-то закричал:
   - Господи, человека застрелили!
   Карты выпали у нас из рук, каждый, вскакивая из-за стола, схватил свою ставку, и игроки, и те, кто ставил на на них, и просто зрители - все повалили к передним и боковым дверям салона. Одни побежали вниз, другие полезли на штормовой мостик, кто кинулся на корму, кто на нос, и все наперебой кричали: "Что такое? Что случилось? Кто стрелял?.. Убит?" А в этот шум еще врывался отчаянный визг дам, забившихся в свои каюты. Тревога, вызванная криком "Женщина за бортом", не шла ни в какое сравнение с теперешним переполохом. Но странно: ни убитого, ни раненого так и не удалось обнаружить. Не удалось отыскать и того, кто стрелял или хотя бы видел стрелявшего. Выходило, что никто не стрелял и никого не застрелили!
   Что все это могло означать? И кто же тогда крикнул, что кого-то застрелили? Никто ничего не знал. Чудеса, да и только! Осмотрели с фонарем все уголки и закоулки парохода, но нигде не нашли ни убитого, ни раненого, ни даже следов крови. Кончилось тем, что пассажиры посмеялись и решили, что кто-то над ними подшутил. Во всяком случае, так уверял торговец свининой, довольный, что на этот раз всех всполошил не он.
   Глава XLIX
   "ОХОТНИКИ" НА МИССИСИПИ
   Тайна загадочного происшествия открылась мне задолго до того, как улеглась суматоха. Только я один да непосредственный виновник переполоха знали, что произошло на самом деле.
   Когда поднялась стрельба, я выбежал под тент и перегнулся через перила. Мне показалось, что крики, предшествовавшие стрельбе, донеслись с носовой части нижней палубы, где помещались котлы, хотя выстрелы прозвучали как будто гораздо ближе.
   Большинство пассажиров устремились в боковые двери и стояли теперь, сбившись в кучу, на палубе, так что я, окруженный непроницаемой завесой мрака, был здесь один или, во всяком случае, почти один. Несколько секунд спустя какая-то темная фигура оперлась на перила подле меня и дотронулась до моего локтя. Я повернулся и спросил, с кем имею честь говорить и чем могу служить. Мне ответили по-французски:
   - Я ваш друг, мсье, и хочу оказать вам услугу.
   - Мне знаком ваш голос. Так, значит, это кричали вы...
   - Да, это я крикнул.
   - И вы же...
   -Я же и стрелял.
   - Так, значит, никто не убит?
   - Насколько мне известно, никто. Я стрелял в воздух и к тому же холостыми патронами.
   - Рад слышать это, мсье. Но чего ради, позвольте вас спросить, вы...
   - Единственно для того, чтобы оказать вам услугу, как я уже говорил.
   - Но, помилуйте, какая же это услуга: палить из пистолета, насмерть перепугать всех пассажиров?
   - Ну, беда невелика. Они быстро оправятся от испуга. Мне нужно было поговорить с вами наедине, и я не мог придумать иного способа оторвать вас от ваших новых знакомых. Стрельба из пистолета была лишь маленькой военной хитростью. Как видите, она удалась.
   - А, так, значит, это вы, мсье, шепотом предостерегали меня, когда я садился играть в карты?
   - Да. И разве мое предсказание не оправдалось?
   - Пока что-да. И, значит, это вы стояли напротив меня в углу салона?
   - Я.
   Последние мои два вопроса нуждаются в некотором пояснении. Когда я уже согласился сесть за вист, кто-то дернул меня за рукав и шепнул по-французски:
   - Не играйте, мсье! Вас наверняка обыграют.
   Я обернулся и увидел, что от меня отошел какой-то неизвестный мне молодой человек. Но я не был уверен, что именно он дал мне этот благой совет, и, как известно, ему не последовал.
   Потом, во время игры, я заметил того же самого молодого человека; он стоял против меня, держась самого отдаленного и темного угла салона. Несмотря на полумрак, я видел, что он не спускает с меня глаз и внимательно следит за игрой. Уже одно это могло привлечь внимание, но еще больше заинтриговало меня выражение его лица; и всякий раз, когда сдавали карты, я пользовался случаем, чтобы взглянуть на загадочного незнакомца.
   Это был хрупкий с виду юноша чуть ниже среднего роста, лет, вероятно, не более двадцати, однако разлитая по его лицу грусть несколько его старила. Черты лица у него были мелкие, тонко очерченные, нос и губы, пожалуй, даже чересчур женственные. На щеках играл слабый румянец, черные шелковистые волосы, по тогдашней излюбленной креолами моде, ниспадали пышными локонами на шею и плечи. И склад лица, и манера одеваться, и французская речь,- я был уверен, что именно он обратился ко мне в салоне,- говорили о том, что юноша креол. Во всяком случае, костюм его был именно таким, какие носят креолы: блуза из сурового полотна, но сшитая не на обычный французский лад, а на манер креольской охотничьей куртки, со множеством складок на груди и красиво драпирующаяся на бедрах. К тому же качество ткани-тончайшее неотбеленное льняное полотно-показывало, что юноша скорее заботился об изысканности туалета, чем о его практичности. Панталоны молодого человека были из великолепной голубой хлопчатобумажной материи производства опелузских мануфактур. Собранные у пояса в крупную складку, они кончались у щиколоток разрезом, украшенным длинным рядом пуговиц, которые при желании можно было застегнуть. Жилета на нем не было. Вместо этого на груди топорщилось пышное кружевное жабо. Обут он был в прюнелевые, отделанные лаком светло-коричневые башмаки на шелковой шнуровке. Широкополая панама завершала этот поистине южный наряд.
   Но ни в головном уборе, ни в обуви, ни в блузе и панталонах не было ничего кричащего. Все гармонировало друг с другом, и все полностью отвечало требованиям моды, принятой тогда на Нижней Миссисипи. Так что не наряд юноши привлек мое внимание-такие костюмы мне приходилось видеть чуть ли не ежедневно. Значит, дело было не в этом. Нет, не платье пробудило во мне интерес к нему. Может быть, тут сыграло роль то обстоятельство, что он-или во всяком случае, мне так почудилось--подал мне шепотом совет. Но и это было не главное. Что-то в самом его лице приковало мое внимание. Я даже подумал было: уж не встречал ли я его раньше? При более ярком свете я, возможно, в конце концов вспомнил бы, но oн стоял в тени, и мне никак не удавалось его хорошенько рассмотреть.
   Когда же я снова поднял глаза, его уже не было в углу салона, и несколько минут спустя раздались выстрелы и крики на палубе...
   - А теперь, мсье, разрешите узнать, почему вы непременно желаете говорить со мной и что вы имеете мне сообщить?
   Непрошеное вмешательство юнца начинало меня раздражать. Да и кому приятно, чтобы его ни с того ни с сего отрывали от партии виста, даже проигранной!
   - Я желаю говорить с вами, ибо принимаю в вас участие. А что имею вам сообщить, вы сейчас узнаете.
   - Принимаете во мне участие! Но чем я обязан, позвольте вас спросить?
   - Хотя бы уже тем, что вы иностранец, которого собираются обобрать, что вы - "карась".
   - Как вы сказали, мсье?
   - Нет, нет, не сердитесь на меня! Я сам слышал, что вас называли так между собой ваши новые знакомые. И если вы опять сядете играть с ними, боюсь, что вы оправдаете этот почетный титул.
   - Это, в конце концов, нестерпимо, мсье! Вы попросту вмешиваетесь не в свое дело!
   - Вы правы, мсье, это не мое дело, но оно ваше и... ах!
   Я уже собирался было покинуть несносного юношу и вернуться к прерванной партии виста, но грустная нотка, вдруг прозвучавшая в его голосе, заставила меня изменить мое решение, и я остался.
   - Но вы так мне ничего и не сказали.
   - Нет, сказал. Я предупредил вас, чтобы вы не садились за карты, если не хотите проиграться. И могу лишь повторить свой совет.
   - Правда, я проиграл какие-то пустяки, но ведь отсюда вовсе не следует, что счастье не переменится. Тут уж скорее можно винить моего партнера-он играет из рук вон плохо.
   -- Ваш партнер, насколько я понимаю, одни из опытнейших картежников на Миссисипи. Если не ошибаюсь, я уже встречал этого джентльмена.
   - А, так вы его знаете?
   - Немного. Вернее, знаю кое-что о нем. А вы-то его знаете?
   - Впервые вижу.
   - А остальных?
   - Я никого из них не знаю.
   - Значит, вам неизвестно, что вы играете с "охотниками"?
   - Нет, но я рад это слышать. Я и сам немного охотник и, вероятно, не меньше, чем они, люблю собак, лошадей, хорошие ружья.
   - Мсье, вы, как видно, меня не поняли. Охотник в вашей стране и "охотник" на Миссисипи - это не одно и то же. Вы охотитесь на лисиц, зайцев, куропаток. А дичью для таких господ, как эти, служат "караси", или, вернее, их кошелек.
   - Так, стало быть, я играю с...
   - С профессиональными картежниками - пароходными шулерами.
   - Вы в этом уверены, мсье?
   - Совершенно уверен. Мне часто приходится ездить в Новый Орлеан, и я не раз встречал эту компанию.
   - Позвольте, но один из них - бесспорно фермер или торговец-скорее всего, торговец свининой из Цинциннати, у него и выговор такой.
   - Фермер... торговец... Ха-ха-ха! Фермер без земли, торговец без товара! Мсье, этот нарядившийся под фермера старикан - самый дошлый, как выражаются янки, то есть самый ловкий шулер на всей Миссисипи, и таких здесь немало, могу вас уверить.
   - Но они просто случайные попутчики, а один из них даже мой партнер. Я не представляю, как...
   - Случайные попутчики! - перебил мой новый знакомец.-Вы думаете, они только что встретились? Да я сам видел всех троих дружков и за тем же занятием почти всякий раз, как плавал по реке. Конечно, они разговаривают между собой, будто впервые видят друг друга. Но это у них заранее условлено, чтобы лучше обманывать таких, как вы.
   -И вы в самом деле думаете, что они жульничали?
   - Когда ставки поднялись по десяти долларов, несомненно.
   - Но как?
   - Да очень просто: иногда ваш партнер нарочно ходил не с той карты...
   - Так вот оно что! Теперь понимаю. Пожалуй, вы правы.
   - Впрочем, это даже необязательно. Будь у вас честный партнер, все равно кончилось бы тем же. У ваших противников разработана, целая система знаков, с помощью которых они сообщают друг другу, какие у них карты - масть, достоинство и так далее. Вы не обратили внимания, как они держали руки, а я обратил. Когда они кладут один палец на край стола, это значит один козырь, два пальца -два козыря, три-три, и так далее. Согнутые пальцы указывают, сколько среди козырей онеров, поднятый большой палец-туз. Таким образом, оба ваших противника знали, какие карты у них на руках. Чтобы обыграть вас, третьего помощника, собственно, и не требовалось.
   - Какая подлость!
   - Конечно, подлость, и я бы предостерег вас раньше, будь хоть малейшая возможность. Сделать это в открытую я не мог. И я прибег к хитрости. Господа эти не какие-нибудь мелкие плуты. Каждый из них счел бы себя оскорбленным и вступился бы за свою честь. Двое из этих господ - известные бретеры. По всей вероятности, меня бы завтра же вызвали на дуэль и пристрелили. Да и вы вряд ли поблагодарили бы меня за мое вмешательство.
   - Я вам чрезвычайно признателен, сударь. Вы меня окончательно убедили. Но как вы посоветуете мне поступить теперь?
   - Примириться с проигрышем и бросить игру, только и всего. Все равно вам не отыграться.
   - Как! Позволить им насмеяться над собой? Дать себя безропотно ограбить? Я сяду с ними снова, я буду следить и...
   - Это неблагоразумно. Я повторяю, мсье,-они не только шулеры, но известные бретеры, и не трусливого десятка. Один, как раз ваш партнер, это уже доказал, отправившись за триста миль, чтобы драться с джентльменом, который якобы оклеветал его, на самом же деле сказал о нем чистую правду. И в довершение всего убил своего "обидчика". Уверяю вас, мсье, что вы ничего не добьетесь, затеяв с ними скандал, разве только, что вас продырявят пулей. Вы иностранец и не знаете здешних нравов. Послушайтесь доброго совета и сделайте, как я вам сказал. Оставьте им эти деньги. Время уже позднее. Ступайте к себе в каюту и не думайте больше о проигрыше.
   Возможно, на меня подействовало волнение, вызванное ложной тревогой, или же наша несколько необычная беседа, а также прохладный речной воздух, но, так или иначе, хмель прошел, и в голове у меня прояснилось. Я не сомневался теперь, что молодой креол говорит правду. Его манеры, тон, приведенные им доказательства окончательно меня убедили.
   Я был ему очень признателен за услугу, которую он оказал мне, рискуя очень и очень многим, ибо даже самая хитрость, к которой он прибег, могла иметь для него неприятные последствия, если бы кто-нибудь видел, как он разряжал свой пистолет в воздух.
   Но почему он это сделал? Почему он принял во мне такое живое участие? Открыл ли он мне истинную причину? Действовал ли он из рыцарских побуждений? Я много слышал о великодушии и благородстве французских креолов в Луизиане, и вот яркое тому доказательство. Как уже сказано, я был глубоко благодарен юноше и решил последовать его совету.
   - Я поступлю, как вы сказали, мсье, но при одном условии,- ответил я.
   - Каком, разрешите полюбопытствовать?
   -Дайте мне ваш адрес, чтобы в Новом Орлеане я мог возобновить знакомство с вами и доказать вам свою признательность.
   - Увы, мсье, у меня нет адреса.
   Я смутился. Печаль, с которой он произнес эти слова, не оставляла сомнений; я почувствовал, что какое-то большое горе гнетет это юное и великодушное сердце.
   Не мне было спрашивать о причине, да еще сейчас. Однако, терзаемый собственным тайным горем, я теперь глубже сочувствовал горю других и видел, что передо мной стоит человек, над головой которого сгустились тучи. Ответ его смутил меня и поставил в довольно затруднительное положение. Наконец я сказал:
   - Тогда, может быть, вы окажете мне честь посетить меня? Я остановлюсь в отеле "Сен-Луи".
   - Очень буду рад.
   - Завтра.
   - Завтра вечером.
   - Я буду вас ждать. Спокойной ночи, мсье.
   Мы раскланялись и разошлись по своим каютам. Я повалился на койку и через десять минут уже спал, а еще через десять часов пил кофе в отеле "Сен-Луи".
   Глава L
   ГОРОД
   Мне по душе сельская жизнь. Я страстный охотник и страстный рыболов. Но если поглубже вникнуть, весьма вероятно, окажется, что страсть моя имеет более чистый источник - любовь к самой природе. Я выслеживаю лань, потому что следы приводят меня в чащу леса. Я иду за форелью вдоль ручья, потому что она ведет меня по краю тенистых заводей в тихие уголки, где редко ступает нога человека. Но едва я попадаю в их уединенный приют, как мой охотничий пыл гаснет: удочка так и остается воткнутой в землю, ружье в небрежении валяется рядом со мной, и я отдаюсь высокой радости-созерцанию природы. Ибо мало кто любит лес, как люблю его я.
   И все же не стану отрицать, что первые часы, проведенные в большом городе, всегда имели и будут иметь для меня неизъяснимую прелесть. Вам становится вдруг доступен целый мир новых удовольствий, вам открывается бездна еще не испытанных наслаждений. Душу очаровывают изысканные утехи. Красота и пение, вино и танцы расточают перед вами свои соблазны. Любовь, а то и страсть вовлекает вас в самые сложные и запутанные романтические приключения, ибо романтика живет и в городских стенах. Ее подлинная родина-человеческое сердце, и лишь донкихотствующие мечтатели могут воображать, что пар и цивилизация враждебны высоким взлетам поэзии. Благородство дикаря - лишь бессодержательный софизм. Как ни живописны его лохмотья, они часто прикрывают продрогшее тело и пустой желудок. Хоть я и веду жизнь солдата, но предпочитаю веселый грохот фабрики грому пушечной канонады, и заводская труба с султаном черного дыма, на мой взгляд, неизмеримо прекраснее, чем крепостная башня с горделиво реющим над ней, но недолговечным флагом. Шум бьющих по воде пароходных плиц - самая сладостная для меня музыка, и для моего слуха гудок железного коня прекраснее ржанья холеной кавалерийской лошади. Палить из пушек может и племя мартышек, но чтобы управлять могучей стихией пара, нужны люди.