Томас Рид. Квартеронка

   Я все раздумывал, как мне дать знать д'Отвилю. Но тут мне пришло в голову, что мой возница мог бы последить за домом, пока я пойду на поиски креола. Стоит мне только заплатить ему, и он охотно согласится.
   Я уже начал объяснять ему свои намерения, когда услышал стук колес по мостовой. Оглянувшись, я увидел, что на рю Бьенвиль въезжает старомодная карета, запряженная парой мулов. На козлах сидел кучер-негр.
   Это было обычным явлением в Новом Орлеане; подобные колымаги, запряженные либо лошадьми, либо мулами, с неграми на козлах, постоянно встречались на здешних улицах. Но этих мулов и этого негра я сразу узнал.
   Да, я узнал эту упряжку. Я часто встречал ее на дороге возле Бринджерса. Она принадлежала Доминику Гайару!
   Я тут же убедился в этом, увидев, что колымага остановилась перед его домом. Сразу отказавшись от намерения разыскивать д'Отвиля, я забился в угол кареты, чтобы наблюдать в окно за тем, что происходит на рю Бьенвиль.
   По-видимому, в этой колымаге кто-то собирался уехать. Дверь в дом осталась открытой, и слуга разговаривал с кучером. По движениям негра было видно, что он намерен скоро трогать.
   Снова появился слуга, нагруженный вещами, и стал укладывать их на крышу кареты; за ним вышел мужчина - я узнал работорговца - и взобрался на козлы; вскоре появился еще мужчина, но он так поспешно перебежал тротуар и скрылся в карете, что я не успел его разглядеть; однако я догадался, кто он. Потом из дома вышли две женщины: пожилая мулатка и девушка; несмотря на то что она была тщательно закутана в плащ, я узнал Аврору. Мулатка усадила Аврору в карету, а затем и сама села с ней. В эту минуту на улице показался верховой; он подъехал и остановился возле кареты. Поговорив с кем-то, сидевшим внутри, он снова тронул лошадь и ускакал вперед. Этот верховой был надсмотрщик Ларкин.
   Дверца захлопнулась, щелкнул кнут, карета, громыхая, покатила по улице и вскоре свернула вправо, на береговую дорогу.
   Мой кучер, следуя данному ему приказанию, хлестнул лошадь и двинулся следом, держась на некотором расстоянии.
   Мы проехали длинную Чупитулас-стрит, миновали предместье Мариньи и уже оставили за собой полдороги до местечка Лафайет, когда я наконец подумал: куда же я еду? До сих пор я только старался не потерять из виду карету Гайара. Теперь я спросил себя: зачем я еду за ним? Не собираюсь же я преследовать его в наемном экипаже до самого дома, за тридцать миль от города?
   Если бы я даже и принял такое решение, еще неизвестно, как отнесется к этой затее мой возница и выдержит ли его заморенная кляча столь долгий путь.
   Зачем же я гонюсь за ними? Чтобы напасть на них по дороге и отнять Аврору? Но ведь их трое мужчин, и, вероятно, они хорошо вооружены, а я один!
   Но я успел уже проехать несколько миль, прежде чем понял, как нелепа эта погоня. Теперь я приказал кучеру остановнться. Некоторое время я сидел в экипаже, продолжая следить из окна за удалявшейся каретой, пока она не скрылась из глаз за поворотом.
   "А все же,- сказал я себе,- я правильно сделал, что последовал за ней. По крайней мере, я знаю, куда ее повезли".
   - А теперь - назад, в гостиницу "Сен-Луи"!
   Последние слова относились к кучеру, который повернул лошадь и поехал обратно.
   Я пообещал хорошо заплатить ему, если он поторопится, и вскоре колеса моего экипажа уже гремели по мостовой на pю Сен-Луи.
   Расплатившись с возницей, я вошел в гостиницу. К своей радости, я застал там д'Отвиля, который дожидался меня. Не прошло и нескольких минут, как я уже посвятил его в свое намерение похитить Аврору.
   Верный и преданный друг! Он одобрил мое решение и предложил мне свою помощь.
   Тщетно предупреждал я его об опасности этого предприятия. С непонятной горячностью, очень меня удивившей, он настаивал на том, что будет сопровождать меня и разделит со мной все опасности.
   Быть может, отговаривая его, мне следовало бы проявить большую твердость, но я понимал, насколько мне необходима его помощь.
   Не могу передать, какую уверенность придавало мне одно присутствие этого юного, но мужественного креола. Я против собственного желания убеждал его отказаться от своего намерения. В душе я жаждал, чтобы он поехал со мной, и был счастлив, когда он все же настоял на своем.
   В этот вечер не отплывал ни один пароход, однако нам удалось найти выход из положения. Мы достали верховых лошадей, лучших, каких можно было нанять, и к заходу солнца, миновав городские предместья, уже скакали по дороге, ведущей в Бринджерс.
   Глава LXIV
   ДВА НЕГОДЯЯ
   Мы быстро двигались вперед. На пути нам не встречалось никаких подъемов, которые могли бы нас задержать. Мы скакали по береговой дороге, идущей от Нового Орлеана все время вдоль реки, мимо плантаций и поселков, разбросанных в нескольких сотнях ярдов друг от друга. Дорога эта такая же ровная, как беговая дорожка; копыта лошадей мягко ступали по толстому слою укатанной пыли, и мы ехали без всяких затруднений. Наши лошади - мустанги из техасских прерий бежали легкой иноходью, как и все верховые лошади в юго-западных штатах. Это были прекрасные иноходцы, и до наступления ночи мы уже проскакали больше половины дороги.
   Все это время мы почти не разговаривали. Я молчал, обдумывая дальнейший план действий: мой юный спутник был, видимо, тоже занят своими мыслями.
   Когда стало темнеть, мы подъехали ближе друг к другу, и я поделился с ним составленным мною планом.
   Впрочем, какой же это был план! Я просто хотел пробраться на плантацию Гайара, незаметно проскользнуть к дому и через кого-нибудь из слуг передать записку Авроре. Если мне это не удастся, я попытаюсь выяснить, в какой части дома она должна провести ночь, и, когда все заснут, проникну в ее комнату, предложу ей бежать и тем или иным путем уведу ее.
   Только бы выбраться из дома! Я мало думал о дальнейшем. Дальше все казалось мне несложным. Наши лошади доставят нас в город. Там мы можем скрываться, пока какой-нибудь пароход не увезет нас из этой страны. Таков был мой план, и, сообщив его д'Отвилю, я ждал от него ответа.
   Поразмыслив несколько минут, он сказал, что считает его правильным. Как и я, он не мог придумать ничего более разумного. Прежде всего надо было во что бы то ни стало вырвать Аврору из лап Гайара.
   Теперь оставалось обсудить подробности. Мы старались предусмотреть каждую мелочь, которая могла бы нам помешать.
   Мы оба считали, что труднее всего будет снестись с Авророй. Удастся ли это нам? Надо надеяться, ее не будут держать под замком. При всей своей подозрительности Гайар вряд ли станет запирать или охранять ее. Теперь он полновластный хозяин сокровища, которого так долго домогался, и всякий, кто попытается завладеть его невольницей, нарушит закон и рискует подвергнуться тяжкому наказанию. Возможно, он и подозревает, что между мной и Авророй существуют какие-то отношения, но не представляет себе силы моей любви, не знает, что ради нее я готов пожертвовать всем, даже жизнью.
   Где уж ему! Судя по себе, по своей собственной низменной натуре, Гайар мог подумать, что меня, как и его, увлекла лишь красота квартеронки и что я готов был заплатить изрядную сумму-три тысячи долларов,-чтобы завладеть ею. Но то, что я не пошел дальше этой суммы,- а его агент, конечно, обо всем доложил ему,-убедило его, что любовь моя имеет свои границы и что на этом она кончилась. Он больше не считает меня своим соперником. Нет! Доминик Гайар даже не подозревает, что существует такая любовь, как моя, и не может себе представить, на что она способна. Мой романтический план показался бы ему просто невероятным. Поэтому (так рассуждали мы с д'Отвилем) вряд ли Аврору будут запирать или охранять. Но даже если она свободна, каким образом нам дать ей знать о себе? Это очень трудно.
   Я возлагал все надежды на клочок бумаги со словами: "Жди меня сегодня вечером". Конечно. Аврора не ляжет спать. Так говорило мне сердце, и это вливало в меня мужество и уверенность. Этой же ночью я попытаюсь увезти ее. Мне была невыносима мысль, что она проведет хотя бы одну ночь под кровлей своего владыки.
   А ночь обещала быть для нас благоприятной. Едва зашло солнце, как небо сразу омрачилось и словно налилось свинцом. Короткие сумерки быстро сгустились, и весь небесный свод так потемнел, что мы не могли различить на нем очертаний леса. Не видно было ни одной звезды: низкие, темные тучи скрывали их от нас. Даже желтоватую воду реки было трудно отличить от берегов, и только пыльная дорога слегка белела впереди, указывая нам путь.
   В лесу или среди темных полей мы ни за что бы не нашли дороги, ибо густая мгла покрыла все кругом.
   Можно было опасаться, что в таком мраке мы собьемся с пути, но я ничего не боялся. Я был уверен, что меня ведет сама звезда любви.
   Темнота благоприятствовала нам. Под ее дружеским покровом мы могли незаметно подкрасться к дому, тогда как в лунную ночь нам грозила бы опасность, что нас обнаружат.
   Я считал это изменение погоды не дурным знаком, а залогом успеха.
   В воздухе чувствовалось приближение грозы. Но к чему нам хорошая погода? Пусть будет ливень, буря, ураган - что угодно, только не ясная ночь!
   Когда мы добрались до плантации Безансонов, было не очень поздно, полночь еще не наступила. Мы мчались во весь опор, чтобы поспеть на место до того, как в доме Гайара все улягутся спать. Мы надеялись, что найдем способ дать о себе знать Авроре через невольников. Я знал одного из них. Когда я жил в Бринджерсе, я оказал ему небольшую услугу. Он доверял мне настолько, что я мог его подкупить. Он нам поможет, лишь бы удалось его найти.
   На плантации Безансонов царило безмолвие. Большой дом, казалось, опустел. Нигде не видно было света: только слабый огонек мерцал вдалеке, в окне надсмотрщика. В негритянском поселке стояла тишина, из мрака не доносилось обычного в этот час говора. Те, чьи голоса еще так недавно звучали у хижин, были теперь далеко. Их дома опустели. Песни, шутки и веселый смех умолкли; только вой брошенных хозяевами собак нарушал ночную тишину.
   Мы молча проехали мимо ворот, пристально всматриваясь в дорогу перед нами. Мы двигались вперед с величайшей осторожностью. Здесь мы могли встретить того, кого больше всего опасались,-надсмотрщика, работорговца, а может быть, и самого Гайара. Даже встреча с кем-нибудь из его невольников могла расстроить все наши планы. Я так боялся подобной встречи, что, если бы не глубокий мрак, свернул бы с дороги и выбрал какую-нибудь знакомую тропинку в лесу. Но тьма стояла такая, что, пробираясь по тропинке, мы потеряли бы много времени. Поэтому мы пока держались дороги, думая свернуть с нее, когда подъедем к плантации Гайара.
   Между двумя плантациями шла проселочная дорога, по которой возили дрова из леса. На нее я и собирался свернуть. Здесь нам вряд ли кто-кибудь встретится, а лошадей мы спрячем под деревьями, недалеко от полей сахарного тростника, В такую ночь даже негритянские охотники за енотами не рискнут отправиться в лес. Тихонько продвигаясь вперед, мы уже собирались свернуть на эту дорогу, как вдруг услышали впереди голоса.
   Мы натянули поводья и прислушались. Голоса были мужские и становились все громче - значит, люди приближались к нам. Они двигались от поселка. По стуку копыт мы поняли, что они едут верхом,-следовательно, это белые.
   На обочине рос громадный тополь. С его ветвей почти до самой земли свешивались длинные кисти испанского мха. Дерево могло служить прекрасным убежищем, и мы едва успели скрыться под его ветвями со своими лошадьми, как всадники поравнялись с нами.
   Хотя было очень темно, мы разглядели их, когда они проезжали мимо нас. Их было двое: силуэты четко выделялись на желтоватой поверхности реки. Если бы они ехали молча, мы, быть может, не узнали бы, кто они, но голоса их выдали. Это были Ларкин и работорговец.
   - Отлично! - прошептал д'Отвиль, когда мы их узнали.-Они выехали от Гайара и направляются домой, в поместье Безансонов.
   То же самое подумал и я. Они, видимо, возвращались домой: надсмотрщик-на плантацию Безансонов, а работорговец-к себе; я знал, что он живет ниже, у реки. Теперь я вспомнил, что нередко видел этого человека в обществе Гайара.
   Эта мысль пришла мне в голову одновременно с д'Отвилем. Но откуда он знал? Должно быть, он не раз бывал в здешних местах.
   Однако я не мог сейчас раздумывать или задавать ему вопросы. Все мое внимание сосредоточилось на разговоре этих двух негодяев, ибо, несомненно, оба были негодяями. Они, видимо, были в прекрасном настроении и громко хохотали, обмениваясь грубыми шутками. Надо думать, их грязную работу щедро оплатили.
   - Ну, Билл,- сказал работорговец,- в жизни своей я не платил таких бешеных денег за негра!
   - Черт подери! Ишь, старый греховодник! Дорого же обошлась ему новая игрушка! Он обычно не любит раскошеливаться. Проклятый скряга!
   - А ведь красотка хороша, что говорить! На нее не жалко денег, если у человека водятся лишние доллары. Такую аппетитную штучку не найдешь во всей Луизиане. Я бы и сам не прочь...
   - Ха-ха-ха!-громко захохотал надсмотрщик.-Ну что ж, попробуй, если есть охота,-добавил он многозначительно.
   - Сознайся, Билл, только без уверток: может, ты и сам уже пытался?..
   - Сказать по правде - нет, не пришлось. Уж я бы сумел, если бы взялся за дело. Да только я слишком мало пробыл на плантации. К тому же она чертовски задирает нос, гордится своей ученостью и прочим и думает, что она не хуже белой. Сдается мне, что старая лисица быстро собьет с нее спесь. Девочка немножко побудет с ним - и тогда будет рада погулять в лесу с каждым, кто ее позовет. Тут уж мы не упустим своего, будь покоен!
   Работорговец что-то пробормотал в ответ, но они уже отъехали довольно далеко, и мы не расслышали продолжения их разговора. Как ни нелепа была эта болтовня, все же она причинила мне новую боль и еще усилила мое желание скорее спасти Аврору от грозившей ей жестокой участи.
   Я подал знак своему спутнику, и мы выехали из-под дерева, а через несколько минут уже свернули на дорогу, ведущую в лес.
   Глава LXV
   В ЛЕСНОЙ ЧАЩЕ
   По этой дороге нам пришлось ехать очень медленно. На ней не было белой пыли, которая указывала бы нам путь. Мы чуть ли не ощупью пробирались между извилистыми изгородями. Лошади спотыкались в глубоких колеях, оставленных тяжелыми возами, и мы насилу заставляли их идти вперед. Мой спутник, казалось, ориентировался лучше меня: он так уверенно правил лошадью, словно дорога была ему хорошо знакома, или же он был еще безрассуднее, чем я. Я удивлялся ему, но ничего не говорил.
   После получаса очень тяжелой езды мы добрались до конца изгороди; дальше начинался лес. Еще сотня ярдов - и мы въехали под высокие деревья, где остановились передохнуть и посоветоваться, что делать дальше. Я вспомнил, что видел поблизости густые заросли папайи.
   - Хорошо бы найти их и привязать там лошадей,-сказал я моему спутнику.
   - Ну что ж, это совсем нетрудно,- ответил он,-хотя и необязательно искать чащу. Сейчас так темно, что можно не прятать лошадей... Впрочем, нет! Смотрите!
   Яркая голубая вспышка озарила темный небосвод. Она осветила черную глубину леса, и мы ясно увидели стволы и ветви обступивших нас могучих деревьев. Несколько мгновений этот свет трепетал, словно гаснущая лампа, и вдруг потух, после чего окружавший нас мрак стал как будто еще гуще.
   Но за вспышкой не последовало грома - это была беззвучная зарница. Вслед за ней, однако, послышался гомон диких обитателей леса. Свет разбудил белоголового орлана, взобравшегося на вершину высокого тюльпанного дерева, и его дикий смех резко прозвучал в ночной тиши. Он разбудил и жителей болот уток, кроншнепов и больших голубых цапель, которые закричали все разом. Не спавший филин заухал еще громче, упорно повторяя все ту же ноту, а из глубины леса послышался вой волка и более резкий крик кугуара.
   Казалось, вся природа дрогнула от этой ослепительной вспышки. Но через минуту все снова стихло и погрузилось во мрак.
   - Скоро начнется гроза,- заметил я.
   - Нет,-возразил мой спутник,-грозы не будет: не слышно грома, значит, не будет и дождя. Нас ожидает темная ночь с редкими зарницами. Вот опять!
   Это восклицание было вызвано новой вспышкой, ярко осветившей окружавший нас лес; как и первая, она не сопровождалась громом. За ней не послышалось никаких раскатов, никакого гула, только дикие обитатели леса вновь ответили на нее разноголосым криком.
   - Да, нам придется спрятать лошадей,- сказал мой спутник,- По дороге может пройти какой-нибудь бродяга, и при таком свете он издали увидит их. Заросли папайи-самое подходящее место. Сейчас мы их разыщем, они должны быть вон в той стороне...
   Д'Отвиль ехал между стволами деревьев, а я послушно следовал за ним. Я видел, что он знает местность лучше меня. Он, конечно, бывал здесь раньше, подумал я.
   Мы проехали всего несколько шагов, когда снова вспыхнула зарница. Прямо перед собой мы увидели гладкие блестящие ветви и широкие зеленые листья папайи, образующие здесь густой подлесок.
   Когда зарница вспыхнула еще раз, мы уже углубились о их густую чащу.
   Спешившись среди зарослей, мы привязали лошадей к ветвям и, предоставив их самим себе, направились к опушке.
   Через десять минут мы уже подошли к изгороди, огибавшей плантации Гайара. Двигаясь вдоль нее, мы вскоре оказались против его дома. В свете зарниц мы ясно видели его очертания сквозь листву окружавших его высоких тополей.
   Здесь мы снова остановились, чтобы осмотреться и решить, как действовать дальше.
   За изгородью тянулось широкое поле, доходившее почти до самого дома. Oт поля дом отделялся садом, вокруг которого шла невысокая ограда. В стороне виднелись крыши многих хижин-там находился негритянский поселок. Неподалеку возвышалась сахароварня и еще кое-какие постройки: тут же стоял и домик надсмотрщика.
   Это место нам следовало обойти стороной. Надо было избегать и негритянского поселка, чтобы не поднялась тревога. Самыми страшными врагами для нас будут собаки. Я знал, что Гайар держит много собак, и часто видел, как они бегали по дорожкам вокруг дома. Это были громадные злые псы. Как нам избежать встречи с ними? Чаще всего они слонялись вокруг негритянских хижин, поэтому лучше подойти к дому с противоположной стороны.
   Если нам не удастся узнать, в какой комнате находится Аврора, тогда мы еще успеем пойти на разведку к негритянскому поселку и попытаемся отыскать невольника Катона.
   Мы видели, что в доме горят огни. Многие окна в нижнем этаже были ярко освещены. Значит, люди разбрелись по дому. Это укрепляло наши надежды. В одной из этих комнат должна находиться Аврора.
   - А теперь, мсье,-сказал д'Отвиль, когда мы обсудили все подробности,предположим, что мы потерпим неудачу, что поднимется тревога и нас обнаружат до того, как...
   Я обернулся, посмотрел моему юному другу прямо в лицо и, прервав его, сказал:
   - Д'Отвиль, быть может, мне никогда не удастся отплатить вам за вашу великодушную дружбу. Вы сделали для меня больше, чем самый преданный друг. Но я не допущу, чтобы ради меня вы рисковали жизнью. Этого я не могу позволить.
   - Разве я рискую жизнью, мсье?
   - Если я потерплю неудачу, если поднимется тревога, если нас увидят и будут преследовать...- Я распахнул куртку и показал ему пистолеты.-Да,продолжал я,-я не остановлюсь ни перед чем. Если понадобится, я воспользуюсь ими. Я готов убить всякого, кто станет на моем пути! Я решился на все. Но вы не должны подвергать себя такой опасности. Вы останетесь здесь, я войду в дом один.
   - Нет! - поспешно ответил он.- Я пойду с вами.
   - Этого я не допущу. Останьтесь лучше здесь. Вы можете подождать у изгороди, пока я не вернусь к вам... пока мы не вернемся, хочу я сказать, так как твердо решил, что не вернусь без нее.
   - Не будьте опрометчивы, мсье!
   - Нет, но я буду действовать решительно. Я готов на все. Вам нельзя идти дальше.
   - А почему? Меня это тоже близко касается.
   - Вас? - спросил я, удивленный как его словами, так и его тоном.- Касается вас?
   - Конечно,- спокойно ответил он.- Я люблю приключения. Это так увлекательно! Вы должны позволить мне пойти с вами.
   - В таком случае, как хотите, мсье. Не бойтесь, я буду очень осторожен. Идемте!
   Я перескочил через изгородь, д'Отвиль последовал за мной.
   Не произнося больше ни слова, мы двинулись через поле по направлению к дому.
   Глава LXVI
   ПОХИЩЕНИЕ
   Мы шли через поле сахарного тростника. Это был раттан, особый сорт тростника, прошлогодней посадки; его срезанные старые стебли и молодые побеги скрывали нас с головой. Даже при дневном свете мы могли бы подойти к дому незамеченными.
   Скоро мы были у садовой ограды. Здесь мы остановились, чтобы осмотреться. С одного взгляда мы определили, с какой стороны удобнее незаметно подойти к дому.
   Дом был старый и запущенный, но построенный с претензиями. Это было двухэтажное деревянное здание с фронтонами, широкими окнами и открывающимися наружу жалюзи. И стены и жалюзи были когда-то покрашены, но краска выцвела и порыжела; жалюзи были, видимо, зелеными, но теперь их было трудно отличить от серых стен. Вокруг всего дома шла открытая галерея, или веранда, поднимавшаяся на три-четыре фута над землей. На эту веранду, обнесенную невысокой балюстрадой, выходили окна и двери дома. Небольшая лестница в пять-шесть ступеней вела к главному входу, но вокруг дома, ниже пола, веранда была не огорожена, так что немного нагнувшись, можно было залезть под нее.
   Подкравшись к самой веранде, мы увидим сквозь балюстраду все выходящие на нее окна; а в случае тревоги-спрячемся под нее. Здесь мы будем в безопасности, если только нас не учуют собаки.
   Мы шепотом сговорились, что делать дальше. Решили дойти до угла веранды, пристально всматриваясь в окна, пока не найдем комнату Авроры; тогда мы постараемся подать ей знак и увести ее. Все зависело от случая, от благосклонности судьбы.
   Судьба, по-видимому, к нам благоволила, ибо не успели мы двинуться вперед, как в одном из окон, прямо против нас, появилась женская фигура. С первого взгляда мы узнали квартеронку.
   Как я уже говорил, окно доходило до самого пола веранды, и когда она подошла к нему, мы увидели ее всю, с ног до головы. Мадрасский платок на черных волосах, изящные очертания фигуры, резко выделявшейся на фоне ярко освещенной комнаты, не оставляли никаких сомнений.
   - Это Аврора! - шепнул мой спутник.
   "Откуда он знает? Разве он видел ее? Ах, да! -вспомнил я.- Он видел ее сегодня утром в ротонде".
   - Да, это она! - пробормотал я, и сердце мое забилось так сильно, что я не мог больше произнести ни слова.
   Окно было завешено, но она приподняла занавеску одной рукой и смотрела в сад. Взгляд ее был устремлен вперед, как будто она старалась разглядеть что-то во мраке. Я заметил это даже издали, и сердце у меня запрыгало от радости. Она поняла мою записку. Она ждет меня!
   Д'Отвиль тоже так думал. Это укрепляло нашу надежду. Если ей понятны наши намерения, тем легче нам будет их осуществить.
   Но она пробыла у окна всего две-три секунды. Затем отошла, и занавеска снова опустилась; однако мы все же успели заметить темную тень мужчины на дальней стене. Без сомнения, это был Гайар!
   Я не мог больше сдерживаться и, перескочив через садовую ограду, пробрался к веранде, сопровождаемый д'Отвилем.
   Через несколько секунд мы заняли намеченную позицию - прямо против окна, от которого нас теперь отделяла деревянная балюстрада веранды. Если мы немного нагибались, наши глаза приходились как раз над полом. Занавеска опустилась не до конца и неплотно закрывала окно, так что сквозь небольшую щель мы могли видеть почти все, что делалось в комнате. В ночной тиши далеко разносился каждый звук, и мы ясно слышали разговор находившихся там людей.
   Наше предположение оказалось правильным: Аврора разговаривала с Гайаром.
   Я не стану описывать вам эту сцену. Я не могу повторять слова, которые мы услышали. Я не хочу воспроизводить гнусные речи этого негодяя, сначала льстивые и заискивающие, а потом все более грубые, наглые и оскорбительные. Под конец, не добившись успеха уговорами, он перешел к угрозам.
   Д'Отвиль удерживал меня и шепотом умолял не горячиться.
   Раза два я уже готов был броситься вперед, выбить окно и уложить негодяя на месте. Но благодаря настояниям моего осторожного спутника я все-таки сдержался.
   Сцена закончилась тем, что Гайар ушел взбешенный, но все же немного присмиревший. Смелый отпор, данный ему квартеронкой, которая, во всяком случае, была не слабее своего тщедушного поклонника, по-видимому, на время охладил его пыл, иначе он, наверно, прибег бы к насилию.
   Однако его угрозы перед уходом не оставляли сомнений в том, что он скоро возобновит свои грубые домогательства. Он был уверен, что справится со своей жертвой: она его рабыня и должна будет покориться. У него достаточно времени и средств, чтобы принудить ее. Ему незачем сразу прибегать к крайним мерам. Он может подождать, когда к нему вернется утраченная храбрость и вдохновит его на новое нападение.
   Уход Гайара давал нам возможность сообщить Авроре, что мы тут. Я собирался подняться на веранду и постучать в окно, но мой спутник удержал меня.
   - Не делайте этого,-прошептал он.-Она знает, что вы должны быть здесь. Она, наверно, скоро подойдет к окну. Терпение, мсье! Неосторожный шаг может все погубить. Помните о собаках!
   Совет был благоразумен, и я послушался его. Через несколько минут все выяснится. Мы оба прильнули к балюстраде, следя за каждым движением Авроры.
   Мы обратили внимание на комнату, в которой она находилась. Это была не гостиная и не спальня, а скорее библиотека или кабинет, о чем свидетельствовали полки с книгами и письменный стол, на котором лежало много бумаг. По-видимому, это был рабочий кабинет адвоката, в котором он занимался делами.