Последние мои сомнения рассеялись, когда я увидел, как все тело мертвеца рванулось вперед.
   Я не был в состоянии остаться дольше в палатке и одним прыжком выскочил из нее.
   Как только я очутился на свежем воздухе, подмеченное мною явление перестало казаться мне сверхъестественным. Все сразу стало ясно: какой-то человек снимал с генерала Васкеца сапоги!
   Со стыдом узнал я американского стрелка.
   Должен сказать, что негодяй неоднократно подвергался наказанию за различные преступления, а впоследствии во время одной из битв предательски выстрелил мне в спину.
   - Лаундрих! - воскликнул я.- Какая низость! Как ты смеешь грабить мертвеца!
   - Да ведь он мексиканец, наш враг!
   - Подлец! Немедленно прекратить это гнусное занятие! В противном случае я накажу тебя так, что ты позавидуешь участи человека, к благородным останкам которого ты осмелился прикоснуться. Прочь отсюда! Прочь, говорю я!
   Мародер неохотно исполнил мое приказание. Он казался крайне раздосадованным.
   Никогда еще я не испытывал такого желания убить своего ближнего, как в эту минуту.
   И это избавило бы меня от тяжелой раны и нескольких серьезных неприятностей, виновником которых был не кто иной, как Иоганн Лаундрих.
   Глава VIII
   ПРИЯТНОЕ ОТКРЫТИЕ
   Происшествие, о котором я только что рассказал, заставило меня на некоторое время забыть о моей палатке и о двух случайных ее обитателях.
   Но только на некоторое время. Вскоре перед моим мысленным взором снова встал прелестный образ Лолы. Томление по ней с новой силой охватило меня.
   Уступая чувству, в котором я едва еще отдавал себе отчет, я вернулся к ряду палаток, еще недавно служивших местопребыванием мексиканского главного штаба.
   У входа в мое временное жилище я остановился.
   Если бы раненый еще спал, я, пожалуй, не решился бы беспокоить его, но он уже проснулся и разговаривал. Собеседником его не мог быть никто иной, кроме Лолы.
   Но я все-таки еще колебался. В то время как я размышлял, следует мне войти или нет, часть диалога, происходившего между молодым харочо и его подругой, невольно донеслась до моего слуха. По уже знакомому мне имени, упомянутому Калросом, я догадался, о чем идет речь. Это было имя Рамона Райаса.
   - Да, дорогая Лола, - сказал больной, по-видимому, отвечая на какой-то вопрос, - это был негодяй Райас. Измучив тебя своими низкими предложениями, он стал преследовать меня. Встреча наша произошла на поле битвы. Знаешь ли ты, что он собирался добить меня? Карамба! Я был уверен, что он сделает это. Он стоял надо мною, приставив мачете к моей груди. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и не мог поднять руки, чтобы отразить его удар. Но по какой-то неизвестной мне причине удара не последовало. Вместо этого раздался выстрел... Несколько мгновений спустя я снова увидел его. Он держал в правой руке пистолет и пристально смотрел на меня. О, как это было страшно! Больше я ничего не знаю. Ведь я потерял сознание.
   - Милый Калрос! Человек с пистолетом в правой руке был не Райас.
   - Как? Не Райас? Не он? Не Рамон Райас? Это был Райас, Лола. Я видел его. Я разговаривал с ним. Я помню его угрозы. Он хотел заставить сказать ему... Какие тут сомнения! Разумеется, это был он.
   - Да, он угрожал тебе. Это верно. Но человек, державший в правой руке пистолет, и он - два разных лица. Этот человек, которого я сначала приняла за врага, относится к нам дружественно.
   - Кто же это? - спросил раненый с явным недоумением в голосе.
   - Американец, приказавший перенести тебя в палатку.
   - Который именно? Их было несколько подле меня. Может быть, тот, который перевязал мне рану?.. Он, по всей вероятности, доктор. Перевязка сделана очень искусно.
   - Нет, это не он.
   - Так кто же, Лола?
   - Не заметил ли ты среди них офицера... молодого красивого офицера?
   Мое сердце забилось от приятного волнения. С жадным любопытством впился я глазами в лицо раненого. Однако мне не удалось подметить на нем выражения ревности. Черты молодого харочо остались невозмутимо спокойными.
   - Этот офицер, должно быть, очень храбр, - продолжала девушка. - Как ловко справился он с Райасом.
   - Справился с Райасом? Что ты хочешь сказать этим, Лола?
   - Видишь ли ты пятна крови на своей рубашке? Такие же пятна были у тебя на лице. Я смыла их. Сперва я думала, что это твоя кровь.
   - А что же оказалось?
   - Это свежая кровь, посмотри внимательно на свою рубашку. Пятна еще даже не потемнели. Нет, к счастью, это не твоя кровь, Калрос. Если бы ты потерял еще немного крови, ты бы умер. По крайней мере, так утверждает фельдшер.
   - Карамба! Чья же это кровь?
   - Дона Рамона.
   - Неужели? Расскажи мне все, Лола.
   - В то время, как он собирался пронзить тебя своим мачете, раздался выстрел. Помнишь? Выстрелил не Райас, а молодой американский офицер. Пуля была предназначена не тебе, а твоему врагу. Очевидно, она попала в цель. Рукоятка мачете, валявшегося подле тебя, была запачкана кровью. По всей вероятности, Рамон ранен. О Калрос, любимый брат мой! Если бы не этот храбрый американец, тебя не было бы уже в живых, и я осталась бы одна, без защитника.
   "Брат Калрос!"
   Точно тяжелый камень свалился с моего сердца. У меня было такое чувство, словно из него безболезненно вытащили стрелу, причинявшую мне мучительные страдания.
   "Брат Калрос!"
   Я больше не удивлялся стоическому хладнокровию, с которым молодой харочо выслушал все то, что говорила обо мне Лола.
   "Нет, Лола Вергара! - мысленно воскликнул я. - Нет, прекрасная харочо! Пока я жив, ты никогда не останешься без защитника".
   Давая такое обещание самому себе, я готов был броситься в палатку и повторить его вслух...
   Глава IX
   ДУРНЫЕ НАМЕРЕНИЯ
   Подслушанный мною разговор, из которого выяснились истинные отношения, сущестовавшие между Калросом и Лолой, сразу излечили меня от зарождавшейся ревности. Эта ревность обещала стать со временем чрезвычайно мучительной.
   Пробуждение ее доказывало, что я влюблен в Лолу. Впрочем, никаких доказательств тут не требовалось. Я знал это и так.
   Да, я любил Лолу Вергара. Я полюбил ее с первого взгляда, с первой минуты - с той минуты, как на меня обратился ее грозный и негодующий взор и сквозь сжатые зубы вырвались жестокие слова, обвинявшие меня в убийстве. Разгневанная, бледная, взволнованная, она, показалась мне почти такой же очаровательной, как потом, когда я увидел ее улыбающейся.
   Да, я видел улыбку на ее губах. Она улыбнулась, узнав, что Калросу не грозит смертельная опасность. Она улыбнулась, молчаливо благодаря меня за спасение брата. В этой улыбке было нечто большее, чем благодарность. И в сердце моем пробудилась надежда, а вместе с надеждой и ревность, становившаяся с каждым мгновением все сильнее и сильнее.
   Надежда моя укрепилась, когда я услышал, что Лола назвала красивого харочо братом.
   Мне сразу стало ясно, что отношения между молодыми людьми носят совсем иной характер, чем я предполагал, что сердце Лолы свободно, что к Калросу она испытывает лишь горячую родственную привязанность.
   Неужели мне суждено завоевать ее любовь? Неужели меня ожидает такое счастье?
   Несколько слов ее, подслушанных мною, наполнили меня радостью.
   Я все еще не решался войти в палатку. Мне не хотелось прерывать разговор, принесший мне такое облегчение, и в то же время я страстно жаждал снова очутиться лицом к лицу с прекрасной мексиканкой.
   Во всяком случае, заниматься дальше подслушиванием я не мог. Неблагородство этого стало для меня очевидно с той минуты, как мое сердце успокоилось и перестало нуждаться в каком-либо лекарстве.
   Я должен был или войти в палатку или удалиться. Я решился войти.
   Но, прежде чем сделать это, я поправил фуражку, тщательно пригладил растрепавшиеся волосы и закрутил усы.
   Конечно, это была слабость с моей стороны. Я придавал слишком большое значение внешности. Слова "красивый молодой офицер", произнесенные девушкой, которую я любил, казались мне слаще меда Гиметта2. Я готов был на все, чтобы оказаться достойным столь лестного отзыва.
   Войдя в палатку и увидев свою дорогую Лолу, я почувствовал себя страшно смущенным. Присутствие Калроса только увеличило это смущение.
   Удивляйтесь, сколько вам угодно. Впрочем, понять мое тогдашнее состояние нетрудно. Я вошел в палатку с мыслями, которые трудно назвать безупречными. Глядя на них обоих - на брата и сестру, - я испытывал некоторые укоры совести. К стыду своему должен признаться, что мне хотелось только поиграть любовью прекрасной Лолы. Я прекрасно понимал это, хотя и старался заглушить голос совести.
   Правда, сделать это было еще легко: он звучал слабо, еле слышно. Я не обращал на него внимания, увлеченный порывом сильной страсти, предметом которой была Лола Вергара. Я надеялся, что эта страсть захватит и ее.
   Ведь она, по всей вероятности, уже посвящена в тайны Купидона. Женщины ее племени редко достигают зрелого возраста, не познакомившись с любовью. Лола нравилась мне. С таким соблазном бороться было трудно.
   Да я и не пытался противиться искушению. Наоборот, я дал себе слово покорить сердце девушки и приступил к этому предприятию с рвением, достойным лучшей участи.
   Я хотел завоевать ее сердце. Хотел этого потому, что мое было уже покорено ею. Иные, более дерзкие мысли даже не приходили мне в голову. Иных, более бесчестных намерений у меня не было. Но и ту цель, которую я поставил себе, трудно назвать благородной. Ведь я не собирался предложить Лоле свою руку.
   Я хотел только ее любви. Но, конечно, мне было хорошо известно, что, покорив сердце девушки, от нее легко добиться и всего остального.
   В то время эта истина казалась мне непреложной. Я много раз повторял ее на своем опыте. И я готов был еще раз проверить ее на своем романе с Лолой Вергара.
   Впоследствии мне стало ясно, что мои тогдашние убеждения были не только ошибочны, но и наблагородны.
   Я вошел в палатку. Девушка, сердце которой было для меня лишь прелестной игрушкой, поднялась со стула и скромно приветствовала меня. В ее скромности мне почудился укор. Она подняла на меня взгляд, светящийся благодарностью. Как мало я заслуживал ее!
   - Сеньор, - сказала она, ответив на несколько моих вопросов о состоянии раненого, - надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я немного резко говорила с вами? Теперь мне самой странно, что я могла так ошибиться. Увидев вас около моего брата, я решила, что это вы убили его. О сеньор, простите ли вы меня?
   - Мне нечего прощать вам, прекрасная Лола. Ваша ошибка кажется мне вполне естественной. К счастью, никому не удалось убить вашего брата. Я рад, что пуля американского стрелка не оказалась для него роковой.
   - Ах, сеньор, - воскликнул Калрос, - если бы не вы, я получил бы другую, смертельную рану! Лола только что рассказала мне все. Это мачете, - он показал на окровавленное оружие, валявшееся на земле, - вонзилось бы я мое сердце. Я знаю это. Я в этом уверен. Он хотел убить меня. О, проклятый!
   - Вы говорите о Рамоне Райасе?
   - Разумеется! Откуда вы узнали его имя?
   - Из ваших собственных уст, Калрос Вергара. А ваше имя я узнал из уст Райаса. И оба вы назвали третье имя, наиболее приятное для моего слуха.
   Я взглянул на Лолу. Она ответила на мой взгляд приветливой улыбкой.
   Калрос недоумевающе смотрел на меня. Очевидно, он не понял моих слов.
   - Вы забываете, - объяснил я, - что в разговоре, происходившем между вами и Рамоном Райасом, вы называли друг друга по именам, а также упоминали о третьем лице, с которым я имел удовольствие познакомиться позднее. Я говорю о вашей сестре. Ведь это ваша сестра?
   - Да, сеньор капитан. Лола - моя сестра.
   - Она достойна быть вашей сестрой, сеньор Калрос. Девушка, следующая за братом на поле битвы, разыскивающая его между ранеными, рискующая жизнью ради облегчения его страданий, заслуживает называться сестрой солдата. Ах, почему у меня нет такой сестры!
   Произнося эти слова, я взглянул на лицо девушки. Взгляд мой был очень нежен. Мне показалось, что и она смотрит на меня далеко не равнодушно. Но только проницательность, свойственная влюбленным, помогла мне угадать это.
   В течение одного короткого мгновения были устремлены на меня глаза Лолы. Потом длинные ресницы снова опустились, делая невидимыми их нежное мерцание.
   Когда я окончил свою речь, Лола выпрямилась.
   - Простите, сеньор, - сказала она и, не поднимая взора, быстро скользнула к выходу.
   На пороге она остановилась и объяснила, что идет за каким-то лекарством для брата.
   Если бы не это, я мог бы подумать, что моя нежность показалась ей оскорбительной. Но попросить у нее прощения я все равно не успел бы; она поспешно скрылась.
   Глава Х
   БЕСПОЩАДНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
   На глазах моих развертывались события, остававшиеся для меня в значительной мере непонятными.
   Я нашел на поле битвы раненого, почти мальчика, ни по костюму, ни по манерам, ни по лицу не похожего на простого солдата, но вместе с тем лишенного всех отличительных знаков, которые позволили бы мне судить о его принадлежности к командному составу.
   В ту минуту, когда я впервые увидел его, он разговаривал со своим врагом, и этот враг, бывший его соотечественником и даже школьным товарищем, грозил ему тем, что не удалось осуществить американскому стрелку, - грозил лишить его жизни, которую я спас только благодаря чистой случайности.
   Почти тотчас же вслед за этим подле него появилась женщина. Она нисколько не походила на тех отвратительных мегер, которые бродят по опустевшим полям сражений, обкрадывают мертвецов и подобно коршунам набрасываются на неподвижные тела. Нет, это была молодая девушка со звенящим голосом и неотразимо привлекательным личиком, представлявшая собою полный контраст всей окружающей обстановке. Появление ее казалось таким неожиданным, таким странным, что я готов был принять ее не за человеческое существо, сотворенное из крови и плоти, а за доброго гения, явившегося с целью облегчить те страдания, которые причиняли друг другу обезумевшие от взаимной ненависти люди.
   И это восхитительное создание оказалось сестрой, а не возлюбленной того человека, жалобные крики которого подняли меня с походной кровати!
   Я не мог прийти в себя от изумления. Мне случалось встречать на полях битв любовниц раненых или убитых солдат. Но сестры, насколько это было мне известно, не имеют обыкновения рисковать жизнью ради своих братьев.
   Появление Лолы удивило бы меня еще больше, если бы утром того же самого дня мне не пришлось быть свидетелем необыкновенного зрелища. На поле, прилегавшем к одной из деревень, расположенных в долине Эль-Плана, я видел четыре тысячи человек из армии Санта-Анны, взятых нами в плен при Сьерро-Гордо. Добрая половина их состояла из женщин, которые, как я узнал впоследствии, проделали весь поход с начала до конца.
   По большей части это были сестры и матери наших врагов.
   Я не мог удержаться, чтобы не сравнить это смешанное войско с армией победителей, к которой принадлежал сам. Женский пол был представлен у нас полдюжиной мегер, носивших название маркитанток, полдюжиной таких же мегер, исполнявших обязанности прачек, и двух-трех весьма подозрительных девиц.
   Воспоминание о пленниках, запертых в ранчерии Эль-Плана, несколько помогло мне освоиться с присутствием сестры Калроса Вергары на поле битвы. Я удивлялся не столько ее появлению, сколько ее красоте.
   Оставшись вдвоем с молодым харочо, я не устоял перед соблазном попросить у него объяснения таинственных событий, которые так внезапно и неожиданно развернулись передо мной.
   Мое вмешательство в его судьбу давало мне право на расспросы.
   - По-видимому, - начал я, как только молодая девушка скрылась из виду, по-видимому, этот Рамон Райас не принадлежит к числу ваших друзей?
   - Это мой злейший враг, сеньор.
   - Во всяком случае, он вряд ли питает враждебные чувства к вашей сестре. Судя по его собственным словам, он относится у ней дружелюбно и даже влюблен в нее. Как она смотрит на это?
   - Моя сестра ненавидит его.
   - Вы в этом уверены?
   - Вы чужой нам человек, сеньор капитан. Но благодаря услуге, которую вы оказали мне прошлой ночью, у меня такое чувство, точно я разговариваю со своим другом. Простите эту вольность. Я - бедный харочо. Все мое состояние заключается в небольшом ранчо, садике, лошади, седле, оружии... я чуть не прибавил - и свободе. Но это было бы неверно. Ведь если бы я обладал свободой, меня не оторвали бы от родного дома и не заставили бы принимать участие в войне, до которой мне нет никакого дела. Может быть, вы скажете мне, что говорят в таких случаях наши офицеры. Может быть, вы тоже находите, что я обязан сражаться за родину. Но какой прок проливать кровь за порабощенную страну? Не за родину я сражался на поле Сьерро-Гордо и не из-за родины был подстрелен, как собака. Меня заставили драться за тирана Эль-Койо.
   - Как? Вы участвуете в войне не по собственному желанию?
   - Карамба! Да, разумеется, нет, сеньор капитан. Меня завербовали, как и всех остальных. Мексика давно уже забыла, что такое свобода. Я, по крайней мере, никогда не пользовался ее благами. Зато у меня есть сокровище, которое я ценю больше всего на свете - больше богатства и больше свободы. Его оставили мне в наследство мои покойные родители.
   Калрос замолчал, как бы не решаясь быть вполне откровенным со мной.
   - Что это за сокровище? - спросил я.
   - Лола, моя сестра.
   - Надеюсь, вам не грозит опасность потерять ее?
   - В том-то и дело, что грозит. Сегодня ночью вы сами имели случай убедиться в этом.
   - Да, я слышал что-то похожее на угрозы. Но почему вы боитесь человека, не имеющего никакой власти ни над вами, ни над вашей сестрой? Вы сказали, что она терпеть не может его. Если это так, я не понимаю, о какой опасности вы говорите.
   - Ах, сеньор капитан. Сразу видно, что вы не знаете нашей страны. Человек, о котором идет речь, обладает большой властью.
   Калрос многозначительно посмотрел на испачканное кровью мачете.
   - Властью? Какой?
   - Он - мой капитан. Я служу в отряде гверильясов, набранном из жителей нескольких деревень. Дон Рамон Райас - наш начальник. Он получил свое назначение от самого диктатора, дона Антонио Лопес де Санта-Анны. Каким образом удалось ему добиться этого назначения, я не знаю. Ни для кого не тайна, что до начала войны с американцами он был настоящим сальтеадором.
   - То есть, попросту говоря, разбойником?
   - Совершенно верно, сеньор капитан.
   - Я слышал, что вы бросили ему в лицо это слово. Но почему, собственно, покушался он на вашу жизнь?
   - Потому что я мешаю ему. Если бы меня не стало, Лола, моя бедная сестра Лола скорее бы... Карамба!.. Должно быть, вы понимаете, что я хочу сказать...
   Объяснения были излишни, но Калрос все-таки счел нужным договорить.
   - Сеньор капитан, - продолжал он шепотом, боясь, очевидно, чтобы кто-нибудь не услышал его, - я буду вполне откровенен с вами. Вы видели мою сестру. Говорят, ваши белокурые женщины поразительно прекрасны. Может быть, моя Лола не показалась вам уж такой...
   Я не перебил его и не признался ему, какой неотразимо очаровательной показалась мне его Лола.
   - Хоть я и брат ей, но все-таки скажу, что у нас она считается красавицей.
   - Она везде считалась бы красавицей.
   - К сожалению, - сказал Калрос, видимо, польщенный моим замечанием, красота часто приносит девушкам больше горя, чем радости, особенно в тех случаях, когда у них нет денег.
   - Больше горя, чем радости? Но почему же?
   Я ждал ответа на мой вопрос с нетерпением, о котором и не подозревал молодой харочо.
   Неужели же Лола стала жертвой своей красоты?
   - Видите ли, сеньор капитан, - продолжал Калрос, - в числе людей, обративших внимание на мою сестру, находится и Рамон Райас.
   - Он ваш школьный товарищ, не правда ли?
   - Да, мы учились вместе. Это было очень давно. С тех пор мы не видели его до самого последнего времени. Он покинул нашу деревню и поселился в Пуэбло. Проклятый город! Его называют "городом ангелов". Но я знаю, что там творится. Много лет мы ничего не слышали о Рамоне Райасе. Потом пронесся слух, что он сделался сальтеадором.
   - А из сальтеадора превратился в офицера мексиканской армии?
   - Да, это очень странно. Впрочем, нет. Нам, знающим дона Антонио, это не кажется таким уж поразительным. Рамон Райас - не единственный разбойник на его службе. Как я уже сказал вам, я не видел этого человека с тех пор, как мы оба кончили школу. И вот в один прекрасный день он явился к нам с поручением набрать... нет, что я говорю... принудить силою молодых крестьян записаться в солдаты. Я попался вместе с остальными. Из нас составили гверилью, и Райас был назначен нашим капитаном. Вот тут-то он и обратил внимание на Лолу.
   - Разве сестра ваша последовала за вами на войну?
   - Да, с нами было много женщин. Почти всех моих товарищей сопровождали жены или сестры. Они помогали нам и старались сделать нашу походную жизнь хоть сколько-нибудь сносной. Таков обычай нашей страны, сеньор. Говорят, у вас это не принято?
   - Нет, мы считаем, что женщины на войне являются только обузой.
   - Пожалуй, это верно, сеньор капитан. Моя бедная сестренка причинила мне немало хлопот. Я принужден был все время защищать ее.
   - Защищать? Но от кого же?
   - От нашего капитана, дона Рамона Райаса. Он преследовал мою сестру ежедневно, ежечасно, с какой-то жестокой назойливостью. Наконец это стало совершенно нестерпимо. Тогда я...
   - Вы отослали ее куда-нибудь?
   - Да. Один из моих друзей согласился приютить ее. Он обещал мне заботиться о ней до заключения мира, который снова превратит меня в свободного гражданина республики.
   - Что же заставило ее прийти сюда сегодня ночью?
   - Любовь ко мне, сеньор капитан, - гордо ответил юноша. - Беглецы рассказали ей, что я ранен и остался на поле сражения. Она решила отыскать меня, чтобы предать земле мое тело или же ухаживать за мною. Благодаря вам ей удалось застать меня в живых.
   Наступило короткое молчание. Раненый погрузился в задумчивость.
   - А ведь Райас непременно убил бы меня, - снова заговорил он. - О, как это было бы ужасно. Да, не будь вас, сеньор, меня бы уже не существовало. Лола бродила бы в это время по кустарнику и громко звала меня. Он бы услышал ее голос. Она бы подошла к нему. Волк и овечка встретились бы лицом к лицу во мраке чапарраля!
   Фантазия молодого харочо разыгралась. Встреча Лолы с Райасом так ярко представилась его воображению, что он приподнялся на походной кровати и с ужасом посмотрел вокруг.
   Едва он успел немного успокоиться, как мы услышали громкое восклицание.
   Я сразу узнал серебристый голос Лолы. Раненый тотчас же соскочил с катре и несколько мгновений постоял на ногах, пошатываясь из стороны в сторону.
   Слабость его, однако, была так велика, что он снова упал на постель. В это мгновение Лола вбежала в палатку, самим своим появлением доказывая, что с ней не произошло ничего дурного.
   - Кто напугал тебя, дорогая? - поспешно спросил Калрос.
   Я задал ей тот же вопрос.
   - Он! Капитан Райас! Он бродит вокруг нашей палатки.
   - Если он действительно бродит вокруг нашей палатки, прекрасная Лола, я обещаю вам, что его присутствие никогда больше не потревожит вас.
   Я обнажил саблю и бросился к выходу.
   - Подождите! Умоляю вас. Подождите! Не ходите туда один. Дон Рамон злодей, но он храбрый и опасный противник.
   Эти странные слова были произнесены Лолой.
   - Храбрый? - переспросил я, с мрачным удивлением глядя на нее. - Разве такой негодяй может быть храбрым?
   Горькое сомнение закралось в мою душу. Что, если ненависть Лолы к Райасу только плод фантазии Калроса?
   - Надеюсь, у него хватит храбрости подождать меня. Посмотрим!
   С этим гордым заявлением я вышел из палатки и пустился на поиски дона Рамона.
   Несколько проснувшихся от шума солдат поспешили присоединиться ко мне. Мы исходили чапарраль вдоль и поперек. Но никаких следов негодяя нам не удалось обнаружить.
   Удвоив количество часовых и приняв целый ряд предосторожностей на случай возвращения непрошеного гостя, я вернулся в палатку, служившую убежищем молодому харочо и его сестре.
   Успокоив раненого, я помог ему устроиться по возможности комфортабельно и снова направился к выходу. Молодая девушка решила спать на земле около катре, на котором лежал ее брат. Я предоставил в ее распоряжение свое шерстяное одеяло.
   - Не бойтесь, дорогая Лола, - прошептал я, пожелав ей наконец спокойной ночи. - Человеку, который вздумает потревожить ваш покой, придется перешагнуть через мой труп. Я буду спать у входа в палатку. До свидания. Не бойтесь ничего. Приятных снов!
   - Приятных снов! - отозвалась она.
   Весь облик ее дышал такой невинностью, таким доверием, что мои дурные помыслы должны были бы рассеяться, как дым.
   Глава XI
   МЕКСИКАНСКИЙ ВРАЧ
   Исполняя обещание, данное Лоле, я улегся на земле у самого входа в палатку, Офицерский плащ заменил мне одеяло. Заснуть мне помешала не ночная прохлада, а близость красивой девушки, от которой меня отделял только кусок тонкого полотна.
   Не буду рассказывать о мыслях, волновавших меня в эту ночь. Они недостойны того, чтобы упоминать о них. Время от времени я впадал в дремоту. Но и во сне образ прекрасной харочо не переставал преследовать меня.
   Долго лежал я неподвижно, чутко прислушиваясь к малейшим звукам. Но ничего необычайного вокруг меня не происходило. Ночь уже готова была уступить место дню, и ужасные стоны, оглашавшие ее, давно замолкли. Несчастные страдальцы как будто устали от собственных жалоб.
   Лишь насмешливые крики сов, сидевших на верхушках акаций, нарушали предутреннюю тишину.