Томас Рид. Вождь гверильясов

   Это было как раз то, что мне нужно. Я считал, что на открытом месте могу догнать и его, и всякого другого мексиканского скакуна. Только бы он не догадался воспользоваться каким-нибудь прикрытием.
   В прериях Техаса мне часто случалось охотиться на его диких сородичей. Но такого быстроногого мустанга я не преследовал еще никогда. Скоро сомнение в возможности успеха овладело мною.
   Я проехал уже по крайней мере милю вдоль опушки леса, и расстояние между мною и моим врагом нисколько не уменьшалось. Вера в Моро начала покидать меня. Печальнее всего было то, что он добросовестно мчался во весь опор, тогда как мустанг, казалось, берег свои силы.
   - Это достойный соперник, Моро, - не без досады промолвил я. - Большой вопрос еще, кто из вас двоих одержит победу.
   Понял ли Моро мой упрек? Я вполне допускаю это. А может быть, он сам думал то же, что и я. Как бы то ни было, он прибавил ходу. Вскоре расстояние между ним и мустангом стало заметно уменьшаться.
   Причиной этого было одно обстоятельство, о котором я в ту минуту не подумал. Первую милю Моро пришлось скакать вниз по склону холма. Он был чистокровной арабской лошадью. Его предки, жившие в Сахаре, передали ему по наследству способность изумительно быстрого бега на ровном месте. Мустанг же, бывший по рождению и навыкам типичным жителем гор, проявлял во всем блеске свои качества именно при подъемах и спусках.
   Галопируя вниз по склону холма, он с легкостью удерживал выигранное им расстояние. Но как только мы выехали на ровное место, Моро стал так быстро нагонять его, что я невольно схватился рукой за луку седла, к которому было прикреплено мое лассо.
   Быстро проскакали мы вторую милю. С каждой минутой я все отчетливее видел перед собой сверкающие копыта мустанга. И вдруг произошло нечто совершенно необъяснимое. Мустанг внезапно исчез из виду.
   Глава XVIII
   РОКОВОЕ ЛАССО
   В исчезновении беглеца не было ничего таинственного. Я пришел к заключению, что он просто повернул вправо и скрылся в лесу, вдоль опушки которого я до тех пор преследовал его.
   Лучше всего было бы перерезать ему дорогу и встретиться с ним лицом к лицу. Но я не решился на это, боясь заблудиться в чаще и потерять след животного.
   Скоро я доехал до того места, где, как мне показалось, он свернул в лес.
   Однако мне это только показалось. Мустанг свернул не в лес, а в аллею, или, вернее, в просеку, по которой и мчался во весь опор.
   Без колебаний последовал я за ним. Возбуждение, охватившее меня, дошло до такой степени, что я совершенно перестал думать о возможных последствиях моей затеи. Моро был настроен так же легкомысленно, как и его хозяин. Мы быстро углубились в лес, становившийся с каждой минутой все мрачнее и мрачнее.
   Судя по шелковистому пушку, устилавшему землю, он состоял преимущественно из бавольника. Одновременно с этим наблюдением я сделал другое, гораздо более существенное. И в то же самое время в мозгу моем промелькнула мысль: "Не слишком ли далеко заведет меня эта бешеная скачка?"
   Проносясь галопом по лесной дороге, я заметил, что она испещрена следами лошадиных копыт. Не могло быть сомнений в том, что какие-то всадники проскакали здесь, придерживаясь одинакового со мной направления.
   Сперва я подумал было, что следы эти оставлены табуном лошадей, принадлежащих владельцу одной из гасиенд, которые в этой полулесистой, полустепной местности насчитывались десятками, но мне скоро пришлось отбросить это предположение, так как при ближайшем рассмотрении оказалось, что на земле отпечатались не просто копыта, а копыта подкованные.
   Я знал, что владельцы гасиенд никогда или почти никогда не держат в своих табунах подкованных лошадей. Следовательно, лошади, проскакавшие впереди меня по лесной дороге, были оседланы, и на них ехали люди.
   Прежде чем прийти к этому выводу, я успел уже довольно далеко углубиться в лес.
   При таких условиях мой охотничий пыл в значительной мере остыл. Передо мной проехал отряд мексиканцев. Это было для меня совершенно очевидно. Я находился на расстоянии добрых трех миль от большой дороги, соединяющей Веракрус с Халапой. В сторону от этой дороги не уклонялся ни один из наших кавалерийских отрядов.
   К тому же замеченные мною следы несомненно принадлежали мустангам, или мексиканским лошадям, отличающимся от обыкновенных меньшими размерами копыт.
   Итак, здесь проехал кавалерийский отряд наших противников, разбитых при Сьерро-Гордо. В этом направлении американцы не преследовали их и потому им нечего было особенно торопиться.
   Раскаяние в собственном легкомыслии начало овладевать мною. Полумашинальным движением я дернул поводья, чтобы повернуть назад, как вдруг приманка, завлекшая меня так далеко, предстала передо мною в новом, еще более соблазнительном свете.
   Я заметил то, чего не замечал раньше, - уздечку, прикрепленную к седлу мустанга.
   Мне сразу стало ясно, почему он блуждает без седока по чапарралю. Если бы он был взнуздан, можно было бы подумать, что владелец погиб при Сьерро-Гордо или во время беспорядочного отступления мексиканской армии.
   Но уздечка, спускавшаяся с луки седла, уздечка с мундштуком, цепочкой и наглазником исключала возможность такого предположения и всем своим видом доказывала, что мустанг убежал с какой-нибудь временной стоянки, где его разнуздали, чтобы дать ему корм.
   На мое решение продолжать охоту повлияла, конечно, не эта догадка, а то обстоятельство, что спускавшиеся с седла поводья уже начинали волочиться по земле. Рано или поздно они неминуемо должны были обвиться вокруг ног мустанга и замедлить его бег.
   Мне предстояло восторжествовать над врагом благодаря чистой случайности. Но я не особенно огорчался этим, так как вокруг меня не было ни души.
   Товарищи мои никогда не узнают, каким способом мне удалось достигнуть цели. Не с пустыми руками и потупленным взором вернусь я к ним. Нас - меня и Моро - встретят, как триумфаторов, а за нами будет идти на поводу серовато-стальной мустанг.
   Опьяненный радужными мечтами, я еще раз вонзил шпоры в бока моего славного коня, что было совершенно излишне, так как он и сам рвался вперед. Как будто понимая, что я сделал это машинально, Моро безропотно стерпел мою напрасную жестокость.
   Она была тем более ненужной потому, что в то самое мгновение, когда я совершил ее, беглец запутался в собственной уздечке и упал на бок.
   Не успел он подняться, как Моро очутился подле него. Я соскочил на землю, накинул на шею мустанга лассо, и таким образом он стал моим пленником.
   Оставалось только радоваться удаче: ей и ничему другому я был обязан этим торжеством.
   Укрепив на шее мустанга лассо, я решил взнуздать его и повести за собою на поводу в Корраль-Фалсо.
   Радость кружила мне голову. При мысли об одержанной победе я невольно улыбался и заранее переживал восторг, который мне суждено испытать по возвращении в ранчерию.
   Обратный путь мало смущал меня. Я должен был только привязать красавца-пленника к моему седлу, вскочить на коня и спокойно ехать к Ложной Ограде. Я забыл, что жизнь полна неожиданностей.
   Как только я подошел к Моро с намерением сесть на него и повернуть по направлению к ранчерии, раздался странный свистящий звук. Кровь застыла у меня в жилах.
   Громкий крик, последовавший за странным звуком, мало удивил меня. Я почти ожидал его.
   Этот звук мне случалось слышать очень часто: это был свист рассекающего воздух лассо. Неистовый крик, раздавшийся мгновение спустя, доказывал, что кто-то чувствовал себя вполне удовлетворенным собственной ловкостью.
   Я поспешно оглянулся. Безграничное отчаяние охватило меня. Надо мною повисла целая паутина оканчивавшихся петлями веревок.
   Все дальнейшее произошло с молниеносной быстротой. В то самое мгновение, когда послышался свист, я почувствовал, что в тело мое впиваются веревки, а в следующее мгновение ноги мои подкосились, и я со всего размаха упал на спину.
   Глава XIX
   САЛЬТЕАДОРЫ
   Несмотря на всю внезапность и неожиданность этого нападения, я сразу понял, с кем имею дело. Меня захватили в плен мексиканцы.
   Вокруг теснилась группа всадников. Их было человек сорок. На регулярный кавалерийский отряд они походили мало, но все были вооружены с головы до ног. По всей вероятности, они заметили меня в то время, когда я мчался по длинной просеке, не подозревая, что какое-либо живое существо следит за мной.
   Возможно также, что они не видели меня, но догадывались о моем приближении по громкому стуку копыт Моро или же обратили внимание на мустанга, убегающего от чьего-то преследования. Во всяком случае, мое появление не было для них неожиданностью; они поспешили устроить засаду, спрятавшись за деревьями, теснившимися по обеим сторонам просеки.
   В голове моей промелькнула совершенно фантастическая мысль. Я подумал, что серый мустанг был нарочно подослан ко мне в виде приманки.
   Побарахтавшись некоторое время на одном месте, я наконец встал на ноги. Мексиканцы окружили меня со всех сторон. Многочисленные лассо, обвивающиеся вокруг моего тела и сжимавшие словно тисками мои руки, шею, ноги и талию, с болью давали мне чувствовать, что я в плену.
   Всякая попытка освободиться от этих тонких и крепких веревок была обречена на неудачу. При первом же подозрительном жесте с моей стороны меня бы снова сбросили на землю. Сопротивляться было бессмысленно.
   Отлично понимая это, я молча покорился своей участи и стал наблюдать за моими врагами.
   Вид у них был в достаточной мере живописный. Крайнее разнообразие костюмов придавало им сходство с труппой странствующих комедиантов. Среди них не нашлось бы и двух человек, одетых совершенно одинаково. Но я обнаружил это лишь при ближайшем рассмотрении. Сначала мне бросились в глаза только широкополые сомбреро и бархатные штаны, делавшие всадников несколько похожими друг на друга.
   Некоторые из них носили вокруг шеи длинные шарфы, спадавшие на грудь. Все были превосходно вооружены. Кроме длинных охотничьих ножей-мачете и пик мое внимание привлекли небольшие ружья-эскопеты, прикрепленные к седлам.
   - Гверилья! - пробормотал я сквозь зубы, полагая, что меня захватили в плен гверильясы.
   К сожалению, это предположение оказалось неправильным. Скоро мне пришлось сознаться в собственной ошибке. Хищное выражение лиц, грубые движения, ругань, ежеминутно срывавшаяся с уст моих врагов, и некоторые другие особенности - все доказывало, что я попал не в руки партизанов, а в когти сальтеадоров, то есть разбойников с большой дороги.
   Это открытие было не из приятных, и я почувствовал себя не на шутку встревоженным.
   Как правило, мексиканских бандитов трудно упрекнуть в кровожадности. С людьми, покорно отдающими им свои кошельки, они обращаются вполне сносно. Целью их существования является грабеж, а не убийство. Жизни одиноких путников, на которых они обычно нападают, опасность угрожает только в том случае, если эти несчастные оказывают сопротивление.
   Но в описываемое мною время, когда вся Мексика была на военном положении, сальтеадоры жестоко разделывались с американцами, имевшими несчастье попасть в их руки. Пленники подвергались разнообразным и мучительным пыткам.
   Глядя на свирепые физиономии окружавших меня бандитов, я понял, что мне грозит смертельная опасность. По всей вероятности, меня сожгут живым или четвертуют. А может быть, с меня сдерут кожу. А может быть... Словом, десяток предположений, одно ужаснее другого, вихрем пронесся в моем мозгу.
   Два-три подошедших ко мне разбойника обыскали меня с ног до головы. Сделали они это в достаточной степени грубо. Мгновение спустя к нам подъехал человек, пользовавшийся среди них, по-видимому, известным авторитетом. Слово "капитан", произнесенное несколькими голосами при его появлении, указывало на то, что он был предводителем шайки. Его наружность как нельзя более соответствовала этому. Это был высокий, широкоплечий человек со смуглым лицом, густой бородой и длинными усами. Необыкновенная роскошь его одежды невольно обращала на себя внимание. На нем был национальный костюм из дорогого материала, украшенный узорчатыми золотыми галунами, пуговицами в виде бубенчиков и тонкой вышивкой.
   Лицо разбойника показалось бы мне красивым, если бы его не портило выражение крайней жестокости. Злоба, которой дышало это лицо, придавала ему нечто сатанинское.
   Из-под черных как смоль усов блестели ослепительно белые зубы. В тот момент, когда вождь сальтеадоров подошел ко мне, они были осклаблены, и на полных губах играла довольная улыбка, сильно напоминавшая гримасу.
   Его радость была мне понятна. Еще бы! Ведь ему удалось захватить в плен одного из врагов его родины! Мне и в голову не приходило, что он заинтересован именно моей персоной.
   Однако одно обстоятельство несколько удивило меня. Когда предводитель обратился с каким-то приказанием к стоявшему рядом со мной разбойнику, мне показалось, что я уже слышал где-то его голос.
   Не могу сказать, чтобы звук этого голоса был слишком приятен. Он сразу вызвал во мне какое-то неопределенно тягостное чувство. Но почему у меня появилось такое чувство, я не знал.
   Еще задолго до начала кампании я основательно изучил Мексику и ее население. Знание испанского языка ставило меня в особо выгодные условия и позволяло близко сходиться с мексиканцами. Но я встречался с таким количеством их, что не мог бы узнать какого-нибудь случайного знакомого по одному лишь звуку его голоса.
   В данном случае это было особенно трудно, так как, насколько мне помнилось, я никогда не имел дела с сальтеадорами.
   Я рассмотрел лицо начальника настолько внимательно, насколько это позволяли обстоятельства. Ни одна черта его не показалась мне знакомой.
   Неужели же а ошибся? Желая проверить первое впечатление, я стал прислушиваться. Ждать пришлось недолго. На этот раз предводитель обратился не к своим товарищам, а ко мне.
   - Добро пожаловать, кабальеро! - воскликнул он, подходя к тому месту, где я стоял, и торжествующе улыбаясь. - Добро пожаловать! Очень рад вас видеть. Тем более рад, что считаю своим приятным долгом отплатить вам за услугу, которую вы оказали мне прошлой ночью.
   С этими словами сальтеадор сбросил с себя плащ и показал мне свою правую руку. На бинте, которым она была перевязана, виднелись следы крови.
   Память моя внезапно прояснилась. Я сразу понял, почему голос сальтеадора показался мне таким знакомым. Это был тот самый голос, который я слышал прошлой ночью, тот самый голос, который угрожал брату Лолы, тот самый голос, который воскликнул: "Умри, Калрос Вергара!"
   Если бы не мое неожиданное вмешательство, злодей привел бы в исполнение свою угрозу.
   Никаких объяснений больше не требовалось. Передо мной стоял Рамон Райас.
   - Как вы себя чувствуете? - продолжал он насмешливо. - О, современный Дон-Кихот, защитник слабых и угнетенных! Ха-ха-ха!
   Райас громко расхохотался.
   - Черт возьми! - продолжал он, оборачиваясь и глядя на красавца Моро, опутанного таким же количеством веревок, как и его хозяин. - У вас, однако, есть большое преимущество перед ламанчским рыцарем. Великолепный конь. Я с удовольствием буду на нем ездить. Карамба! Он создан специально для меня.
   Сальтеадор сделал знак разбойнику, державшему Моро под уздцы.
   - А ну-ка, Сантучо! Замени это дурацкое седло моим. Давно я мечтал о такой лошади. Спасибо, сеньор американо! Могу предложить вам в обмен свою. Она ничего не будет иметь против. К тому же, вы прокатитесь на ней только один раз. А потом вам предстоит совершить прыжок в бездну вечности. Ха-ха-ха!
   На все эти язвительные речи я отвечал гробовым молчанием. Слова мои произвели бы на Райаса не больше впечатления, чем шорох листьев. Отдавая себе отчет в этом, я воздержался от всяких реплик.
   - На коней, черти! - крикнул Рамон Райас, грозно поглядывая на своих товарищей. - Возьмите пленника! Привяжите его к лошади и зорко следите за тем, чтобы он не удрал. Если это случится, вы дорого поплатитесь за свою небрежность и лишитесь возможности полюбоваться приятным зрелищем, которым я собираюсь развлечь вас, как только мы приедем в Ринконаду.
   С этими загадочными словами Райас вскочил на моего славного коня. Моро шарахнулся в сторону, раздраженный не только непривычной тяжестью мексиканского седла, но и тем, что его коснулась рука человека, в котором он сразу почувствовал врага.
   Грубо посадив меня на спину одной из своих лошадей, разбойники крепко прикрутили к седлу мои руки и ноги. Начальник скомандовал: "Вперед!"
   По обеим сторонам от меня ехали два всадника, неотступно следившие за каждым моим движением. Всякая возможность бегства была исключена.
   Глава XX
   СПУТНИК РАМОНА РАЙАСА
   На небольшом расстоянии от того места, где на меня напали разбойники, дорога выходила из лесу и сворачивала в чапарраль.
   До сих пор густая тень огромных деревьев мешала мне хорошенько рассмотреть лица моих врагов. Как только лесной сумрак остался позади, я поспешил наверстать потерянное время.
   Да, меня окружали настоящие сальтеадоры.
   Впрочем, я знал это с самого начала. Последние мои сомнения рассеялись в ту минуту, когда обнаружилось, кто является их предводителем. Калрос говорил мне, что большинство гверильясов, находящихся под командой Райаса, - бывшие разбойники.
   Отряд, захвативший меня в плен, представлял собою не целую гверилью, а лишь ее остатки. Он состоял исключительно из людей, до начала войны разбойничавших вместе с Райасом.
   Их было не сорок, как мне показалось сначала, а всего только около тридцати. Но чем больше я присматривался к их грубым и свирепым физиономиям, тем больше я склонялся к убеждению, что таких типичных и таких живописных бандитов мне еще не случалось встречать... Они смело могли соперничать со своими знаменитыми итальянскими собратьями.
   Разбойники ехали строем, по два в ряд. Но к этому их принуждала скорее узкая дорога, чем требовательность Рамона Райаса.
   Время от времени, когда навстречу нам попадались прогалины, ряды моих спутников расстраивались. Порядок водворялся только в силу необходимости при новом сужении дороги.
   Что касается меня, я по-прежнему ехал под конвоем двух угрюмых молодцов, вооруженных длинными блестящими ножами. При малейшем моем подозрительном движении они убили бы меня без колебаний. Впрочем, о попытке к бегству не могло быть и речи. Руки мои были скручены за спиной, веревки крепко впивались в мое тело, и я чувствовал себя совершенно парализованным. Даже лошадь, на которой меня везли, была на привязи: продев в цепочку ее уздечки лассо, мои телохранители прикрепили конец его к седлу самого Райаса.
   Мы ехали по дороге в Орисаву.
   Ошибиться относительно направления было невозможно. Прямо перед нами, четко вырисовываясь на безоблачно синем небе, виднелась белоснежная вершина великого Цитлапетля.
   С вершины холма, через который мы перевалили вскоре после того, как кончился лес, я тщательно осмотрел окружающую местность. Мы находились совсем близко от Сьерро-Гордо - настолько, что, оглянувшись назад (мы ехали в противоположную сторону), я увидел реющий над возвышенностью Телеграфного Холма американский флаг с полосами и звездами.
   Погоня за мустангом увлекла меня на несколько миль от Корраль-Фалсо. Как оказалось, я все время ехал не вперед, а назад, почти параллельно главной дороге, по которой двигались наши войска. Только углубившись в лес, я несколько свернул в сторону по направлению к Орисаве. Когда я сообразил все это, мне стало совершенно ясно, каким образом я попал в руки Райаса и его банды.
   Дождавшись окончания битвы, сальтеадоры спрятались где-то в окрестностях Сьерро-Гордо. По всей вероятности, они сделали это с целью грабежа. Во всяком случае, рядовыми членами шайки вряд ли руководили другие побуждения. Но у предводителя их была, несомненно, иная цель. Мне предстояло скоро убедиться в этом.
   Характер местности, со всех сторон окружавшей Сьерро-Гордо и представлявшей собой обширные пространства, сплошь покрытые густым кустарником, как нельзя более соответствовал планам грабителей. В чапаррале им не грозила опасность быть настигнутыми. Они великолепно знали, что американские войска преследуют мексиканскую армию по дороге в Халапу. Беглецы, спрятавшись в глубине страны, могли быть совершенно спокойны.
   Осуществив планы (какие именно, я не знал), удерживавшие их поблизости от поля битвы, разбойники направились в другое место.
   Преследуя мустанга, так неожиданно завлекшего меня в засаду, я мчался не навстречу им, а вслед за ними. Да и теперь, будучи их пленником, я продолжал ехать за ними. Позади меня скакали только четыре всадника.
   Впереди, во главе всего маленького отряда, гарцевал на моем Моро Райас. Мне казалось странным, что негодяй не обращает на меня никакого внимания и не пристает ко мне со своими жестокими насмешками.
   Я объяснил это себе исключительно его терпеливым характером и тем, что час моих мучений еще не пробил.
   В том, что меня ожидают какие-то страшные мучения, а вслед за ними и смерть, я ни минуты не сомневался. Вражда, возникшая между мною и предводителем разбойников, могла окончиться только гибелью одного из нас. Судьба как будто решила принести меня в жертву. Если бы даже я не видел отвратительной усмешки на лице Райаса, если бы он не издевался надо мной, говоря об услуге, которую я оказал ему, - все равно я знал бы, что мне предстоит умереть.
   Недаром он обещал сразу же после прибытия в Ринконаду развлечь своих товарищей каким-то любопытным зрелищем. Я был уверен, что в этом зрелище мне отведена роль главного героя, или, вернее, главной жертвы.
   Некоторое время я ехал, погрузившись в глубокую печаль. Размышления мои были не из приятных. Но вдруг нить их прервалась. Мой рассеянный взгляд случайно упал на Райаса.
   До той минуты я как-то не обращал внимания на странного всадника, ехавшего рядом с ним. По всей вероятности, это происходило потому, что он был приблизительно на целую голову ниже остальных сальтеадоров и они закрывали его от меня.
   После того, как мы перевалили через вершину холма и начали спускаться по противоположному склону, мне стало гораздо яснее видно все происходящее в авангарде. Вот тут-то маленький спутник Райаса и привлек мое внимание. Правильнее было сказать не привлек, а приковал. Все остальное сразу перестало существовать для меня - решительно все, вплоть до мыслей о собственной печальной участи,
   С первого взгляда я принял спутника Рамона за юношу или мальчика-подростка. На голове его было самое обыкновенное мужское широкополое сомбреро. Седло под ним тоже было мужское. Всмотревшись внимательнее, я почувствовал себя не способным оторвать взор от этого юноши. На мужское седло падали две длинных темных косы. В позе и фигуре всадника не было ничего угловатого, грубого, мужественного. Я понял, что товарищем начальника разбойничьей шайки была женщина.
   По правде говоря, это открытие не особенно удивило меня. Амазонок в мужских шляпах каждый день можно встретить не только на мексиканских дорогах, но и на улицах больших мексиканских городов. Это явление давно уже стало для меня привычным.
   И все-таки я чувствовал себя взволнованным до крайности. Во всем облике этой женщины или девушки мне чудилось что-то знакомое. Где я мог встречаться с нею?
   Я видел только ее спину, плечи и затылок. Но и этого оказалось достаточно, чтобы одна смутная догадка промелькнула в моем воспаленном мозгу. Однако мне не пришлось тратить время на предположения. Дорога, по которой мы ехали, сделала неожиданный поворот, и лица передних всадников повернулись ко мне профилем. Я отчетливо разглядел лицо девушки.
   Выстрел в сердце не причинил бы мне такой мучительной боли и не заставил бы меня так похолодеть, как вид этого знакомого и милого лица.
   Рядом с Райасом ехала Лола Вергара!
   Глава XXI
   МРАЧНОЕ ПОДОЗРЕНИЕ
   Не могу выразить словами той горести, которая охватила меня при виде молодой харочо.
   В первую минуту я отказывался верить собственным глазам и думал, что меня ввело в заблуждение какое-нибудь случайное сходство.
   Но при втором повороте дороги, гораздо более крутом, чем первый, девушка почти полностью повернулась лицом в мою сторону. Последние мои сомнения исчезли. Рядом с Райасом действительно ехала Лола Вергара.
   Лицо ее было слишком своеобразно и слишком красиво, чтобы даже в этой стране красавиц мог существовать ее двойник.
   К тому же я узнал ее платье, то самое, которое было на ней, когда мы расставались, шесть часов тому назад. Сомбреро же она надела, вероятно, желая защититься от горячих лучей тропического солнца.
   Едва успел я окончательно прийти к убеждению, что в сотне шагов от меня находится Лола Вергара, как мы доехали до подошвы холма. Дорога перестала описывать зигзаги. С этой минуты до самого конца нашего путешествия мне только изредка удавалось бросить взгляд на предводителя шайки и его прекрасную спутницу.
   Я не имел возможности наблюдать за лицами Рамона Райаса и Лолы Вергара. Но беспокойные мысли продолжали терзать меня. В течение получаса, оставшегося до нашего прибытия на место, я строил одно предположение за другим. На душе у меня становилось все тяжелее и тяжелее.
   Первая мысль моя, естественно, вылилась в форму вопроса. Добровольно ли сделалась молодая харочо спутницей вождя сальтеадоров?