- В таком случае, мы и поедем прямо на этот огонь, - сказал офицер решительным тоном. - Если это порядочные люди, им нечего нас бояться; если же это какие-нибудь разбойники, то, судя по следу, нас столько же, сколько и их. Ну и посмотрим, кто одолеет! Вперед!
   Говоря это, он пришпорил лошадь и поскакал, сопровождаемый на этот раз всеми тремя проводниками.
   Глава 8
   В ПОГОНЕ ЗА НОВОСТЯМИ
   Дым, привлекший внимание проводников, поднимался от бивуака, расположенного на опушке кедрового леса, подле которого мирно паслись в густой траве две лошади и два мула; это их следы обнаружил Красная Стрела. Лошади эти были прекрасные образчики породы средней между индейским пони и большой американской лошадью. Мулы были хорошего роста, сильные и молодые. Но и те и другие прошли длинный путь, что подтверждалось их худобой и тою жадностью, с которой они щипали траву.
   Протекавшая вблизи река Желтый Камень, шириною в тысячу футов, несла свои воды меж зеленых берегов роскошной травы, выросшей на черноземной почве. Эта луговина тянулась на северо-восток вплоть до цепи холмов, и по обе стороны береговых лугов стояли высокие кедровые леса.
   В двадцати шагах от пасшихся животных весело трещал костер из сухих сучьев, а вокруг огня сидели три человека, которые собирались завтракать. Подле них были сложены в кучу два мексиканских вьюка, два широких калифорнийских седла, одеяла, мешки и карабины.
   Один из этих людей был Марк Мэггер, корреспондент газеты "Геральд", пустившийся разузнать о предполагаемом заседании военного совета индейцев. Но даже самому близкому его приятелю было бы трудно признать Марка Мэггера: так за эти дни изменились и костюм и лицо корреспондента.
   Во-первых, лицо его, обыкновенно чистое, гладко выбритое, с веснушками, теперь стало бронзовым от загара, а отросшая борода делала его неузнаваемым. Голубая фланелевая блуза с ремнем заменена была длиннополым черным сюртуком, застегнутым на пуговицы сверху донизу. Вместо широкополой соломенной шляпы на голове была черная фетровая. Короче говоря, Мэггер преобразился в скромного служителя американской церкви.
   Что касается его товарищей, то не было сомнения в том, что это "люди равнины", как их называют на дальнем востоке, то есть белые, для которых степь стала второй родиной.
   Один из них был здоровенный детина с огромной головой, казавшейся еще больше от массы черных как уголь волос, и такой же бороды. Этот гигант смотрел на всех добрыми глазами; в чертах лица выражались открытый характер и безграничная отвага. Одет он был в красную рубашку и красные штаны, заправленные в высокие сапоги; на голове едва держалась белая шляпа: до того она была со всех сторон продырявлена. Его единственное оружие - ружье - лежало подле него. Этот человек был известен под именем Чарлея из Колорадо, и известность его простиралась на пятьсот миль вокруг. Что касается последнего члена этого маленького отряда - его звали Красавец Билль, - вероятно, из-за его безобразия.
   Его настоящее имя было Вильям Фэрд; он был француз-метис, маленький, коротенький человек, сильный как буйвол, с темным цветом лица, толстыми губами и выдающимися скулами. Война и болезнь, казалось, одна перед другой старались обезобразить лицо Красавца Билля: все оно было испещрено оспинами; глубокий сабельный шрам шел наискось от лба к нижней челюсти; нос был едва заметен, и ко всему этому уцелел только левый глаз; передних зубов не было. В одну из его многочисленных экспедиций добирались и до единственного глаза Билля, но Чарлей Колорадо подоспел вовремя на помощь и уложил на вместе нападавшего. Это обстоятельство породило между Чарлеем и Биллем тесную дружбу, и с той поры они были неразлучны. Физические недостатки Билля не мешали ему быть одним из самых замечательных следопытов.
   - Ну, Чарлей, - сказал корреспондент "Геральда", снимая свой долгополый кафтан и бережно складывая его, - скоро узнаем, по той ли дороге мы идем. Как вы думаете?
   Чарлей собирался насадить кусок мяса на палочку и поджарить его на угольях, и потому не сразу ответил:
   - Красавец Билль и я решили довести дело до конца, господин Мигюр, и мы сдержим наше слово, только бы кожа на наших головах осталась цела. Не так ли, Билль?
   Билль в это время подносил ко рту приготовленный лакомый кусочек и просто ответил:
   - Вы знаете, я всюду с вами, и господин Мэгр может положиться на нас.
   - Неужели вы - ни тот, ни другой - не в состоянии называть меня моим настоящим именем? - спросил корреспондент, смеясь. - Полагаю, что сказать Мэггер ничуть не труднее, чем говорить Мигюр и Мэгр.
   - Очень благодарен за урок, господин Мигюр, - сказал Чарлей с величественным видом. - Конечно, я не обучен особенным тонкостям, а все-таки и я кой-чему научился в Кентукки лет тридцать тому назад, и пусть я подавлюсь этим бифштексом, если Мэггер произносится в любой цивилизованной стране иначе нежели Мигюр.
   - Если таково ваше личное мнение, я настаивать не могу, - сказал Марк, смеясь.
   - Да, это мое мнение, и я буду его отстаивать перед целым светом... Но что с тобой, Билль?
   Билль испустил какой-то свойственный только ему звук и пальцем указал на дорогу, по которой они приехали. Деревья в том месте, где они сидели, образовали над ними шатер; между ветвями видна была равнина, а вдали можно было различить группу всадников.
   - Индейцы, честное слово! - вскричал Чарлей, бросаясь к своему ружью.
   Что касается Мэггера, то он встал и не торопясь вглядывался вдаль. Это были несомненно верховые на расстоянии в несколько миль; направлялись они к бивуаку по тому же следу, который привел на это место и Мэггера с товарищами.
   Дети равнины не теряли времени на разглядывание приближавшихся к ним людей. Они побежали к лошадям и мулам, чтобы привести их поближе к бивуаку.
   Между тем наш бесстрашный корреспондент вынул подзорную трубу и внимательно рассматривал скачущих; довольный результатом, он обратился к товарищам, не успевшим еще подвести лошадей, и закричал:
   - Все отлично, Чарлей! Это казенные проводники и с ними драгунский офицер!
   - В таком случае, нам придется бежать или заставить их убраться, - ответил тот очень серьезно.
   - Почему? Ведь мы не делаем ничего беззаконного.
   - Разве можно когда-нибудь знать, что военные считают законным и что незаконным? - возразил человек равнины. - Эти военные только и думают о том, как бы помешать честным людям заработать кусок хлеба. У них всегда за пазухой какой-нибудь лист бумаги, повелевающий вам покинуть индейскую землю, особенно если у вас есть дела с краснокожими.
   - А ведь можно подумать, что вы занимаетесь немножко контрабандой, а?
   - Что же из этого? За всю мою жизнь я не сделал ни малейшего вреда ни белому, ни краснокожему; не всякий правительственный агент может этим похвастаться... Я никогда не торговал гнилой мукой или тухлой свининой... А что касается виски, то я, ей-Богу, продавал лишь те, которые пил сам. А ведь больше этого я никак не мог сделать! И вот нежданно-негаданно является какой-то франт-подпоручик со своими двумя рядами медных пуговиц и говорит: мой милый, надо покинуть это место, мы не можем дозволить вам оставаться здесь... Еще бы, черт возьми! Ох, уж эти военные! Где они появятся, туда порядочный человек лучше и не показывайся.
   И Чарлей энергично сплюнул, как бы желая этим удостоверить свое презрение к цивилизованным жителям Америки.
   Между тем Марк Мэггер снова навел свою трубу на приближавшихся всадников.
   - Кто бы ни были эти люди, - заметил он спокойно, обращаясь через минуту к Чарлею, - мне кажется, что будет гораздо лучше оставить ваши ружья в стороне. Во-первых, если сопровождающие офицера индейцы из племени сиуксов, нам не следует с ними ссориться, так как мы хотим проникнуть в их лагерь. Ведь вы знаете, каковы наши условия.
   - Я не забываю, что мы поступили к вам в услужение, господин Мигюр, почтительно ответил житель равнины, - но поистине, когда нас трое против четверых, и мы при этом отлично укрыты и защищены, не унизительно ли отказываться от сражения?
   - Если бы, друг мой, в мои намерения входило вести с кем бы то ни было сражения, я не допустил бы, чтобы вы оставили ваши револьверы в крепости, где я оставил и свой. Я сказал вам, что дело надо вести тонко и осторожно... вы увидите, я добьюсь своего... Итак, положите ваши ружья на землю, прикройте их одеялом и отведите лошадей и мулов на траву, откуда вы их привели... как будто ничего не произошло.
   Чарлей послушался, но был заметно огорчен. Что до Билля, то, не говоря ни слова, он помогал товарищу придать всему прежний вид.
   Корреспондент не переставал наблюдать в трубу за всадниками, заметно приближавшимися, и, когда они были на расстоянии около мили от бивуака, он надел свой черный длиннополый сюртук и уселся у огня.
   Между тем Франк Армстронг и проводники его подъезжали; лошади их, почуяв прекрасный корм на пастбище, без понукания неслись все быстрее и вскоре очутились у самого бивуака. Индейцы уже давно разглядели, что у огня было всего трое белых, мирно расположившихся как бы на отдыхе, а потому, считая всякую предосторожность излишнею, въехали прямо в лесную чащу.
   Молодой подпоручик был ужасно изумлен, когда, подъехав ближе, увидел пастора в длинном сюртуке и белом галстуке, погруженного в чтение церковного требника.
   - Здравствуйте, отче! - вежливо сказал он, пока индейцы почтительно разглядывали сидевшего у огня священника.
   Тот быстро поднял голову, как бы удивившись тому, что кто-то с ним заговаривает, и, оставив книгу, произнес:
   - Вот диво! Путешественники в этих местах! Добро пожаловать...
   - Ваше преподобие, - сказал Франк, - не позволите ли вы нам остановиться в вашем бивуаке?
   - Лицо земли принадлежит всем детям мира сего, - уклончиво ответил пастор. - Вода, пастбище, хворост и даже дичь, которая здесь обретается, принадлежат столько же вам, господин офицер, сколько и нам.
   - Итак, с вашего позволения, мы остановимся и расположимся здесь, - сказал молодой человек и в ту же минуту слез с лошади и начал ее расседлывать. Почтенный отец, - продолжал он с изысканной вежливостью, - благоволите сказать мне, с кем я имею честь говорить? Мое имя Армстронг - подпоручик 12-го драгунского, к вашим услугам.
   Пастор уже опять было углубился в свое чтение. Он снова, как бы удивленный, поднял голову и произнес:
   - Извините, вы, кажется, о чем-то меня спрашивали, господин офицер?
   - Да, да, - слегка нахмурившись, ответил Армстронг. - Я просил вас сказать мне ваше имя. Я офицер федеральной армии, достопочтенный отец, и не только мое право, но мой долг - осведомиться об имени и роде занятий всякого белого, которого я встречаю на индейской земле.
   - О, вы, конечно, извините мое незнание военных обычаев, господин офицер! Очень рад объявить вам и мое имя, и род моих занятий. Я - пастор Смитфилд, бакалавр богословия из Кайенны, и направляюсь в лагерь сиуксов, где, быть может, мне удастся кого-нибудь обратить в христианскую веру.
   - В самом деле! - воскликнул Франк. - Я тоже, почтенный отец, на дороге в лагерь сиуксов: мы можем идти вместе!
   На этот раз пастор отложил в сторону молитвенник и с минуту молча смотрел в глаза молодому офицеру.
   - Вы это серьезно говорите? - спросил он. - Понимаете ли вы, что я отправляюсь к вождю, который поклялся в непримиримой ненависти к американскому правительству, и что, если вы вздумаете там показаться, тысяча воинов, жаждущих крови, растерзает вас?
   - Знаю, но отчего же не попробовать солдату того, на что решается пастор?
   - Вы забываете одну деталь, одну особенность моего положения, а именно: самые дикие краснокожие уважают лиц духовного звания. Они знают, что я прихожу к ним не за землями, не за мехами, и что за убежище я им заплачу. Вот почему я без опасения могу пойти к сиуксам, тогда как вы рискуете жизнью, и можно спорить сто против одного, что вы поплатитесь ею.
   - Ваши рассуждения не лишены справедливости, но тем не менее я решился или следовать за вами в лагерь сиуксов или отвести вас пленником в форт Лукут.
   - Как то, так и другое будет недостаточно великодушно, - ответил мнимый Смитфилд. - Если я не ошибаюсь, вам хочется, чтобы я ввел вас к индейцам?
   - Именно, вы как нельзя лучше поняли мою мысль.
   - Но подумайте только: ведь я и по своему сану и по личному убеждению должен оставаться нейтральным. Выходит, что я, посланник мира, берусь ввести в лагерь Медведя-на-задних-лапах - великого вождя племени сиуксов - человека, мне совсем незнакомого, который в конце концов, может быть, не что иное как шпион, и у которого, конечно, готов какой-нибудь план для истребления племени...
   Франк Армстронг живо почувствовал всю справедливость этого возражения и поник головой.
   - Почем вы знаете, - заговорил он наконец, - может быть, наперекор вашему мнению, я несу предложение мира вождю сиуксов. Послушайте, почтенный отец, мне надо вам объяснить мои намерения, иначе они вам могут показаться просто фантазией. Уверяют, что там появился вождь... белый... то есть смешанной крови: наполовину индеец и наполовину американец, - что недоразумения, жертвою которых он сделался, отвратили его от белых и бросили на сторону индейцев... На основании того, что о нем рассказывают, о его гении, отваге, о военных познаниях, о возвышенности взглядов, мне кажется, что это один из моих друзей... самый дорогой товарищ молодости... и мне хочется спасти его от безумного предприятия, задуманного им, убедить его бросить дальнейшее восстание, которое может кончиться только бедой для краснокожих... Вот почему мне хочется проникнуть в лагерь сиуксов, а там - что Бог даст! Если вы, отче, откажетесь мне в этом помочь, мне останется одно: просить вас сопровождать меня в форт Лукут.
   Мнимый священник пожал плечами.
   - Нет, сударь мой, в Лукут вас провожать я не буду. Мне лучше исполнить ваше желание. Но помните, какой опасности и какому риску вы подвергаетесь... Индейцев ваших вести с нами немыслимо. В роли своего слуги могу я вас провести в лагерь. Само собой разумеется, что моя свита может иметь при себе только по одному ружью, необходимому для добывания дичи на пропитание.
   - Нет, - возразил Армстронг, - вы меня возьмете таким, как я есть. К вождю племени сиуксов поедет поручик 12-го драгунского полка, а не слуга пастора. Что касается моих индейцев, то, если вы находите нужным, я их отошлю, - ничего нет проще.
   Почти с восхищением Смитфилд смотрел на Франка Армстронга, меряя его взглядом с ног до головы.
   - Ну, пусть будет по-вашему. Это - сумасшествие, но оно меня восхищает.
   Выражение лица и вся фигура говорившего так поразили Армстронга, что он воскликнул:
   - Простите меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что вы не тот, за кого себя выдаете, - одним словом, вы - не пастор!
   - Вы правы, - сказал Мэггер, решительно сбрасывая маску, - я специальный корреспондент "Геральда", к вашим услугам, и искренний поклонник вашей отваги. Когда вы только захотите, господин Армстронг, если вы владеете пером так же искусно, как шпагой, вы можете поступить в редакцию нашей газеты, так как, я полагаю, во всей вашей засидевшейся в казармах армии не найдется и двух офицеров, которые осмелились бы на то, что вы предпринимаете!
   Говоря это, он протянул руку молодому офицеру, и тот искренно пожал ее.
   - Скажите, пожалуйста, имели ли вы хотя малейшее подозрение относительно того, кто я, до того времени, как я выдал себя?
   - Право, нет. Вы отлично исполняете свою роль.
   - Ничего не поделаешь! Надо быть на все способным, когда хочешь разжиться свежими новостями. Это, пожалуй, скажете вы, уж слишком; но мне взбрело в голову представить подробный отчет о том, что произойдет на большом совете сиуксов, и я или попаду к ним, или сложу голову.
   - А вот увидите, - с жаром сказал Армстронг, - мы добьемся своего и ничем за это не поплатимся!
   - Да, мы добьемся, я это чувствую, а мои предчувствия меня никогда не обманывали... Полагаю, кусочек жареного мяса вам будет нелишним, не так ли?
   Чарлей и Красавец Билль принялись немедленно за работу, и через четверть часа между молодыми людьми была заключена дружба, и они уселись за великолепный бифштекс.
   Глава 9
   ОХОТА НА БУЙВОЛОВ
   Внутри форта Лукут в тот день все было в движении, слышались веселые голоса и звуки музыки.
   Оркестр 12-го драгунского полка исполнял свои лучшие номера; у ворот стояли шарабаны и фургоны, а на плацу толпились всадники и амазонки. В числе всадников большая половина была офицеров, но были и приглашенные штатские; последние, вооруженные с головы до ног ружьями и револьверами, восседали на индейских пони. Бывший между ними судья Брэнтон, одетый в серый костюм и высокие сапоги, имел вид завзятого охотника.
   Комендант - полковник Сент-Ор, сменивший свой военный мундир на замшевую куртку, отдавал последние приказания и распоряжения относительно участников охоты.
   - Господин Брэнтон, я оставил вам место в шарабане с моей женой и госпожой Пейтон. Пожалуйста, займите ваше место: пора выезжать. Нам предстоит проехать четырнадцать миль, прежде чем доберемся до буйволов. А где же господин Гевит?
   Подпоручик Гевит подъехал на лошади; он был бледен и с рукой на перевязи. Его враг Татука не найден, хотя поиски велись вплоть до Малого Миссури.
   - Господин Гевит, я поручаю вам сопровождать фургоны с провизией. Поймите, вам нужно себя беречь, не утомляться, не то вы огорчите доктора Слокума, если привезете с охоты лихорадку. Вы поедете шагом, - вот вам мой приказ. А теперь - на коней и марш!
   И все тронулись из форта.
   Через полчаса компания достигла границы зеленых лугов, начинающихся в двух-трех милях от форта Лукут и продолжающихся вплоть до голой степи.
   Воздух был сух, чист и так прозрачен, что все предметы казались ближе, чем на самом деле; но в то же время было довольно свежо - это была середина октября, и прошло уже три недели после выступления отряда под командой Ван Дика из форта Лукут в степь. Во все это время на сто миль в окружности никто не видел ни одного индейца, хотя разведка делалась каждый день. Вот почему комендант и счел возможным устроить эту грандиозную охоту на буйволов.
   Соседи, узнав об отсутствии индейцев в округе, старались друг перед другом получить приглашение на эту охоту. Все дамы и почти все офицеры форта приняли участие в празднике. В форте с временным комендантом капитаном Штрикером осталось только несколько офицеров для прохождения гарнизонной службы.
   Немногие были в экипажах, остальные разжились верховыми лошадьми.
   Жюльета Брэнтон, единственная дочь богатого отца, восседала на великолепном чистокровном коне, приведенном с большими хлопотами и издержками из Омахи собственно для этого дня. Что же касается Нетти Дашвуд, то ее имущество заключалось только в седле и длинной амазонке, и ей пришлось бы удовольствоваться фронтовой драгунской лошадью, если бы на выручку не подоспел капитан Джим.
   - Милая барышня, - сказал он, - у меня есть пони, хотя не очень красивый, но быстрый на ходу; я предоставляю его в ваше полное распоряжение. Попробуйте, а я вам ручаюсь, что уж позади других вы на нем не останетесь.
   Нетти Дашвуд, которой не очень-то улыбалась перспектива карабкаться на высокую солдатскую лошадь, приняла предложение капитана Джима с благодарностью, и, таким образом, очутилась на прелестном белом пони, полном жару и огня.
   Себе капитан Джим оставил красивую гнедую лошадь, купленную в Южной Каролине у одного разорившегося плантатора. Брат Джима, полковник, сидел на своем великолепном жеребце; поручик Пейтон выглядел недурно на своем вороном. Вообще, все было прилично, а у некоторых гостей были и прекрасные лошади и красивые костюмы.
   Все общество весело двигалось по зеленому лугу, болтая и пересмеиваясь; иногда пускали лошадей в галоп; в арьергарде величественно тащились фуры с багажом и провизией.
   Переход в четырнадцать миль совершился почти незаметно, и не прошло и двух часов, как раздался сигнал остановиться на привале. Место выбрано было очень красивое: тут была свежая зелень и несколько водоемов, наполненных последними дождями.
   Вся окружающая местность была именно такою, какой представляется воображению европейца "американская равнина". Это, насколько хватает глаз, океан зеленой густой травы, переливающейся разными тенями, которая колышется от тихого ветерка как морские волны.
   - Вот это настоящая равнина! - вскричала Нетти Дашвуд.
   - Что же, разве мы здесь остановимся? - спросила Жюльета.
   - Да, сударыня, - сказал адъютант Пейтон. - Фургонам отдано приказание остановиться у того озерка, и там будет приготовлен завтрак. Нам остается не более одной мили до большой дороги, по которой ходят буйволы.
   - О, как бы мне хотелось поскорее их увидеть! - сказала Нетти. - Разве мы не успеем доехать туда, пока готовят кушанье?
   - Пожалуй, - согласился Джим, - это займет не более получаса времени. Мисс Жюльета и вы, Пейтон, хотите принять участие в нашей экспедиции?
   Получив утвердительный ответ, капитан поехал вперед, чтобы показывать дорогу, девушки в сопровождении Пейтона следовали за ним. Кавалькада направилась к линии холмов, которые замыкали равнину с северной стороны. Вскоре они потеряли из виду оставшихся на месте охотников.
   - А что, если я вдруг брошу вас, - спросил Джим у Нетти Дашвуд, - найдете вы одна дорогу назад?
   Она оглянулась во все стороны: зеленая равнина не представляла ни одной сколько-нибудь выдающейся приметы.
   - Попробую, - сказала она уверенным тоном.
   - А какое же направление вы возьмете?
   - На запад, конечно, так как по выезде из форта мы шли на восток, если я не ошибаюсь.
   - Ну, а как вы определите, где восток?
   - По солнцу, конечно.
   - А если солнце будет за тучами?
   - Ну, в таком случае я прибегну к помощи моего компаса.
   - Как, у вас есть компас?
   - А вот видите, на часовой цепочке. - И она показала крошечный компас, величиною не более монетки.
   - Ну, признаюсь, вы одно из чудес нашего времени. Ведь вот кузине вашей такая предосторожность и в голову не придет.
   Жюльета Брэнтон с Пейтоном немного отстали; вот почему Джим позволил себе такой бесцеремонный отзыв.
   - Вы очень ошибаетесь насчет моей кузины: она совсем, совсем не глупа; она говорит на трех языках.
   - Да я и не сомневаюсь в том, что она говорит на трех языках, исполняет сонаты Бетховена, поет модные романсы и сумеет нарисовать букет роз на веере. Сомневаюсь только в одном, что она, раз заблудившись здесь, сумеет найти дорогу.
   - Ну, об этом ей, как и нам, нечего беспокоиться. Полагаю, что мы здесь не потеряемся.
   В это время лошади начали подниматься на довольно крутой пригорок, и капитан, внезапно остановившись, сказал девушке:
   - На том склоне горы могут быть буйволы. Пустите меня одного подняться, а вы подержите мою лошадь.
   - Давайте.
   Джим Сент-Ор слез с лошади, передал поводья своей спутнице и с подзорной трубой в руках взошел на вершину горы. Там он осторожно улегся в траве и, направляя трубу в разные стороны, принялся осматривать окрестность. Вдруг он быстро собрал трубу, повернулся и поспешно стал спускаться с горы.
   - Надо как можно скорее вернуться в лагерь, - сказал он своим спутникам, там индейцы.
   При этом неожиданном известии Жюльета Брэнтон так побледнела, что казалось - она сейчас лишится чувств. Что касается Нетти, то у нее от радости заблестели глаза, и она воскликнула:
   - Какое счастье, как интересно! Ведь я никогда не видала диких, то есть настоящих диких...
   Оба офицера в недоумении переглянулись. Их поразила эта безотчетная отвага слабенькой на вид девушки, какой казалась мисс Дашвуд рядом с величественной Жюльетой Брэнтон.
   - Успокойтесь, мисс Жюльета, - сказал Джим, - нет никакой опасности: индейцы от нас в пяти милях, если не больше, и притом они нас не заметили.
   - Все равно я боюсь! - вскричала Жюльета с неописуемым ужасом. - Поедемте, поедемте отсюда! Господин Пейтон, ради Бога, проводите нас скорее в лагерь.
   - В самом деле, уезжайте-ка по добру по здорову. Я поеду позади вас, чтобы понаблюдать за передвижением этих разбойников и вообще узнать, в чем дело.
   - Позвольте мне остаться с вами, капитан, - взмолилась Нетти Дашвуд, как бы желая этим окончательно успокоить Жюльету.
   - С большим удовольствием, тем более, что в сущности никакой опасности не предвидится.
   Несмотря на это уверение, Жюльета Брэнтон пустила свою лошадь в галоп и поскакала к лагерю в сопровождении Пейтона. Вскоре оба скрылись за холмами.
   - Вы, мисс Нетти, просто храбрый солдатик, - сказал капитан, когда они остались вдвоем. - Но вы сильно ошибаетесь, если предполагаете в индейцах рыцарские чувства и ожидаете какого бы то ни было снисхождения к девушке. Ведь это просто дьяволы: они не различают ни пола, ни возраста, и, откровенно говорю вам, если бы нам грозила опасность быть захваченными здесь, то прежде чем попасть к ним в руки, я взял бы револьвер и застрелил сначала вас, потом себя. На этом условии вы не откажетесь от своего желания подняться на вершину, чтобы посмотреть на индейцев?
   Нетти чуть-чуть побледнела, и рука, державшая повод, задрожала, но она быстро овладела собой и сказала:
   - Да, капитан, я иду с вами! К тому же я вооружена! - И она вынула из-за пояса маленький пистолет, отделанный слоновой костью, и показала его Джиму.
   - Что это такое? - спросил он, надевая лорнет, как будто оружие было слишком мало, чтобы его разглядеть.
   - Это очень хороший пистолет, уверяю вас, - сказала Нетти, немножко обиженная. - Я из него попадаю в шляпу с двенадцати шагов семь раз из десяти.
   - Мисс Нетти, вы напомнили мне слова, сказанные неким Чарлеем Колорадо, когда противник направил на него такое же точно оружие...