Лжедмитриевна впервые взглянула на Алексея Палыча с интересом.
– Ну, – замялся Алексей Палыч, – возможно, и буду. Даже скорее всего буду. Но не от большого желания. Это что-то вроде инстинкта: мало кто может равнодушно смотреть, когда гибнет... – тут Алексей Палыч запнулся, ибо точно не знал, кто стоял перед ним, – что-то живое, – закончил он не слишком определенно.
– Вы хотите сказать, что разум заставляет вас желать моей гибели, а что-то другое заставляет меня спасать? Но что может быть сильнее разума? Мне это не понятно.
– Подозреваю, что вам многое непонятно, – сказал Алексей Палыч, понемногу возвращаясь в агрессивное состояние.
– Конечно, – согласилась Лжедмитриевна, – иначе я была бы не здесь, а дома.
– Вот и возвращайтесь домой! А мы выведем группу обратно.
– Попробуйте им об этом сказать.
Алексей Палыч мысленно сплюнул и вернулся к Борису. О том, чтобы говорить с группой сейчас, не могло быть и речи.
– Чего вы с ней там – за ручку? – спросил Борис.
– Да так... еще раз попробовал уговорить вернуться. Не вышло.
– И не выйдет. Рука-то у нее хоть настоящая?
– То есть?..
– Человеческая?
– Вполне, – со вздохом сказал Алексей Палыч.
После купания ребята начали организовывать переправу. Все оказалось очень просто. Стасик, зажав в зубах конец веревки, переплыл на ту сторону и обвязал веревку вокруг ствола. Другой конец закрепили повыше, на этом берегу. Рюкзаки, подвешенные на карабинах, переехали через реку. Ребята, Алексей Палыч и Борис – им все же пришлось раздеться – переплыли сами.
Алексей Палыч ожидал посрамления лжекандидата в мастера спорта. Оно не состоялось. Скорее, наоборот. Под предлогом проверки снаряжения "мадам" села в петлю, прикрепленную карабином к веревке, и лихо, чуть ли не под аплодисменты, скользнула на ту сторону.
Обманутый Алексей Палыч, натягивая брюки прямо на мокрые трусы, уже сожалел о своем благородном поступке.
ИЗОБРЕТЕНИЕ ОГНЯ
ДЕВИЗ – "СЕВЕР"
– Ну, – замялся Алексей Палыч, – возможно, и буду. Даже скорее всего буду. Но не от большого желания. Это что-то вроде инстинкта: мало кто может равнодушно смотреть, когда гибнет... – тут Алексей Палыч запнулся, ибо точно не знал, кто стоял перед ним, – что-то живое, – закончил он не слишком определенно.
– Вы хотите сказать, что разум заставляет вас желать моей гибели, а что-то другое заставляет меня спасать? Но что может быть сильнее разума? Мне это не понятно.
– Подозреваю, что вам многое непонятно, – сказал Алексей Палыч, понемногу возвращаясь в агрессивное состояние.
– Конечно, – согласилась Лжедмитриевна, – иначе я была бы не здесь, а дома.
– Вот и возвращайтесь домой! А мы выведем группу обратно.
– Попробуйте им об этом сказать.
Алексей Палыч мысленно сплюнул и вернулся к Борису. О том, чтобы говорить с группой сейчас, не могло быть и речи.
– Чего вы с ней там – за ручку? – спросил Борис.
– Да так... еще раз попробовал уговорить вернуться. Не вышло.
– И не выйдет. Рука-то у нее хоть настоящая?
– То есть?..
– Человеческая?
– Вполне, – со вздохом сказал Алексей Палыч.
После купания ребята начали организовывать переправу. Все оказалось очень просто. Стасик, зажав в зубах конец веревки, переплыл на ту сторону и обвязал веревку вокруг ствола. Другой конец закрепили повыше, на этом берегу. Рюкзаки, подвешенные на карабинах, переехали через реку. Ребята, Алексей Палыч и Борис – им все же пришлось раздеться – переплыли сами.
Алексей Палыч ожидал посрамления лжекандидата в мастера спорта. Оно не состоялось. Скорее, наоборот. Под предлогом проверки снаряжения "мадам" села в петлю, прикрепленную карабином к веревке, и лихо, чуть ли не под аплодисменты, скользнула на ту сторону.
Обманутый Алексей Палыч, натягивая брюки прямо на мокрые трусы, уже сожалел о своем благородном поступке.
ИЗОБРЕТЕНИЕ ОГНЯ
После купания идти стало легче, но ненадолго. Затаившаяся на время усталость быстро вернулась. Алексей Палыч чувствовал некоторую слабость в ногах; пустой желудок взвыл с новой силой.
Группа форсировала небольшой овражек, поросший ольхой и тощим березняком. По дну овражка струился ручей, впереди начинался чистый сосновый бор.
Стасик, шедший впереди, остановился.
– Привал? – спросил он, обращаясь к Лжедмитриевне.
– Решай сам.
– Привал! – скомандовал Стасик.
– И ночлег, – добавила вторая девочка. – Место хорошее, а что там впереди – неизвестно. Да, Елена Дмитна?
– Решайте сами.
Теперь видно было, что ребята тоже устали. Но никто не настаивал на ночлеге. Однако когда Гена предложил "сделать" еще несколько километров, ему дружески посоветовали "закрыть пасть". Гена охотно послушался и первым скинул рюкзак на землю.
Алексей Палыч считал, что в таких случаях решать должен руководитель похода. Но лжекандидат в мастера только наблюдала, хотя и внимательно.
Отсюда следовало, что она была прирожденной демократкой и не хотела приказывать по мелочам, или... или просто не знала, что нужно делать.
Ребятишки работали четко. На них было просто приятно посмотреть. По-деловому и без суеты они расшнуровали рюкзаки, достали спальные мешки, колышки-уголки для растяжек. Появились палатки-душегубки низкие, двухместные; в них можно было только лежать, но зато они занимали мало места.
Лжедмитриевна натягивала свою палатку одна. Расстелила ее на земле, растянула дно на колышках, затем поставила стойки и принялась за растяжки. Получалось у нее вполне прилично. Наверное, тренировалась у себя дома на каком-нибудь полигоне.
Наблюдая за всей этой разумной суетой, Алексей Палыч томился без дела. В походах он не бывал, и сейчас до всего ему приходилось доходить своим умом. Наконец его осенило.
– Очевидно, потребуются дрова? – сказал он в пространство.
Его услышали.
– Очевидно, – отозвался Стасик.
– Сейчас, сейчас, – обрадовался Алексей Палыч. – Боря, идем.
Алексей Палыч и Борис направились к лесу.
– Эй, эй! – крикнули им сзади.
Блеснув на солнце остро заточенным лезвием, топорик ударился о землю совсем рядом.
– А если бы чуть левее? – задумчиво сказал Алексей Палыч.
– Я же говорю – придурки, – отозвался Борис.
– Ну, это ты зря... Ребята хорошие, мне они нравятся.
– У вас все хорошие. А так не бывает. Что в ней хорошего?
Алексей Палыч без труда понял, что речь идет все о той же Мартышке. Конечно, в ней все было отвратительно: и то, что она подошла, и то, что улыбнулась, и что обратно бежала вприпрыжку, и что несла тяжелый рюкзак, в то время когда Борис шел налегке. Даже купальник был у нее мерзкий – совсем новенький, красный в белый горошек.
– Боря, – сказал Алексей Палыч, – в своей неприязни к девочкам ты становишься однообразным. Это не оригинально. Конечно, многие проходят эту стадию... Но пора из нее выходить. Все-таки женщины – половина человечества. Даже, говорят, – лучшая половина.
Одно из достоинств Бориса заключалось в том, что он был человеком практическим. Он сразу увидел, что учителя понесло, что тот замедлил шаги и даже собирался остановиться.
– А дрова? – спросил Борис.
– Что дрова? Ах, дрова... Действительно, нас же ждут.
Они шли по лесу, отыскивая сухие, тонкие сосны. Борис надрубал их топором, Алексей Палыч обламывал. Скоро набралось по два хороших пучка стволов. Взвалив пучки комлями на плечи, друзья поволокли их к месту стоянки.
Тут нет никакой оговорки. Алексей Палыч и его ученик Борис на самом деле были друзьями. Разница в возрасте компенсировалась общим увлечением и общими хлопотами. Увлечение – электроника. Общие хлопоты – с предшественником Лжедмитриевны. Десять дней уверток и риска, обманов и бескорыстия, мелких хищений и благородных поступков скрепили их дружбу, как десять лет. Они стали сообщниками. Возможно предателями нашей планеты, возможно – благодетелями чужой.
Оба они были связаны одной веревочкой, и веревочка тянулась в Большой Космос.
Как бы только не запутаться в этой веревочке.
Возле палаток, выстроившихся по одной линии, уже окопали кострище; две рогульки с перекладиной поддерживали котелок и бидон вместо чайника.
Паренек, бывший караульным у станции, на горсть белого мха положил тонкие веточки, на них – потолще, из принесенных дров.
– У кого спички?
– Елена Дмитна, должны быть у вас.
"Мадам" заглянула в рюкзак, порылась в нем, затем обшарила наружные карманы.
– У меня нет.
– Вы разве не покупали?
– Кажется, я поручала кому-то.
– Кому? – спросил Стасик, грозно оглядывая ребят.
Никто не откликнулся, но все принялись обыскивать свои рюкзаки и карманы. Результат тот же.
– Вы не курите?
– К сожалению... – вздохнул Алексей Палыч.
– А ты?
– Еще не научился, – ответил Борис.
– Ну и зря, – нахмурился Стасик. – Что же делать, Елена Дмитна?
– Решайте, – сказала Лжедмитриевна, уставившись на ребят немигающим взглядом экзаменатора.
Наступило молчание, прерываемое лишь шлепками по лицу и рукам: комары еще не отправились на ночлег и торопились получить свою каплю молодой крови.
– Когда-то огонь добывали трением... – вспомнила вторая девочка.
– Чего об чего тереть?
– Я не знаю.
– Это бессмысленно, – вмешался Алексей Палыч. – Ничего не выйдет. Такие опыты ставились. Получается раз из сотни, да и то не у всех.
– А что смысленно? – спросил Стасик.
Алексей Палыч взглянул на солнце, которое уже собиралось зацепиться за верхушки деревьев.
– Завтра мы могли бы что-нибудь придумать, – Алексей Палыч умышленно сказал "мы", а не "я". – Сегодня солнце уже слишком низко. Можно сложить стеклышки от часов, заполнить их водой и обмазать по краям – получится лупа.
– Как в "Таинственном острове"! – обрадовалась вторая девочка. Я как раз недавно читала.
– "Таинственного острова" я уже не помню, – сказал Алексей Палыч, – но ведь я все-таки физик...
– Вы физик?! – обрадовался Стасик. – Тогда в чем же дело? Расщепите какой-нибудь атом, и порядок. Нам ведь не нужен большой взрыв, нам хотя бы искру.
Ребята повеселели. Кое-кто засмеялся. Не так уж их пугал ужин всухомятку. Просто ночевать в лесу без костра неинтересно. Так можно спать и дома.
– Стоп! – вдохновился Алексей Палыч. – Ты сказал "искра"... А это идея. Искру мы можем добыть. Я думаю, что можем. Нужен напильник, желательно плоский...
Напильник нашелся, но трехгранный.
– Ничего, – сказал Алексей Палыч, – теперь нужен кремень. Я думаю, в ручье можно найти подходящий камень. Боря, ты знаешь, как выглядит кварц, сходи, покажи ребятам.
Двое мальчиков и Борис побежали в ложбину. Лжедмитриевна между тем сидела на том же месте и наблюдала за всем своим немигающим, рыбьим взглядом.
Ребята вернулись с камнями.
Алексей Палыч выбрал один с заостренными краями и желтовато-бурыми вкраплениями кварца.
– Теперь дело за малым, – сказал Алексей Палыч. – Нужен трут кусочек ваты или мягкой веревки. Но он должен быть обожженным...
Вата нашлась в аптечке. Но она была бела, как снега Антарктиды.
– А так не загорится?
– Попробовать можно.
Алексей Палыч приложил кусочек ваты к кремню и несколько раз ударил напильником вскользь по острому краю. Несколько искр соскочили с кремня и утонули в пушистом комочке.
– Ура! – прошептал кто-то из ребят.
Учитель понимал, что сейчас решается судьба не только горячей похлебки. Решалась и их с Борисом судьба. Но до "ура" было пока далеко.
– Хоть бы небольшой уголек... – сказал Алексей Палыч. – Вату можно натереть.
– Чижик! – заорал вдруг Стасик. – Ты же весной на сборе горел! Давай твой спальник.
Слова эти были обращены к парнишке небольшого роста, от которого за весь день Алексей Палыч не слышал ни одного слова.
Чижик вышел из круга и степенно, вразвалочку, этаким самостоятельным мужичком, двинулся за спальником.
– Ты побыстрей не можешь?
Ответа не последовало.
– Чижик у нас – король переходов, – сообщил Стасик Алексею Палычу. – Утром не поднимешь, вечером не остановишь. Вынослив и неприхотлив. Питается осиновой корой и молодыми побегами.
Доверительные слова Стасика можно было понять и так, что Алексея Палыча принимают в компанию. Уж теперь-то огонь надо было добыть хоть лопни.
На чехле спального мешка вырисовывалась довольно большая заплата.
– Снимай чехол.
Под чехлом на материи тоже оказалась латка.
Стасик вынул из кармана складной нож и уже собирался вспороть латку в центре. Чижик молча взял нож из его рук и стал аккуратно подпарывать латку с края. Он запустил внутрь два пальца и вытащил темно-коричневый комочек подпаленной ваты.
Это было то, что нужно.
После нескольких ударов напильника о кремень вата затлела. К ней добавили еще ваты, затем в ход пошел сухой белый мох, тончайшие веточки. Спустя несколько минут костер горел как положено.
Огонь, добытый таким трудом, был для ребят не просто огнем. Это не спичкой чиркнуть. Огонь был почти священный. Как в древности. И, как в древности, ребята исполнили в честь него небольшой танец.
Впрочем, неизвестно, танцевали первобытные люди возле огня или нет. Может быть, они просто сидели вокруг, грелись и в их косматых головах плавали стандартные мысли о будущем, когда для каждого выстроят однокомнатную пещеру с отдельным ходом и можно будет отделиться от взрослых детей, которые отнимают самые вкусные кости. И может быть, они не были такими косматыми, какими их рисуют в сильно исторических повестях... С дубинками ли, без дубинок; в шкурах или в бикини; молодые и старые... У всех – грива. Да побойтесь бога, художники! Были тогда лысины, были! "Не может быть, чтобы не было", думал Алексей Палыч, поглаживая себя ото лба к затылку.
Вот до каких размышлений способен довести человека успех, даже временный. Сотворитель огня Алексей Палыч гордился своей победой. Он сидел у созданного им костра, и в голове его бродили мысли совсем бесполезные для дела спасения группы. Впрочем, начались они с воспоминаний о том, что, по словам Лжедмитриевны, там, в Космосе, живут какие-то шустрые ребята, которые слишком много знают, но не знают чего-то, что знаем мы, хоть мы для них, может быть, что-то вроде первобытных людей.
Ребята, отплясав, подошли к Лжедмитриевне.
– Ай да мы! Правда, мы молодцы? Да, Елен Дмитна?
– Вы быстро справились.
– Теперь будем хранить огонь? – спросила Мартышка. – Понесем угольки? Ой как интересно! Кто будет хранителем?
– Не нужно, – сказал Алексей Палыч. – Мы сделаем настоящий трут. Надо только следить, чтобы не отсырел.
Безымянная пока для Алексея Палыча девочка помешивала в котелке. Гречневая каша из концентрата уже не булькала, а солидно пыхтела. Обманутые комары пикировали в котелок и оставались в нем навеки. Но это никого не пугало. После того как в нее вывалили банку тушенки, в воздухе поплыли волны невыносимо вкусного запаха.
На разостланном лоскуте полиэтилена появились пластмассовые миски, деревянные ложки и железные кружки – по одной на каждого, исключая нахлебников.
Тем не менее первая миска досталась Алексею Палычу. Ее подал Стасик.
– Ешьте, ешьте, – засмущался Алексей Палыч, – я в последнюю очередь.
– Если бы не вы, мы вообще бы на хлебе и воде сидели, – сказал Стасик. – Это уж точно. Я вам на двоих положил. Я могу прямо из котелка.
– Чтобы больше досталось, – заметил бывший караульщик.
– Шурик, – заметил Стасик, – я человек благородный. Мои чувства измеряются не жратвой, а совсем другими вещами.
– Тогда тебе и котелок мыть.
– Посуду я вымою, – сказал Борис. Это было его первое обращение к ребятам. Никто не удивился.
– И завтра – тоже, – уточнил Шурик. – У нас дежурство по суткам.
Борис молча кивнул. Пора длинных речей для него еще не настала.
Ложек заговорщикам не досталось. Очевидно, походное гостеприимство не распространялось на сугубо личные вещи. Но и щепочками у них получалось неплохо. Правда, даровая каша сильно смущала Алексея Палыча. Но тут уж ничего не поделаешь: чтобы бороться, надо жить, а чтобы жить – надо питаться хоть время от времени.
Лжедмитриевна сидела рядом со всеми и молча поглощала кашу. Она вообще была удивительно немногословна для руководителя. Умение не торопиться, не контролировать каждую мелочь – хорошее качество. Но должна быть и разница между руководителем и наблюдателем. "Мадам" вела себя скорее как наблюдатель. Алексей Палыч удивлялся, что ребята пока этого не замечают.
После чаепития Борис сложил посуду в котелок и понес ее к ручью. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал. Хотелось свалиться на землю и лежать хоть неделю, хоть две. А ведь ребята еще несли рюкзаки... Но и Борис не шел налегке: он знал то, чего не знали ребята. Он тоже нес свой груз, и еще неизвестно, чья ноша была тяжелее. Это была та самая нервная усталость, которая одинаково поражает и детей и родителей, но родители почему-то считают, что в их океане волны выше и круче.
Когда Борис возвратился, ребята вслух размышляли над тем, как устроить ночлег приблудной парочке.
– А как вы думаете, Елена Дмитна?
"Мадам" произнесла свое традиционное "решайте сами".
Предложение "разбросать" гостей по палаткам было отвергнуто: палатки не банки, люди не кильки.
– А чем плохо на воздухе? – спросил Алексей Палыч.
– А вы согласны?
– Не в нашем положении выбирать. Кроме того, ночь теплая.
– А комары?
– Есть мазь, – влез в разговор Шурик.
– Где аптечка?
Аптечка – ее не успели убрать – лежала рядом. Мази в ней не оказалось.
– Валентина, – строго сказал Стасик, – сейчас мы будем тебя немножко вешать.
– Я все положила! – возмутилась вторая девочка. – Там список. Я по списку проверяла. И тюбики помню. Зелененькие такие, там еще елки нарисованы. Пять штук тюбиков.
– Куда они делись?
– Откуда я знаю. Я коробку при всех доставала.
– Да не такая уж важность – комары, – вмешался Алексей Палыч. – Мы с Борей накроемся моим пиджаком. Не съедят.
– Дайте им чехлы от спальников, – посоветовала Мартышка. – Все равно жарко. Я лично в мешок не полезу, только подстелю. Боря, возьмешь мой чехол.
Сказано было по-дружески. Даже слишком. Девочка чувствовала волну сопротивления, исходившую от Бориса. Это ее и притягивало. Препятствие нужно преодолеть для себя лично, для своего самолюбия.
Но противник у Мартышки оказался не из легких. Отношения Бориса с девочками отличались удивительной простотой: никаких отношений не было. Такие ребята, когда придет время, влюбляются без разбора, в первую встречную.
– Ничего мне не надо, – мрачно сказал Борис.
Мартышка не настаивала. Даже улыбнулась: она не забыла, что на плечах Бориса ее свитер.
Чехлы все-таки сняли – Стасик и Чижик.
Борис принял благодеяние наполовину. Он не полез в чехол, а лег на него и тут же уснул.
Алексей Палыч уснуть не мог. Человек немолодой и нетренированный, он находился в той степени переутомления, когда невозможно заснуть именно от усталости. В палатках копошились ребята, воюя за квадратные сантиметры. Скоро все стихло. Борис спал, подложив руку под голову. Комары спокойно паслись на его лице.
Алексей Палыч укрыл голову Бориса пиджаком и залез в чехол. Лежа на спине, он смотрел в посеревшее небо и думал о том, что за последнее время мальчик, лежавший рядом, стал для него очень близок. Он понимал, что все это временно: Борис вырастет и уйдет. Но сейчас это было важно: у Алексея Палыча, в его сорок пять, имелось множество хороших и нехороших знакомых, а вот друзей не было ни одного.
Еще он думал о ребятах, спавших рядом в палатках. Они ему нравились. Было в них что-то особенное. Неужели это те самые ребята, которые в школе хулиганят, изводят учителей, издеваются над слабыми и неумелыми? Многолетний учительский опыт подсказывал, что – те самые. Сегодняшний опыт говорит прямо противоположное...
Думал и о Лжедмитриевне. О ее странной фразе: "...раз вы сели в эту электричку, то вернуться уже не сможете". Что значит не смогут? Если бы они не пошли в лес, то до конца жизни, что ли, сидеть им на станции? На станции Алексей Палыч смутился, но тогда у него не было времени для размышлений. Сейчас время было. Но никаких чудес пока не случилось...
"Увидела, что выследили, и решила забрать с собой."
На такой мысли Алексей Палыч успокоился. При этом не следует забывать, что в русском языке глагол "успокоиться" имеет смысл "успокоить себя". Другого-то выхода просто не было.
Алексей Палыч уже засыпал, когда услышал – или ему показалось под боком чье-то дыхание. Он разлепил веки и увидел – или ему почудилось – нечто мохнатое и живое.
– Спи, собака, спи... – пробормотал Алексей Палыч и повернулся на другой бок.
Группа форсировала небольшой овражек, поросший ольхой и тощим березняком. По дну овражка струился ручей, впереди начинался чистый сосновый бор.
Стасик, шедший впереди, остановился.
– Привал? – спросил он, обращаясь к Лжедмитриевне.
– Решай сам.
– Привал! – скомандовал Стасик.
– И ночлег, – добавила вторая девочка. – Место хорошее, а что там впереди – неизвестно. Да, Елена Дмитна?
– Решайте сами.
Теперь видно было, что ребята тоже устали. Но никто не настаивал на ночлеге. Однако когда Гена предложил "сделать" еще несколько километров, ему дружески посоветовали "закрыть пасть". Гена охотно послушался и первым скинул рюкзак на землю.
Алексей Палыч считал, что в таких случаях решать должен руководитель похода. Но лжекандидат в мастера только наблюдала, хотя и внимательно.
Отсюда следовало, что она была прирожденной демократкой и не хотела приказывать по мелочам, или... или просто не знала, что нужно делать.
Ребятишки работали четко. На них было просто приятно посмотреть. По-деловому и без суеты они расшнуровали рюкзаки, достали спальные мешки, колышки-уголки для растяжек. Появились палатки-душегубки низкие, двухместные; в них можно было только лежать, но зато они занимали мало места.
Лжедмитриевна натягивала свою палатку одна. Расстелила ее на земле, растянула дно на колышках, затем поставила стойки и принялась за растяжки. Получалось у нее вполне прилично. Наверное, тренировалась у себя дома на каком-нибудь полигоне.
Наблюдая за всей этой разумной суетой, Алексей Палыч томился без дела. В походах он не бывал, и сейчас до всего ему приходилось доходить своим умом. Наконец его осенило.
– Очевидно, потребуются дрова? – сказал он в пространство.
Его услышали.
– Очевидно, – отозвался Стасик.
– Сейчас, сейчас, – обрадовался Алексей Палыч. – Боря, идем.
Алексей Палыч и Борис направились к лесу.
– Эй, эй! – крикнули им сзади.
Блеснув на солнце остро заточенным лезвием, топорик ударился о землю совсем рядом.
– А если бы чуть левее? – задумчиво сказал Алексей Палыч.
– Я же говорю – придурки, – отозвался Борис.
– Ну, это ты зря... Ребята хорошие, мне они нравятся.
– У вас все хорошие. А так не бывает. Что в ней хорошего?
Алексей Палыч без труда понял, что речь идет все о той же Мартышке. Конечно, в ней все было отвратительно: и то, что она подошла, и то, что улыбнулась, и что обратно бежала вприпрыжку, и что несла тяжелый рюкзак, в то время когда Борис шел налегке. Даже купальник был у нее мерзкий – совсем новенький, красный в белый горошек.
– Боря, – сказал Алексей Палыч, – в своей неприязни к девочкам ты становишься однообразным. Это не оригинально. Конечно, многие проходят эту стадию... Но пора из нее выходить. Все-таки женщины – половина человечества. Даже, говорят, – лучшая половина.
Одно из достоинств Бориса заключалось в том, что он был человеком практическим. Он сразу увидел, что учителя понесло, что тот замедлил шаги и даже собирался остановиться.
– А дрова? – спросил Борис.
– Что дрова? Ах, дрова... Действительно, нас же ждут.
Они шли по лесу, отыскивая сухие, тонкие сосны. Борис надрубал их топором, Алексей Палыч обламывал. Скоро набралось по два хороших пучка стволов. Взвалив пучки комлями на плечи, друзья поволокли их к месту стоянки.
Тут нет никакой оговорки. Алексей Палыч и его ученик Борис на самом деле были друзьями. Разница в возрасте компенсировалась общим увлечением и общими хлопотами. Увлечение – электроника. Общие хлопоты – с предшественником Лжедмитриевны. Десять дней уверток и риска, обманов и бескорыстия, мелких хищений и благородных поступков скрепили их дружбу, как десять лет. Они стали сообщниками. Возможно предателями нашей планеты, возможно – благодетелями чужой.
Оба они были связаны одной веревочкой, и веревочка тянулась в Большой Космос.
Как бы только не запутаться в этой веревочке.
Возле палаток, выстроившихся по одной линии, уже окопали кострище; две рогульки с перекладиной поддерживали котелок и бидон вместо чайника.
Паренек, бывший караульным у станции, на горсть белого мха положил тонкие веточки, на них – потолще, из принесенных дров.
– У кого спички?
– Елена Дмитна, должны быть у вас.
"Мадам" заглянула в рюкзак, порылась в нем, затем обшарила наружные карманы.
– У меня нет.
– Вы разве не покупали?
– Кажется, я поручала кому-то.
– Кому? – спросил Стасик, грозно оглядывая ребят.
Никто не откликнулся, но все принялись обыскивать свои рюкзаки и карманы. Результат тот же.
– Вы не курите?
– К сожалению... – вздохнул Алексей Палыч.
– А ты?
– Еще не научился, – ответил Борис.
– Ну и зря, – нахмурился Стасик. – Что же делать, Елена Дмитна?
– Решайте, – сказала Лжедмитриевна, уставившись на ребят немигающим взглядом экзаменатора.
Наступило молчание, прерываемое лишь шлепками по лицу и рукам: комары еще не отправились на ночлег и торопились получить свою каплю молодой крови.
– Когда-то огонь добывали трением... – вспомнила вторая девочка.
– Чего об чего тереть?
– Я не знаю.
– Это бессмысленно, – вмешался Алексей Палыч. – Ничего не выйдет. Такие опыты ставились. Получается раз из сотни, да и то не у всех.
– А что смысленно? – спросил Стасик.
Алексей Палыч взглянул на солнце, которое уже собиралось зацепиться за верхушки деревьев.
– Завтра мы могли бы что-нибудь придумать, – Алексей Палыч умышленно сказал "мы", а не "я". – Сегодня солнце уже слишком низко. Можно сложить стеклышки от часов, заполнить их водой и обмазать по краям – получится лупа.
– Как в "Таинственном острове"! – обрадовалась вторая девочка. Я как раз недавно читала.
– "Таинственного острова" я уже не помню, – сказал Алексей Палыч, – но ведь я все-таки физик...
– Вы физик?! – обрадовался Стасик. – Тогда в чем же дело? Расщепите какой-нибудь атом, и порядок. Нам ведь не нужен большой взрыв, нам хотя бы искру.
Ребята повеселели. Кое-кто засмеялся. Не так уж их пугал ужин всухомятку. Просто ночевать в лесу без костра неинтересно. Так можно спать и дома.
– Стоп! – вдохновился Алексей Палыч. – Ты сказал "искра"... А это идея. Искру мы можем добыть. Я думаю, что можем. Нужен напильник, желательно плоский...
Напильник нашелся, но трехгранный.
– Ничего, – сказал Алексей Палыч, – теперь нужен кремень. Я думаю, в ручье можно найти подходящий камень. Боря, ты знаешь, как выглядит кварц, сходи, покажи ребятам.
Двое мальчиков и Борис побежали в ложбину. Лжедмитриевна между тем сидела на том же месте и наблюдала за всем своим немигающим, рыбьим взглядом.
Ребята вернулись с камнями.
Алексей Палыч выбрал один с заостренными краями и желтовато-бурыми вкраплениями кварца.
– Теперь дело за малым, – сказал Алексей Палыч. – Нужен трут кусочек ваты или мягкой веревки. Но он должен быть обожженным...
Вата нашлась в аптечке. Но она была бела, как снега Антарктиды.
– А так не загорится?
– Попробовать можно.
Алексей Палыч приложил кусочек ваты к кремню и несколько раз ударил напильником вскользь по острому краю. Несколько искр соскочили с кремня и утонули в пушистом комочке.
– Ура! – прошептал кто-то из ребят.
Учитель понимал, что сейчас решается судьба не только горячей похлебки. Решалась и их с Борисом судьба. Но до "ура" было пока далеко.
– Хоть бы небольшой уголек... – сказал Алексей Палыч. – Вату можно натереть.
– Чижик! – заорал вдруг Стасик. – Ты же весной на сборе горел! Давай твой спальник.
Слова эти были обращены к парнишке небольшого роста, от которого за весь день Алексей Палыч не слышал ни одного слова.
Чижик вышел из круга и степенно, вразвалочку, этаким самостоятельным мужичком, двинулся за спальником.
– Ты побыстрей не можешь?
Ответа не последовало.
– Чижик у нас – король переходов, – сообщил Стасик Алексею Палычу. – Утром не поднимешь, вечером не остановишь. Вынослив и неприхотлив. Питается осиновой корой и молодыми побегами.
Доверительные слова Стасика можно было понять и так, что Алексея Палыча принимают в компанию. Уж теперь-то огонь надо было добыть хоть лопни.
На чехле спального мешка вырисовывалась довольно большая заплата.
– Снимай чехол.
Под чехлом на материи тоже оказалась латка.
Стасик вынул из кармана складной нож и уже собирался вспороть латку в центре. Чижик молча взял нож из его рук и стал аккуратно подпарывать латку с края. Он запустил внутрь два пальца и вытащил темно-коричневый комочек подпаленной ваты.
Это было то, что нужно.
После нескольких ударов напильника о кремень вата затлела. К ней добавили еще ваты, затем в ход пошел сухой белый мох, тончайшие веточки. Спустя несколько минут костер горел как положено.
Огонь, добытый таким трудом, был для ребят не просто огнем. Это не спичкой чиркнуть. Огонь был почти священный. Как в древности. И, как в древности, ребята исполнили в честь него небольшой танец.
Впрочем, неизвестно, танцевали первобытные люди возле огня или нет. Может быть, они просто сидели вокруг, грелись и в их косматых головах плавали стандартные мысли о будущем, когда для каждого выстроят однокомнатную пещеру с отдельным ходом и можно будет отделиться от взрослых детей, которые отнимают самые вкусные кости. И может быть, они не были такими косматыми, какими их рисуют в сильно исторических повестях... С дубинками ли, без дубинок; в шкурах или в бикини; молодые и старые... У всех – грива. Да побойтесь бога, художники! Были тогда лысины, были! "Не может быть, чтобы не было", думал Алексей Палыч, поглаживая себя ото лба к затылку.
Вот до каких размышлений способен довести человека успех, даже временный. Сотворитель огня Алексей Палыч гордился своей победой. Он сидел у созданного им костра, и в голове его бродили мысли совсем бесполезные для дела спасения группы. Впрочем, начались они с воспоминаний о том, что, по словам Лжедмитриевны, там, в Космосе, живут какие-то шустрые ребята, которые слишком много знают, но не знают чего-то, что знаем мы, хоть мы для них, может быть, что-то вроде первобытных людей.
Ребята, отплясав, подошли к Лжедмитриевне.
– Ай да мы! Правда, мы молодцы? Да, Елен Дмитна?
– Вы быстро справились.
– Теперь будем хранить огонь? – спросила Мартышка. – Понесем угольки? Ой как интересно! Кто будет хранителем?
– Не нужно, – сказал Алексей Палыч. – Мы сделаем настоящий трут. Надо только следить, чтобы не отсырел.
Безымянная пока для Алексея Палыча девочка помешивала в котелке. Гречневая каша из концентрата уже не булькала, а солидно пыхтела. Обманутые комары пикировали в котелок и оставались в нем навеки. Но это никого не пугало. После того как в нее вывалили банку тушенки, в воздухе поплыли волны невыносимо вкусного запаха.
На разостланном лоскуте полиэтилена появились пластмассовые миски, деревянные ложки и железные кружки – по одной на каждого, исключая нахлебников.
Тем не менее первая миска досталась Алексею Палычу. Ее подал Стасик.
– Ешьте, ешьте, – засмущался Алексей Палыч, – я в последнюю очередь.
– Если бы не вы, мы вообще бы на хлебе и воде сидели, – сказал Стасик. – Это уж точно. Я вам на двоих положил. Я могу прямо из котелка.
– Чтобы больше досталось, – заметил бывший караульщик.
– Шурик, – заметил Стасик, – я человек благородный. Мои чувства измеряются не жратвой, а совсем другими вещами.
– Тогда тебе и котелок мыть.
– Посуду я вымою, – сказал Борис. Это было его первое обращение к ребятам. Никто не удивился.
– И завтра – тоже, – уточнил Шурик. – У нас дежурство по суткам.
Борис молча кивнул. Пора длинных речей для него еще не настала.
Ложек заговорщикам не досталось. Очевидно, походное гостеприимство не распространялось на сугубо личные вещи. Но и щепочками у них получалось неплохо. Правда, даровая каша сильно смущала Алексея Палыча. Но тут уж ничего не поделаешь: чтобы бороться, надо жить, а чтобы жить – надо питаться хоть время от времени.
Лжедмитриевна сидела рядом со всеми и молча поглощала кашу. Она вообще была удивительно немногословна для руководителя. Умение не торопиться, не контролировать каждую мелочь – хорошее качество. Но должна быть и разница между руководителем и наблюдателем. "Мадам" вела себя скорее как наблюдатель. Алексей Палыч удивлялся, что ребята пока этого не замечают.
После чаепития Борис сложил посуду в котелок и понес ее к ручью. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал. Хотелось свалиться на землю и лежать хоть неделю, хоть две. А ведь ребята еще несли рюкзаки... Но и Борис не шел налегке: он знал то, чего не знали ребята. Он тоже нес свой груз, и еще неизвестно, чья ноша была тяжелее. Это была та самая нервная усталость, которая одинаково поражает и детей и родителей, но родители почему-то считают, что в их океане волны выше и круче.
Когда Борис возвратился, ребята вслух размышляли над тем, как устроить ночлег приблудной парочке.
– А как вы думаете, Елена Дмитна?
"Мадам" произнесла свое традиционное "решайте сами".
Предложение "разбросать" гостей по палаткам было отвергнуто: палатки не банки, люди не кильки.
– А чем плохо на воздухе? – спросил Алексей Палыч.
– А вы согласны?
– Не в нашем положении выбирать. Кроме того, ночь теплая.
– А комары?
– Есть мазь, – влез в разговор Шурик.
– Где аптечка?
Аптечка – ее не успели убрать – лежала рядом. Мази в ней не оказалось.
– Валентина, – строго сказал Стасик, – сейчас мы будем тебя немножко вешать.
– Я все положила! – возмутилась вторая девочка. – Там список. Я по списку проверяла. И тюбики помню. Зелененькие такие, там еще елки нарисованы. Пять штук тюбиков.
– Куда они делись?
– Откуда я знаю. Я коробку при всех доставала.
– Да не такая уж важность – комары, – вмешался Алексей Палыч. – Мы с Борей накроемся моим пиджаком. Не съедят.
– Дайте им чехлы от спальников, – посоветовала Мартышка. – Все равно жарко. Я лично в мешок не полезу, только подстелю. Боря, возьмешь мой чехол.
Сказано было по-дружески. Даже слишком. Девочка чувствовала волну сопротивления, исходившую от Бориса. Это ее и притягивало. Препятствие нужно преодолеть для себя лично, для своего самолюбия.
Но противник у Мартышки оказался не из легких. Отношения Бориса с девочками отличались удивительной простотой: никаких отношений не было. Такие ребята, когда придет время, влюбляются без разбора, в первую встречную.
– Ничего мне не надо, – мрачно сказал Борис.
Мартышка не настаивала. Даже улыбнулась: она не забыла, что на плечах Бориса ее свитер.
Чехлы все-таки сняли – Стасик и Чижик.
Борис принял благодеяние наполовину. Он не полез в чехол, а лег на него и тут же уснул.
Алексей Палыч уснуть не мог. Человек немолодой и нетренированный, он находился в той степени переутомления, когда невозможно заснуть именно от усталости. В палатках копошились ребята, воюя за квадратные сантиметры. Скоро все стихло. Борис спал, подложив руку под голову. Комары спокойно паслись на его лице.
Алексей Палыч укрыл голову Бориса пиджаком и залез в чехол. Лежа на спине, он смотрел в посеревшее небо и думал о том, что за последнее время мальчик, лежавший рядом, стал для него очень близок. Он понимал, что все это временно: Борис вырастет и уйдет. Но сейчас это было важно: у Алексея Палыча, в его сорок пять, имелось множество хороших и нехороших знакомых, а вот друзей не было ни одного.
Еще он думал о ребятах, спавших рядом в палатках. Они ему нравились. Было в них что-то особенное. Неужели это те самые ребята, которые в школе хулиганят, изводят учителей, издеваются над слабыми и неумелыми? Многолетний учительский опыт подсказывал, что – те самые. Сегодняшний опыт говорит прямо противоположное...
Думал и о Лжедмитриевне. О ее странной фразе: "...раз вы сели в эту электричку, то вернуться уже не сможете". Что значит не смогут? Если бы они не пошли в лес, то до конца жизни, что ли, сидеть им на станции? На станции Алексей Палыч смутился, но тогда у него не было времени для размышлений. Сейчас время было. Но никаких чудес пока не случилось...
"Увидела, что выследили, и решила забрать с собой."
На такой мысли Алексей Палыч успокоился. При этом не следует забывать, что в русском языке глагол "успокоиться" имеет смысл "успокоить себя". Другого-то выхода просто не было.
Алексей Палыч уже засыпал, когда услышал – или ему показалось под боком чье-то дыхание. Он разлепил веки и увидел – или ему почудилось – нечто мохнатое и живое.
– Спи, собака, спи... – пробормотал Алексей Палыч и повернулся на другой бок.
ДЕВИЗ – "СЕВЕР"
– Подъем! Подъем! Подъем!
Вот тут, когда не нужно, Лжедмитриевна старалась вовсю. Она расхаживала между палаток и постукивала по ним прутиком. Ее палатка была уже свернута, рюкзак упакован.
Ребята задним ходом выползали из палаток, протирали глаза кулаками, потягивались и по-стариковски кряхтели; вчерашней живости в них не замечалось.
Вылезая из чехла, Алексей Палыч почувствовал, что кости в нем расположились отдельно от мяса. Болело все, кроме ушей.
Борис пришел в себя гораздо быстрее.
Вспомнив, что он дежурный, Борис подошел к Стасику.
– Варить будем?
– Спроси у Елены Дмитрины.
– Спроси лучше ты.
– Елена Дмитна, варить будем? – крикнул Стасик.
– А ты как думаешь?
– Нужно съесть колбасу, а то испортится.
– Тогда зачем спрашивать?
На этот раз лаконичность "мадам" не понравилась и Стасику.
– Кого же мне еще спрашивать?
– Больше самостоятельности, – посоветовала Лжедмитриевна.
– Это мы могём, – сказал Стасик. – Тогда будем пить чай. Алексей Палыч, ваша "пушка" работает?
– Должна, – сказал Алексей Палыч. Еще с вечера он скрутил из ваты фитиль, обжег его и засунул в корпус своей шариковой ручки, вынув стержень. Сегодня все пошло быстрей, чем вчера: фитиль – вата – бумага – костер.
Пока Борис ходил за водой, ребята свернули палатки. Чай вскипел быстро, его разлили по кружкам; Алексей Палыч и Борис прихлебывали из мисок.
Целая палка колбасы была разделена на девять частей. С утра есть не очень хотелось. Жевали лениво, понимая, что нужно, иначе днем быстро выдохнешься.
– Ой, – вскрикнула вдруг Валентина и поперхнулась. – Со... Со... Со...
Чижик деловито врезал ей кулаком по спине. Она выплюнула кусок колбасы в ладонь.
– Не жадничай, – посоветовал Шурик.
– ...бака... – закончила Валентина, указывая рукой.
Неподалеку от них, вытянув передние лапы, лежала на брюхе собака. Нос ее страстно втягивал в себя колбасные запахи; глаза, все понимающие, смотрели на ребят пристально и выжидательно. "Позови, говорили эти глаза, – и я сразу приду. Я приду к тебе на всю жизнь, если ты согласишься."
– Собачка, как тебя зовут? – спросила, почти пропела, Валентина.
Собака почувствовала интонацию и встала. Хвост ее закрутился со скоростью вертолетного ротора. Она уже понимала, что гнать ее не будут, и ждала указаний.
Это был вполне современный поселковый пес. Не большого и не маленького роста. Типичная помесь забалованных дачных терьеров и деревенских дворняжек. Современность его складывалась из небольшой бороды и шерсти голубовато-серого цвета. Ну, борода одинаково модна сейчас и для хозяев, и для собак. До голубого цвета бород сами хозяева еще не докатились, но голубых терьеров очень уважают в больших городах.
Валентина бросила кусок недожеванной колбасы. Возможно, поселковый пес впервые в жизни видел такой замысловатый продукт, но уговаривать его не пришлось.
– Ну, иди к нам, – позвала Валентина.
Пес, конечно, знал эти слова. Он сорвался с места и на радостях сделал круг около костра, взбрыкивая задними ногами. Затем отбежал в сторону, полаял на север и на восток, как бы сообщая, что кругом затаились враги, но он здесь и никому не позволит обижать своих новых друзей. Потом подпрыгнул на месте и только после этого подошел к ребятам и уселся, склонив голову набок. Весь вид его говорил: ну как, вам понравилось? Вы поняли, что я ваш, я хороший; я преданный и неизбалованный; я вовсе не из тех собак, которые по утрам лежат с сигаретой в постели, а хозяин подает им кофе и бутерброд с ветчиной.
Этот маленький спектакль зрители оценили.
В артиста полетели кусочки колбасы и хлеба.
Он не отказался.
Никто даже и не заикнулся о том, что пес пойдет вместе с группой. Об этом все уже знали и так. Оставалось выяснить его имя.
– Шарик... – Наклоном головы пес выразил свое согласие.
– Жулик... – Против этого тоже не было возражений.
– Джульбарс...
– Акбар...
Пес внимательно слушал. Уши, обросшие длинной шерстью, шевелились. Шерсть с живота и хвоста свисала щеточкой. Такой собакой хорошо было бы, наверное, вытирать пол.
– Он похож на веник, – сказала Валентина. – Веник, ко мне.
Пес подбежал к ней, уперся лапами в колени и лизнул в нос.
Так он и остался Веником.
Когда стали укладываться, Борис подошел к Стасику.
– Давай я тоже понесу что-нибудь.
– Сейчас придумаем, – сказал Стасик. – Только вот что... Я вчера весь день хотел спросить: как вы к нам попали? Раньше нам Елена ничего не говорила.
– Так получилось. Не знаю, как объяснить...
– А ты попробуй, я умный.
Борис кивком головы указал на Лжедмитриевну.
– Вы давно ее знаете?
– Вообще-то давно. Она ведь в нашей школе училась. А идем с ней в первый раз. В прошлом году она с другой группой ходила. А ты давно ее знаешь?
– Сутки, – сказал Борис.
– Тогда почему тебя взяли?
– Понимаешь... трудно все объяснить. Я не хочу тебе врать. Только ты никому не говори.
– Договорились.
– Понимаешь... она... Она вроде преступницы, а мы с Алексеем Палычем за ней следим.
– Та-ак... – протянул Стасик, – умней ты ничего не придумал?
– Вот видишь, – сказал Борис, – а я еще не всю правду, а только кусочек...
– Ладно. Понесешь палатки, все нам будет полегче.
– А ты никому не скажешь?
– Ты хочешь, чтобы еще и меня за идиота считали?
Из этих слов можно было понять, что один идиот уже есть. Но то, что Лжедмитриевна "преступница", это еще, как говорят, семечки. Вот им бы настоящую правду сказать! Нет, видно, там рассчитали неплохо, наверное, там знали – люди верят в чудеса только тогда, когда в них нуждаются.
Борис принялся скатывать палатки в тючок.
Алексей Палыч тоже потребовал свою долю.
– Не нужно, – сказал Стасик. – Вы будете подавать научные идеи. Вперед, орлы и вороны!
И снова группа вытянулась в цепочку. Веник задержался на стоянке, подбирая колбасные шкурки. Когда пес пристал к их компании, у Алексея Палыча возникла надежда, что он как-то разоблачит неземное происхождение или электронное нутро Лжедмитриевны – заворчит или облает. Но этого не случилось даже тогда, когда собаку Лжедмитриевна нахально погладила. Видно, она была подготовлена всесторонне. Борис шел позади всех. Тючок нести было неудобно: приходилось перекладывать его с одного плеча на другое. Во время одной из остановок Борис услышал шорохи за спиной – Веник догонял группу. В зубах он нес что-то светлое, не то кость, не то палку. Борис протянул руку. Веник доверчиво положил на его ладонь светло-зеленый тюбик. Борис отвернул колпачок. Горлышко тюбика было запечатано металлической пленкой. Это означало, что мазью не пользовались и, следовательно, доставать ее из коробки было незачем.
Вот тут, когда не нужно, Лжедмитриевна старалась вовсю. Она расхаживала между палаток и постукивала по ним прутиком. Ее палатка была уже свернута, рюкзак упакован.
Ребята задним ходом выползали из палаток, протирали глаза кулаками, потягивались и по-стариковски кряхтели; вчерашней живости в них не замечалось.
Вылезая из чехла, Алексей Палыч почувствовал, что кости в нем расположились отдельно от мяса. Болело все, кроме ушей.
Борис пришел в себя гораздо быстрее.
Вспомнив, что он дежурный, Борис подошел к Стасику.
– Варить будем?
– Спроси у Елены Дмитрины.
– Спроси лучше ты.
– Елена Дмитна, варить будем? – крикнул Стасик.
– А ты как думаешь?
– Нужно съесть колбасу, а то испортится.
– Тогда зачем спрашивать?
На этот раз лаконичность "мадам" не понравилась и Стасику.
– Кого же мне еще спрашивать?
– Больше самостоятельности, – посоветовала Лжедмитриевна.
– Это мы могём, – сказал Стасик. – Тогда будем пить чай. Алексей Палыч, ваша "пушка" работает?
– Должна, – сказал Алексей Палыч. Еще с вечера он скрутил из ваты фитиль, обжег его и засунул в корпус своей шариковой ручки, вынув стержень. Сегодня все пошло быстрей, чем вчера: фитиль – вата – бумага – костер.
Пока Борис ходил за водой, ребята свернули палатки. Чай вскипел быстро, его разлили по кружкам; Алексей Палыч и Борис прихлебывали из мисок.
Целая палка колбасы была разделена на девять частей. С утра есть не очень хотелось. Жевали лениво, понимая, что нужно, иначе днем быстро выдохнешься.
– Ой, – вскрикнула вдруг Валентина и поперхнулась. – Со... Со... Со...
Чижик деловито врезал ей кулаком по спине. Она выплюнула кусок колбасы в ладонь.
– Не жадничай, – посоветовал Шурик.
– ...бака... – закончила Валентина, указывая рукой.
Неподалеку от них, вытянув передние лапы, лежала на брюхе собака. Нос ее страстно втягивал в себя колбасные запахи; глаза, все понимающие, смотрели на ребят пристально и выжидательно. "Позови, говорили эти глаза, – и я сразу приду. Я приду к тебе на всю жизнь, если ты согласишься."
– Собачка, как тебя зовут? – спросила, почти пропела, Валентина.
Собака почувствовала интонацию и встала. Хвост ее закрутился со скоростью вертолетного ротора. Она уже понимала, что гнать ее не будут, и ждала указаний.
Это был вполне современный поселковый пес. Не большого и не маленького роста. Типичная помесь забалованных дачных терьеров и деревенских дворняжек. Современность его складывалась из небольшой бороды и шерсти голубовато-серого цвета. Ну, борода одинаково модна сейчас и для хозяев, и для собак. До голубого цвета бород сами хозяева еще не докатились, но голубых терьеров очень уважают в больших городах.
Валентина бросила кусок недожеванной колбасы. Возможно, поселковый пес впервые в жизни видел такой замысловатый продукт, но уговаривать его не пришлось.
– Ну, иди к нам, – позвала Валентина.
Пес, конечно, знал эти слова. Он сорвался с места и на радостях сделал круг около костра, взбрыкивая задними ногами. Затем отбежал в сторону, полаял на север и на восток, как бы сообщая, что кругом затаились враги, но он здесь и никому не позволит обижать своих новых друзей. Потом подпрыгнул на месте и только после этого подошел к ребятам и уселся, склонив голову набок. Весь вид его говорил: ну как, вам понравилось? Вы поняли, что я ваш, я хороший; я преданный и неизбалованный; я вовсе не из тех собак, которые по утрам лежат с сигаретой в постели, а хозяин подает им кофе и бутерброд с ветчиной.
Этот маленький спектакль зрители оценили.
В артиста полетели кусочки колбасы и хлеба.
Он не отказался.
Никто даже и не заикнулся о том, что пес пойдет вместе с группой. Об этом все уже знали и так. Оставалось выяснить его имя.
– Шарик... – Наклоном головы пес выразил свое согласие.
– Жулик... – Против этого тоже не было возражений.
– Джульбарс...
– Акбар...
Пес внимательно слушал. Уши, обросшие длинной шерстью, шевелились. Шерсть с живота и хвоста свисала щеточкой. Такой собакой хорошо было бы, наверное, вытирать пол.
– Он похож на веник, – сказала Валентина. – Веник, ко мне.
Пес подбежал к ней, уперся лапами в колени и лизнул в нос.
Так он и остался Веником.
Когда стали укладываться, Борис подошел к Стасику.
– Давай я тоже понесу что-нибудь.
– Сейчас придумаем, – сказал Стасик. – Только вот что... Я вчера весь день хотел спросить: как вы к нам попали? Раньше нам Елена ничего не говорила.
– Так получилось. Не знаю, как объяснить...
– А ты попробуй, я умный.
Борис кивком головы указал на Лжедмитриевну.
– Вы давно ее знаете?
– Вообще-то давно. Она ведь в нашей школе училась. А идем с ней в первый раз. В прошлом году она с другой группой ходила. А ты давно ее знаешь?
– Сутки, – сказал Борис.
– Тогда почему тебя взяли?
– Понимаешь... трудно все объяснить. Я не хочу тебе врать. Только ты никому не говори.
– Договорились.
– Понимаешь... она... Она вроде преступницы, а мы с Алексеем Палычем за ней следим.
– Та-ак... – протянул Стасик, – умней ты ничего не придумал?
– Вот видишь, – сказал Борис, – а я еще не всю правду, а только кусочек...
– Ладно. Понесешь палатки, все нам будет полегче.
– А ты никому не скажешь?
– Ты хочешь, чтобы еще и меня за идиота считали?
Из этих слов можно было понять, что один идиот уже есть. Но то, что Лжедмитриевна "преступница", это еще, как говорят, семечки. Вот им бы настоящую правду сказать! Нет, видно, там рассчитали неплохо, наверное, там знали – люди верят в чудеса только тогда, когда в них нуждаются.
Борис принялся скатывать палатки в тючок.
Алексей Палыч тоже потребовал свою долю.
– Не нужно, – сказал Стасик. – Вы будете подавать научные идеи. Вперед, орлы и вороны!
И снова группа вытянулась в цепочку. Веник задержался на стоянке, подбирая колбасные шкурки. Когда пес пристал к их компании, у Алексея Палыча возникла надежда, что он как-то разоблачит неземное происхождение или электронное нутро Лжедмитриевны – заворчит или облает. Но этого не случилось даже тогда, когда собаку Лжедмитриевна нахально погладила. Видно, она была подготовлена всесторонне. Борис шел позади всех. Тючок нести было неудобно: приходилось перекладывать его с одного плеча на другое. Во время одной из остановок Борис услышал шорохи за спиной – Веник догонял группу. В зубах он нес что-то светлое, не то кость, не то палку. Борис протянул руку. Веник доверчиво положил на его ладонь светло-зеленый тюбик. Борис отвернул колпачок. Горлышко тюбика было запечатано металлической пленкой. Это означало, что мазью не пользовались и, следовательно, доставать ее из коробки было незачем.