– Отпустите меня! – вскрикнула она, почти потеряв контроль над собой.
Безжалостные пальцы впились в ее плечи, когда он повернул ее лицом к себе.
– Я отпущу вас, – мрачно сказал он, – как только вы ответите мне на один простой вопрос. Я нравлюсь вам? Нравлюсь? – Он зло встряхнул ее. – Говорите же, черт возьми!
Брайони хотелось отрицать это, но она не могла. Она бросила на него отчаянный взгляд и промолчала.
– О, Брайони, Брайони, – сказал он с резким смехом, – какое несчастье для вас, что вы не можете солгать.
Он взял ее лицо в ладони и привлек ее ближе. Брайони замерла в его руках. Что-то в его напоминавших пантеру движениях подсказало ей, что сопротивление будет смертельно. Она в первый раз осознала его абсолютную силу, и это испугало ее. Перед ней был не тот мужчина, который заботился о ее благополучии в прошедшие месяцы, рисковал собой, чтобы спасти ее, когда лошади в двуколке понесли, это был незнакомец. Она услышала тихую, пугающую пульсацию где-то внутри и попыталась подавить ее.
– Брайони, – хрипло произнес он, наклоняясь, чтобы накрыть ее дрожащие губы своим ртом.
Брайони всхлипнула, и горячие слезы заструились по ее щекам. Он смахнул их рукой и заключил ее в объятия, с силой прижимая к своему телу, вынуждая положить руки ему на плечи. Она отвернулась, но он просто наклонил голову и поцеловал нежную ложбинку между ее грудей. Мягко, но неумолимо его страстные ласки убеждали ее уступить ему, и Брайони, дрожа в его руках от предвкушения, которого она не понимала, почувствовала, что не в силах сопротивляться. Когда она открыла губы, чтобы позволить его языку проникнуть в ее рот, она поняла, что пропала.
– Трепещете, любовь моя? – пробормотал он.
Брайони смутно осознала, что его ласки прекратились. Она посмотрела в пылающие глаза Рейвенсворта, и от отраженного в них триумфа ей стало стыдно.
– Отпустите меня! – в отчаянии взмолилась она и отвернулась, как будто само его присутствие было ей отвратительно.
– Брайони, Брайони, не отворачивайтесь от меня, – пожурил он ее, беря за подбородок. – Вы принадлежите мне. Вы ведь понимаете это, не так ли?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Раньше я думала, что мы могли бы быть друзьями, но теперь... – Она недоговорила. Ее голос вибрировал от презрения. – Я никогда не думала встретить такую жестокость в любом мужчине, тем более в человеке чести. Вы мне отвратительны. Я презираю вас!
Он отдернул руку от ее лица как ужаленный, и Брайони вывернулась из его рук и выбежала из комнаты.
Его светлость уселся на диван. Нужно подождать минут десять, подумал он, прежде чем последовать за ней. Нет нужды вызывать подозрения всего света. Пусть она немного подождет. Он сунул руку во внутренний карман сюртука и достал сигару. Рассеянно зажег ее и с видимым спокойствием затянулся. Он не знал, как дальше действовать, если хочет завоевать эту девушку. Рейвенсворт закрыл глаза и задумался. Она совершенно лишена здравого смысла. Как могла она подумать, что его предложение оскорбительно? Ему предначертано стать герцогом, а она, откровенно говоря, ничего собой не представляющая девчонка. Неужели она стремится получить его титул и состояние? Может, она всего-навсего очередная интриганка? Нет. Это даже не подлежит обсуждению! Все его инстинкты, все чувства возражали против такого предположения. Мисс Брайони Лэнгленд была просто добродетельной леди. Черт возьми, он не хотел, чтобы она была недобродетельна. Почему она не может этого понять?
Его светлости стало казаться, что он проиграл не только одну битву, но, вероятно, и всю войну. В какую передрягу он попал! Слово «Немезида» непрошено высветилось в его мозгу. Он неосознанно прикусил губу. Эйвери, подумал он, просто умер бы со смеху.
Глава 7
Глава 8
Безжалостные пальцы впились в ее плечи, когда он повернул ее лицом к себе.
– Я отпущу вас, – мрачно сказал он, – как только вы ответите мне на один простой вопрос. Я нравлюсь вам? Нравлюсь? – Он зло встряхнул ее. – Говорите же, черт возьми!
Брайони хотелось отрицать это, но она не могла. Она бросила на него отчаянный взгляд и промолчала.
– О, Брайони, Брайони, – сказал он с резким смехом, – какое несчастье для вас, что вы не можете солгать.
Он взял ее лицо в ладони и привлек ее ближе. Брайони замерла в его руках. Что-то в его напоминавших пантеру движениях подсказало ей, что сопротивление будет смертельно. Она в первый раз осознала его абсолютную силу, и это испугало ее. Перед ней был не тот мужчина, который заботился о ее благополучии в прошедшие месяцы, рисковал собой, чтобы спасти ее, когда лошади в двуколке понесли, это был незнакомец. Она услышала тихую, пугающую пульсацию где-то внутри и попыталась подавить ее.
– Брайони, – хрипло произнес он, наклоняясь, чтобы накрыть ее дрожащие губы своим ртом.
Брайони всхлипнула, и горячие слезы заструились по ее щекам. Он смахнул их рукой и заключил ее в объятия, с силой прижимая к своему телу, вынуждая положить руки ему на плечи. Она отвернулась, но он просто наклонил голову и поцеловал нежную ложбинку между ее грудей. Мягко, но неумолимо его страстные ласки убеждали ее уступить ему, и Брайони, дрожа в его руках от предвкушения, которого она не понимала, почувствовала, что не в силах сопротивляться. Когда она открыла губы, чтобы позволить его языку проникнуть в ее рот, она поняла, что пропала.
– Трепещете, любовь моя? – пробормотал он.
Брайони смутно осознала, что его ласки прекратились. Она посмотрела в пылающие глаза Рейвенсворта, и от отраженного в них триумфа ей стало стыдно.
– Отпустите меня! – в отчаянии взмолилась она и отвернулась, как будто само его присутствие было ей отвратительно.
– Брайони, Брайони, не отворачивайтесь от меня, – пожурил он ее, беря за подбородок. – Вы принадлежите мне. Вы ведь понимаете это, не так ли?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Раньше я думала, что мы могли бы быть друзьями, но теперь... – Она недоговорила. Ее голос вибрировал от презрения. – Я никогда не думала встретить такую жестокость в любом мужчине, тем более в человеке чести. Вы мне отвратительны. Я презираю вас!
Он отдернул руку от ее лица как ужаленный, и Брайони вывернулась из его рук и выбежала из комнаты.
Его светлость уселся на диван. Нужно подождать минут десять, подумал он, прежде чем последовать за ней. Нет нужды вызывать подозрения всего света. Пусть она немного подождет. Он сунул руку во внутренний карман сюртука и достал сигару. Рассеянно зажег ее и с видимым спокойствием затянулся. Он не знал, как дальше действовать, если хочет завоевать эту девушку. Рейвенсворт закрыл глаза и задумался. Она совершенно лишена здравого смысла. Как могла она подумать, что его предложение оскорбительно? Ему предначертано стать герцогом, а она, откровенно говоря, ничего собой не представляющая девчонка. Неужели она стремится получить его титул и состояние? Может, она всего-навсего очередная интриганка? Нет. Это даже не подлежит обсуждению! Все его инстинкты, все чувства возражали против такого предположения. Мисс Брайони Лэнгленд была просто добродетельной леди. Черт возьми, он не хотел, чтобы она была недобродетельна. Почему она не может этого понять?
Его светлости стало казаться, что он проиграл не только одну битву, но, вероятно, и всю войну. В какую передрягу он попал! Слово «Немезида» непрошено высветилось в его мозгу. Он неосознанно прикусил губу. Эйвери, подумал он, просто умер бы со смеху.
Глава 7
Когда Брайони убежала от Рейвенсворта, ее единственной мыслью было оказаться подальше от всех бездушных и безразличных людей, из-за которых она испытывала жестокое унижение с того самого момента, как переступила порог этого старинного дома. Она невежливо проталкивалась через переполненную гостями столовую, почти ожидая в любой момент ощутить ненавистную руку Рейвенсворта на своем плече, но ничто не помешало ее стремительному бегству. Она поймала на себе несколько изумленных взглядов, но свет мало интересовали действия игнорируемой всеми чудачки.
Достигнув большого фойе, она помедлила, не зная, как лучше осуществить свой побег. Ее теплый плащ был в дамской гардеробной. У нее заняло меньше минуты найти его и в спешке промчаться мимо пораженного швейцара, охранявшего вход.
Брайони даже в голову не пришло известить Харриет или тетю Софи о своих намерениях. Ее чувства были в таком смятении, что она просто не могла взглянуть на произошедшее сквозь призму спокойной рассудительности. Брайони была вне себя от ярости и стыда. Исступленно кутаясь в плащ, она побежала через Кавендиш-сквер, не отдавая себе отчета, куда направляется, да ей и не было до этого дела. Она хотела только, чтобы между ней и презренным маркизом оказалось как можно большее расстояние.
Жестокий ветер хлестал ее маленькую фигурку, и Брайони наклонила голову, чтобы защититься от его ледяных порывов, но ее стремительный бег не замедлился ни на секунду. Она бежала как в бреду, забыв о реальности. Только полчища сбивчивых мыслей бешено крутились в ее голове. Она не слышала ни приближающегося экипажа, ни неистовых проклятий кучера, пока не оказалась почти под копытами вставших на дыбы, возбужденно ржущих лошадей. Когда она осознала надвигающуюся опасность, было слишком поздно. Она инстинктивно попыталась отшатнуться, но копыта передней лошади взметнулись вверх и по касательной ударили ее сзади, заставив перевернуться. Она упала головой вперед на мостовую, у нее перехватило дыхание. Откуда-то издалека она слышала какой-то шум, хлопанье дверец кареты и тревожные крики пассажиров. Брайони попыталась подняться на колени, но у нее не хватило сил. Она подняла голову и увидела три женских лица, в тревоге склонившихся над ней, – самые красивые лица, какие только она видела в жизни. Она робко улыбнулась.
– Вы музы или ангелы? – слабым голосом спросила она, прежде чем головокружительная темнота поглотила ее.
Ресницы Брайони затрепетали. Она не хочет, чтобы ее вырывали из безопасности забытья, сонно подумала Брайони. Если она никогда не проснется, ей не придется снова столкнуться с жестоким миром. Чья-то рука приподняла ее голову с подушки и поднесла чашку к губам.
– Выпейте это, – сказал тихий, нежный женский голос. Брайони открыла глаза и увидела улыбающееся лицо ангела.
– Я на небесах? – запинаясь, спросила она. Она услышала низкий мелодичный смех.
– Нет, бедное дитя. Но если вы будете снова бросаться под мчащиеся экипажи, ваше желание скоро исполнится. Как вас зовут? Ваши родители или опекуны будут беспокоиться о вас. Я должна сообщить им, где вы находитесь.
– Брайони. Я... Брайони, – смогла выговорить она и снова погрузилась в гостеприимное беспамятство.
Когда к Брайони неохотно вернулось сознание, в комнате был полумрак. Ее голова нестерпимо болела, а едва она повернулась, как почувствовала жгучую боль в пояснице. Она тихо застонала. Прохладная рука легла на ее лоб, и она узнала очаровательное лицо дамы, которую приняла за ангела-хранителя. Брайони с усилием откинулась на подушки и застонала.
– Ну вот, уж теперь-то вы выпьете это, – твердо сказала дама, и Брайони почувствовала у своих губ чашку с теплым бульоном. Брайони с жадностью выпила содержимое.
– Где я? – спросила она. – Как давно я здесь?
Красавица забрала пустую чашку из рук Брайони и села на край постели.
– Вы в моем доме. Вчера вечером вы попали под наемный экипаж, в котором я ехала. Вас легко могло убить. Вы бежали прямо через Оксфорд-роуд, ничуть не думая о безопасности. Мы с сестрами возвращались домой из оперы.
– Три музы! – вдруг вспомнила Брайони.
Дама одарила Брайони недоверчивой улыбкой.
– Мы сестры, но ничуть не похожи, – возразила она.
– Но вы все такие красавицы, – честно ответила Брайони.
– Может быть, и так. Но вы, юная леди, нас ужасно напугали! Мы же могли убить вас! А теперь не будете ли вы так любезны дать мне адрес ваших родителей или опекунов, чтобы я могла наконец успокоить их?
Брайони так и сделала, и леди Видение выплыла из комнаты. Брайони слышала из-за двери ее низкий мелодичный голос, отдающий распоряжения.
Она удобнее устроилась на мягких пуховых подушках и поморщилась. Ее эмоциональный недуг был так же материален, как боль в ушибленной спине. События вечера стремительно вернулись – презренное неприятие ее светским обществом и унизительное предложение, которое ей сделал Рейвенсворт. Она почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения, когда вспомнила его мучительные ласки и то, как бесстыдно она принимала их. Она горячо надеялась, что никогда больше не увидит этого низкого аристократа.
За тревогу, которую Харриет и тетя Софи наверняка испытали из-за нее, Брайони безжалостно упрекала себя. Ей не приходило в голову, что Рейвенсворт будет страдать от мук раскаяния и винить себя в том, что стал причиной ее стремительного бегства.
Конечно, она не должна была оставить вечеринку без сопровождающих. Но гордость ее оказалась жестоко уязвлена, и она почти лишилась рассудка. Мысль об этом опять всколыхнула чувства всепоглощающего унижения и бессильной ярости. Она подавила всхлипы, подступившие к горлу, и у нее началась икота. Как сможет она снова предстать перед светом? Слезы жалости к самой себе заструились по щекам Брайони.
Дама вернулась и замерла на пороге, увидев взвинченное состояние своей пациентки.
– Моя дорогая, – заботливо произнесла она, подходя к дрожащей Брайони и беря ее за руки. – Скажите мне сейчас же, что у вас болит. Может быть, мне стоит опять послать за доктором Пембертоном?
Брайони, которая обычно была скрытной, замкнутой девушкой, была совершенно обезоружена неподдельным участием, прозвучавшим в нежном голосе ее сиделки. Еще не осознав, что собирается сделать, она рассказала всю печальную историю, опустив только эпизод с Рейвенсвортом. Она рассказала о своей матери и какой невыполнимой задачей оказалось примирить ее совесть с фривольной жизнью светского общества. Леди Видение, утешая, заключила Брайони в объятия и молча слушала.
Когда Брайони дошла до конца своего повествования, дама заговорила успокаивающе:
– Люди могут быть очень жестоки, я знаю это по своему горькому опыту. Вы правы, что следуете диктату своей совести, Брайони. Да, даже я, такая, какая я есть, сделала это моим единственным правилом. Но будьте уверены, моя дорогая, что это ваши убеждения. Тогда вам никогда не придется вешать голову от стыда. Смотрите всему миру прямо в глаза, если нужно, или щелкните пальцами перед его носом.
Брайони невольно усмехнулась.
– Я так и сделала!
– Так-то лучше, – сказала леди с улыбкой в голосе. – Больше никакого сострадания к себе, пожалуйста. Это пустая трата времени и сил. Но будьте уверены, дитя мое, что вы честны сами с собой и что это ваше собственное желание быть такой, как есть.
Брайони купалась в этих успокаивающих словах, а леди гладила ее по волосам. Она ощутила безграничный покой, ее переполняло чувство благодарности к незнакомке, которая приняла ее горести так близко к сердцу.
– Ну а теперь, – наконец сказала дама, – мы должны одеть вас для поездки домой.
– Но какую причину моего внезапного бегства я назову моей кузине и тете Софи? – встревожено спросила Брайони.
– Никогда не пускайтесь в длительные объяснения, моя дорогая. Придерживайтесь фактов. Это самый простой путь. Вы вышли прогуляться, и вас сбила карета. Это в конце концов правда.
Да, подумала Брайони, это правда, но не вся.
Она заканчивала последние штрихи туалета, когда услышала стук колес экипажа по булыжной мостовой. Ей было еще трудно ходить без посторонней помощи, и она терпеливо ждала, когда придет лакей тетки. Когда дверь спальни открылась, порог переступил последний мужчина на земле, которого она хотела бы видеть.
– Рейвенсворт! – задыхаясь, воскликнула она и увидела облегчение в его глазах. Она опустила взгляд и стала нервно теребить рукав платья.
– Теперь я сам справлюсь, Харриет, – услышала она его знакомый властный голос. Она подняла глаза, надеясь встретить кузину, приехавшую вместе с его светлостью, но увидела только улыбающуюся ей даму. Значит, Рейвенсворт знаком с леди, подумала Брайони. В ней проснулось любопытство.
Свою благодарность она уже выразила до появления Рейвенсворта. Теперь ей оставалось только попрощаться с незнакомкой, которая была так добра.
– Я навещу вас на днях, когда буду лучше себя чувствовать, – начала она, обращаясь к даме, которую Рейвенсворт назвал Харриет.
– Нет! – воскликнули два голоса в унисон. Брайони вопросительно посмотрела на них обоих.
– В этом нет необходимости, – спокойно ответила дама, подходя к двери и широко открывая ее для Брайони. – Кроме того, я очень скоро уеду из города. Это наемный дом, и я арендую его только до конца месяца.
– Но когда я увижу вас снова? – жалобно спросила Брайони. – в таком долгу перед вами. Вы же дадите мне возможность продолжить наше знакомство? По крайней мере назовите ваше имя.
Пока она говорила, Рейвенсворт обхватил ее и легко поднял на руки.
– Пожалуйста, опустите меня, – попросила она. – Я же не инвалид. Я могу идти. – Она противилась его прикосновению каждой клеточкой своего существа. Рейвенсворт не обратил внимания на протесты и вынес ее через открытую дверь.
Он обернулся к Харриет:
– Благодарю вас. Что еще я могу сказать? Если вам когда-нибудь понадобится друг... – Его голос замер, когда он почувствовал внимание Брайони. – Ваш покорный слуга, мадам, – чопорно закончил он и понес протестующую Брайони вниз по лестнице к ожидающему их экипажу. Ее негодование выплеснулось наружу.
– Но... но... но... – Она слабо попыталась вырваться из его рук. – Я даже не знаю имени этой дамы.
Он не слушал ее и усадил в карету прямо в гостеприимные объятия ее кузины и сам проворно уселся рядом.
– О, Брайони, слава Богу, ты жива! – Харриет обняла Брайони. – Мы так беспокоились о тебе. Что случилось? Почему ты убежала с вечеринки, никому ничего не сказав?
Брайони почувствовала, что Рейвенсворт слушает с глубоким вниманием. В данный момент у нее не хватало смелости взглянуть прямо в глаза всему миру, и она тщательно старалась не встретиться с ним взглядом.
– Я вышла прогуляться и попала под экипаж, – просто ответила она.
Харриет вскрикнула и рассмеялась одновременно:
– Как это похоже на тебя, моя дорогая девочка! Клянусь, ты можешь устроить себе даже больше неприятностей, чем я наделала за свою жизнь.
Брайони задумалась.
– Харриет, почему ты осталась в карете и не зашла в дом, чтобы представиться даме, которая была так добра ко мне?
Ответил ей Рейвенсворт:
– Я был выбран, чтобы исполнить необходимые формальности. Мы не хотим из-за вас причинять даме лишние неприятности.
Ответ был далек от удовлетворительного, но Брайони промолчала. Она почувствовала, что Харриет ужасно сконфужена. Тут была какая-то тайна, и она должна ее разгадать.
Маркиз Рейвенсворт рухнул в кресло в маленьком салоне, обычно использующемся как приемная рядом с фойе в доме тети Софи на Хаф-Мун-стрит. Двухдневная щетина покрывала его бледные щеки, темные круги обвели его черные от тревоги глаза. Виконт Эйвери выглядел не намного менее изможденным. Женской половине дома удалось наконец убедить их отдохнуть.
– Вот так задачка, – сказал Эйвери, разглядывая на просвет янтарную жидкость в бокале. – Если пройдет слух, что мисс Лэнгленд нашла приют у самой известной лондонской куртизанки, что она даже спала в ее кровати, репутация Брайони будет погублена навсегда.
– Никакой слух не пройдет, – твердо сказал Рейвенсворт. – Харриет Уилсон больше леди, чем великое множество знакомых мне титулованных дам. Она никогда не опорочит невинную.
– Тебе лучше знать, старик, – был беззаботный ответ. – Но почему мисс Лэнгленд взбрело в голову пойти прогуляться? – Обращаясь к Рейвенсворту, Эйвери вопросительно поднял бровь. Его светлость промолчал. – Боже мой! – воскликнул Эйвери. – Это ведь не ты!
Рейвенсворт одним глотком осушил свой бокал бренди.
– Ты был прав, Эйвери, а я ошибался. Я устроил весь этот кошмар.
– Ну, никакого серьезного вреда не причинено, – успокаивающе произнес Эйвери. – Мы вернули ее целой и невредимой. Она оправится. На деревьях полно других цветов, а?
– Не тешь себя надеждой, Эйвери, – твердо ответил Рейвенсворт. – Я еще не отказался от этой дамы.
Эйвери прищурился.
– Ты не можешь говорить это серьезно!
– Конечно, я говорю серьезно! – услышал он яростный ответ.
– Рейвенсворт, ты совсем потерял разум? Как я тебе уже говорил, эта девушка слишком добродетельна для того, что ты задумал. Оставь ее в покое. Ты должен смириться с фактом, друг мой, что некоторые женщины лучше умрут, чем позволят скомпрометировать себя. Мисс Брайони Лэнгленд слишком... чиста для тебя, сибарита.
– Это все, что ты понял? – возразил Рейвенсворт, улыбаясь своим мыслям. – Ты не знаешь, что я задумал.
Виконт Эйвери затруднился что-либо ответить. Некоторое время спустя в его глазах появился испытующий блеск. •
– Возможно, она не согласится на твое предложение ни при каких обстоятельствах. И не исключено, что леди считает тебя не в ее вкусе.
Рейвенсворт был готов ответить, но передумал.
– Это был трудный день, – устало произнес он. – Не знаю, как ты, Эйвери, но я иду спать.
Они расстались на пороге, и Рейвенсворт быстро удалился. Хаф-Мун-стрит начиналась от Пиккадилли, всего пять минут пешком до его квартиры в Олбани-Хаусе. Холодный ветер освежил голову его светлости.
Он был убежден, что сердце дамы принадлежит ему, но завоевать ее, признавал он, – совсем другое дело. У нее такие твердые принципы. Он знал, что Брайони считает его, наследника герцогского титула, недостойным ее. Оригинальная мысль! Рейвенсворт уныло улыбнулся. Она ждет, что он исправится. Черт, но он не хочет изменяться! В конце концов, он человек чести – не какой-то беспринципный мерзавец, который просто хочет добиться ее.
Рейвенсворт влетел в Олбани, раздраженно пробормотал приветствие ночному портье, дремлющему на посту, и взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Денби бросил взгляд на хмурое чело хозяина и решил воздержаться от вопроса, оправдал ли вечер его ожидания. С величайшей осторожностью камердинер освободил его от одежды и предусмотрительно исчез раньше, чем Рейвенсворт заметил его присутствие.
Она попытается игнорировать его, подумал Рейвенсворт, набрасывая парчовый халат на усталое тело. Он не позволит этого, разумеется. Эйвери будет его пропуском на Хаф-Мун-стрит, и Брайони ничего не сможет с этим поделать. Ему придется преодолеть серьезные трудности. Как он сможет сделать ей предложение, если так старательно убеждал ее, что, учитывая его ранг, о браке с ней не может быть и речи? Она будет считать его еще большим лгуном. Надо будет действовать осторожно. Когда она станет его, он согласен быть терпимым к ее болезненной щепетильности. Господи, он так восхищается ею из-за этой самой щепетильности! Но он не позволит ничему столь ничтожному встать на пути к их счастью.
История с Харриет Уилсон беспокоила его. Брайони не должна продолжать это знакомство. Профессия Харриет, он знал, не будет значить для Брайони ничего. Леди проявила к ней доброту, и она не забудет этого. Но ее нужно защитить от ее собственной наивности. К счастью, было темно, когда он привез ее домой в карете, и он предусмотрительно приказал кучеру покружить по городу. Она никогда не найдет этот дом, а Харриет упомянула, что собирается в Париж со своим последним покровителем. Похоже, все складывается к лучшему.
Что за ночь она заставила его пережить, маленькая упрямица! Он больше суток не сомкнул глаз, и каждую минуту его терзали тревога, злость, боль и раскаяние. Он был готов задушить ее, как только найдет, и в то же время хотел заключить ее маленькое страстное тело в свои объятия и защитить. Он не мог допустить и мысли, что она может просто исчезнуть из его жизни. Она не сможет перечить ему в его решимости сделать ее своей женой.
Достигнув большого фойе, она помедлила, не зная, как лучше осуществить свой побег. Ее теплый плащ был в дамской гардеробной. У нее заняло меньше минуты найти его и в спешке промчаться мимо пораженного швейцара, охранявшего вход.
Брайони даже в голову не пришло известить Харриет или тетю Софи о своих намерениях. Ее чувства были в таком смятении, что она просто не могла взглянуть на произошедшее сквозь призму спокойной рассудительности. Брайони была вне себя от ярости и стыда. Исступленно кутаясь в плащ, она побежала через Кавендиш-сквер, не отдавая себе отчета, куда направляется, да ей и не было до этого дела. Она хотела только, чтобы между ней и презренным маркизом оказалось как можно большее расстояние.
Жестокий ветер хлестал ее маленькую фигурку, и Брайони наклонила голову, чтобы защититься от его ледяных порывов, но ее стремительный бег не замедлился ни на секунду. Она бежала как в бреду, забыв о реальности. Только полчища сбивчивых мыслей бешено крутились в ее голове. Она не слышала ни приближающегося экипажа, ни неистовых проклятий кучера, пока не оказалась почти под копытами вставших на дыбы, возбужденно ржущих лошадей. Когда она осознала надвигающуюся опасность, было слишком поздно. Она инстинктивно попыталась отшатнуться, но копыта передней лошади взметнулись вверх и по касательной ударили ее сзади, заставив перевернуться. Она упала головой вперед на мостовую, у нее перехватило дыхание. Откуда-то издалека она слышала какой-то шум, хлопанье дверец кареты и тревожные крики пассажиров. Брайони попыталась подняться на колени, но у нее не хватило сил. Она подняла голову и увидела три женских лица, в тревоге склонившихся над ней, – самые красивые лица, какие только она видела в жизни. Она робко улыбнулась.
– Вы музы или ангелы? – слабым голосом спросила она, прежде чем головокружительная темнота поглотила ее.
Ресницы Брайони затрепетали. Она не хочет, чтобы ее вырывали из безопасности забытья, сонно подумала Брайони. Если она никогда не проснется, ей не придется снова столкнуться с жестоким миром. Чья-то рука приподняла ее голову с подушки и поднесла чашку к губам.
– Выпейте это, – сказал тихий, нежный женский голос. Брайони открыла глаза и увидела улыбающееся лицо ангела.
– Я на небесах? – запинаясь, спросила она. Она услышала низкий мелодичный смех.
– Нет, бедное дитя. Но если вы будете снова бросаться под мчащиеся экипажи, ваше желание скоро исполнится. Как вас зовут? Ваши родители или опекуны будут беспокоиться о вас. Я должна сообщить им, где вы находитесь.
– Брайони. Я... Брайони, – смогла выговорить она и снова погрузилась в гостеприимное беспамятство.
Когда к Брайони неохотно вернулось сознание, в комнате был полумрак. Ее голова нестерпимо болела, а едва она повернулась, как почувствовала жгучую боль в пояснице. Она тихо застонала. Прохладная рука легла на ее лоб, и она узнала очаровательное лицо дамы, которую приняла за ангела-хранителя. Брайони с усилием откинулась на подушки и застонала.
– Ну вот, уж теперь-то вы выпьете это, – твердо сказала дама, и Брайони почувствовала у своих губ чашку с теплым бульоном. Брайони с жадностью выпила содержимое.
– Где я? – спросила она. – Как давно я здесь?
Красавица забрала пустую чашку из рук Брайони и села на край постели.
– Вы в моем доме. Вчера вечером вы попали под наемный экипаж, в котором я ехала. Вас легко могло убить. Вы бежали прямо через Оксфорд-роуд, ничуть не думая о безопасности. Мы с сестрами возвращались домой из оперы.
– Три музы! – вдруг вспомнила Брайони.
Дама одарила Брайони недоверчивой улыбкой.
– Мы сестры, но ничуть не похожи, – возразила она.
– Но вы все такие красавицы, – честно ответила Брайони.
– Может быть, и так. Но вы, юная леди, нас ужасно напугали! Мы же могли убить вас! А теперь не будете ли вы так любезны дать мне адрес ваших родителей или опекунов, чтобы я могла наконец успокоить их?
Брайони так и сделала, и леди Видение выплыла из комнаты. Брайони слышала из-за двери ее низкий мелодичный голос, отдающий распоряжения.
Она удобнее устроилась на мягких пуховых подушках и поморщилась. Ее эмоциональный недуг был так же материален, как боль в ушибленной спине. События вечера стремительно вернулись – презренное неприятие ее светским обществом и унизительное предложение, которое ей сделал Рейвенсворт. Она почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения, когда вспомнила его мучительные ласки и то, как бесстыдно она принимала их. Она горячо надеялась, что никогда больше не увидит этого низкого аристократа.
За тревогу, которую Харриет и тетя Софи наверняка испытали из-за нее, Брайони безжалостно упрекала себя. Ей не приходило в голову, что Рейвенсворт будет страдать от мук раскаяния и винить себя в том, что стал причиной ее стремительного бегства.
Конечно, она не должна была оставить вечеринку без сопровождающих. Но гордость ее оказалась жестоко уязвлена, и она почти лишилась рассудка. Мысль об этом опять всколыхнула чувства всепоглощающего унижения и бессильной ярости. Она подавила всхлипы, подступившие к горлу, и у нее началась икота. Как сможет она снова предстать перед светом? Слезы жалости к самой себе заструились по щекам Брайони.
Дама вернулась и замерла на пороге, увидев взвинченное состояние своей пациентки.
– Моя дорогая, – заботливо произнесла она, подходя к дрожащей Брайони и беря ее за руки. – Скажите мне сейчас же, что у вас болит. Может быть, мне стоит опять послать за доктором Пембертоном?
Брайони, которая обычно была скрытной, замкнутой девушкой, была совершенно обезоружена неподдельным участием, прозвучавшим в нежном голосе ее сиделки. Еще не осознав, что собирается сделать, она рассказала всю печальную историю, опустив только эпизод с Рейвенсвортом. Она рассказала о своей матери и какой невыполнимой задачей оказалось примирить ее совесть с фривольной жизнью светского общества. Леди Видение, утешая, заключила Брайони в объятия и молча слушала.
Когда Брайони дошла до конца своего повествования, дама заговорила успокаивающе:
– Люди могут быть очень жестоки, я знаю это по своему горькому опыту. Вы правы, что следуете диктату своей совести, Брайони. Да, даже я, такая, какая я есть, сделала это моим единственным правилом. Но будьте уверены, моя дорогая, что это ваши убеждения. Тогда вам никогда не придется вешать голову от стыда. Смотрите всему миру прямо в глаза, если нужно, или щелкните пальцами перед его носом.
Брайони невольно усмехнулась.
– Я так и сделала!
– Так-то лучше, – сказала леди с улыбкой в голосе. – Больше никакого сострадания к себе, пожалуйста. Это пустая трата времени и сил. Но будьте уверены, дитя мое, что вы честны сами с собой и что это ваше собственное желание быть такой, как есть.
Брайони купалась в этих успокаивающих словах, а леди гладила ее по волосам. Она ощутила безграничный покой, ее переполняло чувство благодарности к незнакомке, которая приняла ее горести так близко к сердцу.
– Ну а теперь, – наконец сказала дама, – мы должны одеть вас для поездки домой.
– Но какую причину моего внезапного бегства я назову моей кузине и тете Софи? – встревожено спросила Брайони.
– Никогда не пускайтесь в длительные объяснения, моя дорогая. Придерживайтесь фактов. Это самый простой путь. Вы вышли прогуляться, и вас сбила карета. Это в конце концов правда.
Да, подумала Брайони, это правда, но не вся.
Она заканчивала последние штрихи туалета, когда услышала стук колес экипажа по булыжной мостовой. Ей было еще трудно ходить без посторонней помощи, и она терпеливо ждала, когда придет лакей тетки. Когда дверь спальни открылась, порог переступил последний мужчина на земле, которого она хотела бы видеть.
– Рейвенсворт! – задыхаясь, воскликнула она и увидела облегчение в его глазах. Она опустила взгляд и стала нервно теребить рукав платья.
– Теперь я сам справлюсь, Харриет, – услышала она его знакомый властный голос. Она подняла глаза, надеясь встретить кузину, приехавшую вместе с его светлостью, но увидела только улыбающуюся ей даму. Значит, Рейвенсворт знаком с леди, подумала Брайони. В ней проснулось любопытство.
Свою благодарность она уже выразила до появления Рейвенсворта. Теперь ей оставалось только попрощаться с незнакомкой, которая была так добра.
– Я навещу вас на днях, когда буду лучше себя чувствовать, – начала она, обращаясь к даме, которую Рейвенсворт назвал Харриет.
– Нет! – воскликнули два голоса в унисон. Брайони вопросительно посмотрела на них обоих.
– В этом нет необходимости, – спокойно ответила дама, подходя к двери и широко открывая ее для Брайони. – Кроме того, я очень скоро уеду из города. Это наемный дом, и я арендую его только до конца месяца.
– Но когда я увижу вас снова? – жалобно спросила Брайони. – в таком долгу перед вами. Вы же дадите мне возможность продолжить наше знакомство? По крайней мере назовите ваше имя.
Пока она говорила, Рейвенсворт обхватил ее и легко поднял на руки.
– Пожалуйста, опустите меня, – попросила она. – Я же не инвалид. Я могу идти. – Она противилась его прикосновению каждой клеточкой своего существа. Рейвенсворт не обратил внимания на протесты и вынес ее через открытую дверь.
Он обернулся к Харриет:
– Благодарю вас. Что еще я могу сказать? Если вам когда-нибудь понадобится друг... – Его голос замер, когда он почувствовал внимание Брайони. – Ваш покорный слуга, мадам, – чопорно закончил он и понес протестующую Брайони вниз по лестнице к ожидающему их экипажу. Ее негодование выплеснулось наружу.
– Но... но... но... – Она слабо попыталась вырваться из его рук. – Я даже не знаю имени этой дамы.
Он не слушал ее и усадил в карету прямо в гостеприимные объятия ее кузины и сам проворно уселся рядом.
– О, Брайони, слава Богу, ты жива! – Харриет обняла Брайони. – Мы так беспокоились о тебе. Что случилось? Почему ты убежала с вечеринки, никому ничего не сказав?
Брайони почувствовала, что Рейвенсворт слушает с глубоким вниманием. В данный момент у нее не хватало смелости взглянуть прямо в глаза всему миру, и она тщательно старалась не встретиться с ним взглядом.
– Я вышла прогуляться и попала под экипаж, – просто ответила она.
Харриет вскрикнула и рассмеялась одновременно:
– Как это похоже на тебя, моя дорогая девочка! Клянусь, ты можешь устроить себе даже больше неприятностей, чем я наделала за свою жизнь.
Брайони задумалась.
– Харриет, почему ты осталась в карете и не зашла в дом, чтобы представиться даме, которая была так добра ко мне?
Ответил ей Рейвенсворт:
– Я был выбран, чтобы исполнить необходимые формальности. Мы не хотим из-за вас причинять даме лишние неприятности.
Ответ был далек от удовлетворительного, но Брайони промолчала. Она почувствовала, что Харриет ужасно сконфужена. Тут была какая-то тайна, и она должна ее разгадать.
Маркиз Рейвенсворт рухнул в кресло в маленьком салоне, обычно использующемся как приемная рядом с фойе в доме тети Софи на Хаф-Мун-стрит. Двухдневная щетина покрывала его бледные щеки, темные круги обвели его черные от тревоги глаза. Виконт Эйвери выглядел не намного менее изможденным. Женской половине дома удалось наконец убедить их отдохнуть.
– Вот так задачка, – сказал Эйвери, разглядывая на просвет янтарную жидкость в бокале. – Если пройдет слух, что мисс Лэнгленд нашла приют у самой известной лондонской куртизанки, что она даже спала в ее кровати, репутация Брайони будет погублена навсегда.
– Никакой слух не пройдет, – твердо сказал Рейвенсворт. – Харриет Уилсон больше леди, чем великое множество знакомых мне титулованных дам. Она никогда не опорочит невинную.
– Тебе лучше знать, старик, – был беззаботный ответ. – Но почему мисс Лэнгленд взбрело в голову пойти прогуляться? – Обращаясь к Рейвенсворту, Эйвери вопросительно поднял бровь. Его светлость промолчал. – Боже мой! – воскликнул Эйвери. – Это ведь не ты!
Рейвенсворт одним глотком осушил свой бокал бренди.
– Ты был прав, Эйвери, а я ошибался. Я устроил весь этот кошмар.
– Ну, никакого серьезного вреда не причинено, – успокаивающе произнес Эйвери. – Мы вернули ее целой и невредимой. Она оправится. На деревьях полно других цветов, а?
– Не тешь себя надеждой, Эйвери, – твердо ответил Рейвенсворт. – Я еще не отказался от этой дамы.
Эйвери прищурился.
– Ты не можешь говорить это серьезно!
– Конечно, я говорю серьезно! – услышал он яростный ответ.
– Рейвенсворт, ты совсем потерял разум? Как я тебе уже говорил, эта девушка слишком добродетельна для того, что ты задумал. Оставь ее в покое. Ты должен смириться с фактом, друг мой, что некоторые женщины лучше умрут, чем позволят скомпрометировать себя. Мисс Брайони Лэнгленд слишком... чиста для тебя, сибарита.
– Это все, что ты понял? – возразил Рейвенсворт, улыбаясь своим мыслям. – Ты не знаешь, что я задумал.
Виконт Эйвери затруднился что-либо ответить. Некоторое время спустя в его глазах появился испытующий блеск. •
– Возможно, она не согласится на твое предложение ни при каких обстоятельствах. И не исключено, что леди считает тебя не в ее вкусе.
Рейвенсворт был готов ответить, но передумал.
– Это был трудный день, – устало произнес он. – Не знаю, как ты, Эйвери, но я иду спать.
Они расстались на пороге, и Рейвенсворт быстро удалился. Хаф-Мун-стрит начиналась от Пиккадилли, всего пять минут пешком до его квартиры в Олбани-Хаусе. Холодный ветер освежил голову его светлости.
Он был убежден, что сердце дамы принадлежит ему, но завоевать ее, признавал он, – совсем другое дело. У нее такие твердые принципы. Он знал, что Брайони считает его, наследника герцогского титула, недостойным ее. Оригинальная мысль! Рейвенсворт уныло улыбнулся. Она ждет, что он исправится. Черт, но он не хочет изменяться! В конце концов, он человек чести – не какой-то беспринципный мерзавец, который просто хочет добиться ее.
Рейвенсворт влетел в Олбани, раздраженно пробормотал приветствие ночному портье, дремлющему на посту, и взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Денби бросил взгляд на хмурое чело хозяина и решил воздержаться от вопроса, оправдал ли вечер его ожидания. С величайшей осторожностью камердинер освободил его от одежды и предусмотрительно исчез раньше, чем Рейвенсворт заметил его присутствие.
Она попытается игнорировать его, подумал Рейвенсворт, набрасывая парчовый халат на усталое тело. Он не позволит этого, разумеется. Эйвери будет его пропуском на Хаф-Мун-стрит, и Брайони ничего не сможет с этим поделать. Ему придется преодолеть серьезные трудности. Как он сможет сделать ей предложение, если так старательно убеждал ее, что, учитывая его ранг, о браке с ней не может быть и речи? Она будет считать его еще большим лгуном. Надо будет действовать осторожно. Когда она станет его, он согласен быть терпимым к ее болезненной щепетильности. Господи, он так восхищается ею из-за этой самой щепетильности! Но он не позволит ничему столь ничтожному встать на пути к их счастью.
История с Харриет Уилсон беспокоила его. Брайони не должна продолжать это знакомство. Профессия Харриет, он знал, не будет значить для Брайони ничего. Леди проявила к ней доброту, и она не забудет этого. Но ее нужно защитить от ее собственной наивности. К счастью, было темно, когда он привез ее домой в карете, и он предусмотрительно приказал кучеру покружить по городу. Она никогда не найдет этот дом, а Харриет упомянула, что собирается в Париж со своим последним покровителем. Похоже, все складывается к лучшему.
Что за ночь она заставила его пережить, маленькая упрямица! Он больше суток не сомкнул глаз, и каждую минуту его терзали тревога, злость, боль и раскаяние. Он был готов задушить ее, как только найдет, и в то же время хотел заключить ее маленькое страстное тело в свои объятия и защитить. Он не мог допустить и мысли, что она может просто исчезнуть из его жизни. Она не сможет перечить ему в его решимости сделать ее своей женой.
Глава 8
Большую часть следующей недели Брайони не выходила из спальни. Полностью оправившись после несчастного случая, она не спешила вернуть себе то, что считала позорным местом на социальной лестнице. Каждый день лорды Эйвери и Рейвенсворт являлись с визитом на Хаф-Мун-стрит, но она никогда не принимала их. Даже Харриет не могла убедить кузину присоединиться к ним хотя бы на несколько минут. Приносимые Рейвенсвортом цветы она принимала, не выказывая даже намека на учтивость, но Харриет воздерживалась от замечаний на эту тему, считая, что несчастный случай потряс Брайони больше, чем они предположили вначале.
Однако причиной угнетенного состояния духа Брайони был вовсе не страх после пережитого эпизода на улице. Ее спутанные мысли целиком занимало пренебрежение, проявленное к ней на той злосчастной вечеринке. Вспоминая холодный, безразличный прием, оказанный ей при первом выходе в свет, она стонала от унижения. А думая об оскорбительном, презренном предложении Рейвенсворта, она скрипела зубами от ярости. Но чрезмерный накал чувств скоро прошел, и естественное для Брайони хорошее расположение духа начало возвращаться.
Долгие часы она сидела в своей комнате в одиночестве, размышляя над сложившейся ситуацией. С непреклонной логикой она тщательно анализировала все, что когда-либо знала об отношениях полов. К концу недели Брайони пришла к решению. Прекрасная дама, ухаживавшая за ней, размышляла она, знает кое-что о жизни... Нужно оставаться верной собственным убеждениям. Раньше она слепо принимала наставления матери, вытекавшие из ее квакерства, но мама, с грустью обнаружила она, тоже ошибалась.
Тетя Софи не видела ничего дурного в замкнутом образе жизни племянницы. Кузины считали эту величественную даму душечкой. Она никогда не ворчала и не была чрезмерно любопытной. С искренним удовольствием тетя Софи участвовала во всех развлечениях девушек, но как бдительная дуэнья она оставляла желать лучшего. Эта дама никогда не жалела о своем присутствии на вечеринках, на которые ездили ее племянницы, но переставала уделять внимание своим подопечным, едва доставив их к месту назначения. Тетю Софи куда больше занимали удовольствия в кругу пожилых дам. Заядлая сплетница и закоренелая картежница, она неизменно устраивалась у карточного стола, где проводила большую часть вечера в оживленной болтовне с такими же матронами, которые с увлечением занимались тем, что называли «небольшим риском».
Она приняла за чистую монету объяснение Брайони насчет происшествия, так же, как и данное Рейвенсвортом вполне гладкое описание заботливой дамы, приютившей ее племянницу. Когда она упомянула, что хотела бы посетить этот образец совершенства, проявивший к Брайони такую неслыханную доброту, вежливое упоминание Рейвенсворта о том, что дама уже покинула город, было принято без всяких сомнений. Тетя Софи, которая была родственницей Брайони только через замужество, не отличалась подозрительностью. Не была она и настолько наблюдательной, как хотели бы сэр Джон и леди Эстер. Поэтому, когда Брайони, в конце концов, убедили сойти к общему столу, пожилая дама не заметила, что ее племянница избавилась от всех остатков кружев, которые раньше скрывали округлые возвышенности ее груди.
Харриет обратила внимание на изменения в нарядах Брайони, но тактично промолчала. Она предположила, что унижение, испытанное Брайони, побудило кузину оставить ее строгую приверженность нравственным установкам квакерства. Харриет глубоко переживала из-за унизительного опыта Брайони, но ее восхищение отвагой кузины и ее здравым смыслом перевешивало все остальные, чувства. Ей оставалось только желать, чтобы Брайони согласилась подрезать по моде волосы. Она была уверена, что в современной одежде и с модной прической Брайони будет выглядеть весьма привлекательной.
Первый выезд Брайони в карете ее тети был в маленькую контору в Пимлико для консультации с поверенным Лэнглендов. Обходительному и любезному мистеру Джексону, который с незапамятных времен был агентом ее отца, она объяснила, что намерена обзавестись новым гардеробом для своего первого сезона. Мистер Джексон ничуть не воспротивился. Он знал, как мало дамы Лэнглендов тратили на такие глупости, как платья и безделушки. Он приветливо заверил серьезную юную клиентку, что, как одна из наследников состояния Лэнглендов, она имеет более чем достаточные финансовые средства. Знай он масштабы замыслов Брайони, он наверняка проявил бы большую осмотрительность. Как бы то ни было, Брайони получила инструкции покупать все, что ей необходимо, и присылать счета в контору поверенного. Его обнадеживающие слова вернули ямочки на бледные щеки Брайони.
Харриет была сначала ошеломлена, потом пришла в восхищение. Ей никогда не приходило в голову, что лэнглендская ветвь семьи была богата. Ведя очень скромную жизнь, они никогда не показывали, что имеют больше, чем удовлетворительный достаток, а сэр Джон и леди Эстер и не пытались уточнить это. Брайони объяснила, что признание в богатстве ранит деликатные чувства квакеров. Однако многие из них баснословно богаты, несмотря на огромные суммы, отдаваемые на благотворительность. Это честные, трудолюбивые и надежные люди, добродетели которых, будучи применены в торговле или другом бизнесе, приносили денежное вознаграждение, а ее отец, помимо обширных владений в Шропшире, делал многочисленные вложения в разные компании.
Однако причиной угнетенного состояния духа Брайони был вовсе не страх после пережитого эпизода на улице. Ее спутанные мысли целиком занимало пренебрежение, проявленное к ней на той злосчастной вечеринке. Вспоминая холодный, безразличный прием, оказанный ей при первом выходе в свет, она стонала от унижения. А думая об оскорбительном, презренном предложении Рейвенсворта, она скрипела зубами от ярости. Но чрезмерный накал чувств скоро прошел, и естественное для Брайони хорошее расположение духа начало возвращаться.
Долгие часы она сидела в своей комнате в одиночестве, размышляя над сложившейся ситуацией. С непреклонной логикой она тщательно анализировала все, что когда-либо знала об отношениях полов. К концу недели Брайони пришла к решению. Прекрасная дама, ухаживавшая за ней, размышляла она, знает кое-что о жизни... Нужно оставаться верной собственным убеждениям. Раньше она слепо принимала наставления матери, вытекавшие из ее квакерства, но мама, с грустью обнаружила она, тоже ошибалась.
Тетя Софи не видела ничего дурного в замкнутом образе жизни племянницы. Кузины считали эту величественную даму душечкой. Она никогда не ворчала и не была чрезмерно любопытной. С искренним удовольствием тетя Софи участвовала во всех развлечениях девушек, но как бдительная дуэнья она оставляла желать лучшего. Эта дама никогда не жалела о своем присутствии на вечеринках, на которые ездили ее племянницы, но переставала уделять внимание своим подопечным, едва доставив их к месту назначения. Тетю Софи куда больше занимали удовольствия в кругу пожилых дам. Заядлая сплетница и закоренелая картежница, она неизменно устраивалась у карточного стола, где проводила большую часть вечера в оживленной болтовне с такими же матронами, которые с увлечением занимались тем, что называли «небольшим риском».
Она приняла за чистую монету объяснение Брайони насчет происшествия, так же, как и данное Рейвенсвортом вполне гладкое описание заботливой дамы, приютившей ее племянницу. Когда она упомянула, что хотела бы посетить этот образец совершенства, проявивший к Брайони такую неслыханную доброту, вежливое упоминание Рейвенсворта о том, что дама уже покинула город, было принято без всяких сомнений. Тетя Софи, которая была родственницей Брайони только через замужество, не отличалась подозрительностью. Не была она и настолько наблюдательной, как хотели бы сэр Джон и леди Эстер. Поэтому, когда Брайони, в конце концов, убедили сойти к общему столу, пожилая дама не заметила, что ее племянница избавилась от всех остатков кружев, которые раньше скрывали округлые возвышенности ее груди.
Харриет обратила внимание на изменения в нарядах Брайони, но тактично промолчала. Она предположила, что унижение, испытанное Брайони, побудило кузину оставить ее строгую приверженность нравственным установкам квакерства. Харриет глубоко переживала из-за унизительного опыта Брайони, но ее восхищение отвагой кузины и ее здравым смыслом перевешивало все остальные, чувства. Ей оставалось только желать, чтобы Брайони согласилась подрезать по моде волосы. Она была уверена, что в современной одежде и с модной прической Брайони будет выглядеть весьма привлекательной.
Первый выезд Брайони в карете ее тети был в маленькую контору в Пимлико для консультации с поверенным Лэнглендов. Обходительному и любезному мистеру Джексону, который с незапамятных времен был агентом ее отца, она объяснила, что намерена обзавестись новым гардеробом для своего первого сезона. Мистер Джексон ничуть не воспротивился. Он знал, как мало дамы Лэнглендов тратили на такие глупости, как платья и безделушки. Он приветливо заверил серьезную юную клиентку, что, как одна из наследников состояния Лэнглендов, она имеет более чем достаточные финансовые средства. Знай он масштабы замыслов Брайони, он наверняка проявил бы большую осмотрительность. Как бы то ни было, Брайони получила инструкции покупать все, что ей необходимо, и присылать счета в контору поверенного. Его обнадеживающие слова вернули ямочки на бледные щеки Брайони.
Харриет была сначала ошеломлена, потом пришла в восхищение. Ей никогда не приходило в голову, что лэнглендская ветвь семьи была богата. Ведя очень скромную жизнь, они никогда не показывали, что имеют больше, чем удовлетворительный достаток, а сэр Джон и леди Эстер и не пытались уточнить это. Брайони объяснила, что признание в богатстве ранит деликатные чувства квакеров. Однако многие из них баснословно богаты, несмотря на огромные суммы, отдаваемые на благотворительность. Это честные, трудолюбивые и надежные люди, добродетели которых, будучи применены в торговле или другом бизнесе, приносили денежное вознаграждение, а ее отец, помимо обширных владений в Шропшире, делал многочисленные вложения в разные компании.